"Удовлетворение" - читать интересную книгу автора (Голяк Андрей)

ВРАСПЛОХ

ГЛАВА 1 __

_Current music: AEROSMITH "Pink"_

Всю ночь ему снилась мерзость. Сначала за ним гнались менты.

Злобные, толстые, потные… Он удирал изо всех сил. Думал – повяжут.

Менты повалили его на землю и стали творить совсем непотребное.

Выволокли из багажника своей машины "баян"1 угрожающих размеров и стали прилаживать к его предплечью. Он хрипел и бился в их руках, теряя остатки сил. А они, подбадривая друг друга залихватскими возгласами, деловито перетягивали ему плечо жгутом и старательно искали вену…

Потом менты куда-то исчезли, и появилась Пэм. Голая и развратная, она манила его к себе и зазывно хохотала. Он ошалело пялился в её раздвинутые ноги, где внутри на левом бедре знакомо алел искусно наколотый роллинговский язычок, и без конца повторял: "Уйди, сука!"… Снова провал…

А под утро приснилась Даша. Тихая и печальная. Она говорила ему что-то бесконечно важное, в чём он никак не мог уловить смысла. И переспрашивал без конца. Потом она сказала: "Ты добрый… И несчастный…" На этом месте он обиделся и проснулся.

Глаза открывать не хотелось – он знал, что моментально придёт похмелье. Неприятность эту хотелось как-то отсрочить, и от нечего делать он стал восстанавливать в памяти ход событий.

Всё случилось дней пять назад. Как-то вечером он привычно зависал в "Кубике" – местном клубе, модном в последнее время среди богемы.

Но это только так называется – богема. А на самом деле – так, собирается всякая музыкальная и околомузыкальная шелупонь. Надраться в стельку, накуриться травы до опупения, снять девчонку поэкстремальней… Музыканты, художники, отбитые на голову, опустившиеся поэты… В общем, публика та ещё… Сам он не особо жаловал это место, но куда податься вечером, когда тоска зелёная и страшно одному в квартире?

Он ещё не успел принять, как следует, "на грудь", когда подошли двое. Вежливо поздоровались и предложили поговорить. Cначала он насторожился – знаем, дескать, какие разговоры с бандитами… Потом понял, что ошибся… Расслабился, сел с ними в тачку и прокатился до центра. Его ввели в роскошно обставленную квартиру и представили стильно и дорого упакованному папику. Тот кивнул и указал на кресло напротив, предлагая располагаться поудобней. Ему налили коньяку, угостили джойнтом и предложили отыграть концерт где-то за городом на закрытой вечеринке таких вот папиков.

Он долго не раздумывал – сумма обещанного гонорара была такой, что после всего можно смело членом груши околачивать, не заботясь о башлях2 целый месяц. А ему уже давненько хотелось засесть в студии – в голове много чего накопилось. Он дал "добро" и откланялся.

Вчера вечером микроавтобус забрал его вместе с музыкантами с

"точки"3. Полтора часа езды – и они оказались во дворе роскошного загородного особняка. Изысканная архитектура без жлобских наворотов и сельскохозяйственного выпендрежа. Простые строгие линии, чёткие формы и ничего лишнего.

– Хм… Домишко впечатляет, – подумалось ему.

Глянул на охранников и продолжил мысль:

– И ребятки под стать…

В доме всё было чинно. Представительные гости прохаживались по широченному залу, вполголоса переговариваясь и отхлёбывая из высоких бокалов, выставленных в большом количестве на подносах в руках вышколенных халдеев4. Костюмы, галстуки, вечерние туалеты – всё дорого и по-взрослому. Он сделал вывод, что здесь не та тусовка, где гости нажираются в говно, отстреливают друг дружку из пистолетов, а музыкантам бьют морды и требуют "Мурку". Это радовало…

Группе выделили гримёрку и "человека".

– Если нужно будет чего – скажете ему, – распорядитель кивнул на

"человека" и испарился.

Оставалось достаточно времени на выпить-закусить. Он налил себе полстакана коньяку и закурил, стараясь не обращать внимания на сидящих за столом музыкантов и не слушать их привычный трёп. Сам он никогда не ел перед выходом на сцену. Только выпивка и табак – иначе трудно сконцентрироваться и удержать зал.

Минут через сорок их позвали. Он, не сходя с места, наблюдал, как

"ирокезы" берут инструменты и выходят по одному. Подождав какое-то время, он взял гитару и шагнул через порог. Длинный коридор, лестница, залитый неярким светом зал… Перед ним расступаются женщины в вечерних туалетах, уверенного вида мужчины… Пахнет баблом5 и вкусными сигарами…

Он легко выпрыгнул на сцену, включил гитару и стал перед микрофоном.

– Привет! – негромко бросил он в зал.

В ответ – лёгкий шорох аплодисментов. В самом зале свет мягко погас, и осталась освещённой только сцена. Он стоял в двух перекрещенных лучах, направленных на него сверху…

– Я не совсем понимаю, зачем нас сюда пригласили, – продолжал он.

– Обычно всё, что требуется на такого рода вечеринках – это бляди, спиртное и фоновая музыка. Мы не имеем никакого отношения ни к тому, ни к другому, ни к третьему. Значит, либо новая мода, либо случайность. Посмотрим…

Он тронул рукой струны и потянул узловатую нить перебора… Мягко вступили бас с перкуссией. Виолончель вторила на заднем плане.

Полузакрыв глаза, он распевно покатил первые строчки куплета:

Тонкою каёмочкой болтовня,

Бритвою по горлышку тронь меня,

Ниточки-верёвочки не дадут

Заблудиться, если что – отпоют…

Он пел, раскачиваясь на носках своих модных ковбойских сапог. Зал закачался вместе с ним. Со стороны, наверное, было бы странно наблюдать эту навороченную публику, тонущую в его музыке без единой попытки спастись… Они напоминали крыс, идущих за крысоловом с дудочкой.

Запоминай следы по капле-зёрнышку,

Запоминай следы по камню-пёрышку,

Запоминай следы, дорожки-тропочки,

Запоминай следы нам не дано почти

Терять…


Как обычно, он почти не осознавал, где находится. Он – за пределами досягаемости. Он только в пределах видимости…

Ходили вдвоём – не блудили,

Летали в небо – не падали,

По венам да остриём водили,

Смеялись дождями хрипатыми.

…Полёт. Он застывает, наклонив голову… Мокрые пряди полностью закрывают лицо…

Концерт, в принципе, ничем не отличался от выступлений в клубах для любителей андерграунда. Публика так же визжала от восторга, женщины лезли со слюнявыми поцелуями, а самые смелые просили автограф, подставляя "интересные места"… Если не обращать внимания на детали – всё как обычно…

А потом закрутилась эта чёртова карусель… Издержки рок-н-ролла… Нет, нужно прекращать все эти послеконцертные оттяги… Водка, танцы… Почему-то платья порванные… Беспредел какой-то…

Откуда взялась и кем была та мадам, с которой он уехал, вспомнить не получалось. Просто в какой-то момент он обнаружил её возле себя… И больше она его не отпускала… Взгляды, прикосновения невзначай и всё такое… Привычный арсенал соблазнялок-впечатлялок.

Она увезла его уже под утро…

В машине они ссорились… Почему – вспомнить тоже не удалось.

Запомнилось только, что тачка была навороченная… Из следующего в памяти зацепилась только широченная кровать – судя по всему, на ней он и лежал в данный момент. Имя женщины не вспоминалось никак…

– Всё, хватит… Пора подниматься, – решил он и открыл глаза.

Она сидела в кресле напротив и рассматривала его. Наконец-то он мог разглядеть её толком. Брюнетка лет тридцати пяти… С восточным

"подтекстом"… Модный растрёп в причёске, стройное ухоженное тело… Но не худая… И не похожа на тех кукол Барби, которых обычно таскают на подобные мероприятия… Вспомнить бы ещё, как её зовут…

– У тебя есть кто-нибудь?

Вопрос, мягко говоря, не из тех, которых ожидаешь от женщины, с которой неожиданно переспал и никак не можешь вспомнить её имя…

Есть ли у него кто-нибудь? Даша… Пэм… Околомузыкальные девочки… С ним постоянно кто-то есть, но никогда никого нет у него… Почему? Да потому, что он не терпит никого рядом с собой. Он попросту не пускает никого ни к себе, ни в себя… Прекрасная модель для рассуждений об одиночестве талантливого человека… Хотя, он даже не уверен в том, что талантлив.

– Есть, – он отвёл глаза в сторону.

– Врёшь, – она прикурила сигарету и выпустила длинную струю дыма.

– Я всё о тебе знаю. Или, по крайней мере, очень много. Я бывала на твоих концертах. Я в курсе всех сплетен о тебе. Я слышала росказни девчонок, которые были с тобой. И все говорят одно и тоже – ты один.

А если ещё точнее – одинок. Хотя, наверное, сам об этом не подозреваешь… Именно поэтому ты сейчас врёшь мне в глаза без зазрения совести.

– Не задавай вопросов – и не услышишь лжи, – он усмехнулся своему отражению в полированной стенке шкафа. – Да и какое тебе, собственно, до этого дело? Думаешь, я вот так запросто пускаю к себе в душу каждую блядь, с которой трахался по пьяни? – он нарочно хамил, стараясь вывести её из себя. Просто так, от скуки…

Она спрыгнула с кресла, медленно подошла к нему, заглянула в глаза… И вылила ему на голову содержимое кофейника, стоявшего рядом на ночном столике.

– Я – не блядь. Запомни это хорошенько. И ещё запомни, что меня зовут Татьяной. А теперь иди в душ и будем завтракать.


ГЛАВА 2

_Current music: Toots Thilemans "Blusette"_

Ему часто говорили, что в жизни пора что-то менять.

Предсказывали, что всё закончится очень плачевно. Пока не поздно, нужно взяться за ум, трезво оценить свои возможности, заняться делом… Набор советов в таких случаях стандартен, и сами советчики обычно уверены в том, что у них-то как раз всё сложилось "как нужно", "как у людей"…

А вот у него – не как у людей. И всегда было не как у людей. С одной стороны, он – Пепел… Звезда андеграунда… Гуру всех полоумных, продвинутых и просто из-за угла мешком вдаренных. Типа гений… На его концертах исходят слюнями половозрелые самки, которым надоело трахаться с кем попало и вздумалось поискать смысл жизни… Его напропалую цитируют все эти богемные умники и прыщавые подростки, когда хотят казаться умными или когда нужно завалить тёлку с претензией на интеллект… Его слушают те, кто не может обходиться без его музыки… Их, почему-то, меньше всего.

А с другой стороны, ему уже тридцать. Неприятная цифра. Отметка, за которой начинаешь задумываться над тем, правильно ли живёшь…

Пытаешься оценить сделанное… И по концовке получается, что ни черта не правильно – нет ни стабильности, ни осмысленности… Даже семьи – и той нет. Потому что жена ушла три года назад, не выдержав такой дозы рок-н-ролла… И эти пластинки, концерты, стихи – всё это кормит только от случая к случаю. А накопительством Пепел никогда не грешил – поэтому у него всегда так – либо в шоколаде, либо в дерьме по уши… Сплошные крайности. И не хочется ничего менять.

Пепел не любил размышлять на эти темы, но о другом как-то не думалось. Студию он заказал с завтрашнего дня, и сегодня можно было побездельничать. Он валялся на продавленном диване и, чтобы отвлечься от самокопаний, в очередной раз прокручивал в голове сегодняшнее утро.

