"Все. что могли" - читать интересную книгу автора (Ермаков Павел Степанович)

15

В слабом свете фонаря по стенам подвала метались ломкие тени.

— Чи тоби повылазило? Осторижней, не бабу лапаешь. Байстрюк, прости Боже.

В подвале распоряжался пан Затуляк. Он подгонял людей, строго следил, чтобы ящики и тюки переносились с предосторожностями, какие возможны в спешке. Чтобы в машине укладывались сначала тяжелые, крепко сбитые упаковки, легкие поверху. У него в реестре обозначено, где какие предметы уложены. Далеко вперед глядел завхоз городского музея Затуляк. Потому и «выглядел» у Богайца двести десятин земли и хорошую делянку леса. Богаец от такой сделки не обеднеет. В руках его сокровища бывшего отцовского особняка. Сейчас он навсегда распрощается с городом, где почти пять лет пролежал бесценный антиквариат. Оставит с носом господина Стронге, жаждущего завладеть им.

Без Затуляка Богаец не управился бы. Он и грузовики добыл. При продолжавшемся «выпрямлении фронта» и срочной эвакуации немецких тыловых служб Богайцу не разжиться бы транспортом. Да еще под неусыпным контролем Стронге. Затуляк выручил его и себя не забыл. Один из грузовиков забит музейными ценностями, которые он припрятал в сорок первом году.

Впрочем, что теперь Богайцу пан Затуляк, господин Стронге и прочие шнайдеры? Махнет он аж до самой Варшавы, к отцу. На том и поставит крест на своей службе у немцев. Недавно от родителя депешу получил. «Я открыл счет на твое имя в швейцарском банке, — писал пан Казимир. — Если ты привезешь наши ценности, мы превратим их в доллары и фунты стерлингов. Только это обеспечит тебе дальнейшую безбедную жизнь».

«Везу, отец, ждите, скоро буду у вас», — думал Богаец, проникаясь к отцу трепетными сыновними чувствами, каких не испытывал раньше. Русские близко. Гром артиллерийской канонады уже слышен, как слышался прошлой осенью под Сталинградом. От одного этого воспоминания его бросало в дрожь. Он торопливо сел в кабину, в другую машину послал денщика. После того, как солдат вытащил его из-под огня русских, довез до госпиталя и, по сути дела, вернул из небытия, кажется, перестал подозревать, что тот подослан к нему самим Стронге.

Размышления Богайца прервал голос Затуляка:

— На входи зробить все, як и раньше було.

Он подошел к машине Богайца, сообщил, можно ехать. Злорадно ухмыльнулся, дескать, за дверьми подвала приспособил мину. Пусть судьбу испытает тот, кто первый туда сунется.

— Чи нимець, чи москаль, — хищно выставил он крупные прокуренные зубы.

Ехали по улицам непривычно тихого города, не зажигая фар. Никто не остановил машины, не потребовал пропуска, пароля, как было еще в прошлую ночь. Подозрительным это показалось Богайцу. Но мотор машины рокотал ровно, перед ним спокойно светились сигнальные огоньки переднего грузовика, на котором ехал Затуляк. Сейчас разойдутся. Пан Затуляк повернет в свое «имение», Богаец на полной скорости рванет до Варшавы. Выкинет из памяти Стронге, вычеркнет из сознания русских. Ну их всех к черту, гори они синим пламенем.

Грузовики вырвались на шоссе, тоже пустынное. Отмахали километров тридцать. Как о чем-то постороннем, Богаец подумал о том, что не удастся заехать в особняк, сказать ему последнее прости. Надо спешить. Ради того, что в грузовиках. Значит, ради своего будущего.

Но что это? Шум двигателя машины потонул в грохоте частых и резких пушечных выстрелов. Впереди на дороге взметнулся огненный сноп, вдоль шоссе забились разрывы. «Въехали в полосу боевых действий? Но их здесь не должно быть, — опасливо подумал Богаец. — Город остался далеко в тылу, он пока не занят русскими». Он думал и о том, что, видимо, даже господин Стронге ничего не знал, иначе выехал бы первым. Но, может, он и опередил Богайца? Неведомо это ему, сам из леса в город пробрался тайно.

