"Tamerlan: Conqueror of the Earth" - читать интересную книгу автора (Harold Lamb)

Путь через степи

Это решение таило в себе большой риск. Более четырех веков спустя Наполеон, отважившийся на такое предприятие, загубил великую армию Франции в снегах России и Польши, хотя и взял Москву.

До сих пор Тимур не мерился силами с ордынцами в открытом поле. Тохтамыш располагал более многочисленными силами, чем Тимур, и имел преимущество в мобильности благодаря бесчисленному количеству своих коней. Воины Тимура могли освоиться в стране, где есть вода и пастбища. Но ведь ордынцы осваивали эту страну при жизни нескольких поколений.

Чтобы войти в эту страну, необходимо было пробираться через пески пустыни, голые степи и горы. Снабдить в этих условиях войска Тимура можно не более чем на два-три месяца. И если бы он столкнулся с армией Тохтамыша, то был бы вынужден вступить в сражение, имея позади себя крайне неблагоприятную местность. Поражение означало бы потерю большей части его войск и, более чем вероятно, гибель самого Тимура.

В 1716 году Петр I послал русские войска на захват Хивы и Туркестана. Русский генерал князь Бекович-Черкасский погиб вместе с большей частью своих войск в пустыне, остальных захватили в рабство. Столетие спустя другая армия под командованием графа Перовского попыталась совершить такой же поход зимой, когда можно было не опасаться дефицита воды. Во время перехода через обледенелые равнины погибла значительная часть солдат и офицеров, пали десять тысяч верблюдов. Те, кто выжил, добрались домой лишь через год.

Эти азиатские пустоши остаются до сих пор проклятой землей для экспедиционных сил любой численности. А Тимур не мог их обойти. Двигаясь на запад вокруг Каспийского моря, он рассчитывал выйти к основным городам Золотой Орды. Но тогда было бы более вероятно, что Тохтамыш овладеет Самаркандом раньше, чем Тимур проникнет в долины Кавказа. Эмир же не имел определенного представления о том, где он встретит Тохтамыша – на краю пустыни или у Черного моря за полторы тысячи миль от Самарканда, неподалеку от Балтики или даже в пустыне Гоби. Фактически Тохтамыш мог дать сражение в любом другом месте и совершенно неожиданно. Разведка не помогла Тимуру. Его войска почти исчерпали запасы продовольствия и, казалось, сбились с пути, когда перед ними выросли рогатые штандарты ордынцев.

По всем канонам военной стратегии Тимур должен был проиграть битву, но он ее выиграл, руководствуясь своим знанием человеческой природы, а не бравадой. Как мы помним, Тохтамыш несколько лет жил при дворе Тимура и дважды бежал с поля битвы. Тимур досконально знал сильные и слабые стороны монголов, их тактику и стратегию.

Должно быть, он понимал, что никогда не сможет успешно обороняться от такой кавалерии, какая была у хана. Понимал также, что Самарканду будет постоянно грозить опасность, пока на севере находились крупные силы ордынцев во главе с Тохтамышем. Тимур просто решил рискнуть, перенеся борьбу на территорию Золотой Орды, где Тохтамыш его меньше всего ждал.

Совершенно очевидно, что Тимур следовал в жизни трем принципам: никогда не превращать свою страну в арену сражений, не уходить в оборону, всегда атаковать так стремительно, как позволяет состояние коней.

– Лучше быть в нужном месте с десятью воинами, – сказал он однажды, – чем отсутствовать там с десятью тысячами. – И еще: – Лучше всего действовать быстро и разгромить противника раньше, чем тот соберет свои силы. Нельзя иметь армию больше той, которую можно содержать.

Пока войска Тимура не оставили за собой мутные воды Сырдарьи, они находились на своей земле. Его воины передвигались от одной крепости к другой, медленно преодолевали горный хребет Каратау. Здесь в конце февраля их задержал в лагере обильный снегопад с дождем. Лагерь навестили гонцы Тохтамыша и подарили Тимуру от имени хана девять великолепных коней и сокола в бриллиантовом ожерелье.

Тимур посадил сокола на запястье и молча слушал речи послов. Судя по их словам, Тохтамыш осознал, что имеет обязательство перед эмиром Самарканда, а также ошибочность своего воинственного поведения по отношению к Тимуру. Послы сообщили, что хан хотел бы жить с Тимуром в мире и дружбе. Эмир счел это не более чем дипломатической уловкой.

– Когда ваш повелитель был ранен и преследовался врагами, – сказал послам Тимур, – я, как известно, оказал ему помощь и назвал его сыном. Я поддержал его борьбу с Урус-ханом, и из-за этого погибло много моих воинов. Хан забыл обо всем этом, когда почувствовал себя сильным. Во время моего похода в Персию он нанес мне предательский удар и разорил мои города. После этого он еще раз посылал большую армию в нашу страну. Теперь же, когда мы выступили против него в поход, он хочет избежать наказания. Хан слишком часто нарушал клятвы. Если он искренне желает мира, то пусть пришлет Али-бея на переговоры с моими военачальниками.