Татьяна эта, сучка, хороша! Только ведь совсем другой уровень.

Другой мир. Мир больших денег, шмоток от кутюр, новых дорогих машин… Чего там ещё у них положено… Совсем уж непонятен её интерес к нищему музыканту. Если бы она с утреца просто вежливо пнула его в жопу – проваливай, дескать – это ещё можно было бы понять. Пьяный каприз взбалмошной дамочки. Но сегодняшнее утро и вылитый на голову кофе как-то не вязались с этой картинкой. Протерев глаза от кофейной гущи, Пепел не знал как себя повести. Сначала промелькнула, было, мыслишка раскрошить здесь всё на мелкие части к чертям собачьим… Только глупо это всё выглядело бы… Да и в лом… Поэтому он просто рассмеялся. И покорно пошёл в ванную. Новая знакомая начинала ему нравиться.

За завтраком они трепались на разные темы. Инцидент с кофейной головомойкой исчерпался сам собой, и, честно говоря, было совсем неплохо. Давненько уже Пепел не чувствовал себя так свободно. Если ему случалось проснуться в чужой постели, то утро обычно оказывалось испорченным. Женщины, как правило, суетились и изо всех сил

"производили впечатление", создавая ненужные напряги и вполне естественное желание смыться побыстрей. Или сами прятали глаза. С

Татьяной всё было по другому – она вела себя спокойно, африканских страстей не изображала и не сыпала многозначительностями. Как бы невзначай проговорилась о том, что именно она порекомендовала на вчерашнюю вечеринку Пепла с группой. Посмеиваясь, восстановила в его памяти некоторые эпизоды прошлой ночи, вымытые из мозгов алкоголем.

Продемонстрировала вечернее платье, разодранное от горла до пояса – вот, мол, полюбуйся, какое мне декольте вчера заделал. Показала в лицах парочку сценок из его, Пепла, вчерашних подвигов.

Он решил, что нефиг мяться и включился в разговор. Так и получилось – потарахтели о том, о сём, посмеялись и разбежались. Она отвезла его домой, чмокнула в щёку и уехала, пообещав навестить в ближайшее время.

Процесс лежания на диване и операция "Вспомнить всё" были прерваны неожиданным посторонним вмешательством. Кто-то нагло и беззастенчиво пытался дать знать хозяину, что двери нужно открыть срочно и незамедлительно. Ломились, что называется, по-взрослому.

Меньше всего Пеплу хотелось принимать гостей. Но нужно было идти спасать дверь.

Какая же это зараза, мать твою за ногу, так барабанит?! – Пепел, наконец, распахнул дверь и высунулся наружу.

– Зда-а-арова, чувак! Как ты? На-а-армальна? Слу-ушай, тут тема на пол-лимона…

С этими словами в квартиру ввалилась "сладкая парочка" – Нуль и

Карабас… Пепел поморщился – мало радости с бодуна слушать гониво этих торчков1 хр е новых… И то, что они оба – местные "легенды рока" и неплохие музыканты в прошлом, ситуации не спасает.

Нуль когда-то был офигенным драммером2, лабал в самых крутых группах, и так лабал, что было "темно в глазах"… Только со временем всё это закончилось – наркота сожрала. И талант, и мозги, и работу… Осталась лишь истасканная оболочка, беззубая, косноязычная и гремящая костями.

Карабас был рангом помельче, но в своё время считался нехилым гитаристом. В своё время…

– Всему своё время, – не к месту всплыла у Пепла "мысля".

"Легенды" были явно не в лучшем виде. Обоих конкретно подколбашивало, а посему налицо было нешуточное расстройство опорно-двигательного аппарата и речевых навыков.

– Эта… Чего я хотел… Бля-а-а, херово как… Слышь, Пепел, можно у тебя вмазаться?

– Да идите вы на хер! Что вам здесь, шалман, что ли? Валите к

Натахе и долбитесь до усирачки!

– Не-е-е… Падажжи-и… Ты не кричи… У Натахи менты, туда нельзя… Ну тебе в падлу, что ли… Времени нет место искать – сма-а-а-атри, Нуль ва-а-аще загибается… Выручи, чувак, мы ж ща сдохнем тут в подъезде…

– Ладно, хер с вами. Только не варить, – Пепел помнил, как пару месяцев назад Нуль напросился к нему в гости сварить какую-то дребедень и божился, что "новая хуйня, абсолютно без запаха, бля буду…" А потом смердело так, что соседи вызвали ментов. Нуль к тому времени благополучно убыл, посему объясняться со стражами правопорядка и отгребать пиздюлей пришлось Пеплу. И смрад невероятный по всему дому держался недели две.

– Не-е-е… Чувак, у нас всё с собой… Не ссы…

"Легенды" поковыляли в комнату. Пепел запер замок на два оборота и прислушался. Доносилось полувнятное бубнение и нечленораздельный мат.

– Давай, давай… Бу-бу-бу… Ебать-тарахтеть… Да па-а-а-адажжи, бля-а-а… Давай "баян"…

Пепел присел на диван и стал наблюдать за процессом. Дело было на мази – в "баяне" плескалось невнятного цвета вещество.

– Только на пол не брызгайте, уроды, – предупредил Пепел.

– Всё ништяк… – бормотнул Карабас и подошёл к открытому окну стравить лишний воздух из шприца.

– Вы чё, одним будете? А СПИДа не боитесь?

– Всё путё-о-ом, – сладко проныл Карабас. – Мы чистые, какой СПИД?

– Купили бы второй на всякий случай, – посоветовал Пепел.

– Не-е-е… Здоровье дороже… Когда тут бегать? Вон братуха доходит, – Карабас кивнул на скрючившегося в углу Нуля.

Он примерился так, чтобы струйка попала в открытое окно, и нажал на поршень. И вдруг случилось непредвиденное – неплотно надетая игла сорвалась со шприца и, описав плавную дугу, вылетела на улицу.

"Легенды" несколько секунд таращились друг на друга, а потом Нуль простонал:

– Ё-о-о-о-обанный в рот!!! Это ви-и-и-илы!

Карабас тихонько завыл:

– У-у-у-у! Пиздец, бля!

– Долбоёб! Мудак! Ты чё сотворил! – Нуль протянул к "братухе" дрожащие руки, видимо, намереваясь придушить на месте.

Карабас кинулся к Пеплу:

– Чу-у-у-увак! У тебя иглы нет?

– Откуда? – развёл руками Пепел.

– Бля-а-а-а! – выл Нуль, – Ширево есть, "баян" есть, а я сдохну, бля, как пёс! Карабас, сука, убил, зарезал! Дятел вонючий!

– Идём искать! – выдохнул Карабас и ринулся к двери.

– Куда искать, мудак! Я же щас лапти отброшу! – орал Нуль.

– Ты посиди, я сичас! – крикнул уже с лестничной площадки Карабас.

– Сука, "баян" забрал. Сам всё сторчит, – с этими словами Нуль тоже покинул квартиру.

– Кино и немцы, – подвёл итог Пепел и снова завалился на диван.


МНОГОТОЧИЯ…

Когда я был маленьким, отец часто брал меня с собой на рыбалку.

Мы вставали часов в пять утра, шли пешком до вокзала, садились на электричку и ехали далеко-далеко. Потом шли в утренней дымке, оставляя за собой след на росе…

Мне запомнилось, как мы приехали на Буг… Нужно было переправиться через один из притоков. Моста не было, идти нужно было высоко над водой по толстой трубе. Отец нёс меня на руках и говорил:

"Не смотри вниз и ничего не бойся"…

Потом я сидел на берегу с удочкой, смотрел на течение, на водовороты, на туман, клубящийся над водой… И было мне спокойно и счастливо…

Сейчас я всё чаще вспоминаю это ощущение абсолютного счастья и душевного покоя. И когда я захлёбываюсь в траблах и безысходности, мне так не хватает тишины утренней реки, тумана над водой и того щемящего, но в то же время сладостного, одиночества. И чтобы кто-то в момент опасности шепнул: "Не смотри вниз и ничего не бойся"…

Шепнул так, чтобы я поверил в это…


ГЛАВА 3

_Current music: Miles Davis "Tutu"_

Татьяне тоже было над чем подумать. В её жизни, разграфлённой чёткими красивыми линиями и разбитой на вполне конкретные недели, дни, часы и минуты, обычно не было места непоняткам. И, казалось, она научилась понимать, что ей в этой жизни нужно и что для этого необходимо сделать.

Профессорская дочка, единственный балованный ребёнок в семье, она благополучно пережила ранний период романтических влюблённостей и вполне осознанно вышла замуж в двадцать четыре года за человека, о котором все говорили: "удачная партия". Нельзя сказать, что она безумно любила мужа – просто с ним было надёжно. Он заботился о ней, баловал и давал ощущение стабильности и защищённости. К тому времени она уже не верила в ту любовь, которую любят описывать в своих романах писатели. Хотелось уюта и заботы.

После смерти мужа всё резко изменилось. Даже странно, что может сделать с жизнью человека обыкновенная лужа масла на асфальте…

Часто оказывается, что самые важные и значимые вещи зависят от таких мелочей… От тела мало что осталось… Мало что осталось от того, что было её мужем… От того, с кем жила в одном доме, спала в одной постели, кто был её защитой от чужого и равнодушного мира… На редкость банально и жестоко…

Ей тогда пришлось всё взять в свои руки. В первую очередь – саму себя. И через какое-то время ничего не осталось от легкомысленного ребёнка, каким она была раньше. Пришлось научиться быть жёсткой.

Пришлось научиться рассчитывать только на себя. Пришлось научиться трезво смотреть на вещи.

Татьяне удалось удержать бизнес в своих руках, сохранить партнёров и не пустить всё по ветру. У неё обнаружились скрытые таланты, о которых раньше она и не подозревала. Татьяна знала правила игры, умела их соблюдать и умела их нарушать, когда того требовали обстоятельства. Классическая бизнесвумен…

Её личная жизнь носила отпечаток нового стиля. Всё просто, понятно и просчитано. На сложности и переживания не было ни времени, ни желания. Были сменяющие друг друга любовники, или, как это стало модно называть, бой-френды. Короткие, ни к чему не обязывающие связи. Нечастые, заранее спланированные встречи…

И вдруг, совершенно не к месту, случилось это самое… Нинка, о которой все знали, что она совсем без башни, затащила Татьяну в ночной клуб на концерт. Ей тогда страшно не хотелось идти, но Нинка нагрузилась коньяком сверх всякой меры, к тому же у неё был день рождения… В таких случаях не принято отказывать и Татьяна покорно последовала за подругой, которая заплетающимся языком повествовала о том, что "ребятки играют – просто атас". И еще что-то насчёт того, что сама Нинка была на их концерте с очередным "котиком", непризнанным художником-гением, и кончила под их музыку аж пять раз…

– Представляешь, подруга, я просто от музыки кончила, – захлёбываясь распиналась Нинка. – Реально! У меня с мужиками в постели так сильно никогда не получалось! Может, они вибрации какие-то цепляют?

Татьяна брезгливо морщилась и списывала всё на пьяный бред. В клубе ей тогда не понравилось – дым коромыслом, явный душок марихуаны, девчонки-соплюхи визжат под самой сценой… Местечко – не ах! А Нинка поволокла её к сцене, в самую давку.

