Красивое на стройке

Помните: «На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой…»? Описываемые в народной песне события происходили, по всей вероятности, недалеко от тогдашней столицы сибирского ханства — Кашлыка. где дружина Ермака разбила главные силы хана Кучума, возможно, там, в семнадцати километрах от ханской столицы, при слиянии Тобола с Иртышом, где казачий атаман основал крепость Тобольск. Четыре века минуло с тех пор. Город Тобольск невелик и поныне, зато историю имеет богатейшую. Декабристы, народовольцы, марксисты — сотни передовых людей России «знакомились» с Тобольской тюрьмой. Город дал России автора «Конька-Горбунка» П. П. Ершова, замечательного ученого Д. И. Менделеева. Именно Менделеев связывал будущее богатейшего края с железной дорогой. Создавались десятки проектов и умирали на бумаге. Непролазная тайга, топь, мошка, жесточайшие морозы — казалось, не по плечу человеку подчинить себе Сибирь, взять рыбу, лес, редкого пушного зверя, наконец, невиданные запасы нефти, открытые совсем недавно.

Богата «новая история» Западной Сибири. Одну из ее глав «пишут» молодые первопроходцы — строители железной дороги Тюмень — Сургут — Нижневартовск. Пока стальная тропа уходит на Север, туда же идут грузы — строительные материалы, инструмент, оборудование. А скоро в обратном направлении пойдет нефть и драгоценная древесина среднего Приобья. В древнем Тобольске вырастет огромный нефтехимический комплекс.

Так уж устроен человек, что, решая задачи, казалось бы, чисто утилитарные — покорение тайги, освоение нефтяных богатств, — окружает он себя красивыми зданиями, слагает прекрасные песни. Сурова природа, неуютен сибирский край. Но вместе с дорогой, таежными поселками, нефтепромыслами и заводами шагает в тайгу красота.

В Тобольске построен новый вокзал. Белокаменным называют его тобольчане и приезжие. Это старое русское слово соединяет в себе прочность, основательность сооружения, красоту и верность народным традициям А «начинался» вокзал еще в 69-м году.

— Как закладывался первый камень? — наш вопрос одному из авторов проекта, художнику Герману Черемушкину.

— Поскольку вопрос обращен к художнику, то, думаю, его следует понимать не буквально. Люди ходят, ничего не подозревая, по лесу, полю, площади, прокладывают любимые тропинки, а где-то в мастерской художника, архитектора уже набрасываются эскизы дома, вокзала, дворца. Может, отсюда идет высокая ответственность архитектора, художника-монументалиста. Сомнения и страх, колебания, переделки, десятки новых эскизов. Графический проект, объемный макет — и снова поправки и новые варианты. В самом деле, ведь зданию стоять десятилетия, может быть, века, а монументальное панно, скажем, «не снимешь» со стены, как рисунок или гравюру. И вот, когда все сомнения позади, а твой проект в камне, стекле, бетоне, гипсе, в металле, смальте и красках стал поперек «любимой тропинки» человека, когда уже изменить ничего нельзя (шутка ли, 26 метров высоты, гектары площади того же Тобольского вокзала стали на пути), именно тогда авторы держат главный экзамен. Удалось ли увлечь людей своим замыслом, запечатлеть время, эпоху, заинтересовать прошлым, достичь убедительности, сконцентрировать внимание на главном? Одним словом, принимает ли зритель — в данном случае житель Тобольска, строитель дороги, нефтяник, командировочный — твою работу?

