"Мятеж номенклатуры. Москва 1991-1993. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Савельев Андрей Николаевич)

Советник Сережа (Сергей Станкевич)

Стареющий мальчик с громадными бровями, печальным лицом и в пиджаке не по росту проходит пружинящим шагом по сцене, энергично садится к микрофону и задумчиво смотрит вдаль. Это Сергей Борисович Станкевич в бытность его первым зампредом Моссовета. Позднее он приобрел себе более подходящий его должности костюм и выглядел менее демократично, зато импозантно.

Станкевича мы включаем в наше повествование с некоторыми оговорками. Собственно, С. Станкевич не является законченным номенклатурным типом. Он интересен нам как пример некоего пограничного состояния, в котором нормальные человеческие качества еще не совсем увяли, в котором борьба человека с номенклатурной деградацией собственной личности еще продолжается.

Предбиография Станкевича коротка, как и весь его путь по номенклатурной лестнице. Он закончил истфак педагогического института. Три года преподавал в Институте нефти и газа им. Губкина. Потом долгие девять лет СБ был научным сотрудником Института Всеобщей Истории АН СССР, где в 1983 г. защитил кандидатскую диссертацию по современной истории США и в 1987 г. вступил к КПСС.

Злые языки утверждают, что дипломная работа будущего политика (а может быть курсовая или что-то в этом роде) была посвящена книге Генсека КПСС Л. Брежнева "Малая земля". Те же языки говорят, что преподавание в нефтяном институте состояло в заведовании "кабинетом научного коммунизма". Кроме того, сам этот институт вызывает некоторые ассоциации. Возникает вопрос, а не там ли СБ завязал первые контакты с людьми Лужкова и будущими активистами Московского объединения избирателей и «ДемРоссии», пригретыми «губкинцами» в 1989–1990 гг.?

Впрочем, это больше похоже на догадки. Настоящей номенклатурной биографии у Станкевича не складывается.

КОМСОМОЛЬСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ

Был в свое время изобретен КПСС такой занятный вид идеологической работы среди молодежи — контрпропаганда. Предполагалось, что необходимо всячески разоблачать происки империалистов, стремящихся околпачить советскую поросль строителей коммунизма. Вот и при Черемушкинском райкоме КПСС Москвы была создана комиссия по контрпропаганде. В этой комиссии и получил Станкевич свое политическое образование. В 1987–1988 гг. ему приходилось составлять для райкома разнообразные справки об идеологической направленности различных неформальных групп и приемах работы партийного актива среди них.

Позднее, вместе с растущей известностью Сергея Борисовича, возник интерес и к его статье в газете «Дружба» (орган Института Дружбы народов), где он писал:

"В перспективе коммунистам следует, по-видимому, стремиться не только реагировать на уже возникшие самодеятельные инициативы, но и целенаправленно способствовать их развитию, действуя через стихийно складывающиеся общественные структуры. Это серьезная идеологическая работа. Она потребует от членов партии иного уровня компетентности, иной самоотдачи. Тут очень важно предусмотреть дифференцированный политический подход. Это означает, что нужно свободно владеть политическими методами, чтобы предотвращать разрастание и движение вправо негативных групп и объединений (антисоциалистических, клерикальных, националистических). В иных случаях различать безапелляционную позицию лидера и более сдержанную — в его окружении lt;…gt;. Возникновение параллельных или более широких «охватывающих» структур может содействовать перетягиванию умеренной части «негативных» групп на социально приемлемые позиции. lt;…gt;

Коммунисты должны непосредственно (не только извне, но и изнутри) влиять на выдвижение лидеров, на выработку программ, организованных форм, на характер действий социалистических общественных клубов."

Сегодня эти строки выглядят более чем откровенно и даже могут быть истолкованы как организация широкомасштабной работы по подрыву демократического движения. Но тогда это было почти фрондой, почти оппозицией внутри самой КПСС.

