"Пояс Богородицы" - читать интересную книгу автора (Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич)Глава пятая. ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ КНЯЖНЫ КОБРИНСКОЙ…И снова, как год назад, ноги в мягких, расшитых узорами сапогах увязали в прибрежном песке, большое и красное солнце неторопливо выплывало из-за реки в утреннем мареве, так же, как тогда, над водой, громко крича, носились чайки, и князь Федор Бельский снова сидел у воды, глубоко задумавшись. Только сидел он теперь не на валуне, а на сухой коряге, и не быстрые воды узкой, змеистой Ипути мчались мимо, чтобы, смешавшись чуть ниже с водами Сожа, влиться затем в Днепр и устремиться на юг к большому и теплому Черному морю, а величаво и плавно текли у его ног воды гораздо более широкого Мухавца, который уже совсем скоро, недалеко отсюда — в Берестье — сольется с Бугом и устремится дальше и дальше, чтобы, соединившись с водами Вислы, впасть в иное, тоже большое, но холодное Балтийское море в прямо противоположной стороне. Да, многое изменилось, и не мрачноватый, посеревший от времени деревянный охотничий терем, затерянный где-то в глубинке Великого Литовского княжества, находился теперь за спиной князя Федора, а белоснежный, каменный и весь разукрашенный цветами большой загородный дом его невесты, княжны Кобринской, расположенный под ее сельцом Жабинкой, на полпути до Берестья, откуда совсем уже недалеко до границы Впрочем, одна немаловажная деталь остается совершенно неизменной в обоих пейзажах. И там и тут берег, реку и дом окружает густой высокий лес… В утренней тишине раздался глухой стук копыт по траве, и из-за дома, оттуда, где находились конюшни, неторопливо выехал на своем Малыше Медведев в одной белой кружевной сорочке и обтянутых кожаных штанах и направился к берегу. Федор обратил внимание на то, что теперь Медведев, находясь на землях Великого Литовского княжества, всегда одевался так, как здесь принято, и если он еще немного поработает над своим выговором (и так уже многому научился по сравнению с первыми приездами в прошлом году!), вовсе никто не признает в нем московита… Медведев приехал вчера с очередным письмом великого московского князя, и это письмо испортило Федору Бельскому все настроение. Медведев спустился с высокого берега к воде, проехал по самому краю, высматривая место поглубже, потом взобрался обратно, отъехал шагов на двадцать и со, всего разгону прыгнул вместе с конем с обрыва как можно дальше, точь-в-точь как он это делал каждый день у себя на Угре, когда бывал дома. Князь Федор Бельский, близоруко щурясь, смотрел, как Василий, хохоча и фыркая, отвечая веселому ржанию Малыша, бултыхался и дурачился, играя с конем, относимый мощным течением все дальше и дальше, и с завистью думал о том, что он тоже может так же разогнаться и так же прыгнуть и даже так же легко плавать, но он уже никогда, никогда, никогда не сможет так весело, беззаботно и непринужденно смеяться, с той далекой поры, когда погибла, умирая на его руках, маленькая рыжая лошадка по имени Кася… …Видел Медведева через окно своей огромной самой лучшей в доме спальни и князь Михаил Олелькович, только что поднявшийся с постели и мучимый, как обычно, по утрам сухостью во рту и неутолимой жаждой, в силу чего зрелище купания не вызвало его особого интереса. Он лишь отметил про себя, что, когда встретился вчера в коридоре с этим нынешним купальщиком — каким-то очередным странным гостем братца Федора, ему вдруг смутно показалось, что он его уже где-то когда-то видел, при этом перед внутренним взором его памяти краткой вспышкой промелькнула картинка пустынной Стародубской дороги, но он тут же отогнал от себя это тревожное и неприятное воспоминание, связавшееся неизвестно отчего со странной и таинственной гибелью его пятерых людей, почему-то посланных им спьяну за какими-то дурацкими кружевами в город Гомель… Олелькович шумно вздохнул и огляделся в поисках какого-нибудь лекарства от утренней болезни, называемой здешним народом "кац", но в спальне ничего такого не было. Не желая привлекать к себе излишнего внимания в столь ранний час, Олелькович босиком, на цыпочках, осторожно вышел в коридор и, тихонько приоткрыв дверь, заглянул в ближайшую комнату. Это оказалась библиотека, уставленная вдоль стен полками с книгами, но посредине стоял большой стол, на нем — толстая раскрытая книга и рядом — какая удача! — кубок и она! — он сразу узнал ее — пузатая большая бутыль зеленого стекла — точно из такой же наливал ему вчера Федор очень приличный, хорошо настоявшийся мед. Олелькович присел, взял нетвердой рукой тяжелую бутыль, налил полный кубок меда и, залпом выпив, посидел немного с закрытыми глазами. Сразу полегчало. Он открыл глаза, уже твердой рукой наполнил кубок вторично, теперь неторопливо, с наслаждением отпил глоток. И тут его взгляд упал на раскрытую книгу. Он машинально прочел первые строки и очень заинтересовался. Это была копия какого-то старинного дарственного документа, подписанного Ягайло (между прочим, его двоюродным дедом) еще в бытность его великим князем литовским, но Олельковича, впрочем, совершенно не интересовало содержание документа — кому, что и за что дарил великий князь — его умилила сама возвышенная и красивая форма пожалования: "Мы, Ягайло, Божьей