Потом появились музыканты. Стали настраиваться. Зафонил микрофон, зарычала гитара, завизжала виолончель. Потом стало тихо, и к микрофону вышел он… Пепел… Зал завизжал и затопал, а Татьяна зажала уши руками. Пепел улыбнулся, просто и симпатично… Прикрыл глаза и запел…

Вот тут-то с Татьяной и произошло непонятное. Она поплыла в этой музыке, в этих стихах необычных. В голосе его негромко-хрипловатом… Ей казалось, что она больше никогда не сможет обходиться без этих странных созвучий и жизнь без них станет тусклой и бессмысленной. Эта нескладная фигура на сцене стала для

Татьяны воплощением всего того, чего ей так не хватало в последнее время.

Вцепившись ей в локоть, билась рядом в экстазе Нинка, коротко подвывая и шаря рукой между плотно сжатых бёдер. Зал раскачивался волнами… Где-то под самой сценой шло движение… Оттуда к Пеплу тянулись девичьи руки, пытаясь дотронуться до кончиков его остроносых "казаков"…

Так в её чётком и выверенном пространстве появился Пепел… И он, конечно же, разметал к чёртовой матери весь покой и упорядоченность.

Иногда Татьяне казалось что она немножко сошла с ума… Или не немножко… Как иначе можно было объяснить тот факт, что она непрерывно моталась по его концертам, посещая заведения самого сомнительного пошиба? Как иначе можно было объяснить почти физическую боль во всём организме, если долго не случалось его увидеть? Зачем ей нужен этот нищий "гений" – на этот вопрос она не могла себе ответить. Учитывая то обстоятельство, что давно не верила в любовь…

Она уже знала о нём почти всё, что было можно услышать в местной

"подземке". Его не крутят по радио, не показывают по телеку… О нём не пишут газеты и журналы… Но он всё равно звезда… Философ… По нём умирают глупые девчонки-малолетки и вполне зрелые женщины… От него три года назад ушла жена… Он один…

Правда, поговаривали о какой-то Даше. Но поговаривали очень скупо и непонятно. То ли Даша по нём сохнет, то ли он по ней… Неясно…

Упоминали о какой-то романтической истории, связанной с этой самой

Дашей, но что за история – для всех загадка. Ничего толком узнать не удалось…

А когда Саша Гонкуров, её партнёр по бизнесу, собрался праздновать своё сорокалетие, Татьяна посоветовала ему пригласить

Пепла с группой. Саша склонялся в сторону камерного квартета с академическим репертуаром, но он всегда доверял её вкусу. И не прогадал. Ребята стали именно той изюминкой, которая выделила его юбилей из череды скучных, всем приевшихся вечеринок. А у Татьяны появилась возможность подержать своё сокровище в руках…

Стоит ли говорить о таких мелочах, как безумная пьянка после концерта и болезненный драйв, закрутивший всех, без исключения…

Для собравшейся у Гонкурова компании всё это было экзотическим приключением. Ей тоже хватило экзотики выше крыши – здорово поддавший Пепел затеял с ней абсолютно бессмысленную ссору, дал увесистую пощёчину и разодрал до пупка платье от Готье… По дороге домой, продолжая ссору с ним, Татьяна чуть не влетела в грузовик, выскочив на встречную полосу…

Секс с вымечтанным героем тоже получился странным… Она толком не успела ничего понять. Но, что самое ужасное, эта ночь ничего не изменила в её отношении к Пеплу. А она здорово на это рассчитывала.

И утром стало понятно, что всё это всерьёз и надолго. Татьяна обычно старалась избегать слова "навсегда".


ГЛАВА4

_Current music: Ben Webster "That's All"_

Он не любил возвращаться домой один. Он боялся темноты и одиночества. Но так случилось, что он был одинок и всегда брёл в темноте наощупь. Не самая весёлая фишка…

Пепел поднялся по заплёванной лестнице, прислонил кофр с гитарой к ободранной стене и сунул ключ в замочную скважину. День прошёл в запарках и суете, первый день записи – он всегда такой. Идти в

"Кубик" не было ни сил, ни желания. Придётся сосать водку с томатным соком и пялиться в ночь из окна. Он вошёл, потянул дверь на себя и щёлкнул задвижкой. Принюхался. Поймал краем ноздри еле уловимый знакомый аромат. Даша…

Пепел тихонько заглянул в комнату. Она спала, уютно завернувшись в клетчатый плед. Чересчур домашняя картинка для его берлоги. Он улыбнулся, прикрыл дверь и на цыпочках пошёл в кухню.

Странные, никому не понятные отношения. Несколько совместно прожитых ночей, отсутствие обязательств и обещаний… У него музыка, женщины и одиночество… У неё – ожидание и ключи от его квартиры…

И многовато многоточий для одного абзаца… Такие дела…

Пепел плеснул себе водки в высокий стакан и долил томатным соком.

Взболтал. Говорят, что правильно – наливать по лезвию ножа и не взбалтывать. Но ему частенько не нравится, если правильно. От этого все угловатости. Так говорила бывшая жена. Он отхлебнул и прислушался, как побежала по пищеводу струйка. Усмехнулся и задумался.

– Устал? – лёгкая, как крыло, ладонь легла на его волосы. Даша умела подходить по-кошачьи бесшумно.

– Он, не оборачиваясь, взял её руку и поцеловал запястье. Потом поднял глаза.

– Привет, котёнок. Устал малость. Думал – придётся скучать.

Молодец, что заглянула.

– Я знаю – тебе всегда стрёмно одному вечерами, – она прижалась к нему. – Поужинаешь?

– Не нужно… Я перехватил на студии.

– Да, я слышала, что пишетесь. Глобальные планы? Или просто пару песен?

– Как получится… Деньги есть, материала хватает. Главное – чтоб всё срослось правильно.

Он достал банку с табаком, длинными нервными пальцами выудил щепоть и набил трубку. Зажал её в зубах, прикурил и с наслаждением затянулся.

– Что у тебя слышно, малыш? Давно не показывалась… Рассказывай, где пропадала.

– Я пропадала? – Даша улыбнулась. – Это ты у нас неуловимый.

Репы, концерты, пятое-десятое… Дома не живёшь, а в клубах я на тебя насмотрелась… Передозняк у меня рок-н-роллом случился.

– Прости, малыш… Работа у меня такая. Самому надоело, но кушать же что-то надо. – Пепел не любил оправдываться, но с Дашей иногда приходилось быть не таким, как обычно.

– Ещё скажи мне, что музыка надоела, что пора переквалифицироваться в управдомы и что тебя тошнит каждый раз, когда приходится выходить на сцену, – она взъерошила его волосы и рассмеялась.

Пепел пожал плечами:

– Не совсем так. Вот ты знаешь, котёнок, что я чувствую, когда выхожу на сцену? Что я чувствую, если я не пьяный и не дунул перед лабой?

Даша задумалась:

– Ну… Адреналин, наверное, бурлит… Прёт тебя не по-детски…

Что ещё? Не знаю, я не могу себя в твоей шкуре почувствовать, но эмоциональный взрыв должен быть стопудово.

– Не угадала, – Пепел в упор посмотрел на неё и прищурился. – Так вот… Когда я выхожу на сцену, я не чувствую НИЧЕГО. Совсем ничего.

Пусто в душе. Ноль полный. Раньше меня действительно дико пёрло на сцене. Музон, кач, руки… Ощущение власти абсолютной над толпой…

А сейчас вымерло всё. Скучная голая пустыня внутри. Хочется покоя. А не всей этой суеты, – он глянул на неё и улыбнулся. – Что, не вяжется это всё с образом культового музыканта?

– Как раз это вяжется. Что было сегодня на студии? Расскажи, мне интересно, – Даша решила поменять тему.

– Да ничего особенного. Посидели, поиграли, прикинули, как это кино писать… Определились с графиком… Под вечер знакомых припёрлась туева хуча… Работать было уже невозможно – решили попить водки. Пэм накрыла поляну…

Глянул в её потемневшие от обиды глаза и добавил:

– Я вовремя смылся.

Он налил ей и придвинул поближе. Даша машинально отхлебнула…

– Давай я тебе спою. А? – он просительно заглянул ей в глаза.

Знал же, япона мать, что плохо реагирует на само имя "Пэм"… Дёрнул чёрт за язык…

– Спой, – Даша улыбнулась через силу. – Я люблю, когда ты для меня поёшь.

Пепел расчехлил гитару, выбил трубку и положил её рядом с пепельницей. Прикрыл глаза и задумался. Тронул тихонько струны…

Ветер и пыль, в бездорожье

Мы заплелись безнадёжно,

Нечего ждать, некуда больше спешить…

Слово "Любовь" горьким ядом

Татуируем где-то рядом

С сеткой бессонниц и вязким желанием жить

Даша любила эту его негромкую манеру петь свои песни, словно рассказывая… Спокойный хрипловатый голос, усталое лицо и слова…

Слова, царапающие сердечко…

Время стихов и вопросов,

Шепчут нам вслед перекрёстки,

Перевяжи мои раны покоем дождей.

В венах навзрыд бьёт карминно

Кровь пополам с никотином,

Оставь меня – я так устал от людей…


Всё ни о чём тихо злимся,

Передохнём и простимся…


Пепел оборвал, не доиграв… Отложил гитару… Снова набил трубку табаком.

– Не поётся что-то… Устал…

Помолчал. Налил ей и себе.

– Что у вас за концерт козырный был позавчера? – Даша закуталась поплотней в его рубаху и уселась поудобнее. Она любила, придя к

Пеплу, таскать его необъятные рубахи и безразмерные свитера. В них было по-особому уютно. В них она чувствовала себя дома…

Пепел пожал плечами:

– Да так… Знать развлекается… Странно, что нас позвали, – хотя теперь для него не было ничего странного. Всё стало на свои места после Татьяниных объяснений.

– Ты стал модным музыкантом, Лёш?

– Нет, – он усмехнулся, – папики просто выпендрились. Не думаю, что это начало рок-н-роллизации бизнес-кругов… Так, случайность…

Разговаривать не хотелось. Ему – потому что устал. Ей – потому что не о чем. Главное он и так знал. Хотелось просто сидеть рядом, чувствовать его присутствие, дышать его запахом, ощущать его усталость. За окном шептались дождевые капли, ссорясь с тротуарами и говорливой листвой. Шуршали колёсами автомобили по мокрой мостовой.

А в маленькой городской квартирке сидели двое и молчали обо всём на свете.


МНОГОТОЧИЯ…

Иногда ночами Она кладёт мне руку на лицо и я просыпаюсь… А Она исчезает, заставляя меня горько сожалеть об этом…

Сложно ощущать себя лишним… Ещё сложнее ощущать, что тебе кто-то завидует по этому поводу…

Тук-тук… Скажите, а как попасть к вам?

К нам попасть проще, чем от нас выбраться…

Не верит…

Девочка, на нашей ярмарке тщеславия торгуют Смертью… Хочешь полСмерти за грошик? Для тебя это всего лишь слово, как острая льдинка, которая ранит язык. Для меня – татуировка, которую уже перестал замечать.

Мы используем ваши души в качестве ночлежек. Но таким бездомным псам, как я, всё равно место на помойке. Это не пугает. И вызывает ничего, кроме чувства досады на самого себя.


ГЛАВА 5

_Current music: Diana Krall "Let's Face the Music and Dance"_

Даша шла в институт, расшвыривая носком туфельки разноцветные осенние листья. Ночь закончилась, наступило обычное утро. Обычный накрапывающий дождь, обычные утренние прохожие, спешащие на работу, обычные серые тучи, затянувшие небо… Все было как обычно. Слишком обычно. Даже Пепел… Вечером он уложил ее на диван, укутал пледом:

"Спи, котёнок. Мне нужно еще поработать. Есть кое-какие идеи по поводу записи". Обычная отмазка, шитая белыми нитками… "А чего ты хотела, дурочка? Африканских страстей? Пора тебе, наконец, понять – для него ты, похоже, навсегда останешься просто соседской девчонкой.

