Стив Редвуд
Птичья драма

Я проснулся в клетке, которую, судя по запаху, только что привезли с птицефермы, и ничего не мог понять. Я знал, что никогда раньше не был в этой комнате, освещенной сотнями свечей, среди стен, расписанных необычными и несколько зловещими символами.

Я не узнавал ни женщины, смотревшей на меня сквозь прутья, ни мужчины с повязкой на глазах, сидевшего за ее спиной с выражением торжествующего злорадства на той части лица, которая оставалась открытой. Хотя возникало ощущение, что я видел их обоих, и, возможно, совсем недавно.

Может, эта женщина - моя жена? Может, я отказался вымыть посуду? Или слишком небрежно отнесся к своим супружеским обязанностям? Не хотелось ее об этом спрашивать; если это и впрямь моя жена, мое неведение ее оскорбит и вызовет поток брани. Простая клетка не спасет от женского языка.

В растерянности я почесал щеку и нащупал глубокий изогнутый шрам, а также отметил, что губы стали странно жесткими и раздувшимися. Рана как-то плохо зажила, и часть кожи висела свободной складкой.

А, вот и ключ к разгадке моей личности! Шрам меня утешил. Он свидетельствовал о полной опасностей жизни. Я даже задрожал от возбуждения. Возможно, я дрался на дуэли. Мог я быть Робином Темное Дерево [1], прославленным и неумолимым разбойником? Или я Усач Спермий, печально известный пират, который взглядом единственного глаза может лишить мужества самого отважного врага? Вероятно, я дрался на многих дуэлях и, благодаря ловкости и непревзойденному мастерству, никогда не получал даже царапины. Кроме этого, единственного случая, который я неожиданно вспомнил со всей ясностью. В результате трагического недопонимания меня вызвала на поединок таинственная, опасная и крайне чувственная женщина - очень похожая на Кэтрин Зета-Джонс из «Маски Зорро». Конечно, чувство чести не позволило мне поднять оружие против несчастной и беззащитной женщины.

- Никогда, - заявил я самым благородным тоном, - никогда я не подниму свой меч против несчастной беззащитной дамы!

- Негодяй! - вскричала отважная дочь дона Диего де ла Вега. - Ты прикрываешься кодексом чести, но на самом деле тебя удерживает мое прелестно нескромное декольте и прозрачно-мерцающие одежды, которые в свете раннего утра на этой сбегающей к морю лесной полянке, среди покрытых инеем призрачных березок, навевающих горькие воспоминания, под ласкающими меня сладострастными лучами солнца, едва скрывают мои безумно соблазнительные формы от твоих похотливых глаз! К бою!

Да, только благородство удержало меня от защиты, когда женщина ринулась вперед, размахивая тонкой шпагой.

Или солнце намеренно светило мне прямо в глаза?

Внезапная идея осенила меня, как Кандинского когда-то поразила запоздалая мысль. Было что-то знакомое в этой женщине, смотревшей на меня сквозь темные очки, что-то в ее осанке и впечатляющей фигуре… Может, это та самая женщина, которая оставила шрам на моей щеке? Неужели это Елена де ла Вега собственной персоной? Не мог ли я завоевать ее сердце, когда стоял неподвижно, спокойно окидывая ее ироничным взглядом серых глаз, несмотря на стекающую по левой щеке кровь?

Но это воспоминание быстро сменилось другим. Я же астронавт! Капитан Пилчард [2] Неунывающий! Да, теперь я все понял. Боже, я вел поистине напряженную жизнь! Защита Земли от всевозможных мерзавцев Вселенной подразумевает не только язвительные насмешки, шумы в вакууме и странную прическу. Я вспомнил жестоких ублюдков с Куипера и Ван Аллена, задавшего хорошую встряску нашему кораблю; жестокий кашель, подхваченный в туманности Оорт, и последовавшее за этим беспамятство; отвратительные болезни, язвы и раны; страдания от всепроникающих солнечных вихрей.

