"Ничего невозможного" - читать интересную книгу автора (Астахова Людмила Викторовна)Глава 11 Демоны дальних странствийТакого тумана, какой опустился на столицу утром последнего дня нэнил-месяца, не случалось уже лет десять подряд, если не больше. На город улеглась огромная серая туча, насквозь пропитанная влагой, она застила солнце, погрузив Эарфирен в зловещий сумрак безвременья. В просвещенный век прогресса никто уже не верил в то, что пасмурная погода на кайн-нил-нэнил[18] предвещает важные перемены в жизни, которые принято называть судьбоносными, но клирики в храмах все равно зажгли специальные благовония, отвращающие нечисть и нежить, активно охотящуюся в такие моменты на души смертных. Этот горький пронзительный запах преследовал Росса и Фэйм всю дорогу до вокзала Конкруш-Теаль. Выехать пришлось очень рано, кучер в таком густом тумане не мог пустить лошадей быстрее, чем шагом, не рискуя столкнуться с другим экипажем или сбить зазевавшегося прохожего. Сложнее всего было объяснить Кири, куда и зачем одновременно уезжают мама и папа. Малышка, словно почувствовав предстоящую разлуку, проснулась еще до рассвета и сбежала от няньки в родительскую спальню. Она не плакала, но скулила, как побитый щенок. Фэйм украдкой вытирала слезы, а у Росса болело сердце. Насколько бы все упростилось, останься жена дома, под присмотром Лалил Лур, рядом с Кири, в тепле и уюте, думал он. Арис-месяц не самое лучшее время года для путешествия по равнинам Территорий, зимние ветра несут песок из пустыни, ночью морозно, днем жарко и ветрено. Но куда там — Фэймрил каждой жилочкой рвалась к сыну, и заставить ее сидеть в четырех стенах и ждать означало окончательно свести с ума. Другой бы мужчина проявил жесткость и принудил жену слушаться голоса разума, но Джевидж никогда ни в чем супругу не ограничивал. Все деньги от продажи эарфиренской и сангаррской недвижимости он положил на личный счет Фэйм, вписал ее в свое завещание единственной наследницей, словом, сделал все возможное, чтобы после многолетнего пленения в первом браке она снова не почувствовала себя бесправной узницей. Любые траты, любая перестановка в доме, любая блажь, буде такая приключится у благоразумной леди Джевидж, не встречали с его стороны никакого сопротивления. Если Фэйм хотела ехать в оперу или театр, а Россу позволяло здоровье — они ехали, если супруга желала модную обновку — она ее получала тут же. В высшем обществе подобный либерализм в отношении жен, мягко говоря, не приветствовался, но на вольности канцлера глаза закрывались. А в ответ на шутливую подначку императора относительно легкой формы подкаблучничества Джевидж объяснил, что женился для того, чтобы наслаждаться жизнью, а не ради власти. Этого добра ему хватает по долгу службы, а дома хочется покоя и ласки. Профессор Кориней, которому далекие дороги были уже заказаны в силу преклонного возраста, выдал беспокойному пациенту мешок всяческих снадобий и огромный список лечебных предписаний. Их Россу вменялось выполнять по мере сил и возможностей. Теперь склянки неприлично звенели в дорожном бауле, раздражая слух бывшего пехотинца. Фасадом Конкруш-Теаль служило пятиэтажное здание гостиницы «Звезда Востока», изобильно украшенное лепниной и аллегорическими скульптурами Богатства и Плодородия. Богатство изображалось в виде солидного бородатого фермера, а Плодородие — упитанной селянки со снопом в одной руке и поросенком в другой. Помпезное здание следовало объехать с южной стороны по Малой Аллее, чтобы попасть к путям и платформам отправления, специально углубленным на несколько метров ниже уровня прилегающих улиц. Там же находились кассы, зал ожидания, буфет и отдел посылок. Экипаж канцлера нырнул в специальный, перекрытый навесом съезд, пристраиваясь в хвост медленно движущейся очереди из фиакров и фургонов. Под застекленной арочной крышей дебаркадера[19] царили невообразимая суета, шум и гам, свойственные такому беспокойному месту, как вокзал. Снующие туда и сюда носильщики, озабоченные кондукторы, разносчики всякой снеди, торговцы газетами и сувенирами, суровые полицейские и растерянные пассажиры смешались в огромную многоголосую толпу, внушающую человеку непривычному поначалу лишь ужас и смятение. Ничего удивительного, что какой-нибудь провинциал, впервые посещающий столицу Эльлорской империи, впадал в ступор уже на вокзале. Добавьте сюда же горы разнообразного багажа — чемоданы, коробки, саквояжи, каждый из которых снабжен разноцветными ярлыками с указанием пункта назначения, — и получите картину вселенского хаоса. Настоящая вотчина демонов дальних странствий, которые по старинным поверьям поджидают каждого путника на обочинах и перекрестках дорог, чтобы питаться его страхами и волнениями, заставлять совершать глупости и насылать всяческие неприятности. И даже скульптурные Длани Хранящие у самого начала платформы отнюдь не добавляли спокойствия будущим путешественникам. Напротив, ваятель, кажется, сделал все возможное, чтобы у зрителя создавалось впечатление, будто ВсеТворцу самому несколько страшновато за смертных, трясущихся в деревянных коробках, которые тянут за собой гремящие и ревущие, исторгающие пар железные монстры. Поезд, следовавший на восток, отходил за полчаса до полудня, но на него еще нужно было взять билеты. Фэйм с Морраном остались в зале ожидания, а Джевидж и Гриф Деврай отправились в кассы. — Надеюсь, будут билеты первого класса, — вздохнула леди Джевидж. — Впрочем, не важно, главное — мы едем за Дианом. Пусть даже третьим классом. Ехать шесть дней на твердых сиденьях в компании еще семерых посторонних людей Фэйм как-то совсем не улыбалось. — Не переживайте, миледи, — уверил ее мэтр Кил. — Как правило, билеты в первый класс есть всегда, даже когда все остальные уже раскуплены. Экономные эльлорцы предпочитали ездить вторым или третьим, причем не только бедные, но и богатые, состоятельные люди, которым вполне под силу переплатить вдвое за приятную возможность опустить кожаные шторы, защищаясь от слепящего солнца, сходить в уборную во время движения и заказать кофе прямо в купе. Фэйм тем временем засмотрелась на пышную даму, пытающуюся сосчитать своих непоседливых детишек, прежде чем дать им команду на посадку. Достойная матрона шипела на топчущегося рядом плюгавого муженька, стучала зонтиком об пол и выглядела словно рассерженная курица, созывающая своих цыпляток. Очень забавно, но стоит одному сорванцу из ее выводка куда-то запропаститься, как эта «курица» тут же обращается в «тигрицу». И лучше не стоять в это время у нее на дороге. «Я найду Диана и больше никогда не выпущу из виду, никогда не потеряю», — твердила себе Фэймрил, сочувственно улыбнувшись в ответ на смущенную улыбку многодетной мамаши. Дама прекрасно знала, как глупо выглядит со стороны, но дети, ее дети, были важнее производимого на окружающих впечатления. Воображение растроганной Фэйм рисовало сына пятилетним, похожим на одного из детей незнакомки, в таких же бриджиках, ботиночках и твидовом пиджачке, а рядом восьмилетнюю Кири в бархатном платье и клетчатом пальтишке — в прелестном возрасте, когда все девочки напоминают шаловливых котят. Они бы вчетвером — с Россом — сели на поезд и поехали в Нэну. Какие- то шесть часов под пирожки Биби и восторженный визг детей пролетели бы мгновенно… Пока миледи витала в облаках на крыльях фантазии, мэтр Кил внимательно наблюдал за обстановкой. Ему все время казалось, что за ними ведется слежка. Точно определять, когда на тебе останавливается внимательный взгляд, Морран научился профессионально, и это чутье его еще ни разу