"Удовлетворение" - читать интересную книгу автора (Голяк Андрей)ПОГРУЖЕНИЯ_Current music:SUPERMAX "Ganja Generation"_ – В общем, так, мудила, заруби себе на носу – я тебя из ментовки вытаскивал в последний раз! – Пепел резко развернулся и пошёл прочь. – Лёха, ну что я специально, что ли? – виновато прокричал ему вслед Кокс. – Не ебёт! Запомни – этот раз был последним! И прекращай торчать, иначе полетишь из группы белым лебедем! Пеплу хотелось вернуться и набить Коксу рожу, но он давно уже научился гасить в себе первобытные желания. Оставалось лишь скрипеть зубами от злости. История, действительно, приключилась неприятная. Один милый интеллигентный мальчик умудрился сесть на иглу. Как это обычно бывает в таких случаях, через очень короткое время он перестал быть и милым, и интеллигентным, стал тусоваться с плохими ребятами и красть чужие вещи, чтоб сколотить деньжат на очередную дозу. Мальчик стал частенько попадать в милицию с наркотой на кармане, пару раз лечился, но, как это принято у торчков, безрезультатно. Кокс дружил с этим мальчиком, иногда составлял ему компанию для путешествий в "иные отражения". Но, в отличие от мальчика, на систему не подсаживался и умел вовремя спрыгнуть. И вот однажды мама мальчика поняла, что так больше продолжаться не может. Она провела с сыном разъяснительную беседу на тему: "О вреде наркотиков и их пагубном влиянии на человеческий организм" и потребовала немедленно прекратить принимать эту отраву. Мальчик к тому времени и сам порядком подустал от наркушной суеты и экспериментов над организмом. Он торжественно пообещал маме, что колоться, честное пионерское, больше не будет ни под каким предлогом и станет паинькой. Мама же для верности заявила, что временно помещает сына под домашний арест, дабы не подвергать его за пределами квартиры излишним нехорошим соблазнам. Уже к вечеру первого дня мальчик понял, что погорячился и переоценил свои возможности. Вмазаться хотелось неимоверно – организм долдонил в виски головной болью и уже легонько покручивал тело в первых судорогах ломки. Мальчик испугался, а страх, как известно, один из лучших стимуляторов умственной деятельности. В некоторых случаях, разумеется. И выход из нехорошей ситуации нашёлся незамедлительно. – Мама, я позвоню в поликлинику – пусть придёт медсестра и втарабанит мне успокоительное. – А без этого никак, Алик? – Мам, ну мне реально плохо. – Хорошо, сыночек, позвони. Но вызови медсестру сюда – из дому я тебя не выпущу. – Без вопросов, мам, – и повеселевший мальчик пошёл в соседнюю комнату звонить. Следующим утром в двери позвонили. Мама открыла двери и увидела молодого человека с интеллигентным лицом в белом халате и с чемоданчиком, на котором был изображён красный крест. – Здравствуйте, я – медбрат, – представился молодой человек. Вы вызывали медбрата? – Ну, вообще-то, мы вызывали медсестру… – А для вас это имеет какое-то значение? – Нет, что вы, конечно нет. Проходите, пожалуйста, – мама приглашающе махнула рукой. – Алик, – крикнула она вглубь квартиры, – к нам пришёл медбрат… Простите, как вас звать? – Андрей. – Алик, пришёл медбрат Андрюша. – Слава Богу! А то я уже концы отдаю. Мама засуетилась, ведя гостя в комнату к сыну, который лежал на диване и являл собой живую иллюстрацию к листовке о борьбе с наркоманией. – Так… И что тут у нас? – Мне нужно что-то, чтобы снять боли. Какое-нибудь успокоительное. А то я загибаюсь. – Видите ли, Алик бросает принимать наркотики, – вмешалась мама. – Гм… Похвально… В принципе, мы не делаем таких вещей без назначенного курса уколов… Но если сюда вызвать врачей, то вашего мальчика упекут в наркодиспансер… – Нет, я в наркодиспансер не пойду! – Это ежу понятно. Хорошо, я пойду вам навстречу – сделаю курс уколов. Но сами понимаете… – Да, да, конечно, – закивала мама, – я всё понимаю. Естественно, я заплачу, сколько скажете… – Мы это обсудим. А сейчас я займусь больным. Медбрат Андрюша раскрыл свой чемоданчик, резво достал спирт, вату, продезинфицировал Алику предплечье, наполнил шприц и оказал больному необходимую медицинскую помощь. То бишь, вкатил ему в вену дозу успокаивающего. Результат сказался очень быстро. Страдания больного прекратились, и даже невооружённым глазом было видно, что Алику ощутимо лучше. Глаза его закрылись, и он задремал. Медбрат Андрюша быстренько собрал свои орудия труда, в походном порядке обсудил с мамой размер и форму оплаты за услуги, предупредил о неразглашении, пообещал заглянуть ещё вечерком и покинул квартиру. Мама была на седьмом небе. Сын сидел дома, никуда не отлучался, наркотиков не принимал и даже не пытался избежать родительского надзора. Ломки, как таковой, благодаря квалифицированной врачебной помощи медбрата Андрюши, тоже не наблюдалось. Мама радостно потирала руки и строила планы на будущее. Алик тоже был доволен. Ему не приходилось шариться по подозрительным точкам и рвать жопу на фашистский крест, чтобы достать денег на очередную дозу. Он теперь торчал цивилизованно – в тепле, уюте и безопасности. За ширево с радостью платила мама. То, что она не догадывалась об истинной природе "успокоительного" – дело десятое. Роль медбрата самоотверженно взял на себя Кокс. Причём абсолютно бескорыстно. Все деньги шли только на наркотики. За сервис он, добрая душа, не брал ни копейки. Алик решил, что в его жизни наступила "золотая эра". Правда, длилась она недолго – всего-то семь деньков. Ибо на пятый день маму Алика стали терзать нехорошие подозрения. А на седьмой она вызвала ментов. И те повязали "медбрата Андрюшу" как раз в момент оказания "врачебной помощи". "Золотая эра" в жизни Алика закончилась. Не зря на перстне у царя Соломона было написано: "Всё проходит". В ментовке Кокса держали недолго – Алик после ухода ментов перезвонил Пеплу, тот взял из загашника пачку волшебных зелёных билетов и поехал выручать злополучного "медбрата". Бескорыстная тяга Кокса к облегчению страданий ближнего обошлась группе весьма недёшево – о записи полноценной пластинки на ближайшее время можно было смело забыть. Ибо работники милиции показали себя более меркантильными, чем "медбрат", и просто обожали зелёные американские деньги. Особенно, с портретом президента Гамильтона. – Дятел! Ну, какой же дятел! Сука, заебало меня это всё до ручки! – Пепел никак не мог успокоиться. На него, вдруг, навалилась дикая усталость – вот с такими долбоёбами он просирает свои годы, а их, между прочим, уже не перепишешь набело. Они, эти долбанные курты кобейны, будут бухать, торчать, оставлять ментам и наркодилерам все деньги, которые удаётся сколотить на мельчайшие шажки вперёд, они будут профукивать своё и его, Пепла, время, как будто собираются жить вечно. А он из-за них снова и снова оказывается отброшенным назад… Снова и снова на своей родной мусорной свалке… И всё тот же провонявший мочой подъезд, продавленный диван и полная окурков пепельница, как микромодель его Вселенной. Он зашёл в магазин, купил бутылку водки и немного пожрать – после студии он так и не успел поужинать. Татьяна укатила в свой Стокгольм, звала с собой, а он не поехал – нафиг нужно, он не ручная болонка для бизнесвумен. Да и вообще, пора завязывать со всем этим – становиться принцем-консортом Пепел не собирался. Поспали, порадовались и хватит. Всё равно Пеплу не выпрыгнуть на её уровень, а другие условия его не устроят. Длительные полноценные отношения возможны только между равноправными партнёрами. Иначе этот перекос рано или поздно станет причиной трещины. Нет, уж лучше продавленный диван и одиночество… Чёртова лампочка на лестничной клетке снова не горела. Пепел никак не мог попасть ключом в замочную скважину – долго нащупывал её, бормоча ругательства. Вошёл, захлопнул дверь, поставил тяжёлый пакет со снедью на табурет в прихожей, а сам уселся прямо на пол, стаскивая с ног "казаки". – Что-то ты, Лёш, задёрганный какой-то. Случилось чего? – Пепел поднял голову и встретился глазами с Дашей. – Опа… Какая приятная неожиданность… Или неожиданная приятность… – Пепел медленно поднялся с пола. – Какими судьбами? – он чмокнул Дашу в щёку. Откровенно говоря, Даша просто зашла оставить ключи от квартиры. Эдакий символический жест, хорошо раскрученный кинематографом – главный герой приходит домой и обнаруживает лежащую на столе связку ключей. Крупным планом – его глаза, вселенская печаль, сожаление о том, что не сложилось, и, возможно, желание всё исправить. Хотя, на последнее Даша уже не рассчитывала. На деле всё получилось не так. Оказавшись в квартире и романтично расположив ключи на журнальном столике в комнате, Даша решила выпить напоследок чаю. Пока грелся чайник, она озябла и привычно закуталась в старый пеплов свитер… Рассматривала, словно в первый раз, старые афиши на стенах, перебирала кипу джазовых пластинок… Старательно проделывала то, что стало для неё таким привычным за долгое время. Потом пила чай, обещая себе, что ещё пять минут и она уйдёт… Пока не услышала скрежет ключа в замке. – Шла мимо – решила ключи занести. – Что так? – прищурился Пепел. – Ну… С какой стати они у меня? Нехорошо как-то получается – приду без спросу да невовремя… Кому это нужно, Лёш? Захотим увидеться – созвонимся. – А-а-а-а… Вон оно что… Ну, считай, что созвонились. Поужинаешь со мной? А то муторно как-то одному. Ужин в планы Даши совсем уж не входил. Через час она должна была встретиться с Пэм и ехать на день рождения какого-то модного художника в "Синюю марку". Но оставить Пепла одного, когда