Но я так и не ответил на ваш вопрос. «Первый камень» в основание Тобольского вокзала лег в 1969 году. Впрочем, если считать ab ovо («от яйца»), то правильней будет назвать начало шестидесятых годов. Тогда я ездил по трассе Абакан — Тайшет по заданию ЦК ВЛКСМ. Та комсомольско-молодежная стройка — старшая сестра нынешней дороги Тюмень — Нижневартовск. Кстати, многие строители, закончив Абакан — Тайшет, перебрались в Западную Сибирь, где все начали «с нуля». Так вот в Тайшете я познакомился с новосибирским архитектором Владимиром Авксентюком. Будучи архитектором, он страстно увлекался живописью, графикой. Я, наоборот, работая как график, тяготел к монументальным, крупноформатным рисункам, измеряемым метрами. Впрочем, я стараюсь и графические работы делать таким образом, чтобы они без «перестройки» могли вписаться в архитектурный комплекс. Общие художественные вкусы, ну и, конечно, молодость, громадная молодежная стройка — все это сблизило нас. Тогда же мы впервые заговорили о совместной работе. Однако разговоры так и остались разговорами. И вот в 69-м, когда я работал над большим керамическим циклом убранства Дворца культуры завода имени Чкалова в Новосибирске, Владимир «атаковал» меня Тобольским вокзалом.

Соответственно, особых усилий со стороны моего товарища не потребовалось: я сразу же согласился работать над проектом. Понимаете, это ведь не кафе или кинотеатр, которых могут быть в городе десятки. Вокзал — ворота, лицо города. Для художника это очень важно, почетно, ответственно — запечатлеть свое понимание века в монументальном сооружении такого масштаба. Ну, как то самое дерево, посадив которое, по выражению древних, можно считать свою миссию на земле выполненной.

— Герман Вячеславович, судя по отзывам тобольчан, ваш белокаменный вокзал «принят». Однако каждое произведение искусства, его «сверхзадача» понимаемы неоднозначно. Проще говоря, сколько людей, столько и мнений: каждый элемент, каждая фреска, рельеф, композиция трактуются человеком в зависимости от его художественных пристрастий, степени воображения, характера, возраста, даже рода деятельности. Причем эта трактовка не всегда совпадает с художническим замыслом. Может быть, поэтому людям всегда интересно знать, что хотел выразить, сказать художник своим произведением. Под картиной зрители всегда ищут ее название прежде чем слушать музыкальное сочинение, хотят знать, как озаглавил его автор, — стихотворение с тремя звездочками над ним у некоторых вызывает досаду. Итак, ваше «заглавие»?

— Пересказывать симфонию либо стихотворение — задача, на мой взгляд, неблагодарная, да и не нужная: у искусства свой язык, своя логика, отличная от языка, скажем, четких формул, аксиом и доказательств науки. Тем не менее, если бы нас с Владимиром Авксентюком попросили «озаглавить» свой проект, в самом общем виде это звучало бы так: от прошлого — к настоящему — в будущее.

Попытаюсь высказаться яснее. Человек едет сквозь тайгу. Блеклые краски, унылая серая картина — болота, перелески. Но вот поезд подошел к Иртышу Высокий противоположный берег сплошь покрыт свечками сосен, уступами, уходящими вверх. Лес занимает весь горизонт, и лишь слева, на самой круче, — белое двухступенчатое (собор и колокольня) пятно.

Вот уже мост остался позади, снова тайга, и вдруг человек видит ту же картину: белые пилястры высотной части вокзала прорезаны вертикальными линиями стекла, под ступенчатым козырьком расположилась тоже белая, но протяженная часть здания. А позади все те же сосны взбегают к небу.

На снимке вверху идет монтаж вокзальных часов. Внизу: фрагмент оформления часов — «Рыбы».

По мере приближения пилястры и окна, как мехи гармошки, сжимаются, и вот уже на торце высотной части вы видите герб Тобольска. Поскольку герб — визитная карточка города, скульптурное изображение старого герба, утвержденного еще Екатериной, имеет новое обрамление. Над гербом три нефтяных вышки, в которых «заплутался» хозяин тайги — медведь. Справа и слева — свечи елок. На одной — белка, на другой — соболь. Внизу — три всадника с пиками, символизирующие дружину Ермака. Поднявшись на несколько ступеней — три золотых козырька над головой повторяют зубчатую линию сбегающих от вершины елочных «этажей», — вы попадаете в просторный беломраморный зал. Левая стена — букет цвета. Вы еще не видите, что там изображено, но невольно улыбаетесь: после мрачной тайги ярким краскам улыбаешься просто так, беспричинно. Подойдя ближе, замечаете детали мозаичной композиции. Три руки как бы преподносят вам дары тобольской земли. Колба — символ большой химии, завтрашнего Дня Тобольска, колос — сибирский хлеб, рыба — богатство рек. Все вещи орнаментальны, панно воспринимается как большой яркий ковер, что, по нашему замыслу, должно придать всему залу теплоту, домашность. И в то же время части композиции предметны, их условность призвана познакомить с настоящим и будущим тобольского края.