не подводило. А следовательно, его решение ехать вместе с Джевиджем правильное и единственно верное. Экзорт не стал дожидаться приказа лорда Урграйна или приглашения милорда, первым изъявив желание последовать за подопечным. Он — телохранитель и маг, его знания, его магия обязательно пригодятся. — Я всегда мечтала увидеть Территории, — сказала леди Фэйм. — Росс много рассказывал. Там удивительно красиво. — Милорд — прекрасный рассказчик, — согласился молодой человек. — Хотя, признаться честно, меня больше интересовали не пейзажи, а воспоминания очевидца сражений Кехтанского похода. Лорд Джевидж столько всего повидал. Оказалось, что подопечный не прочь поболтать о делах минувших дней, если задать ему умный и требующий исчерпывающего ответа вопрос. Но для этого надо хорошенько подготовиться, ибо подлезть с просьбой: «А что там с вами приключилось интересненького?» — не получится. Будешь послан со всей солдатской прямотой. Тем временем Росс отправился прямиком в контору «Новой Восточной Линии» — молодой растущей компании, подрядившейся строить столь любезную его сердцу Союзную магистраль. Там билеты можно было взять без вечного столпотворения, какое бывает возле общих касс. Небритого канцлера в поношенной, но добротной шинели, рейнджерской шляпе и высоких, хорошо разношенных сапогах никто из клерков не узнал. Ну, еще бы — на фотокопировальных картинках, публикуемых в газетах, Росс выглядел куда надменнее и был неизменно наряжен в парадный мундир с орденами, а у карикатуристов его физиономия отчего-то выходила более симпатичной, чем в действительности, как бы они ни стремились к обратному эффекту. После недолгих размышлений Джевидж решил оживить старого доброго мистрила Джайдэва, путешественника из Сангарры в Эарфирен трехлетней давности, для удобства повысив его в звании до капитана второй стрелковой роты первого батальона 65-го полка имперских рейнджеров в отставке. Тем паче, теперь они с «мистрис Джайдэв» на самом деле состояли в законном браке. Переписав в учетную книгу имена и фамилии будущих пассажиров, кассир любезно протянул мрачному отставнику три билета, обильную сдачу серебром и посоветовал как можно быстрее сдать вещи в багажное отделение. Хороший совет, но неактуальный. Опытные скитальцы — мистрил и мистрис Джайдэв взяли с собой очень скромный багаж, не рассчитывая, что на диких землях найдется много желающих таскать за ними неподъемные чемоданы по пустыне. — Не лежит у меня душа отпускать вас одного, — проворчал Гриф, повертев в руках небольшие кусочки картона ярко-зеленого цвета, на котором типографским способом были напечатаны: станция отправления, станция назначения, класс билета, его тип, маршрут, цена за проезд, серия и номер. — Слишком уж далеко, хоть и первым классом. Как бы чего не приключилось. — Я буду не один, а с Морраном. Сыщик не сдержал кривой ухмылки: — Вас не поймешь, милорд. Вам ведь только дай возможность прищемить магов. Вы никогда не откажетесь пнуть чародейчиков побольнее, а двух колдунов пригрели, точно родичей. Непоследовательно. — Морран и Ниал не просто маги, — буркнул Джевидж, отбирая билеты назад и пряча их в портмоне. — То есть как? — не понял Деврай. — Они — мои маги, капитан, — с непередаваемо надменным выражением на лице заявил Росс. И надо было знать Джевиджа, чтобы понять, — это действительно очень большая разница. Наверняка и сам Гриф считался «его сыщиком», а значит, частью «его армии». Вот только армия Джевиджа в последнее время понесла потери в живой силе — раненый Кайр Финскотт остался вместе с нездоровым профессором под его надзором и опекой. У Грифа Деврая имелись срочные обязательства перед клиентами, коими нельзя было пренебречь. Поиск пропавших людей требовал от частных сыщиков терпения и настойчивости. И так как бывший рейнджер не мог себе позволить содержать более двух агентов, то приходилось многое делать самому. Последнее дело шло к завершению, Гриф уже напал на след брачного афериста, осталось только взять его с поличным и передать полиции. Вторая половина немалого вознаграждения от двух обиженных дам причиталась сыщику только после заключения беглого негодяя под стражу. К тому же обязательства есть обязательства — их надо выполнять при любых обстоятельствах, как пристало ответственному мужчине. Даже если ему очень хочется бросить все и сбежать на восток. Прочь от суматошного властного Эарфирена — города-господина, от ревнивых мужей, доверчивых вдовушек, наивных провинциалов, разъяренных кредиторов, обивающих пороги любого сыскного агентства. Эх, если бы не синие глаза Лалил, вернее, кабы мис Лур согласилась разделить с бывшим рейнджером не только постель, но и жизнь… Как бы ни злился Джевидж на Фэйм, сколько бы ни бурчал себе под нос относительно парадоксов женской логики, но Гриф искренне завидовал их семейному счастью. Когда супруги один другого стоят, что в норове, что в гоноре, когда один за другим, как нитка за иголкой, то лучшего и не пожелаешь. Профессору — человеку, пожившему на свете и разные виды видавшему, хватило бросить взгляд на сумрачную физиономию милорда и на поджатые губки миледи, чтобы умозаключить, что, мол, то вовсе не Джевидж гневается, то — леди Фэймрил не торопится ему ласково улыбнуться. Гордая потому что. И ведь как точно подметил отрекшийся чаровник. У Деврая тоже глаза имеются, весьма зоркие, к слову. Как не разглядеть, насколько забавные они, эти Джевиджи, и впрямь под стать друг дружке. Идут по перрону под ручку, эдакие две неприступности, молчат обиженно. Но ее пальчики в перчатках впились в его предплечье мертвой хваткой, клещами не оторвешь, а он смотрит вокруг сапсаном-соколом, стережет свою безрассудную супругу пуще всякого сокровища. Носильщик, семенивший рядом до самого вагона, все порывался завладеть баулом Джевиджа, но ничего у него не вышло, и, следовательно, чаевых тоже не досталось. — Думаю, за нами следят, — шепнул сыщику чуть поотставший от супругов Морран. — Маги? — Да. И не только. Я заметил, по крайней мере, двоих из Тайной службы, подозрительно шустрого парня, приехавшего следом на извозчике, и еще одного неприятного господина, похожего замашками на дамодарца. — Дьявол! — сплюнул Деврай. — Хоть все бросай и с вами отправляйся. — Вы все еще не доверяете мне? — обиделся экзорт. Надо сказать, во время недавней ночной эскапады по трущобам Эарфирена Морран завоевал все возможные симпатии со стороны сыщика. Гриф проникся уважением к боевой магии гораздо сильнее, чем во время войны. В Кехтанском походе чародеев использовали в основном для диверсий, их операции были тайными, а штыковые атаки под огнем картечниц доставались простым смертным. Деврай еще в бытность свою капитаном рейнджеров задавался вопросом, почему так происходит, и только спустя столько лет, будучи лично знакомым с главнокомандующим той кампании, узнал правду. Помнится, бывший маршал нахмурился и на пальцах объяснил, что на эльлорских боевых магов была возложена важнейшая миссия нейтрализации магов кехтанских. А не то бы Гриф Деврай в атаку ходил не только под обстрелом картечными гранатами, но и через облака ядовитого газа, от которого легкие человека за три минуты превращаются в кровавую кашу. — Не городите чуши, мэтр, — поморщился сыщик. — Не нравится мне эта слежка, а четыре ствола в любом случае лучше, чем три. — Три? — А вы что ж решили, будто милорд позволит леди Фэймрил оставить на туалетном столике ее любимый револьвер с перламутровой отделкой? — с издевательской усмешкой полюбопытствовал Деврай. — Сам видел, как он его почистил, прежде чем торжественно вручить жене. Они — опытные бродяги. Фэйм к тому же весьма меткий стрелок. Зря ее Росс учил столько времени? Морран смутился, он почему-то считал все эти занятия всего лишь поводом пообниматься в романтическом полумраке тира. Гриф, словно мысли прочитал: по-лошадиному гыгыкнул. Он и сам пару раз заставал парочку, не выпускающую из рук оружия, Целующимися. Застигнутая врасплох, Фэйм с пунцовыми щеками старательно поправляла блузку, а Росс самодовольно ухмылялся. — Джевидж, конечно, большой… шалунишка, но если он чему- то берется учить, то, как правило, доводит начатое до конца. Неумелому стрелку он бы револьвер не доверил, — пояснил сыщик. — Надеюсь, без стрельбы обойдемся. — Вряд ли, — обреченно вздохнул Деврай. — Территории — не то место, где дела вершатся одним лишь словом, там, чтобы тебя правильно поняли, потребна еще и винтовка. А еще лучше — две. Спину прикрыть. — Я понимаю. Я буду стараться. — Уж пожалуйста, мэтр Кил, на ваш Дар вся надежда. Пока Джевидж предъявлял билеты кондуктору, а телохранитель устраивал в купе леди Фэйм и скромный багаж, подошло время прощаться. Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями, а Гриф церемонно поцеловал даме руку, высунутую для такой цели в окошко. — Берегите себя… э… мистрил Джайдэв. И возвращайтесь скорее вместе с Дианом, — сказал сыщик Джевиджу и, сунув в руки магу корзинку с взятой в дорогу снедью, добавил: — Будьте начеку, мэтр! Дожидаться предупредительного звонка, подаваемого за десять минут до отправления, Деврай не стал. Ни к чему эти долгие расставания. Только лишний раз сомнениями терзаться. А зря не остался, поторопился бывший капитан рейнджеров, ВсеТворец свидетель, поторопился. И не увидел, как в последний момент, в другой вагон первого класса села одна пассажирка, некая очень ему близко знакомая барышня. Синеглазая и бойкая. Вспорхнула на подножку яркой бабочкой в своем шикарном манто винного цвета, тряхнула тщательно завитыми кудряшками, очаровав попутно большую половину фланирующих по платформе мужчин. Ох, и повезло кому-то! Ох, и повезло! Ехать с такой красоткой всяк не прочь. Но в это самое время Гриф как раз пересекал центральный вестибюль вокзала Конкруш-Теаль и думал о том, что для него эта история так просто не закончится и, оставшись в Эарфирене, он только отсрочил свое участие в развязке. Что говорит о том, насколько не чужды некоторые проявления смутного дара предчувствия таким закоренелым материалистам, как, например, сыщики. Различить в хаотичных мазках на холсте очертания человеческих фигур без определенной дозы спиртного было невероятно сложно, практически невозможно, но Лласар Урграйн точно знал — мать, изображенная на картине, взирает на них с Его императорским величеством взглядом, полным укора и раздражения. А может быть, виной тому стала тяжелая атмосфера в кабинете и общее уныние, царившее во дворце с самого раннего утра. Обер-камергер лорд Финишей счел необходимым шепнуть лорду командору про расстроенные нервы императора, учинившего личному врачу взбучку на ровном месте и лишившего завтрака детей за, в сущности, невинную шалость. Лласар прекрасно знал о причине дурного настроения Его императорского величества. Затем, собственно говоря, он и явился к Раилу в неурочное время, чтобы попытаться хоть как-то уладить ситуацию или хотя бы свести к минимуму ее последствия для всего Эльлора. Раил сидел в низком мягком кресле возле растопленного камина, всем своим видом безмолвно взывая к деятельному сочувствию. Расстегнутый китель, очки и откупоренная бутылка вина — слишком явные признаки душевных переживаний, чтобы многоопытный командор Тайной службы закрыл на них глаза. Про одежду можно даже не упоминать — привычки профессионального военного неимоверно живучи, ношение очков император втайне считал признаком слабости, не говоря уже про выпивку по утрам. Короче говоря, государь страдал. В основном от уязвленного самолюбия, как считал лорд Урграйн. — Доброе утро, сир! — низко поклонился Лласар. — Доброе… — буркнул Раил и без всякого перехода сообщил: — Официально я отправил Джевиджа в отпуск по состоянию здоровья. Внезапная отставка наделала бы слишком много ненужного шума. А так его отъезд вполне даже объясним. — Абсолютно верное решение, Ваше императорское величество. Это логично — лорд канцлер воспользовался случаем и отбыл на лечение. Кто будет исполнять его обязанности? Трен Кариони? — Он самый. Кому же еще? Урграйн с облегчением вздохнул. Выбор Джевиджа он одобрял всецело и надеялся, что Раилу хватит объективности, чтобы не рушить задумки канцлера… хм… теперь уже фактически бывшего канцлера. — Хотите выпить, Лласар? — неожиданно спросил император. — Не откажусь, — с готовностью кивнул лорд командор. С момента, когда мис Лур примчалась к нему домой посреди ночи и поведала животрепещущую новость, Урграйн очень хотел выпить что-нибудь покрепче черного кофе. Он с нескрываемым удовольствием сделал глоток красного сухого, вдыхая неповторимый аромат, свойственный эктарской лозе. Банально, должно быть, предаваться воспоминаниям о прошлом, испив хорошего вина, но что поделаешь, если в памяти еще жив тот вечер, когда они втроем — принц Раил, Росс и Лласар — обмывали капитанское звание Джевиджа. Все как положено — с девицами, пьяными похвальбами, взаимными заверениями в вечной дружбе, стрельбой по бутылкам и прочими офицерскими забавами. Вопреки всем ожиданиям, девки липли не к принцу — как к самому родовитому и не к Урграйну — как к самому смазливому, а к виновнику торжества — загорелому и счастливому новоиспеченному капитану. Не зря ведь говорят, что счастье — штука заразная. Здоровый и сильный, как бык, Росс Джевидж хохотал во всю глотку и целовал шлюшек взасос, щедро раздаривая свое мимолетное солдатское счастье. Рубашка расстегнута до пупа, подтяжки болтаются по бокам, волосы всклокочены, глаза горят… — Попомните мои слова, господа офицеры! Нас с вами еще ждет великая судьба! Это только начало… только самое начало. Друзья мои! В пьяном кураже он отрубил палашом горлышко у бутылки, а потом, разливая в три кружки вино, проорал на самое ухо икающей, осоловевшей девке в одних только чулках, сидевшей у него на коленях: — Вот так мы и поделим весь мир. На троих! Интересно, запомнила ли шлюха его слова? Потому что у Лласара Урграйна они запечатлелись в сознании намертво. Вряд ли… Шлюхи долго не живут. — Вы тоже не забыли ту ночь? Голос императора, чуть хрипловатый и немного обиженный, вырвал командора из власти минувшего, из хмельного облака, из дней разгульной молодости… — Мы поделили этот мир на троих. По-честному. Не кривил душой бессменный глава Тайной службы, ибо каждому из участников той грандиозной попойки достался в блистательном будущем самый подходящий, самый лакомый ломтик от пирога власти. — Тогда почему? — мрачно спросил Раил. Исподлобья глядел, зло, цепко, будто ударить собрался. «Неужели он не понимает?» — поразился помимо воли командор. — Он и так отдал вам… и империи все, что имел, сир. Разве нет? Император подумал-подумал и согласно кивнул. — Но вам и этого показалось мало — вы потребовали сделать выбор… — Выбор между безупречностью и позором? — надменно приподнял бровь Раил. Лласар потрясенно всплеснул руками, чуть не выронив хрустальный бокал. — ВсеТворец! Надеюсь, ничего подобного вы ему не сказали? Нет? Уже хорошо. Потому что Росс никогда бы не простил такого сравнения. И он не стал выбирать между вашей… Хорошо! Нашей империей и своим собственным сыном. — Его сын родился магом! На ковре расплылось алое пятно. Не выдержал самодержец — выплеснул обиду и вино прямо себе