он просит остаться – это было выше Дашиных сил. Она перезвонит Пэм и попросит заехать за ней позже, ничего страшного, если они немного опоздают. Пока Пепел готовил простецкий ужин, Даша пыталась набрать Пэм. Чёртова труба мерзко долдонила одно и то же: – Аппарат абонента выключен или вне зоны досягаемости. Перезвоните, пожалуйста, позже. И где только они берут баб с такими отвратными голосами? Ладно, в крайнем случае, Пэм сама может ей звякнуть. Пепел налил по первой и поднял рюмку: – Со свиданьицем, Дашутка. – Со свиданьицем, Лёш. Было странно вот так сидеть напротив него, пить с ним, слушать его новости, рассказывать о своих. Будто не существует этой его Татьяны, а у неё не было никаких переплетений с Пэм. Всё как раньше. Почти… Обычные диалоги, улыбки, зацепочки, глаза в глаза, соринки-нюансы, шероховатости живого разговора, нанизанного на нить взаимного интереса… Привычно положив ноги на табурет, Пепел открыл банку с табаком, набил трубку, чиркнул спичкой и со смаком затянулся. Напряжение стало понемногу покидать его. Он был рад Дашиному приходу – это значит, что пока не будет чёрной воронки безысходности, это значит, что есть отсрочка, а там поглядим… Даша внимательно следила за Пеплом. Он заметно чем-то расстроен, совершенно выбит из колеи и нуждается в подпорках, чтоб не упасть. Он рассказал ей сегодняшнюю историю с Коксом, и было ясно, что есть что-то ещё… К чему Кокс стал просто довеском. Той последней соломинкой, что может сломать спину верблюда. Милая, заботливая пай-девочка спрыгивает с темы на тему, со ступеньки на ступеньку. Прыг-скок, прыг-скок. Она отвлекает от нехороших мыслей. Она не создаёт напрягов и готова подставить своё хрупкое плечико, когда нужно. Впрочем, где-то так оно и есть. – Лёш, а помнишь, когда мы с тобой вот так вот сидели в последний раз, ты пел для меня? Знаешь, а ведь я это частенько вспоминаю… Пепел усмехнулся, отложил трубку и вышел в прихожую. Заскрипел молнией на чехле… Вернулся с гитарой, обхватив гриф худыми сильными пальцами… – Это будет блюз… Нихуя не творчество, просто блюз… Я где-то слышал, что блюз – это когда хорошему человеку плохо. Как раз мой случай, Дашутка. Слишком жарко для снов и пустых мечтаний, Слишком поздно для ссор и пререканий, Не помогают ни пиво, ни квас. Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас. Пепел жил когда-то с безумной девицей… Пытался создать в квартире какое-то подобие уюта… А оказалось, что она пьёт как лошадь, вовсю курит траву и совершенно не дружит с головой… Ревнивой была до ненормальности… И устраивала Пеплу такие сцены, что будь здоров… Ты обожаешь марихуану, "Роллинг Стоунз" и быть всегда главной, Я курю свою трубку и слушаю джаз Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас. Даша смотрела на него, не отрываясь. Машинально отхлёбывала из бокала… Затягивалась сигаретой… Меня заводит твой запах, манящий и горький, Шершавость сосков и тепло твоей норки, Жёсткий призыв в бездонных зрачках твоих глаз, Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас. Пепел оборвал, не доиграв… Отложил гитару… Снова набил трубку табаком. – Вот за это они тебя обожают, – задумчиво сказала Даша. – За то, что ты умеешь это преподносить по-особому. И мужика настоящего они в тебе чувствуют… А я – за другое… Я – за беззащитность твою. Она опустилась перед ним на колени, заглянула снизу в глаза, отняла у него трубку и прижалась лицом к его ладоням. На какое-то мгновение замерла, потом тихонько сказала: – Завтра ты станешь сильнее и мудрее. Завтра всё будет выглядеть иначе, чем сейчас. Но сегодня ты не останешься один. Иногда бывают в жизни моменты, когда самые сильные должны стать слабее самых слабых… Секунда передышки, чтобы не сломаться… Так устроена жизнь и ничего с этим не поделаешь. Она целовала его пальцы… Вдохнула его боль и горечь, до последней крупинки растворяя их в себе… И он в её руках стал слабее самых слабых… Ведь так устроена жизнь и ничего с этим не поделаешь… А Пэм так и не позвонила. Она знала, куда поехала Даша, но не позвонила. Потому что знала – есть вещи, которые нельзя вытребовать, выпросить или заслужить. Либо они достаются даром, либо приходится учиться обходиться без них. … различать людей по количеству боли, которую они способны нам причинить. _Current music: GUNS'N'ROSES "Don't You Cry"_ Странное состояние – сидеть лицом внутрь себя и сортировать мечты. Вдыхать запах их несбыточности – запах пожелтевших зачитанных страниц с полустёртыми буквами… Чувствовать их вкус – солёный вкус прокушенных губ, горького никотина и обжигающего алкоголя. Звенящая тишина в ушах и одиночество… Ведь сортировка мечт – дело интимное, требующее максимального отрешения от суеты и полного уединения… Пэм всегда старательно культивировала свой имидж безбашенной богемной оторвы. Смотрите, сволочи – мне всё фиолетово! Моя жизнь – брызги, клубы, тусовки, дым и пепел… (каламбурчик, мать его…) Густое варево, мясной бульон скандалов и эпатажей, круто приправленный сексом и алкогольно-наркотическим глэмом. Независимая журналистка, ведущая скандальный образ жизни… Сколько кретинов клюнуло на этого червячка, а точнее, на уточку – не сосчитать. Иногда Пэм и сама не могла разобрать – где в ней настоящее, а где придуманное. Её постоянно тянуло отколоть что-нибудь такое, что хотя бы на несколько мгновений могло отвлечь от тягучей, как патока, скуки, от этого причёсанного и подрумяненного прозябания… Как-то так получилось, что Пэм никогда не приходилось в поте лица своего зарабатывать на хлеб. Вопрос денег был решён ещё до её вступления во взрослую жизнь – папа весьма успешно торговал нефтью. Это отсутствие борьбы за существование делало жизнь невыносимо пресной. Поэтому весь свой нерастраченный молодой энтузиазм Пэм посвятила борьбе со скукой. Статус независимой журналистки давал возможность хоть изредка побеждать в этой борьбе. У неё обнаружился интересный стиль подачи материала, безошибочное чутьё на сенсацию и отсутствие стереотипного мышления, губительного для журналиста. Пэм была нарасхват в солидных музыкальных журналах, имела свои передачи на нескольких радиостанциях и готовила для одного телеканала проект, посвящённый альтернативной музыке. Сказать, что Пэм была популярной в местной артистической среде – это не сказать ничего. Она была вхожа в любые сферы, запросто общалась даже с самыми "озвездевшими" персонажами, крутилась на всех мало-мальски значимых концертах, выставках и презентациях. Это позволяло делать сногсшибательные репортажи и скандально откровенные интервью. В личной жизни Пэм придерживалась достаточно широких взглядов, что наглядно демонстрировал длинный хвост связей различной степени серьёзности. У неё было своё понимание морали и этики, многим кажущееся чересчур циничным. Но это составляло часть её имиджа. Настолько неотъемлемую, что Пэм уже срослась с ней. С Пеплом её связывали довольно тёплые отношения. Постельная их часть была безоговорочно приятной и для Пэм, и для Пепла, но она так и не переросла в нечто большее. Пепел, в силу своей непроходимой тупости в сфере интима, не заметил, что Пэм как-то неровно дышит к нему. А Пэм в силу свойств характера посчитала, что заострять на этом его внимание – значит навязываться. В общем, всё застыло в фазе взаимной симпатии с вкраплениями эротики и порнографии. Если ситуация с Пеплом была довольно типичной, то с Дашей у неё всё завязалось как-то совсем уж неожиданно. Честно говоря, Пэм увела её из "Кубика" ради удовольствия сделать бяку Пеплу. И немножко из желания выебнуться… Но в первую же ночь она, что называется, запала. Эта девочка оказалась настолько искренней, настолько беспомощной и трогательной, что весь цинизм Пэм смыло к чертям собачьим мощной волной нежности и желания заслонить это чудо от всего мира, от всех бед и разочарований. Всю её стену пробило вмиг. И она проснулась ещё более растерянной и ошеломлённой, чем Даша. Просто у Пэм лучше получалось владеть собой. Время остановилось. Это было ощущение какого-то непрерывного счастья, огромного, оглушающего и немножко нелепого в своей необычности. Ей было так хорошо, как не бывает, потому что не может быть. Она поначалу пыталась разобраться в себе – потом бросила эти глупые ковыряния и поплыла по течению. Просто быть вместе, прикасаться, улыбаться, наполнять до краёв, смотреть взахлёб, ладошки упирать в ладошки, капельки крови на прокушенной губе – тебе больно, родная, нет, мне чудесно… Быть завязанными в узелок, или нет, в косичку… Быть сплетёнными в обычную смешную девчоночью косичку… И чувствовать, что время остановилось… Пэм поджала ноги, глотнула коньяку из бутылки и прикурила новую сигарету от тлеющего окурка. Зябко кутать ноги в плед, давиться рыданиями, кусая пальцы – вот всё, что для неё осталось… Когда Даша собралась отвезти Пеплу ключи, Пэм очень хотелось поехать с ней – тогда всё было бы по-другому. Но она чувствовала, что не стоит навязывать Даше своё присутствие в таком деликатном деле. Когда Даша не появилась в назначенное время, телефон сам постоянно оказывался в руках – позвонить, немедленно позвонить. Хотя бы для того, чтобы узнать, всё ли с ней в порядке. Но ведь Пэм и так знала, что c Дашей всё в порядке… Просто уже ничего не изменить. Время тронулось, раздавив тяжёлым шипастым колесом влажную тесноту ночей, хрупкую нежность утр, ладошки, косички, игры, прикосновения… Не осталось почти ничего. А ворох никому не нужных осколков, сожалений и воспоминаний Пэм