"Ужас победы" - читать интересную книгу автора (Попов Валерий)АДОднажды гуляли с ней в любимой нашей роще. Осень была, листья спрессовались уже, пачками пружинили под ногами. Перепрыгнув канаву, пошли по улице серых облезлых дач. – Эх, хорошо бы нам здесь дачку получить! – Она вздохнула. - Тогда бы мы Настю могли на лето забирать! На воздух бабка отпустит ее, точно! – Для убедительности она кивала маленькой расчесанной на прямой пробор головкой. – Точ-чно! На самом облезлом домике синела вывеска “Дачный трест”. – А что? Зайдем, может? – расхрабрился я. Выпихивая друг друга вперед, прошли через коридор к драной двери: “Директор треста Скубенная Е. Х.”. Скубенная Е. Х., закутанная в платок, с изумлением смотрела на нас. – Вам дачу? Зачем? – А мы дочку хотим на лето от бабки забирать! – сияя, сообщила жена. Скубенная улыбнулась. – А вы видели наши дачи? – спросила она. – Это ж не дача! Сортир! Хуже даже! Ни окон, ни дверей – все выбито! – Мы согласны! – улыбалась жена. Скубенная явно подтаяла. – Симпатичные, вижу, люди. Но – не обещаю: очередь на пять лет! Радостные, приехали домой, пихаясь, вошли в квартиру, помечтали и легли спать. Утром нас разбудил звонок. Жена схватила трубку. О, слезки покатились из глазок, выставленная вперед челюсть затряслась. – …Нам отказали! – всхлипнула она. Снова звонок! Я с надеждой схватил трубку: может, что-то исправилось? – Ну, здорово, – сиплый голос. – Здорово, – неуверенно ответил. – Не узнал? – Н-нет. Знакомый голос, но из какого-то прошлого. Причем неприятного. – Сейчас узнаешь! Это Герка звонит. – Герка? – Да! Гера Гузов, который голову тебе бинтовал в тюряге, “лицо” тебе делал! – А! – вспомнил, и голова сразу заболела: с той поры регулярно болит. Снова пришло его время? Жена с надеждой на меня смотрит! Помахал ладошкой: не то! Ну а что же? – Теперь вспомнил, падла? – Слушаю тебя. – А ты не слушай, ты отвечай! Как чувствуешь себя? – Н-н-н-нормально. – Сейчас будет ненормально. Я освободился только что, в очередной раз. – Поздравляю. – Погоди поздравлять! Но хотелось бы поздравить. И – все! – Ну, вышел я и стал думать, а что хорошего я в жизни этой сделал? И знаешь, что вспомнил? – Меня? – Угадал, умник! Тогда мне срок обещали скостить, если я тебя изуродую. А я – полотенцем! Послышались глухие рыдания. – Ну, спасибо тебе! – Погоди со спасибо-то! Дело есть! Полотенце тянется через века. – Я вообще занят. Не могу тебя принять. Сложные дела дома. – А кто сказал, что я приеду к тебе? Ты ко мне приедешь! Абсолютная уверенность: мол, сделал я тебе доброе дело – теперь твой черед. – Куда? – Спиртозаводск. Баба тут у меня. Решил попробовать с нею жить. – А я-то здесь при чем? – Хочу, чтоб ты на нее глянул! – Так тебе с нею жить! – Хочу, чтоб ты глянул на нее. Ты мужик добрый – если уж тебе не понравится! Последняя, значит, инстанция? Довольно это тяжело! – Кроме тебя, у меня никого! Эти дружки, сам понимаешь… Хорошего от них не жди! А мне-то где взять хорошее? Самому хватает с трудом! – Ну хорошо, я приеду. Говори адрес. – Спиртозаводск. Улица Пленных Металлистов, дом шесть. Отдельная хата. – Поздравляю. – Погоди поздравлять. Дуй на вокзал. – Слушаюсь, – повесил трубку. Жена смотрит. Я “сделал лицо”. – Кто это? Рассказал. – И ты поедешь?! – Ну а как же быть? Человек надеется! – Да плевать он хотел на тебя. Позвонил спьяну! – …Нет. – А я как тут останусь? – А что ты? – Вот именно: я – “что”? – Всю жизнь только с тобой куковать? – Не кукуй! Не кукуй! Езжай! Поезд в Спиртозаводск прибыл в пять утра. Среди каких-то дряхлых бараков нашел улицу Пленных Металлистов – насквозь, кстати, деревянную. Спрашивается – при чем здесь металл? Иначе все представлял. Ноздри от холода слипаются изнутри. Ничего! Сейчас с Герой забракуем бабу – и пойдем вместе по лагерям! Нашел наконец дом шесть – между двадцатым и тридцать четвертым. Это нормально для нас! Стучал в глухую ватную дверь, потом в окна. Зашевелились. Открыли наконец! В темных сенях стоит Гера и как-то без восторга смотрит. Видимо, более значительным меня представлял. – А, это ты, – проговорил вяло. – Ну, проходи. Энтузиазм дружбы, видно, прошел, пока я ехал. Сколько раз я повторял себе: не все, что говорится и обещается, надо делать! Многое, наоборот, в