"Крест и клинок" - читать интересную книгу автора (Северин Тим)

Глава 13

На другое утро и без того неглубокий сон Гектора был прерван громким криком — его звали по имени. Это стражник колотил по запертой двери камеры и вопил, что Гектор и Дан должны быть готовы, их требует к себе комиссар арсенала. Вскочив на ноги, Гектор с удивлением услышал, как Бурдон нахально выкрикнул:

— А что насчет меня?

В ответ стражник распахнул дверь, прошел по камере и ударил вора по губам. Это никак не подействовало, тот продолжал:

— А кто у нас нынче комиссаром? Очередной дружок Бродара?

Стражник хмуро глянул на него и развернулся на каблуках, а вор кричал ему в спину:

— Да кто бы он ни был, скажи ему, что Жак Бурдон — это человек, с которым он может обделать кое-какие делишки!

— Зачем тебе это? — спросил Гектор. — Только зря разозлишь.

Вор бросил на Гектора насмешливый взгляд.

— Вряд ли тебе известно, кто такой Бродар, — сказал он.

Гектор покачал головой.

— Жан Бродар — наш хозяин и господин. Он — интендант и главный администратор Галерного корпуса, назначенный самим министром Кольбером. Кроме того, он один из главных мздоимцев во всем королевстве. Бродар и его дружки не пропускают мимо рук ни единого ливра из тех, что король Людовик тратит на свой драгоценный Галерный корпус. У них на это имеется куча трюков, будь то фальшивые ведомости несуществующих работников или «откаты» от поставщиков, или продажа «излишних» припасов, или поддельные накладные на перевозки. Поверь мне, по сравнению с интендантом и его шайкой жулики и контрабандисты, сидящие на цепи, — невинные овечки. Подожди и увидишь, мое послание дойдет. Подчиненные Бродара не могут устоять хотя бы перед самой крошечной крошкой.

Стражник вернулся через полчаса и снова повел Гектора с Даном в то здание, где были вчера, и дальше, вверх по лестнице на второй этаж, пока они не оказались перед дверью, охраняемой часовым в синей форме с белыми перевязями. Сопровождающий постучал, и их ввели в большую комнату с высокими окнами, из которых открывался вид на город.

— Насколько я понял, вы — из Ливорно, отставшие от остального груза, — начал комиссар, который, стоя у окна, созерцал далекие гребни крыш. Очертаниями своими комиссар Батист был подобен груше, плохо выбрит и украшен несколькими дорогими кольцами, сверкающими на его пухлых пальцах. — Я получил записку, в которой сказано, что вас следует отправить на галеру «Святой Герасим». Это весьма необычно, потому что «Герасим» еще не присоединился к флоту, хотя его прибытие ожидается в скором времени. У вас есть какое-нибудь представление, почему именно вас выделили наособицу?

— Нет, сэр, — ответил Гектор. — Нам никто ничего не говорил.

— Арсеналу необходим каждый здоровый человек, посему я решил отложить окончательное решение вопроса до прибытия «Герасима», оставить вас здесь и поставить на работу. До тех пор, пока от капитана не поступят необходимые разъяснения. — Комиссар черкнул что-то на листке бумаги и, повернувшись к стражнику, сказал: — Их следует передать в распоряжение старшего комита Гасне. Ступай, найди Гасне, где бы он ни был, передай этих людей ему лично и получи от него расписку. И скажи комиту, чтобы употребил их на что-нибудь полезное.

Они вернулись на первый этаж и в сопровождении стражника отправились на поиски комита. Арсенал оказался огромным, расползшимся во все стороны лабиринтом складов — товаров, боеприпасов и оружия, — так что поиски привели сперва в литейную, где ковали якоря, цепи и прочие приспособления из металла, потом в огромный продуваемый насквозь сарай, где паруса были расстелены на полу либо висели на балках — там их кроили и сшивали. Потом миновали канатный двор, на котором плели бесконечные веревки и канаты, а за ним — несколько плотницких мастерских, где мачтовщики и плотники обстругивали и правили мачты, реи и весла. А еще была плавильня, где полуголые рабочие трудились над огромными котлами, в которых булькали кипящий деготь и смола. Наконец добрались до ряда длинных, похожих на амбары, построек. Запах гниющих водорослей и лес корабельных мачт, торчащих по ту сторону стены, сказали Гектору, что этой стороной арсенал выходит прямо на гавань. Стражник ввел их в боковую дверь, и они оказались перед остовом галеры, лежащей в сухом доке. Две дюжины работников, вооруженных киянками, роились вкруг корабля, старательно разбивая его на части.