спрячет в самом дальнем шкафчике памяти, когда сумеет обойтись без всего этого. Ещё глоток коньяку… Ещё затяжка сигаретой… И снова – подбородком к колени. Сегодня день такой – подбородком в колени… Где-то в прихожей перестало быть тихо. Она вздрогнула, услышав шаги, и подняла лицо. – Там у тебя двери нараспашку – ждёшь кого? Пэм не поверила своим глазам – рядом стояла Даша. Даша, которой полагалось быть сейчас в совершенно другом месте и посвятить себя совершенно иным вещам, присела на корточки и тревожно заглядывала ей в глаза. – Жду, – сипло произнесла Пэм… Откашлялась, глянула ещё раз на Дашу. – Ты чего здесь? – Да, действительно, – рассмеялась Даша, – чего это я здесь? Наверное, потому, что дверь не заперта. – Я так ждала тебя, – тихонько пожаловалась Пэм, – я так тебя ждала, я всю ночь ждала… Я не ложилась, я всё слушала, когда ты придёшь… А тебя всё не было… – Девочка моя, я сейчас всё расскажу… – Не надо! Ничего мне не рассказывай! Ты здесь, а остальное неважно. – Правда? – Даша пристально посмотрела ей в глаза. – Правда… Давай-ка лучше приготовим что-нибудь поесть – из-за всех этих пиздостраданий у меня разыгрался жуткий аппетит. – Хорошо, тогда на тебе салатики, на мне – горячее. Идём в кухню. Кто-то умный и жестокий взял комочек воска, прядь моих волос и капельку крови или слюны… Слепил куколку… Злыми беспощадными пальцами мнёт моё восковое тело… Пронзает его длинной стальной иглой… И я, настоящий, чувствую, как острие раз за разом пронзает мою восковую плоть… И тогда рушится всё вокруг, а я в слепом ужасе уворачиваюсь от обломков… Хватит… Я сдаюсь… Хватит … _Current music: Sting "La Belle Dame Sans Regrets"_ Татьяна позвонила Пеплу сразу же, как только вышла из здания аэропорта. Простившись с коллегами, она дала шофёру распоряжение загрузить багаж в машину и вынула из сумочки телефон. На несколько секунд задумалась перед тем, как набрать номер… И призналась себе, что ждала этого момента все две недели, пока длилась поездка. Встречи, переговоры, знакомства, впечатления – эти водовороты кружили её, не отпуская, не давая передышки и отнимая всё свободное время. Ей пришлось выслушать массу комплиментов своему уму и деловой хватке, отклонить два скоропостижных предложения руки и сердца и уяснить, что на неё имеются большие виды. Договор о сотрудничестве успешно подписан, перед Татьяной открылась масса интересных перспектив и новые, гораздо более широкие, пространства для роста. Но всё это ничего не значило по сравнению с тем, что она испытывала, набирая сейчас номер Пепла… – Да, я слушаю, – в трубке негромкий хрипловатый голос, которого ей так не хватало всё это время. Чёрт возьми, нельзя, нельзя так залипать на нём… Но по-другому не получается… – Здравствуй, Лёш. Вот я и вернулась. Ты скучал? – Есть немного, – голос в трубке странно вялый, спал он, что ли? – Не пригласишь на чашечку кофе? Могу заехать на полчасика, не дольше – я с дороги грязная и некрасивая, – за внешней беззаботностью она скрывает недоумение. – Заезжай. Только мне нечем даже тебя угостить. – Ничего страшного. Я только на кофе. Сейчас буду – ты как раз успеешь почистить зубы. Приятно прижаться горячей щекой к холодному стеклу. За окном мелькают улицы, от которых уже успела отвыкнуть. Хорошее такое зимнее утро, снег повсюду, много солнца… А у неё – лёгкая растерянность, как у всякого, кто вернулся издалека. Нетерпение заставляет торопить шофёра. Нетерпение хлопает дверцей и гонит её вверх по ступенькам. Но как-то само собой получается остановиться перед дверью, перевести дыхание, прикрыв глаза… И, нажав кнопку звонка, вздрогнуть от шагов по ту сторону дверей. Нехорошо, наверное, целоваться прямо в прихожей. Как школьники, ей богу… Мама не одобрила бы, бабушка – тем более. Фи, нехорошо… Нет, неправда, хорошо, очень хорошо! Хорошо ощущать жжение от его колючей щетины, хорошо прижиматься к его сильному телу, хорошо ерошить его непослушные волосы, хорошо держать в ладонях его лицо. А это пятнышко зубной пасты у него на щеке – что может быть лучше? Пусть он думает себе, что хочет, но ей хорошо. И наплевать на всё остальное. Бессвязность первых слов понемногу проходит. Татьяна рассматривает Пепла, приводя в соответствие с тем, кто жил в ней все эти две недели разлуки. Вот этот человек, тот, чьего присутствия она так ждала все эти дни. Вот он, наливает ей кофе, улыбается – как красиво он умеет улыбаться. Он выглядит усталым, грустным и каким-то странно смущённым. Неужели не рад? Нет, не может быть, она же не дура, она ясно чувствует его радость – немного сдержанную, скупую и тщательно скрываемую, но радость – её ни с чем не перепутаешь. Так в чём же дело? Что не так? Она обводит взглядом комнату – привычный беспорядок, в котором так уютно себя чувствуешь. Книги, афиши, пластинки, кассеты – это его пространство, его дом, куда он приходит вечерами, куда приводит её. Что-то привлекает её внимание, останавливает взгляд. Связка ключей посреди журнального столика, там же – два бокала, пара немытых тарелок, тонкие окурки в пепельнице… Ничего особенного, но сегодня она очень восприимчива к мелочам. – У тебя были гости? – Татьяна чувствует внезапный холод где-то внизу живота и странное нежелание услышать ответ. Ну, соври же что-нибудь, соври, ну что тебе стоит… – Даша заходила, мы ужинали… Не соврал. Ему просто лень утруждать себя ложью. Или… Или не было больше ничего? – Она ушла сегодня утром сразу после твоего звонка, – Пепел внимательно рассматривает свои ногти, словно ничего интереснее он в жизни своей не видел. Нужно будет аккуратно срезать этот заусенец на безымянном. Иначе можно зацепить струной и будет долго болеть. – Вот как? – у Татьяны получается улыбнуться. – Получается, я испортила вам утро? Прости, ради бога, я по наивности своей. – Я постараюсь тебе объяснить, – он, наконец, смотрит ей в глаза. – Нет, что ты! Не нужно ничего объяснять! Кто мы друг другу? Случайные знакомые, которые провели несколько приятных ночей в койке – ничего больше! И никаких объяснений не требуется. – Таня, прошу тебя, – он мягко тронул её за руку, – выслушай меня. Просто выслушай… А потом сама решишь, как быть. – Да, конечно, я слушаю, – она опустилась на табурет, стоявший рядом и уперлась спиной в стену. – Вещай, я вся – внимание. Устало прикрыла глаза и откинула голову. Ей всё равно, что она услышит. Нет сомнения, что всё сказанное будет выглядеть логично и убедительно – Пепел мастер на такие штуки. Почему-то он всегда выглядит правым… Даже когда очевидно неправ… И Татьяна поверит ему – даже к гадалке не ходи. Она взглянула на себя со стороны и мысленно вздохнула – да, она поверит всему, чему угодно. Других вариантов не предвидится. _Current music: ROCK-FELLER$ "_ _Мечтать_ _"_ – Группа "Вельвет", готовьтесь! Следующий выход – ваш! – мерзко проверещал динамик внутренней связи. – Подтягиваемся к заднику, чуваки! Засуетились, задвигались ребятки. Торопливо разбирают инструменты и выходят по одному из гримёрки. Пепел наблюдает за ними, прислонившись спиной к шкафчику с одеждой и потягивая коньяк из стильной фляжки, подаренной Татьяной. Она постоянно возмущалась – нечего, мол, пить на сцене прямо из бутылки, это моветон. – Да я весь сплошной моветон, – смеялся Пепел, но фляжка ему понравилась, и он всюду таскал её с собой. С Татьяной наладилось практически без всяких усилий с его стороны. Она тогда безучастно выслушала его объяснения, помолчала… Потом подвела черту: – Знаешь, странно открывать в себе что-то, о чём понятия не имеешь. Ещё более странно – мириться с этим. Не хочу устраивать тебе сцен, не хочу демонстративно обижаться на тебя. Мы слишком мало живём, чтобы ещё растрачиваться на нелепые демонстрации. Только прошу – не нужно испытывать меня на прочность. Если не захочешь быть со мной – просто скажи об этом. А сейчас забудем всё – честное слово, я себе совершенно не так представляла нашу встречу. Она уехала домой, и уже вечером позвонила, как ни в чём не бывало… – Пепел, ваш выход, – в гримёрку заглянул арт-директор клуба. - Там ребята уже подключаются. – Да, иду, – Пепел завинтил фляжку, взял гитару и направился к сцене. Задержался за кулисами. Прислушался… Толпа дружно скандировала: – Пе-пел, Пе-пел, Пе-пел! Заплатив за Кокса ментам, он оставил чуваков без денег, и срочно потребовались концерты. Даже не на запись, а просто на зарплату музыкантам. Учитывая, что все клубы были оповещены о том, что "Вельвет" работают в студии над пластинкой и в ближайшие пару месяцев на них можно не рассчитывать, найти концерты было непросто. Спасло то, что "Синяя марка" проводила какой-то очередной фест с богатыми спонсорами и "Вельвет" пригласили отыграть часовой сет в рамках этого мероприятия. Пепел ещё раз хлебнул из фляжки и вышёл из-за кулис. Толпа взревела, на сцену полетели тюбики губной помады, пудреницы, носовые платки… Он включился и повернулся к публике спиной. Такая у Пепла муз а – поначалу не замечать зал. Не от звёздности своей, не от хамства, нет. Ему так проще сосредоточиться. Кивнул Коксу – тот швырнул сухие доли счёта… Тяжёлое гитарное вступление… Резкий поворот к микрофону – и агрессивно в зал первые строчки: Ствол весны у виска – я ей обесточен, Я срываю с себя этикетку: "Просрочен" Я в долгах как в шелках у своих кредиторов, Я пришёл, полон тем, стихов и аккордов! Новая вещь, написанная буквально неделю назад. Аранжировка, сука, совсем сырая. Но драйв есть, звериный драйв, который выметает всё лишнее из мозгов, как