Той самой первоклашкой, которую он, старшеклассник, по просьбе по уши загруженной матери, водил в школу. А потом помогал решать задачки по математике. И по физике. И защищал от мальчишек. И вообще от всего на свете защищал, как старший брат. Вот-вот, так он себя и ведет – как брат. Будто и не знает, что она уже больше десяти лет безумно влюблена в него… И никто в целом мире ей больше не нужен, кроме него… А нужна ли ему она? Хороший вопрос…

Тогда, три года назад, когда от него ушла жена и ему было так необходимо чье-то тепло… Тогда Даша очень кстати оказалась рядом.

И ей казалось, что вот, наконец, все будет так, как она хотела…

Но, похоже, так не бывает. Все было хорошо, просто прекрасно, но…

Он не может портить ей жизнь, потому что свою уже испортил. А она только начинает жить… Такие дела…

А что, если ее жизнь уже давно отравлена сумасшедшим чувством к нему, Пеплу? Иногда Даше до безумия хотелось избавиться от этого чувства. И она даже делала попытки. Но… Ничего не получалось. И она опять приходила к нему вечерами, открывала двери своим ключом, куталась в его рубахи… Ждала, что все-таки однажды он поймет, что только она одна нужна ему по-настоящему. И все остальное – просто шелуха, эпизоды в его, Пепловой, жизни.

А этих эпизодов было не так уж мало. В основном, околомузыкальная тусовка – поклонницы, журналистки, певички… Та еще братия, развлекающаяся напропалую, живущая одним днем, как будто завтра ожидается конец света – так это видела Даша. Сама она не признавала такого отношения к жизни, но вот Пепла всё это вполне устраивало – алкоголь, клубы, приключения на одну ночь, когда становилось совсем уж одиноко. Ни к чему не обязывающие и не имеющие продолжения.

Вот только Пэм…

Даша вздохнула. Пэм… Она все время мелькает рядом. Кажется, ей совершенно не нужен Пепел, как не нужен и вообще никто. И Пеплу она тоже совсем не нужна – ему, вообще-то, нравятся совсем другие женщины, не такие пофигистичные, не такие безбашенные, как она.

Но… Пэм снова и снова появляется возле него… Просто поразвлечься, и тогда оказывается, что он тоже не прочь…

Поразвлечься… Вот и развлекаются. Зачем она приходила вчера на студию? Потусоваться? Попить водки? Написать очередную завернутую статейку типа "непризнанный рок-гений создает шедевры"? Или напомнить: "Ты мне не очень-то нужен, но я все-таки здесь"?

Может, завести и себе парочку "запасных вариантов"? Всё лучше, чем сидеть вечерами в пустой квартире у Пепла, и ждать, ждать неизвестно чего. Когда он вернется с репетиции… Или с концерта…

Или с очередной вечеринки… Или от Пэм?

"Надоело, не могу больше! Устала… Нужно что-то менять!"

– Даша! – Она оглянулась. Вот как, размышляя обо всем на свете, она совсем незаметно добралась до института. Неяркое осеннее солнце, выглянувшее, наконец, из-за туч, желтые листья, последнее тепло перед зимой выманили студентов в институтский двор – пока не начались пары, можно поболтать, выкурить по сигаретке, порадоваться теплым денечкам. Это зимой все будут поскорее забегать в помещение, а сейчас Дашины одногруппники стояли возле входа и махали ей.

– Даш, как дела? Что делала на выходных?

– Даш, не знаешь, когда следующий концерт будет?

Все они были страстными поклонниками Пепла и его музыки. И, конечно, ни для кого уже давно не секрет, что Пепел раньше был соседом Даши, что они знакомы с детства, что они друзья. Конечно, без подробностей… (да и какими подробностями тут можно было бы похвастаться?..) И они всегда обращались к Даше, чтобы узнать, когда планируется новый концерт, или попросить достать приглашения, если попасть на концерт было невозможно.

– Не знаю, запись у них. Наверное, концертов не будет, пока не запишутся.

– А-а-а… Так значит, скоро новый альбом выйдет?

– Вроде да.

– Класс! – Ребята в восторге – еще бы, новый альбом Пепла! Просто отпад! "Вот для этого ты и живешь, Леша, чтобы видеть восторг на лицах поклонников, восхищение и преданность в глазах фанатов на твоих концертах? Или правда, что все это тебя уже не трогает? Но должно же что-то трогать… Иначе зачем вообще жить… Чем можно тебя тронуть, Леш?"

– Даша?

Она повернулась. Симпатичный парень внимательно смотрел на нее, будто читая все мысли.

– Что, Юра?

– Что-нибудь случилось? Ты грустная какая-то

– Нет, ничего, тебе показалось, Юр.

– Даш… Он отвел ее в сторонку, подальше от галдящих студентов.

– Ты что сегодня вечером делаешь? Может… Сходим куда-нибудь? -

Внимательные светлые глаза смотрели без особой надежды. Юра пытался ухаживать за ней с первого курса. Он, пожалуй, единственный в их группе догадывался об отношениях, связывающих Дашу с ее знаменитым соседом. И, соответственно, о причинах ее хронического отказа.

Но сегодня Даша совсем в другом настроении. "Вот и шанс что-то изменить, правда? Почему бы и нет? За Юрой не волочится хвост поклонниц и любовниц. Он не будет заставлять ждать и надеяться напрасно… Он заинтересован в нормальных отношениях. И от него не услышишь: "Прости, малыш, я не хочу портить тебе жизнь…"

– Ладно, давай сходим. Я сегодня не занята. – Даша через силу улыбнулась.

– Правда? – Было заметно, что Юра слегка опешил. – Даша, это замечательно! Ты правда не пожалеешь!

– Думаешь? Ладно, давай после занятий договоримся, ладно? – Даша направилась к зданию института.

– И зачем я это сделала? Господи, как будто никогда не пыталась… Все это мы уже проходили. Свидания, букеты, кафе… Все равно ничего не получится. Ничто не помогает, противоядия не существует. А может быть, все-таки?.. Может, просто нужно быть чуть-чуть терпимее и не сравнивать все время всех с ним, с Пеплом? И не думать постоянно: "все равно ничего не получится"? Может, нужно просто как следует постараться? Ладно, на этот раз я постараюсь. Я буду очень стараться. Изо всех сил. И совсем, ну ни капельки, вот ни столечко не буду думать о нем.

О Пепле…


МНОГОТОЧИЯ…

Линии на ладонях становятся мёртвыми и нечувствительными…

Вязко и промозгло…

Смотреть воспалёнными глазами на трещинку, куда упирался лучик солнца ранней осенью…

Думать о том, что там ничего не осталось…


ГЛАВА 6

_Current music: Eric Clapton "Alberta"_

Коньяк за завтраком – это извращение. С этой мыслью Пепел налил себе полстакана "извращения", поставил на стол чашку кофе, закурил и уселся лицом к окну. Клэптон завывал об Альберте, за стеклом осень разбрасывалась листвой и последними надеждами на бабье лето… Не было желания идти куда-то, с кем-то встречаться… Хотелось вот так сидеть, бездумно потягивать коньяк, смешанный с кофе и табачным дымом, и думать о всякой ерунде. Забить на все проблемы, на работу… Стать обычным бездельником, ленивым и никуда не спешащим… Вот только жаль, что это несбыточно.

Он допил коньяк, выбил золу из трубки и засобирался. Щелчок выключенного магнитофона. Скрип надеваемой обуви. Хруст "молний" на косухе. Скрежет дверного замка. Гул шагов на грязных ступеньках. И дневной свет – как выстрел в лицо. День начался.

Несколько шагов по мокрой листве и взгляд упёрся в гостеприимно раскрытую дверцу серебристого "ниссана" и женскую руку, картинно похлопывающую по сиденью.

– Садись, звезда, подброшу, – Татьяна сняла тёмные очки и кивком указала на место рядом с собой. – Тебе куда?

– У тебя, наверное, хобби? – усмехнулся Пепел. – С каких это пор успешные бизнес-леди развозят музыкантов вместо такси?

– С сегодняшнего дня. Вместо налогов. Падай и говори куда тебе.

Пепел помедлил несколько секунд, потом бросил гитару на заднее сиденье и неуклюже разместился рядом с Татьяной.

– На Пригородную, к ДК "Сельмаш".

Татьяна кивнула и повернула ключ зажигания. Автомобиль мягко тронулся с места.

– А что в ДК "Сельмаш"? – спросила Татьяна, выворачивая руль. -

Концерт? Так я слышала, что в этом месяце концертов не будет.

– Запись, – хмуро пояснил Пепел.

Он ещё не решил, как отнестись к её неожиданному появлению и старался вести себя нейтрально. С одной стороны, он обычно избегал продолжений таких вот знакомств. А с другой… С другой, он был рад снова увидеть Татьяну, хоть и не спешил себе в этом признаваться.

Приехали они быстро и за всю дорогу перекинулись всего парой ничего не значащих предложений. То-сё, пятое-десятое… Закончилось тем, что они притормозили возле ДК, и Пепел неожиданно для себя предложил Татьяне встретиться вечером. Договорились созвониться часиков в семь.

В студии царил привычный бардак. Звукорежиссёр Челя возился с коммутацией, вещая высоким тенором о тяжёлой, блядь, жизни постсовковых звукачей. На лестнице стоял плотный конопляный туман – барабанщик Пепла Кокс и гитарист Шурик набирались вдохновения у

"мариванны"1. В операторской сидел Чиллаут, басист безумный, и при помощи Пэм и Гургена пытался выяснить, каким образом он умудрился очутиться сегодня утром в детском кукольном театре. Вспомнить не получалось – они только морщили лбы и повторяли, что два раза "за последней" бегать в гастроном не следовало.

– Оп-ля, а вот и пожиратель сердец, – Пэм танцующим шагом подошла к Пеплу и чмокнула его в щёку. – А у нас здесь операция "вспомнить всё".

– Нашла чем удивить, – Пепел поставил гитару в угол. – Вы ничем другим с утра и не занимаетесь – или вспоминаете, или похмеляетесь.

– А вот говорят, – вломился в разговор Челя, – что учёные такую специальную хуйню придумали… Типа культура бактерий поселяется в желудке. С утра выпил водички – и ты бухой. Ни водки не нужно, ни колёс2 – пьёшь воду и тебе всегда ништяк.

– Тебе и так всегда ништяк… Без всяких бактерий в желудке, – засмеялся Пепел. – Ты уже всё приготовил? Можем начинать?

– Да я уже полчаса, как готов. Это ты, между прочим, опоздал.

– Тогда зови всех и начинаем.

Челя прочно разместил свои сто десять килограммов живого веса за звукорежиссёрским пультом, музыканты закрылись в аквариуме3.

Защёлкали тумблеры комбиков4, Кокс прошёлся палочками по своей

"кухне". Пепел привычным движением надел наушники и стал к микрофону.

– Пёрни что-нибудь для ориентации, – послышался в наушниках голос

Чели. – Ага, хорошо. Готовы? Тогда по моей отмашке начинаем. Поехали.

Описывать работу группы в студии – занятие неблагодарное.

Бесконечное количество дублей, борьба между теорией музыки и эстетическими принципами обкурившегося барабанщика, дежурное звукорежиссёрское "лучшее – враг хорошего"… В общем, глупости сплошные. Время записи обычно летит быстро – взяли пару нот, ругнулись пару раз, отслушали несколько дублей, обсудили… Снова ругнулись… Глядишь – и день прошёл.