Неформалы плодились в первые годы перестройки во множестве — на любой вкус. И Станкевич так увлекся своей второй работой, что сам стал неформалом — сначала членом группы "Народное действие", а потом — членом Московского народного фронта. Здесь оказалось интереснее, чем в райкоме, и с 1988 г. Станкевич уже не ведет партийной работы, хотя и остается членом КПСС до лета 1990 г.

Подобно многим политическим деятелям нашего времени С. Станкевич смог оседлать волну демократизации и с ее помощью приобщиться к власти. Это, бесспорно, был не тонкий расчет, а удачное стечение обстоятельств, когда душевные склонности молодого историка совпали с изменениями в обществе.

ПРОРЫВ ЧЕРЕЗ НАРОДНЫЙ ФРОНТ

В МНФ С. Станкевич не пользовался особым влиянием, хотя и входил в его руководство. Интеллектуалов его уровня там было достаточно. Хотя ни один из этих интеллектуалов не мог похвастаться связями в райкоме КПСС. Скорее всего именно эти связи позволили Станкевичу пройти фильтр предвыборных собраний в 1989 г. Возможно, местные стратеги номенклатуры КПСС считали Станкевича "засланным казачком". Рассчитывали, вероятно, и на социалистическую ориентацию МНФ, который становился умеренной и скромной оппозицией, говорящей на том же языке, что и правящая партия. А тусовка неформалов наоборот полагала, что проталкивает своего человека через номенклатурные барьеры. Ходила такая листовка: "Плюнем бюрократу в рожу, голосуем за Сережу!". Так или иначе Станкевич воспользовался ситуацией и стал депутатом СССР.

В Московском народном фронте СБ познакомился с примечательными деятелями — В. Боксером и М. Шнейдером (см. главы "Истерическое начало" и "Антиаппарат"), организаторские способности которых тоже помогли нашему герою стать депутатом. Но главным в успехе предвыборной кампании Станкевича стала защита Ельцина. Он написал обращение в поддержку падшего ангела номенклатуры и обеспечил себе симпатии избирателей. Почти все, кто подписал обращение, выборы выиграли. Поэтому С. Станкевича можно считать первооткрывателем "метода паровоза" в российской политической практике. Потом этот метод обеспечил Г. Попову победу на выборах мэра Москвы ("паровозом" снова был Б. Ельцин).

Победив на выборах в депутаты СССР, Станкевич получил главную компенсацию за природную субтильность — ощущение собственной значимости. Люди видели перед собой молодого, энергичного, умного политика, так не похожего на мордастых функционеров КПСС. Станкевич блестяще выступал по любому поводу, приводил ясные аргументы. Его полюбили как расточек демократии, пробившийся сквозь брусчатку тоталитаризма.

Станкевичу мерещились лавры вождя. В начале 1990 г. в первом номере газеты «Позиция», сыгравшей на выборах важнейшую роль в объединении блока «ДемРоссия», Станкевич стал автором размышлений "Феномен Горбачева". Вот одна из его мыслей: "Вот если бы Горбачев с самого начала обладал серьезной личной властью, и мы три-четыре года пожертвовали бы на авторитарную модернизацию, зажав глотку всем противникам реформ, затянув пояса, апеллируя к народу, объясняя необходимость жертв и трудности, используя полную монополию на средства массовой информации, апеллируя к тем слоям интеллигенции, которые были готовы поддержать авторитарную модернизацию, то перестройка сейчас могла бы действительно гораздо дальше уйти, быть по-настоящему радикальной. Да и экономические результаты были бы значительно лучше. Кстати, поддержка такого варианта была бы широкой. Это в традициях русского либерализма, который именно к ней (надо полагать, поддержке авторитарной модернизации — А. К.) тяготеет по стилю мышления."

