"Все. что могли" - читать интересную книгу автора (Ермаков Павел Степанович)

12

Ухватившись за бортик площадки, Надя с трудом держалась, чтобы не упасть на пыльный, вздрагивающий пол.

Ноги подламывались, поясница нестерпимо ныла. Она прижала к себе Машеньку за худенькие плечики и глядела на Кудрявцева, свернувшего от переезда. Очевидно, он не замечал, как из лесу вымахнули пятеро конных. Под одним из них стелился в галопе гнедой Ильина. Она сразу узнала коня по белой широкой лысине на носу, и белым «чулкам» на передних ногах. Но лучше бы не узнавала, потому что на нем сидел ее мучитель, бандит Богаец, которого она теперь уже не забудет до своего смертного часа. «Настигли», — с горечью думала она, видя, что Кудрявцев свернул к лесу и если не успеет, то всадники обязательно перехватят его. Повернувшись, она ахнула. С другой стороны по меже катили на мотоциклах солдаты в низких ушастых касках.

— Ваня, сворачивай! — кричала она, будто Кудрявцев мог услышать ее. — Там немцы.

Но, видно, он усмотрел опасность, резко осадил коней и, описав крутую дугу, погнал их между путями и пристанционными постройками.

С обеих сторон дороги встал лес. Полустанок скрылся из вида, Богаец и немцы исчезли. Но это вовсе не означало, что их не было на самом деле. Что там происходило, ей не суждено было узнать. Ну, почему, думалось ей, Ваня не сел на поезд и не уехал вместе с ними?

Она не сразу расслышала частые, тревожные гудки паровоза и, скорее, почувствовала, нежели увидела опасность. Над вагоном мелькнула тень. Самолет пронесся, как метеор. Через несколько минут возвратился, догнал состав. Теперь он летел низко, почти над крышами вагонов. На борту его и на крыльях были нарисованы кресты. На фоне голубевшего неба они выглядели особенно зловеще. Наде почудилось, самолет завис над нею и Машенькой, собираясь ударить тяжелым клювом.

Из-под брюха его плеснуло пламенем, по дощатой стене соседнего вагона пролегла рваная строчка, полетели щепки. Где-то близко ухнули разрывы. Надя увидела вздымавшиеся фонтаны земли. На повороте, когда показался хвост поезда, последний вагон оторвался, встал торчком и свалился с пути.

Самолет тоже отвернул в сторону и исчез. Пыхтел впереди паровоз, стучали на стыках рельс колеса.

— Он больше не прилетит? — Машенька все теснее жалась к матери, вздрагивая и глотая слезы.

— Не бойся, милая, — говорила Надя, а мысли возвращались назад, где остались люди, с одними из которых она не теряла надежды встретиться, с другими уже не суждено было увидеться никогда.

Бедная Зина. Ну, зачем ей понадобилось ехать сюда? Не приехала бы, осталась жива. Боже, что она несет… Сама-то не покинула комендатуру и своего Андрея. Тоже ведь, если бы уехала, не знала бы всего ужаса, не видела того, что пришлось пережить сегодня. Кудрявцев сказал, что капитан велел ехать домой. Почему он не позвонил с заставы, как обещал?

Поезд катился напористо. Почти не замедляя хода, состав проскочил через разрушенную бомбежкой станцию. В стороне от нее и стоял город, в котором дислоцировался пограничный отряд. Сейчас и станция, и город были затянуты пыльно-дымовой завесой. По обе стороны от дороги люди рыли окопы, на лошадях везли три орудия.

Почему состав не остановился? Зачем она уезжает? А если Андрей отошел с бойцами от границы и будет обороняться здесь, вместе с пограничным отрядом? Ни он о ней, ни она о нем так ничего и не узнают.