Скромная строгая лестница ведет вниз, в кассовый зал, для отделки которого применен серый мрамор. Большой проем позволяет как бы увеличить высоту «серого» зала, наполнить его воздухом и светом. Выйдя из нижнего зала, вы попадаете на площадь; за площадью тайга, где скоро вырастут производственные и жилые корпуса комбината по переработке нефти. Главный элемент художественного оформления здания со стороны площади — часы на торцевой стене высотной части. Такое решение естественно: попав на привокзальную площадь, человек прежде всего ищет часы. Циферблат представляет собой солнце, обрамленное знаками зодиака. Причем «Весы» — две чашки на коромысле — как бы «уравновешивают» день и ночь. 

Человек, покидающий город, следует, как я себе представляю, таким маршрутом: выйдя из автобуса на привокзальной площади, первый взгляд бросает на часы — что сейчас делают товарищи там на буровой или на комбинате? Сколько времени до поезда? Когда буду в Москве, Ленинграде, Киеве? Когда вернусь назад, чашка весов «ночь» значительно «перетянет» чашку «день». И так далее… Затем отъезжающий, поднявшись на несколько ступенек — учтена торжественность в этом подъеме, приподнятость, значительность момента: не каждый день уезжать приходится! — попадает в кассовый зал. Билет взят, лестница выводит наверх. Ковер-панно приковывает взгляд: нефть, колос, рыба, тайга — это жизнь, пусть трудная, но с которой не можешь расстаться так просто. «Что делают сейчас товарищи буровики? Комары, небось, заедают? А я сяду в поезд, до свидания — еду к Черному морю. Ни морозов, ни комаров. Только знаю, через неделю потянет назад…»

— Вы так живо описали размышления пассажира, что хочется сейчас же купить билет и ехагь в Тобольск…

— Картинки, «проигранные» сейчас, — результат коллективного творчества, поэтому, наверно, и убедительны. Прежде чем проект был утвержден, мы советовались и с коренными сибиряками и с молодежью, приехавшей строить трассу железной дороги Тюмень — Нижневартовск, добывать нефть, лес, рыбу. Нам не давали рецептов, как оформлять вокзал, какие элементы графики, скульптуры, мозаики использовать. Высказывались «идеи», которые предстояло воплотить в художественные образы, перевести на язьж знаков. Так что все мною рассказанное не случайно выдумано, а найдено закономерно.

Новый вокзал Тобольска.

— Кстати, Герман Вячеславович, вы упомянули комаров. Эти «двухмоторные», как их в шутку называют на трассе, насекомые тоже включены в скульптурную композицию. Соединимы ли символы огромного человеческого труда, монументальная скульптура и какие-то мошки?

— Мне кажется, «двухмоторные» комары органично вписались в архитектуру здания. С одной стороны, комар в обрамлении герба — это шутка художника, ставящая целью вызвать добрую улыбку. Но комар и строго функционален в нашем замысле. Это насекомое — неизменный спутник первопроходца, такой же символ романтики, как палатка и первый колышек. Строго говоря, комар олицетворяет экологическое равновесие, которое нарушается с приходом человека в тайгу. Есть комар — значит воздух чист, не загрязнен промышленными выбросами. Нет комара — загрязняется окружающая природа, птицы и животные покидают тайгу. «Берегите природу», — говорит наш комар. Конечно, были и возражения, когда принимался наш проект.

— И вы и архитектор, по-видимому, «вздохнули» спокойно лишь в тот момент, когда здание приняла Государственная комиссия?