Дух захватывает от того, как точно СБ описал политику Ельцина и либерал-большевиков его окружения. Совершенно не понятно, как после этого у «демократа» Станкевича поворачивался язык говорить о многопартийности, верховенстве права и проч. Откровенные мысли наивного периода врастания в политику, скорее всего, временно растворились в диссидентской риторике, принесенной более опытными бойцами с всевластием КПСС. Только их отточенные до глянца идеи могли растрепать партхозноменклатуру прежней закваски. Заодно полетела в тартарары и вся страна, но это диссидентов уже не волновало. При поддержке Станкевича они сделали свое дело, а заодно расчистили путь «демократам» вроде того же Станкевича.

ВСЕ ВРЕМЯ НА ВИДУ

Станкевич делал себя как политика-народника. Он стремился в народ, в газету, на телеэкран. Пожалуй, он был единственным из депутатов первой генерации, чувствовавшим необходимость быть все время на виду.

Во время первого Съезда народных депутатов Станкевич стал героем Москвы, когда первым вышел к людям — на массовый митинг. Его готовы были носить на руках. А потом вся страна, следившая за съездовским спектаклем по телевидению, увидела как стойко сносил Станкевич визг "агрессивно-послушного большинства", стоя на трибуне. И москвичи радовались, когда их герой холодно и свысока бросил в один из орущих ртов: "Это вы мне?".

В апреле 1989 г. происходят события в Тбилиси, когда впервые в массовом порядке применяются войска для разгона митинга на главной площади города. Станкевич входит в группу депутатов СССР, ведущих расследование. Тут, правда, его оттесняет блистательный оратор Собчак. Оттесняет, чтобы блеснуть эрудицией и похоронить дело навсегда.

В июле 1989 г. шахтерские районы захлестнули забастовки. Это было ново. И Станкевич отправляется к забастовщикам. Он спускается в шахту и предстает перед телекамерой с вымазанным угольной пылью лицом. Для того, чтобы в таком виде его узнали телезрители, пришлось представиться телеоператору: "Я — Сергей Станкевич". В последующей жизни этого уже не требовалось. Мягкую картавость Станкевича легко узнавала вся страна.

В начале 1991 г. в Вильнюсе происходит репетиция военного переворота. Захвачен телецентр, танки идут по улицам города, солдатня бьет прикладами демонстрантов. Московские демократы возмущены. Депутаты Москвы (районные, городские и российские) устраивают демонстрацию, которая проходит через Красную площадь, размахивая своими мандатами. Когда депутатская демонстрация выходит к Манежу, Станкевич уже там, контролирует мегафон и бортовую машину, ставшую трибуной. Он говорит что-то не слишком гневное, но отчетливо выражает «недоумение» поведением властей, и его слушают, продолжая любить.

В августе 1991 г. — путч ГКЧП. Станкевич остался не в Моссовете, где ему надлежало быть по должности, а бросился в Белый Дом — к микрофону. Вся "героическая оборона" была наполнена звуком его голоса. Это был настоящий трибун демократии.

Станкевич умел быть там, куда были направлены телекамеры, где в изобилии роились журналисты. Это умение, казалось, обеспечивало ему большое будущее. Но в действиях Станкевича всегда не хватало прочности, профессиональной закалки, умения упорно удерживать политические рубежи.

МОССОВЕТОВСКИЙ МАНИПУЛЯТОР

Станкевич, конечно же, никогда не был номенклатурным генералом. Он как бы все время на подхвате, на вторых ролях. Такой образованный, англоговорящий, демократичный… Демократизм Станкевича, очаровывал иностранцев и людей невысокого культурного уровня. Секретарши были без ума от него.

Станкевич был бесспорным лидером общественного мнения. Но, встроившись в далеко не бескорыстную команду Ельцина, он вынужден был считаться с ней. Станкевича просто заставили уступить первенство в Моссовете Г. Попову. Тот при голосовании на пост председателя Моссовета набрал всего-то 280 голосов (минимально необходимое число составляло 235 голосов), а Станкевич, баллотировавшийся на пост первого заместителя, получил 332 голоса.

