"Дом на углу" - читать интересную книгу автора (Синдаловский Александр)

Глава II. Адвентисты седьмого дня

Строительство дома на углу Тополиной улицы и Коринфской авеню идет своим чередом. Впрочем, с точки зрения местных жителей, дом не столько строится, пассивно претерпевая насильственный внешний процесс, как органически растет подобно человеческому организму. Возможно, данный взгляд на вещи обуславливается тем, что жители микрорайона больше рожают и делают аборты, нежели строят и разрушают.

Прочно упершись в фундамент, дом тянется к крыше. После того, как он обзавелся скелетом арматуры, ему предстоит обрасти кожей облицовки. Вслед за физическим развитием начнет формироваться сознание дома — интерьер, скрывающийся за фасадом публичной персоны. Но это в будущем. Пока единственно неоспоримым достижением является тот факт, что от кучи мусора, к которой так привязался мистер Джонс, не осталось и следа.

Теперь во время своей ежедневной прогулки мистер Джонс предпочитает ходить по другой стороне Коринфской авеню, хотя ради этого ему приходится лишний раз пересекать проезжую часть. И это говорит о многом, ибо несколько раз в жизни мистер Джонс оказывался на волоске от гибели под колесами автомобиля. Впрочем, то было в давние, бродяжнические, времена — до того как мистера Джонса подобрала миссис Джонс, тогда еще заурядная мисс Джексон. В микрорайоне, где проживают Джонсы, машины водят медленно и с оглядкой, по причине изобилия стоп-знаков и нехватки дел. Да и вообще, здесь все делают неспеша. Тем удивительнее скорость, с которой формируется и взрослеет дом.

«Что-то тут не так, — рассуждает мистер Джонс со свойственной ему проницательностью. — Куда они так спешат? Нет, голову даю на отсечение: эти варвары строят государственное учреждение…»

В салоне миссис Джонс со звучным названием «Новаторские Волосяные Дизайны» теперь часто заводят разговор о строительстве на углу.

— Что бы они там ни выстроили, да, хоть триста раз Вавилонскую башню! — басит склонная к гиперболам миссис Хендрикс, — все лучше помойки рядом с церковью.

— Помолишься, бывает, — вторит ей миссис Джонс, — выйдешь из церкви на божий свет, а тут по правую руку такое безобразие!

— Вроде никто не заставляет туда смотреть, — подхватывает миссис Хендрикс, не забывая при этом пристально следить за ходом стрижки, — опять же, твой прелестный домик с палисадником напротив, а взгляд так и приковывается к помойке!

— Точно намагниченный! — пытается найти объяснение загадочному феномену миссис Джонс.

Подруги согласны: отныне материальный мир будет наконец-то приведен к общему знаменателю с духовным.

Вот только сам пастор Уайт младший, также регулярно заглядывающий в экспериментальную лабораторию к миссис Джонс, чтобы поддерживать свою благообразную седую шевелюру в рамках, приличествующих божьему рабу и конфиденту, не разделяет восторгов своей паствы. Во-первых, пастор скорее согласен с мистером Джонсом, что убожество материального мира только подтверждает величие духовного и как нельзя лучше символизируется помойкой, на которой рано или поздно оказываются все самые обольстительные соблазны и соблазнительные безделушки. Но даже не опрометчивое ослабление столь важного для церкви контраста беспокоит Уайта младшего. Что если по соседству строят церковь конкурирующей деноминации? Уж, пастор достаточно долго живет на свете, чтобы знать: схожие заведения по неведомой причине вечно лепятся друг к другу. Так что наиболее вероятно отыскать книжный магазин рядом с другим книжным магазином, а кофейню — напротив как две капли похожей на нее кофейни. Видит бог, пастор совершенно не удивится, если под правым боком его истинной баптистской церкви непрошено возникнет какая-нибудь пресвитерианская, кальвинистская или, чего доброго, адвентистов седьмого дня. С тем же успехом, вернувшись однажды вечером после тяжелого рабочего дня в надежде на заслуженный отдых можно обнаружить у себя на кухне бедного родственника. «А что если католическая? — вкрадчиво искушает пастора подозрительный внутренний голос. — А? А? Что тогда?» Но на это пастор незаметно крестится, и голос пристыжено замолкает. «А и пусть, — убеждает себя Пастор Уайт, наблюдая из окна парикмахерской за суетой рабочих. — Все равно народ будет ходить ко мне!» Но тут внутренний голос принимается нести такую околесицу об изменчивости нравов и падкости на новизну, что пастор бледнеет и невольно прикасается рукой к своей седой голове, дабы утихомирить в ней разброд.

— Что-то не так, пастор, — участливо осведомляется миссис Джонс. — Неужели, я увлеклась и отхватила больше, чем следовало?

— Все так, дитя мое, — спохватывается Уайт младший, остерегающийся афишировать свои сомнения (ничто так не искушает, как колебания тех, кому мы вверили свою жизнь). — И, пожалуйста, еще покороче.