пушечный выстрел… Исцарапанные бессонницами, зрачки вертикальны, Сказанные в темноте слова – сакральны, И много долгих километров нежности в крови – Мне осточертело трахаться, я прошу немного любви… Он зубами вгрызается в каждую букву, чувствует солёный кровавый привкус каждой строчки, выталкивая их языком наружу… А теперь немного воздуха: Мечтать Надо нам Читать По губам Фразы нерасставаний, Спазмы полупризнаний… Огоньки зажигалок там внизу под ногами раскачиваются, образуя маленькие огненные волны… Он чувствует привычную нить, которая всё крепче привязывает его к каждому из стоящих возле сцены… Даже не нить – артерия, которая перекачивает его, Пепла, кровь в сердца тех, что тянут сейчас вверх руки с зажигалками… Слова – Это дым Давай Помолчим Ночью Это так просто Хочешь – Выпьем без тоста И снова всё сметает ураган звука. Он бросает им кровоточащие куски живой, пульсирующей ткани… Я отдам все триумфы своих наступлений За то, чтоб лицом прижаться к твоим коленям, Чтоб целовать родинку на твоей ключице, И пусть случится всё, что должно случиться… Их города выжжены дотла, их надежды глядят в небо пустыми глазницами, имена преданы забвению, книги сожжены и развеяны по ветру… Там ноябрьский синдром безысходности… И кто-то протягивает им в раскрытых ладонях Мечту, светлую и несбыточную, какой может быть только Мечта… Они тянутся к ней, становясь на цыпочки, они касаются её кончиками пальцев… И не могут дотянуться… Но знают, что это произойдёт рано или поздно… И тогда их источники снова наполняются водой, а жизнь – смыслом. Последний грубый мазок, отчаянная попытка выпрыгнуть за рамки возможного: Я разбил телевизор, упал в неизвестность, Мне насрать на их амбиции, на политкорректность, Патриотизм, героизм – весь этот отстой – Всё теряет свой смысл, когда ты не со мной. Лаконичная кода зависает над залом. Одобрительный рёв толпы. Пепел здоровается, благодарит за приём. По залу идут волны. Руки, зажигалки, глаза… Хотя, со сцены обычно не видно глаз… Дальше – тяжёлый бронепоезд следующего боевика: Не оставляй меня вживых в дождливых строчках сентября, Мне слишком часто все подряд стреляют в спину… Выложились на сцене до капли. Мокрые волосы вразлёт, пальцы в кровь, распахнутые в электрическом спазме рты… Весь час бились вместе с толпой, как одно гигантское сердце. Уходили – зал не отпускал. Вернуться и сыграть "Никогда не умрём" – чтоб дожать… Что-то вроде контрольного выстрела в мозг. За кулисами – как обычно. Коридор лиц, руки, голоса. Вспышки фотографов. Умоляющие девичьи глаза – сфотографируйся со мной, ну, пожалуйста, прошу тебя – последний глоток из фляжки, пусто. Наклонив голову, вперёд сквозь толпу, укрыться от этого шторма, спрятаться, переждать… Спасительная дверь захлопывается за спиной. Вздох облегчения. Откройте кто-нибудь окно – совершенно нечем дышать. – Ффффу-у-у, бля, – Гурген обмахивается оранжевой женской майкой, которая неизвестно как попала к нему в руки по дороге со сцены в гримёрку, – вот это дали шмиру! Ебануться! – Ага, только ты снова вылетел на модуляции в "Ожидать тебя", – язвительно щурится Чиллаут. – Да я вечно забываю про эту сраную модуляцию! – Если вместо головы – жопа, нужно смотреть в портянку1, – назидательно поднимает палец Вася. – На себя посмотри, Казальс недоделанный! Одних глиссов намастрячил, а где партия? Где ноты, я тебя спрашиваю? – Пепел толкнул его в плечо. Дверь гримёрки открывается, пропуская Пэм и Дашу. – Привет, идолы! – Пэм чмокнула Пепла в щёку. – Интервью дадите? – Хрен тебе, а не интервью, – кривляется Чиллаут. – На сегодня все интервьи уже раздали, завтра приходи, красавица. – Ну, может, хоть завалященькое какое отстегнёте? Мне завтра не с руки, мне сегодня в ночной эфир нужно. – Да не слушай ты балаболов этих, а то они тебе такого наговорят – чердак съедет. – Пепел махнул рукой в сторону свободных стульев, – рассаживайтесь, девушки. Пэм уселась верхом на предложенный стул и стала рыться в сумке, извлекая массу посторонних вещей и отбирая из них то, что могло понадобиться во время интервью. Ручка, блокнот, диктофон, пара чистых кассет… Пепел тем временем повернулся к Даше: – Привет. Отлично выглядишь. – Спасибо, Лёш. От тебя это всегда приятно слышать. – Не сердишься? – За что? Перестань, мы же взрослые люди. Всё было ясно с самого начала, так что не бери в голову, – она успокаивающе улыбнулась и погладила его по руке. – Тебя не рассекретили? – Рассекретили. Да может оно и к лучшему… – Так, всё, тишина! – Пэм хлопнула в ладоши. – Старайтесь поменьше пиздоболить, и вообще, фильтруйте базар. А то мне потом вырезать после вас – удовольствие маленькое. Чиллаут, это тебя в первую очередь касается. Ты больше всех материшься! В прошлый раз я пропустила момент, где ты нашего мэра пиздюком назвал – меня чуть с работы не уволили! И не оправдывайся, – она щёлкнула вскинувшегося было Чиллаута по носу. – А где Кокс? Мне нужен Кокс для полного комплекта. – Он в соседней гримёрке с какой-то тёлкой. Опупенная герла – сиськи колоссальные, ноги из подмышек, жопа сердечком – туда-сюда! – облизнулся Гурген. – Тоже мне, ценитель выискался! – хмыкнула Пэм. – Чуваки, ну позовите его кто-нибудь! У меня времени мало. – Ага, вот сама иди и зови, – предложил Шурик. – Он там щас трудится в поте лица, а я приду ему кайф ломать? Тебе надо – ты и иди. Кстати, вот он и сам, лёгок на помине. Дверь распахнулась, и ввалился взмыленный Кокс. Он постоял, тяжело дыша и отдуваясь, обвёл своими маленькими глазками всех присутствующих и громко вопросил: – Чуваки, вы слышали, как я когда-то говорил, что лучше выпить водки литр, чем лизать солёный клитор? Начало было многообещающим. Все присутствующие заинтригованно молчали, ожидая продолжения. – Так вот, – Кокс взъерошил свои немногочисленные и совершенно мокрые волосы, – я был неправ и публично это признаю! Как-то так случилось, что в последнее время я всё больше обретаю себя прежнего. Не совсем прежнего, конечно… Но кризис, по-моему, позади, друзья мои… Всё чаще заглядывает ко мне на огонёк мой распиздяй ангел-хранитель. Мы подолгу ведём друг с другом философские беседы, из которых я узнаю, что поднебесные кабаки ему осточертели. Спать на деревянных столах в его возрасте уже неприлично. Ангелицы-стриптизёрши, судя по его словам, на редкость однообразны – постоянно требуют денег и шарового кира. А любовь к классному музону не обязательно разбавлять кальвадосом. Он показывал мне свои длинные нечёсанные лохмы – там появилась седина. Он полон желания остепениться и заняться мной всерьёз. Как минимум, спасением мятущейся нематериальной начинки моего стареющего тела. Я долго отсутствовал в самом себе, друзья мои. Наверное, настало время вернуться, если я всё чаще вынимаю из сердца маленькие иголочки давно забытых ощущений, которые ошибочно считал давно и безнадёжно утерянными. _Current music: John Lee Hooker "On_ _e Bourbon, One Scotch, One Beer"_ – Расстегни мне вот здесь, пожалуйста, – Татьяна повернулась спиной к Пеплу и показала на застёжку колье. – Секундочку, мадам, – он неловко затоптался, пытаясь справиться с непослушной штуковиной, – не вертись, пожалуйста. – Ох, кавалер из тебя ещё тот, – вздохнула Татьяна, – давай я лучше сама. А ты не мог сбрить сегодня свою ужасную щетину? – Не придирайся. И вообще, непонятно, зачем ты так меня шугаешь – я не прошёл тест? – Ну что ты сразу взъерошился? Какой тест? Обыкновенная вечеринка – ужин, танцы, трёп… Ты же сам всё видел. – Потому и спрашиваю. Мне всё это напомнило смотрины, когда я собирался жениться. – Расслабься. Я понимаю, что тебе было неловко – непривычная среда, незнакомые люди и всё такое… Но мне было важно придти именно с тобой, чтобы все поняли, что ты для меня – нечто большее, чем мимолётная интрижка… – Гм… По крайней мере, откровенно… – Тебя задевают мои формулировки? – Татьяна освободилась от платья, взяла сигарету и чиркнула зажигалкой. – Но я же не спрашиваю, как ты это воспринимаешь. Я говорю о себе… – И как же ты воспринимаешь наши отношения? – Пепел откровенно любовался её изящным телом, отражающимся в бесчисленных зеркалах спальни. – Не хочу показаться излишне экзальтированной… Но ты для меня – воздух. Естественный, прозрачный… – Татьяна тихо выговаривала слова, задумчиво рассматривая тлеющий кончик сигареты. – И жизненно необходимый. Я задыхаюсь без тебя… Скажи мне кто-нибудь год назад, что я буду испытывать нечто подобное – не поверила бы ни за что. Я вообще считала, что любовь придумали писатели. Пепел озадаченно посмотрел на неё: – Это можно расценивать как признание? – А расценивай, как хочешь, – Татьяна выдохнула дым и проводила глазами удаляющееся туманное колечко. – Мне всё равно. Главное – что ты со мной, а на остальное наплевать. Не хочу строить планы, прикидывать, что будет завтра-послезавтра. Я ловлю момент. Бросишь меня – чёрт с тобой, буду мучаться, наверное, страдать… А может, и сама тебя брошу, если станет плохо… Не знаю и не хочу знать… Не хочу забивать голову всякой ерундой и портить всё, что имею сегодня. Да не парься, Лёш… Зачем усложнять и без того сложное? – она раздавила окурок в пепельнице. – Я в душ. Пепел повесил рубашку на плечики в шкафу, швырнул джинсы на стул и развалился на кровати. После своего возвращения из Стокгольма Татьяна частенько ставила его в тупик своим поведением. С одной стороны, она простила ему эпизод с Дашей. Просто сделала вид, что забыла об этом, ни разу не упрекнув, не напомнив… Относилась к