Но с другой стороны, как много нам довелось увидеть! Пульсары, квазары, двойные звезды, скопления газов, голубые гиганты, красные гиганты, желтые карлики, белые, или «вырождающиеся», карлики…

Я почувствовал страх. Из всех вырождающихся карликов наихудшим был Энгельбрехт [3]. Между нами возникла столь яростная вражда, что люди, стоило им подойти ближе, теряли опору и соскальзывали туда. Был и страшный толстый коротышка, задиристый межзвездный убийца, которому только и оставалось, что опустить голову и прикладывать ухо к земле, что довольно трудно для обитателя «вырождающейся» звезды с эксцентрической до смешного орбитой, отложившей на его личности заметный отпечаток. Он поклялся, что никогда не позволит светилу меньших размеров бросить тень на его жилище. Но после того как красный гигант полностью изменил избранную им систему, ему пришлось отказаться от правого уклона. Для своего первого подвига он выбрал целью привидение с Бетельгейзе с обширным спектром, которое намеревался изловить и запечатать в бутылку. Он даже успел повеселиться на одном из колец Сатурна, но недостаток кислорода пагубно сказался на его разуме, и, опьянев от непривычного звездного времени и духовного вакуума, он принялся рассказывать длиннейшие истории и хвастаться своим могуществом. В итоге его отправили изловить мифологическое существо, чучело коего затем было водворено в Зал Мудрецов Клуба фанатиков-сюрреалистов на его родной малой планете.

Но вот картина воспоминаний опять изменилась. Нет, я все перепутал. На самом деле я - Мускулистый Боец, новый Хемингуэй, спортсмен-космополит, прославленный покоритель рекордов, ветров и сердец, и за мою мужскую доблесть назначена награда, которая увеличивается с каждым успешно и блестяще покоренным дамским балконом. Я изобрел и довел до совершенства загадочно-завлекательный взгляд, интригующий и возбуждающий женщин и девушек. Я обладал вызывающе великолепной мускулатурой и крайне романтической наружностью и манерами. Леди посылали мне воздушные поцелуи, грезили моими бедрами и сдавались при малейшем натиске. Соперники рыдали навзрыд и вызывали меня на дуэли, но ничего не могли поделать. Я предпочитал пропускать ужин и срывать поцелуи. Я карабкался на деревья и швырял каштанами в барона Козимо, пока Кальвино [4] не видит. Я погружался в пучину вод и подглядывал за русалками, плавно, словно во сне проплывавшими мимо, и преследовал их, покачивая бедрами и перебирая ластами. Я гонялся за знаменитыми негодяями и время от времени «клал на лопатки» високосные годы. Ради развлечения я вызывал на соревнование хворых улиток или взбирался в горы в поисках затерянных ущелий и мифов, а также фей, застенчиво прятавшихся в листке клевера с четырьмя лепестками или отдыхавших в старых башмаках. Там, где парят кондоры, я грыз орехи, прихлебывал «карахильо» [5] и делил утехи с горячими южноамериканскими женщинами.

Да, да, теперь я вспомнил, у меня еще есть сводный брат, Химен Саймон [6], который пользовался музыкой и поэзией там, где я применял мускулы и выносливость. Его оружием были томные лютни и страстные мандолины. Путь к женским сердцам он прокладывал при помощи песен и мелодии разбитой арфы, брошенной плачущим Павшим Ангелом. Он, как неустанный ловец, упорно преследовал избранниц по миру, в надежде опутать их сетью, свитой из горячих струн своей души, поймать лассо из затейливых строф и шелковым арканом замысловатых комплиментов! Он обещал ночи страсти в Вене, Сиене, Риме, Париже, Бангкоке, Мекке… Но однажды вечером в Рио он был арестован и признан Опасным Трубадуром. Хитроумные тюремщики представили его перед процессией красавиц Копакабаны, а как только его прославленный язык высунулся изо рта достаточно далеко, отрезали его под корень, надеясь превратить парящие стансы его сингханеддов [7] в тяжеловесные куплеты ямба. Они расплавили золото на кольца, одно из которых сейчас украшает хрупкий пальчик Спящей красавицы. Но поэзия и музыка продолжали изливаться из его глаз, и тюремщикам пришлось выколоть их, лишив беднягу нот и звуков. Они бросили обездоленного страдальца на дороге, обрекая, как они полагали, на боль и страдания, но проходящий мимо энтомолог заметил, что бессмысленные на первый взгляд движения подозрительно напоминают брачный танец пчел. И тогда, обвинив в «Подражании Пчелам Без Надлежащей Необходимости», ему переломали ноги. Теперь он был лишен медоточивых слов, взглядов и движений.

