"Осенние дивертисменты" - читать интересную книгу автора (Сухонов Сергей Сергеевич)

Глава 6 Два дурака из Москвы – это слишком

Время приближалось к обеду. Алексей вышел на больничное крыльцо подышать свежим воздухом, покурить и подумать. Действительно, ситуация неприлично запутанная, даже при наличии бурной фантазии докопаться до истины весьма сложно.

– Выкрали пожилую женщину. Зачем? Далее совместно с Куделиной увезли свинью. Обнаружен окорок у Кости дома. Куда делась бабка? Откуда они ехали вчера утром? Почему прогуляли два дня? Весьма странная и запутанная история.

Из задумчивости Алексея вывело некоторое движение. На больничный двор не спеша, словно крадучись въехал сорок первый "Москвич". Он был ржавый и битый. Окна запотевшие. Заднее, слегка приоткрыто. Из него струился сигаретный дым. Обитателей салона видно не было. Автомобиль сначала подъехал к приёмному покою, постоял, развернулся и спрятался в кустах, плотно притёршись к больничному забору. Настораживало, отсутствие действий со стороны пассажиров транспортного средства.

– Может, ожидают выписанного из больницы родственника? Нет уже поздно. – Додумать не удалось.

Завыла милицейская сирена. Ещё чрез минуту во двор въехали "Жигули" с мигалкой, боевая машина пехоты, "Волга 3110", карета скорой помощи и ЗИЛ-131, доверху набитый омоновцами. Замыкал кавалькаду милицейский "воронок", изрядно грязный, на лысых покрышках и неприлично шумный. Колонна остановилась в стороне, тогда как санитарная машина стала пятиться к дверям приёмного покоя. Как только створки распахнулись, во двор влетела УАЗ-буханка с прикрученным к крыше штативом и камерой Мстиславск-TV. Из "Москвича" образовалась Светлана Князева. Вслед за ней оператор с телекамерой на плече, крепкого сложения парень в кожаной куртке. В одной руке он держал сотовый телефон, в другой бейсбольную биту. На крышу УАЗа вскарабкался второй оператор. Таким образом, съёмка началась одновременно с двух точек.

– Замечательно, что я не поехал в Пердюнск, – подумал Алексей и несмотря на непогоду, лишь в накинутой на плечи куртке придвинулся к месту событий.

Между тем, журналистская бригада была уже у носилок.

– Товарищ генерал, наши телезрители интересуются, при каких обстоятельствах вами был проглочен стакан? – Лезла в травмированную душу настырная журналистка.

– Оставьте меня в покое, – простонал печальный обладатель коньячной посуды.

– Позвольте узнать, каким образом врачи собираются извлекать его из вашего тела?

– Без комментариев. Без комментариев. Уберите её от меня, – уже закричал генерал, стуча кулаком по носилкам.

Наконец милиция опомнилась. С грузовика попрыгали омоновцы, из "Волги" выскочил разгневанный полковник и жестами стал демонстрировать недовольство подчинёнными. Четыре бойца подхватили носилки с генеральским организмом и бегом направились в лечебное учреждение. Журналистка на ходу пыталась проинтервьюировать несчастного, но милиционеры в достаточно грубой форме стали оттеснять её и оператора от высокопоставленного тела.

– Князева! Вы дождётесь. Упрячу вас в камеру. Посидите неделю на баланде. Зачем голову бойцу испортили? А? Марш отсюда. Папарацци… – губы полковника беззвучно зашевелились в легкоузнаваемой фразе, но громко вырвалось лишь последнее слово -…мать!

– А Вы Фёдор Сергеевич, своими действиями нарушаете права граждан на информационную свободу. Я буду жаловаться на вас в муниципальный совет.

– Да хоть самому черту лысому. Хоть папе римскому. Ох, выпорю я тебя Светка и не посмотрю что дочь.

– За рукоприкладство ответите по всей строгости уголовно-процессуального кодекса.

– Вот это да, – подумал Алексей, – ну и семейка. Вероятно, они не ладят.

Внезапно омоновцы выстроились в две шеренге, тем самым, образовав проход, от УАЗа до входных дверей лечебного учреждения. В коридор из тел работников силового ведомства, шагнул Костя. Был он в наручниках. Сзади тянулась длинная цепь. Противоположенный конец невольничьего украшения крепился к сержанту милиции, смахивающего на борца сумоиста. Последний, преисполненный ответственностью момента, важно шествовал вслед за жертвой милицейского произвола. Алексею вспомнился детский стишок:

– Так, ногами двигай, быстрей, быстрей, – командовал сержант. При этом волочившаяся по асфальту цепь издавала удивительной тональности звук.