— Комит Гасне! — заорал стражник, пытаясь перекричать грохот молотков.

Пузатый и лысый человек, одетый в потертую рабочую одежду, стоял в дальнем углу сухого дока, надзирая за работой. Он помешкал немного, осматривая какую-то деталь, и только потом подошел к ним.

— Новые рекруты для вас, комит, — уважительно сообщил стражник. — Комиссар сказал, что их нужно употребить на что-нибудь полезное.

Гасне задумчиво оглядел Гектора и Дана. Гектору он показался человеком крепким и разумным. Спокойный взгляд комита отметил и то, что оба они в наручниках.

— Хорошо, пусть будут, — ответил он и сразу же вернулся к своим делам, оставив узников стоять там, где они стояли.

Минул почти час, когда Гасне снова обратил на них внимание и, крикнув что-то подчиненному — наверное, десятнику, — подошел к ним со словами:

— Знать не знаю и не хочу знать, что вы там натворили и за что попали сюда. Меня интересует только одно — чем вы можете быть полезны здесь. Для начала, с вашего разрешения, скажу: коль скоро будете себя вести хорошо, я буду обращаться с вами по справедливости. В противном же случае вы узнаете, каким жестким человеком я могу быть. А теперь ваша очередь — скажите-ка мне, на что вы, по вашему мнению, годитесь. Говорите!

Гектор ответил, запинаясь:

— Я был писцом на галере… недолго, несколько недель, — сказал он. — А мой товарищ был с мушкетерами.

— Мушкетер, да? — советник посмотрел на Дана. — Он не говорит по-французски, а?

— Нет, сэр.

— Ну, ничего страшного. Мне все равно, по-каковски он говорит, лишь бы руки у него были умные. Он умеет чинить оружие?

— Думаю, что да, сэр.

— А ты? Ты сказал, что ты писец.

— Да, сэр. Я отвечал за припасы.

— И как? Успешно?

— Хозяин был доволен.

— Ну, если ты собираешься быть кладовщиком здесь, тебе придется смотреть в оба. Пропадает все что можно. Видишь эту галеру? — Комит кивнул в сторону дока, где люди безостановочно стучали киянками. — Замечаешь что-нибудь необычное?

Гектор внимательно осмотрел рабочих. Те деловито разбирали галеру на части и складывали дерево в стороне аккуратными стопами. Большинство рабочих были одеты, видимо, в тюремную форму — полосатая куртка, темно-красная с коричневым, выпущенная поверх тяжелых полотняных штанов. Штанины были тоже разных цветов, одна коричневая, другая — светло-желтая. На всех были шапки, вроде шляп, но у некоторых темно-синие, а у других — алые. Гектор решил, что цвета указывают на разный статус заключенных, и хотел было сказать об этом, как вдруг заметил кое-что еще. Брусья, доски обшивки и шпангоуты, которые складывались в отдельные стопы, на срезах были свежими. Рабочие разбирали галеру, которая никогда не бывала в море. Так он и сказал комиту.

— Верно, — подтвердил Гасне. — Именно это они и делают.

Он не стал вдаваться в объяснения, а подозвал к себе помощника и велел тому отвести Дана в оружейную и оставить под началом главного оружейника в качестве подмастерья. Потом, снова обратившись к Гектору, сказал:

— Доложи о себе старшему кладовщику. Он скажет, что нужно делать. Найдешь его на главном складе у верхнего парусного этажа.

В тот вечер по завершении работ Гектор и Дан встретились в общей спальне, куда их привели.

— Я и представить себе не мог, что на свете существует столько мушкетов, — говорил Дан. — Тут хранятся целых десять тысяч — четыре галереи уставлены рядами ружей, и все это, когда требуется, нужно проверять, чистить и чинить. Я буду одним из сорока кузнецов-оружейников.

