"Возвращение колдуна" - читать интересную книгу автора (Хольбайн Вольфганг)

Книга пятая

Еще секунду назад берег небольшого озера был совершенно пустым. А теперь на этом месте стояли трое мужчин. И даже если бы кто-то из горожан прогуливался в столь позднее время по Регент-парку, он все равно бы не понял, как они оказались здесь, потому что странная троица возникла буквально из ниоткуда.

Одна лишь бездомная кошка стала свидетелем их появления. Она сразу почувствовала ужасную, неизмеримо враждебную атмосферу, окружавшую этих людей, и ее рыжая шерсть встала дыбом. Изогнув спину, она сверкнула глазами и бросилась наутек, испытывая дикую панику, которая на короткий миг заставила ее почувствовать близость смерти…

В течение нескольких секунд три высокие фигуры неподвижно стояли на пустынном берегу озера. Мужчины чутко вслушивались в шуршание листьев и легкий плеск воды, поверхность которой рябило от ветра.

Затем они исчезли, разойдясь в разные стороны, так же незаметно, как и появились. И только их следы отпечатались на влажном песке узкой полоски берега.

Но до рассвета и от этих следов ничего не осталось.

— Почему мы не можем воспользоваться вратами? Я не вижу никакой причины, которая могла бы помешать сделать мне то же самое, что и Некрон!

Говард неодобрительно хмыкнул и насупил брови, услышав в моих словах укоризну. Он глубоко затянулся неизменной сигарой, взял чашку уже давно остывшего кофе и сделал вид, будто пьет из нее. Его наигранное спокойствие постепенно сводило меня с ума. Мы сидели в библиотеке вот уже больше двух часов и говорили. Вернее, я говорил, а Говард слушал, время от времени хмуря брови или качая головой. Он ограничивался тем, что, беседуя со мной, периодически произносил «хм» и «тсс».

Не то чтобы я ожидал чего-то другого, нет. Если я когда-либо и встречал человека, который достиг наивысшего мастерства в том, чтобы уметь не отвечать на конкретно поставленные вопросы, — так это был Говард.

— И все же почему нет? — продолжал настаивать я.

Говард улыбнулся, вытащил сигару изо рта и выдохнул удушливое облако дыма в мою сторону.

— Потому что из этого ничего не получится, — наконец вымолвил он.

— Не получится?.. — в недоумении повторил я. — А почему ты сразу этого не сказал? Если это на самом деле так, то я, естественно, готов согласиться с тобой. — Я помолчал и нехотя добавил: — Может, ты действительно прав.

— К чему эти циничные рассуждения, Роберт? — Говард укоризненно покачал головой. — Тебе мало того, что ты уже успел пережить?

— Но ты ведь пользовался вратами вместе с Рольфом! — в сердцах воскликнул я.

Говард, не скрывая раздражения, поджал губы.

— Как ты не можешь понять! Это совсем другое. Рольф оказался в смертельной опасности, и я должен был помочь ему, хотя и не представлял, насколько это опасно. Если бы я знал, что нас ожидает, то дважды подумал бы, прежде чем принять решение. Проклятие, Роберт, ты же сам видел, что эта штука может натворить!

Я ответил не сразу и некоторое время смотрел мимо него на огромные часы, которые возвышались в углу, напоминая собой реликт из давно минувшего прошлого.

Точнее говоря, так оно и было: реликт из того времени, когда жизнь на нашей планете еще не возникла. Жизнь — в привычном для людей понимании этого слова…

Я попытался отделаться от навязчивой мысли, но она продолжала преследовать меня. Как и всегда, когда я думал о мире ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ, на душе оставался какой-то горький осадок и ощущение тупого оцепенения, которое проходило очень медленно.

С того времени как Некрон, старый колдун, покинул нас, воспользовавшись магическими вратами, прошло почти полторы недели, но меня и сейчас пробирала дрожь при взгляде на обманчиво безобидные часы в углу библиотеки, которые на самом деле оказались чудовищными.

Эти часы были настоящим монстром. За потрескавшимся деревянным корпусом скрывался отнюдь не сложный часовой механизм — как можно было бы предположить по их внешнему виду, — а врата, которые вели прямо в ад…

В принципе в глубине души я был полностью согласен с Говардом. Однажды я уже рискнул и едва избежал гибели, которая поджидала меня за закрытыми дверями часов. И очевидно, не стоило рассчитывать на то, что во второй раз мне опять так повезет. Однако мысль о том, что время идет, а мы ничего не предпринимаем, была просто невыносимой.

— Некрон тоже воспользовался вратами, — упрямо продолжил я. — И я не вижу, почему…

— Когда два человека делают одно и то же, Роберт, — сказал Говард поучительным тоном, — они далеко не всегда получают один и тот же результат.

Я взглянул на него. Конечно, Говард хотел как лучше, и я прекрасно понимал, что он прав, но мое подавленное настроение делало его хорошей мишенью, чтобы выместить накопившуюся во мне злость.

— Почему же ты не был таким предупредительным с Некроном? — взорвался я. — Сказал бы ему, что несправедливость порождает одно лишь зло. Возможно, старик извинился бы и ушел.

— Навряд ли, — сухо ответил Говард. — Некрон обязательно попытался бы доказать обратное. — Он наклонился к пепельнице и затушил сигару. — Некрон — опытный колдун. Человек, который использует врата вот уже несколько сотен лет, Роберт, хорошо осведомлен об опасностях, которые могут подстерегать его в пути, и знает, как нужно вести себя в таких случаях. А у тебя, к сожалению, подобного опыта нет.

— А ты? Несмотря на это, ты…

Я вновь замолчал и плотно сжал губы, когда увидел, как Говард вздрогнул, словно от удара. Я тут же пожалел о невольно вырвавшихся у меня словах. Он ничего не ответил и перевел свой взгляд на пейзаж за окном, но, похоже, ничего не видел перед собой. Говард постоянно упрекал себя в том, что произошло несколько дней назад. Он попытался заманить Некрона в ловушку, которая захлопнулась, как он и задумывал. Но старик все же умудрился уйти, захватив Присциллу и НЕКРОНОМИКОН. И теперь виноватым во всем этом Говард считал именно себя. Мои постоянные заверения о том, что он тут ни при чем, ничего в положении дел не меняли.

Но если быть до конца честным, то в мою голову давно закралась предательская мысль о том, что Говард все же виноват в похищении Присциллы, хотя и косвенно. Я каждый раз отбрасывал ее и пытался заставить замолчать тихий внутренний голос, который постоянно нашептывал, что если бы не Говард, то При была бы со мной, но мне это не удавалось.

Неожиданно Говард встал, с чрезмерным усердием расправил плечи и пошел к двери.

— Куда ты собрался? — резко спросил я. — Мы еще не закончили разговор.

Говард улыбнулся.

— Я сейчас вернусь. У меня уже нет сигар. Я только схожу вниз и достану из чемодана новую коробку. Воздух здесь еще не слишком задымлен, не правда ли?

Я неодобрительно скривился, но Говард ответил мне еще более широкой улыбкой и быстрым шагом покинул комнату. Провожая его взглядом, я вдруг подумал, что он вышел не только за сигарами. Наверняка Говарду хотелось несколько минут побыть в одиночестве, чтобы спокойно обдумать, как отговорить меня от активных действий. Если бы я мог делать то, что считал нужным, то был бы уже на борту быстроходного парусника, который доставил бы нас назад, в Америку.

Но к сожалению, от меня сейчас ничего не зависело, да и Говард ни в чем не был виноват, хотя такое развитие событий явно входило в его планы. В течение последней недели у него развились почти сверхъестественные способности избегать меня, обнадеживать или приводить в оправдание какие-нибудь ужасно важные дела, только чтобы уклониться от серьезного, на мой взгляд, разговора.

Поначалу ему это весьма легко удавалось, поскольку дом превратился в настоящий улей: сюда непрерывно приходили незнакомые люди, чтобы выяснить какие-то подробности, а потом уходили. Нами занимались, наверное, сразу полсотни работников Скотленд-Ярда, и поэтому первые пять дней я почти не спал, не говоря уже о том, чтобы улучить свободную минутку и побеседовать с Говардом.

Теперь все это было уже позади. Говард вызвал настоящего доктора Грея телеграммой-молнией, и им вдвоем удалось вытащить мою голову из петли и окружить меня заботой.

Не то чтобы дело было окончательно закрыто, нет. Мы просто получили небольшую передышку, предварительно предупрежденные о выполнении обычных в такой ситуации обязательств: не уезжать из города, быть в распоряжении полиции в любое время суток и тому подобное. Нам заявили, что расследование будет продолжаться до тех пор, пока не найдут виновника происшедшего или акты не закроют, чтобы передать их в архив. Первого варианта, разумеется, мы не получим никогда, а вот второго можем ждать годами, если не очень повезет.

Я вновь посмотрел на огромные часы, возвышавшиеся в противоположном углу комнаты. Похожие на серый деревянный обелиск, они производили мрачное впечатление, и мне казалось, что от них исходит постоянная угроза, как будто часы только и ждали, чтобы снова нанести удар.

Я встал, осторожно приблизился к часам и протянул руку к потрескавшейся поверхности боковой стенки. Сердце забилось немного сильнее, хотя я знал, что в настоящий момент этот… предмет совершенно безопасен.

Несмотря на это, я неожиданно почувствовал легкий неприятный зуд, когда мои пальцы прикоснулись к дереву. В моем воображении тотчас возникла картина, как я открываю дверцу, а за ней неожиданно вижу не сложный часовой механизм четырех разных циферблатов, а пористые черные волны застывшего океана — больную, злую страну, освещенную бледной луной-черепом…

Я резко отдернул руку и так сильно зажмурился, что перед глазами заплясали разноцветные огоньки. Однако все равно мне потребовалось несколько бесконечных секунд, чтобы видение исчезло полностью, а сердце перестало колотиться в бешеном ритме. Отвернувшись от часов, я заставил себя несколько раз глубоко и медленно вдохнуть и попытался прогнать из головы все мысли о ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТАХ, Некроне и воинах крепости дракона.

Когда я уже хотел вернуться на свое место за письменным столом, мой взгляд упал на какой-то маленький предмет, лежавший под стулом, где недавно сидел Говард. Подгоняемый необъяснимо острым любопытством, я наклонился и поднял его — это был потрепанный американский паспорт. Паспорт Говарда. По всей видимости, он выпал у него из кармана, когда Говард снял пиджак и повесил его на спинку стула. Я покачал головой и протянул руку к внутреннему карману пиджака, чтобы положить паспорт. Однако документ тут же выпал, потому что карман, судя по всему, был порван. Мягко проскользнув через порванную подкладку до самого низа, паспорт вновь оказался на полу.

По крайней мере, так выглядело со стороны. Единственное, что не совсем соответствовало происходящему, — это паспорт, который я еще не успел опустить в карман и продолжал держать его между большим и указательным пальцами.

Я застыл в замешательстве и несколько секунд растерянно смотрел на потрепанный паспорт в моей руке и на паспорт, лежавший на полу. Затем я нагнулся, поднял второй документ и повертел оба паспорта в руках. И хотя подсознательно я сразу же отреагировал на беззвучный тревожный сигнал, мне понадобилось какое-то время, чтобы понять: с этими паспортами что-то не так, несмотря на их совершенно обычный вид.

И только спустя пару минут я догадался, что именно беспокоило меня.

Они были одинаковы!

Они не просто были похожи, как это бывает с паспортами одного и того же государства, — они были одинаковы! Абсолютно идентичны.

Озадаченный, я секунд пятнадцать смотрел на оба золотисто-синих документа в моих руках, затем пошел к столу, сел и положил их рядом друг с другом. У этих паспортов все было одинаковое: расплывшаяся чернильная клякса на переплете, напоминающая пятипалую ветку, потрепанные места в золотом тиснении, загнутый правый верхний угол страницы — все. Они были словно два отпечатка из одной и той же пресс-формы.

Меня вновь охватили сомнения. Я вдруг почувствовал угрызения совести, как только понял, что бесцеремонно вмешиваюсь в личные дела Говарда, которые меня не касались. Но мое любопытство оказалось сильнее. Помедлив, я раскрыл оба паспорта синхронным движением, словно подчеркивая их сходство. То, что я увидел на первой странице, привело меня в еще большее замешательство.

Странное сходство паспортов продолжалось и внутри. У американского белоголового орла, красовавшегося на специальной бумаге, испещренной линиями и символами, было грязное пятно на правом крыле в обоих паспортах! Все было одинаковым: и едва заметная, наполовину стертая полоска, сделанная карандашом, и линия надлома страницы. В полном смущении я листал дальше, просматривая различные штемпеля и даты, и каждый раз констатировал, что паспорта действительно ничем не отличаются: ни указанными в них датами, ни насыщенностью красок, ни расположением особых примет.

Затем я открыл страницу с личными данными Говарда. Невольно мои руки застыли, словно в последний раз хотели напомнить мне, что я делал нечто непозволительное, выходящее за рамки приличия. Я давно интересовался происхождением Говарда, которое было окружено тайной, но он еще не ответил ни на один вопрос, связанный с его прошлым. Понимая, что у меня нет никакого права смотреть его документы, не получив разрешения, осознавая предосудительность своих действий, я все-таки не удержался и сделал это. В результате мне все-таки удалось найти отличие в этих двух паспортах-близнецах.

Это была лишь мелочь — две маленькие безобидные цифры в самом начале, где была указана дата рождения Говарда. Но именно они потрясли меня до глубины души.

В одном паспорте, который лежал слева, датой рождения Говарда было 20 августа 1840 года; такие же число и месяц стояли и во втором паспорте, только вот год был другой — 1890.

Мои руки задрожали. На меня словно пахнуло холодом. Одновременно мне стало жарко, и мой лоб покрылся каплями пота. Я почувствовал, как у меня свело желудок и внутри него образовался твердый ледяной ком. Усилием воли я поднял голову и уставился на маленький календарь, стоявший на письменном столе. Он показывал сегодняшнюю дату — 11 июня 1885 года!

Мужчине было где-то лет тридцать пять, и первое, что бросилось портье в глаза, — это его необычно темный цвет лица. Он не был негром, но его кожа так сильно загорела от долгого пребывания на солнце, что разница между ним и представителями этой расы едва улавливалась. К тому же мужчина был очень высокий, почти два метра, но в отличие от людей с подобной комплекцией двигался мягко, даже гибко, без каких бы то ни было признаков тяжеловесности.

Портье уже привык к тому, что все гости, приезжавшие сюда впервые, задерживались на входе. Однако незнакомец не стал медлить. Внимательно осмотрев холл своими темно-синими, немного раскосыми глазами, мужчина быстро прошел прямо к регистрационной стойке.

Портье встал, поспешно стряхнул с брюк крошки сырного сэндвича, который он потихоньку ел последние полчаса, и посмотрел на прибывшего гостя, одарив его профессионально поставленной улыбкой. При этом он не удержался от укоризненного взгляда, брошенного на массивные медные часы, висевшие на стене позади него. Было уже почти три часа ночи — довольно необычное время для того, чтобы снимать комнату.

— Сэр, чем я могу помочь вам? — вежливо спросил он.

Несколько секунд незнакомец молча смотрел на него, и портье, почувствовав в его взгляде скрытую угрозу, невольно вздрогнул. От мужчины, казалось, исходил почти физически ощущаемый холод, а его глаза насквозь пронизывали собеседника. У портье появилось ощущение, будто на него повеяло ледяным ветром.

— Мне нужна комната, — только и произнес поздний гость.

Его голос звучал довольно необычно: грубо, глубоко и как-то гортанно, словно его родной язык не имел ничего общего с английским.

— На какой срок, сэр? — уточнил портье.

Незнакомец пожал плечами.

— На два-три дня, — ответил он, немного подумав. — Но возможно, я задержусь. Пока не знаю.

Портье задумчиво наморщил лоб, что-то пробормотал и, перегнувшись через низкую стойку, внимательно посмотрел по сторонам.

— У вас… нет багажа, сэр? — спросил он. Его голос прозвучал сухо, с подчеркнутой официальностью.

— Нет, — подтвердил незнакомец.