под ноги. Жалобно хрустнул под сапогом тонкий кордейлский хрусталь. Возмущению Его императорского величества не было предела и края. В его представлении — это худшее, что может случиться с любым родителем. И кто же мог подумать, что равнодушный к детям и семейным радостям Джевидж вдруг обнаружит в себе такие запасы отцовской любви и заботы?! Да никто! Даже знавшие его уже четверть века не предполагали, что такой принципиальный магоненавистник решится пройти опаснейший колдовской обряд, лишь бы спасти жену. — Россу всего лишь не повезло, а вы хотели сделать его предателем, сир, — мягко молвил командор и с превеликой грустью подумал, что согласен на сына-колдуна, лишь бы он у него был. — С друзьями так нельзя. «И ни в коем разе не следовало давить на Фэйм». Рассказ Моррана Кила о сердечном приступе, едва не закончившемся для канцлера фатально, произвел-таки на главу Тайной службы должное впечатление. Если Росс из смерти вернулся ради супруги… Воистину, его императорское величество совершил роковую ошибку. В кабинете воцарилась гробовая тишина, и только взгляд матери с необычной картины стал еще печальнее. — Лласар, вы ведь что-то предприняли уже? — Разумеется, — немного снисходительно улыбнулся Урграйн, ровно в той степени, чтобы не оскорбить своего монарха. Росс должен знать, что у него все еще остались друзья, решил лорд командор в тот же миг, когда мис Лур поведала об авантюрных планах Джевиджа. И отправил отважную агентессу следом, снабдив ее неким документом, не только раскрывающим перед Лалил все властные двери, но дарующим ей полномочия, сравнимые разве что с его собственными. Никто не спорит, у Джевиджа и его жены хватит мужества пройти Территории из конца в конец, но пусть у них будет небольшая страховка и надежный дух-хранитель. И не смейтесь, милостивые господа, не смейтесь. Дочь содержательницы борделя подходила на эту роль идеально. Такая в любую нору пролезет, из воды сухой выйдет. А вино Лласар Урграйн, командор Тайной службы Эльлора, допил с удовольствием и государя своего уверил в том, что держит ситуацию с Россом под контролем. Хотя какой может быть, прости, ВсеТворец, контроль, если речь идет о Джевидже? Все повторяется, все возвращается на круги своя — таков вечный закон мироздания. Зима никогда не продлится дольше отмеренного ей времени, планета обязательно повернется к солнцу нужным бочком, и холод отступит. До следующей зимы, естественно. Все сущее уже когда-то было и еще обязательно будет. Но, право слово, не до такой же степени. Нынешняя осень так отчетливо напоминала ту, ужасную и безумную, приключившуюся три года назад. Снова впереди долгая дорога, полнейшая неизвестность и множество опасностей, а рядом Фэймрил, теперь уже не чужая, а совсем наоборот — роднее и ближе не придумаешь. Но как была скрытной Джевиджева родная и близкая супруга, таковой и осталась. Конечно, можно сказать, что различия существенны, ведь вместо студента-медика — телохранитель-маг, но на самом деле и тот и другой — его, Росса Джевиджа, солдаты, его маленькая армия. Опять, к слову, потребовалась армия! Все одно к одному. Значит, три года назад история не закончилась возвращением отобранной магами памяти, умерщвлением главного виновника и торжеством справедливости. Снова арис-месяц настойчиво вострубил в боевой рог и позвал старого солдата на битву, если уж говорить красивыми метафорами, столь неугодными жестокому и прагматичному веку прогресса. А с другой стороны, когда это времена были милосердны к детям своим? Бывший маршал империи проигнорировал осуждающий взгляд жены, когда попросил кондуктора предоставить места в купе для курящих. В дороге он собирался тщательно все обдумать, а с трубкой в зубах делать это на порядок приятнее. Не обязательно даже курить самому, иногда достаточно вдохнуть запах хорошего табака, чтобы направить мысли в нужное русло. Привычка, оставшаяся еще с тех пор, когда он маленьким мальчиком вместе с отцом ездил из Виджмара в столицу. И тоже, кстати, первым классом. Впрочем, тридцать пять лет назад вагоны первого и третьего класса отличались друг от друга не просто отделкой и количеством пассажиров, а как небо от земли. Первые были построены по типу дилижансов: с мягкими сиденьями, крышей, окнами, а последние представляли собой открытую платформу. Хотя Росс тогда не отказался бы и от путешествия с ветерком. Впечатлений осталось море, несмотря на отцовскую манеру превращать захватывающее путешествие в один длинный, утомительный урок естествознания. А ну-ка заставьте девятилетнего мальчишку сидеть смирно и внимать назиданиям, когда за окнами столько всего происходит, на станциях продают леденцы, игрушки и лимонад, вокруг полно незнакомых людей, детей, собак, а локомотив так громко гудит и выпускает клубы пара. Помнится, измучились до крайности оба — и отец, и сын. Мальчишке потом еще и розог перепало за дурное поведение и непослушание. Джевидж усмехнулся своим воспоминаниям. Прошлогодняя поездка на море с маленькой Кири ему двадцатидевятилетнему показалась бы настоящим кошмаром, но в сорок три совсем иное дело — терпения предостаточно, ребенок не раздражает, напротив, добавляет в жизнь радости. А когда, набаловавшись, Кири еще и задремывала на его руках… Словно котеночек пригрелся: теплое тельце, доверчиво прильнувшее в груди, легкое дыхание, безмятежность в густоте ресниц… Одним словом — блаженство! Наверное, потому что в этом возрасте Россу Джевиджу полагалось бы стать дедом, а внуки… Внуки — это уже совершенно другое, чем дети. Спросите кого угодно. Со спутниками по купе, можно сказать, «повезло», в плохом смысле слова. Молодой офицер-кавалерист поглядывал на отставного пехотного капитана с нескрываемым подозрением. Так уж сложилось исторически — пехота и конница ненавидели друг друга на протяжении веков, имея обоюдно полное и законное право на подобные чувства. Всадники, несущиеся на ощетинившийся копьями строй, а фактически навстречу неминуемой смерти, шквал огня со стороны построенных в каре стрелков, встречающий конную атаку, — с одной стороны, а с другой — кровавая человечья жатва кавалеристов, когда строй распался. Человек с саблей верхом на лошади всегда сильнее пешего, хоть он с мечом, а хоть и с ружьем. Джевиджа предрассудки тоже не миновали, тем паче он не единожды встречался с дамодарскими уланами на поле боя. Целая коллекция шрамов на теле — тому живое свидетельство. Упитанному клирику в черном наглухо застегнутом плаще и белой шапке с первого взгляда не пришелся по душе Морран, что тоже объяснимо. Клир с Ковеном вечно на ножах. Высокопоставленный служитель ВсеТворца, если судить по золотому шитью нижнего платья, то рангом не ниже иерейского[20], поджал губы в скорбной гримасе, словно призывая божественные силы в свидетели своего беспримерного подвига — несколько дней в обществе богомерзкого колдуна. А вот третьему сотоварищу по предстоящему путешествию — преподавателю и переводчику с южных наречий мистрилу Дюччи категорически понравилась Фэйм, точнее, ее фигура. Черные глаза учителя маголийского маслянисто заблестели, стоило женщине снять манто. Наглец даже губами причмокнул от удовольствия. В присутствии двух мужчин — мужа и… хм… двоюродного брата — мистрил Люччи не осмелился бы приставать к даме, но пялиться на ее грудь ему никто запретить не мог. Фэйм, не привыкшая к такому повышенному вниманию, инстинктивно прижалась к Россу. «Ага! Вспомнила, стало быть, кто у нас защитник и опора?! — злорадно хмыкнул тот. — Заодно неплохо бы вспомнить, что у жены от мужа не должно быть страшных тайн». И из вредности сделал