— А ты справишься? — спросил Гектор.

Мискито уверенно кивнул.

— Я прошел испытание. Главный оружейник дал мне мушкет и знаками показал, что я должен найти неисправность. А я сразу заметил очень плохую трещину в стволе, из-за которой ствол может взорваться, и изобразил, что станет с тем человеком, который выстрелит из этого мушкета. Он потеряет глаз или останется весь в шрамах до конца дней своих. — Дан смачно потянулся, вытянув руки над головой. — Как только я прошел испытание, кто-то из кузнецов снял с меня цепи, оставив только кольцо на ноге. Он сказал, что мне так или иначе придется иметь дело с порохом и что чем меньше на мне будет железок, тем меньше вероятность, что порох взорвется от искры.

— Жаль, что главный кладовщик не сделал того же со мной, — заметил Гектор. — Когда нужно управляться с пером, ручные кандалы очень мешают.

Он хотел было продолжать, когда чей-то голос за его спиной произнес:

— Я же говорил вам, что комиссар ухватится за самую крошечную крошечку.

Гектор повернулся и увидел в дверях Жак Бурдона с довольной ухмылкой на заклейменном лице.

— Это только доказывает старую поговорку, что аппетит приходит во время еды, — добавил карманник, неторопливо входя в комнату.

— Ты хочешь сказать, что тебе удалось подкупить комиссара?

— Много не потребовалось, всего две мелких серебряных монетки.

— А где ты взял деньги?

— Я что, дурак, что ли? Я заранее подготовился, когда услышал, что меня отправят из Парижа на юг в цепях. Я послал свою девчонку в Марсель с деньгами — остались с последней кражи. Я не мог спрятать их на себе, потому что знал — эти свиньи конвойные из заключенных обдерут нас по дороге. И она ждала у ворот арсенала, чтобы обнять меня напоследок, и это был самый сладкий поцелуй, который она мне подарила. Полный рот серебра. — Карманник уселся на скамью. — Кажется, мне также удалось сделать так, чтобы меня определили на эту вашу отсутствующую галеру. Как ее там? «Святой Герасим» вроде, хотя кто был этот Герасим и что он такого сделал, чтоб стать святым, я понятия не имею. Но говорят, что на эту галеру пошлют лучшую часть новых турок-рабов из Ливорно, и это славная новость. Турки — самые лучшие гребцы, это тебе скажет любой в Галерном корпусе, и если твоя участь — стать гребцом на галере, нет лучшего места на скамье, чем рядом с крупным рослым турком. Да, кстати, вспомнил. Ты сказал, что твой друг не турок, — карманник кивнул в сторону Дана, — так почему он носит это кольцо, а цепей не носит?

— Он работает в оружейной, — объяснил Гектор. — Это чтобы избежать несчастных случаев.

Бурдона объяснение, судя по всему, не убедило.

— Ты все-таки скажи ему, если у него бродят мыслишки насчет побега, коль ноги свободны, — пусть и не мечтает. Уж очень он смахивает на иноземца — с этим длинным рылом да темной кожей; в нем сразу признают турка.

Гектор вспомнил, что некоторые из разбиравших галеру тоже были в цепях.

— Именно так узнаешь турка среди других галерников, — продолжал Бурдон. — Турки на берегу ходят без ножных цепей и даже без наручников. — Он откинулся к стене, явно радуясь возможности выказать свою великолепную осведомленность. — Они носят только кольцо на лодыжке. Власти знают, что турки очень редко пытаются сбежать, потому куда они денутся? Где турку найти корабль, который отвез бы его домой? А здесь, во Франции, кто его примет? Так что нет никакого смысла в цепях, разве только на галере в море, из страха, как бы не взбунтовались да не завладели судном. Только они не бунтуют. Забавные они, эти турки, — дай им работу, какую ни на есть, и они успокоятся и станут вкалывать с таким же усердием на христианской галере, как на своей, мусульманской, и зачастую с турком бок о бок на гребной скамье легче поладить, чем со своим братом-христианином.

— Однако какой бы там ни был турок, коль появится возможность, разве он не попытается сбежать? — с сомнением проговорил Гектор.

