"Сестры" - читать интересную книгу автора (Русанова Ольга)

Глава двадцать первая. Непредвиденный сбор

После разговора с Тамарой Петровной Женя немного успокоилась. Вернувшись домой, она сразу побежала в спальню, чтобы взять карточки. Но ее остановила Маня Василькова, которая сидела за столом в коридоре и читала книжку «Золотой ключик». Маня сегодня дежурила, и вид у нее был чинный и степенный.

— Женя, нельзя! Стоп!

— Почему нельзя? — удивилась Женя.

Никакого запрета в доме не было, все и так знали, что в спальню днем заходить не полагается. Но ведь если дело…

— Лида не велит! — И Маня отложила «Золотой ключик».

— Лида? При чем тут Лида? — вспыхнула Женя. — Ты пойми — мне очень нужно.

Лида в самом деле сегодня строго-настрого приказала дежурным никого в спальню не пускать. Лида — председатель совета, и это она назначает дежурных. А более исполнительной дежурной, чем Маня Василькова, во всем доме не сыскать. И она уже хотела отрезать: «Нет и нет!», но посмотрела на Женю и испугалась:

— Ты что такая расстроенная? Ты иди, иди. Только поскорей! Я ведь тебе уже сказала — Лида не велела никого пускать.

— И меня не пускать? — нахмурилась Женя.

— Уж не знаю, — смутилась Маня. — Только она это, наверное, просто так… Ты иди, ладно.

Женя побежала в спальню.

Кровать ее была аккуратно застелена, словно никто здесь и не хозяйничал. Она сунула руку под подушку — пусто.

Нет, не может быть!

Женя сбросила подушку, откинула одеяло и даже под тюфяком пошарила.

Ни тетради, ни карточек, ни марок!

Где же они? Неужели Лида взяла? Так вот почему она не велела пускать ее в спальню! А ведь Женя предупреждала: возьмешь тетрадь — поссоримся!

А может, все-таки она здесь?

Женя снова посмотрела под подушку, заглянула под кровать. Нет, ничего нет! И она выбежала из спальни искать свои карточки, искать Лиду.

Но странно — никого из старших не было видно. Уж не в пионерской ли они? Дверь из вестибюля в пионерскую была почему-то закрыта. Тогда Женя обежала весь дом, чтобы войти туда с веранды. Своей легкой, неслышной походкой она стала подниматься по ступенькам веранды. И вдруг сквозь стеклянную дверь к ней донесся Лидии голос:

— Это Женины карточки!

Женя застыла на месте. Так вот где ее карточки!

— Видали, какой почтамт Женя устроила под подушкой! — продолжала Лида, показывая на лежавшую перед ней на столе кипу карточек и марок. — Женя ищет сестру и вот что затеяла — разослать карточки по всем городам Советского Союза.

Жене сквозь стекло было видно, как она подняла над головой тетрадь в знакомой картонной обложке и показала сидевшим за столом девочкам. И тут Женю точно ударило — пионерский сбор, и говорят о ней! Лида показывает пионеркам ее тетрадь! Но верь она для того и вставала по ночам, чтобы никто не знал, как она пишет!

Жене хотелось кинуться, вырвать тетрадь из Лидиных рук, но она сдержалась. Она вспомнила: «Холодный ум и горячее сердце…» Значит, надо взять себя в руки, а не хныкать и не кричать. И надо, конечно, сейчас же уйти.

Но и уйти она не смогла. Она точно окаменела и не отрываясь смотрела на девочек.

Ее никто не заметил. Девочки, повскакав с мест, тянулись к тетради.

— «Список городов СССР», — прочитала вслух Галя.

Кривые, косые буквы так и валятся во все стороны. А сколько ошибок! А клякс!..

— Женя много пропустила. Она еще не скоро сумеет писать, как нас учат.

Обойдя весь стол, тетрадь вернулась к Лиде.

В пионерской стало тихо — девочки ждали, что еще скажет Лида.

— Вы теперь знаете, как Женя пишет. — Лида провела рукой по серой картонной обложке. — Она и за месяц не напишет всех писем. А если мы все возьмемся…

— Мы все возьмемся и в один день кончим! — с жаром подхватила Майя, подбегая к Лиде. — И я предлагаю: писать сейчас же, сделать все до Жениного прихода.

Она схватила тетрадь.