– Вот ты мне скажи, почему у фирмачей всё звучит на много порядков круче, чем у нас? Вроде и пишут на том же аппарате, и музыканты у нас есть не хуже. А вот у них всё равно фирмА, а у нас – говно… – Пепел стоял над душой у Чели, пытавшегося что-то сделать со звуком барабанов в только что записанной песне.

– Понимаешь, старый, всё очень просто. У них весь процесс идёт так же, как и у нас – знакомцы ездили, наблюдали. Но под столом у них в незаметном местечке заныкана кнопочка специальная. Называется

"фирмА". Как только все отвернутся – они при сведении эту кнопочку нажимают и опа! Получается настоящий фирменный саунд1. А у меня, старый, вот загляни под стол – кнопки этой сраной нет и в помине.

Потому и звук говно.

Пэм оценила озадаченную рожу Пепла и заржала первой. А за ней – все остальные музыканты. Пепел озадаченно почесал репу:

– Туш е . Ну, давай до завтра тормознём. Всё равно ничего путного уже не наваяем.

– Тогда, э-э-э-э-э… Может попийсякнем? – внесла предложение Пэм.

– Твоё "попийсякнем" – это не по пятьдесят, а по шестьсот пятьдесят, – отмахнулся Пепел. – А завтра снова будете вспоминать, чё это вы творили и почему проснулись в картинной галлерее.

– Да ладно тебе, старый! Посидим малость, потрындим, фляндр-другой приговорим. Заслужили ведь, – зашумели музыканты.

– Хорошо, вы тогда сбрасывайтесь, шлите гонца, а я перезвоню. Я, может, с дамой буду, так что водку купите человеческую и закуску нормальную, а не пачку крекера, – и Пепел вышел в "предбанник".

– Алло, Таня… Это Алексей. У меня есть предложение по сегодняшнему вечеру. Здесь на студии намечаются небольшие дружеские посиделки. Ничего особенного, лёгкий отдых после дня записи…

Может, подъедешь? Посидим немножко, выпьём по чуть-чуть. Если не понравится – сбежим. Согласна? Тогда подгребай к ДК. Будешь здесь – набери меня, я выйду встретить.

Он вздохнул, развёл руками и пробормотал себе:

– Ну, если что – сам будешь виноват, кретин.


ГЛАВА 7

_Current music: Diana Krall "T_ _emptation"_

– Прикури и мне тоже, – Татьяна перевернулась на спину…

В темноте вспыхнул огонёк спички, Пепел зажёг сигарету и подал её

Татьяне. Закурил трубку, глубоко затянулся, выдохнул дым…

Улыбнулся… Курение в темноте – дело интимное. Особенно вдвоём. И особенно после любви.

– Знаешь, мне было интересно понаблюдать за вами, – Татьяна задумчиво рассматривала тлеющий кончик сигареты. – Никогда не видела богему в собственном соку.

– И что? – усмехнулся Пепел. – Каковы впечатления от экскурсии?

Что вы ощутили, мадам – болезненный интерес, гадливость, восторг? -

Он незаметно для себя перешёл на пародийно-репортёрские интонации. -

Вид пьяных лабухов должен был, по идее, оскорбить утончённый вкус воспитанной леди.

– Перестань, – Татьяна поморщилась. – Тебе не идёт быть клоуном.

Ведь всё было хорошо – зачем становиться в позу и выпускать иголки.

Ну какие вы лабухи? Что ты несёшь? Просто я в первый раз была в подобной компании. Непривычно, слегка непонятно… Но здорово, – улыбнулась она.

– Прости, – Пепел стушевался. Положил погасшую трубку на тумбочку возле кровати. – Я боялся, что тебе не понравится. Что может быть для тебя интересного в компании философствующих пьяниц, обросших всевозможными комплексами и ищущих спасения в собственной маргинальности?

– Во-о-о-он как ты это воспринимаешь, – улыбнулась Татьяна. -

Зачем же тогда ты поволок меня туда, если был уверен, что ничего, кроме гадливости у меня это не вызовет?

– Да я и сам не знаю, – признался Пепел. Ты сегодня появилась так неожиданно, что я немного растерялся – был уверен, что мы больше не увидимся. И в голову не пришло ничего другого, как притащить тебя на посиделки после записи.

– Какой застенчивый философствующий пьяница, обросший всевозможными комплексами и ищущий спасения в собственной маргинальности. Застенчивый до такой степени, что его смущает внимание женщины. И по причине этой самой застенчивости он говорит даме грубости и таскает её в сомнительные компании, – Татьяна тихонько рассмеялась и поцеловала его в небритый подбородок.

– Ещё прибавь, что он поит даму водкой и грубо её домогается.

Тогда портрет выйдет совсем уж мерзкий.

– А мне мама всегда запрещала ходить в гости к мерзавцам. И особенно – оставаться у них на ночь.

Они дурачились, перебрасываясь разноцветными мячиками фраз. Эта ночь принадлежала только им двоим – вместе с царапаньем ветвей по стёклам, вместе с редкими каплями воды из неплотно закрытого крана в кухне, вместе со скрипом продавленного дивана и запахом разлитого на полу кофе. Они оба знали, как просто заблудиться в собственном одиночестве. Они оба знали и ценили тепло, отдаваемое искренне, без остатка и надежды на что-либо. Ведь чем больше разочарований – тем меньше надежды. А разочарований у них обоих в жизни хватало. Поэтому сейчас им было важно вырвать у этой ночи всё, что было в ней спрятано. Тепло, наслаждение, смех… А завтра пусть будет завтра…

Татьяна целый день ждала его звонка. Занять себя работой не получилось и она, вопреки собственным правилам, сбежала из офиса домой. Весь день она провела, наблюдая за стрелками часов и положив рядом телефон. Глупые самокопания – занятие, конечно, бессмысленное, но ни на что другое её попросту не хватило.

День был потрачен всё-таки не впустую. Татьяна заняла его тем, что сумела доказать себе пятьюдесятью различными способами, что такой дуры, как она, свет ещё не видывал и что нужно поскорее завязывать со всей этой глупой историей. В момент логического обоснования этой ценной мысли пятьдесят первым способом позвонил сам виновник логического штурма и пригласил на дружеские посиделки в студии. Моментально забыв обо всех своих благих намерениях, Татьяна бросилась вызывать такси.

"Ирокезы" сделали вид, что их абсолютно ничто не удивляет.

Видали, мол, и не такое. Только эта журналистка со странным именем

Пэм, или это прозвище у неё такое – нужно будет спросить – смерила

Татьяну изучающим взглядом, хищно прищурив раскосые глаза. На столе в "предбаннике" была накрыта скромная "поляна"1. Татьяна умилилась про себя, увидев афиши, аккуратно расстеленные вместо скатерти, а на них бутылки с водкой, колбаску, пакеты с соком и бутерброды.

После церемонии взаимных представлений налили по первой и выпили за знакомство. Чиллаут моментально предложил повторить под тем предлогом, что не вовремя выпитая вторая – это зря потерянная первая. За второй последовала третья, после чего народ закурил, и

Шурик с Челей моментально сцепились в жесточайшем споре о преимуществах различных гитарных процессоров. Тема эта, видимо, была для них очень животрепещущей, поскольку они совершенно забыли, где находятся, и на весь вечер попросту выпали из общей компании. Они рисковали уйти домой трезвыми, но сердобольный виолончелист Вася заботливо наливал им в нужные моменты и усердно дёргал за рукава, напоминая, что пора выпить.

Как Татьяна узнала позже, сам Вася ломался после первых же ста граммов водки. По этой простой причине он не пил. Но, поскольку дико любил застолья, то почитал своей прямой обязанностью следить за тем, чтобы у других участников праздник удался.

Татьяна прислушалась – Пэм рассказывала о своей поездке в тур вместе с одной известной группой.

– Короче, заходим мы с Петечкой в номер, а там Макс с какой-то чувихой кофе пьёт. Сигарету так интеллигентно двумя пальчиками держит и вещает что-то сугубо интеллектуальное и завёрнутое на всю башку. А тёлка сидит, выкатив шары по восемь копеек, и внимает.

Серьёзно так внимает, не дыша. А Макса несёт на полную. Ну, всё, – думаю, – сегодня тема ебли будет стопудово раскрыта. Причём, полностью. Без запятых.

– Да, Макс – известный спец по возвышенной ебле, – поддакнул

Чиллаут. – Он этих лохушек-интеллектуалок пачками на конец сажает. А сначала – чашечка с кофе, сигаретка двумя пальчиками и лапша о мистических вибрациях и о непознанном в музыке… Синапсы-хуяпсы…

– Так вот, – продолжала Пэм, – сидят они, воркуют себе тихонько.

А Петечка остановился у Макса за спиной, слушает, прикрыв глаза, и улыбается. Иногда от удовольствия даже рукой дирижирует. Чувиха пошевелилась, ногу на ногу положила. Тут Петечка подскакивает к ней, схватил её за шиворот, тряхнул… Да как заорёт ей прямо в рожу:

"Слушай, блядь, что гуру говорит!" Девица просто сигаретой подавилась от неожиданности.

Вся компания дружно захохотала. Экзальтированных девиц, посвятивших себя самопознанию, здесь, видимо, не любили. Чиллаут от удовольствия тряс головой и стучал стаканом по столу – наверное, в знак солидарности с действиями неизвестного Татьяне Петечки. Пепел улыбался и посматривал на Татьяну. Вася толкал в бок Шурика, стремясь привлечь его внимание к интересному разговору. Но тот отмахивался и рисовал Челе на краешке афиши какую-то электронную схему.

– Тут Макс эдак с достоинством поднимается из-за стола и пытается увести тёлку от греха подальше.

– Ясен пень, – засмеялся Пепел, – при таких раскладах тема ебли может и не раскрыться. А Макс осечек не любит – он же как кролик.

Чувихи – это его всё.

Пэм кивнула головой, затянулась сигаретой и продолжила:

– Тянет её за руку – пойдём, мол, от этого пьяного придурка подальше. И тут Петечка проворачивает просто опупенный номер. Он подскакивает к двери, запирает её на ключ, ключ вынимает из замка, глотает и запивает водкой. Всё, – говорит, – пиздец, – говорит, – будем, – говорит, – сидеть здесь, слушать нашего гуру Максика и пиздеть о непознанном в музыке, об аурах музыкантов, о блядских потусторонних вибрациях и прочей хренотени. И будет у нас, друзья мои, дофигища времени. А каждый раз, когда я буду ходить по-большому в сортир, вы будете стоять под дверью и прислушиваться – не звякнет ли ключик в унитазе. Мы там просто все припухли. А он смотрит на нас и ржёт как конь.

От хохота задрожали стаканы на столе, испуганно плеснулась водка в бутылках, а Шурик с Челей на секунду оторвались от темы гитарных процессоров. Татьяна тоже смеялась – ей было весело и легко.

Скопившееся за день напряжение ушло, осталось давно забытое чувство свободы с приятной ноткой легкомыслия.

Они сбежали, когда компания решала, кому идти в "Нон-стоп" за добавкой.

– Если мы пошлём Шурика – то он принесёт полную авоську палёной водки и пачку крекера, – авторитетно вещал Челя.

– Ни хера, пусть лучше Вася сходит, – запротестовала Пэм.

– Сокровище моё, если пойдёт Вася – он приволочёт одну бутылку самой дорогой водки, которую только сможет найти в этом районе в это время, и баночку маринованных устриц.