При мысли о его судорожных движениях я вздрогнул и внезапно вернулся к действительности. Злорадное торжество человека с повязкой перешло с его лица на язык.

- А, мистер Иск, - заговорил он, - мне кажется, тебе интересно узнать, что происходит. Людям, которые в начале истории неожиданно для себя оказываются в клетке, это свойственно. Что ж, ты стал жертвой дьявольски хитроумного заговора, воплощенного мной и девицей, с которой я сошелся много лет назад. Присутствующая здесь Катерина Мити-Зонс стала могущественной колдуньей, а ты по ошибке принял ее за женщину с похожей фигурой и фамилией. Ты оказался в клетке, поскольку… как бы это поделикатнее выразить… стал цыпленком, предназначенным мне на ужин в один из ближайших дней. Усач Спермий, Пилчард Неунывающий, Мускулистый Боец, Выродок Энгельбрехт и им подобные - все это выдуманные мной персонажи. Пока ты был в состоянии опьянения, я вливал эти истории тебе в уши, дабы, очнувшись, ты не вспомнил своего имени и не помешал осуществлению заклинания Перевоплощения. Да и в первые часы после пробуждения ты не осознал изменения своего облика и весело проводил время, вспоминая сны. Нельзя не признать, что идея была сверхоригинальной.

- Так я цыпленок? Не писатель и не безумец?

Я не знал, радоваться мне или плакать. Следовательно, то, что я принимал за шрам, было частью клюва, а свободно болтающаяся кожа - петушиной бородкой! В отчаянии я поскреб свой хохолок и издал совершенно немелодичный звук, совсем как Боб Дилан в туманный понедельник.

- Тьфу! У тебя одни амбиции, но нет ни опыта, ни мастерства. Твои рассказы такие же скрипучие, как колени мистера Флэя из «Горменгаста» [8], и искренние, словно улыбка королевы после воистину царственной отрыжки во время рождественской речи. Самые яркие персонажи твоих произведений безвкусны, словно старое пиво. Я - единственный достойный писатель в этих краях. Уверен, ты еще помнишь, что меня зовут Старк Антоним Занахория. Где бы я ни появился, повсюду раздаются хвалебные рукоплескания. Я мастер противоречий, сияю своей рыжей шевелюрой, внушительным состоянием и логическими парадоксами.

- Цыпленок?

Я попытался прекратить трясти головой.

- Да, Кэт наложила заклятие и поместила тебя в эту клетку. Помнишь статью в «Рондда Куотерли», которую ты написал месяц назад? Ты утверждал, что мои работы не стоят и цыплячьего помета, что скорее можно найти самородок в захудалом «Макдоналдсе», чем смысл в моих произведениях. Ты не удивлен, что в твоих «воспоминаниях» так много судов и космических кораблей? Это потому, что ты, сам того не сознавая, взял на борт мои мысли. Но гениальные идеи в голове халтурщика подобны слушателям выступления Фиделя Кастро: они начинают скучать и стараются спрятаться в толпе. А в твоем случае - всплывают на поверхность и соскальзывают с гребешка! Тебе настал конец! В твоей голове остались только собственные, безнадежно сырые идеи, так что, боюсь, пришла пора свернуть тебе шею и отправить на сковородку. Хоть твоя проза и славится неудобоваримостью, надеюсь, окорочка будут на славу.

- Но почему? Чем я это заслужил?