— Да мы с Лидой уже так и решили! — раздался голос Али. — Мы сейчас заполним карточки, пока Женя у Тамары Петровны, и опять подсунем под подушку. Женя обрадуется.

Девочки зашумели:

— Мы все будем писать!

— Правильно!

— Давайте писать!

Шум затих, и Женя услышала громкий голос Киры:

— Девочки, тут в списке только областные и краевые города. А в карточках сказано, что запросы можно посылать и в районные города. А карточек мало. И я вношу предложение. У нас у всех хоть немножко денег да есть. И мы вместо мороженого и кино давайте купим карточки. У меня вот семь рублей тринадцать копеек…

Ей не дали договорить:

— Купим! Правильно!

— Все давайте искать Зину!

Кира, которая вечно секретарствовала на всех сборах, заседаниях, сразу же взялась за карандаш:

— Я записываю — кто сколько!

Аля своим звонким голосом крикнула громче всех:

— У меня десять рублей! Мне брат прислал!

Женя за дверью совсем растерялась. Она еле сдерживалась, чтобы не броситься к девочкам и не сказать, что она все слышала. И как ей стыдно, что она могла так нехорошо подумать про Лиду, про Майю, про всех…

Галя подняла руку:

— А я вот что скажу…

Родных у нее не было, и денег ей никто не присылал. Но Мария Михайловна дала на ленты. И если обойтись старыми…

Лида наклонилась к Кире:

— У меня около двадцати пяти рублей — запиши.

У Лиды родных тоже не было, но она получала гостинцы. Девочки до сих пор помнили, как прошлой зимой пришел человек в белой пахучей овчинной шубе и сказал: «Тут я Лиде Алексеевой привез гостинец». Девочки выскочили во двор. У крыльца стояла машина, и на ней лежала бочка. А больше ничего не было.

Шофер откинул борт и осторожно скатил бочку. «От председателя сельсовета, из села Майского, Смоленской области», — объяснил человек в белой шубе. А в бочке оказались желтые моченые яблоки, такие вкусные!

В селе Майском Лида жила с родителями. Во время войны отец ушел в партизаны, а маму фашисты угнали в Германию. Лиду приютила соседка. А когда Советская Армия стала наступать и была уже недалеко от Майского, Лида перебралась на нашу сторону через болото. Болото было такое топкое — ни проехать, ни пройти. Лида увидела часового и осторожно высунула голову из-за кочки. Наш советский!.. Часовой своим глазам не поверил: «Вот чертенок! Да разве по такой топи ходят!» А Лида сказала, что ходят.

Майское было освобождено от фашистов. Председатель сельсовета послал Лиду в Москву, в детский дом. «Не поглянется — возвращайся, — сказал он ей, — ты у нас не сирота». И теперь к зиме, к лету, к осени председатель посылает ей гостинцы, а то и деньги…

Кира все записывала и записывала, а Галя сразу же подсчитывала.

— Эх, досада! — Галя наморщила лоб. — Для ровного счета надо бы еще карточек четырнадцать. И даже не карточек, а марок.

— Как не хватает? Марок не хватает? — Майя подбежала к Гале. — У меня же целый альбом! У меня и негашеные есть. Забирайте хоть все, даже хоть ту, самую первую, с гидрой!

Женя едва не кинулась к Майе, но удержалась.

В комнате стало сразу весело и шумно, и только Шура сидела грустная.

«Как же так? — думала она. — Я — начальник штаба и даже не сообразила, что Жене надо помочь. А Лида вот догадалась. Она еще вчера в саду говорила: Женя что-то задумала, неспроста она девочек сторонится… И ведь Тамара Петровна меня предупреждала: «Поделикатней будь с Женей, не руби сплеча…»

— Шура, а почему ты все молчишь? — спросила Лида. — Ты ведь начальник штаба. Мы бы хотели тебя послушать.

Шура неловко поднялась:

— Да что тут говорить! Все и так сказано. — Запинаясь, она продолжала: — Я только о тетрадке… Конечно, стыдно иметь такую тетрадь. Но ведь и у нас раньше были грязные, и мы друг другу помогали. И теперь кому надо помогаем. Пускай совет выделит отличницу, чтобы она занималась с Женей. И если она поступит не в пятый, а в третий, и то не стыдно.

Все это было верно. Но смущенная Шура говорила так тихо, что ее не все слышали. Шум в пионерской усилился, и Лида сказала, что вопрос об отличнице совет решит сам. А сейчас надо скорее писать открытки, а то время уходит.