– А давайте пошлём их обоих, – предложил Чиллаут.

– Нельзя, – замахал руками Челя, – они подерутся.

– Лёша, а почему других не посылают? – шёпотом спросила Татьяна.

– Ну, если пошлют Чиллаута – то его обязательно менты загребут.

Такое у него цыганское счастье, – пояснил Пепел. – Это просто мистика какая-то. Мы его уже пару лет никуда не посылаем. А Челя – звукорежиссёр, он не имеет права оставлять нас одних в студии. Пэм – барышня, негоже её слать ночью за водкой. Вот и остаются Шурик с Васей.

– А мы?

– А мы не в счёт, солнышко, потому что мы уже убегаем. Все это чувствуют, и поэтому никто о нас и не заикается. Давай исчезнем потихоньку, покуда они заняты обсуждением.

Пепел взял Татьяну за руку, и они незаметно выскользнули за дверь. Сбежали вниз по ступенькам, выскочили из парадного. Татьяна тихонько засмеялась, подставив лицо тёплым дождевым капелькам. Такси удалось поймать почти сразу. Она впрыгнула на заднее сиденье и крепко прижалась к Пеплу. Он улыбнулся и обнял её за плечи, вдохнув еле уловимый аромат её волос. И назвал водителю свой адрес.

Ехали молча. За окном мелькали мокрые тротуары, акварельные фигуры поздних прохожих, умытые дождём одинокие светящиеся окошки в многоэтажках. Город спал, тихонько посапывая сквозняками между домов. И они крались так, чтоб не спугнуть его чёрно-белые сны.

Он взял её за руку, чтобы не споткнулась на ступеньках. Распахнул недовольно скрипнувшую дверь. Пытался быть гостеприимным – зажёг свечи и варил кофе. Они комкали тишину ничего не значащими фразами, пряча в её складках ожидание и неуверенность. И ни он, ни она не смогли бы сказать, чего им сейчас хотелось бы на самом деле.

Пепел подошёл к Татьяне, взял у неё из рук чашку с кофе, поставил её на пол… Легко, едва ощутимо поцеловал её ладони. Тонкие нежные пальцы – один за другим. Провёл указательным пальцем по жилке на внутренней стороне предплечья… Взял за плечи и обнял… Окунулся в её запах, чувствуя себя совершенно беспомощным и неспособным сопротивляться петле, захлестнувшей его горло… Нежности, хрупкой и мучительной…

Хрустнула под каблуком раздавленная на полу чашка. Резко запахло разлитым кофе. На это уже никто не обратил внимания. Ритуалы ночных погружений не оставляют места посторонним эмоциям. Лабиринты прикосновений, сплетения шёпотов… Большие чёрные осьминоги колышутся в громадном океаноподобном аквариуме. Первобытные обряды прощания с одиночеством. Волосы… Языки костров обжигают и заставляют кричать от боли и наслаждения… Дороги, ведущие туда, широки… Тропинки, по которым приходится возвращаться – на них совсем тесно… Достаточно места для грусти… Совсем мало для спутника… И всегда приходится возвращаться.

– Прикури и мне тоже, – Татьяна перевернулась на спину…

В темноте вспыхнул огонёк спички, Пепел зажёг сигарету и подал её

Татьяне. Закурил трубку, глубоко затянулся, выдохнул дым…

Улыбнулся… Курение в темноте – дело интимное. Особенно вдвоём. И особенно после любви.


МНОГОТОЧИЯ…

_Что такое хорошо_

– сочетание бабьего лета с ноктюрнами Шопена

– хороший джаз с виниловой пластинки

– глоток коньяку на сцене между песнями

– мимолётная ласка любимой женщины

– сказка, сочинённая ребёнком

– разговор о пустяках вполголоса в темноте

– трубка после концерта

– лёгкая грусть после любви

– терпкий запах тлеющих листьев осенью, красное сухое вино и сыр

– когда за ней закрывается дверь, и ты знаешь, что к вечеру она вернётся…


ГЛАВА 8

Current music: Creedence "Before You Accuse Me"_

Со стороны ситуация, наверное, могла бы показаться даже комической. Но это только со стороны… Даша ощущала себя полнейшей дурой и даже не знала, как отнестись к произошедшему с ней казусу.

И надо же было ей вчера приволочь этого Юру именно в "Кубик"! Как будто мало других мест, где можно спокойно посидеть с парнем и выпить по бокалу вина без дальнейших обязательств. Но Даше не хотелось ни диско-клубов с их толчеёй, ни пафосных ресторанов, ни кафешек с воркующими парочками. "Кубик" казался наиболее подходящим и достаточно нейтральным местом для свидания. Тем более, что четверг

– клубный день и никого из посторонних не пускают. Господи, как же она прокололась!

Сначала всё было более-менее сносно. В меру скучно, в меру спокойно и в меру предсказуемо. В "Кубике" было тихо и по-домашнему уютно. Почти все столики были заняты местными завсегдатаями, на сцене лениво джемовали1 трое бородачей, на которых никто не обращал внимания, из соседнего зала слышался стук бильярдных шаров. В общем, обычные четверговые посиделки в узком кругу.

Дашу узнавали, улыбались ей, как своей. Да и неудивительно – она и была здесь своей. Ей часто приходилось бывать здесь с Пеплом или с подругами, но с чужаком – никогда. Впрочем, всем на это, похоже, было абсолютно начхать.

Они сели за столик в самом углу, официант принёс вазу для

Дашиного букета, с профессионально непроницаемым лицом принял заказ и удалился. Юра нёс какую-то дежурную псевдовесёлую чушь, стандартный джентльменский набор мужской неотразимости.

Шуточки-прибауточки, комплиментики и всякое такое. Принесли заказ.

Даша уютно скучала, теребя край скатерти и отхлёбывая вино из высокого бокала. С одной стороны, Юра не произвёл на неё особого впечатления, а с другой – решившись забить на Пепла, Даша должна была с чего-то начать. А Юра был очень даже симпатичным молодым человеком, хоть и скучноватым, как на её вкус.

Постепенно разговор всё-таки завязался. Даша стала играть. Она постаралась не думать о том, что ей неинтересно, о том, что Пепел в сто раз лучше, о том, зачем ей это всё нужно. Она играла роль женщины на первом свидании. И ей в полной мере удалось ощутить себя желанной, недосягаемой и чуточку таинственной. Хотя, почему обязательно недосягаемой? Даша пообещала себе подумать ещё над этим вопросом. Потом подумать – сейчас не было никакого желания сушить голову над очередной задачкой. Она просто старательно играла роль и плыла по течению.

И надо же было именно в этот момент заявиться Пеплу с компанией!

Вместо того, чтобы кокетничать с молодым человеком, пить вино и развлекаться напропалую, а потом дать увезти себя на такси и, возможно, сыграть впервые в жизни роль порочной женщины, Даша должна была наблюдать за Пеплом с его пропойцами, безбашенной Пэм и какой-то брюнеткой, которая абсолютно никаким боком не увязывалась с этой компанией и какого-то лешего всё время прижималась к Пеплу, потаскушка чёртова!

Хотя, насчёт потаскушки было не совсем верно. Даша, кусая губы, рассматривала незнакомку и вынуждена была признать, что эта женщина не из бабочек-однодневок. В ней чувствовался стиль, который невозможно ни сымитировать, ни сочинить искусственно. Порода, класс… Кажется такими словами принято обозначать то, что чувствовалось в Пепловой спутнице. По сравнению с ней Даша почувствовала себя всего лишь маленькой неопытной девочкой. Ей стало очень обидно. Ломалась, корячилась, изображала перед собой опытную сердцеедку… А стоило появиться Пеплу – и она в совершеннейшем раздрае.

А Пепел с компанией оттягивался в полный рост. Даша с тоской наблюдала за их весельем, попутно изображая перед Юрой удачный вечер. Хотя, какой он, к чёртовой матери, удачный… Собрав остатки вежливости, она старалась поддерживать беседу и хоть как-то реагировать на собеседника.

Пепел, заметил её и подошёл поздороваться. С интересом взглянул на Юру, пожал ему руку, пригласил присоединиться к их компании.

Даша, может, и отказалась бы, но куда денешь юношескую восторженность этого телёнка! Перспектива провести вечер в компании звезды местного разлива лишила Юру дара речи. Он радостно закивал головой, и Даше не оставалось ничего другого, как покорно пойти за столик Пепла. Там она познакомилась с Татьяной – той самой ненавистной брюнеткой. Правда, знакомство ограничилось лишь взаимными представлениями. Общения не получилось. Пепел был так нежен с Татьяной, что Даше с трудом удавалось держать себя в руках.

Всё плыло перед глазами, она плохо воспринимала происходящее и, к тому же, много пила. Что-то в ней рвалось наружу, искало выхода.

Какая-то тугая пружина стремилась распрямиться. И никак не могла.

Пепел, видимо, решил зарисоваться перед Татьяной по полной программе и предложил своим ребятам "вальнуть блюзец" подушевней.

Ребята были уже в той кондиции, когда такие предложения идут на

"ура". И буквально через несколько минут, согнав скучных джемовальщиков и чуток подстроившись, они шарахнули со сцены тугим ритм-энд-блюзом.

Before you accuse me, take a look at yourself.

Before you accuse me, take a look at yourself.

You say I've been buyin' another woman clothes,

But you've been talkin' to someone else.

А вот кто ещё был в кондиции – так это Пэм… Она лихо смела на пол посуду с соседнего столика, вспрыгнула на него и стала танцевать, втаптывая в скатерть осколки разбитых бокалов и тарелок.

Зал одобрительно загудел.

I called your mama 'b out three or four nights ago.

I called your mama 'bout three or four nights ago.

Your mama said, "Son,

Don't call my daughter no more."

Даша наблюдала за Пэм и чувствовала, что пружина вот-вот распрямится. Неожиданно для самой себя она оказалась на столе рядом с Пэм. Та, казалось, ничуть не удивилась. Она только состроила гримаску, одну из тех, что ей так замечательно удавались… И добавила вкрадчивой женственности в танец.

Зрители взревели от восторга, когда девушки обнялись и заскользили телами друг по дружке. Всё принимало несколько неожиданный оборот. Даша бездумно впитывала незнакомые ощущения, наслаждаясь их остротой и необычностью. Вот их лица всё ближе и ближе.

Come on back home, baby;

try my love one more time…

Даша чувствует на своём лице, на своей шее горячее дыхание партнёрши.

…You've been gone away so long,

I'm just about to lose my mind.

Заключительное гитарное соло…

…И как-то само собой получилось, что она прижалась губами к губам Пэм, ощущая её горячий и влажный язык и чувствуя, как тело сводит сладкой судорогой.

Музыка закончилась, Пэм спрыгнула со стола, взяла Дашу крепко за руку и пошла прочь из зала, ни на кого не обращая внимания и ни с кем не прощаясь. Даша покорно следовала за ней, и не думая протестовать. Всё плыло перед ней в тумане – и растерянные глаза

Юры, и ухмылки зрителей, и изумлённая мина Пепла на сцене…

Потом душное пространство такси, поцелуи на заднем сиденьи, что-то невнятное и животное. Страх и желание… Быстрые шаги по ступенькам, двери на засов… Не включать свет, натыкаясь на мебель, бежать в спальню… Целоваться на каждом шагу… Торопливые ласки, гибкость движений, изящество изгибов и очертаний… Чуткость пальцев… Солёные бездны, полные рыданий и острого наслаждения…

Пряный привкус запретов и острота границ…

Утром – лёгкий поцелуй в висок. Мимолётное прикосновение…

– Кофе будешь?