– Не лечебное учреждение, а Владимирский тракт, – продолжил аналогию Алексей.

Работники средств массовой информации устремились к задержанному на ходу задавая вопросы.

– Константин Михайлович, на каком основании вас задержали? Это правда, что вами похищена Куделина? Скажите, где она содержится? Вы любите свинину? Какое отношение имеет Русская Православная Церковь к похищению?

– Всё это ложь и сплошное недоразумение, – гремя цепью, выкрикивал арестованный, – его толкал в спину японский борец, норовя пнуть коленкой под зад. Оператор снимал до последнего момента, пока великого русского хирурга не затолкали в подъезд приёмного покоя.

Алексей, не дожидаясь окончания событий на улице, устремился в стены лечебного учреждения. Здесь его встретил Волостных, который закричал, – где тебя черти носят? Всю больницу облазил. Бегом, срочно к Оголтелому.

Преисполненный долгом, Шпекин бросился на второй этаж. Только врачебный сан не позволял припустить галопом.

В приёмной, анестезиолога обожгла гневным взглядом Пятисотко, – Вас только с собаками искать, Василий Сергеевич хотел в розыск подавать.

В кабинете находилось несколько серьёзных мужчин. Во главе стола расположился главный врач, по правую руку полковник, вероятно родной брат. Другие присутствующие, Алексею были незнакомы.

– Присаживайтесь, Алексей Петрович. – Начал разговор главный милиционер, – полагаю, что всё здесь услышанное останется в глубокой тайне.

Безусловно, – с готовностью произнёс Шпекин, а сам подумал, – через час все ваши тайны, обнародуют в выпуске городских новостей.

Дело в том, – продолжил полковник, – что предстоит очень серьёзная и ответственная работа. Она требует высокой квалификации и значительных морально-волевых качеств. Думается, что как истинный патриот вы с немалой долей ответственности отнесётесь к заданию.

Монолог прервал главный врач. – Алексей Петрович, Вам когда-либо приходилось в своей практической деятельности сталкиваться с инородными телами желудка?

– Вообще-то нет, но смею предположить, что наркоз при данной патологии не сложней, чем при банальной холецистэктомии.

– Это вы напрасно, – продолжил Оголтелый, – дело в том, что предстоит операция генерал-майору Михайлову Николаю Ивановичу, проверяющему из Москвы.

– Однако хотелось бы узнать характер инородного тела.

Серьёзные мужчины переглянулись, сидящий слева, по-видимому, главный, положительно мотнул головой. Оголтелый продолжил, – это не совсем традиционное инородное тело. Как бы выразится…, короче это посуда.

– Посуда? Тарелка? Блюдо? Тазик для заливного?

– Нет, вы неправильно поняли. Это всего лишь небольшой стаканчик. Вот такой, – и Василий Сергеевич протянул для ознакомления стеклянного злодея.

Алексей задумчиво покрутил в руках предмет общегородского беспокойства, прикинул анатомию и произнес, – позвольте узнать, а кто будет оперировать?

– Живорезов Константин Михайлович, ассистировать – Волостных Виктор Олегович.

– Что же, бригада более чем достойная.

– Ну, что вы согласны?

– А у меня есть альтернатива?

– Вообще то нет.

– Тогда зачем ненужные вопросы? За мной дело не встанет.

– Молодой человек, прошу вас отнестись к вопросу обезболивания ответственно и серьёзно.

– Да конечно. В таких делах промашку делать нельзя. Организация, где работает пациент, слишком серьёзная.

Когда Алексей вышел, полковник спросил: "Справиться ли? Может лучше священника пригласить?".

– Священник всем нам понадобиться, если что с генералом случиться, – высказал своё мнение Фёдор Сергеевич.

– Да, я не в том смысле. Старого анестезиолога, Фадеева, В СИЗО который.

– Ну, этот вроде ничего. Ординатуру в Москве закончил. Не дурак вроде. Справится, – взял на себя ответственность Василий Сергеевич.

– Да уж, два дурака в один день из Москвы, это слишком.

Прямо из кабинета главного врача Алексей направился в хирургическое отделение. В ординаторской находился Виктор Олегович и Варрава Модестович.

– А, Алексей Петрович. Вы уже побывали у главного врача? – поинтересовался Волостных.

– Конечно и уже в курсе дел наших скорбных. А где сейчас Костя?

– Константин Михайлович, закованный в вериги, находится в предоперационной. Моет руки, обдумывает своё положение и готовится к уникальному хирургическому вмешательству.

– Ему следует поторговаться. Извлечение инородного тела в обмен на свободу.