вид, будто не замечает непристойного поведения спутника. Что поделаешь, если после родов Фэймрил обрела исключительно соблазнительные для мужского глаза формы. Самому зачастую сдержаться удается с огромным трудом. Пусть переводчик помучается немного вожделением, напоминая строптивой женушке об истинной природе всех мужчин. Никакое воспитание не удержит от похотливых мыслей, никакие запреты не остановят. Глазели на приятные округлости, глазеют и будут глазеть. И не только глазеть. Так что назвать атмосферу, царившую в купе номер пять третьего вагона первого класса, дружеской было бы явным преувеличением. Клирик-иерей презрительно отворачивался от мага, который в свою очередь старался оставаться незаметным, кавалерист сосредоточенно читал газету, учитель пускал слюни в сторону чужой жены, а Росс наслаждался осенними пасторалями Эльлора. В последний раз, когда он ехал в этом направлении, времени на любование пейзажами у главнокомандующего не нашлось. Даже в окошко глянуть лишний раз не довелось. И очень зря, потому что на обратном пути контуженый и тяжелораненый Джевидж красотами эльлорских земель уж точно не интересовался. Не до того ему было. Бесспорно, в разгар весеннего цветения эльлорская земля прекрасна, но даже поздней осенью тут есть на что посмотреть, только успевай головой вертеть. Маленькие уютные деревеньки, живописные мельницы, романтичные развалины замков и древних крепостей, старинные храмы, пашни, леса и речушки мелькали за окошком. Все такое ухоженное, обжитое, намоленное, наезженное, родное. Тысячу лет эльлорцы поливали эту землю попеременно потом, кровью и слезами, рожали детей, растили урожай, отстраивались после пожаров и нашествий, взывали к милости богов, а отбыв свой земной срок, ложились в нее и становились прахом, частью ее. В конце концов, Росс Кайлин Джевидж однажды тоже окажется на семейном кладбище, рядом с отцом, дедом и прадедами, и это будет правильно. Но лежаться в гробу одиннадцатому графу будет легко при условии, что на его могилу бросит щепоть земли сын и наследник — Диан Фэймрил Джевидж. Осталось только найти его. Нет, без Великого Л'лэ тут не обошлось абсолютно точно. Нечисть не помогает смертным бескорыстно и не подрабатывает частным извозом для увечных и беспамятных. Вот и не верь в сказки о сделках с Великим Неспящим после этого. Росс недобро покосился на уткнувшуюся в потрепанный томик стихов жену. «Прав Гриф Деврай, когда и в шутку, и всерьез твердит про женщин, что они — источник всех неприятностей. Любишь ее, лелеешь, заботишься, бережешь, а она? «Я не желаю говорить»! Тайны у нее, видишь ли! От кого? От мужа! Погодите, леди Джевидж, я вам припомню секреты и тайны!» — мысленно пообещал осерчавший «мистрил Джайдэв». А уж если он кому чего обещал… Прочитав эти строчки, Фэйм прикрыла глаза и мысленно улыбнулась. Давным-давно почившая поэтесса неплохо разбиралась в мужчинах. Должно быть, поэтому леди Луайджа предпочла вдохновение всем предложениям руки и сердца. И это в век, когда столичные аристократки почитали неприличным иметь менее трех любовников, а мужей меняли как перчатки. Возможно, жизнь леди Луайджи в замужестве была бы более разнообразной, но оставить потомкам несколько поэтических сборников она бы точно не успела. Тут все ясно — или полет на крылах вдохновения, или брачные узы — третьего не дано. Не уживаются узы и крылья потому что. К счастью, перед Фэймрил такого выбора не стояло. Ее таланты не шли далее довольно складного музицирования в семейном кругу, а супружеские узы не тяготили. Миледи бросила быстрый взгляд на мужа: дуется, демонстративно смотрит в сторону, супит густую бровь. Чего и следовало ожидать. Джевидж в этот момент походил на молчаливого мальчика из анекдота, заговорившего лишь тогда, когда на завтрак подали омлет. Все было так хорошо, и вдруг — трах-бах! А у супруги-то, оказывается, свои тайны есть, и она, такая-сякая, не желает делиться ими. И возмущению лорда канцлера нет предела. Предполагается, что тихоня Фэйм устыдится, а затем раскается и признается во всем. Но теория, как всегда, весьма далека от практики. «Длань Благая! Вы еще скажите, что женщине, прожившей в браке с колдуном пятнадцать лет, стоит бояться хмурого вида такого человека, как Росс Джевидж, его осуждающего взгляда или даже слов упрека!» Он по самые брови залился эликсирами, горстями ест лекарства, лишь бы держаться на ногах, готов отречься от высокого поста ради их сына, он пошел против императора, защищая свою семью. Пусть хотя бы вволю позлится, в полной мере ощутит себя патриархом. Право слово, нельзя требовать от мужчины невозможного. «Зачем тогда нужны жены, если на них не гневаться, когда больше не на кого? А мы уж как-нибудь потерпим, как наши праматери. Леди Кайльтэ терпела и нам завещала», — решила Фэйм и снова погрузилась в хитросплетение изящных словес, причудливую вязь образов и метафор, на кои горазда была странная и не понятая современниками поэтесса. Давно, очень давно Даетжина Махавир не выражала вслух сожаления о том, сколь недалеко продвинулись в познании глубинных законов магии за последние триста лет ее коллеги. Ни тебе моментально залечить побои, ни тебе наладить систему качественных порталов так, чтобы шагнувшая в один из них, живая и здоровая чародейка не рисковала лишиться в процессе перемещения некоторых частей тела или самое жизни. Нет ведь никакой гарантии, что сотоварищи по дару не возжелают подстроить несчастный случай. Кое-кто ждет не дождется подходящего момента уже лет сто. Так стоит ли облегчать «доброжелателям» жизнь? Мис Махавир решила, что не стоит, пусть помучаются еще пару веков. И если кто-то думает, будто чародейку легко уязвить парочкой пощечин, он сильно и опасно заблуждается. Разумеется, Джевиджу его грубое рукоприкладство еще припомнится, и не единожды, но если дельце выгорит, то все окупится втройне — и распухшие, как подушки, щеки, и унизительная мольба о пощаде, и тихие смешочки за спиной. Не нужно забывать, что насмешки идут на пользу только тем, кто смеется последним. Посему мэтресса нацепила на слегка помятое личико маску невозмутимости, засучила рукава и принялась за создание портала самолично, если не сказать — собственноручно. Сдержанные ухмылки коллег по Дару только подстегивали ее решимость. Правда, совсем уж без посторонней помощи обойтись не получилось. Сооружение колдовской машины требовало не только знаний, но и умелых рук в количестве, превышающем одну пару. И тут очень кстати припомнилась мис Махавир старая договоренность с Мартом Фергусом — нынешним хокварским деканом. Ему даже объяснять ничего особо не понадобилось. — Мне нужна пара толковых парней со старшего курса, — сказала Даетжина, но подробно разъяснять суть своих изысканий не стала. И обязанный ей доходным местом мэтр Фергус стремглав помчался отлавливать по Хоквару самых толковых. И самых неугодных, разумеется. Опыты магички, как правило, весьма небезопасны, а тут неожиданно выпал повод избавиться от особо строптивых студентов. Все наслышаны, какие нравы царят в ученической среде магических академий, но мало кто знает, насколько опасны для выдающихся учеников их же собственные наставники. Кому охота растить сильного и коварного конкурента, который при первом удобном случае обязательно сведет счеты с недобрым учителем. Маги, как известно, добрыми не бывают. Вкусив напоследок эманаций ужаса перепуганных студиозусов, мэтр Фергус счел миссию выполненной и вздохнул спокойно. Декан даже начал потихоньку мечтать о какой-нибудь фатальной ошибке Даетжины, которая разом избавит его и от могущественной