— В таком случае, сэр, — сказал портье после еще одной, теперь более длительной паузы, — я, к сожалению, вынужден потребовать предоплату. Таковы правила нашей гостиницы.

Как ни удивительно, но странный гость не выказал ни возмущения, ни даже раздражения по этому поводу. Он молча сунул руку в карман, вытащил сложенную пятифунтовую банкноту и положил ее на стойку.

— Этого достаточно? — спокойно спросил он.

В последний момент портье преодолел искушение протянуть руку и схватить банкноту.

— Этого… более чем достаточно, — запинаясь, произнес он. — Но боюсь, я не смогу дать вам сейчас сдачу: касса закрыта. И если вы готовы подождать до завтрашнего утра, сэр…

— Можете не беспокоиться. Оставьте сдачу себе, — ответил мужчина, и его слова окончательно убедили портье в том, что тот либо сумасшедший, либо в бегах от полиции.

Новоиспеченный постоялец улыбнулся, молча взял ключ и повернулся к лестнице, но портье вновь обратился к нему.

— Сэр, вы должны… зарегистрироваться, — вежливо напомнил он. — Необходимо оформить бланк прописки…

Он оборвал себя на полуслове, когда увидел, с каким недоумением уставился на него незнакомец. Тяжелый взгляд синих глаз со стальным оттенком, казалось, сверлил его, и портье невольно съежился. Что-то в мужчине явно изменилось, но это невозможно было описать словами.

— Мне ни к чему прописка, — сказал незнакомец. Неожиданно его голос зазвучал совсем иначе, чем до этого.

Портье собрался было возразить, но не смог. Вместо этого он кивнул, закрыл свой журнал и отложил авторучку в сторону.

— Да, это не нужно, — подтвердил он.

— Хотелось бы, чтобы никто не узнал о моем пребывании здесь, — непререкаемым тоном заявил темнокожий незнакомец.

— Само собой разумеется, сэр. — Портье кивнул. — Никто ничего не узнает. — При этом он с ужасом подумал: «Господи, что происходит? Это же не мои слова!»

— Знаете, будет еще лучше, если и вы забудете о том, что когда-либо видели меня, мой друг, — продолжил мужчина.

— Да, это было бы… неплохо, — с готовностью подтвердил портье.

— А когда завтра утром придет ваша смена, — с уверенностью произнес постоялец, — вы просто скажете, что в комнате… — Он бросил взгляд на бирку на ключе. — В комнате номер сто поселились молодожены, которые не хотят, чтобы их понапрасну тревожили. И будьте любезны, внесите соответствующую запись в свою книгу.

Портье кивнул, вновь взял ручку и опустил взгляд. Почти с ужасом он увидел, как рука — вопреки собственной воле! — начала писать, указывая имена и даты несуществующих людей. Затем он небрежно черкнул якобы неразборчивые подписи, уверенный в том, что никто ничего не заподозрит. Такие случаи, когда молодая пара снимала у них комнату под фальшивыми именами, оплачивала счет вперед и не показывалась из своего номера целыми сутками, бывали довольно часто, и это никого не удивляло.

— Очень хорошо, — сказал незнакомец, когда портье закончил со своей писаниной. — Надеюсь, вы не забыли о моей просьбе по поводу нашей с вами встречи?

— Я… так и сделаю, — запинаясь, ответил тот.

Он еще раз попытался воспротивиться чужому влиянию, которое принуждало его делать и думать то, чего он даже не собирался. Но когда незнакомец отвернулся и пошел к лестнице, портье действительно забыл о нем, как будто никогда и не встречал этого человека.

Отсутствие Говарда затянулось. Мне показалось, что он задержался на более длительное время, чем это было нужно для того, чтобы просто спуститься вниз за новой коробкой сигар. Когда он вновь вошел в библиотеку, привычно дымя неизменной сигарой, в его правой руке было письмо с большой печатью, похожей на ведомственную.

— Вот, только что пришло, — сказал он, протягивая мне конверт. — Заказное. Наверное, что-то важное.

Я взял письмо и, даже не взглянув на адрес отправителя, положил нераспечатанный конверт перед собой. Продолжая пристально смотреть на Говарда, я никак не мог избавиться от странного оцепенения, которое охватило меня, и чувствовал себя… подавленным. И еще, к своему ужасу, я осознал нечто такое, что потрясло меня до глубины души: почти родственная связь и дружеские чувства, которые я испытывал по отношению к Говарду, были разрушены.

Говард выдержал мой взгляд и несколько секунд молчал. Затем он вынул сигару изо рта и, наморщив лоб, с тревогой в голосе спросил:

— Что случилось, Роберт? Может, у меня на лбу появился третий глаз?

— Нет, — выдавил я, едва сдерживаясь, чтобы не накинуться на него с вопросами. Как только он заговорил, мне стало еще труднее сохранять хотя бы внешнее самообладание. — Я лишь восхищаюсь тобой — вот и все.

Говард еще больше нахмурился и сел к столу.

— Что случилось? — спросил он. — Что случилось, пока я… — Он запнулся, резко повернул голову к часам в углу и внимательно посмотрел на них.

— Часы тут ни при чем, — быстро сказал я. — Они не имеют к этому ни малейшего отношения, Говард. Я лишь испытываю восторг, глядя на тебя, правда. Я всегда относил себя к детям, которым пришлось рано повзрослеть, но ты смог удивить меня.

— Ты сошел с ума? — недоумевая, пробормотал Говард.

Его самоуверенность была явно поколеблена, и он чувствовал, что я веду речь о чем-то определенном, но пока не догадывался, что конкретно я хочу сказать.

— Совсем нет, — ответил я и скользнул рукой по краю стола к ящику, в который положил оба паспорта. — Подкладка твоего пиджака порвалась, — сказал я, делая ударение на последнем слове и одновременно доставая из ящика один из паспортов. Небрежно бросив его на стол перед Говардом, я добавил: — И вот это выпало.

Глаза Говарда расширились. Сквозь голубое облако дыма, которое висело между нами, словно барьер, я увидел, как он побледнел и его рука дрогнула, словно собираясь схватить паспорт. Но в последний момент Говард овладел собой и взял документ с подчеркнутым спокойствием. Однако я заметил, с какой нервозностью он провел пальцем по кляксе на переплете паспорта. Говард улыбнулся, вновь затянулся своей сигарой и открыл паспорт. Его движения были деланно равнодушными, как будто ему нечем было заняться, а пронизывающий взгляд впился в меня, словно он пытался понять, что мне теперь известно. В свою очередь я молчал, делая вид, будто смотрю на какую-то точку на стене позади него.

— Нужно быть поаккуратнее с документами, — стараясь говорить спокойно, произнес я. — У тебя могут быть неприятности, если ты их потеряешь.

— Да… это так, — ответил Говард.

Его пальцы теребили страничку с личными данными, и я увидел, с каким трудом он подавил вздох облегчения, когда его взгляд упал на дату рождения. Он быстро закрыл паспорт и сунул его в карман брюк.

— Пойду к себе, надо положить его в чемодан, — сказал он. — Лучше прямо сейчас, пока я вновь не забыл.

Говард хотел было уже встать, но я остановил его быстрым жестом.

— Подожди, — сказал я. — Ты… потерял еще кое-что. Вот, возьми.

С этими словами я достал из ящика второй паспорт и положил его на стол между нами.

Говард побледнел еще сильнее. Его губы задрожали, и сигара чуть не выпала изо рта. Не веря своим глазам, он уставился на паспорт, который держал в руке, а затем перевел взгляд на второй, лежавший на столе.

— Ты… ты… — пробормотал он и пристально посмотрел на меня.

— Я ничего такого не сделал, — перебил я его. — Твой пиджак действительно порван. Вот этот… — сказал я, кивнув в сторону второго паспорта, — выпал, когда я хотел положить в карман первый.

Говард несколько раз нервно сглотнул. Его кадык нервно задвигался вверх-вниз. Затем он резко схватил паспорт и прижал его к груди, как какое-то сокровище.

— Я заглянул в него, — тихо сказал я.

— И что? — в голосе Говарда прозвучал вызов. — У меня есть фальшивый паспорт. Тебя это удивляет? Теперь ты хочешь выдать меня полиции? — Смех, последовавший за этими словами, прозвучал неестественно и казался вымученным. — У меня в чемодане есть еще три или четыре таких. Иногда возникают ситуации, когда путешествовать под другим именем намного проще.

— Даже когда ты там указан как человек, который еще не родился? — спокойно спросил я.

На этот раз прошло больше времени, прежде чем он ответил. Несколько секунд Говард лишь смотрел на меня, но в его взгляде не было гнева, как я ожидал. Скорее в нем была грусть. Может, даже смущение. И разочарование.

Наконец он открыл паспорт и, вытащив из кармана брюк другой, положил его на стол рядом с первым.

— Я мог бы сказать сейчас, что… все дело в ошибке, — спокойно произнес он, — которую допустил человек, подделавший паспорт.

— Да, можешь, — подтвердил я.

Глаза Говарда заблестели.

— Но ты мне не поверишь.

— Нет, — не задумываясь, ответил я. — Разумеется, не поверю, Говард. Какой из этих паспортов настоящий?

Я наклонился и прикоснулся ко второму паспорту, в котором была указана немыслимая для Говарда дата рождения. Говард невольно вздрогнул, как будто испугался, но тут же сумел взять себя в руки.

— Этот и есть настоящий, — криво улыбнувшись, заявил я. — Но с ним ты навряд ли сможешь пойти в какое-нибудь учреждение, верно? Ведь человек, который родится только через пять лет…

— А если и так, — перебил меня Говард.

— Кто ты? — спросил я, едва сдерживаясь.

Мне стоило больших усилий, чтобы не сорваться и спокойно разговаривать с ним, но я слышал, насколько неестественно звучит мой голос.

— Кто ты, Говард? — повторил я.

На какое-то мгновение его взгляд задержался на мне, затем он опустил голову, откинулся на спинку стула и, устало вздохнув, провел по подбородку.

— Мне нужно это знать, — запальчиво сказал я, когда понял, что Говард, похоже, не собирается отвечать, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. — Я, наверное, дурак, Говард. И ты обращался со мной так, как я того заслужил. Какой же я глупец!

— Вздор, — пробормотал Говард.

— Нет, это далеко не вздор. Доказательства были достаточно ясными. Ты помнишь нашу встречу с Лиссой?

Говард ничего не ответил, да я и не нуждался в этом. Никто не забыл этой встречи, а также тех слов, с которыми Говард обратился к колдунье, завладевшей телом Присциллы.

— «Ты совсем не изменилась с Салема», — процитировал я по памяти. — Салема, Говард. Жаль, что я не обратил на это особого внимания. Но теперь я понимаю, что ты имел в виду именно то, что сказал. Ты встречал эту женщину в Салеме — в городе, который был разрушен двести лет назад! — Неожиданно мой голос зазвенел, и я даже не заметил, что перешел на крик. Не в силах унять охватившее меня волнение, я с сарказмом спросил: — И ты всего лишь друг моего отца, не так ли? Больше ничего. Всего лишь…

— Я абсолютно обычный человек, — прервал меня Говард.

Он говорил очень спокойным тоном, лишенным каких-либо чувств, а его взгляд, как мне показалось, стал просто ледяным. Затем Говард резко встал, взял пиджак со спинки стула и засунул оба паспорта во внутренний карман. Но они, проскользнув через подкладку, снова упали на пол. Говард в гневе сжал губы, наклонился за ними и, выпрямляясь, стукнулся головой о край стола.

— Все, хватит, — сдавленно произнес он. — Когда ты пришел ко мне, Роберт, я сразу принял тебя, хотя мы раньше никогда не встречались. Я сделал это потому, что твой отец был моим другом, и даже надеялся, что однажды мы с тобой станем друзьями. — Он горько засмеялся. — Какое-то время я думал, что в твоем лице нашел своего друга Родерика. Но я, к сожалению, ошибся.

— Пожалуйста, Говард, — нетерпеливо сказал я. — Ты же прекрасно знаешь…

Но Говард в ярости взмахнул рукой и остановил меня.

— Я ничего не знаю, — произнес он, надевая пиджак. — Просто полностью разочарован в тебе, Роберт. Я думал, что выпавшие на нашу долю переживания не только сблизили нас, но и убедили тебя в моей искренности по отношению к тебе. Но все, что я вижу, — это недоверие и подозрительность.

У меня во рту появился неприятный привкус горечи. Я знал, что его слова в большей мере продиктованы гневом, и меня нисколько не удивило, что он перешел в наступление, подобно зверю, загнанному в угол и вынужденному искать пути для побега. На мой взгляд, это было совершенно нормально.

Однако в словах Говарда я услышал нечто большее: я вдруг обнаружил в них правду, которая до сих пор была скрыта от меня самого, и от этого мне было больно. Очень больно.

— Мне… очень жаль, Говард, — с горечью в голосе сказал я.

Говард улыбнулся, тонко и очень грустно. Он избегал моего взгляда.

— Мне тоже, Роберт, — тихо произнес он. — Мне тоже.

Этот дом находился в одном из районов на окраине Лондона. Несколько десятилетий назад город начал расширяться, но затем по каким-то причинам, о которых до сих пор никто ничего толком не знает, строительство прекратилось. Две-три улицы, которые составляли обедневший район, вели в никуда, так и оставшись всего лишь частью планировки, которая не была доведена до конца.

На некоторых участках уже успели вырыть погреба и заложить фундамент, но дома так и не построили. И теперь там, где должны были вырасти роскошные виллы и пятиэтажные доходные дома, зияли равномерно расположенные котлованы. Эти ямы, казавшиеся причудливыми прямоугольными кратерами, частично наполнились дождевой и грунтовыми водами, так что из них получились небольшие маслянистые озера, заросшие по краям сорняками и кустарниками.

Этот дом тоже был брошен. И хотя его успели достроить и недолгое время в нем даже жила какая-то семья, теперь он пустовал, поскольку хозяева быстро выехали. Как и большинство зданий в этом районе, он был оставлен на разрушение и медленное, но неотвратимое старение.

Несмотря на это, дом продолжал жить своей жизнью. Природа, отвоевавшая себе эти строительные участки и ямы, закрепила свою территорию мхом, лишайниками и тонкими вьющимися растениями. Стены домов покрылись плесенью. Повсюду виднелись кусты, пустившие свои цепкие корни в стыки и щели, в которые также попадали лед и вода. В результате всего этого началось медленное разрушение строений. Но прежде чем потрескавшееся здание рухнет окончательно, этот процесс наверняка продлится не одно десятилетие.

Уже сейчас на забитой гвоздями двери красовалась надпись: «Опасность обвала!», которая предупреждала каждого, кто хотел войти в дом. Краска отслоилась и частично смылась ветром и дождями со снегом. Но в дом никто и не хотел заходить, так как один его вид вызывал тревогу. Что-то в нем было такое, что трудно описать словами, но можно ясно почувствовать, как мрачный взгляд и тяжелое дыхание. Люди, которые вынуждены были идти мимо заброшенного дома, старались делать это как можно реже или вообще обходить его стороной.

Пустые проемы окон, словно выколотые глаза, смотрели на улицу, нагоняя на прохожих страх. А провалившаяся крыша с голыми, полуразрушенными балками напоминала скелет мощного древнего чудовища, который, прожив миллион лет, собрался здесь умереть.

А еще под этой провалившейся крышей, в мрачном углу, пропитанном сыростью и плесенью, гнездилась моль. В этих насекомых не было ничего особенного. Даже в сравнении с другими представителями их рода они ничем не выделялись: маленькие, в длину не больше сантиметра, эти мотыльки казались невзрачными и чересчур бледными; их крылышки, покрытые липкой серой пыльцой, выглядели немного помятыми.

И только способ жизни у них был несколько странный: в отличие от обычной моли, эти мотыльки гнездились в большом коконе, который висел на поломанной балке, напоминая клубок из крошечных волокон, выделений, плесени и разжеванных кусочков растений. Внутри этого клубка был замысловатый лабиринт из тысяч тончайших ходов и полостей, узких каналов, в которых ползали слепые серые личинки моли и жрали все вокруг до тех пор, пока не становились достаточно большими, чтобы окуклиться и вылезти на свет божий незаметными уродливыми бабочками.