– Полагаю, ему уже намекнули на неуместность торгов. Если откажешься, пойдёшь в карцер, – как опытный заключённый прокомментировал Костино предложение Сидоренко.

– Это вы напрасно Варрава Модестович, полковник вроде такой интеллигентный, со всеми на Вы, а говорит как красиво: – Вам предстоит очень серьёзная и ответственная работа. Она требует высокой квалификации и не меньших морально-волевых качеств.

– Это вам показалось Алексей Петрович. Один известный писатель по этому поводу изрёк: "На рогах дьявола нимб держится крепче".

– Будем надеяться, Виктор Олегович, что он ошибался. И так, когда начнём операцию?

– Полагаю, минут через тридцать. Надеюсь, операционная сёстра уже подготовила инструменты.

– Что же, пойду собирать у генерала анамнез жизни и болезни. Как сказал Бернард Шоу: "Репутацию врачу создают знаменитости, умершие под его наблюдением".

– Лёша, мы не суеверны, но вероятно следует быть более сдержанным в высказываниях перед хирургическим священнодействием.

Московского сановника расположили в люксовой палате при хирургическом отделении. Пятизвёздочным отелем назвать данное помещение можно лишь с определённой натяжкой. Две кровати по стенам, маленький телевизор "Funai" на пыльном холодильнике и совмещённый санузел за стенкой, с постоянно текущей водой, отчего на дне унитаза образовалась большая коричневая полоса.

Николай Иванович лежал на левой кровати под капельницей и уже не стонал. В его глазах читалась жалость к себе, обречённость и желание скорейшего разрешения страданий.

Алексей вошёл в палату без стука, и после приветствия отрекомендовался: "Шпекин Алексей Петрович – врач анестезиолог-реаниматолог. Буду обеспечивать Вам анестезиологическое пособие".

– Пособие, простите чего?

– Анестезиологическое пособие. Наркоз, одним словом.

– А вы значит анестезиолог? Надеюсь это у вас не первый наркоз?

– Ну, как Вам сказать. Вообще то в Мстиславске первый. Но приходилось много работать в ординатуре.

Внезапно генералу стало абсолютно наплевать на этот город, на молодого, нахального анестезиолога и на собственную жизнь. Хотелось, чтобы всё скорее закончилось. И если предначертано умереть, так пусть так и случиться. Хорошие похороны. Венки. Траурные речи. Слёзы жены и полной идиотки дочки.

– Поживут они без меня, – злорадно подумал посудоноситель, – наплачутся.

Между тем Алексей преступил к сбору анамнеза. Оказалось, что генерал достаточно крепенький для своих сорока семи лет. Перенёс всего лишь две операции, аппендектомию в детстве и гастротомию в прошлом году. Из перенесённых заболеваний свинка в милицейской школе, когда переболело тридцать процентов личного состава и гонорея двукратно. Первый раз по молодости. А второй уже в зрелые годы от прапорщицы с вещевого склада из Иркутска. Лечился вибромицином с трихополом. Жена всё равно прознала и устроила скандал с битьём посуды и лица. Изредка подскакивает давление и аденома мучает.

Послушав трубочкой и измерив, давление, Алексей принялся мять генеральский живот, пытаясь нащупать стеклянный предмет. Но тщетно. Питания милиционер был повышенного.

– Что стакан ищешь? – недовольно пробурчал Михайлов.

– Нисколько. Печень у вас увеличена. И прилично. Сантиметра на четыре. Следует паузу сделать, для алкоголя, хоть на пару месяцев.

После осмотра Алексей вернулся в ординаторскую и уселся писать историю болезни.

Через десять минут дверь приоткрылась и в помещение вошла сестра-анестезист, Светка Креветкина, девка вертлявая и во всех отношениях гнусная.

– Алексей Петрович, – стреляя глазками и манерно гримасничая, начала разговор соратница по профессии, – кислорода осталось половина баллона, закиси азота нет. Остальное я присоединила и включила. Хирурги моются. Больной на столе. Вас спрашивают.

– Скажи что иду.

В предоперационной толпился народ. Человек пять. Все они были одеты в бельё явно не по размеру, поэтому автоматы Калашникова контурировали на них излишне. Из-под халатов торчали ноги в камуфляже. На ботинки надеты тряпичные бахилы. Бритые головы венчали уродливые, бывшие в употреблении колпаки. Маски плотно прилегали к физиономиям, завязки едва сходились на затылках, маячили красные мясистые носы. Абсурдность ситуации подчёркивали, глупые, испуганные глаза, как у жирафа по ошибке заглянувшего в Государственную Думу.