— Коли такое случится, тут уж добрым людям Марселя будет славная потеха, — отозвался Бурдон. — Всякому, кто доставит беглеца властям, полагается хорошая награда, так что местный народ сбивается в поисковые отряды и рассылает объявления, мол, будьте все начеку, не прозевайте чужака. А как выйдут на след, тут уж гонят, как зайца или оленя.

— А после того как поймают?

— Ведут к старшему охраннику из заключенных и получат награду.

— А турок?

— Во второй раз уже не сбежит. Ему отрезают нос и уши и приковывают к скамье — и на берег ему больше нет дороги.

Гектор проработал на складе всего две недели, когда на деле убедился в справедливости слов Бурдона о том, что начальство арсенала — сплошь мздоимцы и жулики. Он стоял у окованных железом ворот порохового склада, пересчитывая бочонки с оружейным порохом, привезенные со вновь прибывшей галеры, когда заметил некую странность. В Галерном корпусе существовало строгое правило: когда бы судно ни вернулось в порт, с него прежде всего сгружают в лодку весь запас пороха и отсылают в арсенал. Здесь бочки помещают на пороховой склад, за толстые стены, ради безопасности. Причина тому такая: несколько лет тому назад в гавани взорвалась галера с полным боезапасом — либо несчастный случай, либо умысел; и много народу тогда погибло. А этот порох Гектор выдал на галеру всего за два дня до сегодняшнего, и вот заметил, что хотя количество возвращенных бочек и сходится с числом выданных, зато клеймо на некоторых стоит другое. Еще во время своей работы на каменоломне в Алжире он обзавелся привычкой замечать разные клейма на бочонках, и когда теперь для проверки призвал главного кладовщика, подозрения его усилились.

— Порох к нам поступает со всех концов Франции, — успокоил его кладовщик. — Это зависит от тех, с кем заключен контракт. А контракты заключают с мелкими производителями, потому что крупных пороховых заводов у нас нет, и понятное дело, каждый производитель имеет собственное клеймо. Так что просто запиши количество возвращенных бочонков и отдай список мне.

Вечером Гектор рассказал об этом Бурдону, а тот в ответ насмешливо вылупил глаза, как бы в удивлении.

— Ба, а ты чего хотел? Пороховой комиссар Корпуса набивает себе карманы, когда заключает контракты на поставку, а кладовщик, само собой, отрезает свой кусочек, когда товар прибывает на склад. Вот и смотрят сквозь пальцы на то, что капитаны и интенданты галер тоже немножко жульничают.

— Но как же они это делают? — спросил Гектор.

Карманник пожал плечами.

— Понятия не имею. Но будь уверен, ежели есть хоть какой-нибудь способ погреть руки, кто-нибудь до него да додумается. Я же думаю вот что: капитаны галер продают порох лучшего качества марсельским купцам и заменяют его тем, что похуже да подешевле. Но, как ни верти, это не твоя забота. Это же Франция, и тебя в этой стране просто нет. Ты здесь не человек. Даже если доложишь о своих сомнениях кому-то вроде комита Гасне — он-то слывет у нас человеком неподкупным, — а он в свою очередь доложит об этом деле властям, ты-то, все едино, не можешь быть свидетелем. Как только тебя приговаривают к галерам, ты — покойник. На твоем месте я бы постарался выяснить, как тутошние мошенничают, и оставил бы эти знания при себе до поры, пока они мне не пригодятся для собственной выгоды. Но гляди в оба! Здешним заправилам совершенно необходимо, чтобы наш добрый король Людовик был по-прежнему в упоении своим Галерным корпусом и не задавал лишних вопросов. А кто захочет расстроить их прекрасные планы — тот не жди пощады!

На следующий день, ближе к вечеру, когда главный кладовщик вызвал Гектора к себе в контору, стало ясно, на что готовы пойти интендант и его сподвижники ради того, чтобы произвести впечатление на короля.

— Я выбрал тебя для особого дела. Интендант сообщил всем отделениям, что в следующий четверг арсенал должен продемонстрировать свое мастерство и расторопность в присутствии короля — построить, спустить на воду и оснастить всем необходимым новую боевую галеру за тридцать шесть часов.

Гектор от удивления едва не проглотил язык.