Они были безобидными созданиями, такими себе пасынками природы, отвратительными на вид маленькими чудовищами, которые никому не могли причинить вреда, и уничтожались сразу же, как только попадались людям на глаза. Каприз природы, неспособный долго прожить в беспощадной эволюционной борьбе.

Но только до определенного момента.

Мужчина, приехавший в наемном экипаже, отпустил его, не доезжая до того места, чтобы пройти последнюю пару сотен шагов пешком. Когда пассажир расплатился с кучером десятифунтовой банкнотой и развернулся, не ожидая сдачи, тот бросил ему вслед недоуменный взгляд и сразу же уехал. Признаться, извозчик очень обрадовался возможности покинуть общество этого странного, молчаливого мужчины, от которого исходила неясная угроза, таившая в себе нечто зловещее и опасное.

Никто не обратил внимания на незнакомца, который незаметно передвигался среди руин, словно искал что-то такое, о чем он сам знал недостаточно, но сразу бы догадался, как только нашел это.

Наконец незнакомец зашел в пустовавший дом и, тщательно осмотрев все комнаты, добрался до угла под провалившейся крышей. Когда он обнаружил сосредоточившуюся в клубке моль, его поиски прекратились. После этого мужчина замер и несколько часов простоял как статуя, так что со стороны казалось, будто он сам превратился в часть пыльного, разрушенного временем строения.

Однако все это время он не бездействовал.

Что-то происходило с этими маленькими серыми насекомыми. Они, естественно, ничего не чувствовали, поскольку обладали примитивной нервной системой, не позволяющей осознавать этих перемен. Но когда процесс преобразования завершился, невзрачные мотыльки больше не были крохотными безобидными вредителями.

Они стали убийцами.

Незнакомец ушел еще до того, как солнце скрылось за горизонтом, но моль не обратила на него никакого внимания, поскольку он относился к миру, который для примитивных маленьких насекомых навсегда остался странным, чужим и непонятным. Когда необычный гость придет сюда снова — в этот вечер и на следующий день, — они его не заметят, потому что для мотыльков ничего не изменилось. Мир остался таким же, как и всегда: большим, непонятным и полным опасности и добычи.

И вот они стали совсем другими…

На следующий день, как только вечерний полумрак окутал забытый всеми городской район, целое облако крохотных отвратительных мотыльков вылетело из дома в поисках добычи. Внезапно от основного роя отделилась небольшая часть насекомых, которая направилась в сторону западной части города.

С ними летела смерть.

Вместе с опустившимися на дом сумерками наступила глубокая тишина. Темнота всегда действовала на меня угнетающе, а в сочетании с тишиной, которая делала комнату похожей на каменный мавзолей, она и вовсе вызывала самые неприятные ощущения.

Я упрекал себя за свое поведение во время беседы с Говардом. Покинув библиотеку, он пошел в свою комнату, и с тех пор я его не видел. Он не спустился даже к ужину. Чарльз, мой новый мажордом, а также кучер и помощник в кухне в одном лице (я еще не успел нанять всю прислугу), несколько раз стучался к нему в дверь, но Говард так и не откликнулся.

Теперь наступила моя очередь, и я, простояв под дверью небольшой комнаты для гостей, которую занимали Говард и Рольф, уже довольно долго — пять, а может, и десять минут, — никак не мог решиться постучать.

После того как Говард ушел, до меня наконец дошло, насколько сильно обидели его мои слова. И если Говард не мой друг, то тогда слово «дружба» вообще ничего не значит. Ради моего спасения он рисковал жизнью не один раз. Если бы Говарду не было до меня дела, он вел бы себя как незнакомец, с которым нас ничего не связывало, кроме того обстоятельства, что я случайно оказался незаконнорожденным сыном его погибшего друга. Наверняка он до сих пор сидел бы в своем маленьком пансионе на севере Лондона и был законопослушным гражданином.

Однако он этого не сделал, а принял меня с распростертыми объятиями, как сына. Он поменял свою спокойную, размеренную жизнь замкнутого одинокого человека на жизнь, полную риска, неожиданных перемен и опасности. Возможно, раньше над ним потешались, но зато никто не желал ему ничего плохого и не подвергал серьезным испытаниям.

И за это я отблагодарил старину Говарда недоверием и подозрительностью! Какой же я идиот!

Наконец решившись, я протянул руку к двери и постучал. Естественно, как я и предполагал, никакого ответа не последовало. Я постучал еще раз, немного подождал и положил руку на дверную ручку.

Она повернулась и неожиданно отломалась.

Ошеломленный, я уставился на оцинкованный кусок металла, зажатый в моей руке. Вся его поверхность была в пятнах и трещинах, а из отломавшегося стержня тонкой струйкой сыпалась коричневая ржавчина, напоминавшая сухую кровь. Дверная ручка выглядела так, как будто она целое столетие пролежала в сырой земле. Я испугался от одной этой мысли, и в тот же миг дверь резко распахнулась и из нее выглянул Говард.

В полутьме коридора я не мог разглядеть его лицо, но голос показался мне холодным и подчеркнуто сдержанным.

— Почему бы тебе не зайти, вместо того чтобы портить дверь? — спросил он.

Нервно покусывая губы, я улыбнулся и прошел мимо него в комнату. Отломанную ручку я продолжал вертеть в руках.

Говард захлопнул за собой дверь, но намеренно не закрыл ее на замок. Ручка с внутренней стороны тоже отвалилась. И если бы замок защелкнулся, у нас возникли бы большие трудности при выходе из комнаты.

— Зачем ты это сделал? — спросил Говард. — Тебе больше не нравится твой дом?

Несмотря на шутливый тон, его голос прозвучал неестественно, а лицо осталось бесстрастным.

— Я… не понимаю, — пробормотал я. — Я всего лишь дотронулся до ручки, даже не напирая на нее.

— Это старый дом, — спокойно сказал Говард, пожимая плечами. — Возможно, тебе нужно обратиться в какую-нибудь строительную компанию, чтобы подлатать тут все и навести порядок. — Он замолчал и, чуть помедлив, вежливо осведомился. — Чем обязан?

Я посмотрел на него, положил отломанную дверную ручку на полку камина и опустил глаза.

— Извиниться, — решительно произнес я. — Все, что я сказал в библиотеке, было глупо с моей стороны. Мне очень жаль.

Говард сдержанно кивнул.

— Я верю тебе, Роберт. Не принимай слишком близко к сердцу. Я ведь тоже не очень умно повел себя. — Неожиданно его лицо осветила улыбка, и на этот раз она была настоящей. — В принципе, Роберт, это моя вина: довольно глупо таскать с собой фальшивый паспорт. Ведь документ может попасть в чужие руки — и тогда проблем не оберешься. Я должен быть благодарен тебе, вместо того чтобы нападать и злиться…

Я облегченно вздохнул, повернулся к нему и собрался уже ответить. Однако в этот момент мой взгляд скользнул по кровати Говарда, и слова, которые я с таким трудом подбирал, застряли у меня в горле. На застеленной кровати Говарда стоял чемодан, а вокруг лежала разбросанная одежда и другие личные вещи.

— Ты… куда-то собираешься? — спросил я, не в силах скрыть волнения.

— Как видишь.

Говард торопливо подошел к кровати, как попало сложил рубашки и, запихнув их в чемодан, захлопнул крышку.

— Я отъезжаю завтра утром, — коротко сказал он. — С первым же поездом на Доувер.

— Но ты… — Меня охватило смятение, и я замолчал, окончательно растерявшись. В желудке вновь появился ледяной ком. То, что я чувствовал, граничило с отчаянием. — Пожалуйста, Говард, — тихо произнес я. — Мне очень жаль. Я… не хотел ничего такого говорить. Я не собирался…

— Мой отъезд не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами, — прервал меня Говард.

На этот раз его голос прозвучал настолько сдержанно, как будто он говорил с посторонним человеком. Причем с неприятным человеком, присутствие которого вызывает самые негативные эмоции. Однако Говард, как всегда, оставался подчеркнуто вежлив.

— Но к чему этот поспешный отъезд?

— Он отнюдь не поспешный, — спокойно сказал Говард. — Ты переоцениваешь значимость своей персоны, Роберт. Я уехал бы в любом случае. — Он пожал плечами. — Может быть, на несколько дней позже. Но мне нужно уехать.

Я воспринял его слова как пощечину.

— Но почему?

— Это дело не имеет к тебе никакого отношения и касается меня одного. Оно связано с господином ван дер Гроотом… и людьми, которые его послали.

— Ван дер Гроотом? А что с ним? Я думал, что полиция…

— …арестовала его, — перебил меня Говард.

Взгляд, которым он меня наградил, был отстраненным и как бы говорил, что его дела меня не касаются. «Теперь уже да», — с горечью подумал я.

— Но речь не идет лично о фламандце, — продолжил Говард. — Ван дер Гроот не самая главная фигура. Намного важнее те люди, которые стоят за ним. И поверь мне, это дело никоим образом не связано с тобой, Роберт. Это… старый счет, по которому я уже давно должен был заплатить.

— У меня нет… никакой возможности извиниться перед тобой? — тихо спросил я. — Я совершил ошибку. Прости меня. Больше я ничего не могу сказать.

— Да это и не нужно, — ответил Говард. — А что касается ошибки — так теперь нам не в чем упрекать друг друга. Я должен был сам обо всем догадаться. Такому человеку, как я, нельзя заводить друзей.

— Говард, я…

— Пойми, сейчас мои мысли заняты совсем другим, — быстро сказал он. — Когда-нибудь ты поймешь это, Роберт. Не сейчас. — Он улыбнулся, вынул сигару из кармана жилетки, покрутил ее в руке, но не зажег. Затем он неожиданно резко сменил тему. — А что с тем письмом, которое я тебе принес? — спросил он. — Судя по штемпелю, оно должно быть из какого-то ведомства. Если тебе нужна моя помощь или доктора Грея…

Какое-то мгновение я растерянно смотрел на него, совершенно не понимая, что он имеет в виду. После ужасной размолвки, которая произошла между нами, я засунул письмо в карман и напрочь забыл о нем. Теперь я вытащил его, быстро взглянул на печать и разорвал конверт.

— Вызов? В суд? — Говард удивленно поднял брови. — С каких это пор английское правосудие стало так быстро принимать решения?

— Это не относится ни к нападению на дом, ни к смерти Торнхилла, — ответил я. — Это вызов по делу о спорах на море. Речь идет о Баннермане.

— Тогда ты должен обязательно пойти, — сказал Говард, прочитав письмо. — Грей будет сопровождать тебя.

— Мне было бы лучше, если бы ты… тоже был со мной, — запинаясь, неуверенно произнес я.

— В понедельник? — Он покачал головой. — Это невозможно, Роберт. В понедельник я буду уже в Париже. По крайней мере, я надеюсь на это.

Было еще так много всего, о чем бы я хотел сказать ему, но у меня, к сожалению, появилось ощущение, что все мои попытки помириться бесполезны. Поэтому я развернулся и молча вышел из комнаты.

Я чувствовал себя таким подавленным и отчаявшимся, словно попал в дурной сон. Неужели возможно, чтобы несколько необдуманных слов, сказанных в сердцах, могли разрушить все то, что за несколько месяцев превратилось в дружбу?

Я вспомнил слова Некрона и, в первый раз с тех пор как он произнес их, задумался. Я вдруг понял, что это больше, чем простое проклятие умирающего человека. «Я проклинаю тебя, Роберт Крэйвен! — сказал он тогда. — Тебе никогда не будет покоя! Ты проведешь всю свою жизнь в гонениях! Все, что ты любишь, будет уничтожено, и все, что ты делаешь, впоследствии принесет зло! Я даю тебе несчастье. Страдание и смерть станут твоими братьями, а люди будут проклинать тебя везде, куда бы ты ни пришел!»

«Наверное, проклятие Некрона уже начало действовать, — мрачно подумал я. — Что ж, значит, такова моя судьба».

Но когда я начал подниматься по лестнице, на глаза навернулись непрошеные слезы.

— Вот мы и приехали.

Кучер кивнул головой в сторону огромного трехэтажного здания, которое на фоне темного неба казалось мрачным и чрезмерно громоздким.

— За поездку два шиллинга и шесть пенсов, мадам.

Глория Мартин достала маленький кошелек ручной работы, отсчитала необходимую сумму и положила кучеру в руку. Тот спрятал деньги в карман, не пересчитывая их, взял с сиденья ее дорожную сумку и осторожно поставил на мостовую.

— Вы не ошиблись? Это… правильный адрес? — уточнила Глория.

Она неуверенно посмотрела на огромный дом, огороженный высоким забором из кованого железа.

— Эштон Плейс, 9, — подтвердил кучер, пожав плечами. — Я же сказал — это один из самых шикарных кварталов города. — Он улыбнулся, указал на ее багаж и спросил: — Хотите, я помогу вам отнести сумку в дом, мадам?

Глория поспешно отказалась:

— Спасибо. Она… не очень тяжелая.

— Ну что ж… — Мужчина пожал плечами. — Если вам еще что-то понадобится… — Он смущенно улыбнулся, заметив пристальный взгляд Глории, и продолжил: — Сегодня все равно не очень хороший день. Мало клиентов. Если вы не против, я подожду вас здесь.

Несколько секунд Глория всерьез раздумывала над его предложением. Еще по дороге сюда она разговорилась с кучером и рассказала ему, что приехала по объявлению в газете, намереваясь устроиться на предлагаемое место экономки. Она сразу почувствовала явный интерес к своей особе со стороны кучера. Почему бы и нет? Ей всего двадцать шесть, и она довольно симпатична, а он… тоже выглядит довольно-таки прилично, особенно если не обращать внимания на это слишком широкое пальто и невозможный цилиндр.

Но затем она прогнала эту мысль. Нет, так не пойдет. Она приехала в Лондон служить в респектабельном доме. Экономка, а может даже компаньонкой, какого-нибудь богатого одинокого старика — вот кем она хотела стать. Пока. А там посмотрим, что будет дальше… В лондонском обществе довольно много одиноких молодых мужчин. Нет, извозчик ей совсем не подходит. Даже такой симпатичный.

Глория подняла свою сумку, отвернулась и пошла, кокетливо покачивая бедрами. Но кучер еще раз остановил ее. Глория невольно вздрогнула, ощутив силу, с которой он сжал ее локоть.

— Я, наверное, все-таки подожду вас, — сказал мужчина, явно смущенный самой ситуацией. — Меня, конечно, это не касается, но если бы я был на вашем месте, то не стал бы заходить в этот дом, — вдруг выпалил он, не поднимая на нее глаз.

Глория вырвала свою руку и уставилась на него немигающим взглядом.

— Почему? — спросила она. — Вы же сами сказали, что это один из самых благородных домов города, разве не так?

— Понимаете, об этом доме ходят странные слухи, — продолжил мужчина, делая вид, будто он не услышал ее вопроса. — Довольно долго он пустовал, а тех людей, которые сейчас здесь живут, никто не знает. И всего пару дней назад отсюда доносилась бешеная стрельба.

«И что? — подумала Глория. — Что с того? Тот, кто может позволить себе такой дом, должно быть, богат. Не просто состоятелен, а богат. А это главное». Она несколько раз мысленно повторила слово «богат», словно пробуя на вкус приятное для нее звучание.

— Я подожду вас здесь, — настойчиво произнес кучер, заметив ее замешательство, которое истолковал по-своему. — Если вы не вернетесь через час, то я исчезну и вы можете забыть обо мне.

— Но не думаете ли вы, что я готова оплатить ваш простой? — с язвительностью в голосе поинтересовалась Глория. — Хотя… Как вам угодно, можете подождать… Э…

— Рональд, — поспешно сказал кучер. — Для своих друзей Рон.

Глория кивнула.

— Хорошо, Рон. Один час.

Кучер улыбнулся, запрыгнул на облучок и щелкнул плетью. Глория смотрела ему вслед, пока он не отъехал немного дальше вниз по улице и вновь остановился — достаточно далеко, чтобы его не было видно из дома, но так, чтобы он со своей стороны мог наблюдать за воротами и частью прилежащего к дому сада.