Даша боялась открыть глаза. Ей было безумно стыдно, и она не знала, как себя вести.

– Буду, наверное…

– Лежи, я принесу в постель…

Кофе и сигареты на подносе… Пэм была нежной и незнакомо тактичной. Они пили кофе, курили и молчали. Потом Пэм расставила точки над Ё:

– Не парься. Ты выйдешь отсюда, и сама решишь, как быть. И вернёшься… Или забудешь всё и станешь прежней…

Эта ночь никого ни к чему не обязывала.

А теперь Даша не нашла ничего более умного, чем сидеть у окна, ругать себя самыми последними словами и размышлять о том, как быть дальше. Ситуация осложнялась тем, что ночью ей было хорошо. Слишком хорошо. И она не знала, что ей с этим делать.


ГЛАВА 9

_Current music: ROCK-FELLER$ "_ _Война_ _"_

В студии темно и уютно. Весь свет выключен, кроме небольшой лампы над звукорежиссёрским пультом. Мерцают огоньки приборов, чуть слышно гудят усилители. Непривычно молчаливый Челя сосредоточенно щёлкает тумблерами, выставляет какие-то одному ему известные параметры, поминутно сверяясь с потрёпанной тетрадью и кучей внушительных талмудов. Временами невнятно что-то бормочет себе под нос – то ли матерится тихонько, то ли повторяет специальные профессиональные заклинания.

Татьяна тихонько притаилась в уголке на диване и с интересом наблюдает за происходящим. Ей это всё в новинку. За стеклом микрофонной виден профиль Пепла, освещённый только двумя свечами.

Наушники делают его похожим на пилота из пафосных американских боевиков. Пепел прикрепляет к стене булавкой листок с текстом песни.

Остальные музыканты сейчас, наверное, уже вовсю гудят в "Кубике".

Они записали все свои партии и оставили Пепла начисто петь вокалы.

Так принято – в этот момент кроме Пепла и звукорежиссёра в студии никого быть не должно. Так и было всегда. Но сегодня, к изумлению

Чели, Пепел привёл Татьяну, в первый раз нарушив свои же правила.

Хотя нет… Однажды на этом диване сидела Даша… Челя мудро решил не комментировать событие и занялся работой.

Выставив последний параметр на какой-то штуковине, Челя нажал кнопку на пульте и наклонился к спикерфону:

– Ну что, старый? Готовченко?

– Ага. Поплыли.

– Тогда я пускаю "фанеру"1.

Пошла фонограмма. Пепел хлебнул коньяку из фляжки и повернулся к микрофону.

Я тебе объявляю войну,

Я чуть слышным дыханьем скользну

По лезвию ночи бессонной,

По телефонной

Тиши проводов,

Где наша любовь

Оплакала нас…

Хрипловатый голос человека, уставшего от постоянных траблов1. И, тем не менее, готового начать всё сначала. Человека, который, несмотря ни на что, надеется на лучшее. Надеется потому, что не умеет по-другому… Да и не имеет другого выхода… Потому что иначе жизнь утрачивает всякий смысл.

Пепел поёт, прикрыв глаза, как обычно, и совсем не глядя в написанный текст. Его лицо вырисовывается в полумраке фрагментами и кажется Татьяне каким-то ново незнакомым. Человек, который как нож вонзился в её гладкое пространство. Сделал её жизнь такой неудобной и непредсказуемой. И всё-таки она не знает, как могла жить без него.

Тьфу, ёлки-палки, сплошные мелодраматизмы…

… Ведь знают ливни-пророки

Как мне одиноко

Плести забытьё,

Где имя твоё

Пропето не мной…

Он язва и циник… Он разочарован во всём, в чём только можно было разочароваться… Он и думать не хочет ни о каком будущем, ему неприятно вспоминать прошлое… Он слишком много пьёт… И пишет замечательные песни… Ей хорошо засыпать рядом с ним… И просыпаться – что, наверное, более важно…

Ей не нравится думать о том, что он совсем другой, чем она… Ей не хочется думать о том, что будет дальше…

Лучше вот так вот просто сидеть в темноте, смотреть на его лицо в отблесках желтоватого пламени свечей и слушать его музыку.

– А знаешь, старый, я тебе скажу – больше дублей не понадобится.

Меня этот больше, чем устраивает, – Челя нажал кнопку спикерфона2 и разрушил магическую атмосферу.

Пепел снял наушники, аккуратно повесил их на стойку и вышел из микрофонной.

– Ты хочешь сказать, что уже записано?

– Ну, есть, конечно, киксовые3 места… Интонирование не везде идеальное… Но, чувак, зато какая цельная вокальная линия! И какой фил4 – мурашки по коже! Я слушал и верил тебе. Полностью, до единого словечка. В первый раз такое вижу – чтоб идеальный первый дубль вкатать. Давай ещё прослушаем внимательно, мне кажется нельзя его трогать.

Пепел опустился на диван рядом с Татьяной и приобнял её:

– А вы что скажете, мадам?

– Потрясающе, – она прижалась головой к его плечу, – я никогда раньше не слышала у тебя этой песни.

– Это из нового. Давай, Челя, включай – послушаем, что я тут наорал.

Прослушали молча. Пепел покусал губы и задумался.

– С припевами вопросов нет. В первом куплете в первых восьми тактах неуверенное интонирование – я занижаю, не дотягиваю дыханием нотки. Меня это наламывает. Хотя, ты прав – фил получился знатный.

– Ну, я ещё посижу, почищу скверные местечки. Там "криминальных" мест нет – всё можно исправить. Зато с настроением всё в порядке и по ритмичности никаких претензий. И ты ещё учти, что вокал сухой – я повешу эффекты и будет "щиколат". Если это Таня тебя так вдохновила, то я тебя без неё в студию больше пущу, – Челя картинно расшаркался перед ней.

– Ответно, – Татьяна встала и сделала шутливый книксен.

– А теперь вы мне здесь без надобности. Сваливайте поскорей – я засяду чистить твои интонационные лажи1, Моррисон ты наш. Завтра подгребай с самого утра, часиков в двенадцать, послушаем, что получилось.

– О`кей, договорились.

– И барышню с собой пригласи на всякий случай – вдруг чё допеть надо будет. Я серьёзно говорю – ты в микрофонную не войдёшь, пока она не будет сидеть на диванчике.

Татьяна рассмеялась:

– Льстец!

– Толстый и отвратительный льстец, – согласился Пепел, – он просто бьёт к тебе клинья.

– Во-первых, я не толстый, – завозмущался Челя, а во-вторых, винить человека за то, что он делает комплименты женщине – низость!

А теперь – прочь отсюда!

Пепел с Татьяной, хохоча, выбежали из студии.

Тёплый осенний вечер – приятный камбэк в лето… Хорошо пройтись по сухим пока ещё тротуарам, петлять узенькими улочками, беседуя о пустяках и целуясь, словно пара школьников… Пить в парке дорогое французское красное вино, непременно из горлышка, дурачась и вырывая друг у друга бутылку, закусывая кусочками сыра и оглядываясь, чтоб не застукали менты… Ловить на себе осуждающие взгляды застёгнутых на все пуговицы граждан, спешащих по своим делам… И плевать на их неодобрение с высокой колокольни…

– Ты – гадкий соблазнитель и коварный растлитель целомудренных женских душ! Я там, в студии, почти влюбилась в тебя, пока ты пел!

– Всего лишь почти? Я теряю былую хватку! Старею, наверное!

– Ах ты, негодяй! Ты, наверное, коллекционируешь женские души!

Признавайся!

– Признаюсь, моя королева! Но твоя душа будет главной жемчужиной моей коллекции! Так что никакие "почти" мне не подходят! Придётся надуться и взяться за тебя всерьёз!

– Ладно, поглядим ещё! Но если ты собрался взяться за меня всерьёз, то сделай это в более тёплом месте! Уже почти ночь и совсем свежо! Я замёрзла, Казанова чёртов! Немедленно обними меня покрепче и доставь в тёплое помещение с горячей ванной и широкой кроватью!

– Мне нравится ход ваших мыслей, мадам! Только один организационный вопрос – ко мне или к тебе?

– Ко мне ближе, во-первых. А у тебя, наверное, в холодильнике снова ни черта нет, кроме водки и томатного сока! И перестань меня кусать за губу, садист!


ГЛАВА 10

_Current music: Count Basie "Evening"_

– Ёхарный бабай! Что это с ним?

– А бес его знает… Может, подпух с бодунища?

– Какое, в драную качель, подпух! Ты посмотри, как его перекосоёбило!

– Нда… Как-то он хреновато выглядит, скажем прямо…

Несколько лиц склонились над лежащим неподвижно телом и рассматривают его, обмениваясь замечаниями. В интонациях сквозит неподдельный интерес и ничего более.

– Сдаётся мне – это флюс. Окно открыто – вот и надуло.

– Думаешь? И что теперь делать? Может "скорую" вызвать?

– Ага… И его прямым ходом – в наркологию. Он же не протрезвел ещё…

– Его надо в холодную ванну макнуть.

– Ебанись – если флюс, то его нельзя переохлаждать.

История абсолютно банальна. Пепловы ребята оттягивались вчера в

"Кубике", денег хватало, водки и настроения – чуть выше планки. К полуночи заявилась Пэм с Дашей – своим новым любовным приключением.

Девицы приняли участие во всеобщем сабантуе, а после двух ночи вся компашка отправилась к Пэм догнаться. "Кубиковый" марафон завершился стремительной стометровкой у Пэм.

Чиллаут срубился на последней сотне граммов и тихо сполз под стол, где и осталось лежать его бездыханное тело после того, как собутыльники расползлись по лежбищам – благо, этого добра у Пэм хватало.

На следующий день тело Чиллаута было обнаружено там же. Почти в целости и сохранности. Почти – потому что его лицо с правой стороны было обезображено чудовищной опухолью. И в данный момент все способные принять участие в обсуждении были заняты оплакиванием печальной участи Чиллаута и размышлениями над вариантами спасения.

Сам виновник переполоха пока ни о чём не подозревал и мирно дрых, блаженно забив на всё на свете, включая собственный флюс.

Предположения были высказаны самые разнообразные – от того, что водка была несвежей и теперь Чиллауту до конца своих дней ходить таким Квазимодой, до версии невралгического спазма – Шурик был горд тем, что ему с похмелья удалось выговорить такую сложную фразу.

Сошлись на том, что нужно немедленно привести пострадавшего в чувство и вызвать "скорую". А врачи пусть сами разбираются, что это с ним такое приключилось – флюс, спазм или ещё какая фигня.

– Чиллаут… Чиллаут, твою мать! Просыпайся, пьянчуга чёртов!

– Пни его в бок!

– Может водой полить?

– Пивом полейте, сучары!

– О, есть! Подал голос! Вставай, кретин, посмотри, как тебя раздуло!

Чиллаут приподнялся, помотал головой и сфокусировал взгляд на толпе сочувствующих.

– Ну, чего надо? Дайте поспать, твари! – говорил он косноязычно и невнятно. Судя по всему, опухоль ощутимо мешала.

– Да какое поспать! Ты в зеркало на себя посмотри!

– Хы… Чего я там не видел в твоём сраном зеркале?

– Чувак, иди, глянь – ты вылитый Франкенштейн!

– На себя посмотри – тоже мне, принцесса выискалась!

– Колька, я без подъёбок! У тебя рожу раздуло страшно. Окно было открыто – наверное, флюс надуло.