— Видите ли, работа художника-монументалиста не заканчивается выдачей проекта. Подобно скульптору, надо обладать и физической силой и выносливостью, знать штукатурные работы и сварочное дело. По существу, при сооружении вокзала я был не наблюдателем и консультантом, а исполнителем, квалифицированным рабочим. Сам набрасывал цемент на металлические каркасы рельефа, сам сваривал эти каркасы. Лепил нужные формы, резал. У художников нашего профиля мозоли не от карандаша. Конечно, у меня были десятки замечательных помощников, прежде всего Герой Социалистического Труда, бригадир комплексной бригады Иван Мариненков, штукатуры и сварщики его бригады. Легко и приятно было работать с начальником головного ремонтно-строительного поезда Михаилом Матвеевичем Бородановым. Партийные, комсомольские работники Тобольска и области помогали нам быстро решать хозяйственные и снабженческие недоразумения. Я уж не говорю о героизме строителей, которые, вынув верхний слой грунта, забивали сваи в скальные, глубинные породы, насыпали новое основание под будущий вокзал. Так что Тобольский вокзал «из тьмы лесов, из топи блат» вознесся в полном смысле этих слов.

— Герман Вячеславович, Тобольский вокзал не первая ваша самостоятельная работа. Можно вспомнить мозаичное панно для здания посольства Монголии в Москве, керамический цикл убранства Дворца культуры завода имени Чкалова в Новосибирске, фрески, цветные рельефы, композиции, росписи для «Дороги Коперника» в Польше. Можно назвать журнальные работы и книги ваших гравюр и рисунков, например, московский цикл. Однако, судя по высокому слогу, которым вы заговорили о Тобольском вокзале, — это ваше любимое и самое дорогое создание?

— Пожалуй, так оно и есть. Я ни от одной своей прежней работы не отказываюсь: пусть они несовершенны, но это мое, мои долгие раздумья, мои наблюдения, мое видение времени, людей, поступательного движения страны, становления молодых характеров. В этом смыс\е Тобольский вокзал не является исключением. В то же время при сооружении этого здания я был режиссером от начала до конца. Понимаете, это как фильм делать: если раньше мне поручали отснять одну сцену (мозаичное панно, например, для посольства), то в данном случае я «снимал картину» от начала до конца. Сверхзадача, о которой вы спрашивали вначале, была намечена мной, разумеется, в содружестве с архитектором. Но с ним мы, как «Весы» на нашем циферблате, «уравновешиваем» друг друга. Чувствовать себя режиссером большое счастье, потому, видно, и вокзал — любимое дитя.

— А что впереди? Хотелось бы вам вести и дальше работы в Тюменской области?

— На новой трассе, на молодежной стройке работать всегда интересно. Новое дело, трудности, которые приходится преодолевать строителям, закаляют молодежь. Люди тут раньше взрослеют, характеры раскрываются ярче — не зевай, художник! Я до отказа «набил» блокноты на Всесоюзных ударных — на строительстве Нурекской ГЭС, на Абакан — Тайшете. А когда готовил проект Тобольского вокзала, да и во время сооружения, не раз бывал на трассе Тюмень — Нижневартовск. Разумеется, с блокнотом. Так появились десятки рисунков, гравюры, посвященные Севсибу. Дорога — главная артерия, дающая кровь, жизнь таежному краю. К тому же дорога — примета современной жизни, стремительно набирающей скорость. Свисток, поезд тронулся, мчит на Север новую партию первопроходцев. Короткая остановка у вокзала таежной станции — и снова в путь. Снова вокзал и снова дорога. Вокзалы— как знаки, указывающие путь вперед. И если язык этих знаков придуман мной, если он понятен другим, о чем же еще может мечтать художник? Ну, представьте себе, художник или архитектор построил улицу, какую-то часть города, целый город по своему замыслу. Это, конечно, здорово. А вот тысячекилометровый ансамбль— это просто грандиозно. Сейчас я работаю над проектами двух вокзалов для трассы Тюмень — Нижневартовск. Не хочу называть станции — проекты еще не утверждены, а мы, художники, суеверны. Если получится, будем опять с Володей Авксентюком расставлять большие таежные знаки.

Беседу вел Марк ГРИГОРЬЕВ