«Почему бы и нет», — пожав плечами, подумала Глория. Если ее не примут на работу, то, возможно, Рон будет не самым плохим вариантом. Во всяком случае, пока она не найдет кого-нибудь получше.

Она подняла сумку, открыла ворота и решительно зашла в сад. Дом и сад — хотя, скорее, это был маленький парк — утонули в полумраке, и только высоко на втором этаже, в одном окне, горел свет.

Глория старалась идти медленно, чтобы успеть осмотреться. Дом и сад действительно казались старыми, как и говорил Рон, но при этом были очень ухожены. И все здесь просто пахло деньгами. Большими деньгами. Глория довольно улыбнулась.

Неожиданно что-то коснулось ее лица. Девушка резко остановилась, испуганно оглянулась и провела ладонью по щеке. Прикосновение, которое она почувствовала, напоминало мимолетное дуновение, причем едва уловимое. «Наверное, насекомое, потерявшее ориентир в темноте», — подумала Глория и, крепче сжав ручку сумки, пошла дальше.

Через несколько секунд, когда она вновь почувствовала прикосновение, причем более ощутимое, чем в первый раз, ей удалось разглядеть маленькую неясную тень, которая бессмысленно порхала перед ее лицом. Однако насекомое молниеносно исчезло, как только Глория подняла руку, чтобы прихлопнуть его.

Сердце девушки забилось немного сильнее. На короткий миг ее охватил необъяснимый страх, но она сумела подавить его и прогнала тревожные мысли. Сощурившись, Глория вглядывалась в темноту. Ее, конечно, можно было бы обвинить во многих вещах, но отнюдь не в трусости.

Где-то между ней и аккуратно подстриженным кустом рододендрона, растущего справа от дорожки, она заметила какое-то движение, напоминающее игру беспокойных маленьких теней, которые хаотично прыгали вверх-вниз. Что это такое? Глория напряглась. Мошки? Но этого не может быть, ведь мошки в темноте не летают. Кроме того, она обязательно услышала бы их назойливый писк.

Не обращая внимания на внутренний голос, явно предупреждающий ее об опасности, Глория поставила сумку на дорожку и осторожно приблизилась к кусту. Тени стали отчетливее, и теперь девушка увидела маленьких серых мотыльков, дико метавшихся из стороны в сторону. Одно из насекомых промелькнуло прямо перед ее лицом, но поспешно отлетело к рододендрону, как только она подняла руку, пытаясь отмахнуться от него.

Глория наконец поняла, что это моль. Всего лишь рой крохотных, неприметных созданий. Она улыбнулась, укоризненно покачала головой, удивляясь собственной глупости, и вернулась к тому месту, где оставила сумку. Когда девушка наклонилась, чтобы взять ее, она в очередной раз ощутила прикосновение насекомого, но теперь оно было весьма болезненным.

Подавив крик, Глория выпрямилась, увидела, как серая тень отлетела от ее руки, и вслепую ударила по ней. Удар был удачным, и маленькая бабочка, сбившись с пути, упала на землю. Когда Глория наступила на нее и провернула по ней подошвой туфли, гравий на дорожке захрустел так, будто она раздавила кости.

Место укуса все еще болело, и Глория подняла руку вверх, чтобы разглядеть его. Но в слабом лунном свете ей удалось увидеть на зудящей от боли коже лишь маленькое серое пятно, похожее на пыль.

Девушка с отвращением вытерла руку о юбку, взяла сумку и пошла дальше. Один мотылек подлетел к ней и стал кружить в миллиметре от ее лица, нежно дотрагиваясь крылышками до ее лба. Глория испуганно вскрикнула, ударила по насекомому и поскользнулась на гравии. Беспомощно взмахнув руками, она неожиданно потеряла равновесие и упала. Ее сумка раскрылась, и содержимое беспорядочной кучей вывалилось на дорожку.

Внезапно в воздухе закружился целый рой моли. Казалось, за одну секунду пространство вокруг девушки заполнилось тысячами маленьких серых насекомых, и каждый мотылек из этого бесшумно порхающего роя снова и снова садился на нее, чтобы дотронуться до лица и рук, голой кожи ее ног и шеи.

Глория закричала от страха. В слепой панике она начала бить руками вокруг себя, раздавливая при этом десятки мерзких крошечных существ, а затем, когда ей в лицо ударило целое облако ужасных серых бабочек, просто сжалась от ужаса. Сначала их прикосновение было легким, почти ласковым, словно поглаживание. Затем ей стало больно. Ужасно больно.

Наверху в доме зажегся свет, послышались взволнованные голоса. Через пару минут парадная дверь распахнулась и к ней кто-то поспешно приблизился.

Но от боли и охватившего ее ужаса Глория почти ничего не воспринимала! Неожиданно, так же быстро, как и пришла, боль утихла. Глория вдруг почувствовала лишь усталость.

Такую бесконечную, невероятную усталость.

Когда я зашел в библиотеку, там уже кто-то был. Везде горел свет, на письменном столе стояла зажженная керосиновая лампа. В камине жарко пылал огонь. В кресле с высокой спинкой, которое стояло перед камином, я увидел широкоплечую фигуру, облаченную в шелковый домашний халат.

— Рольф! — удивленно воскликнул я. — Что…

Я оборвал себя на полуслове, закрыл дверь на ключ и поспешил к нему. Однако, взглянув на Рольфа, я замер, охваченный тревожным предчувствием. На его лице застыло выражение, которое я не мог понять, — что-то между печалью и упреком.

— Ты… не внизу? — осторожно спросил я.

— Говард вполне может справиться со своим багажом и сам, — сказал Рольф. — Но он, конечно, думает, что я в своей комнате и давно сплю. Он не знает, что я здесь, да и не должен знать. Мне нужно с тобой поговорить. — Его голос звучал иначе, чем обычно. Очень серьезно. — Естественно, если у тебя есть время.

— Разумеется, — ответил я и подошел к маленькому чайному столику рядом с дверью, на котором стояли бокалы и бутылки. — Выпить хочешь? — спросил я.

Рольф кивнул, и я смешал для нас двоих крепкое виски. Мои руки так сильно дрожали, что, когда я протянул Рольфу стакан, кусочки льда громко позвякивали, ударяясь о стекло.

Он немного отпил и внимательно посмотрел на меня. Тем временем я уселся в кресло напротив и одним глотком осушил полстакана сразу, не в силах скрыть волнения. Я сразу же поперхнулся и, сильно закашлявшись, взглянул на Рольфа.

Но язвительной насмешки, которой я ожидал от него, не последовало. И сейчас, вспоминая наш разговор, я могу с уверенностью сказать, что Рольф говорил со мной по-английски — на чистейшем оксфордском, какой я когда-либо слышал. До сих пор я лишь однажды был свидетелем того, как Рольф забыл о своем сленге, на котором он только и общался с окружающими его людьми. Но тогда, кстати, он находился в смертельной опасности.

— Итак? — спросил я, когда почувствовал, что у меня немного восстановилось дыхание. — Что случилось?

— Ты говорил с Говардом?

Я кивнул и тотчас помрачнел. Неужели Рольф пришел, чтобы упрекать меня?

— Он собирается в Париж, — пробормотал я. — Но об этом ты уже знаешь.

— Да, — ответил Рольф. — Поэтому мне нужно с тобой поговорить. Может быть, он хотя бы тебя послушает. Мне он даже и слова не дал сказать.

— Меня? — В последний момент я успел подавить громкий смех и со всей серьезностью произнес: — Рольф, это моя вина, что он собирается уехать.

— Ерунда, — пылко возразил Рольф. — Неужели ты считаешь, что Говард, словно разобидевшийся ученик средней школы, решил уехать из-за того, что вы поругались? — Он сильно тряхнул головой, залпом выпил свое виски и стал нервно вертеть стакан. — Мы поехали бы все равно. Раньше или позже. Ваш небольшой спор стал лишь поводом, чтобы отправиться в путь именно сейчас. Это связано с ван дер Гроотом.

— Говард уже говорил мне об этом, — пробормотал я. — Но без подробностей. Что… случилось?

— Случилось?

Лицо Рольфа помрачнело еще больше. Руки здоровяка с силой сжали пустой стакан. От такого давления стекло треснуло, и на толстых стенках образовалась трещина в виде полумесяца. Рольф усмехнулся.

— Что случилось? — повторил он. — Во всем виноват этот ван дер Гроот, будь он неладен. Нужно было раскроить ему череп, но я, глупец, не воспользовался своим шансом. Какой же я идиот! Давно пора догадаться, что происходит. — Он шумно засопел. — Я ждал этого уже несколько лет.

— Я… не понял ни слова, — пребывая в полном неведении, признался я. — Кто вообще этот ван дер Гроот?

— Что, — поправил меня Рольф. — Вопрос, Роберт, нужно ставить так: что такое этот ван дер Гроот? Рассказать всю эту историю не очень-то легко. И ты должен пообещать мне, что ни в коем случае даже словом не обмолвишься о нашем с тобой разговоре.

— Конечно, — заверил его я. — Я ничего не скажу, хотя, честно говоря, до сих пор не услышал ничего такого, что можно было воспринимать как тайну, которую нельзя выдать.

Рольф ухмыльнулся и отправился к чайному столику, чтобы налить себе еще один стакан виски.

— Этот ван дер Гроот, — начал он, — действовал не из личных побуждений. Он сам, в принципе, незначительная особа, мелкая сошка так сказать. Фламандец явился сюда, чтобы… выполнить поручение.

— Я знаю, — ответил я. — Он хотел завладеть НЕКРОНОМИКОНОМ.

Рольф повернулся ко мне, сделал глоток виски и пристально посмотрел на меня поверх стакана.

— Нет, — помедлив, вымолвил он.

— Нет? — Я растерянно заморгал. — Но что тогда…

— Фламандец отирается в этом городе уже очень давно. По всей видимости, в предварительном плане НЕКРОНОМИКОН даже не упоминался. Ван дер Гроот и двойник Грея просто не смогли устоять, когда узнали, что книга находится в твоем владении. Вероятно, — предположил Рольф, презрительно скривившись, — они надеялись, что их встретят как героев, если им удастся вернуться с такой добычей. Но на самом деле они были здесь из-за Говарда. Вот уже несколько месяцев, как они следят за ним.

— Из-за… Говарда? — поперхнувшись, спросил я. — Но что… Что они хотят от него?

— Его голову, — сухо ответил Рольф. — И это не пустые слова. Они и их… братья охотятся на Говарда уже несколько лет.

Я уловил едва заметную нерешительность в его словах.

— Братья? — повторил я. — Что ты имеешь в виду, Рольф?

— Тебе ведь известно о Говарде совсем немного, ведь так? — тихо спросил он.

Я покачал головой, и Рольф, прежде чем ответить, наполнил стакан в третий раз. Я никогда раньше не видел, чтобы Рольф так много пил за короткий промежуток времени, и понял, что это верный признак того, как сильно он нервничал.

— Они преследовали его почти по всему миру, — сказал он. — Их активность особенно возросла в последний год, когда ты изучал книги своего отца. Возможно, мы бы еще немного отдохнули от них, если бы остались в Аркаме.

— Они? Кто они? — спросил я.

— Эти… эти люди, — запинаясь, ответил Рольф, — ван дер Гроот и его так называемые братья, — это… своего рода организация. Как бы… союз.

— Ложа? — наугад подсказал я.

Рольф кивнул.

— Можно и так сказать. Я сам толком не знаю, что это за братство. И если бы не пара намеков, которые обронил Говард, я ничего не понял бы. Я ведь познакомился с ним, когда он уже был в бегах.

— Но зачем им Говард? — поинтересовался я. — Кто эти люди и почему они преследуют его?

— Дело в том, что когда-то он принадлежал к их организации, — ответил Рольф. — Он сам был членом в… — Он вновь запнулся и замолчал, уставившись на стакан, но затем продолжил: — Говард был среди этих людей. Я не могу сказать тебе ничего конкретного, но они очень могущественны, Роберт.

— Если они настолько могущественны, что нагнали страх на самого Говарда, то ему действительно грозит опасность, — заметил я, чувствуя, как во мне нарастает тревога.

Рольф кивнул.

— Да, они беспощадны. Несколько лет назад они приговорили Говарда к смерти. А ван дер Гроот и его сообщник были посланы в качестве палачей.

— Но ван дер Гроот сейчас в тюрьме, а его товарищ уже мертв.

— Ну и что? — Рольф отчаянно взмахнул рукой. — Им ничего не стоит послать других.

— И это главная причина, по которой Говард собирается уехать? — спросил я. — Он боится, что они его…

— Боится? — насмешливо повторил Рольф. — Ты совсем с ума спятил, малыш? Говард боится? — Он хмыкнул, резко поставил стакан на стол и сделал шаг ко мне. — Проклятие! Если бы этот человек боялся, то меня сейчас не было бы здесь. И знаешь, я был бы рад, если бы все сложилось именно так! Неужели ты думаешь, что нам трудно уйти от их преследования? Да мы уже десять лет играем с этими подлецами в кошки-мышки! Нет, Говард не испытывает страха перед ними. Совсем наоборот.

— Но что… Что ты хочешь тогда от меня? — спросил я и в полной растерянности посмотрел на Рольфа.

— Говард решил больше не скрываться от них, — мрачно заявил Рольф. — И это проблема, понимаешь? Он хочет поехать к ним.

— Он собирается…

— В Париж, — подтвердил Рольф. — Он сказал, что больше не видит смысла прятаться и хочет явиться добровольно. А они, я уверен, убьют его. — Неожиданно его голос зазвенел, и я услышал в нем не только волнение, но и мольбу. — Поговори с ним, Роберт. Меня он даже слушать не хочет, но, может, послушает тебя! Ты должен отговорить его от этого безумного плана! Он думает, что сумеет найти с этими людьми общий язык, но я знаю, что они даже не станут слушать его!

— Но как я могу…

Я не успел договорить, потому что из сада донесся душераздирающий крик.

Рольф замер.

— Что это было? — прохрипел он, едва сдерживая волнение. — Кто это мог так…

В этот момент ужасный пронзительный крик повторился, а затем мы услышали глухой грохот. Рольф быстро развернулся и выбежал из комнаты. Я выскочил вслед за Рольфом, пытаясь его догнать.

Не успели мы спуститься в холл, как дом наполнился дрожащими огнями и громким топотом. Последние три ступени я преодолел одним махом и увидел появившегося в холле Чарльза, который держал в руке покачивающуюся керосиновую лампу. Дверь в комнату Говарда была наполовину открыта.

Когда мы оказались у входных дверей, крики уже прекратились. Я вышел на крыльцо и увидел неподалеку Говарда, опустившегося на колени перед темным, бесформенным телом.

Мы с Рольфом подбежали к нему одновременно.

— Что случилось? — взволнованно спросил я. — Кто это кричал?

Говард мельком взглянул на нас, дал знак, чтобы мы не подходили близко, и рукой указал на скорчившееся тело, которое лежало на дорожке перед ним. В то же мгновение что-то серое, совсем крохотное поднялось от темной кучи вещей, вывалившихся из сумки, и упорхнуло прочь.

— Кто это? — пробормотал я, уставившись на бездыханное тело.

Говард пожал плечами.

— Я не знаю, — задумчиво произнес он. — Женщина. Но… — Он остановился на полуслове и вопросительно посмотрел на меня. — Может, ты знаешь ее?

Движимый любопытством, я наклонился, пытаясь разглядеть несчастную. Вид покойницы был ужасен. Да, на дорожке действительно лежала женщина, но определить это можно было только по платью и длинным, ниспадающим на плечи седым волосам. Ее глаза были широко открыты и уже помутнели, а в застывшем взгляде запечатлелось выражение такого глубокого ужаса, что я невольно отпрянул назад.

