"Девятый камень" - читать интересную книгу автора (Фицпатрик Кайли)Глава 34По мере приближения душного сезона дождей Сара стала просыпаться еще раньше, теперь она наблюдала за восходом солнца со своего высокого балкона, украшенного слоновой костью. Отсюда она видела, как темные воды Ганга становятся янтарными и бронзовыми, когда солнце поднимается над крышами домов. С первыми лучами солнца рыбаки затаскивали на берег свои баркасы, заканчивая ночную ловлю, а индуисты входили в священные воды Ганга, чтобы искупаться и разбросать лепестки цветов своим богам. Следующий час после восхода Сара проводила за столом из черного дерева. Ее взгляд скользил по шкатулке с письмами Лили, только одно из них оставалось непрочитанным. Сара не могла заставить себя взять в руки ее последние записи, поскольку ей казалось, что она разорвет связь с Лили, возникавшую, когда она смотрела на написанные ее рукой слова. Вместо этого Сара внимательно перечитывала свои заметки, исправляя, зачеркивая и добавляя по несколько строчек. Она начала думать, что искусство сочинительства, в противовес репортерской работе, требует гораздо больше разнообразных усилий. Поначалу все происходило примерно так, как при попытке ответить на письмо Лили из «Белого оленя». Тогда, как и сейчас, слова с укором смотрели на нее со страницы. Чтобы писать нечто необычное, требовалось полностью сосредоточиться на своей работе. Словно она должна наложить на себя чары, и далее все зависело от того, насколько эти заклинания окажутся могущественными, и тогда она ощущала либо новый прилив сил, либо такую усталость, что боялась потерять дар речи. И все же теперь, когда ей удалось начать, Сарой овладело ощущение, что в те мгновения, когда она писала, подчиняясь полету своего воображения, у нее возникала возможность сбежать от мира, который тревожил ее и приводил в недоумение. И хотя ее все еще увлекала непредсказуемость и сенсационность репортерской работы и она по-прежнему проявляла интерес к проблемам равенства полов, которые обсуждала за чаем с инспектором Джерардом, она всегда была мечтательницей. Именно благодаря этому качеству ей удалось выжить после смерти матери и справиться с одиночеством, потеряв Лили. Она с ранних лет умела отрешиться от болезненной и непонятной реальности. Этим утром Саре пришлось отказаться от желания взяться за перо, махарани наконец снова призвала ее к себе; на сей раз она предложила девушке разделить с ней завтрак в ее покоях. После встречи в летнем домике Сара ни разу не видела Говинду и не представляла себе, где его искать. Не раз задавалась она вопросом, знал ли он о том, когда именно она посетит Бенарес, он же дал ей понять, что ему известно о предсмертной просьбе Лили. У Сары возникали и другие вопросы. Почему махараджа советовался с Говиндой относительно возможного визита Сарасвати в Лондон? Простил ли он Говинде потерю наваратны? И почему Сарасвати повторяла те самые два слова «мой бриллиант», когда танцевала перед Кали и во время спора с Говиндой? Сара ощущала разочарование — всего через неделю ей предстояло завершить свой визит и вернуться в Лондон, но до сих пор не удалось найти ответы на многие вопросы. Она рассчитывала узнать что-нибудь о бриллиантах, но пока ей стало известно лишь о том, что Сарасвати нашла красный камень. С некоторой тревогой Сара вспомнила, что, по легенде, такой же камень искала и сама Кали. Она приняла ванну и надела белое муслиновое платье, а потом долго сидела на постели, дожидаясь, когда за ней пришлют. Сара осматривала комнату, которую так скоро покинет. Ее взгляд остановился на «Венере Ватерлоо», наверное, в сотый раз после того, как картину повесили в ее спальне. Было бы очень непрактично перевозить картину в таком виде, и Сара уже решила, что вынет полотно из роскошной золотой рамы, выбранной махараджей. Изучив крепление холста к раме, она обнаружила, что сзади прибита тонкая планка, и решила снять ее чуть позже, чтобы не оставлять на последний момент — вдруг у нее не получится? Когда ее наконец привели в покои махарани, Сара обнаружила, что первая жена махараджи лежит в той же позе на горе подушек, словно и не вставала после ее предыдущего визита. Сегодня на махарани были одежды лазурного цвета, отделанные серебром, она угощалась турецкими сластями в сиропе из изящной стеклянной