Один раз уступив, Станкевич потом уступал всюду и даже как будто впал в немилость у фортуны. Его молодой задор был подорван. В Моссовете Станкевич стал подмастерьем при Г. Попове и единственное, на что он сгодился для новой номенклатуры, так это на поддержку своего патрона. Нужен был в свите такой интеллигент с увядающим шлейфом народной любви. Весомость его выступлений создавалась тем, что выступал Станкевич редко. Иногда казалось, что он в чем-то не согласен с Поповым, от того и молчит. Но дело было иначе. Просто Станкевич хорошо играл отведенную ему роль. И проговаривался редко.

Одна из таких оговорок возникла еще до первой сессии Моссовета. На депутатском собрании развернулась дискуссия о том, насколько конструктивно создавать в Моссовете политические блоки. Кто-то бросил фразу, что вся история показывает обреченность блоковой политики. Станкевич возразил, что история как раз показывает обреченность монолитного единства. Но через минуту тот же Станкевич пожелал монолитного единства блоку «ДемРоссия». Коммунисты в зале ехидно захихикали. А демократы пропустили мимо ушей столь важную оговорку. А ведь тут был «засвечен» важный принцип закулисной политики. Он состоит в том, что "у нас" должно быть действительно монолитное единство, а у всех остальных — плюрализм и разномыслие. Ошибка Станкевича состояла в том, что принцип сплоченности своего "ордена меченосцев" он огласил публично, и его недоброжелателям стал виден политический цинизм.

В дальнейшем удивительный Сергей Борисович до того осторожничал, что ни в коем случае старался не высказать своего мнения. Битый час обсуждается вопрос, относящийся к компетенции исполнительных органов власти, а потом СБ подводит черту: "Итак, есть мнение за это предложение и есть мнение против этого предложения. У уважаемых депутатов есть возможность определиться голосованием. И аргументы «за» весомы, и аргументы «против» достаточно весомы. Депутаты суверенны в том, чтобы принять соответствующее решение. Итак, кто за то, чтобы санкцию на две визитки на одну фамилию дать. Прошу поднять мандаты……… 90. Решение не принято."

Речь шла о том, чтобы по визиткам покупателя, введенным для москвичей Поповым, выдавать продовольственные товары по двойному нормативу тем, кто предъявит две визитки с одинаковой фамилией. Так решили (в конце концов все-таки решили) облегчить закупки для одной семьи. Бестолковщины от этого не убавилось. Бывают ведь и у родственников разные фамилии, и большие семьи, и соседи-инвалиды…

Возникает вопрос, кто же кому навязывал частные вопросы, которые по смыслу своему принадлежат области текущего управления? Вне всякого сомнения, аппарат подсовывал эти вопросы депутатам с ведома и по особому благорасположению тандема Попов-Станкевич. Не зря же лидер всей московской торговли В. Карнаухов вываливал на сессию груду цифири и всяческих соображений по колбасам, сырам, картошке и т. п. Наверняка утверждать явный сговор нельзя, но оснований для предположения вполне достаточно.

Как-то раз Станкевич огласил свой принцип ведения сессии: "Для меня сигнал к постановке вопроса на голосование — отсутствие депутатов у микрофонов". Так и получалось день за днем: очередь у микрофонов не иссякала, и ее всегда можно было пополнить вопросом: "Какие будут предложения?" Игра в первый-второй микрофон с комментариями любой реплики, которые перекрывали по времени все реплики вместе взятые, — стихия Станкевича. Зато по форме все корректно, интеллигентно, а иногда и с тонким юмором. Станкевич усиленно играл роль власти в президиуме сессии, доступной только через этот злополучный микрофон и никак иначе. Поэтому микрофону скучать было некогда.

Пустопорожняя трата интеллекта стала для Станкевича работой.

ЛЮБИТЕЛЬ ПРЕЗЕНТАЦИЙ

С первых дней существования Моссовета нового состава С. Станкевич заявил, что представительный орган должен стать крупнейшей коммерческой организацией города и попытался взять процесс приватизации под себя. Не вышло. Более могучие руки ухватились за это дело, и Станкевича отодвинули на обочину. Ему оставалось только участвовать в презентациях — как известному демократу.