Снова потянулся лес. Тут уже не пахло гарью, в воздухе не висела пыль. Повеяло свежестью. Ей показалось, что нет ни пожарищ, ни самолетов с крестами, не сыплются бомбы, люди не роют окопы. Все, что было с нею сегодня, ей пригрезилось, а если и произошло на самом деле, то не с нею.

— Мама, хлебом пахнет…

Надя вздрогнула, услышав голос дочки. После того, как ночью, выбив двери, в квартиру ворвались незнакомые люди и схватили Надю, Машенька страшно закричала, а после словно онемела.

— Ты не заболела, доченька моя? — Надя пощупала голову дочки.

— Как хорошо пахнет хлебом, — повторила Машенька.

Взгляд упал на холщовый мешочек на полу. Она забыла уже о том, что Ваня Кудрявцев что-то швырнул им вслед. В мешочке была маленькая булка и несколько огурцов. Славный, добрый парень. Что сталось с ним?

Отломив краюшку, Надя дала ее дочке. От запаха хлеба и огурца у Нади свело челюсти, к глотке подступила тошнота. Со вчерашнего вечера и крошки не было во рту.

— А ты, мама, почему не кушаешь?

— Я потом.

Поев, Машенька пригрелась и уснула у Нади на коленях. Она и сама, прислонясь спиной к вздрагивающей стенке, прикрыла глаза. И вдруг обрушились на нее, смерчем пронеслись перед глазами события дня. Сердце сжалось, закаменело в груди, трудно стало дышать. Нет, не с кем-то другим, а с нею было все это. Никуда не деться от того, что произошло, начиная с той минуты, как бандиты вломились в квартиру и выгнали их во двор. Иные из женщин и платья не успели накинуть, а только набросили халат или кофточку поверх ночной рубашки.

У казармы шел бой, вокруг все горело. В отблесках пламени страшными казались фигуры солдат в непривычных приплюснутых касках, в тужурках с засученными рукавами. За ними метались длинные ломающиеся тени. «Немцы? — догадалась Надя, вспомнив, что видела их на снимках в газетах и в кадрах кинохроники. — Но почему они здесь?»

Суматошно сновали люди в разномастной одежде. Видимо, они врасплох захватили красноармейцев, но все равно те отбивались яростно. Надя знала, что в комендатуре мало бойцов, многих Ильин отправил на усиление пограничных застав. Нападавших было гораздо больше, и она понимала, что бойцам долго не продержаться.

Уткнув в спину ствол автомата, по двору вели начальника штаба. Рванувшись, он разметал солдат, вырвал у одного из них автомат и полоснул очередью. В это же мгновение его и самого поймала пуля, он успел сделать к казарме всего несколько шагов. На старшего лейтенанта навалились кучей, скрутили.

Надя не знала, удалось ли кому-то из пограничников спастись. Бой у казармы еще не затих, а женщин и детей уже погнали к сыродельному заводу. Конвоиры толкали их прикладами и грязно ругались. Возле завода Надю с Машенькой и Зину, жену начальника штаба, отделили и отвели в дом неподалеку от входа. Зина, наблюдавшая все, что случилось с ее мужем, казалось, утратила способность замечать происходящее. Всех остальных женщин и детей загнали в сарай и закрыли.

Вскоре туда же стали приводить рабочих с завода. Избивая плетками, пригнали директора. Это был хороший мастер-сыродел, при Советской власти ставший директором. Надя помнила его, он не раз приходил в комендатуру.

Бандиты, и откуда только они взялись, ведь еще вчера жизнь текла тихо и мирно, на глазах у Нади и Зины измывались над рабочими, секли плетями, стреляли в руки и ноги. Двое или трое, открыв сарай, выдернули оттуда самую молоденькую из женщин, жену начальника связи комендатуры, и потащили в кусты. Она билась в их руках, а бандиты рвали на ней рубашку, бесстыдно оголяя молодое тело.

Не выдержав, Надя отвернулась. Зина плакала в углу. Из-за двери сыпалась матерщина. Вошел бандит, Надя узнала его, это он набивался со своими серебряными украшениями на толкучке, схватил ее за подбородок, повернул к окну.