Лицо мертвой было испещрено глубокими морщинами. Серая, сухая, как пергамент, кожа натянулась возле беззубого рта, который несколько десятков лет назад, возможно, был очень красивым. Отвратительные черные пятна обезобразили лицо до неузнаваемости, а на правом виске кожа была надорвана и начала отслаиваться. И еще меня поразило то, что это лицо было очень старым. Просто невероятно старым. Таким же старым, как и ее платье. Цельнокроеное, застегнутое на все пуговицы, оно, наверное, лет десять назад было яркого цвета, но теперь превратилось в лохмотья и выглядело изношенным, даже истлевшим. Во многих местах ткань была настолько тонкой, что стала прозрачной. Казалось, будто материя была изъедена молью.

— Да ей, судя по всему, лет сто, — оторопело пробормотал Говард. — Но как это возможно? Кто эта женщина и почему она здесь?

— Я могу ответить на ваш вопрос, — неожиданно раздался чей-то голос из темноты.

Говард, Рольф и я одновременно обернулись. Никто из нас даже не заметил, как незнакомец подошел к нам. Мы все были слишком взволнованны, чтобы услышать тихие шаги по гравию.

— Кто вы? — сердито спросил Рольф.

Угрожающе посмотрев на незваного гостя, он выпрямился во весь рост и шагнул к незнакомцу, но на того, похоже, это не произвело никакого впечатления. В плечах мужчина был почти так же широк, как и Рольф, а благодаря высокому черному цилиндру казался даже выше Рольфа.

— Кто вы такой, черт возьми? — взорвался Говард, когда незнакомец не ответил на вопрос Рольфа. — И что вы здесь делаете?

— Меня зовут Рон, — просто сказал мужчина.

Он подошел ближе, и в бледном свете лампы, которую держал Чарльз, мы увидели черное пальто и цилиндр извозчика.

Мужчина указал на покойницу.

— Это я привез ее.

— Вы ее знаете?

Рон кивнул, затем тут же покачал головой и неопределенно махнул рукой.

— И да, и нет. Ее зовут Глория, и это, в принципе, все, что мне известно. Я… привез ее сюда с вокзала.

— Глория? — повторил я. Это имя показалось мне знакомым, но я не знал, с кем его соотнести.

Говард внимательно посмотрел на меня.

— Ты знаешь эту женщину?

— Я?.. Нет, — ответил я, немного подумав. — Глория Мартин должна была приехать сегодня или завтра, чтобы занять место экономки, о котором я дал объявление в газете. Но это не может быть она.

— Однако это все же она, — упрямо заявил Рон. — По дороге сюда мы разговорились с ней, и девушка рассказала, что приехала наниматься на работу.

Я озадаченно посмотрел на высохшее старческое лицо.

— Девушка?! — воскликнул я. — Да у этой женщины наверняка не было сил, чтобы без посторонней помощи стоять на ногах.

— Бред! — взорвался Рон. — Она…

Извозчик внезапно замолчал, открыв от удивления рот. Его взгляд остановился на высохшем лице покойницы. Несмотря на темноту, я увидел, как за долю секунды его лицо побледнело и стало похожим на маску, а глаза расширились от ужаса.

— Но… такого… не бывает! — залепетал он, весь дрожа. — Это же… невозможно!

Шатаясь, Рон беспомощно взмахнул руками и чуть не упал, но Рольф успел подхватить его.

— Что вы имеете в виду? — подчеркнуто спокойно спросил Говард.

— Эта… эта женщина! — заикаясь, сказал Рон. — Глория. Она… Господи, да что же это такое! — Рон резко откинул голову и посмотрел на меня и Говарда. Его глаза расширились еще больше. Я редко видел выражение такого невероятного ужаса на лице человека. — Глория, — пробормотал он. — Она… ей было чуть больше двадцати лет!

— Что вы такое говорите! — возразил Говард. — Она…

— Но это правда! — стоял на своем кучер. Его голос дрожал, а из уголка рта потекла тонкая струйка слюны, но он даже не заметил этого. — Поверьте, я не сумасшедший! Я разговаривал с этой девушкой и… высадил ее здесь! Она была совсем молоденькая!

— Но этой женщине, — невозмутимо сказал Говард, — скорее лет двести, чем двадцать, Рон. Не кипятитесь и подумайте спокойно. Наверняка вы высадили свою Глорию возле какого-то другого дома. Вы просто ошиблись!

— Нет! — хрипло произнес Рон. Казалось, усилием воли он подавил в себе отчаянный крик. — Я ни на секунду не выпускал ее из виду! Я ждал ее, так как… она еще не знала, возьмут ли ее на это место, и…

Рон задохнулся от нахлынувших чувств, и вместо слов, которые он с трудом подбирал, из его горла вырвались короткие всхлипывания.

— Я думаю, он прав, — сжав руками виски, тихо сказал Рольф. — Посмотрите на эту рвань.

Он указал на истлевшую дорожную сумку, которая стояла недалеко от покойницы. Она потрескалась, а ее содержимое, вывалившееся на дорожку, представляло собой изношенные донельзя лохмотья. Если это серое, наполовину истлевшее тряпье когда-то и было одеждой, то наверняка несколько десятилетий назад.

Говард протянул руку к одному из платьев. Но как только он дотронулся до него, оно рассыпалось, превратившись в пыль.

— Это колдовство! — тяжело дыша, заговорил Рон. — Это просто… чертовщина какая-то! — Его голос стал выше и пронзительнее. — И все, что про вас рассказывают, правда! — заявил он. — Правда! Вы колдун!

— Успокойтесь! — резко осадил его Говард, но волнение Рона только нарастало.

— Вы колдун! — продолжал кричать он. — Это правда! Вы в сговоре с сатаной — так считают все люди!

Говард быстро поднял руку, и Рольф мгновенно повернулся к Рону, наградил того дружеской улыбкой и без предупреждения ударил кулаком в челюсть. Богатырского сложения кучер издал сдавленный хрип, пошатнулся и упал замертво на землю.

— Иначе он мог бы напугать всех соседей своим криком, — сказал Говард с извиняющейся улыбкой и снова повернулся к Рольфу. — Отнеси его в дом. И захвати одеяло, а еще лучше и покрывало в придачу. Нам нужно убрать отсюда женщину, пока никто не обратил внимания на нашу возню.

— Что ты собираешься делать? — спросил я. — Нам нужно вызвать полицию, Говард! Здесь человек погиб!

— Полицию? — Говард ухмыльнулся и покачал головой. Взгляд, которым он меня одарил, был по-отечески сочувствующим. — Ну конечно, — не скрывая иронии, произнес он. — Давай сейчас же позвоним в Скотленд-Ярд и расскажем им, что эта девушка постарела на сто лет в течение нескольких секунд. Учитывая, что еще не прошло и двух недель, как здесь убили более десятка человек, полицейские с пониманием кивнут в ответ и как ни в чем не бывало займутся своими каждодневными делами.

Я в смущении посмотрел на него. Разумеется, Говард был прав. Мы и так только благодаря какому-то чуду и юридической педантичности доктора Грея все еще оставались на свободе, а не томились в подземелье башни Тауэр. Люди из Скотленд-Ярда были бы рады малейшему поводу, чтобы посадить нас в тюрьму.

Не проронив больше ни слова в знак протеста, я помог Рольфу перенести Рона в дом, и мы осторожно положили его на кушетку в гостиной. После этого Рольф исчез в своей комнате и через пару минут вернулся с покрывалом и одеялом в руках, которые он, очевидно, стянул со своей кровати.

Когда мы вновь вышли из дома, на крыльце собралась вся прислуга. Я испытал невероятно тягостное чувство, заметив, как люди отшатнулись, чтобы пропустить меня. Они предпочитали молчать, но их красноречивые взгляды не вызывали сомнений. Люди боялись. Точнее, они боялись меня.

Рольф жестом прогнал шестерых мужчин и женщин со своего пути, опустился на колени перед покойницей и накрыл ее одеялом. Затем он поднял истощенное тело старухи на руки, чтобы положить его на покрывало.

Но оно… рассыпалось.

Когда Рольф засунул руки под тело покойницы, я услышал неприятное бумажное шуршание. От истлевшей одежды трупа поднялась серая пыль, и неожиданно тело начало распадаться, как тысячелетняя мумия, к которой неосторожно прикоснулись. В тот же миг над лохмотьями, в которые превратилось платье женщины, закружился целый рой крохотных серых теней, а потом насекомые разлетелись в разные стороны.

Моль! Я стоял в замешательстве. Это была моль! Сотни, если не тысячи маленьких, неприметных серых мотыльков!

Все это напоминало сцену из кошмарного сна. И хотя сам процесс занял всего лишь несколько секунд, время, казалось, замедлило бег. Страх и ужас настолько обострили мои чувства, что я видел каждую мелочь со сверхъестественной остротой. Серые мотыльки, беззвучно порхая, исчезли в ночи, но одно из этих невзрачных насекомых направилось прямо к Рольфу и село ему на плечо в нескольких сантиметрах от лица. Его маленькие крылышки взволнованно трепетали.

Шелковый домашний халат Рольфа внезапно окрасился в серый цвет.

Это было ужасное, странное действо. Краски шелкового халата Рольфа блекли на глазах так же, как чернильная клякса расползается, впитываясь в промокательную бумагу. Ткань истлела за считанные секунды, теряя цвет и прочность, и стала тонкой и такой же невзрачной, как и сама моль.

Позади меня раздался громкий крик. Что-то упало на землю и со звоном разлетелось вдребезги. Говард очнулся и, сбросив с себя оцепенение, кинулся вперед. Ударив кулаком по крохотному мотыльку, он раздавил его. Но при этом Рольф попятился и, машинально ухватившись за Говарда, увлек его за собой. Вскрикнув в один голос, они оба упали на землю. От истлевшей кучки отрепьев, которая когда-то была дорожной сумкой, поднялись еще три серых тени и, неуверенно порхая, полетели к Говарду и Рольфу…

— Назад! — закричал я. — Это все моль!

Отчаянно махая руками, чтобы отогнать назойливых насекомых, я одновременно пытался поднять на ноги Говарда и Рольфа. Мои лихорадочные движения отпугнули мотыльков, по крайней мере на некоторое время.

Тяжело переводя дыхание, Говард стал на четвереньки и посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами, а затем с трудом поднялся на ноги. Однако он не предпринял никаких попыток, чтобы вернуться в дом.

— Проклятие, Говард, чего ты ждешь? — прохрипел я. — Нам нужно…

Я тотчас осекся, когда мой взгляд скользнул в ту сторону, куда указывал Говард. Те же мотыльки моли, которых я только что отогнал, поднялись в воздух и подлетели к кусту рододендрона, который рос возле дорожки. Несмотря на полумрак, окутавший все вокруг, я увидел, что произошло, когда моль села на листья куста, и у меня внутри все перевернулось.

Еще минуту назад этот куст был зеленым — теперь он стал серым и бесформенным, словно разбухший шар, в котором непрерывно что-то подрагивало и шевелилось.

Моль!

Тысячи, если не десятки тысяч крохотных серых насекомых в несколько слоев покрыли куст. Казалось, они только и ждали, чтобы их потревожили, и теперь вся масса этих маленьких насекомых пришла в движение. Серый шар судорожно сжался, несколько раз вздрогнул — и разорвался. В тот же миг бесшумное облако из тысяч мотыльков моли поднялось в воздух и целая армия насекомых устремилась в нашу сторону…

Мы бежали наперегонки со смертью.

Несколько шагов до дома превратились в бесконечность. Неожиданно ночь наполнилась серыми тенями, а шуршание многочисленных маленьких крылышек звучало в моих ушах, словно злобный адский смех.

Почувствовав прикосновение, я в безотчетном страхе начал размахивать руками, пытаясь отогнать от себя особенно настырных мотыльков, и споткнулся о ступени. Когда перед моим лицом опять что-то промелькнуло, я наклонился, надеясь увернуться от почти невидимого врага, но, ударившись о дверной косяк, едва не упал. Кто-то схватил меня за руку и затащил в дом.

Спустя какое-то время я услышал испуганный крик и отметил про себя, что шуршание крылышек этих смертоносных бабочек стало еще громче. Я упал, быстро откатился в сторону и увидел, как Рольф, всем весом навалившись на дверь, закрыл ее на замок.

Похоже, он успел как раз вовремя, потому что уже в следующее мгновение раздался царапающий звук, как будто кто-то начал бросать в дверь горсти песка. Затем шуршание стало глуше, но вместо него послышался яростный треск, который с каждой минутой усиливался. В результате столь яростного напора из щелей, которые образовались в двери, посыпалась серая пыль. Пытаясь проникнуть в дом, моль билась о дверь с неистовой яростью, и оставалось только надеяться, что дубовая дверь все же устоит под натиском этих невзрачных насекомых. Внезапно один из мотыльков, мягко порхая, поднялся к потолку и исчез из нашего поля зрения.

— Они здесь! — закричал Говард. — Несколько этих тварей залетело в дом. Стерегитесь!

Его голос дрожал от волнения. Я увидел, как он отскочил в сторону и втянул голову, когда на него сверху налетела одна их серых теней, словно пикирующая хищная птица. После этого я поднялся с пола и испуганно осмотрелся по сторонам.

Рольф запер дверь в последний момент, и теперь рой мотыльков продолжал настойчиво барабанить в дверь. Нам повезло, что основная масса насекомых осталась за порогом дома. Тем не менее достаточно много моли оказалось внутри.

Неожиданно Рольф развернулся вокруг своей оси и, широко размахнувшись, ударил по насекомому, мелькавшему перед ним.

— Не дотрагивайтесь до них! — в ужасе закричал Говард. — Рольф, не прикасайся к этим тварям!

Даже если Рольф и слышал его предупреждение, то никак не отреагировал на него. Сразу три маленьких насекомых-убийц напали на Рольфа. Здоровяк скакал вприпрыжку, пытаясь увернуться от моли, и размахивал руками, чтобы прихлопнуть назойливых мотыльков. В другой ситуации я наверняка посмеялся бы, наблюдая за его смешными передвижениями по холлу, но сейчас было не до смеху.

— Свет! — закричал Говард. — Потушите свет!

Его слова утонули в громком барабанном стуке, который неожиданно начал доноситься снаружи. Повернув голову, я испытал настоящий шок: оба окна справа и слева от двери, облепленные толстым живым слоем, стали серыми от моли.

Мотыльки прекратили атаку на дверь, но вместо этого они с каким-то исступлением набросились на окна! Несмотря на то что сотни их разбивались о стекла, из темноты появлялись все новые и новые мотыльки, которые в дикой ярости бросались на невидимую преграду и погибали. За несколько секунд оконные стекла были покрыты вязким серым слоем, но мотыльков не становилось меньше.

— Да потушите свет, наконец! — взревел Говард. — Он сводит их с ума!

Кто-то закричал в ответ, и вскоре большая газовая люстра под потолком замигала и погасла. Холл погрузился в кромешную тьму. Я замер. От волнения мне казалось, что беспорядочное движение и дрожание маленьких крылышек продолжается, но все, что я действительно слышал, было лишь прерывистое дыхание Рольфа, а также — где-то в глубине дома — приглушенное рыдание женщины. Глухие удары о стекла постепенно прекратились. Мотыльки моли перестали биться в окна сразу же, как только был погашен свет.

В этот момент откуда-то из темноты донесся решительный голос Говарда.

— Никто не трогается с места, — непререкаемым тоном произнес он. — Они нападают только в том случае, если вы двигаетесь. Чарльз, вы здесь?

Прошло некоторое время, прежде чем мажордом ответил, и я заметил, что голос Чарльза так изменился от страха и волнения, что его трудно было узнать.

— Я… здесь, — прошептал он. — Возле лестницы.

— Хорошо, — сказал Говард. — Лампа еще при вас?

— Да. Я… погасил ее, — запинаясь, ответил мажордом.

— Тогда поставьте ее на лестницу, только осторожно, — приказал Говард и, помедлив, добавил: — Постарайтесь, чтобы она стояла как можно дальше от вас.

Где-то в темноте раздался звон стекла, а затем все услышали, как звякнула металлическая лампа, поставленная на мраморную лестницу.

— Все в порядке, сэр, — отчитался Чарльз.

— А теперь снимите с нее колбу. И будьте предельно аккуратны.

Вновь зазвенело стекло.

— Готовы? — спросил Говард.

— Г… готов, сэр, — пролепетал Чарльз. — Что я должен делать теперь?