В операционной шла интенсивная подготовка к крупномасштабным оперативным действиям. На столе распласталось тело генерала. Стояла капельница. В организм, медленно и беспрепятственно проникал чудодейственный физиологический раствор. Поблизости находился Костя Живорезов в хирургическом облачении. Поскольку в наручниках оперировать неудобно их застегнули на лодыжках. Длинная цепь соединяла пленённые ноги с руками уже известного сумоиста. Операционного халата шестьдесят шестого размера не нашли, поэтому крупногабаритного охранника облачили в противочумный костюм. Он стоял словно статуя командора. Казалось ещё немного и раздастся голос Дон Гуана: "…о, тяжело пожатья каменной его десницы". Из-под целлулоидного забрала виднелась красная, выражающая высшую степень ответственности физиономия. Содержимое средства бактериологической защиты потело. Выдержать подобного рода пытку может исключительно милиционер, выполняющий приказ.

Алексей зашёл в операционную и по достоинству оценил комичность ситуации.

– Вас Константин Михайлович охраняют как VIP-персону. Ещё немного и вашу замечательную особу будут путать с личностью премьер министра.

– И не говорите Алексей Петрович, но наручники у него вероятно лучше. У меня просто металлические, ему же по должности положены платиновые.

– Это вы напрасно, за два процента такие не заработаешь.

– Ну, это как работать, если по шестидневной неделе, так ещё останется.

– Не разговаривать, – перебил замечательный диалог, вошедший не ниже капитана, – и вообще здесь запрещается…

Что запрещается, никто не понял, поскольку Алексей начал священнодействовать. Для простого человека это просто слова, но для людей просвещённых, близких к анестезиологии и хирургии это музыка, словно токката ре минор И.С.Баха, аж мурашки по спине.

– Премедикация. Атропин, сибазон, фентанил, димедрол.

– Фентанила один?

– Два.

– Вводный. Тиопентал триста. Релаксация. Листенон. Сто шестьдесят. Ларингоскоп. Интубация. Давление?

– Сто пятьдесят на девяносто.

– Отлично, кетамина двести. Дормикум пять. Медленно.

– Двести введено. Дормикум в вене.

Не разговор, а песня. Словно в центр управления полётами попал. Не наркоз, а сказка.

– Можно разрез, – скомандовал Алексей.

Костя взял скальпель и сделал широкий разрез. Тонкой струйкой потекла кровь. Волостных принялся электрокоагуляцией и пинцетом останавливать кровотечение. Живорезов продолжал иссекать старый рубец. Внезапно раздался грохот. Словно шкаф упал. Ещё через секунду на полу в полном недоумении очутился Костя. Оказалось, что повалился боец в противочумном костюме. От вида крови, жары и полноты впечатлений сознание покинуло гигантское тело. Организм низвергся на кафельный пол, несколько раз дёрнулся и затих. Но поскольку низошедшее тело было приковано цепью к ногам мастера, то последовал рывок и хирург, не заставляя себя долго ждать, в полной стерильной амуниции низвергся под стол. На грохот в операционную влетел полковник, в колпаке набекрень, без маски и злой. Понять, что стряслось, было сложно. Поэтому, чтобы не терять времени, он принялся ногами пинать распростёртую и защищённую от чумы тушу омоновца.

– Вставай сволочь! Вставай, – кричал разгневанный начальник, – где Живорезов?

Однако, увидев, что и хирург, на рабочем месте, то есть на полу успокоился. К телу подскочила Светка Креветкина и стащила противочумный колпак. Голова с силой ударилась об пол.

– Ему на воздух надо. Смотрите, какой бледный. Эй, нашатыря принесите – заголосила жалостливая сестра милосердия.

Полковник подошел к организму, наклонился и спросил, – как вы себя чувствуете сержант?

В это момент тело зашевелилось и выполнило несколько странных, конвульсивных, движений. Алексей хотел предупредить полковника, но было поздно. С видом зевающего бегемота, сержант напрягся и полным ртом поделился с полковничьими ботинками полновесным обедом упитанного россиянина. Вырвавшийся в результате замечательного действа звук, органичным симфонизмом слух не ласкал. Содержимое желудка, блюду с праздничного стола в Метрополе также не соответствовало. Его было не меньше трёхлитровой кастрюли. Меню угадывалось. Здесь обретались варёная колбаса, и едва разжёванные макароны.

– Ах, ты сволочь какая. Сколько жрёшь. Обожрался гад. Не вмещается уже, – заорал разгневанный полковник.