- Тем, что писал так плохо, предсказуемо и без всякого воображения, что возникла серьезная опасность избрания тебя, а не меня, в члены Суонсийской литературной академии [9], поскольку больше всего они опасаются внутренней конкуренции. Вот почему они так превозносят Дилана Томаса и не желают замечать новых поэтов и романистов. Я собираюсь тебя убить, чтобы с уверенностью претендовать на единственное свободное кресло академии и потому что всегда тебя ненавидел. Но убийство людей, даже таких смертельно скучных, как ты, не приветствуется и преследуется законом, даже в Уэльсе. Зато за убийство цыпленка не предусматривается никакого наказания.

- А почему ты носишь повязку? - пропищал я, стараясь оттянуть время.

- Это идея Кэт. Она знает, насколько чувствительна моя душа, а потому предложила завязать глаза до твоего пробуждения, чтобы я не видел, как прольется твоя кровь. Легче жить вместе, если не становишься свидетелем убийства, совершенного твоим спутником. Удивительно, что слепцы, или хотя бы страдающие косоглазием люди, совершают так мало убийств. Знаю, что поступаю не лучшим образом, но я не хочу рисковать, не хочу, чтобы ты меня обошел или отодвинул в сторону. Кэт, прошу тебя, подай-ка мне этого трусливого цыпленка, чтобы я мог его убить, зажарить, разрезать и съесть.

И только в тот момент я неожиданно вспомнил все. Несчастный глупец и не догадывался, что истинными заговорщиками были мы с Кэт!

Я злобно рассмеялся и презрительно приоткрыл клюв.

- Ха, Занахория! Я позволил тебе покаяться, но твое покаяние зашло слишком далеко. Кэт, сними с него повязку!

- Не спеши! - надменно воскликнула она, достала откуда-то сзади толстый манускрипт и положила на колени Старка. Затем она сорвала повязку с его глаз, а я просунул голову между прутьями клетки.

От одного взгляда на меня Старка Антонима тотчас вырвало прямо на рукопись, он содрогнулся всем телом и упал на пол.

- Гляньте на эту морковку! - воскликнул я. - Перед вами не забияка-петух, а птичка намного опаснее! Ты не забыл мое имя - Базил Иск? Перед тобой василиск!

- Что ты кудахчешь, осколок скорлупы? - простонал он. - Это невозможно!

- Если не логически, то хотя бы эмпирически! - каркнул я.

- Лживая распутница! - прохрипел он, обращая взгляд обожженных глаз на Кэт. - Пусть твои соски превратятся в клопов! [10]

- Тихо, болтливый безумец! - отрезала она, пылая негодованием и яростью. - В невинной юности я преклонялась перед тобой, Старк Антоним, восхищалась твоими произведениями, полными пламенной фантазии и резких противоречий; у меня голова кружилась от желания следовать за всеми изгибами и переплетениями твоих историй, где сочные метафоры скрывались в складках шелковисто-страстных сравнений. Моей единственной мечтой было пожертвовать ради тебя своей невинностью и навсегда остаться в твоей жизни. Я даже заранее немного смягчила преграду своей девственности, чтобы ты смог без труда освободить меня от нее окончательно. Но в решающий момент ты украдкой потискал меня, что-то пробурчал, затащил в Бреконские холмы, а потом покинул, чтобы гоняться по всей Европе и покорять своим блеском богатых владелиц салонов. Если бы ты оставил меня в любом другом месте, течение времени сгладило бы мою ярость и унесло с собой тоску, но ты бросил меня в Суонси! Суонси! Там я поклялась не только отмерять свою жизнь и любовь кофейными ложечками, но и отомстить тебе. Потребовалось немало времени, но в конце концов я стала ведьмой.

Я узнала, что и ты, и Базил Иск приедете в Суонси, чтобы представить на суд жюри свои последние работы в надежде занять освободившееся кресло академика, которое по праву должно принадлежать другому писателю. Тогда я устроила вашу встречу в баре «Отрубленная голова англичанина». Я сделала вид, что позабыла обиды. Единственной моей целью было заставить тебя оказаться в моей власти - это, между прочим, несуществующее свойство моего характера, но в данном случае оно стало залогом успеха.