покровительницы, и от неугодных учеников. Например, ее механизм сам собой взорвется. Ай, как было бы славно! Но чародейка рассчитала все четко, словно проверяла каждое свое действие по хронометру. Глупо было ехать следом за Джевиджами на Восток, тем паче, поезда в такую даль ходили отнюдь не каждый день, а пытаться догнать локомотив, пересаживаясь с дилижанса на дилижанс, пустая трата времени и денег. Пока Его высокопревосходительство с супругой и телохранителем любуются из окна эльлорскими пейзажами, а путь до конечной станции Ала-Мурих займет полновесные шесть дней, хитроумная магичка сделает портал и окажется на месте чуть ли не в миг прибытия поезда к пыльному перрону бывшего пограничного городишки. Было бы, конечно, весьма любопытно увидеть выражение лица Джевиджа, если бы Даетжина встретила его у двери вагона… Но нецелесообразно это, просто ребячество какое-то, да и все. Чародейку интересовал ребенок, а в том, что с мальчиком все непросто, она теперь была уверена абсолютно. Не по чистой случайности он родился, не без причин Джевидж все лето метался по Эарфирену, как раненый зверь, и даже Фэймрил похитили по тем же самым соображениям, что и ранее ее малыша. Уэн Эрмаад колдовал над женушкой без дураков, чтобы раз и навсегда, и если кому-то удалось его заклятие снять хотя бы на время… О, этот кто-то должен быть столь же могуществен, сколь и дальновиден. А следовательно, ребеночек у Росса Джевиджа получился необычный, рассуждала мис Махавир. Просто так дитя не крадут из колыбели и на Территории не увозят. Наверное, во всем Эльлоре, за исключением родителей Диана, никто так тщательно не следил за ходом поисков, как это делала мис Махавир. И когда, едва отойдя от безумной погони за похитителями Фэйм, Джевидж в одну ночь решается на такое дальнее и опасное путешествие, вывод напрашивается сам собой. Даже последний недоумок догадается. Приз — младенец Росса Джевиджа, а вот кто первый его получит — родители, неведомый заказчик или самая сильная чародейка Эльлора, — это еще никому не известно. Другой разговор, что доверить такую ответственную миссию, как поиск Диана, магичка никому не могла. Нет и еще раз нет! Только сама, своими силами, своими руками, так сказать. И в данном случае все обстоятельства играли на руку Даетжине: мать и отца будут вести родительские инстинкты, а экзорта-телохранителя — его Дар и парочка не самых слабых артефактов, полученных во временное пользование от Тайной службы, магичке даже делать ничего не придется, только следом идти и быть начеку. Более всего портал напоминал дверную раму, затянутую тончайшей пленкой мембраны. Оно и понятно — от чародея требовалось всего лишь шагнуть в него, как в обыкновенную дверь, чтобы оказаться в нужном месте. За созданием узора ажурной конструкции Даетжина провела немало часов, не говоря уже о том, сколько серебра и платины ушло на нее. Магия — удовольствие дорогостоящее. Голодранец, пусть он по силе равен архимагу, никогда не достигнет высот ремесла лишь потому, что не в состоянии оплатить материалы, потребные для изготовления колдовской машины. Хочешь стать великим волшебником — будь не только самым хитрым, опасным и умным, но еще и состоятельным. Кому-то перепадает наследство, от кого-то откупаются родственники, словом, способов обогащения предостаточно — от женитьбы на приданом до разбоя на большой дороге, как случалось в менее цивилизованные времена. Главное правило… Точно! Не попадаться на горячем! В основном же маги наживали состояния на умелом сочетании честного предпринимательства и нечестного колдовства. Проще всего, разумеется, боевым магам — их сила легко воплощается в железе, бронзе или стали. Не то что колдовство перемещений в пространстве, чья тончайшая сущность имеет сродство лишь с драгоценными металлами. Кстати, при каждом воспоминании о мнемомашине, построенной мэтром Эрмаадом, чародейка только зубами скрипела от зависти и жадности. Сколько туда денег было вложено, сколько труда! Но этому идиоту похотливому не терпелось попользовать с ее помощью свою женушку. После той истории Даетжина оценила имшарскую мудрость — там всех магов мужеского пола оскопляли. Лишенные естественных мужских желаний, они подчас настоящие чудеса творили, за что и ценились южными правителями без всяких оговорок. Впрочем, в Маголи высшими чиновниками тоже зачастую становились евнухи, им отдавалось предпочтение, когда речь шла об управлении обширнейшими землями царства. Особой поборницей женских свобод мис Махавир никогда не являлась, но в последнее время умственные способности коллег- мужчин ее сильно разочаровали. Эксперименты Уэна над супругой еще простительны, должен же он был на ком-то испытывать свое творение, но о чем он думал, когда пошел на поводу у Ольрина Джевиджа и стер память у его беременной любовницы — не понятно. Чародейка еще раз полюбовалась на доделанный портал, обошла его кругом, сверяясь в последний раз с чертежами. «Что хорошо, то — хорошо! — думала она, потирая вспотевшие от возбуждения ладошки. — Осталось только проверить его готовность на ком-то». Естественно, ее не слишком… хм… добровольные помощники, предвидя такой оборот, разбежались кто куда, словно крысы. Оно и понятно, жить-то хочется всем. Даетжина уже собиралась отправиться на поиски самого неудачливого игрока в прятки, но тут судьба сама преподнесла ей мелкий, но приятный подарок. Практически… э… сувенир. — Мис Махавир, к вам визитер. Говорит по срочному делу, — сообщил один из хокварских студентов. Надо полагать, самый отважный из троицы Фергусовых «жертвенных животных». Как его бишь там… Бэрн или Кэрл? — Он представился? — Так точно, мис. Назвался мистрилом Биридой, — бодренько отрапортовал юный маг. И торопливо попятился, заметив акулью ухмылочку патронессы. — Просите мистрила Бириду скорее. Я его уже заждалась. Даетжина поправила жемчужное ожерелье на шее, легонько ущипнула себя за щечки для придания здорового румянца оным, растянула губы в приветственной улыбке и тщательно спрятала хищный волчий блеск глаз. А на ловца-то бегут все кому не лень, аж земля трясется под… копытами. Решение пришло молниеносно. Непреклонный папаша-мститель — это идеальный вариант. Не пройдет портал — невелика потеря, а пройдет… Ну что ж! Он станет острой приправой в круто заваренной каше. И Россу Джевиджу будет чем заняться. — Добрый день, мистрил Бирида! Как я рада вас видеть! Вы просто не поверите! — воскликнула чародейка радостно и кокетливо протянула ручку для поцелуя. Отчего бы мистрилу Бириде было не поверить в столь искреннее проявление дружеского участия со стороны уважаемой мэтрессы? Разумеется, он поверил. Хотя слегка ошалел от радушия оказанного приема. Вот сколько можно безнаказанно унижать мужчину? Вряд ли до бесконечности, ибо любому терпению есть предел. Особенно когда этот предел выглядит как разбросанные по всей спальне предметы женского туалета и несколько строчек на листочке бумаги, придавленном увесистым флаконом дорогих духов: «Дорогой! Скоро вернусь. Не скучай. Целую. Твоя Л.». Куда делась оставившая записку стремительная и неуловимая «Твоя Л.», сыщик вычислил мгновенно. Сапожек для верховой езды нет — раз, оружейная шкатулка пуста — два, а поезд в самом восточном направлении только один, и он уже ушел, так что время совпадает. Задание лорда Урграйна, оберегать Фэймрил Джевидж, никто не отменял — это три. До трех мистрил Деврай считать не разучился. «Дорогой» оказался до такой степени дорог, что его не удостоили даже взмаха рукой на прощание, не говоря уже о чем-то большем вроде обещанного на бумаге