Пеплу ещё нежнее, чем раньше, постоянно подчёркивая, как много он для неё значит. С другой стороны, при любом удобном случае давала понять, что никто никаких долгосрочных договоров не заключал и каждый волен в своих поступках и привязанностях… Пепел считал, что достаточно хорошо знает женщин. Почти все, с кем намечалось что-то более-менее постоянное, старались привязать его к себе, опутать множеством обещаний и обязательств, свить уютное гнёздышко, где нужно жить долго и счастливо, после чего – умереть в один день… Всё хорошее оказывалось погребённым под горой ответственности, которую на него налагали, и требований, которые к нему предъявлялись гласно или негласно. Он всё чаще обнаруживал себя безуспешно роющимся в куче всего этого хлама и выискивающим причину, ради которой всё это затевалось. Обычно на этом и ставилась точка. С Татьяной он не чувствовал себя связанным. Никто не выдвигал никаких условий, не оглашал ему список пунктов, по которым он обязан осчастливить… Никто не смотрел на него несчастными глазами, молчаливо упрекая в недостаточном проявлении внимания и заботы. Никто не заставлял почувствовать себя виноватым… Татьяна держалась с ним на равных, ничем не сковывая и ничего не требуя. Они отдавали друг другу ровно столько, сколько хотелось дать, и никто не чувствовал себя обделённым. Ведь насколько проще живётся, когда понимаешь, что можно привести верблюда к воде, но нельзя заставить его пить. И ведёшь себя соответственно… – Не спи, философ! – в дверях появилась Татьяна. – Душ свободен, а на обратном пути захвати, пожалуйста, штопор – я спёрла у Владыкина совершенно роскошное вино. Так что мы сможем вознаградить себя за скучный вечер, – она присела возле Пепла. – Перенимаешь у музыкантов дурные привычки? – он засмеялся и притянул её к себе, с наслаждением вдыхая запах её влажной кожи. - Ох, чувствую – испортил я примерную девочку. Раньше была отличница, воспитанная пионерка, хорошие манеры, гольфики до коленок, каждое утро зарядка, – он отвернул воротник пеньюара и легонько коснулся губами ложбинки между её грудей… – А что теперь? – А теперь она якшается с хулиганами, не затыкает уши, когда слышит нецензурщину, и, что самое ужасное, ворует вино с вечеринок, – Татьяна тихо и воркующе рассмеялась. – Нет, самое ужасное, что она испытывает явное удовольствие, падая в бездну порока, – Пепел поднялся с кровати и поцеловал её в волосы. – Я быстренько, звезда моя. Не скучай здесь. Я вернусь чистым. И со штопором. – Жду тебя чистым обладателем штопора, мой рыцарь! Пепел расхохотался и исчез за дверью. – Вот так обрастаешь понемногу семейными привычками, – размышлял он, подставляясь под горячие водяные струи. – Совместные выходы в свет, вечерний душ, халат на стульчике возле кровати… Я воспринимаю, как само собой разумеющееся, что мы после вечеринки едем к Татьяне и ложимся в одну постель, как примерные супруги. И, самое удивительное, мне это всё нравится – некое подобие душевного покоя. Или я объелся этими одноразовыми девочками вперемешку с приступами одиночества и ночного пьянства? Может, старею? Да ладно, ну его к чёрту – не хватало ещё ломать над этим голову. Просто нужно избавляться от этой паранойи. Хорошо – значит хорошо. И все теории – в сортир. Он с наслаждением вытерся громадным махровым полотенцем, завернулся в недавно подаренный Татьяной купальный халат и отправился искать штопор. … Мне всегда недоставало покоя. Как-то получалось с самого детства, что я существовал в постоянном напряжении – до хруста зубов, до изломанных ногтей, до визга крови в висках. И мне всегда мечталось, что я вырасту и всё будет по-другому. Абстрактно лет в 15 мою мечту можно было представить в виде маленького городка с мощёными улицами. Где не ходят толпами и не кричат лозунгов. Где каждый занят воспитанием в первую очередь себя, но не других. Где каждый ответственен за то, какой он есть… Перед собой, в первую очередь… Где неизвестны амбиции… Любые – государственные, личные, клановые… Мне представлялись поэты в маленьких уютных кофейнях… Слышались блюзы из ночных кабачков… А боги ловили рыбу, свесив босые ноги с городского моста и позабыв о своих божественных распрях. Я не люблю, когда говорят громко. Я не люблю, когда оперируют обобщёнными понятиями. Я не люблю, когда обращаются к толпе, а не к каждому в отдельности. Я не люблю пафос, так же как и не люблю цинизм. Я всегда стремился к душевному покою. И всегда его было у меня катастрофически мало… _Current music: MOTORHEAD "_ _Termina_ _l _ _Show_ _"_ Резко затрезвонил будильник мобилки, раздирая в клочья плотный коленкор утреннего сна. Пэм судорожно вздохнула и с трудом оторвала голову от подушки. Вернее, от того, что эту подушку заменяло, то есть от острого угла скамеечки для обувания. Сверхъестественным усилием удерживая веки в открытом состоянии, она обозрела себя и окрестности, в результате чего определила, что лежит на полу. Половина тела находилась в ванной, а половина – в прихожей. Пэм озадаченно потёрла рукой онемевшую щёку, и там совершенно логично обнаружился рубец от долгого лежания на перевёрнутой боком скамеечке. – Епона мать, – Пэм сделала безуспешную попытку подняться. Ноги, как это часто бывает в таких ситуациях, с возмущением отказывались служить, а мозг настойчиво предлагал забить на всё и поспать ещё хотя бы часиков пять. Но Пэм подозревала, что раз прозвенел будильник, то у неё может быть запланировано что-нибудь важное. Она уселась, прислонившись спиной к дверному косяку и чувствуя, как больно врезается в задницу порог, но переменить место и позу сил не осталось. – Блядь, что ж меня намечалось-то? – Пэм усиленно заворочала мозговыми извилинами. Извилины ворочались с трудом и издавали очень неприятный шум в голове. Пэм поморщилась. И совсем уж собралась забить на всё и забыться, как вдруг мгновенно подскочила с громким воплем: – Эфир, ёб твою мать, у меня же эфир в девять тридцать! – Пэм бросила взгляд на часы, – уже полдевятого! Она вихрем ворвалась в гостиную и обнаружила там на диване сладко посапывающих во сне Чиллаута и Вовочку – барабанщика "Глистов". А в спальне на её роскошной двуспальной кровати, раскинувшись крестом, нагло дрых Заяц – вокалист тех же "Глистов". Он чувствовал себя настолько по-домашнему, что завалился спать в ботинках – Пэм с ужасом посмотрела на своё светлое пушистое покрывало, испачканное говнодавами этого мерзавца. – Вот пидорасы! – завопила она. – Я сплю на полу в ванной, как последняя прошмандовка, а вы, суки, детский садик устроили, по постелькам разошлись! И ни одна падла меня до кровати не дотащила! Вот хуй вам теперь – будете в подворотнях бухать, а не в моей квартире! Подъём, бляди! Её пламенное обращение осталось без всякой реакции – Заяц повозился и повернулся на бок. С его громадного ботинка отлепился кусок грязи и упал на ковёр. Пэм скрипнула зубами. Но тут же отвлеклась на нечто более важное: – Блин, нужно же было Влодеку позвонить! – и метнулась в кухню, где предположительно могла находиться мобилка, если судить по тому, откуда был слышен звонок. Труба лежала в прихожей возле зеркала, а в кухне обнаружилась Даша. Она спала, по-детски свернувшись калачиком на мягком уголке и подложив кулачок под щёку. – Дашутка, – Пэм мягко коснулась её плеча и легонько потрясла, – я еду на "Хит FM", у меня эфир в девять тридцать. Останешься досыпать? Или со мной поедешь? – А… Да… Я с тобой, солнышко, – Даша потёрла глаза кулачками. – Сейчас умоюсь только… – Не спеши, мышонок, у нас ещё есть минут пятнадцать. Я позвоню и пойду этих мудаков из кроватей вытряхивать. Пэм лихорадочно защёлкала кнопками телефона. Пальцы с похмелья слушались плохо. – Чёрт, только возьми трубу, ну возьми же… Алё, Влодек, дзень добжий! Как жизнь половая? Нормально? Ты помнишь, что у нас сегодня прямой эфир на "Хит FM"? – Пэм, ласточка, доброе утро, – приятный баритон с еле уловимым польским акцентом, – мы же договорились созвониться вчера вечером. Я ждал звонка, но ты не появилась. Я решил, что всё отменилось. – Влодек, прости ради Бога! Это я, пизда с ушами, виновата. Вчера была на презентации в джаз-клубе, потом заехали выпить, всё завертелось… Короче, я провтыкала… Влодек, прошу, извини! Приезжай к девяти двадцати, с меня потом коньяк в неограниченных количествах. – Пэм, я бы с радостью, – трубка зазвучала виновато, – но я сейчас нахожусь в ста километрах от города. Ты не позвонила, а Кирыч предложил съездить на лыжи… В общем вот так вот… Я честно ждал вчера твоего звонка. – Да я понимаю, Влодек. Я сама во всём виновата. Ну, давай, до скорого! Удачно покататься. Пэм положила телефон на стол и задумалась. Эфир отменять нельзя. Она не анонсировала, кто будет гостем – хотела сделать слушателям сюрприз. Польский джазовый гитарист Влодек Лещинский! Публика кипятком писает от восторга, а Пэм в полном шоколаде. И вот теперь из-за банального кира ничего этого не будет. Чёрт, что же делать? Эфир не отменить, анонсов передачи не было… Значит… Значит нужно привезти кого-нибудь другого! Кого? Времени – в обрез! Пэм влетела в гостиную и оценивающе уставилась на диван. Чиллаут! Вот кто станет её спасителем! Бас-гитарист группы "Вельвет" давненько не появлялся в её эфирах, особенно соло. – Чиллаут! Подъём, мудозвон! Да вставай же, хрен собачий! – А… Чего? Да какое "вставай"? Иди в жопу! – "спаситель" повернулся носом к стенке и демонстративно захрапел. – Колька! Ну не будь гондурасом! У меня эфир через час! – Пэм бесцеремонно