словах гораздо лучше смотрится, дело все только портит! Говорил себе – но напрасно! “Нет добросовестнее…” дурака! Зашли в хату. Жена – альбиноска. Маленькая, но, чувствуется, с характером. В горнице очень чистенько, никелированная кровать, пирамида подушечек, салфеточки с кружевами. Эх, чувствую – не удержит она орла! На меня злобно зыркнула. Приняла, естественно, за уголовника, который приехал увлекать ее мужа в преступный мир. Гера несмотря на ранний час в строгом черном костюме, белоснежной крахмальной рубашке, бабочке, волосы прилизаны бриллиантином. Чувствуется – и не ложился. Тем уголовники и отличаются от прочих людей, что расписания не существует для них. Сели за стол. Жена шваркнула мне на тарелку кусок пирога. Странное изделие – со всех сторон торчат острые рыбьи хвосты, не подступиться. Сунулся пару раз – и положил обратно. – Выйдем-ка! – Гера нетерпеливо говорит. Вышли в холодные сени. – Ну что… нравится она тебе? – спрашивает, заранее с угрозой. Чувствуется – не понравятся ему оба ответа. – М-м-мда! Нравится! И тут же искры у меня из глаз полетели – страшный удар! Такой, чувствуется, человек. Не терпит неправды. За правду, видимо, всю жизнь и сидел. Но правда, думаю, его тоже бы не порадовала. Держась за стеночку, я поднялся. Ну что… экспертизу можно считать законченной? Оделся, вышел. Гера, осерчав на мою лживость, даже не провожал. К вокзалу я словно слепой шел, закинув голову, прижимая к переносице снег. Ну что? Долг свой выполнил. До обратного поезда еще сутки. В вокзальном туалете провел их. Смотрел в тусклое, зеленое, облупленное зеркало. Вот она, морда добра! Но по сравнению с той отбивной, что Гера мне сделал в прошлый раз, – это уже здорово, большой сдвиг. То есть ничего не сделал почти, по его меркам. Так, глядишь, и человеком станет! И вот уже на поезд я шел, а мысль глодала: на хрена я приезжал? Ну, исполнил свой моральный долг… как понимал его Гера, – а еще? Что-то должно быть еще – у меня-то? И когда по платформе уже шел, на вокзал оглядываясь, вспыхнуло: Спиртозаводск! В действительности город немного иначе назывался. Не зря съездил. Спиртозаводск! Входя в прихожую, загрохотал пустыми бутылками. Та-ак! Жена лежала, распластанная, поверх одеяла, почти уже прозрачная. – Я не могу жить без Насти! – зарыдала. – А без этого? – поднял бутылку с тумбочки. – Можешь? Упала ничком. Хотел я метнуться в ванную – но там кто-то был. Булькал солидно. Дверь распахнулась. Кир появился как немой упрек. – Если так продолжится, – проговорил он сухо, – она скоро исчезнет! Совсем! Проводил Кира до метро, шел обратно. Какой-то желтый желвак в тучах прорезался. Вскинул голову туда. – Послушай… Клянусь! Никогда больше ничего не попрошу у Тебя! Только спаси ее! Помоги! Огляделся – кругом мусор, грязь, коробки после торговли… увидел старинный люк с чугунной молнией, опустился на одно колено. – Вот видишь? Стою! И прошу Тебя!! Клянусь, больше не встретимся! Ни по какому поводу! Единственный раз! Честно!.. Буквы? Возвращаю Тебе! Без них обойдусь! Теперь веришь? Спаси ее! Приближались, галдя, какие-то горцы, я быстро с колена встал, прошел мимо них и еще раз торопливо на колено припал. Чувствовал – зацепилось, а?! Домой ворвался. Жена, приподнявшись, мутно глядела на меня. Я снова глянул вверх: – Ну… договорились? Ворвался в свой подпол – там все гуртом на меня накинулись: Узеев, Мхбрах, Пужной, Маша Котофеева с ребенком, Канистров, Умыцкий, граф Поскотини, доктор Ядоха, Вадим Сопло, Соватти, Блукаев, Аев, Кумстон, Металлиди, Горихвост… Что делать? – у всех вопрос. Все! Прощайте! Покидал все тяжелые буквы в чемодан, доволок до выхода! Все! Снова на небо глянул – вот!.. Отдаю! Только спаси ее. Оставляя черную метку по снегу, до помойки доволок. Кинул в уголок. Уходя, пару раз обернулся. И все! Глянул наверх: доволен? Больше у меня ничего нет. Теперь каждое утро долго лежу. Спешить некуда. – Ты спишь, что ли, или притворяешься? Ее голос. Сиплый, грубый стал. Теперь, когда с утра выпивает, уже не веселая, а злая! Что же Он там решил? – Хотя бы помойку выкинь. На это ты способен, надеюсь? При слове “помойка” сердце сладко забилось. Как они там – буквочки мои? Да поди уж, наверное, украли красавиц моих! Вон как дверью