Сергей Борисович с помпой открывал отреставрированный по западным стандартам «Пассаж». Магазин стал сверхреспектабельным и сверхдорогим. Прибыль потекла в карманы частных лиц, а средства города, на которые было создано это великолепие, сыграли роль безвозвратной ссуды, а проще говоря — подарка. Он же возглавлял правление чуть ли не единственного в то время коммерческого Мосбизнесбанка. (После запрета на совмещение должностей удержать контроль над банковской сферой Станкевич не смог.) Он же готовил шоу-фестиваль на Красной площади и выбивал миллионные ресурсы в валюте. (Пробиться в сферу шоу-бизнеса Станкевичу не дали, фестиваль провалился.)

Справка:

Список должностных лиц, которые должны утверждаться Моссоветом составлял в 1990 году около 5000 человек, из них 3300 должны были избираться непосредственно на сессии. Избран же был только председатель исполкома Лужков.

В презентациях С. Станкевич искал не бесплатных бутербродов. Он презентовал себя. А для этого годились не только разрезания шелковых ленточек. Ради представления публике Станкевич готов был весь Моссовет вывезти на картофельные поля. Его образ с ведром только что выкопанной из колхозной земли картошки был возвышен и целеустремлен. Политики-демократы и московский люд, годами выгоняемый в поля, были едины в своих заботах.

В другой раз ради красного словца С. Станкевич в телепередаче объявил о включении "горячего телефона", по которому москвичи могут сообщать о всех безобразиях, творящихся в системе московской торговли. Был назван, а потом и напечатан в газетах номер телефона депутатской комиссии по потребительскому рынку. Телефон на десятимиллионный город был один. Обвал звонков накрыл комиссию, а точнее двух-трех энтузиастов, пытавшихся помочь тем, кто дозвонился по самому популярному телефону Москвы. Ну а Станкевич у этого телефона ни разу не появился, да и не поинтересовался его судьбой. Дело было сделано, телепрезентация прошла, а там — хоть трава не расти.

В дальнейшем, пока депутаты рубились вокруг повышения цен, приватизации квартир и т. п., Станкевич предпочитал заниматься беспроигрышными делами, тем, против чего никто не возражал, где можно было набирать только положительные очки. "Кто этим занимается? Сергей Борисович? Звезду на грудь!"

УСЛУГА НОМЕНКЛАТУРЕ

Первая серьезная услуга, оказанная С. Станкевичем номенклатуре — это использование своего авторитета для того, чтобы блокировать назначение на пост начальника ГУВД Москвы опытного профессионала и специалиста по борьбе с организованной преступностью генерала В. Комиссарова. Решение этой задачи для номенклатуры укладывалось в более широкую программу. Ей требовалось провести на посты в исполкоме Моссовета прежних своих ставленников, завязанных в густую паутину связей "ты мне — я тебе" и круговую поруку криминальщины.

В нужный момент С. Станкевич бросил весь свой авторитет на чашу весов: "… категорически настаиваю на том, чтобы председателю исполкома Моссовета была предоставлена возможность предложить свою команду, сформировать группу тех людей, с которыми он мог бы эффективно работать, и предложить их на утверждение сессии" ("НГ", 10.01.91). Только первая часть этой фразы была правдой. Станкевич боролся за монополию номенклатуры на власть, за ее право решать все кадровые вопросы. Буквально через несколько дней Станкевич уже поддерживал идею списочного утверждения состава исполкома без всякого обсуждения. Станкевич поддерживал Лужкова всеми своими силами: "… я за истекшие месяцы проникся к Юрию Михайловичу глубоким уважением. Я считаю, что столичное городское хозяйство в нынешней критической ситуации в значительной степени держится на его феноменальной работоспособности, на его могучих плечах" (там же).

На второй сессии Моссовета Станкевич опустился до того, что обвинил тех, кто добивался законного назначения на должность начальника ГУВД генерала Комиссарова, в сознательной провокации с целью дестабилизировать ситуацию в городе ("МП", 08.02.91).