Ему пытались объяснить, что при обмороках, рвота есть явление частое, но всё было тщетно. Фёдор Сергеевич орал и топал ногами так, что пол вибрировал, а на первом этаже в терапии осыпалась штукатурка. Рвотные массы, словно брызги шампанского, разлетались по стенам операционной. Наконец сейсмоопасного полковника угомонили. Он приказал вытащить сержанта из операционной. Два бойца прихватили его за ноги, дёрнули и чуть повторно не уронили Костю. Цепь сняли и пристегнули к батарее центрального отопления. Тело волоком, с трудом потащили к выходу, однако когда основная его часть наехала на содержимое желудка, скорость возросла. Великое дело смазка.

Гремя цепью, Алексей вышел в предоперационную мыться повторно. Операционная сестра засуетилась у бикса. Достала стерильный халат и замерла в ожидании. Пришла санитарка. Удивилась количеству и качеству рвотных масс. Цинично выругалась и принялась шваброй убирать останки не переваренной пищи.

Между тем, Виктор Олегович остановил кровотечение и орудовал уже на апоневрозе. Работал достаточно скоро и когда Живорезов помылся, проход в брюшную полость был почти готов.

– Следует отметить, что начало операции, не совсем традиционное, – заметил Костя, входя в операционную, – сроду на полу рабочего помещения не валялся. Дурная примета.

Надев перчатки и густо оросив их спиртом, кудесник скальпеля, сунул руки в образовавшееся пространство. Время шло. Воцарилось напряжённое молчание.

– Что там? – Не выдержал Волостных.

– Ничего нет…, – спокойно произнёс Костя.

– Посмотри, может в кардиальном отделе?

– Смотрел уже. И пилорический весь прощупал. Нету. Чудеса. Вероятно, генеральский организм имеет свои анатомические особенности.

В разговор вмешался Алексей:

– Как написано в одной очень умной книжке, "Лечение генералов – дело не простое, и представляет собой не часть медицины, но всю медицину сдвинутую в генеральскую сторону". Конец цитаты. А от себя добавлю, что для простолюдина благо для них смерть чёрная.

– Кажется…, нашёл, – растягивая слова, сообщил радостную весть Живорезов.

Все облегчённо вздохнули. Заговорили. По операционной пошёл небольшой гул.

– Только не в желудке, – все замерли.

– Где? – выражая нетерпение и недоумение почти выкрикнул Волостных.

– И не догадаетесь. В подвздошной кишке!!!

Действительно, такой поворот событий мало кто предполагал. Приличных размеров стакан протиснулся через привратник. Прошёл в двенадцатиперстную кишку и далее, словно опытный эмигрант, транзитом через тощую внедрился в пределы подвздошной кишки.

– Пути стакана неисповедимы, – заметил доктор Шпекин.

– Предлагаю собрать консилиум, – обратился Костя к присутствующим, – существует два пути извлечения инородного тела. Первый, назовём его традиционным, вскрыть кишку и удалить предмет, доставляющий беспокойство его владельцу. Второй более хлопотный и красивый, но менее травматичный. Будем выталкивать инородное тело по естественному пути не нарушая целостности желудочно-кишечного тракта.

– Костя, а как же пройдём илеоцекальный клапан? Или прямую кишку? – тактично поинтересовался Волостных.

– Ну, уж если стакан проскочил двенадцатиперстно-тощий изгиб, то и там пролезет.

– Не скажите Константин Михайлович, прямая кишка это вам не улица Тверская.

– Ну и не Кривоколенный переулок. Консилиум окончен. Выталкиваем.

После этих слов оперирующая бригада углубилась в брюшную полость генеральского организма. Следует заметить, что процесс извлечения инородного тела дело не простое и порой требует определённых морально-волевых качеств. Задрали простыни. К заднему проходу приставили ответственную санитарку с тазиком. Удаление напоминало доение коровы. Возвратно-поступательное движение проталкивало стакан к естественно-биологическому анусу. С удивительной скоростью пройдена бугиниева заслонка. Оставшееся было делом техники. Хотя и пришлось повозиться на уровне сигмовидной кишки, однако долгожданный и приятный стеклянно-металлический звук, словно удар новогодний курантов ознаменовал начало очередного этапа в жизни генеральского организма. Не хватало оливье, привкуса полусладкого шампанского и огненной пляски фейерверка.

В операционную эпизодически заглядывала голова полковника и задавала один и тот же вопрос, – как там?

Ему отвечали односложно – пока нет. Но после демонстрации обретенного в результате неимоверных усилий предмета, лицо милицейского начальника расплылось в улыбке. Приосанился. Стал поощрять участников уникальной операции, – ну-ну старайтесь.