Конечно, передо мной вы с Базилом притворялись, что восхищаетесь друг другом, клялись, что приехали в Суонси с единственной целью - порадоваться избранию коллеги на пост академика. Но еще до встречи я рассказала Базилу о своем плане. Мы решили сделать вид, что он превратится в цыпленка, а на самом деле это будет василиск. Он признался, что опасается собственноручно лишить тебя жизни, но обречь тебя на смерть взглядом в состоянии. Старк, ты ведь тоже испугался хладнокровного убийства человека, зато не считал преступлением свернуть шею цыпленку, да еще с завязанными глазами.

Так вот, когда мы встретились, пока вы двое с фальшивой радостью улыбались друг другу и злословили по поводу остальных членов академии, мы, как и было условлено заранее, напоили Базила допьяна. Ты заполнил его голову своими историями, чтобы окончательно лишить беднягу остатков разума, и помог мне перевезти Базила в мой дом. Я отослала тебя на кухню готовить соус и накрывать на стол, а сама осуществила Перевоплощение. Я тебя заверила, что после того, как цыпленок будет съеден, бульон оставим на потом, а сами возляжем на роскошную постель из его перышек. Ты согласился и, считая себя очень остроумным, даже пошутил: «Почти как в песне Джона Харта, сочинителя блюзов с Миссисипи: „Постели мне на полу, наседка"».

Но вместо цыпленка я и в самом деле сотворила василиска - контактные линзы и весьма модные очки от «Дольче-Габбана» защищают меня от его смертоносного взгляда, а тебя, как я и надеялась, его ужасное оружие заставило облевать собственную рукопись, так что ей не придется предстать перед судом взыскательного жюри. Да и то сказать, жить тебе осталось всего несколько часов.

Пока мой соперник дрожал и стонал от ужаса на полу комнаты, я заливался счастливым кудахтаньем.

- Он получил свой урок! А теперь, Кэт, ты, как и обещала, вернешь мне прежний вид, я займу место в академии, и потом мы сможем обвенчаться в церкви и жить счастливо. У нас будет двое, а может, и трое ребятишек, пошлем их в хорошую школу, где носят приличную форму, они выучат катехизис и найдут свое место в жизни, а позже у нас появятся пригожие голубоглазые внуки, и садик с прудом посередине, и кружевные занавески на окнах.

Я распластал крылья по полу и приветливо потряс гребешком, а потом просунул голову между прутьев и нежно клюнул ее в щечку.

- Пошел вон, никчемный писака, - закричала Кэт, - или я переломаю твои курячьи лапы! Ты никогда не наложишь на меня свои лапы, никогда не отложишь в меня свое яйцо! Прочь, глупая птица!

- Что такое? А как же наш уговор? Что я тебе сделал?

- Что ты сделал? Старк Антоним тебе уже все рассказал! В тебе не больше вдохновения, чем в старом сером носке! Твой безвкусный роман «Любовь среди одуванчиков» стал программным произведением, так же как и невыносимо скучное творение «Закулисные тайны Милтон Кейнс». Трое учителей подали в отставку, лишь бы не изучать эти литературные труды, а четвертый умер у нас на глазах от фатального зевка, пытаясь объяснить скрытый смысл ежедневных походов Этель по магазинам. Мы, девочки, ради разнообразия зачитывались в туалете «Памелой» Ричардсона и учили наизусть пикантные отрывки из книг Джейн Остин. Твои бездушные произведения убили в моей душе романтику, на целый год отсрочили половую зрелость, а соски на моих грудях стали вогнутыми. Моя жизнь была лишена всякого смысла, пока в классе фехтования я не встретила Химена Мускулистого.

- Химена Мускулистого? Ты хотела сказать - Химена Саймона, не так ли? Или Мускулистого Бойца?