Станкевич знал, на какие плечи опереться. Он угадал вектор политической воли номенклатуры. Но вот с оценкой своего места — явно ошибся. Он надеялся на место среди тяжелых фигур новой власти, а стал всего лишь разменной пешкой.

С ДЕПУТАТАМИ НЕ ПО ПУТИ

Станкевич остро чувствовал перспективу и выбирал для себя позицию силы. К июню 1991 г. он еще мог пробудить прежнюю любовь к себе среди депутатов и стать председателем Моссовета. Стоило лишь несколько раз встать на их сторону в противостоянии с исполнительными структурами, выступить с программой работы Моссовета и предложениями по повышению эффективности деятельности депутатов. Но Станкевич не стал этого делать. Выигрыш был для него слишком незначительным, а возможность разрыва с командой Ельцина — опасной.

Станкевич ясно видел обреченность Моссовета. Он говорил своим избирателям: "…даже если удается путем многочисленных согласований добиться, чтобы Моссоветом было принято какое-то разумное решение, обеспечение его исполнения требует титанических усилий, для которого сплошь и рядом не хватает достаточного количества профессионалов и финансовых возможностей. Не хватает возможностей подкрепить свои решения некой принудительной силой государства, настоять на их выполнении. А это крайне необходимо: создать такую ситуацию, когда неисполнение решения карается в соответствии с законом" ("НГ", 06.06.91).

И выбор делается в пользу номенклатуры: "Чисто представительские органы власти, которым переданы полные права и неограниченное время отведено для дискуссий и согласований, хороши для стран, где имеются устоявшиеся системы, пребывающих в спокойном периоде. Но в периоды интенсивных реформаторских преобразований не может быть абсолютного равновесия сил. Должна доминировать сильная исполнительная государственная власть."

Станкевич был абсолютно прав. Прав, как теоретик. Ибо ни разу он не высказал свое видение ситуации депутатам, не попытался собрать сторонников, превратить теоретические построения в практические действия. Он просто пошел "во власть".

Все рассуждения сводились к одному: готов служить. Позиция Станкевича была и ударом по Моссовету, и одновременно "брачным объявлением" (подобным тому, с каким Н. Гончар обращался к ВПК). Оставалось ждать претендентов на подписание брачного контракта. И повод заключить новый политический контракт, избавивший Станкевича от мучительных ожиданий, представился.

ГЕРОИЧЕСКИЙ ТРАНСЛЯТОР

Станкевич умел в нужный момент оказаться в нужном месте при микрофоне и информации. Во время путча 1991 г. он стал глоткой сопротивления ГКЧП (победа, в основном, и была добыта горлом). Вся информация транслировалась его узнаваемым голосом в усилители и разносилась в души защитников Белого Дома. Любая поступавшая информация и дезинформация принималась сначала с голоса Станкевича. Подобно психотерапевту телевизионного профиля, он все время напоминал защитникам парламента: "Я с вами!"

Человек работал в поте лица, понимая, что такой возможности для набора политического веса у него больше может не быть. И опять Станкевич просчитался, опять не подкрепил недолговечную любовь толпы солидным административным весом. Об этом говорит явно проигрышная позиция Станкевича уже в следующие после путча дни.

Президент Российской товарно-сырьевой биржи К. Боровой со своими брокерами, отмечая провал августовского путча, принял решение снести памятник Дзержинскому. Станкевич пытался и тут стать героем — остановить толпу. Кричал что-то вроде того, что "железный Феликс" может свалиться и пробить своды метро. В его распоряжении были мощные динамики, но толпа не хотела слушать своего вчерашнего кумира. Под покровом ночи обстановку разредили те, кто действительно выиграл в августе. "Железного Феликса" демонтировали с помощью мощной строительной техники.

Станкевич назвал "хунвейбинских специалистов по сносу памятников" случайными людьми (телебеседа 27.08.91). Но случайным в этом спектакле оказался все-таки сам Станкевич, получивший от Ельцина за свои микрофонные страдания лишь пост советника.