Стараемся, Фёдор Сергеевич, – начал Костя Живорезов, – однако в тюрьме, где я пребывал последние часы, не особенно стараются. Так пища оставляет желать лучшего, постельное бельё неопределённого цвета. И обращение персонала чрезмерной галантностью не отличаются.

Вам, глубокоуважаемый Константин Михайлович в результате удачной операции условия пребывания улучшим. Будете словно в Америке, к примеру, как Сакко и Ванцетти.

– Не очень удачное сравнение, если учесть печальную концовку их нахождения в системе американского правосудия.

– Полагаю за ваше преступление, – продолжил полковник, – высшей меры не назначат. Тем более найдутся смягчающие вину обстоятельства. Опять же общественность заступиться.

– А вы Фёдор Сергеевич пока и обвинение не вынесли, адвоката не предоставили. Мало того человека обременённого саном в кутузке держите. Что в Епархии скажут? Не пройдёт инцидент для вас даром. Международный резонанс получит дело и прощай полковничий чин.

– Полноте Константин Михайлович, до пенсии доработаю. А там дача, рыбалка, пиво. Что ещё пожилому полковнику для счастья необходимо.

Однако время шло и рассечённые половинки брюшной стенки, словно театральный занавес скрыли от присутствующих деликатную картину генеральских внутренностей. Погасла рампа. Спектакль окончен. Участники и зрители потянулись к выходу. Не хватало аплодисментов и вешалки.

Хирург – кудесник, своим видом являл узника городской теплоцентрали, принимающего с достоинством пенитенциарные страдания. Требовалась лишь кисть умелого мастера, и канонизация мученика бала делом положительно решённым.

Между тем, потенциальный святой, что-то прошептал Волостных. Тот засуетился, достал ключ и отпер стеклянный шкаф с хирургическими инструментами. Затем движением глаз Живорезов подозвал Алексея.

– Скажи Креветкиной, пусть сопровождает генерала вместе с Олеговичем до палаты. Сам же останься в операционной.

Алексею показалось, что назревают решающие события. Он задышал словно конь, выведенный на ипподром в ожидании решительного старта.

Привезли каталку. Несколько бойцов легко перебросили тело начальника с операционного стола на тележку. Процессия двинулась. У изголовья пребывала Креветкина, чуть ниже Волостных. Вперёд ногами, с торчащей изо рта эндотрахеальной трубкой, поверженное наркозом тело, покатили в предоперационную. Когда показалась голова, служители правопорядка застыли по стойке смирно и приветствовали ещё бессознательный организм под козырёк. Внезапно, к всеобщей растерянности с улицы раздались звуки духового оркестра. Исполнению подвергся государственный Гимн. Фривольная трактовка произведения вызывала недоумение.

Большинство присутствующих устремились к стёклам. Однако немногочисленные поклонники устава караульной службы продолжали отдавать честь.

Прямо под окнами, в траурном каре, расположился духовой оркестр. Принадлежность его легко угадывалась. Музыкально-ритуальные услуги состояли из громадного барабана, бас-геликона, трёх труб поменьше и скрипки. Всё стало ясно, когда Алексею удалось рассмотреть чрезмерно ржавый "Москвич 41" и УАЗ-буханку с вызывающей надписью Мстиславск-TV. Чуть поодаль в торжественном молчании застыли журналист Князева с микрофоном и два оператора, снимающие обломок симфонического коллектива на видео.

Фёдор Сергеевич скрипнул зубами и заорал: "Генерала в палату. Вот гадина какая".

Стало непонятно, кому была адресована последняя фраза. Сам же полковник, громко топая ботинками, устремился к выходу, вероятно с целью реформирования репертуара похоронного оркестра. Однако, предвидя идеологическое несоответствие между требованием момента и художественной ценностью произведения, перешел с галопа на рысь.

Между тем, медико-милицейская процессия двинулась по коридору второго этажа. Милиционеры, бестолково толкались у телеги. Будто стадо антилоп, преследуемых львами, правоохранительный хаос имел центростремительную направленность. Санитары в погонах пытались уцепиться за свободное пространство никелированных ручек и в неудобном положении шествовать до палаты. Многим это не удавалось. Было тесно и жарко. Чувствовалось, что в порыве чинопочитания процессия окончательно утратила бдительность. Лишь Константин имел холодный рассудок.