— Конечно, это не более чем трюк, — усмехнулся кладовщик. — Но именно таково повеление интенданта Бродара, и тут ничего не попишешь. Интендант похвалился перед королем и министром, что арсенал способен на такие подвиги. Старшему комиту Гасне известно об этом уже не одну неделю. Сегодня объявили официально.

— Осмелюсь спросить, господин, вы считаете, что такое возможно? — осторожно спросил Гектор. — Я думал, что на строительство галеры требуется по меньшей мере год, а то и в два раза больше. А дерево нужно выдерживать, пока оно не вызреет, и на это нужно хотя бы два года.

Главный кладовщик с подозрением посмотрел на молодого человека.

— Кто тебе это сказал?

Слишком поздно сообразил Гектор, что большая часть древесины, которую он видел в арсенале, не была выдержана, хотя в соответствии с официальными записями ее выдерживали несколько лет. Главный кладовщик, понял он, прекрасно знает об этом мошенничестве.

— Не знаю, — неопределенно ответил он. — Кажется, слыхал у себя на родине, что именно так делают наши корабелы.

— Королевский Галерный корпус использует только самое лучшее, самым тщательным образом отобранное дерево, — спокойно сообщил кладовщик и с едва заметной угрозой в голосе продолжил: — Как бы то ни было, но мы пустим на эту новую галеру дерево не со складов. Все уже приготовлено, как ты мог бы сам заметить, если бы шевелил мозгами.

Этот упрек напомнил Гектору о том, что сказал комит Гасне при их первой встрече в сухом доке.

— То есть, вы хотите сказать, что новая галера, которая будет построена в присутствии короля, на самом деле уже построена?

— Глаз у тебя острый, — признал кладовщик. — Ребята из сухого дока Гасне тренировались не одну неделю. Растащат галеру на части, а потом снова собирают. Не весь корабль, конечно, а несколько самых сложных узлов. Однако на этот раз все будет по-настоящему, и я одолжил тебя Гасне — будешь учетчиком. Твое дело — следить за поставкой материалов, чтобы все шло гладко. По плану начнется в присутствии короля на рассвете в следующий четверг, а к полудню пятницы галера должна быть готова к спуску на воду, полностью вооружена и укомплектована экипажем.

Как оказалось, король, известный своими капризами, отменил визит в арсенал в самый последний момент. Но интендант Бродар решил, что демонстрация все равно должна состояться, ибо сообщения об ее результатах дойдут до двора. В назначенный день задолго до рассвета Гектора отконвоировали на работу в сухой док. Док был пуст, если не считать того, что в нем толпились пять сотен плотников да лежал на опорах готовый киль галеры длиной сто шестьдесят футов. При мерцающем свете множества факелов плотников разбили на группы по полсотни человек — во главе каждой стояли старший корабельный плотник и десятник. Тут же расположились два отряда гвоздарей, а позади сотня конопатчиков готовила свои конопатки и котлы с жиром и дегтем. На каждом работнике была шапка, цвет которой сообщал, в какой именно части судна ему предстоит работать. Гектор отвечал за команду носильщиков в сорок человек, которым предстояло перетаскивать свежие брусья из штабелей, сложенных по обе стороны сухого дока. Он должен был следить, тот ли отрезок и в том ли порядке они берут, и направлять их в соответствующий сектор по первому требованию.

— Слушайте меня, люди! — загремел комит Гасне. Он был вооружен громкоговорящим раструбом и стоял на подмостках, откуда мог видеть весь сухой док и руководить всем строительством. — Вам предстоит делать то, что вы уже не один раз делали. Так что просто, ни о чем не задумываясь, исполняйте команды своих десятников и надзирателей.

Он замолчал, а его помощник повторил его слова по-турецки. Оглядевшись, Гектор понял, что по крайней мере каждый четвертый из рабочих — турок. Среди них, как ему показалось, он узнал могучую фигуру Иргуна, оджака со «Славы моря».

— Очень важно не мешать друг другу, — продолжал Гасне. — Сделай свое дело как можно быстрее, отступи назад и дай следующему сделать его работу. И чтобы никаких разговоров и криков. Вы должны работать молча и пользоваться только жестами. Всякий, замеченный на болтовне, получит десять плетей. Говорить могут только надсмотрщики и мастера-плотники, но и они — тихо. Все прочие указания будут даваться свистом, и каждый час будет бить барабан, так что ход времени вам будет известен. А теперь — за работу!