В забрезжившем рассвете показались танки. Они мчались, пересекая шоссе. Там что-то горело. В отблесках пламени на танковых башнях отчетливо виделись красные звезды.

«Русские… прорвались, окружают», — лихорадочно застучало в голове. Значит, они обошли город, выскочили почти к прежней границе и отрезали всех, кто не успел драпануть. Плевать ему на всех, его отрезали.

— Стой! — схватил он шофера за плечо. — Поворачивай назад.

Тот сам сообразил, что впереди бой, потому притормаживал. Повернуть, чтобы не свалиться в кювет, было нельзя. Он начал медленно сдавать назад.

На подножку вскочил Микола Яровой. Он что-то кричал через стекло, махал рукой в сторону. Там, куда показывал, увидели прогалину в лесу. Нырнули на узкую, малоезженую дорогу. И вовремя, потому что сзади на шоссе показалась механизированная колонна.

Не меньше часа грузовики медленно ползли в глубь леса, тяжело переваливаясь через корневища. Подстегиваемый страхом быть застигнутым наступающими русскими, Богаец все же не торопил шофера: бессмысленно привезти осколки вместо старинного фарфора и хрусталя. Слышал справа и слева артиллерийский гул.

Приехали на глухую заброшенную заимку. Микола Яровой огляделся, уверенно заявил:

— Трохи переждем здесь. Русские сюда не пойдут. Что им тут делать? Позже, если не на автомашинах, то на подводах доберемся куда надо. Положитесь на меня, пан Богаец.

«Влип, как муха в смолу, — опять подумал Богаец. — Где Затуляк? Смяли танки?»

Он оглядывал нависающие над неширокой лужайкой мрачные, с тяжелыми корявыми ветвями дубы. Что ему Затуляк, о себе надо позаботиться.

У второго грузовика разорвавшимся поблизости снарядом смяло и заклинило дверь. Хлопцы с трудом выломали ее, вытащили и положили на траву раненого денщика Богайца. Осколками солдату разворотило правый бок, перебило ноги. Судорога исказила его сытое лицо.

— Вы не бросите меня, герр гауптман? — заглядывая в глаза Богайцу, рвущимся голосом спросил денщик. В горле его булькало. — Теперь мне все равно, скажу, как перед Богом.

Он задыхался, захлебывался, судорожно двигал кадыком, торопливо и бессвязно говорил. Богаец не сразу понял, почему именно сейчас он начал исповедоваться. Слушая его, соображал, какое из зол меньшее, то, которое ожидало его на дороге в Варшаву, или то, что его отсекли русские. Денщик доподлинно знал, что господин Стронге приказал гестаповцу Геллерту во что бы то ни стало задержать гауптмана Богайца, изъять ценности рейха, которые он присвоил и пытался вывезти. Если это не удалось бы сделать Геллерту, ему, денщику гауптмана, в действительности фельдфебелю, господин гауптман правильно подозревал, что он не тот человек, за которого себя выдавал, застрелить Богайца приказано самим господином Стронге. Но фельдфебель не собирался делать этого, несмотря на приказ. Умоляет не бросать его беспомощного, как он в свое время не оставил раненого гауптмана.

«Не застрелил, потому что не доехали до Геллерта», — машинально подумал Богаец, плохо слушая денщика. Тот просил взять у него задаток, выданный ему генералом. Ведь он ничего плохого не сделал господину гауптману.

— Я не лавочник, не торгуюсь, — неожиданно успокаиваясь, равнодушно проговорил Богаец, отвернулся и пошел к приземистому домику, выложенному из природного камня, на берегу тихого ручья.

Направляясь за ним, Микола Яровой тряхнул спутанными потными кудрями, подозвал одного из своих хлопцев, хмурого длиннорукого парня, моргнул на денщика:

— Пособи чоловику…

Хлопец неслышно подошел к бывшему фельдфебелю, выхватил нож, быстро и незаметно завершил дело.