жахнула! Ожила? Зато я умер. Поднялся. Схватил целлофановый мешок, набитый мусором. Хорошо, что хоть мусор пока есть, – скоро и он кончится. До помойки добрел. С размаху мешок в бак зашвырнул. В нем бутылки брякнули, замаскированные шелухой. Сердце оборвалось… Все напрасно? И чемодан вон с буквами стоит, не нужный никому! Ничего не вышло. Опустился в помойное кресло в стиле рококо, с торчащей щетиной. Вот так. Здесь буду теперь. Король помойки. Уютное, в сущности, местечко: такой домик из кирпичиков баки окружает, правда без крыши. Комары вдруг налетели, вражеские парашютисты, – несмотря на снег. Но нас не запугаешь! Старушка с ведрышком подошла – из моих, значит, подданных? Постучала ведрышком по баку и – ко мне: – Ты сочинитель, что ли? Вот она, слава! Знает народ! – А что? – гордо спрашиваю. – Написал бы ты про них, супостатов! – Про всех? Мне одного Геры хватило – желвак теперь на всю жизнь. – Да хотя б про местных! – вдруг засмеялась. Это не мой масштаб! – Вон стояк водопроводный голый у нас! Утепление-то сгорело, и как зима – вода замерзает! Говно нечем смывать! Да, это было. Но это не мой масштаб. И вообще – буквы выкинуты… Вон стоят. Однако в голове замелькало: “Стояк… Стояк…” Самая первая рифма, которая приходит в голову, явно не годится. Надо подумать. Мелко кивая, подобострастно, старушка ушла. Я гордо выпрямился на троне своем, озирая окрестности. Но недолго процарствовал. Вдруг, черные следы по двору оставляя, трое интеллигентов подошли, двое даже в очках, но на вид озверелые. – Ты чего это расселся тут? – А что – нельзя? – В темпе отсюда! – Пач-чему? – Это наша помойка! – У вас… есть какие-то права? – Права?!!. Сейчас будут! И вдруг тот, что без очков, зашел сзади и в спину меня пихнул. Я упал вперед на руки, ладонями по слизи проскользил. Поднялся, не оборачиваясь пошел. Колени в грязи, но отряхивать их такими руками навряд ли стоит! Один раз обернулся только: буквами не интересуются ли? Не интересуются! Хотел стать королем помойки. Совестью ее, заявления людям писать, доносы… Не сложилось! – Иди, иди! Трон так и этак мой вертят, отпуская довольно тонкие искусствоведческие замечания. Ушел. Даже помойка слишком шикарна для тебя! И домой – нет смысла, не вышло там ничего! Куда? Есть, говорят, такое место, куда можно всем сирым и убогим: там ждут всех. Но это уж – на крайний случай! А у тебя какой?.. Пойти, что ли, попробовать? Хотя не чую Его! Он мои ужасы видит, но не реагирует как-то. Постоял на ступенях среди нищих. Вверх поглядел. Снежинки светлее неба. Тают на устах. Вошел под своды. С той поры, как крестили меня, не был в церкви ни разу. Стесняюсь чего-то… Наверное, этого… просить! Пламя колышется от пения. Толпа свечей. Свою, что ли, поставить? За что? За ее спасение! В притворе, где разным церковным товаром торгуют, купил тоненькую кривоватую свечку – какую уж дали! – подошел к общему пламени, постоял. “Прикурил” своей, кривоватой… Старался прямо держать. Огонь греет лицо. Потом горячий воск каплей на палец стек, прижег, потом кожу стянул, застывая. Воткнул свечку в дырочку. Пошел. В притворе церковную газету купил. “Нечаянная радость”. Может, дома прочту? Хотя жена будет издеваться. Вышел с листком на крыльцо. Вроде посветлело маленько? Буквы даже видны! Глянул наискосок, и – обожгло как бы. “Завет старца Силуяна”. Не ожидал такого. Вот это да! “Держи ум во аде – и не отчаивайся!” Вот это да! Думал, благостно скажут они: “Не держи ум во аде”. А тут… Молодец, Силуянушко! Я и держу. И не отчаиваюсь! Мимо помойки легко шел. Снег вдруг в дождь превратился. Отличный климат у нас. Да и люди не подкачали! К счастью, феодалов тех не было на помойке… Я и не отчаиваюсь! А буквы мои стоят! Только резанули ножом по боку чемодана, раскидали несколько – А, Я, Ж. А все – не подняли! Да и кому это по плечу? Ладно, вверх быстро посмотрел – если Тебе не надо, я заберу! Поволок, оставляя след. Вот какую работу иметь надо – чтоб никому было не украсть! Жена ликованием встретила: – Скубенная звонила! Нам дачу дают! Ожила! Подошел к оконостасу. Снег идет. – Так это мы летом поедем, наверное? А сейчас зима. До лета еще дожить надо. – Я справлюсь… справлюсь, – кивала маленькой головкой в зеркало, убеждая себя. |
|
|