Али-бей, главный советник хана Золотой Орды, не приехал, и поход на север продолжился. В Самарканд отослали придворных женщин и военачальников, которым поручили защищать город. Войско же Тимура вышло из-под защиты гор в Белые Пески.

Три недели оно двигалось по песчаным дюнам, все еще лишенным после ухода зимы растительности. В холодный рассвет зазвучали трубы, оповещающие о подъеме. Воины оседлали лошадей и продолжили путь в горах. Шатры установили на тяжелых арбах с колесами выше человеческого роста. Рядом с ними двигались вереницы груженых верблюдов, чихающих и фыркающих под своими тяжелыми ношами. В передвижном шатре перевозились по десять воинов вместе с оснащением этой боевой единицы, соответствующей нынешнему взводу, – две лопаты, пила и киркомотыга, серп и топор, виток толстой веревки, котел для приготовления пищи и воловья шкура. Продовольственное обеспечение составляли: мука, ячмень, сухофрукты и т.п. С выходом в Белые Пески потребление каждого воина ограничилось примерно шестнадцатью фунтами муки в месяц.

Каждому солдату полагался дополнительный конь. Все передвигались верхом и были одеты в кольчуги и шлемы. При себе каждый воин имел два лука – один для поражения дальних целей, другой для скоростной стрельбы. У каждого в колчане тридцать стрел, кривая сабля или обоюдоострый меч, а также любое другое оружие за поясом по усмотрению. Большинство конников имели у плеча длинные копья. У некоторых были тяжелые дротики или пики для метания.

Войско двигалось установленным строем, разбивать который не полагалось. На привале этот строй сохранялся. Каждый командир должен был находиться в определенном месте и на определенном расстоянии от штандарта эмира. Поэтому беспорядка не возникало даже в темноте. Хотя конный строй двигался свободно, командующие тюменами, нынешними дивизиями, поддерживали постоянную боевую готовность всадников. Развернутый строй всадников позволял лошадям пощипать траву, даже если она имелась на песках в небольшом количестве.

Приблизительно за час до полудня снова зазвучала труба, оповещающая на этот раз о привале для отдыха лошадей. Ослабевшие животные изнемогали от жажды.

Незадолго до наступления сумерек стали лагерем в районе, который заранее подобрали разведывательные дозоры. Вокруг штандарта Тимура с конским хвостом и золотым полумесяцем, установленным наверху перед его юртой, расположились шатры военачальников.

Затем последовало довольно впечатляющее действо – отбой. Прибытие в лагерь командующего тюменом сопровождалось грохотом барабанов. Сев на коня и собрав своих подчиненных командиров, он скакал к штандарту эмира вслед за своими музыкантами, играющими на флейтах, трубах и рожках.

Из-за оглушающих пронзительных звуков музыки лошади вставали на дыбы, и их приходилось сдерживать, до предела натягивая поводья. Звенели литавры, и группа отобранных певчих с запрокинутыми головами и зажмурившимися глазами начинала петь монотонными завывающими голосами песни о героизме и доблести воинов.

В пламени заката военачальники, скачущие галопом по темным кручам песка, дико вращая над гривами коней головами, покрытыми меховыми шапками, мчались к штандарту эмира. Они проносились перед Тимуром под резкое завывание певчих, перекликавшееся с топотом копыт, поблескивая сталью доспехов из-под темно-красных и соболиных накидок. Позвякивая серебряными поводьями, они приветствовали эмира резкими гортанными голосами.

Когда последний командующий тюменом проносился с просветленным выражением худощавого смуглого лица, выражавшего гордость собственной лихостью и великолепием эмира, Тимур спешивался и уходил со своим окружением ужинать. Даже в пустыне он носил облачение из роскошного набивного шелка и самой лучшей парчи.

С наступлением темноты в юрту Тимура стали приходить надзиратели за походным строем. При свете фонарей они передавали эмиру сообщения дозорных, возвратившихся из рейдов далеко на флангах и впереди войска. Тимур выслушивал также доклады о состоянии лошадей и численности больных.

Армия под его командованием стремительно двигалась через пески. Эмир решительно пресекал проволочки и беспорядок. Отставшему насыпали в сапоги песок, привязывали их к шее провинившегося и заставляли весь следующий переход двигаться босыми. Если он снова отставал, то умерщвлялся.

Через три недели войска вошли в зону сплошного массива колышущихся трав, где в оврагах бродили облака тумана. Здесь на берегу полноводной реки сделали привал, чтобы накормить лошадей. Реку преодолевали тюменами. Ее назвали Сары-Су, Желтая Вода[6].