— Ты бачь, красотка, бачь, шо там творыться, — прокричал он, кривя губы в злой гримасе.

За окном бандиты загнали людей в сарай, облили его керосином и подожгли. Пламя охватило деревянное строение, взвихрилось под тесовую крышу.

У Нади и сейчас стыла кровь в жилах, будто и ее били плетями, жгли на том огне. В ушах стояли крики несчастных. Голова кружилась, и временами казалось, что сознание оставляло ее. Но память возвращала туда, к костру из людей.

Она тогда не сразу увидела, как в комнате появился другой бандит в щегольской бархатной куртке с золотыми позументами, в лихо державшейся на шапке волос фуражке с коротеньким козырьком. На нем сияли лаком новые сапоги. Он стоял широко расставив ноги, обтянутые темно-синими галифе с кожаными леями и наколенниками.

— Ну-с, мадам, мне необходимо с вами побеседовать, — сказал он Наде. — Разрешите представиться — Леопольд Богаец.

Он мог и не называть себя. Надя уже догадалась, кто стоял перед ней. Сразу вспомнились рассказы мужа об особняке и его хозяевах, бежавших на Запад. Подумала она в эту минуту не о том, что ее и жену начальника штаба сознательно отделили от остальных. Ей стало мучительно больно от мысли, что на границе произошло непоправимо страшное, в результате чего этот человек оказался тут и творил жестокую расправу над ними. Возможно, и ее муж, капитан Ильин, погиб или захвачен врагом, как и начальник штаба.

Богаец не бил Надю, даже не грубил ей, однако настойчиво спрашивал, куда ее муж, красный командир-грабитель, упрятал «достояние отцовского дома». Она ответила, что ей ничего не известно об этом.

Терпения, холодной вежливости Богайца хватило ненадолго. Он сел на стул, закинув ногу на ногу, курил папиросу с длинным мундштуком и шипел:

— Люди видели, отправкой имущества распоряжался твой муж. Значит, он припрятал его где-то здесь. Ты скажешь, где. Не вынуждай меня поступить с тобой так же, как с теми людьми, в сарае. Ты ведь наблюдала этот фейерверк? Но я не сразу отправлю тебя в костер. Для начала я прикажу девчонку, твоего выродка, подвесить за ноги перед окном. Ты увидишь, как она задергается, и поторопишься рассказать все.

Она цепенела от этих слов. По тому, как он цедил их, кривя тонкие губы в ядовитой ухмылке, рассыпая искры из помутневших от бешенства глаз, было ясно, что он так и поступит, как обещает.

— Но я, действительно, ничего не знаю, — крикнула Надя. — Муж не делился со мной служебными тайнами.

— А эта… — кивнул Богаец на Зину, повернулся к ней. — Ты почему молчишь? Твоя жизнь не дорога тебе?

— Она тем более не знает, приехала сюда несколько дней назад, — глухо сказала Надя.

— Остается последнее средство. Я тебя предупреждал, — коротко сказал Богаец и кивнул одному из бандитов.

Тот схватил Машеньку на руки. Девочка закричала, в глазах плеснулся ужас.

В комнату вбежал человек и позвал Богайца. Это спасло Машеньку.

— Я скоро вернусь, церемониться с тобой больше не стану, — крикнул он Наде на бегу.

Минут через десять появился Ваня Кудрявцев. Вызволил их, а сам…

О муже задумалась. Неужто полегли пограничные заставы, а с ними и он, ее Андрей.

«Не хочу, — шептала она, глядя на мелькающие по сторонам перелески, но не видя их. Пред мысленным взором стоял ее муж, каким она запомнила его при расставании на шоссе. Мотоцикл увозил Андрея, он снял фуражку и долго махал ей, пока не скрылся из глаз. — Андрюша, родной мой, буду ждать тебя, пока сама жива».