Телеведущий (кто-то из легких фигур номенклатуры) в передаче об августовских событиях заискивающе напомнил, что 20 августа 1991 г. господин Станкевич лучился уверенностью в победе. И Станкевич разыграл предложенную комбинацию, кокетливо отрицая такой примитивный образ. За внешней уверенностью, как оказалось, скрывался глубоко переживающий человек. Он, как выяснялось на глазах телезрителей, был уверен в установлении полувоенного режима на 5–7 лет.

Это был действительно спектакль. Зрители жаждали на политической сцене именно таких героев, и им было неинтересно что творится за кулисами. А для Станкевича закулисная игра оказалась в конечном счете слишком сложной, и он снова проиграл почти все.

В ТЕНЬ ЗА СПИНУ ЕЛЬЦИНА

Станкевича всегда обманывали. Имея реальные шансы стать председателем Моссовета, он вынужден был довольствоваться ролью заместителя Г. Попова. И это несмотря на то, что его рейтинг в депутатской среде был выше поповского.

Второй раз Станкевича обманули, не взяв его в мэрию. Оставили на растерзание депутатам, которые причислили его к арьергардному отряду «поповцев», бившемуся против Моссовета на сессиях.

С трудом подыскали Станкевичу место при Президенте. Стал он советником по политическим вопросам, а заодно возглавил Российский общественно-политический центр (РОПЦ) — эдакое общежитие многопартийности в помещениях бывшего ЦК ВЛКСМ. Казалось бы, есть хороший задел для расширения своего влияния, налаживания связей с различными политическими группировками. Это требовало черновой работы, к которой Станкевич не был склонен.

Уже в 1992 г. Станкевич видел, что в московских политических тусовках собираются те же люди, что и в 1987. Те же лица (примерно 500 человек на всю Москву), с теми же разговорами, с той же неспособностью договариваться, с теми же не обеспеченными ни интеллектом, ни ресурсами амбициями. Он был уверен, что христианские демократы Аксючица никогда не договорятся с социал-демократами Румянцева. Вкладывать сюда силы было, с его точки зрения, совершенно бесполезно. Поэтому оставленный на произвол администраторов РОПЦ стал по сути дела пристанищем мелких коммерсантов, рядящихся в политиков.

Станкевича занимали более глобальные проблемы — строительства Государства Российского. Была надежда у госсоветника Станкевича, что в эту работу можно будет втянуть и Ельцина. С небольшой группой единомышленников он разработал пакет документов и положил их на стол Президенту. А дальше состоялось столкновение с суровой правдой жизни. "Фактически Госсовет блокирован, — по итогам своей работы судил Станкевич, — Мои документы были потеряны и потом найдены среди черновиков спустя два месяца. Я мог бы рассказать массу фантастических историй. Откровенно говоря, я имел некие представления об этом мире, но реальность меня просто поразила…" ("МК", 05.10.91). Как тут не вспомнить судьбу пакета документов по кадровому центру Моссовета!

Станкевич с молодой наивностью и восторженностью влетел на политическую кухню Ельцина и остолбенел: на него повеяло могильным холодком эпохи застоя. "Это привычный аппаратно-номенклатурный стиль, он тоже имеет свои преимущества, он обкатывался годами. Ведущим рычагом является там метод аппаратного лабиринта, в котором при желании можно породить любой документ и погубить любой документ. В зависимости от того, что нужно в данном случае. Все виды аппаратной интриги задействованы, и бороться с командой, исповедующей этот стиль, имеющей соответствующую квалификацию, бессмысленно. Для этого нужно стать такой же командой." (там же).

Получалось, что вместо доверительного и демократичного общения с лидером, Станкевичу предоставили лишь место и право участвовать в номенклатурных интригах. Вместо совместных мозговых штурмов с участием Ельцина пришлось ограничиваться скоротечными и редкими встречами. И Станкевич постепенно смирился, растворяясь в тени Президента.

