"Очень уж краткая история человечества с древнейших времен до наших дней и даже несколько дольше" - читать интересную книгу автора (Бестужев-Лада Игорь Васильевич)

Глава 2 Первобытная община

Очень жаль, что невозможно составить таблицу, где был бы точно обозначен год до нашей эры, когда человекообезьяна передала эстафету обезьяночеловеку, а тот, проблаженствовав положенное время на земле, в свою очередь уступил место человеку. И дело здесь не в капризах специалистов (хотя тут, как и везде, сколько голов — столько и умов), а в сложности процесса. Что ни возьми: не ясно, что считать началом, а что концом. Вспоминается Фамусов: «Ужасный век! Не знаешь что начать!»

Да, можно, конечно, сказать: не позже (не раньше?) чем 35–40 тысяч лет назад появился Человек, который тут же хвастливо, безо всяких на то оснований, назвал себя Разумным: гомо сапиенс (ах если бы!). Понятно, тут же найдутся оппоненты, которые попытаются «состарить» или «омолодить» Разумника на десяток-другой тысяч лет. С такими мелкими огорчениями еще можно смириться. Главное, одно за другим обнаруживаются захоронения почти человека (даже орудия при нем!) или еще не человека, но уже и не питекантропа. Или того хуже: уже не человекообезьяны, но еще не обезьяночеловека. И даты находок: миллион лет, два миллиона лет, три с половиной миллиона лет назад… Так откуда вести счет? С тридцати пяти тысяч или с трех с половиной миллионов?

Наверное, ни оттуда, ни отсюда. Потому что такой отсчет в принципе порочен. Это же не служебный формуляр: с такого-то года — титулярный советник, а с такого-то — уже коллежский. Видимо, необходимо то, чем и заняты специалисты. Изучать, каким орудием пользовался усопший, насколько искуснее оно обработано по сравнению с орудием усопшего за миллион лет до этого. И не появилось ли что-то качественно новое в этом деле. Ибо только по этим вехам (плюс изменения в самом организме) можно проследить конкретный путь от обезьяны к человеку.

Способ добычи пищи — вот та точка отсчета, с которой удобнее разглядывать прогресс наших предков.

Согласитесь, одно дело — найти съедобный корень, яблоко, орех, поймать зазевавшегося птенца, наконец, метко попасть камнем в будущий продукт питания. И совсем другое — загнать стадо животных на скалу, откуда им только падать и разбиваться на радость будущим едокам. Или загнать животное в замаскированную травой яму, где его легко добить камнями. Или… Этот перечень можно продолжать без конца.

Важная веха — научились использовать огонь. Сразу — и защита от хищников, и усиление средств нападения (тот же загон с факелами в руках). И жареное мясо гораздо легче желудком усваивается. А ведь следы использования огня найдены в слоях, гораздо более ранних, чем 35–40 тысяч лет назад. А палка с заостренным концом (будущее копье) — наверняка еще раньше. И даже такое сложное оружие, как лук и стрелы, — никак не позже десяти тысячелетий до нашей эры.

Использование орудий из камня образно называют каменным веком (в отличие от последовавших за ним бронзового и железного). Каменный век продолжался свыше двух миллионов лет. Из них почти все два миллиона ушли на использование готовых, найденных орудий — предметов подходящей формы («древний каменный век», палеолит). Лишь в десятом-пятом тысячелетии до н. э. люди научились грубо обтесывать орудия («средний каменный век», мезолит). И лишь в пятом-третьем тысячелетии до н. э. достигли в этом отношении высокой степени искусства («новый каменный век», неолит). Это стремительное ускорение темпов прогресса человека нам придется не раз отмечать в будущем, вплоть до нашего времени.

Заметим, что за эти тысячелетия (не говоря о миллионах лет) облик и климат земной поверхности неоднократно менялись. Там, где сегодня пустыни, — были непроходимые леса. На месте Берингова пролива и Ла-Манша — были перешейки: один соединял Чукотку с Аляской, а другой — Великобританию с континентом. Наступало потепление — и тайга надвигалась на тундру, лесостепь — на тайгу, степи покрывались болотами. Наступало похолодание — и с севера на юг начинали двигаться ледники. Они занимали пространство, покрытое прежде (и ныне) лесами. Последний такой ледниковый период закончился всего какой-нибудь десяток тысяч лет до нашей эры. И вот в этих условиях за несколько десятков тысячелетий человек освоил практически почти всю земную поверхность.

Родиной Человека Разумного большинство ученых считают север Африки — Ближний Восток (конечно же с иным климатом и с иной, более благоприятной для жизни человека, окружающей средой). Затем Человек освоил всю Африку, всю Евразию, через Берингов перешеек добрался до Америки, прошел ее всю, от Аляски до Огненной Земли, доплыл до Австралии и Новой Зеландии, а также до многих, казалось бы, недосягаемых океанских островов, вышел на побережье Ледовитого океана (вот только до Антарктиды не хватило сил дотянуться).