чаши. Махарани поманила Сару, похлопав по подушкам рядом с собой, а потом взяла из рук служанки серебряный кальян. Махарани явно не собиралась заводить светский разговор, возможно, ей не терпелось продолжить рассказ о Сарасвати. За то время, которое прошло после их последней встречи с этой таинственной женщиной, Сара много размышляла о самой махарани. Онане знала, можно ли задавать личные вопросы супруге махараджи, поэтому приготовилась к выговору. — Вы замечательная рассказчица, ваше высочество. Сарасвати говорила мне, что вы хотели бы стать писательницей. — Я писательница, дитя! — Махарани с подозрением прищурилась — или то была зависть к сопернице? — А что еще она тебе говорила обо мне? — Женщина нахмурилась. — Какое неуважение, ведь я так заботилась о ней и любила ее, когда она чувствовала себя одинокой и отвергнутой другими наложницами. Она попыталась принять более удобную позу, двигаясь медленно и неуверенно. Потом выражение ее глаз смягчилось и стало отстраненным. Казалось, она забыла о завтраке, если таковым не являлись сласти в чаше, зажатой в ее пухлой руке. Махарани сделала глубокую затяжку и закинула голову, чтобы выдохнуть дым, который стал завитками подниматься вверх. Потом она возобновила свой рассказ. Сарасвати решила, что ей легче всего будет подобраться к принцу, используя свой полученный от богов талант. Она легко нашла школу танцовщиц, которую окружала высокая стена с красивыми вратами. Перед воротами находился двор, и здесь Сарасвати сидела весь день в тени олеандра и розовых деревьев, дожидаясь, когда на нее обратят внимание. Перед наступлением сумерек за ней послала глава школы Сайна Биби. Все танцовщицы были хорошенькими. Некоторых, как Сарасвати, природа наградила изысканной красотой. А еще они были очень разными — у одних кожа цвета черного дерева, у других светло-оливковых тонов. Большинство девушек попадали в школу, будучи проданными собственными родителями. Если какая-то танцовщица привлекала интерес богатого поклонника, который мог позволить себе ее купить, то девушку вновь продавали. Прибыль получали ее семья и школа. Танцовщицы вставали с рассветом, завтракали рисом и бананами, после чего начинались упражнения. Помещение для упражнений было отделано бамбуком, как спальни, но окна заменяли решетки для вьющихся растений, пропускающие свет и воздух. С толстого шеста, укрепленного на потолке, свисали веревки разной длины. На некоторых были завязаны узлы, другие заканчивались петлями, и танцовщицы раскачивались на них, точно хорошенькие обезьянки. Прошло совсем немного времени, и Сарасвати научилась использовать веревки не хуже, чем самые ловкие из танцовщиц, и Сайна Биби, которой было нелегко угодить, хвалила девушку за грацию и умение держать равновесие во время танцев. Сарасвати выбрали для выступления на свадьбе богатого купца, торговавшего зерном, а потом на празднестве в храме Шивы. Наконец, когда прошло немногим больше года после начала учебы Сарасвати, она удостоилась чести танцевать на Дивали, крупнейшем и самом важном празднике индуистов, на котором присутствовал махараджа. Сарасвати считала махараджу самим совершенством. Он всегда был таким, ведь он являлся принцем Уттар-Прадеша и священного города Бенареса. Она видела его только однажды, в тот день, когда махараджа посетил ее деревню, чтобы проверить, как работают на берегу жители. Махараджа ехал на боевом арабском скакуне, белом, словно речной песок, и высоком, точно маленький слон. Он был не только принцем, но и мужчиной, и Сарасвати поняла, что он умеет сражаться, ведь на поясе его висели золотые ножны, которые когда-то носили его предки-моголы. С этого дня Сарасвати мечтала только о махарадже. Глаза толпы обратились к танцовщицам, как только они вышли на улицы города, одетые в костюмы, сверкающие тысячами крошечных стеклянных бус. Прозрачные шелковые вуали плыли над их лицами и волосами, такие же ткани окутывали бедра. Вышитые лифы оставляли открытыми гладкие животы, в носах, ушах, на лбах, запястьях, щиколотках и пальцах ног сияли украшения. И когда эти феи двигались, их окружал мерцающий свет, подобный свету Дивали. Сидевший на разукрашенном слоне махараджа наблюдал за танцовщицами, но Сарасвати казалось, что он смотрит только на нее. Она знала, что была самой красивой из всех танцовщиц, поскольку многие