отодвинула бездыханное тело Вовочки и уселась рядом. – Ну и пиздуй на свой эфир! Я-то тут при чём? – Колька, ты мне сегодня нужен на эфире. Влодек отказался, у меня дыра. Выручай, ну плиз! Чиллаут развернулся к ней лицом, и некоторое время изучал её слезящимся похмельным глазом. Потом выдал вердикт: – Паршиво выглядишь! Тебе тоже не мешало бы поспать часа три, – после чего развернулся и улёгся поудобней. – Коо-о-о-олька! Я тебе свою корейскую водку со змеёй отдам! – применила она последнее средство, предложив Чиллауту то, на что он давно точил зуб. – Сама пей свою водку, змея! Мы такого говна не употребля… Бля! – подскочил он на диване, придавив задницей лицо слабо пискнувшего Вовочки. – Водку со змеёй? Точно? Не обманешь? – Честное пионерское! Бля буду! – забожилась Пэм, делая честные глаза перед шантажистом. – Еду! – засобирался Чиллаут. – Только дунем шмали на дорожку, а то меня трухает здорово. – Коль, это прямой эфир. Не запись, а прямой эфир. Давай, шмаль после. А? – Да я там прямо в студии тогда лыжи склею! Вытряхиваешь меня в такую рань из постели, везёшь на какое-то левое интервью, и ещё без шмали. Не поеду тогда! – заупрямился Чиллаут, почувствовав слабину. – Ладно, хрен с тобой! – Пэм подошла к шкафчику и вынула спичечный коробок. – Вот, матрай – беру с собой корабль! – Лады! Щас только зубы почищу. В такси Пэм попыталась подкраситься, но тряска и дрожащие руки привели к тому, что она стала похожа на готическую принцессу – чёрные круги вокруг глаз и кровавое пятно помады у рта. – Да ну нахрен этот макиях долбанный! – она в сердцах захлопнула пудреницу. – Даш, зайчик, расскажи толком, что было-то вчера? – Да я раньше всех спать ушла на кухню, – Даша виновато посмотрела на неё. – Вы в гостиной так гудели, что в спальне было не заснуть. Кстати, Заяц вчера чуть Вовочку не утопил. – Как это? – изумилась Пэм. – А ты, подруга, ваще ни черта не помнишь? Вот это у тебя приход был! – восхитился Чиллаут. – Короче, сидели мы культурно, отдыхали… На третьем жбане Вовочка потух. Заяц взялся его привести в чувство – типа, говорит, там холодная вода в ванну набрана, я его туда макну. – Ага, точно, – вспомнила Пэм. – У нас вчера трубы в доме ремонтировали, я набрала в ванну воды на всякий случай. – Так вот, – продолжал Чиллаут, – взял он Вовочку за жабры и попёр в ванную. Ну, нет их и нет… А мне поссать захотелось – я пошёл в сортир. Иду, заглядываю в ванную, а там Заяц свою хаерюгу расчесывает и вовсю перед зеркалом позерит – то так станет, то этак… Я всегда говорил, что он пидор, позёр и модник. Короче, Заяц перед зеркалом красуется – яйцами трясёт, а Вовочка уже пузыри в ванной пускает. Этот лупень его принёс, головой в ванну опустил, и забыл про него. Сам наслаждается своей ниибацца красотой, а чувак уже доходит. Бухой в запятую – даже нет сил башку из воды вынуть. В общем, я его типа спас, – Чиллаут сделал попытку гордо приосаниться, но получилось слабо – в такси было мало места. – Цирк на дроте, – Пэм покачала головой. – А потом? – Да чё потом. Я чуть Зайцу рожу не набил. Ты нас мирила, потом ещё коксом зарядились поверх коньяку… – О-хо-хо! – схватилась за голову Пэм. – Ты этого гондураса больше в гости не зови. Он как-то остался у меня переночевать – я тогда ещё с предками жил. Всю комнату обрыгал. И папаша мой был недоволен. Утром иду мимо кухни, слышу, а он матери говорит: "Лора, наш сын совсем охуел! Захожу я ночью в туалет, а там мутант – баба здоровая, метра два ростом! С белыми волосами и с бородой!" Представляешь, этот подонок знал, что я живу с родителями, и даже дверь в сральник не удосужился запереть! Батя от такого хамства просто припух – до сих пор мне вспоминает! Пока Пэм собиралась как-то достойно отреагировать, такси подкатило к зданию передающего центра, где располагалось "Хит FM". С трудом выбрались из машины. Пэм расплатилась и глянула на часы: – Успели. Сейчас быстренько выпьем кофе, и в студию. Чиллаут, разрабатывать сценарий времени нет – придётся импровизировать. Это я к тому, чтобы ты не подставил Пепла – не трынди лишнего. И меня тоже не подставь – держись культурно… – А шмаль? – возмущённо напомнил Чиллаут. Пэм удручённо развела руками: – Голодной куме всё шмаль на уме. На, держи, – она отдала коробок шантажисту. – Идём. Пока пили кофе и Чиллаут расправлялся с травой, в студии всё подготовили. "Звезда" чинно расселся перед микрофоном и состроил важную мину, которая, как ему казалось, подходила к случаю. – Не криви рожу и не надувай щёки, это радио, а не телевидение, – одёрнула его Пэм. – После этого блока рекламы начинаем. Я тебя представлю, потом начну задавать вопросы. Ты не убился травой? Соображаешь? – Не ссы, – обиделся Чиллаут. – Что я первоклассник? Всё пучком! Реклама закончилась, и звукорежиссёр дал отмашку начинать. – Всем привет! Я – Пэм и, как вы уже поняли, в эфире наша постоянная передача "Завтрак со звездой". Я рада представить вам нашего сегодняшнего гостя Николая Белоконя, бас-гитариста группы "Вельвет". Вы можете звонить в студию и задавать любые вопросы, которые вас интересуют. Привет, Коля! Как настроение? – Спасибо, отлично, – прохрипел Чиллаут в микрофон. – Мы не раз имели честь принимать в этой студии весь ваш коллектив, а также не единожды интервьюировали вашего лидера Алексея Пеплова. У меня возникла мысль, что неплохо было бы встретиться и с остальными музыкантами вашей чудесной группы поодиночке и побеседовать о том, о сём. Сегодняшний выпуск целиком и полностью посвящён тебе. Давай начнём с банального – расскажи о причинах твоего участия в группе и о дальнейших перспективах твоей работы в "Вельвете". Чиллаут заправил волосы за уши и придвинулся к микрофону, вживаясь в роль звезды. Происходящее начинало ему нравиться. – Какого чёрта ты вечно пишешь обо мне в свой долбанный ЖЖ? – он, как обычно, явился невовремя, неожиданно, был хмур и неприветлив, из чего я понял, что ночью в его любимом клубе "Ангельское терпение" снова был зажигон. – А тебе какая разница? Моё личное дело – о чём хочу, о том и пишу, – я развалился в кресле и сплюнул ему под ноги, демонстрируя полный пофигизм и совершенное равнодушие к его недовольству моей особой. – Ну… – он на секунду смешался, – о нас не принято писать и говорить во всеуслышание. Ангел-хранитель – дело интимное и обычно его не выносят на обсуждение. – А мне по барабану, что интимное, – я зажёг трубку и со смаком затянулся. – Это у тех, наверное, интимное, кого эти самые ангелы оберегают изо всех сил, через дорогу переводят, шерстяные носки зимой заставляют надевать, чтоб не было простуды… А ты забил на меня, появляешься, когда тебе в голову взбредёт… А всё остальное время отвисаешь на каких-то стрёмных тусняках и до бровей наливаешься абсентом. – Ладно, я пришёл по другому, собственно, вопросу, – он вынул из-под крыла бутылку коньяку и водрузил её на стол. – Поздравляю, чувак. – Здравствуйте, приплыли, – я неприлично заржал. – Чего на день раньше припёрся? Ошибся? Или планы на завтра? – Ошибся. Да и планы… Завтра в "Терпении" Майлс Дэвис будет – хотел закатиться. Я тут с хранителем одного итальянского скинхеда сдружился. Чувак тоже по джазу отъезжает. Я у него бесплатные приглашения в клуб достаю – он там вышибалой… – Якшаешься со всякой швалью. Итальянский скин… Брррр… – меня передёрнуло. – Да нет, он отказался от скина. Ждёт, пока того грохнут, чтоб кого-нибудь поприличней опекать. А сейчас ещё и вышибалой в "Ангельское Терпение" устроился. Так что у меня теперь там блат. Вот погоди, чувак, сдохнешь – вместе будем на прикольные концерты мотаться. – Считай, что я прослезился, – я иронически сморщился. – Ты со своим бывшим часто видишься? – Сравнил! – он фыркнул. – Мой бывший был форменный мудак. Бухгалтер из американского Санкт-Петербурга. Пресный сухарь. В нарукавниках… А по ночам дрочил на детское порно. В общем, тот ещё типок. Я его терпеть не мог. Зато уж тебя я выбирал себе по вкусу. – А откуда ты знал, кем я стану? – В Книгах Судьбы всё записано, чувак, – он поучительно поднял кверху немытый указательный палец с обкусанным ногтем. – Ты мог стать только тем, что ты есть сейчас. Или совковым атташе в африканской глубинке. Я, честно говоря, сильно перетрухал, когда ты во французскую спецшколу пошёл учиться. Пришлось замутить в стране перестройку, чтоб уж наверняка спасти тебя от дипломатического намордника. Я от такого обращения с моей судьбой малость прифигел, но виду не подал. – А что, классно получилось, – он самодовольно хрюкнул и разлил коньяк по бокалам. – Ну, поехали, чувак! С наступающим! Говорят, вперёд нельзя. Но мне можно. Главное – не становись мудаком. А остальное всё будет – поверь мне. И он залпом махнул свой бокал до дна, нарушая все традиции коньякораспития. Вопрос из зала: И закусил огурцом? Это был бы ваще вышак – огурцом! Ответ: Не поверишь – но, действительно, огурцом. Он приволок целый пакет с огурцами и оставил мне здоровенное пятно рассола на светлом ковре. Вопрос из зала: И после этого побежал по потолку? Ответ: Да нет… Долго сидел, трепался на разные философские темы. Уселся, свинья, на мой любимый винил Хоулина Вульфа… Долго извинялся. А потом попрощался и грузно вылетел в окно. Я стоял и наблюдал, как он на бреющем полёте идёт над городскими крышами. Он перебрал коньяку и постоянно заваливался на правое крыло… _Current music: Sting "_ _English Man In New York_ _"_ Утро на цыпочках прокрадывается в твою спальню. Вот оно стоит у изголовья, легонько