поцелуя. На скорое возвращение можно не рассчитывать. Скучать же Грифу Девраю вообще не придется, тем паче теперь, когда «Твоя Л.» отбыла на Восточные Территории с опасной миссией в гордом одиночестве, прямиком в руки бандитов всех мастей, головорезов, дезертиров, угонщиков скота и просто соскучившихся по женскому обществу грязных мужиков. Умом понять, что «Твоя Л.» не пропадет и беспомощной жертвой всякой швали не станет, легко, но заставить себя смириться с положением бесправного полюбовника почти невозможно. Ведь обидно же до соплей, милостивые господа! И не потому, что «Твоя Л.» умчалась в неведомую даль, а потому, что не посоветовалась и хотя бы для вида не признала мужское первенство в праве принимать важные решения. Попинав безвинные нижние юбки, корсажи и шляпные коробки, Гриф кое-как успокоил разгулявшиеся нервы, а затем, пригубив бренди прямо из горлышка, твердо решил, что на этот раз не пойдет на поводу у бессовестной девчонки, вьющей из него веревки вот уже несколько лет. Теперь она будет бегать следом, как… как собачонка, дьявол раздери. Отставной капитан рейнджеров от возмущения даже напиваться не стал. Еще чего?! Разве он — тряпка безвольная?! Гриф рьяно взялся за зловредного брачного афериста и буквально через пару дней прихватил ушлого мужичонку… хм… можно сказать, что на месте преступления. И вовсе не в спальне очередной жертвы, а на пороге банковской конторы, куда волоокий красавчик вел разомлевшую жертву снимать денежки со счета. Правда, изобличив обманщика, Гриф Деврай все-таки дал волю накопившемуся возмущению женской природой. Пострадавшие дамы расплатились с сыщиком не только согласно прейскуранту, но и четвертью часа позора, покуда он клеймил извечную тягу дамского пола к смазливым физиономиям, напомаженным проборам и пустопорожним общениям, в ущерб всякому здравому смыслу, а также во вред репутации и кошельку. Настоящий разнос учинил несчастным простушкам, довел их до слез и воспел похвалу вековой мудрости «ДомоЗакония», четко указывающей женщине ее место. То-то бы мис Лур удивилась, услышь она нечто подобное от великого поборника женского равноправия. Как у всякого прирожденного подкаблучника, у Грифа Деврая приверженность патриархальной старине прорезывалась, едва он оказывался вне поля зрения возлюбленной. К тому же, чего греха таить, в глубине души он гордился, что его Лалил работает на Тайную службу. И не просто работает, а давно уже стала персоной легендарной средь коллег-акторов. На пятый день после отъезда Джевиджей и Лалил Гриф порядком успокоился, разрешил приходящей горничной развесить одежду мис Лур в гардеробе и прибрать им же устроенный разгром в квартире. Говоря откровенно, Деврай честно собирался взяться за новое дело — вывести на чистую воду неверную жену некоего фабриканта — и начал было уже наводить справки о предполагаемом любовнике вышеозначенной дамы. Для этого сыщику пришлось отправиться в весьма респектабельный район, где помимо прочих известных особ проживала незабвенная мис Даетжина Махавир. Сколько бы ни сравнялось лет знаменитой магичке, а жить она предпочитала со всем доступным комфортом. Назвать шикарный особняк домиком старой ведьмы язык бы ни у кого не повернулся. Кованая ограда, модные витражные 0кна на первом этаже, аккуратно подстриженные тисовые кусты — и не скажешь, какое исчадие притаилось за белыми, тщательно оштукатуренными стенами, подумалось Грифу. В это время к дому магички подкатил фиакр, и вышедший из него господин показался сыщику знакомым. Гладко выбритый череп, сизые щеки, глубоко посаженные глаза… «Ба! Да это же мистрил Бирида», — сказал себе Деврай и решил дождаться, когда бывший клиент, знакомство с которым так круто изменило жизнь бывшего рейнджера, выйдет от мис Махавир. А в том, что это рано или поздно случится, сыщик не сомневался. Отец убиенного хокварского чародейчика заплатил извозчику, чтобы тот не уезжал. Ожидание затянулось на пару часов. Но неприятная трата времени вознаградилась чрезвычайно возбужденным видом мистрила Бириды. Тот едва не на крыльях летел над выложенной каменной плиткой дорожкой, заинтриговав Грифа крайне. Отчего такая радость? В чем ее причина? — В «Розу Ашэ-Рими» гони! — приказал Бирида. «А губа-то у ведьминого визави не дура, — оценил финансовые возможности фахогильского гостя Деврай. — Это ж с каких пор провинциальные взяточники так отчаянно роскошествуют?» Даже по столичным меркам номера в знаменитой гостинице стоили за гранью разумного. А уж останавливаться в тамошних люксах позволяли себе либо богатые шиэтранские нобили, либо маголийские принцы. Первые из снобизма, вторые — по незнанию. Увешанные драгоценными камнями, задрапированные в шелка экзотические красавцы привыкли к варварской роскоши апартаментов и есть желали только из золотой посуды, а в «Розе Ашэ-Рими» даже унитазы в уборных позолочены. Подкатив к знаменитой гостинице на пять минут позже Бириды и удостоверившись, что тот скрылся внутри, Гриф не долго раздумывал над тем, с кем поболтать насчет постояльца. Привратник в темно-бордовом пальто с пелериной смотрелся заправским воякой — рослый, с отличной выправкой, несмотря на объемистое пузо, пышные усищи и кривые ноги. — Здравия желаю, — улыбнулся Деврай и как бы в шутку откозырял служивому. Открытый взгляд, мужественная физиономия бывшего рейнджера, а также его легко узнаваемая шляпа и чисто армейские замашки обычно подкупали отставных военных. Вот и привратник не смог устоять перед шальным обаянием сыщика. Люди вообще любят, когда им улыбаются, честно глядя в глаза. Людям нравится, когда к ним относятся с уважением, невзирая на род занятий. А еще им приятно вежливое обращение и участливый тон. Что вовсе не секрет и не великое открытие, если поразмыслить. «Но до чего же прискорбно мало мы в повседневной обыденности пользуемся столь несложным приемом, как доброжелательность и улыбка», — подумалось внезапно сыщику. Он уже давно понял, насколько легко узнать любую мелочь, проявив к собеседнику искреннее участие. Высокомерие, словно глухая стена, отгораживающая благородных и богатых от бедных и простых. Так, по крайней мере, кажется барину, глядящему свысока на ничтожного лакея или горничную-невидимку. Вот только стена эта, если прибегнуть к аллегории, начинается чуть выше развилки ног и уходит в небеса. Господам только кажется, что слуги — глупые твари, такая себе говорящая мебель, а на самом деле вся их жизнь — беззаботная и сытая — проходит на глазах у находящегося в услужении простонародья. Всё-то урожденные хамы знают, обо всем-то ведают. И как хозяин к малолетним шлюхам бегает, и когда госпожа последний раз плод от полюбовника вытравила, и где барчук срамную болячку лечил. Надо только с горничной полюбезничать, угостить хорошим табачком привратника, выслушать жизненную повесть кухарки и посочувствовать прачке, причем сделать это участливо, ибо у простых людей тоже душа имеется, и сердце, и совесть. В одном Гриф Деврай наврал — прикинулся обознавшимся. Дескать, принял незнакомого швейцара за старого приятеля. Но словечко зацепилось за словечко, и через четверть часа бывший капитан рейнджеров и бывший сержант-артиллерист по фамилии Туре стали ближайшими друзьями, обменялись адресами, взаимно пригласили друг дружку в гости и даже нашли общих знакомых. Гриф не скрыл свой род деятельности, честно признался, что следит за господином Биридой, подозревая того в некоем нехорошем деянии при соучастии зловредных колдунов. — Мне этот тип тоже не понравился. На мис Баллай вчера накричал почем зря, совсем до слез довел девочку, — подтвердил