так говорили. И еще Сарасвати знала, что принц иногда покупал танцовщиц. Она не сомневалась, что махараджа ее захочет, и верила, что такова ее судьба, ведь она родилась в водах священной реки. Больше всего на свете Сарасвати мечтала попасть в занан дворца, ведь, став наложницей принца, она сможет носить самоцветы и прекрасные наряды, есть только сладкую халву. И конечно, получит его любовь, как только расскажет махарадже, что именно она, Сарасвати, может дать ему то, чего больше всего на свете жаждет его сердце. Когда Сара покинула махарани, та уже храпела, внезапно прекратив свое повествование, — она откинулась на подушки, широко зевнула и погрузилась в сон. Сара так и не позавтракала и, решив перекусить, попросила слугу принести ей легкую трапезу в летний домик. Шагая к домику по тропинке, Сара размышляла над услышанным. Махарани с полнейшей откровенностью признала, что одна из наложниц ее мужа в него влюблена, и Сара видела, что ее это совершенно не смущает. Более того, Саре показалось, что махарани нравится верить в существование этого романа, ведь ее собственная жизнь стала не более чем опиумным сном. Вполне возможно, что Сарасвати больше не влюблена в своего принца, ведь Сара не заметила ни малейших признаков влюбленности, а в том единственном случае, когда она видела их вместе, Сарасвати оставалась покорной и молчаливой. Ну а жизнь самой махарани превратилась в настоящую трагедию. Сара пришла к выводу, что в рассказе о Сарасвати она уловила отзвуки того уважения, которое когда-то махарани питала к принцу, однако подавленность мужа и ее уединенная жизнь лишили брак прежней привлекательности, махарани больше не получала удовольствия от общения с супругом. Приближаясь к летнему домику, Сара услышала шум со стороны бамбуковой рощи, а потом неожиданно появилась растрепанная Сарасвати с помертвевшим лицом. Казалось, она успела похудеть за ту неделю, что Сара с ней не встречалась. Сарасвати что-то держала в руках, Саре сначала показалось, что это ребенок. Но, подойдя поближе, Сара увидела маленькую обезьянку. Она была мертва — и не просто мертва, а разрублена на части. Тонкий жоржет желтого сари Сарасвати был залит кровью, и Сара с ужасом поняла, что голова и руки несчастного зверька отрублены. Увидев Сару, Сарасвати упала на колени и разрыдалась, но Саре показалось, что рани ее не узнала. Животное убито — больше Сара ничего не смогла понять из причитаний Сарасвати, — вероятно, это сделал кто-то слуг, чтобы совершить жертвоприношение. — Почему богиня требует таких зверств? — сквозь рыдания спросила Сарасвати. Несколько ужасных мгновений Саре казалось, что убийство совершила стоящая на коленях женщина, но потом она выбросила эту мысль из головы. Через мгновение откуда-то появились два смуглых стража-араба, один из них отобрал кровавые останки обезьяны у Сарасвати, а другой поднял ее на руки и унес прочь. Стражи действовали мягко, но решительно, словно им уже не в первый раз доводилось видеть подобные сцены. У Сары тут же пропал аппетит, и она вернулась в свою спальню. Очевидно, Сарасвати слишком пристрастилась к опиуму — или произошли еще какие-то неприятности. Закрыв за собой дверь спальни, Сара прислонилась к ней и медленно сползла на пол, ноги ее больше не держали. Пока она сидела на полу, ошеломленная и ослабевшая от голода, ее мысли обратились к мистеру Эллиоту. И вновь она представила его дружеское лицо, как это случалось и прежде, когда жизнь во дворце с его странными обычаями становилась для Сары невыносимой. Однако он уже ушел из «Вайшьи», ведь днем у него начинались занятия, к тому же ей не хотелось покидать свою комнату. Сара решила, что ей нужно чем-то себя занять, чтобы отвлечься. Пожалуй, сейчас она снимет с рамы «Венеру Ватерлоо». При помощи серебряного ножа для открывания писем Сара сняла планку и обнаружила под ней плотную коричневую бумагу. Под бумагой оказалось множество мелких гвоздиков, которыми холст крепился к раме. И кое-что еще. В углу деревянной рамы прятался маленький предмет, обернутый в алый шелковый платок. Заинтригованная Сара осторожно вытащила его и развернула. И ахнула от удивления — ее пальцы сжимали кулон. Это показалось ей невозможным и лишенным всяческого смысла, но сомнений не оставалось: на дрожащей руке Сары лежал кулон Лили с волосами Франца. |
||||
|