И все это сделала «первобытная община». Ее никак нельзя считать чем-то неизменным, однообразным. Это был такой же многообразный, меняющийся мир, как вся земная флора и фауна. Это было сообщество, с одной стороны, мало отличимое от стада человеко-обезьян, а с другой — мало отличимое от сельской общины будущих тысячелетий. В одном регионе — одни традиции, нравы, обычаи. В другом — другие. И все же было нечто, объединявшее это многообразие в единое, ясное всем понятие «первобытная община».

Вот на этом «нечто» мы и сосредоточим свое внимание в первую очередь.

Если бы в нашем распоряжении было столько же материалов о первобытной общине, сколько о цивилизациях Древнего мира, о ней написали бы нескончаемое количество книг — так много в ней было интересного. Сохранилось ли что-нибудь от первобытной общины до сегодняшнего дня? Даже самые отсталые из сохранившихся общин ушли далеко вперед по сравнению со своими предками десятитысячелетней давности. Не говоря уже о сотнях тысяч и миллионах лет. Поэтому ограничимся самым интересным — самым важным, что принесла в Древний мир первобытная община.

На первом месте, безусловно, овладение огнем. Это и искусство сохранения уже разожженного огня (советуем перечитать «Борьбу за огонь» Рони-Старшего — при всем романтизировании событий трагизм ситуации передан очень достоверно), это и добыча огня трением, ударом кремня о кремень. Выжить без огня даже в тропических лесах — проблема, а выжить без огня в ледниковый период — это за гранью фантастики. Без огня человек, если бы и выжил, был бы разве что на уровне чуть выше шимпанзе или гориллы.

Следующее достижение — из области архитектуры: пещера (или ее жалкое рукотворное усовершенствование). Если нет возможности укрыться на ночь на верхних ветвях тропического леса — лучше покончить с собой без лишних мучений, так как на земле ты — легкая добыча любого хищника. А в пещере… Во-первых, в нее не сунешься (костер чаще всего у входа). Во-вторых, в ней тепло, даже когда снаружи мороз. В-третьих, она — укрытие от дождя и снега. Словом, мой дом — моя крепость.

Третье место я отдал бы метательному охотничьему оружию. По той очевидной причине, что человек, мягко говоря, — не самый быстрый зверь на планете и без метательного оружия ему оставалось бы только собирать съедобное под ногами. А этого, как известно, не так уж и много. А вот копье догонит зазевавшуюся добычу и за полсотни шагов (сорок метров). Если же к древку копья приделать рычаг, оно полетит вдвое дальше. Можно сесть в засаду всего в метре от воды. Меткий бросок — и пронзена огромная рыбина. А можно вместо копья запустить бумеранг. И получишь либо оглушенную добычу, либо тот же бумеранг, вернувшийся к твоим ногам для следующего броска.

Но, конечно, никакому броску не сравниться в дальнобойности с луком. Сегодня трудно в это поверить, но стрела, выпущенная из лука первобытного человека, пробивала жертву насквозь на расстоянии до трехсот шагов (двести метров). То есть на том же расстоянии, на каком действовало оружие средневекового лучника всего несколько сот лет назад. Или гладкоствольное ружье времен Крымской войны 1853–1856 годов.

Вообще-то охотничий инструментарий первобытной общины не ограничивался копьем и луком со стрелами. Он был поистине бескрайним: от разных хитроумных капканов-ловушек до не менее хитроумных загонов, куда гнали на убой стадо животных, обезумевших от страха.

Особо хотелось бы остановиться на одной деликатной области, которая в первобытной общине спасала жизней больше, чем копье. Речь идет о воспроизводстве поколений.

Иногда кажется, что Господь переоценил умственные способности человека. Всему прочему животному миру он даровал инстинкт, который жестко загоняет половой акт в определенные временные рамки (например, в «период течки»), за пределами которых секс исчезает. А Человек, коль скоро он назвал себя Разумным, якобы сам определяет, когда инстинкту дремать, а когда — просыпаться. Произошла ошибка, которую пришлось исправлять очень долгое время и очень дорогой ценой: ценой утраты способности рожать у будущей матери или ценой ущербного потомства, которое в эпоху первобытной общины долго на этом свете не задерживалось.

Даже сегодня мало кто из нас понимает, что для получения здорового потомства нужна хорошая физическая и психическая подготовка, нужны девушки не моложе 16–18, а еще лучше — 18–20 лет. Только к этому возрасту организм будущей матери сформируется и окрепнет окончательно. Даже сегодня не все понимают, что вступление в половой контакт с несовершеннолетней девочкой может лишить ее способности рожать или во всяком случае рожать полноценных детей, что любое насилие вообще может гибельно сказаться на психике будущего человека. Наконец, что Господь не зря придумал двуполое размножение, которое намного эффективнее почкования: потому что чем больше разнятся хромосомы родителей, тем здоровее потомство. Вот почему ребенок от соития отца с дочерью или родных брата и сестры с большой вероятностью получится уродом или дебилом.