– У меня в столе сотовый телефон, рюкзак с консервами, нож, фонарь и свечи. Вещи принесёшь к кабинету главного врача…, ну знаешь…, где Станиславский в аквариуме и зеркало. После означенных событий поедешь на улицу Пригородный Сад дом 19, квартира 43. Спросишь врача психиатра Низяева Александра Анатольевича. Поможешь ему подлечить преклонных лет женщину. Он расскажет о причине всех событий последней недели. Соберёшь передачу в следственный изолятор, что в районе Коровников, для Клирика. Связь буду поддерживать одностороннюю. Всё с Богом. Сейчас не спеша, выйдешь, плотно прикроешь дверь. После этих слов Живорезов извлёк из предварительно отпертого шкафа обрезную по металлу машинку, внимательно посмотрел на кнопки и пояснил, – у нас не более пяти минут.

Что произошло далее в операционной, Алексей не видел. Он пулей вылетел и сломя голову, бросился по коридору.

Как пожилые люди собирают узелок на предмет собственной смерти, так у Кости в столе ординаторской дежурил рюкзачок на случай тюрьмы. Наряду с перечисленными выше предметами арсенал заключённого включал газовую и бензиновую зажигалки, вяленую рыбу, три банки пива, бутылку спирта, соль, хрустящий картофель, консервы, сервелат, спички, носки, трусы, спортивный костюм и старую кожаную куртку.

Взвалив на спину достаточно увесистый мешок, Алексей побежал к кабинету главного врача. Ждать пришлось недолго. Костя выскочил словно Восточный экспресс из темноты Балканского тоннеля.

– Всё собрал? Уже гонятся. – И не дожидаясь ответа разбежался и со всего размаха треснулся всей массой тела об средневековое зеркало. Стекло не шелохнулось. Алексею показалось, что Живорезов на почве пленения сошёл с ума и спутал зеркало с продолжением коридора.

Вдалеке замаячили фигуры преследователей. Они орали, топали ногами и трясли оружием. Шансов у беглеца было мало. К счастью, с первого этажа, гремя костылями и шумно дыша, произвёл восхождение загипсованный пациент. Он постоял, перевёл дух, а затем совершил весьма необдуманный шаг с лестничной площадки в проём мрачного коридора. Через секунду, вся камуфлированная толпа, в полной боевой выкладке, врезалось в хрупкое тело инвалида. Хворающий организм замахал костылями, причиняя ощутимый урон противнику и, словно городошная бита с небольшим вращением плашмя рухнул на пол. На него повалились камуфлированные преследователи, Мстиславск TV и журналист Князева. Возникли стоны, проклятья и ругательства. Бесформенная куча тел норовила подняться и возобновить погоню. Структурировать действия и возобновить погоню, было не просто. Без должной организации бойцы наступали друг на друга, матерились и вновь падали. Превосходного вида свалка из бритых затылков, локтей и прочих частей организма напоминала известную картину Василия Верещагина "Апофеоз войны". Нелепость ситуации, подчёркивали доносящиеся с улицы, заключительные аккорды государственного Гимна.

Прерванное неожиданными обстоятельствами преследование дало возможность Живорезову переосмыслить обстановку. После неудачной попытки прыгнуть в зеркало пришлось изменить стратегию побега. Стоящая в углу тележка с находившимся на ней телевизором "Рубин" и.н. 737762 адм., превратилась в стенобитное орудие. Он разогнал больничный инвентарь и с силой послал снаряд в ненавистное зеркало. Ещё через мгновение на всю больницу раздался грохот бьющегося стекла. Тысячи осколков полетели на пол. Удивлённому взору зрителей открылась громадных размеров дыра. Телега с телевизором, подпрыгивая, покатилась вниз по ступеням, ведущим в мрачное подземелье. Сводчатый потолок тоннеля пребывал в паутине. Слегка влажные стены в многовековых напластованиях плесени и мумия. Замелькали летучие мыши. Костя устремился вниз за телегой. Бег хирурга был настолько стремительным, что принадлежащие ему коленки выскакивали из-за ушей. Фигура беглеца скрылась в мрачном чреве подвала. Топот ног и грохот беспорядочно катящегося по ступеням механического транспортного средства ещё долго отдавался гулким эхом в сырых подземных казематах.

За всем происходящим с живейшим интересом наблюдал Константин Сергеевич Станиславский. Он наполовину высунул чешуйчатое тело из аквариума, опёрся передними ластами на его край, вращал головой и глазами. Когда всматривался в глубину подземного хода щурился, вероятно был близорук.

Внезапно из черноты подвальной дыры сформировалась неестественная фигура. Пребывала личность с посохом. Словно венценосная особа, обитатель темницы торжественно продвигался вверх. При этом хромал, мелко крестился и шептал неразборчивое.

