"Симулятор. Задача: выжить" - читать интересную книгу автора (Сертаков Виталий)

27

СИМУЛЯТОР

Очевидно, нужен кто-то другой. Нужен человек, обладающий более ярким даром рассказчика, владеющий красками речи. Я не оратор, я физик, кабинетный червяк, на старости лет попавший в передрягу.

Мы увидели телескоп, только подобравшись к нему вплотную. Николай не обманул, провел нас по дну оврага до самого Белого озера. Без Коли мы бы этот путь не преодолели в таком темпе.

Николаю антенна показалась похожей на снежинку, мне же, скорее, она напомнила гигантский комок сахарной ваты. Невесомая конструкция, потрясающая размерами и легким изяществом, внезапно выплыла из дымки и размахнулась над нами на полнеба.

В первую минуту мы онемели. Могли только стоять, запрокинув головы, и смотреть.

Затем мы поглядели вниз и увидели собственно Симулятор. То, что Коля обозвал космическим кораблем, вероятно, посадка получилась не самой мягкой, хотя отсюда оценить траекторию было сложно. Спускаемый аппарат вошел в атмосферу под острым углом. Симулятор как минимум трижды подпрыгнул, ударяясь о землю, вспахав траншею глубиной в десяток метров.

Он действительно сожрал лес на огромном расстоянии вокруг себя. Он практически оголил бутовые слои грунта, преобразуя среду. Но сильнее всего он изменил озеро Белое. Там искрили, переливались сотни огней, там вода выросла уступами, замерла каменными воронками разного диаметра...

Озеро готовилось к приему десантных ботов.

— Что будем делать? — спросил Зиновий.

— Будем раскачивать его и ждать остальных, уже недолго.

И мы уселись на самом краю цементной воронки. Со слов Коли, совсем недавно она была раскалена, а вокруг стояли стон и грохот. Вероятно, Симулятор прошел очередную фазу. Жара и грохот сместились к югу. Мы находились в эпицентре. Я лег на спину и стал смотреть вверх. Зрелище завораживало, не позволяло оторвать взгляд. Мелькая стеклянными гранями, причудливыми завитками, переходами хмурого света, занимая все небо, кружилась исполинская чаша антенны.

— Доктор с девочкой уже близко, — сказала Эля.

— Надо мину или гранатомет, — рассуждал Николай. — Шарахнуть по ней как следует...

— Ты думаешь, гранатой можно Это вскрыть? — засмеялся Зиновий.

— Я думаю тебе дать по зубам, чтобы рожи не корчил! — вскипел Николай.

У Муслима и Элички отвалились челюсти, а у меня с глаз вдруг словно упала пелена. Я давно понял, с кем мы имеем дело, и лишний раз подивился вывертам судьбы.

— Не отвлекаемся! Думаем только о локаторе...

Я сказал Зиновию, чтобы он не связывался. Сейчас нам только драки не хватало. Кстати, Николай мог бы уйти, но не уходил. Мы разлеглись на краю траншеи, как отдыхающие на пляже. Иногда мы ненадолго проваливались в сон; в какой-то момент Эля сообщила мне, что Коленька тоже «слышит», но плохо, периодами. Меня это скорее огорчило, чем порадовало, я даже не сразу разобрался в себе.

Просто мне не хотелось, чтобы этот... этот человек нас слышал, когда мы общаемся невербально.

Дальнейшее произошло быстро и... скучно, если позволительно так выразиться об убийстве. Вы чувствуете разницу между гибелью целого полка на войне, под бомбами противника, и гибелью одного благородного человека, скажем, на дуэли? Вся разница в том, что от войны мы подсознательно ждем массовых смертей и отказываемся верить, когда наших близких режут бритвой наркоманы...

Почему убийство в подъезде кажется нам лишенным смысла, а за убийство целой армии мы награждаем полководца обелиском и орденами?..

С юга к нам пробирались Жан и Дима Ливен, их даже не пришлось защищать от хищников. Ударный фронт Симулятора уже укатился далеко, и близлежашие леса слегка успокоились. Из поселка катил кресло Катерины полуживой от усталости доктор Белкин.

Катерина строила дорогу, попросту расплавляла псевдорастения, раскатывая их в паркет. Немыслимо; если бы Симулятор прочистил наши мозги пораньше, скольких смертей удалось бы избежать?..

Мы сели в ряд на краю. Никто не знал, как начинать, все ждали приказа от меня. Удивительно, с чего они решили, что я хочу ими командовать! А я пытался представить себе мир, породивший подобную философию захватов. Эту философию даже нельзя назвать жестокой; жестокость, по крайней мере, подразумевает эмоции, сильные эмоции.

Симулятор не был жесток. Он даже не полюбопытствовал, нет ли случайно на планете разумных существ...

— Для начала давайте попробуем остановить вращение локатора.

— Почему именно вращение?

— Ну надо же с чего-нибудь начать.

— А если нам на голову грохнется?..

— Не должно... — По запрокинутому лицу Зинки пробегали неясные тени; это миллионами граней кружила над нами «снежинка». — Все вместе постараемся думать об одном! Представляем, как будто пережали ладонью энергетический кабель, ясно? Ну, вперед...