Воины поражались беспредельностью степей, напоминавших монотонно колыхавшееся море. Подойдя к двум горам, названным Большая и Малая, армия снова сделала привал. Тимур с военачальниками взобрался вверх по крутой горе и оттуда стал обозревать зеленую степь, тянувшуюся до горизонта за фиолетовой тенью горы. Стоял апрель, в траве повсюду виднелись голубые васильки. Шныряли куропатки, над которыми кружили орлы. Сквозь дымку тумана золотились в отдалении пресные озера. И все это время, свидетельствует летопись, участники похода не видели ни одного человека или участка возделанной земли.

Местами на сырой почве виднелись верблюжьи тропы, пепелища от костров, помет от лошадиных табунов. Порой они проезжали над человечьими костями, обнажившимися во время зимних бурь из неглубоких могил.

Теперь перед продвигавшейся армией ежедневно велась охота. Охотники били диких кабанов, волков и антилоп. Мяса не хватало – овца продавалась за сто динаров. Тимур велел прекратить жарить мясо и печь хлеб. Готовилось жаркое из муки и мяса, представлявшее собой густой суп, приправленный разной зеленью.

Для подбадривания воинов, начинавших испытывать муки голода, военачальники ели с ними из общего котла. Запасы продовольствия приходилось пополнять добычей охотников: яйцами птиц, кладки которых удавалось обнаружить, зеленью, использовавшейся в возрастающем количестве в суповой смеси. Ее выдача вскоре ограничилась разом в день. Поход сопровождался постоянным сбором кореньев и ловлей куропаток. Мука почти закончилась.

Лошади благодаря обильным пастбищам находились в относительно неплохом состоянии, однако ими нельзя было жертвовать ради утоления голода. Без лошади трудно обходиться, тем более воевать, а потерять значительное число лошадей означало для армии катастрофу. С ухудшением ситуации воины стали беспокоиться о том, что их ждет впереди. Поворачивать назад было опасно. Ослабленные люди могли не выдержать нового перехода через пустыни. Без сомнения, ордынцы в этом случае перестали бы скрываться и постарались бы превратить отступление армии Тимура в кошмар. В подобной обстановке эмир приказал командующим развернуться флангами в большой охотничий круг.

До сих пор охоту за дичью и другими животными в целях заготовки продовольствия вели высланные вперед всадники. Теперь сто тысяч человек выстроились в тридцатимильную линию. В то время как центр линии оставался неподвижным, ее края двигались галопом, образуя полукруг, внутри которого оказалось значительное количество степной живности. Фланги продолжали двигаться в направлении друг друга, чтобы замкнуться в круг с северной стороны.

Когда круг замкнулся, его постепенно стали стягивать. Мимо полуголодных воинов не мог проскочить ни один заяц. Почувствовав себя в западне, дикие животные затеяли безумную гонку. В сужающемся пространстве круга бешено носились, спасаясь от охотников, вепри, волки, медведи, олени и антилопы.

Некоторые особи животного мира, попавшие в западню, удивили воинов. В летописи упоминается особый вид оленя, размером больше буйвола. Раньше воинам Тимура никогда не приходилось видеть подобных животных – скорее всего, это были лоси. Тимур, первым войдя внутрь круга для охоты, подстрелил из своего лука нескольких оленей и антилоп. Его мастерство стрельбы из лука вызывало всеобщее восхищение. Большинство воинов могли натянуть тетиву длинного лука всего лишь до ключицы, Тимур же мог отвести оперение стрелы до самого уха.

На этот раз охота дала изобилие мяса. Участники похода жарили только крупных и жирных животных. Состоялся пир, запомнившийся многим.

Тимур, однако, никому не позволял предаваться праздности. На следующий день его ординарцы скакали во всех направлениях передать повеление эмира о проведении смотра войск. Часом позже появился среди войск сам Тимур с окружением. Он был в белой шапке из горностая, на которой сверкали рубины. В руке эмир держал жезл из слоновой кости с надетым на нем золотым изображением головы быка.

При появлении Тимура командиры тюменов спешивались и следовали за его стременем пешком, обращая внимание повелителя на подтянутость и боевитость своих воинов, а также на хорошее состояние их оружия. Тимур всматривался в знакомые смуглые лица барласов, селдузов, воинственных джалаиров, темпераментных горцев Бадахшана, с которыми он недавно сражался на Крыше Мира.

Эмир не довольствовался смотром войск. Позже у его штандарта загрохотал большой барабан, представлявший собой шестифутовую бронзовую основу, на которую была натянута дубленая шкура быка. Грохот этого барабана подхватили другие барабаны в лагере. Воины немедленно выстроились в боевые порядки. Вероятно, раньше и позже сибирские степи не видели столь многочисленного войска. Командиры заняли свои места, и от края и до края выстроившихся на несколько миль войск пронеслось мощное эхо голосов:

– Ур-ра-а!!!

Армия, находившаяся в отличном боевом и моральном состоянии, на следующий день возобновила поход.