касается твоих волос, касается молча, без единого словечка. Ты просыпаешься медленно, лениво, будто выходишь из тёплого озера. Раздвигаешь руками волны и чувствуешь, как идут круги по поверхности воды. Просыпаешься… Долго лежишь, не открывая глаз, чувствуя на щеке ласковый солнечный лучик – он контрабандистом пробрался сквозь брешь в неплотно задвинутых шторах. Лежишь, чувствуя тяжесть его руки – он рядом и в то же время за тридевять земель. Он ещё и не думает просыпаться. Чувствуешь его руку на груди. Чувствуешь радость от того, что чувствуешь его руку. Чувствуешь радость от того, что чувствуешь… Наконец-то решаешься открыть глаза. Сначала понарошку, потом тайком. Прижмуриваешься, впуская под ресницы новый день. Улыбаешься. Ещё улыбаешься. Ещё и ещё… Утро улыбок. Да, с тобой такое стало часто случаться. Ты садишься и с наслаждением потягиваешься. Осторожно, не делая резких движений – пусть он ещё поспит. Легонько целуешь его в спутанные волосы. Шутливо про себя ругаешь лентяем. И улыбаешься… Утро улыбок… Спускаешь ноги с кровати и касаешься ступнями прохладного пола. Босо шлёпаешь к окну. Выглядываешь из-за шторы – белым бело. Снег и солнце. Твоё любимое сочетание… Бросаешь взгляд на постель – он не любит снег. Он вообще не любит всё, что связано с зимой. Улыбаешься. И ещё улыбаешься. Утро улыбок – счастливое утро. Ты отпустила домработницу – она теперь приходит по твоему звонку. Пойдёшь на кухню, откроешь в шкафчике вторую дверцу справа. Поднимешься на цыпочки и достанешь волшебную баночку. Повернёшь крышку, сунешь туда свой смеющийся нос. Вдохнёшь. Аромат на мгновение сведёт тебя с ума. Лишь на мгновение. Потом останется приятная лёгкость. Ты улыбнёшься. Это же утро улыбок… Тебе захотелось сварить для него кофе. Сложный ритуал, плавность движений. Сыплется коричневый аромат, сыплется… Недосказанность корицы, белая угловатость сахара… Утреннее вуду влюблённой женщины. Несколько ласковых слов шёпотом. Горьковатая томность первого обжигающего глотка – это уже и его утро улыбок… – Чувствую себя каким-то сибаритом из девятнадцатого века, - Пепел полюбовался на своё отражение в зеркале. – Этот буржуйский халат, шлёпанцы как у Хоттабыча… – он рассмеялся. – Ну, родной, ты определись – сибариты из девятнадцатого века вряд ли могли носить шлёпанцы Хоттабыча, – Татьяна шлёпнула его полотенцем по спине. – Будем считать, что я – эксцентрический сибарит. Сейчас только малость подправим мой внешний облик. – Не нужно натягивать на голову мои колготки – ты и без этого выглядишь достаточно эксцентрично. А без халата – вообще отпад… Татуировки особенно… И к сибаритству, я заметила, у тебя врождённые способности. – Может, гены? Вдруг у меня прапрадедшка был помещиком и угнетал крепостных крестьян? А в своих деревнях устроил модель, скажем, древнего Египта? – предположил Пепел, поправив на голове колготки и пробуя завязать их узлом на подбородке. – Ну, как? – Замечательно! Тебе так нужно сфотографироваться и пустить снимок в массы. То-то поклонницы порадуются на своего кумира. – Ага, – подхватил Пепел, – давай ещё поговорим об имидже, услугах стилистов и о пиаре. – Я не против, дорогой. Только мне нужно ехать на работу. А перед этим было бы неплохо позавтракать. – Тогда я угощу тебя своей фирменной яичницей в награду за волшебную ночь и за утренний кофе в постели! Айда в кухню! Пока Пепел колдовал со сковородкой и ингредиентами для завтрака, Татьяна включила радио. – Тань, переключи на "Хит FM". Пэм хвасталась, что сегодня в "Завтраке" будет Лещинский. Интересно послушать, как она будет его потрошить. – А кто такой этот Лещинский? – Татьяна завертела ручку настройки приёмника. – О! Это совершенно отпадная личность! Классный джазовый гитарист из Кракова. У него постоянно новые проекты. И все, как один, очень интересные. Он опупенно профессиональный и креативный чувак. И, что очень впечатляет, никогда не грешит самоповторами. – Интересно… Я о нём никогда не слышала… О, вроде нашла… – она сделала громче. – … Вы можете звонить в студию и задавать любые вопросы, которые вас интересуют, – бодро защебетала из динамиков Пэм. – Кушать подано, мадам! – галантно провозгласил Пепел и торжественно водрузил перед Татьяной тарелку с омлетом. – Привет, Коля! Как настроение? – продолжала в приёмнике Пэм. – Какой Коля? Он же Влодек! – удивился Пепел. – Спасибо, отлично, – ответил Пэм хорошо им знакомый похмельный баритон. Пепел с Татьяной уставились друг на друга в немом изумлении, опознав в собеседнике Пэм Чиллаута. Да ещё, судя по всему, неплохо поправившегося. – Офигеть – не встать! – Пепел положил в рот громадный кусок яичницы и принялся механически жевать. – Кольку-то как туда занесло? – Может, этот польский гитарист не смог приехать? – предположила Татьяна. – Или отказался от интервью? Сам знаешь – "звёзды" бывают очень избалованными. – Да нет, – пожал плечами Пепел. – Влодек – нормальный чувак, я сам с ним несколько раз общался, даже джемовали вместе. Кроме того, Пэм вообще никогда не отказывают. Она, наверное, слово знает специальное. Тем временем передача катилась по наклонной. Чиллаут был в ударе. Он сыпал смелыми заявлениями, критиковал тенденции развития современного шоу-бизнеса, выдвигал безумные прогнозы. Татьяна совершенно забыла о том, что ей нужно на работу – вместе с Пеплом она, раскрыв рот, слушала разглагольствования Чиллаута в эфире. – Коля, а что ты можешь сказать о вашем фронтмене Алексее Пеплове? Интересно, как его воспринимают сами музыканты. – Пепел – это шаман! – с энтузиазмом ответил Чиллаут. – У Пепла мозги золотого цвета – это я вам точно говорю! Когда Богу стало одиноко, на свет появился Адам. А когда Бог обкурился травы – появился Пепел! Я это давно просёк. – Интересная метафора, – заметила Пэм. – Какая, в жопу, метафора! – рассердился Чиллаут. – Я тебе реальные вещи глаголю, а ты – метафора! У тебя, Пэм, наверное, вчерашний кокс с коньяком ещё из мозгов не выветрился! Пепел поперхнулся кофе, который он пил в этот момент. – Меня лично дико прикалывает с ним работать. Он умеет делать великие вещи, причём, абсолютно не напрягаясь. Вы послушайте всю ту срань, которую крутят по ящику и по радейкам. И сравните с "Вельветом". И тогда поймёте, чем настоящая музыка отличается от тупорылого блеянья этих глянцевых пидоров, которых тулят на каждом углу массовому слушателю. И не нужно махать руками, Пэм – я говорю реальные вещи. Я никого конкретно не обидел и выражаюсь вполне литературно. – Э-э-э-э-э… Несколько категоричная точка зрения. Так вернёмся к Пеплову… – Так вот. С ним очень прикольн о что-то создавать. Конечно, как и все гении, Пепел иногда бывает редкостным говнюком. Но его оправдывает то, что он создаёт. За это ему можно простить всё, что угодно. И я горжусь, когда ощущаю свою причастность к этому. Татьяна от смеха не могла поднести ко рту чашку – кофе расплескивался, и приходилось ставить её обратно на стол. Пепел уже не мог смеяться и просто мычал, вытирая слёзы. Можно было надеяться, что это "маппет-шоу" надолго запомнится всем слушателям "Хит FM". А персоналу – тем более. В это время в студию стали поступать первые звонки. В принципе, аудитория была настроена достаточно благожелательно, да и Чиллаут успешно справлялся с ответами. Слава богу, ему пока удавалось оставаться в формате. Пепел представил, каково сейчас Пэм, и мысленно её пожалел. Хорошо, что Колька всё-таки почти вменяемый. – Скажите, Николай, почему вы называете музыку группы "Вельвет" великой? – это дозвонился какой-то знаток, судя по въедливому тону. – Я неплохо разбираюсь в современной музыке, я люблю "Битлз", "Куин", Лед Зеппелин. И когда сравниваю с ними группу "Вельвет", то вижу громадное несоответствие по уровню. Неужели вы всерьёз считаете, что этот любительский бред, созданный самоучками, можно всерьёз считать музыкой? – Да, чувак, я так считаю! – окрысился Чиллаут. – Мы честно делаем свою музыку, без фуфла и без дураков! И нам, слава богу, насрать на уродов, которые считают себя знатоками! Мы играем для тех, кто умеет слушать и слышать. И ничего не навязываем остальным. Не нравится – не слушай, вот и всё, что я могу тебе посоветовать! А если ты собираешься здесь брызгать ядом и рассуждать о непрофессионализме, то пойди и трахни себя в жопу! Сразу после его слов раздались короткие гудки – знаток, видимо, бросил трубку. – Э-э-э-э-э-э, дорогие друзья, сегодня у нас в гостях был басист группы "Вельвет" Николай Белоконь, – Пэм решительно взяла инициативу в свои руки и попыталась как-то выровнять ситуацию. – Может быть, вам показалось, что сегодняшняя дискуссия велась в несколько свободном тоне – это преимущество прямого эфира. Мы ничего не вырезаем, и вы слышите полные неотредактированные версии интервью. Хотя, должна вам признаться, с таким накалом страстей, как сегодня, даже я сталкиваюсь впервые. Спасибо, Коля, за интервью и за содержательные ответы. Мы желаем тебе творческих успехов и всего самого хорошего. До новых встреч, дорогие друзья. С вами была Пэм – вы слушали передачу "Завтрак со звездой". – Да-а-а-а… Вот это Чиллаут отжёг! – Пепел, отсмеявшись, допил кофе. – Интересно, его живым выпустят из студии? Или Пэм убила его прямо там после эфира? – Я думаю, что он уже агонизирует… Ёлки-палки, я совсем опоздала! – Татьяна глянула на часы и ужаснулась. – Всё, Лёшка, я побежала. После обеда созвонимся. Целую-целую, – она чмокнула Пепла в нос и выбежала из квартиры. Быстро впрыгнула на сиденье, рыкнула