Первым пришел Жан, и почти не ругался. Возможно, он решил держаться компании большеногих панцирных уродцев, чем пропасть в лесу. Но Жан Сергеевич не был бы собой, если бы не приставал каждые две секунды; у него ведь шило в заду. Я устал ему отвечать, что надо просто лежать и стараться соединить мысли, а Эля и Зинка все сделают. Они самые молодые, у них эластичный мозг. В какой-то миг я почти разозлился, открыл было рот, но, к моему изумлению, ответила двенадцатилетняя Катя.

— Ничего не надо, — просто сказала она. — Ничего не надо говорить. Закройте глазки и думайте, что та черепашка внизу должна стать холодной.

Девочка была права, хотя не видела еще, что там, в воронке. Мы стали думать о холодной черепашке. Те, кто создал техническое чудо, зарывшееся в кучу сосновых веток на дне траншеи, адаптировали ее рецепторы к несколько иному типу мышления, но они не использовали паролей или хитрых ключей.

Симулятор отключился легко. У меня даже давление не повысилось. Мы не сразу поняли, потому что первые минуты ничего не происходило. Всего лишь пропало тиканье...

— А ну тихо! — рубанул ладонью Жан.

Все замерли, как в детской игре.

— Что? — одними губами спросила Катя.

— Ветер...

— Точно, ветер...

— Ой, млин, солнце!

Еще не веря, я задрал голову, и над отвалами игольчатой пемзы, над полегшими, как по команде, зарослями рыжей проволоки увидел стремительно расширяющуюся дыру в небе. Это было одновременно ужасно и невероятно красиво. Как будто весь наш мир доселе прятался в плотном вонючем мешке, а теперь его кто-то прорезал и запустил в дыру огромные прохладные ладони.

Вокруг булькало, шипело, выстреливало, как будто разом вскрылись сто тысяч бочек шампанского. Катерина плакала, Муслим что-то кричал.

— Дождь, вы слышите, дождь!!

Ну конечно, мы совсем позабыли, как должно протекать привычное петербургское лето. Дыра в индиговом небосклоне безудержно расширялась, лохматое солнце окончательно поблекло, на смену ему явились оттенки свинцового, кучерявые, волосатые, противные тучи, беременные косым нудным дождем. Но в эту минуту любой, самый кислотный и простудный дождь казался мне знаком боженьки.

Ветер дул все сильнее, со свистом вспарывал ржавые колючки, первые капли проваливались в расщелины, и серая пемза вскипала от контакта с водой, скукоживалась, как будто это была кислота. Дождинки впивались в пыльную почву, просачивались насквозь, не имея возможности насытить ее. Теперь, чтобы ее насытить, понадобятся сотни, тысячи тонн воды.

Титаническая антенна не упала нам на головы, не осыпалась градом из смертоносных осколков. Она растаяла, мягко и незаметно, словно подмигнув напоследок.

Я не мог сдерживаться, открыл рот и высунул язык.

Вода, ветер, холод. Что есть лучшего на свете?

— Кончено, вы слышите, блин! Кончено! — Дима Ливен с хохотом сполз на дно траншеи. — Мы заткнули фонтан, мы справились...

— Дима, нет! — Муслим покатился вслед за художником. — Не ходи туда!

Каюсь, я не почувствовал опасности.

Мы хохотали и плакали разом и не могли остановиться.

— А ну, все наверх, утонем! — замахал руками Белкин. — Жан, помоги мне с коляской!

Говорить было все труднее, приходилось уже кричать во весь голос. Дробно стучал дождь, но, стократно перекрывая его, разлагалась, сходила на нет псевдоорганика. Цементный лес вдали колыхался, опадал, бугрился чудовищными пузырями, растекался лавой. Кусты рыжей проволоки полегли на многие километры вокруг. Они чернели и превращались в густую маслянистую массу, похожую на сырую нефть. Вода не смешивалась с этой массой, а пробивала насквозь.

— Лексей Александрыч, смотрите! — Дима Ливен что-то показывал мне со дна воронки.

Панцирь черепахи раздвинулся, обнажив блестящее нутро. Издалека это напоминало соты. Дима держал в руке предмет, размером с пепельницу или небольшую книгу, чем-то похожий на кастет.

— Лексей Александрыч, оно само выскочило наружу!

— Давай тащи сюда! — замахал руками Жан.

— Не прикасайтесь! — одновременно отдал противоположный приказ Белкин.

Мы все посходили с ума. И тут Симулятор взорвался.

Несильно, явно не с целью нанести повреждения любопытным земным варварам. Скорее, это походило на самоуничтожение. Так ведут себя засекреченные микросхемы при попытке взлома.

Он взорвался и убил Диму Ливена.

Инопланетный божок призвал свою последнюю жертву.

Когда внизу рассеялся дым, на дне новой воронки осталась лежать матрица, и я сам спустился за ней. Матрица, сердечник, записывающая головка, обзовите как угодно. Теплый металл, или вовсе не металл, неслыханной плотности. Судя по размеру, она должна была весить пару килограммов, но весила не меньше десяти.

Она мне не нравилась, но я ее забрал. Потому что даже без антенны эта гладкая штуковина продолжала общаться с космосом.

Элеонора рыдала, Жан матерился, угрожая неизвестно кому, доктор баюкал Катерину. На Белом озере рушились водяные столбы, вода с ревом плескала на опустевший берег.

Мы победили.