- Нет, я сказала то, что хотела сказать. У Старка Антонима сильно развито воображение, и я не могу этого отрицать, но в его душе, как и в твоей, начисто отсутствует романтика. Он нигилист и скептик до мозга костей. А вот Химен Мускулистый - это настоящий писатель, который никогда не мог получить заслуженное признание. Кроме того, он единственный романтик в этом мире, единственный, кто достоин склонить свою прекрасную мужественную голову на мою пылкую валлийскую грудь. И он настолько реальнее всех живущих людей, что Старк в своем воображении бессознательно разделил его на две личности: Мускулистого Бойца, человека действия, и Химена Саймона, поэта-романтика. Под влиянием ревности Старк в своих произведениях всегда убивает его: в одном из романов Боец умирает от заворота кишок, объевшись печенья. А Химен с переломанными ногами был связан и оставлен под палящим солнцем, пока его спина не стала ярко-красной, а потом нагим был вынужден участвовать в бегах быков по Памплоне.

- Но… из твоих слов следует, что мои «воспоминания» реальны, хотя и не принадлежат мне. Не может же существовать в реальности капитан Пилчард Неунывающий! Или его главный противник Энгельбрехт, Вырождающийся Карлик!

Ее улыбка стала более зловещей, чем шахматная доска в плохо оборудованной операционной.

- О, они вполне реальны. После бесчисленных схваток они решили сойтись в последнем, решающем бою - человек и карлик. Сначала они мерялись взглядами - Пилчард сломался первым. Потом бесстрашно набрали в грудь воздуха и были сброшены в лунный кратер Ненависти. Но Энгельбрехт, уроженец карликовой звезды, даже на Луне оказался настолько тяжелым, что при каждом движении все глубже и глубже погружался в почву, а Пилчард из боязни быть захваченным гравитационным полем противника не осмеливался к нему приблизиться. Они были слишком умны, чтобы не распознать патовой ситуации, так что согласились на ничью и были доставлены на борт судейского корабля, где наконец глубоко вздохнули и выразили друг другу восхищение взаимным благородством, после чего стали закадычными друзьями.

Вот почему я выбрала такой путь отмщения. Поскольку Пилчард приходится мне дядей, он спросил, нет ли у меня каких-нибудь идей, как помочь его новоявленному приятелю. У Энгельбрехта возникли трудности с поиском мифологических существ в его части галактики; вероятно, на некоторых планетах их потребляют ради вкусного мяса, вплоть до того, что им грозит полное вымирание. Карлику грозила участь быть выброшенным из Зала Мудрецов Клуба фанатиков-сюрреалистов его родной малой планеты. А этому наказанию должно было предшествовать публичное разоблачение и осуждение, к которому обязаны присоединиться все члены клуба, как друзья, так и враги. Вот почему я превратила тебя не в обычного цыпленка, а в василиска. И ты должен быть польщен: я посоветовала Пилчарду сказать Энгельбрехту, что ты при моем содействии вылупился из Роковых Яиц, описанных Булгаковым. Так что, раз уж ты не стал великим писателем, можешь, по крайней мере, гордиться тем, что стал детищем одного из них.

- О, низкое злодейство! Но я не боюсь, ты сама сказала, что Энгельбрехт слишком тяжел, чтобы двигаться даже на Луне, так что здесь он будет беспомощнее вареной крайней плоти, висящей на крючке в сырой ризнице.

Я понял, что еще нахожусь под влиянием Старка.

- Это осталось в прошлом. Специально ради этой цели Энгельбрехт сел на диету. Сначала он попытался сбросить немного электронов, но, как можно было предположить, по прошествии нескольких дней обнаружил, что его вес не изменился. Тогда он решительно и бесповоротно отказался от углеводов и протонов. После утраты трехсот септильонов последних - а это добрых 300 000 000 000 000 000 000 000 000 атомных единиц массы, - он убедился, что похудел на целый фунт. Согласись, для карлика это не так уж и мало. На прошлой неделе он испытал себя в боксерском поединке и одержал громкую победу над удивительно энергичными напольными часами. Не думаю, что обычный василиск в состоянии причинить ему какое-то зло. Я больше чем уверена, что твой смертоносный взгляд не действует на инопланетян, но на всякий случай купила для него несколько пар контактных линз.