Чиллаут долго и подозрительно рассматривал лица вокруг себя, потом с помощью Шурика поднялся и поковылял к трюмо, бормоча на ходу сложносочиненныё пожелания в адрес присутствующих.

– Ай, бля-а-а-а-а! – он в ужасе отшатнулся от зеркала. Потом, сопя, хмуро рассматривал своё новое отражение и качал головой.

Присутствующие сочувственно молчали.

Он отвернулся от зеркала и обречённо присел на стул. Горестно завздыхал, распространяя вокруг себя плотный перегар, и тяжело задумался. И вдруг широко открыл пасть и вынул из-за щеки свой

"флюс" – здоровенный кусок хлеба. Протянул его Пэм:

– Положи на подоконник. Может птицы сожрут. Я вчера так и не успел – устал сильно.

Пэм расширенными от изумления глазами изучала то протянутый ей хлеб, то чудесно преобразившуюся физиономию Чиллаута. Потом выдавила из себя только одно слово:

– Уссаться, – и заржала в полный голос.

Захохотали все вокруг. Размазывал слёзы по щекам Шурик, хлопал себя по коленкам Кокс, Гурген упёрся лбом в стену и в изнеможении постанывал.

Даша смеялась вместе со всеми. Ей теперь нравилось смеяться – вот уже несколько дней она не подгружала себя ничем, сознательно избегая ловушек с ненужными мыслями. После той ночи с Пэм и их утреннего разговора она вернулась. Вернулась уже вечером. Пэм восприняла это как само собой разумеющееся – не задав ни единого вопроса и не оговаривая никаких условий. И больше они не расставались – ночные сплетения, завтраки в постели, душ на двоих и кофейно-никотиновая горечь поцелуев… Пэм таскала её по всем этим богемным сходнякам, вызывая циничные ухмылки знакомых журналюг и осуждающе завистливые взгляды драных ночных кошек, надутых травой сильнее, чем воздушные шары газом, и ложащихся под любого, кто готов с ними накиряться в говнище или угостить парой хапок. Даже во время ночных эфиров, которые Пэм вела на нескольких радиостанциях, Даша сидела рядом и держала её за руку. После всего этого – убаюкивающий стук колёс по брусчатке, лёгкий ужин на скорую руку, теснота рамок и очередное утро, наполненное золотом осени и нежностью по самое горлышко.

Их отношения не классифицировались как любовь. Они вообще никак не классифицировались. Им хорошо вместе, а остальное неважно. Даше было нужно отвлечься от своей затяжной и не очень счастливой любви к

Пеплу. А ещё – внимания, тепла и заботы. Что было нужно Пэм, не знал никто. Возможно, что этого не знала и сама Пэм. А потому и нет смысла рассматривать возможные причины её участия в этой странной связи.


МНОГОТОЧИЯ…

Вчера пытался научиться прыгать через скакалку…

Чуть не убился нахуй… Видать не суждено.

И как мне с этим жить?


ГЛАВА 11

_Current music: Dave Brubeck "Take Five"_

Рука с безупречно белой манжетой потянулась к кнопке селектора.

Аккуратный перстень на мизинце, ухоженные ногти… Саша наклонился к микрофону:

– Валя, четыре кофе без сахара, – глянул на Татьяну, – один с сахаром и коньяк, пожалуйста.

Татьяна усмехнулась про себя. Богатеньких Буратин постоянно засасывают новые моды и вкусы. Вот теперь принято считать, что кофе нужно пить без сахара, чтоб ощутить его истинный вкус. Татьяна с этим не спорила, но кофе пила с сахаром – ей было начхать на истинный вкус кофе. Она предпочитала то, что приятней.

Вышколенная секретарша поставила на стол поднос и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Гонкуров отхлебнул кофе, взял бокал с коньяком и откинулся в кресле.

– Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Шведы готовы сотрудничать. Их спецы осмотрели наши предприятия и представили своё заключение тамошнему совету директоров. Если отбросить ряд замечаний по устаревшему оборудованию и технике безопасности, то их наше предложение вполне устраивает. Им ничего не стоит переоборудовать наши цеха, обучить наших спецов работать с новой оснасткой и решить вопросы по технике безопасности. Зато у нас есть ряд преимуществ, которые делают идею партнёрства весьма заманчивой для них. В общем, представителей нашей корпорации приглашают в Стокгольм для небольшой экскурсии по их предприятиям и для проведения переговоров, -

Гонкуров покатал между ладонями бокал и отхлебнул из него. – Ваши соображения?

– На каких условиях они согласны переоснастить наши цеха и обучить специалистов? – Шульц, как обычно, зрил в корень и любой вопрос начинал обдумывать с проблем, которые нужно решить.

– Вот здесь всё расписано по пунктам. Буржуи – народ дотошный, даже рулон туалетной бумаги покупают лишь после консультации с юристами и разного пошиба экспертами. В договоре указаны все условия, предусмотрены возможные форс-мажоры и санкции. Каждый из вас получит экземпляр – прошу всех внимательно ознакомиться, обдумать и взвесить каждую строчку. До отъезда нужно внести поправки с нашей стороны и представить на переговорах свой вариант.

Господа капиталисты заёрзали в креслах, устраиваясь поудобнее, и зашуршали листками договоров.

Совещание было посвящено давно уже муссировавшейся теме сотрудничества с крупным шведским концерном, проявившим интерес к корпорации, в которую входили предприятия, принадлежавшие Татьяне и ещё нескольким бизнесменам. Идея была чрезвычайно смелой. Пришлось здорово попотеть, чтобы убедить шведов в своей коммерческой привлекательности. И вот после посещения предприятий их экспертами оставалось несколько формальных шагов до момента осуществления плана, ещё недавно казавшегося невыполнимым.

Татьяна положила бумаги в кейс:

– Посмотрю у себя, не спеша. Кто поедет в Стокгольм на переговоры?

– Мне кажется, ответ и так ясен. Нас здесь пять человек – директора фирм, входящих в корпорацию. Чтобы потом ни с чьей стороны не возникало никаких претензий, должны поехать мы все. Плюс наши юристы и пара замов.

– Сроки?

– Не позднее начала декабря. Формально дата переговоров назначена на первое декабря. Её можно сдвинуть в пределах разумного, но я не советовал бы – шведы помешаны на пунктуальности и не следует давать им лишний повод подвергнуть сомнению нашу солидность.

– Не суетись, Саша, – Татьяна упруго поднялась и прошлась по кабинету. – Не следует прогибаться сверх меры. Иначе тебя примут за акробата и будут гнуть, пока не сломают шею.

Гонкуров протестующе задвигал бровями, но в дверь заглянула секретарша:

– Александр Сергеевич, приехали юристы.

– Проси.

Совещание растянулось ещё на два часа. Юристы, как это у них принято, стали выискивать двусмысленные толкования в каждом пункте договора, потом обсудили таможенные и налоговые нюансы, размеры взяток всем инстанциям, от замминистра до пограничника…

Неоднократно переругались между собой и вновь помирились…

Обыкновенные рабочие моменты любого мало-мальски важного производственного совещания.

Наконец, Гонкуров ослабил узел галстука и дал сигнал расходиться:

– Прошу, господа, до нашей следующей встречи, которая состоится здесь же в четверг в десять ноль-ноль, тщательно поработать с договором и внести свои предложения.

Участники совещания потянулись к выходу, а Гонкуров подошёл к

Татьяне:

– Тань, можно с тобой ещё парой слов перекинуться с глазу на глаз?

– Да, конечно…

Гонкуров пожал руку последнему из директоров, подождал, пока за ним закроется дверь и наклонился к переговорному устройству:

– Валя, меня ни для кого нет. Никого не пускай и ни с кем меня не соединяй.

– Хорошо, Александр Сергеевич.

Гонкуров неловко откашлялся, явно не зная, с чего начать. Повозил ручкой по листку бумаги, зачем-то переложил с места на место стопку документов…

– Таня, ты поедешь в Стокгольм на переговоры?

Татьяна в недоумении посмотрела на Гонкурова:

– Не поняла… Разве я дала повод задавать мне такие вопросы?

– Просто, ты – самый крупный директор в нашей корпорации. Я хотел с тобой уточнить особо.

– Саня, не виляй. Я не люблю дурацкие хождения вокруг да около – говори прямо, что хотел.

Гонкуров ещё раз откашлялся, поправил узел галстука… Глядя куда-то в угол, произнёс:

– В последнее время ты стала много интересоваться музыкой, Таня.

– Я всегда любила музыку. Это как-то мешает нашей общей работе?

– Танюша, мы с тобой знаем друг друга очень давно. Я старый Мишин друг, я был вхож в ваш дом и сейчас я с тобой говорю не как

Гонкуров, твой партнёр по бизнесу, а как Саша, друг твоего покойного мужа и, надеюсь, твой тоже.

– Сашок, я искренне пытаюсь понять, почему моих друзей могут тревожить мои меломанские пристрастия.

– Не нужно этих удивлённых глаз и пожиманий плечами… Ты всё прекрасно понимаешь… Мы все давным-давно знаем расклад – нам

"Любэ" с Шуфутинским, тебе – Пражская симфония Баха…

– Моцарта, Саша, Моцарта… Бах не писал симфоний.

– Ну, Моцарта, чёрт с ним… Без разницы… Так вот, в последнее время мы стали замечать, что Моцарт с Бахом тебя интересуют гораздо меньше… Особенно, на фоне неожиданного интереса к рок-музыке…

Или к рок-музыкантам? Как правильнее выразиться?

– Во-о-о-о-он оно что, – Татьяна достала сигарету и щёлкнула зажигалкой. – И чем, скажи на милость, тебе помешал мой интерес к рок-музыке? – она выпустила длинную струю дыма. – И к рок-музыкантам…

– Танюша, я просто хочу тебя предостеречь. Все эти музыканты, поэты и подобная братия – они красиво выглядят издалека. Но при ближайшем рассмотрении – это всего лишь грязь, вонь, наркотики и непомерные амбиции. Лучше держаться людей своего круга и не бросаться в эти романтические приключения – обычно они плохо заканчиваются.

– Спасибо, Саш… Я очень признательна тебе за заботу.

– Он таскает тебя по самым грязным забегаловкам – там можно влипнуть во что угодно. Я знаю – это Нинка тебя с ним познакомила.

Но Нинка – она же дура полная, Владыкину наплевать на её манцы, вот она и резвится. Но ты же здравомыслящая женщина, Тань! Ну на кой ляд они тебе сдались, эти менингиты с нищими непризнанными гениями?

– С признанными, Саша… В том-то и дело, что с признанными…

– Ну, что ты как маленькая…

– Всё, хватит, – Татьяна раздавила окурок в пепельнице и поднялась. – Спасибо за проявленное беспокойство… За заботу… Я тронута. По поводу Стокгольма – поеду или я лично, или мой заместитель. На этот счёт можешь не переживать. До свиданья, Саша.

– Правду говорят – все бабы дуры, – сердито пробурчал Гонкуров, глядя на захлопнувшуюся дверь. – А ведь об этой хрен бы когда подумал…


МНОГОТОЧИЯ…

Слушал в темноте дуэт Оскара Питерсона с дождём. Оказалось, что оба маэстро прекрасно сочетаются, дополняя и подчёркивая достоинства друг друга. Тихая вкрадчивость дождя с неожиданными пассажами ветра по клавишам листьев и редкими вкраплениями шорохов шин редких ночных автомобилей в качестве перкуссии сплеталась с ночной свинговой плюшевостью старого негра на чуть выцветшей оркестровой подкладке…

Очень красиво и незабываемо…