Наступила пауза. Говард, казалось, раздумывал. Затем он кашлянул и принялся объяснять.

— Сначала вы повернете фитиль в лампе настолько, насколько это возможно, — сказал он. — Потом возьмете спичку и зажжете его. А затем вам следует бежать от этого места со всех ног. Ясно?

Я молча восхищался хладнокровием и собранностью Говарда, единственного из нас, кто принял верное решение в данной ситуации. То, что он придумал устроить ловушку для мотыльков моли, которые еще не утратили свойственных им от природы инстинктов, действительно могло стать нашим спасением. Даже если бы в дом забралась всего лишь дюжина этих маленьких насекомых, мы не смогли бы найти их в темноте, не устроив погрома. А если снова включить свет, то для большинства из нас встреча с бабочками-убийцами может закончиться очень печально.

— Я… готов, сэр. — Голос Чарльза пробился в мои мысли из темноты. — Но я… я боюсь.

— Однако вы должны это сделать, — с твердостью в голосе сказал Говард. — Мы не можем рассчитывать на то, что эти чудовища будут вести себя относительно спокойно.

— Хорошо, сэр, — ответил Чарльз, тяжело вздохнув. — Я сейчас возьму спичку.

— Все, кроме Чарльза, прочь от лестницы! — приказал Говард. — И возьмите что-нибудь, чем можно отбиваться от моли: ботинок, лоскут от одежды. Только ни в коем случае не прикасайтесь к ним голыми руками!

Казалось, время остановилось. Я услышал шорох, едва слышный звук, когда Чарльз открыл коробку со спичками… Затем загорелся крошечный огонек, который тотчас превратился в жаркое пламя, ярко заполыхавшее в темноте холла. Газовый фильтр лампы горел с громким треском, и благодаря мерцающему желтому свету нижние ступени лестницы были хорошо освещены. Из темноты на свет вылетело где-то полдюжины крошечных серых теней.

Чарльз громко закричал и в отчаянном рывке отпрыгнул на безопасное расстояние. В то же время огонь за его спиной становился все выше и выше. Неожиданно в самом сердце пламени что-то вспыхнуло, и все услышали тихий треск.

— Это действует! — хриплым от волнения голосом пробормотал я. — Они… устремляются прямо в огонь, Говард!

Все больше и больше мотыльков бесшумно появлялись из темноты и вслепую летели на пламя, чтобы сгореть. Их оказалось намного больше, чем я думал. Наверняка не одной сотне маленьких насекомых удалось проникнуть в дом, и теперь их магически притягивало к себе все выше и выше поднимавшееся пламя лампы!

Благодаря свету мы увидели кое-что другое, и от картины, представшей перед моими глазами, у меня внутри все просто сжалось…

Это касалось Рольфа. В панике он бежал через холл и, споткнувшись в темноте, упал. Теперь он застыл в неудобном положении, словно его остановили посреди движения. Полулежа на спине, опершись локтем о пол, он поднял правую руку к груди и округлившимися от страха глазами наблюдал за крохотной серой молью, которая повисла в воздухе прямо над ним. Словно колибри, бабочка с сумасшедшей скоростью махала крылышками возле груди Рольфа и, казалось, никак не могла решиться, сесть ли ей на грудь или устремиться на яркое пламя, горевшее всего в нескольких шагах от избранной ею жертвы…

— Ради бога, Рольф! — воскликнул Говард. Его голос прозвучал умоляюще. — Не шевелись! Я иду!

Лицо Рольфа исказилось в гримасе и стало белым как мел. Холодные капли пота блестели на верхней губе. Рука, которую он поднял и держал возле груди, дрожала от напряжения. Я понимал, что его силы на исходе и он сможет удержаться в этом неудобном положении всего несколько секунд, не больше.

— Я иду! — снова прошептал Говард. — Не двигайся, Рольф! Я помогу тебе!

Рольф нервно сглотнул и опустил веки. Маленькие серые крылышки почти касались его лица.

Говард преодолел последние метры в отчаянном прыжке, а затем бросился вперед, прямо к Рольфу, и ударил по насекомому темным длинным предметом, который он держал в руке. Моль отлетела в сторону и, наткнувшись на перила лестницы, упала на пол, подрагивая крылышками. В тот же миг Говард раздавил ее ногой.

Однако наши мучения на этом не закончились. Потрескивание пламени, сопровождающееся искрами, прекратилось, но теперь начали напирать насекомые, оставшиеся снаружи. Они увидели свет и стремились попасть вовнутрь.

У меня возникло ощущение, будто я слышу, как от их натиска звенят стекла. Но конечно, это было невозможно. Даже миллиарды этих насекомых не смогли бы выдавить массивные свинцовые стекла двух окон.

— Нам нужно уходить отсюда! — заявил Говард, будто читая мои мысли. — Дверь уже не выдерживает их напора.

Я хотел было возразить, но, бросив быстрый взгляд в сторону входных дверей, убедился в правоте его слов. Мотыльки продолжали атаковать, налетая на дверь, как песок, наносимый ураганом. Только теперь я увидел, во что превратилась массивная дубовая дверь: дерево толщиною в два пальца потрескалось; краска большими безобразными пятнами отслоилась от поверхности, а дерево под ней казалось старым и трухлявым. Затем на двери возникла широкая щель, похожая на зигзаг молнии, и из нее посыпалась серая пыль.

Дверь постарела за считанные минуты и продолжала стареть у нас на глазах!

— О господи! — пробормотал я. — Они… проходят через дверь!

— В библиотеку! — крикнул Говард. — Нам нужно наверх. Это единственное место, где мы будем в безопасности. — Он выпрямился и повелительным жестом указал на лестницу, которая вела на второй этаж. — Все наверх! — громко повторил он. — В библиотеку, быстро!

Чарльз и двое или трое слуг, которые до этого в страхе прятались по углам, помчались к лестнице. Говард, резко остановившись, кивнул в сторону гостиной.

— Кучер! — воскликнул он. — Мы забыли о нем!

Рольф хотел уже вернуться, чтобы забрать Рона, но Говард задержал его.

— Отведи слуг наверх! — приказал он. — И побыстрее. А мы с Робертом принесем кучера.

Мы бросились в гостиную, где находился Рон. Барабанный стук в дверь и окна стал громче и теперь был больше похож на пистолетную трескотню. Не удержавшись, я оглянулся и заметил, что дверь, болтаясь на петлях, готова была сорваться в любую минуту, а крошечные темные тени то и дело поднимаются от нее в воздух. Однако я не знал, было ли это на самом деле или мне все померещилось от страха и волнения.

Недолго думая, Говард толкнул дверь плечом, ворвался в комнату и так неожиданно остановился, что я чуть не наскочил на него.

Кучер лежал на кушетке, на которую мы с Рольфом его положили, а у него над головой кружился целый рой маленьких бледно-серых мотыльков моли. Говард молча указал на окно, рама которого обветшала и пришла в негодность. Затем я увидел щель шириною в ладонь и понял, что именно через нее и залетала моль. Наверное, этих проклятых мотыльков набралось здесь уже несколько сотен, и с каждой секундой их количество стремительно увеличивалось.

Мы осторожно приблизились к кушетке. Рон застонал и вяло пошевелился. В ответ на его движение рой тотчас оживился: он стал намного беспокойнее. Испугавшись, я застыл на месте, нервно провел кончиком языка по губам и только спустя некоторое время решился на еще один осторожный шаг. Приблизившись к кушетке вплотную, я увидел, что кучер наконец открыл глаза и попытался подняться. Его взгляд был затуманен, и он, очевидно, не узнал нас. Тяжело вздохнув, он снова вытянулся и тотчас замер от ужаса, заметив над собой серый клубящийся рой. Судя по выражению на его лице, он все-таки пришел в себя и вспомнил об ужасных событиях.

— Ради бога, только не двигайтесь! — предупредил его Говард. — Никаких резких движений!

Но даже если Рон и услышал его предостережение, было уже поздно. Живое покрывало над ним волнообразно закачалось, и четыре маленьких насекомых, отделившись от роя, сели возле него на сбившееся одеяло. За ними последовали другие мотыльки, и одеяло на наших глазах приобрело серый оттенок от скопившейся на нем моли. А один из мотыльков, величиною с монету, бесшумно и легко опустился ему на грудь.

Рон вскрикнул, подскочил и быстрым движением поймал моль, зажав ее в кулаке.

— Нет! — закричал Говард. — Не надо! Просто выбросьте ее!

Но Рон не послушался его и, выпрямившись на кушетке, лишь недоуменно смотрел то на свои с силой сжатые пальцы, то на Говарда.

Все произошло довольно быстро. Кожа на руке Рона в одно мгновение стала серой и разорвалась. Но кровотечения не было, потому что кожа просто свернулась, как высохший пергамент. Сквозь тонкую кожу проступили узловатые вены и сухожилия, и руку скрутило, как от паралича. Казалось, она сжалась от неимоверного внутреннего напряжения, а затем стала такой искривленной и худой, что ее можно было принять за конечность древнего человека, обнаруженного где-нибудь при раскопках. Лицо мужчины исказилось от боли и ужаса, и из груди вырвался хрип.

— Помогите… мне! — задыхаясь, простонал он. — Я… я умираю…

Говард подскочил к Рону, схватил его за плечи и стащил с кушетки на пол. Рой мотыльков над ними, казалось, стал еще агрессивнее. Сотни маленьких серых насекомых буквально сыпались на ковер, окружая Говарда и обессиленного Рона. Другие же опускались на стены и кушетку. Говард взревел, раздавил одно из насекомых, которое упало всего в нескольких сантиметрах от него, и, быстро развернувшись, пополз прочь от кушетки, таща за собой Рона.

— Свет! — кричал он. — Роберт, свет!

Наверное, это было какое-то чудо, потому что до сих пор ни одно из этих ужасных насекомых не укусило ни Говарда, ни кучера, но лихорадочные движения обоих сводили моль с ума. Я дотянулся до маленького, устроенного в углублении выключателя, с помощью которого регулировалась подача газа в лампу, и одним движением нажал на него. Свет сначала побледнел, а затем и вовсе погас. Но от этого темнота не стала кромешной. Сквозь потрескавшуюся раму в гостиную проникал бледный лунный свет, отчего моль казалась серебряной. Мотыльки, словно сумасшедшие, продолжали метаться по комнате, шурша своими крылышками и тем самым создавая ощущение хаоса. Огонь в камине неожиданно загорелся сильнее. В ярком пламени то и дело вспыхивали яркие точки и тут же гасли, а к шуршанию крылышек моли добавилось сухое, очень неприятное потрескивание.

Похоже, началось то же самое, что и внизу в холле: насекомых неудержимо влекло к свету, и они, слепо подчиняясь инстинкту, устремлялись прямо в огонь.

Говард толкнул меня, чтобы окончательно вывести из оцепенения, и мы потащили Рона в холл, не забыв закрыть за собой дверь на замок. Треск и шипение огня в камине становились все громче, и на какое-то мгновение мне показалось, будто в щели под дверью появился мерцающий красный свет.

— Дальше! — задыхаясь от усталости, глухо произнес Говард. — В библиотеку, Роберт! Пожалуйста, быстрее!

Моль продолжала настойчиво биться в окна и дверь. Мы понимали, что осталось совсем немного времени и атака армии насекомых может увенчаться успехом. Даже крепкое свинцовое стекло под их натиском постепенно приходило в негодность, и я нисколько не удивился бы, если бы оно просто рассыпалось, превратившись в серую пыль. Каждая секунда сейчас шла за десятилетие.

Честно говоря, мне до сих пор не удалось преодолеть ужас и тягостное оцепенение, которые мешали здраво мыслить и принимать правильные решения.

— Поторопись! — нетерпеливо крикнул Говард. — Нам нужно в библиотеку…

Он вдруг осекся, и я услышал громкий, захлебывающийся крик, который донесся сверху:

— Оставайтесь внизу! Здесь западня!

Что-то загремело, затем раздался звук, подобный тому, как будто сталь вошла в плоть, и на верхней лестничной площадке появилась пошатывающаяся фигура Рольфа. Он как-то странно налетел на перила лестницы, развернулся, чтобы опереться обо что-нибудь, но у него ничего не получилось. Казалось, в его руках больше не было силы, чтобы выдержать тело. Он качнулся, споткнулся о ступеньку и тяжело упал, прислонившись к стене. Рольф пытался что-то сказать, но не мог произнести ни звука и только мучительно хватал ртом воздух.

Затем на площадке появился еще один человек. Он шел медленно, выпрямившись во весь рост и расправив широкие плечи. Это был высокий, довольно крупный мужчина. Черный платок закрывал его лицо, а на голове был повязан тюрбан, тоже черного цвета, как и все его одеяние. Казалось, этот черный цвет был темнее, чем сама ночь, и странным образом мог поглощать свет. И только полуметровая искривленная сабля в его руке, острая как лезвие, отражала свет мерцающей лампы.

От одного его вида я пришел в замешательство и застыл на месте, забыв о Рольфе, который скорчился в ногах у незнакомца, о Говарде, который что-то пробормотал, но мне не удалось разобрать ни слова, и о кучере, беспомощно лежавшем на полу. Я видел перед собой только незнакомца.

Это был воин крепости дракона, которого Некрон послал для завершения того, что ему не удалось сделать самому.

Я очнулся, когда у меня за спиной раздался невероятный грохот и входная дверь разлетелась в щепки. Фактически одновременно взорвались окна, словно в них ударили гигантским кулаком. В тот же миг огромное облако крохотных серых мотыльков моли со всей стремительностью ворвалось в дом…

От пронзительного крика Говарда у меня заложило уши. Словно сквозь вату я услышал, как посыпались оставшиеся в рамах осколки, и увидел, что все пространство над нами заполнилось миллионом серых мотыльков, которые мягко шуршали своими маленькими крылышками. Я невольно съежился от истеричного и пронзительного вопля Рона, но, к собственному ужасу, ничего не предпринял. Все, что сейчас происходило, я воспринимал лишь небольшой частью сознания, которую можно было сравнить с крошечным и уже не совсем ясным островком в хаосе бушующих эмоций, охвативших меня.

Итак, передо мной стоял воин крепости дракона.

Верный воин Некрона… Снова и снова я мысленно повторял эти слова и чувствовал, как во мне крепнет желание побыстрее подняться по лестнице и задушить его собственными руками. Это был один из тех бойцов, которые сопровождали старого колдуна, когда тот уходил, забирая с собой Присциллу.

Неожиданно рядом со мной шумно задвигался Говард; он поставил на ноги беспомощно распластавшегося на полу кучера и что-то крикнул, но я не захотел даже прислушаться к тому, что он говорил, и пропустил его слова мимо ушей. Когда откуда-то до меня донесся глубокий угрожающий звук, подобный мощному удару колокола, я тоже не обратил на него никакого внимания.

Что-то подсказывало мне о грозившей нам смертельной опасности, да я и сам понимал, что вот-вот здесь появится смертоносная моль, чтобы убить нас, но бушевавшие во мне чувства заглушали голос разума.

С громким криком я ринулся наверх, перепрыгивая сразу через три-четыре ступеньки. Я мельком увидел Рольфа, который что-то крикнул, явно предупреждая об опасности, но его слова отскочили от невидимой стены, которая неожиданно встала между моим сознанием и всем, что сейчас окружало меня.

Воин дракона стоял в спокойном ожидании. Наблюдая, как он я поднимаюсь наверх, он даже отступил на полшага назад, словно предоставляя мне место на площадке и возможность подготовиться к борьбе. Позвякивая саблей, боец одновременно поднял левую руку, будто приглашая меня на поединок. Но от меня не ускользнуло, что, несмотря на внешнее спокойствие, он весь напрягся.

Я даже не попытался отвлечь его, как это обычно бывает, когда вступаешь в борьбу, не имея в руках оружия. Ни секунды не колеблясь, я бросился на противника и лишь в самый последний момент немного отклонился в сторону. Острие сабли с характерным свистом разрезало ткань на моем сюртуке и царапнуло по ребрам, что было весьма болезненно. В тот же миг я навалился на него всем телом и, благодаря силе стремительного нападения, вывел из равновесия. Когда воин дракона упал на пол, с его губ сорвался удивленный возглас. Однако я не останавливался и, вцепившись в противника, ударил его коленом по ребрам.