милостью великий князь литовский, и жмудский, и русский, и…", ну и так далее… Олелькович вдруг представил себя в короне, со скипетром и державой в руках, произносящим торжественно: "Мы, Михайло, Божьей милостью великий князь…" Выпив еще глоток, Олелькович прикрыл глаза и повторил про себя текст пожалования, как вдруг запнулся и обнаружил, что забыл, чего он великий князь сначала, а чего — потом, просто очередность перепутал… Олелькович допил кубок до дна, не долго думая, решительно вырвал страницу, не забыв открыть книгу в другом месте, и, сунув скомканный твердый лист за пазуху, выглянул за дверь. Обнаружив, что в коридоре еще пусто, он прихватил бутылку с кубком и быстро вернулся в спальню… В проеме стоял маленький сгорбленный старец-"вещий Иона", как с любовью называл его князь. — Что случилось, Иона? Отчего ты встал так рано? Иона присел на лавку. — Он снова здесь. Я чувствую это. — Кто? — Тот, кто приехал вчера в полдень. Тот, кто был в тереме на Ипути. И потом в замке Горваль… Я сразу почуял его. А сейчас он где-то там… — Иона указал на окно. Мурашки пробежали по коже князя Ольшанского. — Медведев? — почему-то шепотом спросил он. — Я не знаю его имени, — ответил Иона, я только знаю, что и моя судьба, и твоя будут связаны с ним… — Как? — Ты его не послушаешь и сделаешь роковую ошибку, а я отдам ему все самое дорогое, что у меня есть… — Иона, я знаю, что у тебя дар видеть грядущее, только умоляю тебя, не говори загадками… Скажи прямо, в чем я должен его послушаться? Что ты ему отдашь — у тебя ведь ничего, ну просто ничегошечки нет? — Я не знаю… Ты, Иван, приведи его ко мне… Я хочу к нему прикоснуться… — Ладно, постараюсь. Тем более он каждый раз благодарит меня при встрече, что я его когда-то выручил, позвав к нему отца Леонтия, и утверждает, что он мой должник. Вот и вчера тоже сказал снова… — И скоро, уже совсем скоро, он захочет тебя отблагодарить, но ты не примешь его услуги… Ольшанский долго смотрел на Иону, потом вздохнул: — Иона, иди к себе и помолись за мою грешную душу, ладно. Я приведу к тебе Медведева, как только будет случай. А пока позволь мне укрепить мою левую руку. Я хочу добиться того, чтобы двуручным мечом левой рукой я мог бы одним ударом снести голову… Он отвернулся, набрал полные легкие воздуха и взмахнул мечом. Огромный меч рассек воздух с глухим и зловещим шорохом. Иона перекрестился и вышел. Он шел по коридору, глубоко задумавшись. …И еще один человек в доме хоть и не видел Медведева, но как раз в это самое время выводил его имя пером на бумаге, хотя и в зашифрованном виде, потому что писал тайнописью. В отличие от тех обитателей дома, которые уже встали, отец Леонтий еще не ложился. Он всю ночь работал над переводом Торопился старый священник потому, что сегодня утром один из слуг князя Федора отправлялся в замок Горваль с каким-то княжеским поручением и отец Леонтий хотел успеть к его отъезду, чтобы вручить ему попутно и это письмо, якобы для своего помощника-дьячка, который остался в замке. Кроме обыкновенных торговых счетов, написанных обычным языком, плотная кожаная сумка для перевозки ценных бумаг содержала только что законченную обширную рукопись перевода латинского церковного документа, а также написанное тайнописью короткое письмо, в котором-то и упоминалась фамилия Медведева. С тех пор как однажды Медведев, находясь под стражей князя Федора, попросил отца Леонтия передать Иосифу какие-то странные слова, похожие на шифр, священник аккуратно сообщал игумену Волоцкому о каждой встрече Медведева с князем Федором, полагая, что Иосифа это может интересовать, и судя по ответным благодарностям игумена, поступал правильно. Вот и сейчас он написал о том, что Медведев прибыл вчера и, должно быть, не случайно здесь же собрались одновременно братья князя Федора, что означает только одно — они снова взялись за старое. И хотя дело их, возможно, и правое и доброе, но, как истинный христианин, он, отец Леонтий, противник всякой лжи и тайных сговоров, которые чреваты дурными и порой непоправимыми последствиями, которых он и опасается. Старый духовник семьи Бельских, немало повидавший на своем веку, каждый раз не упускал случая напомнить своему крестнику о необходимости руководствоваться евангельскими заповедями Господа нашего Иисуса Христа во всех светских делах, с чем Иосиф неизменно вежливо соглашался, но видно было, что его гораздо больше интересуют факты, сообщаемые отцом Леонтием, а не его моральные и этические воззрения. Отец Леонтий облегченно вздохнул, запечатал письма, аккуратно уложил в сумку и, прежде чем лечь и немного отдохнуть перед заутреней, отправился разыскивать гонца князя, который, должно быть, уже готовился в путь. Отец Леонтий прикинул в уме, что гонец доедет до Горваля дня за три, дьячок немедля передаст сумку кому надо, и вскоре она будет в Гомеле, оттуда ее доставят в монастырь Преображения на Угре, сразу же за рубежом Великого Московского княжества (поблизости от того места, где они в прошлом году весной встречались с Иосифом в каком-то заброшенном, сожженном дворе — вспомнил вдруг Леонтий), а там уж напрямик до самого Волоколамска… Не пройдет и месяца, как Иосиф получит послание… Хотя месяц — это, конечно, большой срок… Многое может случиться за это время… |
||
|