Турс. — Понаедут всякие. Нагреб деньги, поселился в приличной гостинице и думает, что ему все можно. — Мздоимец он, от этого и деньги. — Вот-вот! Когда богатство на голову сваливается, а не веками копится, оно сразу голову кружит, — согласился пышноусый привратник. — Вы бы видели, как маголийская принцесса Ньярималь с нашими горничными обращалась. Чисто святая или фея-лаиссмика[21] какая. Говорила тихо, ласково, вежливо, а на ней столько золота и камней, что вся сияет, точно хрустальная люстра, и ходит лишь по лепесткам роз. Все газеты писали о визите высокой гостьи. Любимая дочь правителя Маголи пожелала своими глазами увидеть варварский север, а заодно продемонстрировать благорасположение отца к Эльлору. Живое доказательство того впечатления, которое произвела Южная эскадра на маголийскую политическую элиту. Адмирал Гутторн сделал все возможное, чтобы изнеженные южане запомнили его крейсера и броненосцы. Лорд Джевидж остался очень доволен эффектом, они с миледи ходили на прием, рассказывали потом про каскады драгоценностей экзотических гостей. По правде сказать, на леди Фэймрил бриллиантов было не намного меньше, но это уже дань, которую лорд канцлер отдавал своему тщеславию. У его жены не только самые прекрасные глаза, бархатная кожа и соблазнительная грудь, но и украшения, каких у иной королевы не сыщется. — Вы с мис Баллай переговорите, она этому Бириде прислуживает, — посоветовал словоохотливый артиллерист. — Девушка глазастая, все приметит. — Так я скажу, что от вас, мистрил Туре? — Само собой! А как же иначе-то? Мис Баллай — девица порядочная, она с незнакомым мужчиной болтать не станет. У симпатичной молоденькой блондинки, которая не устояла перед пушистой белой хризантемой и рекомендациями дядюшки Турса, Гриф узнал, что постоялец из сорок шестого нумера — хам редкий, издеватель и грязная свинья в одном лице. И в данный момент сей мерзкий тип договаривается с управляющим о том, чтобы на некоторое время оставить в гостиничном хранилище часть своих вещей, пока сам будет отсутствовать. Причем номер просит за собой не сохранять, а присмотр вещей готов оплатить по двойному тарифу. — Как же это понимать? — удивился Деврай. — А так и понимать, мистрил сыщик, что ваш злодей удумал новое злодейство, — фыркнула обиженная девушка. — Вот так-так! Гриф задумчиво поскреб пятерней затылок, намеренно выдавая растерянность и сомнение. — Вы уж постарайтесь прищучить энтого Бириду, мистрил сыщик, пока он дурных дел не натворил, — настоятельно порекомендовала барышня. — А то, сдается мне, он ближе к ночи съедет. Барахло свое пристроит и будет таков. — Обязательно! — пообещал Деврай, сам не зная, что ему теперь делать. Ведь ничего, кроме смутных предчувствий и предубеждения против пресловутого мистрила Бириды, у Грифа не было. Если бы не его визит к чародейке Махавир, то сыщик и вовсе выбросил бы фахогильца из головы. Но инстинктам дознавательским Гриф привык доверять, поэтому, познакомившись с гостиничной прислугой получше, он с комфортом расположился в каморке у поломойки, из которой открывался вид на центральный вход, и под чай с сухариками дождался появления Бириды. Каково же было удивление сыщика, когда тот почти налегке, с маленьким саквояжиком в руках, направился… Куда бы вы думали? Обратно к магичке. На ночь глядя. Причем с извозчиком расплатился сразу и отослал. «Вот те раз! Это что ж получается, он у мис Махавир ночевать останется? Э?» — не на шутку озадачился бывший рейнджер, и мысли его были весьма далеки от фривольностей. Но вламываться в дом к старой ведьме Гриф не стал, а направил стопы свои прямиком к мэтру Коринею. По мажьим делам лучший знаток — маг. С него и спрос, и отгадки на Биридовы загадки. Его пузатое и лысое великолепие отдыхало после ванны, попивало кофе с гвоздикой и закусывало пряную горечь напитка несколькими сортами сыра, а потому прибывало в благостнейшем расположении духа. — А! Рыцарь тайного и явного сыска? Милости прошу, составьте компанию старому пню, — обрадовалось медицинское светило. — Небось не просто так явились? Специфические вопросы замучили? Ванна, кофе и сыр ни капельки не сказались на проницательности Ниала Коринея. — Не смущайтесь, молодой человек, не смущайтесь, — отмахнулся он пухлой ручкой. — Зачем еще такой занятой человек, как вы, станет топтаться в спальне старика, провонявшей валерьянкой и камфорным спиртом, кроме как по делу. Излагайте. А что оставалось делать? Гриф поведал об увиденном и не успел сформулировать вопрос, как круглое лицо профессора нездорово побледнело, а лоб покрылся испариной. Мелкими-мелкими такими капельками. — Ах, как нехорошо все складывается, как паршиво, право слово, — пробормотал тот встревожено. — Полная задница получается, мистрил Деврай, вот что это такое. Полнейшая, большая и толстая, так я вам скажу. — В каком смысле? — насторожился сыщик, помимо воли еще раз проверив, на месте ли кобура с оружием. — А в таком, молодой человек, что лорд Урграйн прислал мне сегодня записочку, в которой черным по белому отписано про личность заказчика той лихой парочки, которая похитила Фэйм. Угадай-ка, кто настоятельно желал нашей милой девочке страшной смерти? — Бирида! — охнул Гриф. — Не угомонился все-таки, старый мстительный черт. А зачем же он тогда приехал к чародейке? — Зачем, зачем… — проскрежетал обеспокоенный профессор. — За помощью, вестимо. Попросите-ка Лурри сварить мне еще кофею, а я пока пораскину мозгами. Мне, естественно, с Даетжиной силой не потягаться, но мыслить я по-мажески еще не разучился. И додумался все ж таки старый сквернослов, хотя за полным кофейником пришлось еще дважды посылать. — Старая… стерва на мальчонку нацелилась, Десятью Дланями ВсеТворца клянусь. И если я уже не совсем из ума выжил, то Даетжина построила портал куда-нибудь в Ала-Мурих, с нее станется. Но сама она туда без проверки шнырять не станет, никто бы не стал. Она первым Бириду пошлет, а если мембрана портала станет желтой, а не синей, значит, перемещение удалось, и следом в него сиганет сама чародейка. — Дьявол! Проклятие! Что же делать? — Как это что? Ехать следом, догонять Джевиджей, помогать им в меру сил, — уверенно заявил Кориней, по-звериному воинственно шевеля ушами. — Погодите-ка! Сейчас я кое-что принесу. Он величественно выплыл в сопредельную комнату, где располагалась лаборатория и всяческий хлам, и вернулся с тяжелой мельхиоровой шкатулкой в руках. У Грифа от волнения желудок подвело. Неужели отрекшийся маг выдаст ему могучий древний артефакт? — Что это? — кивнул он на сундучок. — Магический амулет? — Ага! Щас! Профессор расхохотался так, что перебудил половину слуг в доме. До слез реготал, до икоты. — Точно! Самая могучая магия! Сильнее ее нет ничего! — провозгласил он и достал из шкатулки толстенную пачку ассигнаций, перевязанную бечевкой. — Экзорцизм будете делать. — Какой еще экзорцизм? — Изгонять демонов дальних странствий, — хрюкнул Кориней и совершенно иным, серьезным тоном добавил: — Все, что имею, Деврай, все отдам, лишь бы кровиночку нашу, крошку нашу малюсенькую, вернуть домой. Так что вы там не экономьте, суйте на лапу кому надо, в каждую жадную пасть кладите, не считайтесь и не мелочитесь. Мне проще под забором сгинуть, но точно знать, что дите мое золотое будет спасено и в когти Даетжине не попадет. Он так волновался, этот пузатый старикан, что заговорил на языке своего детства — на языке прокопченных солнцем и просоленных морем рыбаков: разбитных парней, суровых мужиков и скрюченных артритом дедов, лучше многих высоколобых умников знавших, что в жизни самое важное. |
||
|