Раздался свист. Носильщики схватили первую дюжину набора и понесли вниз по лестнице в сухой док. Мастера-плотники ставили брус на место и прибивали. Первые наборы были установлены, а носильщики уже подносили следующие по порядку. Гектору пришлось признать, что мастерство и порядок в работе были изумительны. Менее чем за полчаса весь набор был пригнан, как и куда следует, — что обыкновенно требовало пятнадцати дней работы. Затем, не останавливаясь, плотники занялись палубными стяжками, после чего — обшивкой. Тес сгибали зажимами и пригоняли так искусно, что к полудню корпус был уже готов, а плотники, стоя на коленях наверху, торопливо прибивали настил палубы. А внизу, под ними, конопатчики забивали паклей швы. К тому времени стук молотков и визг пил достигли столь оглушительного тутти, что запрет на разговоры утратил всякий смысл — никто не смог бы расслышать собственных слов. Только в сумерках, когда большая часть плотницких работ закончилась, шум начал стихать, плотники ушли, предоставив малярам, резчикам и позолотчикам заниматься украшением корабля при свете факелов. К полуночи конопатчики занялись проверкой своей работы, насосом закачав воду в трюм, отыскивая течи и законопачивая их, прежде чем снова осушенная подводная часть судна будет окончательно покрыта дегтем. Едва успел мастер-конопатчик доложить Гасне, что течи нигде нет, а его рабочие едва успели выбраться из дока, убегая от вод, когда ворота шлюза открылись — док начали затапливать. Священник уже взошел на борт, чтобы освятить корабль, и не успел он закончить, как галеру вытянули на чистую воду и подтащили к причалу.

К тому времени работа Гектора была завершена, и никто не обращал на него внимания, а он стоял и слезящимися от усталости глазами смотрел, как такелажники ставят мачты и реи.

— Почти девять часов, — заметил кто-то в толпе, когда товарищи Дана из оружейной подняли на фордек главное орудие галеры, тридцатишестифунтовую пушку, и два орудия поменьше.

Грузчики арсенала, передавая по цепочке балласт, снаряжение, весла и снасти, грузили все на галеру и размещали на палубе. Вот раздался топот ног, лязг и дребезжание железа. К причалу маршевым шагом приближались пять групп галерников по полсотни людей в каждой. Все в новой многоцветной тюремной одежде, в цепях, заново покрашенных черной краской. Перед галерой они остановились. Надзиратели из заключенных коротко свистнули в дудки, и гребцы, повернувшись, взбежали по трапам, разошлись по своим скамьям и спокойно расселись. Тогда надзиратели приковали их к сиденьям.

Только теперь, впервые за тридцать шесть часов, Гектор увидел, как Гасне расслабился и улыбнулся спокойно и одобрительно. Капитан галеры и офицеры в лучшей форме поднялись на борт, и какой-то паренек развернул штандарт королевского Галерного корпуса, золотую лилию на красном поле. Пропела труба, и галера отошла от причала. Еще одна серия свистков, и гребцы, поставив весла длиной в тридцать восемь футов, поднялись на ноги и стали наизготовку, держа руки на рукоятях. Забил барабан, гребцы затянули монотонную гортанную песню, огромные весла задвигались в том же ритме, погружаясь в грязную воду гавани и уводя галеру от дока.

— Бродар обещал его величеству, что галера будет готова к плаванию до полудня второго дня, — послышался тот же голос, — и сдержал свое слово.

Гектор глядел из-под руки на новорожденную галеру, идущую к выходу из гавани. Было прекрасное солнечное утро, почти безветренное, и еще одна галера, идущая навстречу, в гавани, проходила между сторожевыми фортами. Встретившись, две галеры отсалютовали друг другу, приспустив свои флаги. Гектор увидел флаг прибывшей галеры — красный раздвоенный крест на белом поле.

— Крест святого Стефана, — сказал портовый грузчик. — Это, должно быть, наш новичок, «Герасим».