ХУДЕНЬКИЙ ДЕРЖАВНИК

Еще в 1991 г. от Станкевича стали исходить претензии на создание идеологии — некоего "консервативного прогрессизма". Никто не понимал, что это такое, и признанного демократа старались об этом подробно не расспрашивать.

В 1992 г. Станкевич собирался создать мощное ("мощное" — любимое слово больных маниловщиной демократов) державное движение и целую индустрию державных изданий. Он даже выступил с программной речью на молодежном конгрессе "Будущие лидеры нового тысячелетия" (забавы недавних комсомольцев и действующих "поповцев"). Станкевич говорил о том, что с реформами нельзя торопиться, что не надо взнуздывать Россию, что реформы должны постепенно укорениться. Звучало все это в устах советника Президента очень свежо. "Почему же Ельцин не слушает своего политического советника?" — недоумевали наиболее заинтересованные участники молодежного конгресса. Скорее всего, в этот период Ельцин уже перестал обращать внимание на своего пажа, на то, что он думает и о чем говорит.

Был в то время еще один прожект — двуглавые орлы на башнях Кремля. У Станкевича в кабинете даже появился эскиз нового облика резиденции русских царей и генсеков номенклатуры. Но и это дело тоже не выгорело. Номенклатура более высокого ранга приоритеты не уступала. Пусть на монетах появились эти самые орлы, лишенные всех атрибутов власти ("менее сердитые" — по выражению Г. Бурбулиса, "чернобыльская курица" — по народному определению), но приоритет уже был перехвачен. Потом тот же Ельцин, демонстрируя свою приверженность традиционной российской символике, вернул орлу все отнятое (кроме самой России). И Станкевичу очередная презентация окончательно «обломилась».

Дело с крупномасштабной державностью кончилось слабосильной газетой «Ступени» и последующим присоединением к партии С. Шахрая (о «заслугах» последнего перед Москвой см. в главе "Приказ: столицу сдать").

РЯДОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

После расстрела парламента С. Станкевич понял, что режим обречен, и оставаться при Президенте становится весьма недальновидным. Использовав близость к Президенту для успеха шахраевской партии ПРЕС на выборах в Госдуму, Станкевич тихо-мирно ушел с поста советника Ельцина по политическим вопросам. Это выглядело лишь как легкая оппозиционность при сохранении фундаментальной лояльности, поскольку Станкевич постарался всячески подчеркнуть отсутствие разногласий с Ельциным. Было ясно, что разногласия все-таки есть. Они только в силу врожденной интеллигентности не оглашаются публично.

Станкевич разжаловал сам себя. Сыграть роль второго Бурбулиса при Ельцине не удалось. Тихо снял Станкевич погоны флигель-адьютанта и пошел служить в парламент к Шахраю во фракции ПРЕС. Должностишка мелкая, но хотя бы паленым не пахнет. А когда Ельцин «сгорит» вместе со своими соратниками, то можно рассчитывать не только на снисхождение, но и на новые вакансии на политическом Олимпе.

Чем в Думе занимается Станкевич? А ничем. Как и большинство, просто ждет. Старая партия сыграна, новая еще не началась. Среди фигур прошлого чемпионата номенклатуры места не нашлось, быть может в новом повезет больше. Вот и стал Сергей Станкевич тишайшим депутатом.

В сентябре 1994 г. Ельцин расквитался со Станкевичем за тихий уход из его команды. "Московский комсомолец" (15.09.94) опубликовал хамскую статью, обвиняя Станкевича во взяточничестве, а через несколько дней он был снят с последней почетной должности — с поста председателя совета Российского общественно-политического центра. С должностишкой при Шахрае тоже пришлось расстаться. Новый политический патрон привычно пнул лежачего, предложив Станкевичу приостановить свое членство в ПРЕСе.

Итак, Станкевич окончательно пошел на дно. Ему осталось проиграть очередные выборы, чтобы пойти служить в мелкие клерки. Жаль, искренне жаль…