Да что говорить, я только выполняю данное тебе обещание. Я же говорила, что имею определенное влияние в академии и, если ты согласишься помочь в моих планах - а Перевоплощение возможно только при условии согласия со стороны объекта, - я гарантирую, что ты далеко пойдешь! С Энгельбрехтом! Он скоро будет здесь. Если тебе повезет, он появится до того, как Старк начнет вонять.

С этими словами она одной рукой подхватила мою клетку и бросила меня в дверь за своей спиной. Мгновением позже еще дергающееся тело Старка Антонима приземлилось сверху. Я посмотрел вверх и вынужден был тотчас зажмуриться. О, ужас из ужасов! Это был зеркальный зал! Стоило мне на секунду открыть глаза, как я был бы сражен насмерть своим собственным взглядом. Как, спрашивается, оказать сопротивление захватчице, если я был заперт в клетке и не мог смотреть?

Оставалась последняя надежда. Если Энгельбрехт, Пилчард, Химен Саймон и все остальные живут в реальном мире, значит, Усач Спермий и Робин Темное Дерево тоже существуют. Последний едва ли мог бы оказать хоть какую-то помощь; он бесполезен в борьбе против женщины - разве что против нерожденной [11]. Но если это не я получил уродливый шрам от Катерины Мити-Зонс, следовательно, я должен был ожить в памяти скандально безжалостного разбойника Робина. Возможно, в порыве благородства, очарованный и восхищенный нескромным декольте, он мог ее простить, но, добравшись до дома, при первой же попытке побриться, он почти наверняка вернется к присущему ему жестокосердию. А вдруг он уже спешит сюда и мечтает о мести? Если он убьет Кэт, заклятие потеряет силу, и Энгельбрехт, увидев перед собой беспомощного писаку, оставит меня в покое.

Да, это были поистине куриные мечты.

В этот момент за дверью раздался торжествующий возглас, а потом послышались звуки, точь-в-точь соответствующие ситуации, когда вероломная ведьма страстно целует мужчину с меланхолическими губами Макиавелли и легкой хромотой в бразильском духе.

И с претензией на литературную достоверность.

[1] Робин Темное Дерево (или Дарквуд) - персонаж писателя Риса Хыоза, с которым дружит автор настоящего рассказа. - Прим. ред.

[2] Капитан Пилчард - герой сериала «Стар Трек». - Прим. ред.

[3] Энгельбрехт - см. рассказ «День нашей победы над Мартом» в настоящем сборнике и справку об авторах. - Прим. ред.

[4] И тало Кальвино (1923-1985) - итальянский писатель, в числе произведений которого историческая фантазия «Барон на дереве» (1957). - Прим. ред.

[5] «Карахильо» - кофе с добавлением испанского бренди.- Прим. ред.

[6] Саймон - возможно, намек на Саймона Химена, режиссера порнофильмов. - Прим. ред.

[7] Сингханедд - валлийская система стихосложения, в буквальном переводе - «гармония». - Прим. ред.

[8] «Гормен гаст» - роман английского писателя Мсрвина Пика (1911-1968).- Прим. ред.

[9] Суонсийская литературная академия - находится в валлийском городе Суонси. Название города переводится как «Лебединое море», что опять-таки намекает па птичью тему. С другой стороны, и рассказе немало валлийских реалий (не только актриса Кэтрин Зета-Джонс и упоминаемый далее поэт Дилан Томас, но и сам автор родом из Уэльса). - Прим. ред.

[10] В оригинале эта реплика выглядит как рифмованная скороговорка. Подобных моментов в рассказе много, но они практически непереводимы. - Прим. ред.

[11] В буквальном переводе имя героя - «Усы со спермицидом», что обыгрывается также при первом его появлении в тексте. - Прим. ред