Мы катались по полу, и я боролся как сумасшедший. При обычных обстоятельствах у меня не было бы никаких шансов против такого грозного соперника, но сейчас ярость, охватившая меня, придала мне сверхъестественных сил. К тому же я понимал, что теперь был ответственен не только за себя. Когда он поднял руку, собираясь воткнуть клинок мне в бок, я снова бросился вперед, оттолкнув его саблю в сторону, и насел на него, нанося яростные удары.

На этот раз боец закричал от боли, но я продолжал неистовую борьбу. Подняв его на ноги одним рывком, я изо всех сил толкнул его к стене. Сабля, выпавшая из рук воина, со звоном упала на пол. Молниеносным движением ноги я отбросил оружие в сторону и быстро повернулся к воину, нацелившись на его незащищенную шею.

Но той доли секунды, когда я отвлекся, чтобы отшвырнуть саблю, вполне хватило для того, чтобы воин успел поднять руку, нейтрализовать мой удар и вывести меня из равновесия. Почти в тот же миг другой рукой он нанес мне удар в живот, как-то по-особенному сложив пальцы в кулак. Вытянув руку вперед, боец ударил меня фактически одним большим пальцем.

Это было похоже на взрыв. Я отлетел к противоположной стене и едва не задохнулся. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Все мое тело отяжелело. Казалось, из него ушли все силы, руки и ноги одеревенели, а движения стали мучительно медленными. Словно сквозь красную пелену я увидел, как воин дракона отошел на полшага назад, легко согнул одну ногу в колене и молниеносно обернулся вокруг своей оси.

В следующее мгновение я получил такой мощный удар по ребрам, что услышал треск собственных костей. В беззвучном крике — из-за невыносимой боли мне все еще не удавалось глубоко вдохнуть — я упал лицом вниз, вслепую пытаясь ухватиться за что-нибудь. Неожиданно я почувствовал между пальцами гладкую шелковую ткань. Следуя безотчетному порыву, я крепко сжал ее в руке и дернул изо всех сил, увлекая соперника за собой.

Воин дракона гневно крикнул, покачнулся и, отступив немного назад, инстинктивно схватился за мраморные перила лестницы. Но как только его пальцы прикоснулись к ним, камень превратился в пыль.

Глаза мужчины расширились от ужаса. Какое-то мгновение он висел в воздухе, дико размахивая руками и удерживаясь под невероятным углом наклона. Однако через несколько секунд он неожиданно резко прогнулся и с пронзительным криком полетел вниз. Звук от удара во время падения показался мне каким-то странно приглушенным и мягким.

Только теперь я позволил себе согнуться от боли, сжав руками живот, и с трудом перевел дыхание. Я снова мог дышать, но каждый вдох был неимоверно мучительным. Перед глазами до сих пор стоял туман, а сердце колотилось так сильно, словно хотело выпрыгнуть из груди.

Когда я немного успокоился, кто-то дотронулся до моего плеча и поставил меня на ноги. А потом я услышал голос, который звал меня по имени. Однако все это казалось мне ненастоящим и отдаленным, как будто слова, обращенные ко мне, доносились из бесконечно глубокого колодца…

Наконец чья-то рука ударила меня по лицу, и новая боль вернула меня в действительность. Я застонал, открыл глаза и невольно поднял руки к лицу, защищаясь от новых ударов. Рольф схватил меня за плечи и прислонил к стене. Он смотрел на меня со смешанным чувством озабоченности и страха и вновь занес руку для удара.

— Не надо… больше бить! — с трудом произнес я. — Все… в порядке.

Судя по взгляду Рольфа, он явно сомневался в этом, однако послушно опустил руку и на какое-то время оставил меня в покое. Но не прошло и минуты, как я начал оседать, и он, увидев мою беспомощность, вновь подхватил меня. Чувствуя ужасную слабость во всем теле, я понимал, что на этот раз она была не результатом злой, бешеной кровожадности, которая во время поединка затуманила мой разум, а лишь последствием мощных ударов воина, которыми он меня наградил.

— Говард, — пробормотал я. — Что с… Говардом?

Вместо ответа Рольф с силой встряхнул меня, подхватил обеими руками под мышки и потащил на лестничную площадку.

Несмотря на слабый свет, который давала одна лампа, стоявшая в холле, все нижнее помещение было как на ладони. Однако картина, представшая перед моим взором, не радовала. Более того, она была просто шокирующей.

Говард и кучер сидели на корточках рядом друг с другом всего в нескольких шагах от лестницы, словно две одинокие фигуры в море крохотных серых телец. Воин дракона лежал неподалеку от них, скорчившийся и наполовину погрузившийся в серую массу, которая, однако, не помогла ему при падении. Мерзкое месиво, покрывшее весь пол просторного холла, вызывало такое отвращение, что меня чуть не стошнило.

Это была моль.

Наверное, этих мотыльков насчитывалось здесь миллионами, миллионами и еще раз миллионами. Крохотные смертоносные насекомые, проникшие в дом через разбитые окна, покрывали толстым слоем не только пол, но и мебель, картины, люстру, дверные рамы… В общем, каждый минимальный выступ был покрыт пушистым серым снегом. Неожиданно я почувствовал чужой острый запах, который наполнял воздух.

Моль была не только в холле. Ступени лестницы тоже были устланы серым ковром, и когда я опустил взгляд, то увидел, что этот тонкий слой из телец моли, растоптанный и взрыхленный следами борьбы, непрерывно подергивается и дрожит. Казалось, проклятая моль была везде, на каждом миллиметре пространства этого злосчастного дома.

Но затем парализующий страх начал отпускать, и я понял, что угрожающее движение превратившейся в ковер моли — это всего лишь плод моего воображения.

Мотыльки больше не двигались — ни здесь, наверху, ни на полу, в холле. Они были мертвы. Все.

Мужчина очнулся, стряхнув оцепенение. Он стоял здесь как статуя, не двигаясь, не открывая глаз и даже не дыша, много часов подряд. Казалось, что под полуразрушенной крышей этого заброшенного дома осталось лишь его опустошенное тело, а дух пребывал совсем в другом месте. И хотя это место находилось всего в паре миль отсюда, оно было отделено от одинокого обветшалого дома несколькими мирами.

Наконец он проснулся. Его грудь поднималась и опускалась, а взгляд беспокойно блуждал, как будто ему не удавалось найти дорогу назад, в реальность.

Что-то было не так — он ясно чувствовал это, хотя и не понимал, в чем его ошибка. Он выполнил порученное ему задание, но что-то другое, чужое и враждебное, оборвало духовную связь, которая соединяла его с домом на другом конце города.

Мужчина долго стоял, уставившись на огромный бело-серый клубок. В нем осталось всего несколько мотыльков моли, и, когда вновь стемнело и пришло время их роения, они были какими-то вялыми и слабыми. Казалось, будто что-то парализовало их. Мужчина задумался.

Что произошло? Он вновь попробовал установить контакт со своими маленькими смертоносными слугами, но связь была оборвана. Пути, по которым шли его мысленные приказы, были перекрыты, а управление и связь с насекомыми нарушены.

Прошло еще несколько минут, прежде чем облаченный в темную одежду незнакомец окончательно очнулся и взял себя в руки. Он подошел к огромному серому клубку, протянул руку, как будто хотел дотронуться до него, но не довел движение до конца и в последний момент отвернулся. Мужчина быстрым шагом пересек комнату и вышел из дома. Старые ступени угрожающе скрипели, и казалось, что лестница вот-вот развалится под его весом.

Тем не менее он не собирался оставлять начатое им дело на произвол судьбы. Он вернется, обязательно вернется и выяснит, что именно помешало завершить выполнение столь важной задачи. В любом случае ему придется устранить преграду и сделать то, ради чего он приехал сюда. Незнакомец нисколько не сомневался в этом, так как обладал силой более могущественной и опасной, чем сила обычного человека, роль которого он играл, находясь в этом городе.

На самом деле он был колдуном.

Руки Говарда дрожали так сильно, что он чуть не выронил спичку, которой хотел поджечь сигару. Он казался очень бледным, а его дыхание было прерывистым и учащенным, как будто он преодолел несколько миль одним махом.

На столе перед Говардом стоял пустой стакан, на дне которого еще отсвечивался остаток золотисто-желтого виски. Это был уже восьмой или девятый стакан, который он опрокинул за последние полчаса. Но успокаивающее действие алкоголя до сих пор не наступило.

В библиотеке царила глубокая тишина, несмотря на то что здесь находилось около десятка человек. Было так тихо, как будто все присутствующие внезапно онемели.

Я чувствовал себя глубоко несчастным. И причина была не в острой боли, из-за которой мое тело словно пронизывали сотни маленьких иголок, делая каждый вдох мучительно тяжелым, и не в усталости или страхе, который заставлял меня цепенеть каждую минуту в течение последних часов, — нет, меня угнетало другое.

Я пристально смотрел на слуг, которые сидели, плотно прижавшись друг к другу, на узкой кушетке возле окна: две женщины и молодой человек, которого я нанял в качестве кучера, а также для выполнения грубой работы. За ними стоял Чарльз, мой новый мажордом. Из них всех Чарльз, наверное, был единственным, кто умел владеть собой, поскольку всю жизнь учился скрывать свои чувства под маской дружелюбия. Но и в его глазах сейчас был заметен страх.

Однако я видел не только их лица. На мгновение мне показалось, что передо мной промелькнуло блестящее от пота лицо Торнхилла и очень хорошо загримированное лицо-маска двойника доктора Грея. Я вдруг увидел глаза достопочтенного Генри, старого дворецкого, который так дружелюбно встретил меня во время моего первого визита в этот проклятый дом. И всем этим людям (и не только им!) я принес смерть.

После долгих колебаний я все-таки принял решение. Не говоря ни слова, я встал, подошел к письменному столу и выдвинул ящик. Под вопросительным взглядом Говарда я открыл чековую книжку, выписал четыре одинаковых чека на тысячу фунтов стерлингов каждый и положил их на стол.

Когда я вновь посмотрел на мажордома, в его глазах появилось откровенное любопытство. Остальные слуги повернулись в нашу сторону, наблюдая за немой сценой.

Наконец я встал, обошел стол и сделал пригласительный жест.

— Возьмите это, — сказал я, указывая на четыре маленькие прямоугольные бумажки на столе.

— Сэр? — Чарльз растерянно смотрел на чеки. — Я боюсь, что не понимаю…

— Вы все очень хорошо понимаете, Чарльз, — ответил я, усилием воли заставляя себя говорить спокойно и ясно. — Я хотел бы, чтобы вы ушли, — продолжил я, чувствуя себя на грани срыва, и едва слышно добавил: — Все.

Чарльз и горничная хотели было возразить, но я властным жестом остановил их и быстро произнес:

— Мне жаль, но нам нужно расстаться. Я понимаю, что я нанял вас всего несколько дней назад, но, честно говоря, не могу больше нести ответственность за людей, которые находятся в моем окружении.

Говард наморщил лоб, снова схватил стакан и разочарованно усмехнулся. Однако, вопреки ожиданию, промолчал.

— Возьмите эти чеки и уходите, пожалуйста, — сказал я еще раз. — Вы все слишком много пережили, и я надеюсь, что в следующий раз судьба будет немного благосклоннее ко всем нам.

Все еще сомневаясь, мажордом подошел к столу и какое-то мгновение в замешательстве смотрел на меня. Затем Чарльз протянул руку к одному из чеков, и я заметил, как его глаза округлились, когда он увидел сумму, на которую был выписан чек.

— Но сэр, — от неожиданности пробормотал он, — это же…

— Соответствующая компенсация, — перебил я его. — Вы ушли со своих старых мест, а кто-то даже выехал из квартиры. Теперь у вас есть возможность спокойно подыскать новое место, некоторое время не заботясь о заработке.

— Но, сэр, это больше, чем я могу заработать за три года! — продолжал Чарльз. — И я… не могу принять этого вознаграждения.

— Можете! — настаивал я. — И другие тоже. Если хотите, рассматривайте это как денежную компенсацию за те… неудобства, которые вам пришлось пережить.

— И как плату за молчание, — с угрюмым видом добавил Говард.

Его язык немного заплетался и он говорил медленнее, чем обычно: алкоголь наконец-то начал действовать. Но когда я посмотрел на него, взгляд Говарда был достаточно ясным.

— Естественно, вы никому не скажете о том, что здесь произошло, — сказал я, как бы подтверждая слова своего друга.

Чарльз помолчал несколько секунд.

— Никому, сэр? — спросил он. — А… покойница?

— Не волнуйтесь, Чарльз, об этом я побеспокоюсь, — поспешил заверить я. — Я пошлю Рольфа в Скотленд-Ярд завтра же утром. Как считает мистер Лавкрафт, это была…

— Моль, — подсказал Чарльз и кивнул. — Нам все равно никто не поверит, сэр.

— Ну хорошо.

Внезапно раздался голос Говарда. Мне показалось, что он прозвучал слишком раздраженно, хотя я не видел для этого никакого основания.

— Берите деньги и уходите! Все.

Чарльз немного помедлил, но затем схватил чек, аккуратно сложил его пополам и спрятал во внутреннем кармане пиджака. Кучер и горничная после недолгого колебания последовали его примеру. И только Мэри продолжала сидеть, не сдвинувшись с места. Кроткий взгляд, которым она отвечала на мое нетерпение, удержал меня от того, чтобы еще раз в присутствии других слуг попросить ее уйти.

Говард подал Рольфу знак, чтобы тот позаботился о Чарльзе и других, пока они не покинут дом. Затем он встал и, слегка пошатываясь, подошел к чайному столику, чтобы вновь наполнить стакан виски. Я с неодобрением следил за ним, но благоразумно воздержался от каких-либо замечаний по этому поводу. Нам предстояло еще обсудить что-то гораздо более важное.

Когда Рольф вышел из библиотеки, чтобы проводить Чарльза и других слуг вниз, я повернулся к Мэри. Все это время она молча сидела на кушетке и смотрела на меня испытующим взглядом, но до сих пор никак не отреагировала на сообщение об увольнении.

— А вы, Мэри? — спросил я. — Что с вами? — Я улыбнулся и, повернувшись к ней вполоборота, указал на последний чек, который лежал на столе. — Мое предложение касается и вас.

— Я знаю, — сказала она. — Но я хочу остаться.

— Я так и знал, — тихо ответил я. — А если я… буду настаивать на том, чтобы вы все-таки ушли?

— Я не боюсь, — ответила она.

— Присцилла тоже не боялась, — возразил я со всей серьезностью. — Как и та девушка, которая решила наняться в экономки по объявлению в газете.

На миг ее лицо помрачнело, а в глазах появилась грусть. Но Мэри очень быстро взяла себя в руки и сказала:

— Я… знаю. Но это ничего не меняет. Я уверена, что вам нельзя оставаться здесь в одиночестве. Вы не должны жить в этом огромном доме одни.

В ее голосе было столько тревоги и озабоченности, что я понял: не стоит даже пытаться переубеждать ее — все мои уговоры будут бесполезны и ни к чему не приведут. Несмотря на это, я взял чек со стола, подошел к Мэри и положил его рядом с ней на кушетку.

— Я настаиваю, Мэри, — упорствовал я. — Слишком много невинных людей пострадало здесь. Похоже, я приношу одни несчастья. Долгое пребывание в моем окружении не сулит ничего хорошего. Берите деньги и подыщите где-нибудь небольшую уютную квартиру для вас и вашей дочери.

Мэри улыбнулась, двумя пальцами подцепила чек и с видимым удовольствием порвала его на мелкие кусочки.

— Я остаюсь, — решительно произнесла она. — И мне не хотелось бы слышать впредь подобные глупости. Что значит «я приношу одни несчастья»? Это неправда, мой мальчик.