мотором, резво развернулась и покатила. Вынула сигарету, прикурила и улыбнулась… Утро улыбок в самом разгаре… _Current music: Jimmy Smith "_ _Jingle Bells_ _"_ – Глупая голова ногам покоя не даёт, – недовольно бурчал Кокс. - Встретили бы Новый год там же, в клубе… Зачем ещё куда-то переться? – Чувак, не нависай… Давай, хоть раз встретим его по-человечески. А то каждый год одно и то же – клуб, официантки, отжиг с какой-то левой публикой, последняя сотня с барменом и бодун в такси под утро. – Гы! Думаешь, у Пэм будет по-другому? Она насобирает полную хату музыкантов, художников, каких-то пидоров гламурных… Все наебенятся в дым, разнесут квартиру и там же утухнут… Не вижу принципиальной разницы. – Коксик, ну, тебя же никто не заставляет, – Пепел улыбнулся. - Хочешь – оставайся после работы в клубе и празднуй. Волочить на аркане я никого не собираюсь. Просто хочется отпраздновать по-человечески, в домашней обстановке, без незнакомых рыл и барных стоек. – Ну, без незнакомых рыл у Пэм не обходится ни один сабантуй, – вмешался в разговор Гурген, – но я согласен с Пеплом. Новый год в клубах чуток подзаебал. Хочется домашних салатиков и приватной обстановки. – Просто мы закончим работу в одиннадцать с копейками. Пока смотаем шнуры, соберём манели – считай полдвенадцатого. Времени на дорогу – впритык. А пить шампанское в такси – это как-то не гуд. – Ага, – согласно кивнул головой Чиллаут, – водку, коньяк, самогон и сухарь ты в такси пить можешь. А шампанское – ни за какие коврижки. Все дружно рассмеялись. Несмотря на подначки и спор о месте встречи Нового года, настроение было хорошее. По большому счёту, для группы вообще не играло роли, где праздновать. Кокс выёживался просто от скуки. – А на твоём месте, Чиллаут, я бы вообще поостерёгся ехать к Пэм. Она после твоего интервью публично обещала тебя кастрировать. Стоит при ней упомянуть о тебе, как она начинает плеваться, материться и сожалеть о том, что тебе удалось уйти под шумок с целыми яйцами и нерасцарапанной рожей. А тут такая возможность – она тебе стопудово яду в стакан подсыплет, – Гурген издевательски заржал – Да ладно, чего там… Нормальное получилось интервью, – отмахнулся Чиллаут. – Ну, занесло меня чуть-чуть… Драпец оказался сильнее, чем я думал… Но в целом-то нормально получилось – народ ещё два часа после передачи, говорят, звонил. – Ещё бы! После того шороху, что ты там навёл… Всё, чуваки, приехали. Выгружаемся, – Пепел открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Времени на раскачку практически не было. Зал был набит публикой под завязку, и время поджимало. Саундчек группа сделала утром, так что оставалось переодеться и бахнуть по сотне для куражу. – Работаем час, не больше, – Пепел перекинул через плечо ремень гитары. – Ну, поскакали! Зал встретил сдержанным рёвом. Пепел оглянулся – непривычно трезвый Чиллаут в сантаклаусовском колпаке показывал публике неприличные жесты. Пепел шикнул на него и подошёл к микрофону. – С наступающим вас! Пусть Новый год оправдает все ваши надежды! Счастья вам! Вступительные такты "Короля-Змеи" подбрасывают публику вверх. Пипл завёлся с полуоборота. Пепел специально составил программу из "боевиков", чтобы не оставить места для отдыха. Выжать их всех, хорошенько выжать, не оставить ни клочка нетронутого пространства. Тяжёлый риф раздавил сознание, сплющил железными гусеницами, каждую клеточку мозга, намотал на острые шипы окровавленные лохмотья образов и ассоциаций. Я Тихо прошепчу Я Король-Змея! Последний выброс адреналина в этом году. Бежать мокрыми пальцами по грифу, чувствуя, как из-под них выскальзывают струны. Задыхаться в тесноте строчек, чувствуя, как микрофон бьёт током по губам… Женщина-кошка крадёшься во мраке Путать следы, вылизывать страхи, Жечь обрывки чужих разговоров, Опьяняться звуком затвора. Сегодня вместе с "Вельветом" играет Вася. Кромсает сюр рваными кусками, швыряет их публике – жрите! Пронзительные запилы виолончели – стальной проволокой по венам… Час пролетает как одна минута. И последним усилием вместе с залом: Мы Никогда не умрём, Мы будем жить вечно! Переиграли десяток минут. Публика в коме. Времени – только на дорогу. Смотать шнуры и бегом в машину. До Нового года осталось полчаса. Отдышаться в машине, наблюдая в окно за комьями снега, летящими из-под колёс. В квартире у Пэм людно. Нет, даже не так. Не людно – многолюдно. Суета, теснота, табачный дым, музыка. Пэм в вечернем платье, Даша в чём-то непривычно экстравагантном, Влодек Лещинский, по-польски элегантный, в смокинге и с неизменной фирменной улыбкой… Толпа знакомых, полузнакомых, совсем незнакомых… Есть несколько минут для того, чтобы занять места за столом и открыть шампанское. Татьяна улыбается Пеплу и протягивает свой бокал. Хлопают пробки, вино пенится и льётся на скатерть, на ковёр, на руки… Ничего, это на счастье… Влодек Лещинский верил, что в Новом году всё будет отлично. Его планы обычно сбываются, цели рано или поздно достигаются, жизнь хороша и прекрасна. Значит, есть повод упиться шампанским, натанцеваться до упаду, приударить за хорошенькой ведущей с телеканала "Империя Музыки". А так как все планы Влодека имеют обыкновение сбываться, то не случилось осечки и на этот раз – шампанского было вдоволь, музыка колбасила в полный рост, а хорошенькая ведущая была очень даже не прочь под утро пасть на руки победителя. Кокс не придавал большого значения праздникам. Он считал, что если хочется оттянуться, то нужно оттягиваться. И совершенно не нужен для этого никакой повод – было бы желание. Следует упомянуть, что оттянуться Коксу хотелось всегда. Кроме тех моментов, когда он не мог подняться из-за жесточайшего бодуна, разумеется. Но, так как в этом состоянии у человека вообще отсутствуют всяческие желания, то мы не берём их во внимание. В общем, для Кокса всё прошло в обычном режиме – коньяку грамм четыреста, длинные беседы со знакомыми музыкантами о преимуществах различных пластиков для барабанов, стремительный секс в ванной с прикольной девчонкой, имя которой выветрилось из головы, убойный косяк из кокандского ганджа, стриптиз на журнальном столике под бурные аплодисменты присутсссссщихсздесьдам… Было, наверное, что-то ещё… Но стриптиз – это последнее, что зацепилось в дырявой памяти Кокса… Пэм и Даша встретили Новый год, держась за руки. Звякнули бокалами, улыбнулись друг дружке и поцеловались. Каждая загадала желание. Сбудутся ли – время покажет… Закончился год неожиданностей и сюрпризов, год больших душевных потрясений и находок… Чем станет для них Новый год – будет видно… А сейчас – побольше искр, фейерверков, музыки, шампанского, смеха и поцелуев. Ведь всегда нужно надеяться на лучшее. Чиллаут встретил Новый год трезвым. Когда часы пробили двенадцать раз, он выпил бокал коньяку и загадал желание. Зная наперёд, что оно не сбудется. Побродил среди гостей, выкурил три сигареты. Подошёл к Пеплу и Татьяне, поздравил их с праздником… Похлопал Пепла по плечу: – Ты – гений, старик. Главное – не утони в этом говне, сумей вылезти наружу. Всего тебе… Развернулся и побрёл искать Пэм. Нашёл её смеющейся и счастливой… Такой, какой всегда хотел видеть… Наклонился к ней: – Я люблю тебя, Пэм. Давно хотел тебе об этом сказать, всё никак не получалось… – Я тоже люблю тебя, Колька! – она засмеялась и чмокнула его в щёку. – С Новым тебя! Желаю тебе счастья и удачи! И пусть тебя больше не забирают менты, когда ты выходишь в магазин за водкой! – Больше не заберут, – он улыбнулся и отошёл в сторону. Чиллаут ушёл по-английски, не прощаясь. Вызвал такси, приехал в пустую квартиру, которую недавно купил. Принял душ, надел свежую рубаху и новые джинсы. Расчесал перед зеркалом влажные волосы. Выкурил две сигареты, выпил три бокала коньяку… И перерезал себе горло опасной бритвой. Его тело обнаружили только через три дня… Гурген, как истинный сибарит, насладился атмосферой праздника сполна. Для него не существовало ничего приятней, чем прошвырнуться по гостям с бокалом коньячку, выныривая то там, то здесь, бросить очередную остроту, продать анекдотец, зацепить симпатичную барышню. Оливки, мясо по-бургундски, лимончик под фаршированную рыбку… Что такое жизнь, как не чередование приятного с очень приятным? Девочке из балета певицы Стефании раньше не приходилось бывать в подобных тусовках. Она совсем недавно прошла кастинг, и не успела пока ощутить вкус богемной жизни. Она смотрела на всё широко раскрытыми глазами, не уставала удивляться эпатажным выходкам здешних персонажей, впитывая в себя новые впечатления и реагируя на происходящее очень уж непосредственно. Она в первый раз в жизни попробовала кокаин, а утром проснулась в одной постели с гитаристом "Глистов" и самой Стефанией. Имя девочки история не сохранила, потому что вскоре она вышла замуж и бросила танцевать. Пепел с Татьяной планировали встретить Новый год вдвоём в постели. Свечи, шампанское и никаких президентов по телевизору… Но из-за новогоднего концерта "Вельвета" им пришлось подчиниться обстоятельствам и ехать к Пэм. Впрочем, это не помешало им радоваться празднику и надеяться только на лучшее в Новом году. С некоторых пор знаменитый пепловский пессимизм заметно пошёл на убыль – слишком мало отпущено времени и нет смысла растрачивать его попусту. Оставь меня умирать В лабиринтах наших свиданий, Оставь меня умирать В алфавитах наших прощаний. Ты снимаешь змеиную кожу Своей стыдливости, Размытые строчки твоих ожиданий - Нечитанный мною стих. |
|
|