Кира торопливо дописывала, что решили на сборе:

«Первое: как можно скорее найти Жене сестру Зину.

Второе: помочь Жене не делать ошибки и кляксы и поступить в школу.

Третье: собрать все марки, какие еще годятся наклеивать».

Кира едва успела поставить точку — девочки уже тянули скатерть из-под ее тетради.

Женя все еще стояла в дверях, как завороженная. Вдруг чья-то рука легла ей на плечо. Женя вздрогнула, обернулась и увидела вожатую.

— Ты почему здесь? — громко спросила вожатая.

Женя шопотом ответила:

— Тише… Они меня обсуждают!

— Тебя? — все так же громко продолжала Валя. — Очень хорошо!

И раньше чем Женя успела опомниться, она с шумом распахнула стеклянную дверь пионерской:

— Почему у вас сбор, а я ничего не знаю?

Смущенная Женя остановилась позади Вали. Пионерки окружили ее:

— Мы тебе поможем. Женя!.. Мы все!.. Мы вместе!

Шура подошла к вожатой и стала объяснять, что решили на сборе.

А Женя, окруженная девочками, без конца повторяла:

— Девочки, что вы… спасибо…

— Молодчина, Шура! — сказала вожатая, выслушав ее. — Ты поступила правильно, хорошо придумала.

Шура безнадежно махнула рукой:

— При чем тут я? Это вовсе Лида, это она решила провести сбор. С девочками она говорила, а не я.

Из Звенигорода приехала Мария Михайловна. Девочки побежали к ней, чтобы взять деньги, а Шура с Валей все еще сидели на подоконнике и вполголоса разговаривали.

— Нужно быть повнимательнее, нельзя судить с налету, — говорила вожатая. — Надо понимать, что на душе у девочки. А это нелегко. Но ничего, научишься… И вот что: ты поручила Жене работать в саду — это ты молодец. Помнишь, как она увлеклась, даже развеселилась? Знаешь, труд — великий воспитатель. Это еще Дзержинский говорил. И не только он.

А Шура подумала: все-то Валя знает, обо всем-то она читала!

Мимо пробежала Аля.

— Мы на почтамт! — закричала она. — Шура, пошли!

…В этот день девушка, которая на почтамте продавала открытки, диву далась: к ее окошку то и дело подбегали девочки и покупали адресные карточки.

— Девочки, куда вам так много? — спросила она. — Вы что, глотаете их, что ли?

— Нет, это мы… нам надо… — задыхающимся голосом проговорила Аля. — И это еще не все — наши девочки еще прибегут.

Работа в пионерской шла полным ходом. Девочки писали за всеми столами и столиками:

«1. Фамилия: Максимова. 2 Имя: Зинаида. 3. Отчество: Корнеевна…»

Женя сидела рядом с Лидой и любовалась ее мелким, ровным почерком. А как много карточек уже готово! Сколько ночей просидела бы она над ними!.. И разве она могла бы написать так красиво!..

Эти открытки пойдут во все концы Советского Союза. Их получат в Баку, в Тбилиси, в Ереване, в Комсомольске-на-Амуре, на Камчатке… Пусть же все видят, что открытки эти не простые, что они из Москвы, из детского дома! Майя подбегала то к одной девочке, то к другой.

— Забирай вот эту марку, она редкая! — говорила она, сверкая своими большими черными глазами. — Самую красивую бери, с кремлевской башней!

А поздно ночью, когда весь дом уже давно уснул, Женя и Лида сидели на кровати возле открытого окна, и Женя (хотя Лида ни о чем не спрашивала) рассказала о том, как фашисты убили ее маму. Женя впервые заговорила о своем горе; ей и самой было странно, что она вдруг кому-то изливает всю свою душу. Но она уже не могла остановиться. Она все рассказала — но маме, и о Зине, и о том, как ей тяжело без дяди Саши.

Слезы текли по лицу Жени, но она их не замечала.

Девочки долго молчали. Потом Лида спросила:

— Женя, а где твой папа?

— Папа? Он в Минске на заводе работал. Он сразу на фронт ушел, как война началась. И нам написали — он под Минском в первых боях убит…

Лида прижалась плечом к Жениному плечу. И они снова помолчали.

Понемногу Женя успокоилась. И ей даже легче стало. Так всегда бывает: когда выплачешься, расскажешь о своем горе, оно словно уменьшается.