Было сунувшиеся вдогонку милиционеры, отпрянули, некоторые осенили себя крёстным знамением. В фигуре угадывалось что-то до боли знакомое. Был это майор Битюгов. Имеющаяся одежда уставу не соответствовала. На голове гусарский кивер, зелёная сафьяновая жилетка едва закрывала богатырский живот. Нижнюю часть тела, от посторонних взглядов скрывало несвежее исподнее бельё. Что поначалу было принято за посох, оказалось знаменем шестого гренадёрского полка имени Святого Пантелеймона. Майор плакал и тихо шептал молитву. Крупные слёзы катились по небритым щекам. В глазах отсутствовала прежняя чертовщина, пребывала кротость и смирение. На Руси всегда любили юродивых. Поэтому Битюгова окружили сослуживцы и стали вслух жалеть.

– Вам скоро подполковника дадут.

– Да. Да. – Словно подтверждая слова коллег по мундиру, отрешённо шептал Битюгов.

Идиллию прервал влетевший Фёдор Сергеевич. От греха подальше геморроидального страдальца отвели в кабинет главного врача, где принялись лечить пациента валерианой, и иными не менее эффективными напитками.

Между тем полковник распоясался.

– Что, сукины сыны упустили Живорезова? Вот теперь то я вам оплеух навешаю, – кипятился полковник. – Звёзды посрываю и лычки. Провалили гениально продуманную операцию!

Увидев журналистский корпус, интенсивно снимающий беспорядки в лечебном учреждении, Фёдор Сергеевич пальцем указал подчинённым направление действий. Последние выстроились в каре, шумно выдохнули и под возмущённые крики третьей власти принялись теснить работников "Лейки" и блокнота к выходу.

А полковник, продолжил, – всех в Чечню! На перевоспитание. Отвыкли от большой работы. Хасавюртовский блокпост по вам плачет.

Разнос подчинённых, как способ воспитания продолжался долго. Всё это время Матвеевна мела пол и выносила осколки средневекового зеркала в мусорный контейнер. – Не к добру зеркала бьются, – ворчала кастелянша.

Вскоре принесли фонари и приехали кинологи с Мстиславскими сторожевыми овчарками. Принадлежащий Косте окровавленный хирургический халат, дали понюхать сперва проводникам служебных собак, а затем их питомцам. Запах генеральской крови произвёл на животных весьма странное впечатление. Собаки жались к ногам хозяев и наотрез отказывались следовать в мрачное больничное подземелье. Тогда изменили тактику. Непослушных кобелей пинками загоняли в проём и матом запрещали возвращаться назад. Мат собаки понимали, поставленную задачу нет. Блохастые твари жались к стенам и жалобно скулили. Вскоре снарядили поисковый отряд. Шесть человек с мощными фонарями спустились в нутро подвального лабиринта, побродили и доложили, что ход исследовать невозможно. Нужна карта. Без неё впустую придётся бродить не менее недели.

Братья Оголтелые ругались. Ругались нецензурно. Пытались что-то исправить, но тщетно. Плюнули!

Рабочий день, согласно трудовому кодексу, тянулся к закату. За бесполезностью действий поисковые меры решили прекратить. Собак увели. Приставили охрану. Плотник взялся заколачивать дыру. Ещё через час больница опустела. Вновь горела пятая палата. Цыгане продавали героин напополам с зубным порошком. Товар сомнительного качества достойного спроса не имел. У ворот лечебного учреждения толпился люд ненадёжного свойства. Активизировалась нечисть. Приведения и упыри шалили на втором этаже. Стращали непристойными звуками персонал и обитателей. В аквариуме зевал Станиславский. Больница встала на боевое дежурство. Персоналу настало время исполнять своё героическое предназначение. Обстоятельства известные и безрадостные.

Алексей навестил оперированного генерала. Убедившись в отсутствии ближайших послеоперационных осложнений, дал рекомендации среднему персоналу и поручил московского сановника дежурной службе. Около получаса оформлял историю болезни, ещё раз пробежал глазами лист назначений. Увеличил кратность введения транквилизаторов: "… это чтобы генеральскую башку не снесло", – пояснил свои действия Алексей.

– Это правильно, – согласился дежурный врач.

– А теперь в путь, но вперёд заверну к Сёме Пятисотко. Следует теплей одеться и узнать, где эта улица со странным названием Пригородный Сад.

В городе подмораживало. Первый трудовой день заканчивался. Только сейчас Алексей почувствовал, как устал. Задумался.

– Съезжу к Низяеву и спать. На сегодня событий хватит.

Вероятно следующий день готовит новые приключения. Но это завтра. Однако судьба распорядилась иначе.