Какой же продолжительный трагический опыт пришлось пережить первобытному человеку, прежде чем он установил табу-запрет: не может мужчина из одного рода сойтись с женщиной из того же рода! Он должен выбрать женщину обязательно из другого рода. И желательно — «половозрелую». Социальная организация племени сложным образом меняется — оно делится на фратрии (братства, совокупности родов), одни из которых более предпочтительны для выбора женщины, другие менее…

При всем том отец ребенка — как иногда случается и сегодня — может быть разный. Мать в роду — всегда одна. Поэтому дети, даже подросшие, знают только одно «начальство». И если это «начальство» ведет себя соответственно — она хозяйка своего рода. Добытчик-мужчина (сын ли, сожитель ли — разницы нет) несет добычу именно ей, а уж она делит «по справедливости». Ученые назвали это матриархатом. Когда добычу станет делить не самый справедливый, а самый сильный, матриархат сменится патриархатом.

Матриархат — это не просто наивысший авторитет матери рода. Это — решение сложной проблемы, когда самка вместе с самцом перешла от движения на четвереньках к прямохождению, освободив руки для работы с орудиями. Женщине пришлось заплатить за это осложнением родов: они стали более тяжелыми, чем у животных, передвигающихся «на всех четырех», и более травматичными — как для матери, так и для ее потомства. Известны данные глобальной статистики за тысячелетний период: в среднем каждая четвертая женщина без медицинской помощи умирала от родов, каждая вторая лишалась способности рожать. Каждые двое из четырех новорожденных умирали в детстве и еще один — в подростковом возрасте. Это ведь «средние» цифры. Бывало и хуже. Но женщины нашли способ помочь самим себе. Невозможно представить себе ни кошек, ни собак, ни каких-либо других животных, которые вдруг взялись помогать рожающей самке. Наблюдая жизнь племен, оставшихся во многом в том же положении, что и тысячелетия назад, можно увидеть, как женщины суетятся вокруг роженицы под руководством самой авторитетной, самой опытной. Как умеют, они проделывают все то, что делается сейчас в роддоме (только, разумеется, без средств современной медицины).

Вот это и есть матриархат в действии. Есть основания полагать, что женщина играла руководящую роль не только в дележе добычи, воспроизводстве поколений и воспитании потомства.

Наш рассказ о первобытной общине будет неполным, если мы не вспомним о материальной и духовной культуре общины.

Община оставила очень много памятников материальной культуры, но и о духовной культуре мы знаем немало. Например, «скульптура малых форм», или наскальная живопись, ничем не уступающая множеству современных творений, — материальная это культура или духовная? Некоторые сцены явно изображают танцы (тоже очень похожие на современные). Танцев без музыки или хотя бы без ритма не бывает. Насчет музыки судить трудно, а по части ритмов можно быть уверенным: на современных рок-фестивалях члены первобытной общины чувствовали бы себя как дома.

Наконец, в первобытной общине мы наблюдаем первые зачатки верований, первые ростки религии, тесно связанные с первобытной мифологией. Да и как им не быть? Ведь должен же был как-то реагировать первобытный человек на явления природы — на Солнце, на фазы Луны, на молнию и гром, на снег и дождь, на сильный порыв ветра. И так далее. Все это надо было понять (по-своему). Объяснить (если ты авторитетнее). Соотнести с этим свое поведение.

Как примерно это происходило — лучше всего узнать из «Сказок» Р. Киплинга. Правда, написаны они для малых детей. Но, думается, по уму-разуму мы и есть та аудитория, которой адресованы сказки. Главное, понятно и доходчиво. Даже в довольно сложных вопросах. Например, откуда взялось наше племя? Ответ проще простого: жил-был орел (или любой другой тотем — «родоначальник» племени). О настоящем и будущем можно вопросов не задавать: так было и так будет всегда…

Сложнее с мертвыми. Куда они деваются? Сначала считали — никуда не деваются, просто крепко засыпают. Их надо положить неподалеку, спрятав понадежнее. Потом стали считать — уходят далеко-далеко и ведут там себя по-прежнему. Потом стали думать — уходят еще дальше, в «царство мертвых». Но это уходили не мертвые, а живые: из первобытных верований в современную религию.

Надо бы уяснить одно. Многое из сказанного выше продолжало существовать и в Древнем мире, и в эпоху Ренессанса, и в эпоху декаданса. Существует и по сию пору. И не только среди диких племен, но и среди нас — в смысле уровня духовной культуры. Мало того, существует в нас самих. В ком-то — что-то от обезьяночеловека. А в ком-то — и от человекообезьяны.

Вот почему история первобытной общины — это наша с вами история.

Ее последние страницы.