— Но это вовсе не глупости, — возразил я. — Это…

— Даже если бы это и было правдой, я все равно осталась бы, — невозмутимо продолжила Мэри. — Не путайте меня с Чарльзом и двумя другими слугами — эти люди были наняты на работу всего два или три дня назад, и в настоящий момент, вероятно, все, что они хотели, — это как можно быстрее исчезнуть из вашего дома. Но я знаю вас намного лучше, чем они, Роберт. Неужели вы всерьез считаете, что деньги заставят меня забыть о том, что я пережила, Роберт? Я никогда и нигде не смогу найти покоя, пока буду знать, что эти чудовища существуют. Вы забыли, что они сделали с моей дочерью?

— Конечно нет. Но если вы думаете, что теперь чем-то обязаны мне, Мэри, то…

— Именно так и есть, — прервала она меня. — Если бы не вы, моя дочь сейчас была бы мертва или одержима одним из этих монстров. И честно говоря, я не знаю, что было бы хуже.

— Но это…

— Оставь ее в покое, Роберт. — Говард поднял стакан, посмотрел в мою сторону и осушил его одним залпом. — Она права, — продолжил он. — Ты не можешь… не можешь жить один в этой коробке.

— А кто сказал, что я этого хочу? — спросил я.

Говард усмехнулся и вновь потянулся к бутылке с виски. Я быстро подошел к нему, вырвал бутылку из рук и мягко, но настойчиво усадил назад в кресло. Говард попытался протестовать, но я решительным жестом заставил его замолчать и повернулся к Мэри.

— Раз уж вам так хочется остаться здесь, тогда будьте любезны, сделайте нам крепкий кофе, — попросил я. — Думаю, Говарду он сейчас совсем не помешает. И загляните к нашему новому знакомому.

Рольф отнес Рона, который снова начал бредить, в соседнюю комнату и запер дверь снаружи. Но мне было бы спокойнее, если бы кто-то хотя бы время от времени наведывался к нему.

Мэри улыбнулась и вышла из библиотеки, не забыв прихватить с собой бутылку виски, за что Говард наградил ее испепеляющим взглядом. Я проводил ее и еще раз выглянул в коридор. И только после того, как я удостоверился, что мы одни и никто не помешает нам, снова закрыл дверь и повернулся к Говарду.

Его взгляд был совершенно ясным. Странно, но виски, которое он пил стаканами, похоже, совершенно не повлияло на его здравомыслие. Наверняка он лишь изображал пьяного — возможно, только для того, чтобы не отвечать на вопросы, которые я мог задать ему.

— Итак? — спросил я.

— Что итак?

Губы Говарда немного подрагивали, а рука сжимала пустой стакан немного сильнее, чем это было необходимо.

— Пожалуйста, Говард, — мягко произнес я. — Ты абсолютно точно знаешь, что меня интересует сейчас в первую очередь. Скажи, что произошло и как тебе удалось убить этих маленьких чудовищ?

— Я? — Говард засмеялся так, как будто услышал что-то очень смешное и глупое. — Кто из нас двоих здесь напился — ты или я?

Он горько усмехнулся, наклонился вперед и обвел рукой вокруг себя, очевидно имея в виду весь дом.

— Не удивляйся, но это дом убил их, Роберт. Не я. Такой силы у меня нет.

— Не мели чушь!

— Никакая это не чушь, — усмехаясь, заявил Говард. — Помнишь, что я рассказывал тебе о доме твоего отца? Это не какой-нибудь простой дом. Это здание — настоящая крепость. И он сам хорошо знает, как и когда нужно защищаться. Как ты думаешь, почему Некрон не прислал сюда своих убийц? — Говард взмахнул рукой. — Да потому, что он сразу почувствовал, какие силы таятся в этом доме. Он знал, что не сможет тебя одолеть. Только не здесь!

Неожиданно я вновь вспомнил тот странный звук, который отдался эхом в моей голове, когда на меня напал воин дракона. И такой же тревожный звук, от которого у меня заложило уши, донесся из ниоткуда, когда дремавшие силы дома пытались предупредить меня о двойниках Говарда и Грея. А потом перед моими глазами появилась картинка с рассыпавшимися в пыль мраморными перилами лестницы под руками воина…

— Но это… это какое-то безумие, — оторопев, возразил я. — В этом нет никакого смысла.

Говард скривился.

— Я знаю только одного человека, который так долго не может собраться с мыслями, — это ты, мой мальчик. Какая муха укусила тебя? Зачем нужно было отсылать слуг? Через три дня весь город будет знать о том, что здесь произошло!

— Никто им не поверит, — спокойно возразил я.

— О нет! Конечно нет, — голос Говарда был полон сарказма. — Так же как никто не заинтересуется двумя трупами в доме. Неужели ты в самом деле считаешь, что твои бывшие слуги будут молчать только потому, что ты столь щедро вознаградил их? Наоборот, Роберт! Они станут еще более подозрительными, и через два-три дня сотрудники Скотленд-Ярда будут снова здесь. С наручниками и ордером на арест.

— В этом не будет нужды, — ответил я. — И я вполне серьезно говорил, что завтра же пошлю Рольфа в Скотленд-Ярд.

Говард недовольно заворчал, но я не дал ему ничего сказать и быстро продолжил:

— Это были не пустые слова, Говард. Я… я больше не могу. Прошло совсем немного времени с того дня, как я приехал в Лондон и поселился в доме отца, но все, что я видел здесь, — это лишь смерть и ужас. — Я тяжело вздохнул. — Некрон был прав: я приношу несчастья везде, куда бы я ни пришел. Люди умирают, если слишком долго находятся рядом со мной. Господи, Говард, да за мной просто стелется дорога из трупов — неужели ты этого не понимаешь?

— Я прекрасно понимаю только одно: все, что ты сейчас сказал, — это сплошная ерунда, — спокойно возразил Говард. — Ты не виноват, что Хазан Некрон пришел сюда. Нет твоей вины и в том, что этот Торнхилл оказался настолько сумасшедшим, что осмелился напасть на воинов дракона.

Однако Говард нисколько не убедил меня — по меньшей мере в одном пункте он ошибался. С юридической точки зрения, возможно, моей вины не было, но я все же считал себя ответственным за то, что произошло, хотя бы частично. Я понимал, что это не относится ко всему делу, однако не стал говорить на столь болезненную тему с Говардом, да и не собирался обсуждать с ним столь щекотливый вопрос в ближайшее время. Это касалось только меня одного.

— А сегодня? — спросил я. — Эта… эта моль, или что там еще было?

Говард молчал. Несмотря на то что в библиотеке было довольно-таки прохладно, у него на лбу заблестели капельки пота.

— Это тоже не имеет к тебе никакого отношения, — после паузы тихо сказал он. — В первый момент… я тоже подумал, что это связано с тобой, но все оказалось не так.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

И тут во мне проснулось неясное подозрение. Я почувствовал, что наконец-то определились недостающие детали одной головоломки, из-за которых мне никак не удавалось представить общую картину. Теперь же все это приобрело смысл и начало складываться в единое целое.

— Это должно было только выглядеть так, — ответил Говард, не поднимая на меня глаз, — чтобы ты поверил, будто нападение произошло из-за тебя. Атака этого ненастоящего воина дракона — уловка, с помощью которой тебя хотели ввести в заблуждение, Роберт.

— Говоришь, ненастоящий? — Я был ошеломлен.

Говард посмотрел на меня почти с сочувствием.

— Этот человек не был воином дракона, — сказал он. — Если бы он действительно принадлежал к гвардии Некрона, ты был бы уже давно мертв, мой мальчик.

Я криво улыбнулся, положил руку на ребра, которые жутко болели, и скорчил преувеличенно болезненную гримасу.

— Еще немного — и они были бы поломаны.

— В том то и разница, — серьезно произнес Говард. — В случае с настоящим воином дракона этого еще немного не было бы. Наверное, ты думаешь, что знаешь этих людей, Роберт. Но ты, к сожалению, ошибаешься. Если бы он на самом деле был тем, за кого выдавал себя, то он порезал бы тебя на кусочки, прежде чем ты вообще смог бы подойти к нему.

— Мне повезло, — сказал я. — Вот и все. Если бы он не допустил ошибки…

— Глупости, — перебил меня Говард. — Это не тебе повезло, мальчик, а ему не повезло. Только в этом случае все приобретает свой смысл. Он не собирался тебя убивать. Он хотел, чтобы ты поверил, будто тебе повезло. Ему нужно было напугать тебя и, возможно, ранить — не более. А то, что он при этом разбил себе голову, вряд ли было предусмотрено. Вот и все.

— И кто же это был на самом деле? — тихо спросил я, хотя, в принципе, уже догадался, каков будет ответ.

Говард молчал, неподвижно уставившись мимо меня в одну точку, но его молчание само по себе уже было ответом. Постепенно беспорядочно мелькавшие в моем сознании части головоломки окончательно сложились в одно целое.

— Нападение предназначалось тебе, — сказал я. — Этого воина послали те же люди, по поручению которых действовали ван дер Гроот и двойник Грея.

— Даже если и так? — едва слышно произнес Говард.

Его голос прозвучал ровно и глухо, но я видел, что он из последних сил старается сохранить самообладание.

— Речь идет о… ложе, — продолжил я. — Люди, к которым ты хочешь отправиться, — члены этой… ложи. Ведь так?

Говард с удивлением посмотрел на меня. Через мгновение его глаза яростно сверкнули.

— Рольф говорил с тобой!

— Да, говорил, — признался я. — Но в этом не было особой нужды. Все и так ясно. Однако мне хотелось бы предупредить тебя: я не допущу, чтобы ты туда поехал, Говард.

— Неужели? — насмешливо спросил он. — Не допустишь?

Я решительно покачал головой.

— Конечно нет. Особенно после того, что произошло сегодня. Эта ложа, или кто они там…

— Никакая это не ложа! — гневно воскликнул Говард. Он так сильно сжал подлокотники кресла, что дерево заскрипело. — За кого ты меня принимаешь, Роберт? За франта, который тратит свое время на спиритические заседания или тайные встречи? Эта… ложа, как ты ее называешь, представляет собой организацию, которая…

— Организацию колдунов?

Говард пропустил мой вопрос мимо ушей.

— Это тайное общество, — сказал он. — Очень могущественное тайное общество, Роберт. Наверное, самое влиятельное в мире. Я думал, что смогу противостоять его силе, но, видимо, ошибался. Я скрывался от них более десяти лет, и, как оказалось, это не имело никакого смысла. — Неожиданно в его голосе прозвучала горечь. — Не думай, что это ты виноват во всем. — Говард зло рассмеялся. — И упрекать в том, что произошло, нужно только меня, Роберт. Ничего этого не случилось бы, если бы меня здесь не было. Но в одном ты прав: трупов вокруг нас уже предостаточно. Я бы сказал, даже более, чем можно было предположить. Поэтому я сделаю то, что должен был сделать еще несколько лет назад: я сдамся на милость врага.

— Но тогда они убьют тебя, — сказал я.

— Возможно, но я попытаюсь предотвратить это.

Я заметил, что Говард уже полностью овладел собой и говорил так, как будто речь шла о кулинарном рецепте.

— Но это же самоубийство!

— Согласен, — невозмутимо произнес Говард. — Но тогда по крайней мере больше не будут умирать невинные люди, Роберт.

Этой ночью я просто не смог уснуть. Когда Говард отправился в свою комнату, я тоже пошел к себе и попытался хотя бы немного успокоиться. Но, как и ожидалось, все мои усилия были напрасны. После того как Чарльз и двое других слуг покинули дом, Рольф, как умел, починил поломанные окна и дверь, однако от этого в доме не стало уютнее.

Разве я мог уснуть? То, что произошло сегодня вечером, было больше, чем просто покушение на мою жизнь. Если Говард был прав — а я в этом ни капельки не сомневался, — то на арену, по всей вероятности, вышла новая, возможно еще более опасная, третья сила, о существовании которой еще буквально несколько часов назад я даже не догадывался.

Постепенно дело становилось все более запутанным.

В течение часа, который показался мне целой вечностью, я беспокойно ворочался в кровати, пытаясь заставить себя заснуть, но в результате добился обратного, после чего встал и снова оделся.

Я вышел из своей комнаты, задержался на мгновение в коридоре и нерешительно посмотрел по сторонам. Я сам точно не мог сказать, что именно я хотел. Во мне вдруг проснулось необъяснимое беспокойство. В доме стояла странная тишина, и казалось, что в этой тишине было что-то тягостное, удручающее. Это была та странная тишина, которую невозможно описать словами и которая иногда бывает в мавзолеях или очень старых подземельях, где сохранился запах времени.

Возможно, это было прикосновение другого мира, обычно недоступного для человеческих чувств, но сейчас я остро ощущал его присутствие. А может быть, я почувствовал близость к нему потому, что находился в этом странном, заколдованном доме.

Я сделал несколько шагов и вновь остановился, вглядываясь в темноту. Что сказал Говард? Этот дом — крепость.

Неужели все дело в этом? Наверняка нет. Дом моего отца был местом тревожных и темных тайн, где занавес, разделяющий мир людей и мир магии, был настолько тонкий, что можно было почувствовать дыхание чужой, искаженной и враждебной человеку Вселенной. Дыхание, похожее на ледяное могильное дуновение…

Мне стало страшно. И даже то обстоятельство, что силы, которые таились в этом доме, были даны мне в помощь, абсолютно ничего не меняло.

Я осторожно прошелся по коридору, немного помедлил и затем решительно шагнул на лестничную площадку, которая находилась на десятиметровой высоте над холлом. В мягком полумраке второго этажа мне показалось, будто поломанные перила лестницы, из-за которых мнимый воин дракона упал вниз, злобно усмехнулись.

Я осмотрел площадку, где еще недавно противостоял воину, вооруженному саблей, не сходя с места. То тут, то там виднелись маленькие кучки серой пыли, а на ковре в холле все еще оставался серый налет. Но мертвые тельца мотыльков-убийц начали уже растворяться. Признаться, меня это не очень удивило, скорее наоборот: если бы этого не произошло, я, наверное, удивился бы больше. Доставшийся мне в наследство дом был вампиром, молохом, который поглощал все, что не принадлежало ему. Я был уверен, что на следующее утро, когда взойдет солнце, от всего этого не останется и следа.

Тут мое внимание привлек светлый длинный предмет на другом конце лестничной площадки. Я вспомнил, как Рольф и Чарльз завернули в простыню труп воина дракона, а вернее, того, кто выдавал себя за такового, и вынесли его из холла. Мне показалось несколько странным, что его положили в углу как свернутый коврик.

Немного помедлив, я направился к нему, опустился на колени возле неподвижного тела и протянул руку к простыне. Мое сердце забилось немного быстрее, когда я стал разворачивать ее, чтобы взглянуть на лицо убитого. Честно говоря, я не мог объяснить, почему мне захотелось посмотреть на своего противника.

Я точно не был некроманом, совсем даже наоборот. Но в глубине души я, вероятно, надеялся найти на этом трупе что-нибудь такое, что пролило бы свет на нераскрытые тайны и помогло бы разобраться в хаосе оставленных без ответа вопросов.

Черты покойника выглядели застывшими, как будто его заморозили в тот момент, когда жизнь едва успела покинуть тело. Признаться, я ожидал увидеть искаженное от страха и ужаса лицо, но вопреки моему предположению в его глазах застыло выражение невероятного удивления, словно он вплоть до последней секунды так и не смог понять, что произошло и в чем его ошибка.

На какой-то миг мне показалось, будто я знаю, что именно чувствовал этот человек в последние мгновения своей жизни. Страха не было — это точно: все произошло слишком быстро. Да у него и не было никаких причин для того, чтобы испытывать страх, поскольку он явился сюда не для того, чтобы убивать или быть убитым. Просто я не стал придерживаться общих правил игры и воспринял обман как серьезное дело. Игра превратилась для меня в борьбу не на жизнь, а на смерть.

И я стал его убийцей.

Ценой невероятных усилий мне удалось отогнать эту мысль и вновь вернуться в реальность. Я резко встал, схватил белую простыню, чтобы снова накрыть ею лицо покойника, но неожиданно замер. Черное одеяние воина сбилось, и я увидел обнажившуюся грудь мужчины. Прямо над его сердцем была татуировка. Мне не хватало света, чтобы тщательно рассмотреть ее, и после недолгих сомнений я вновь опустился на колени и вынул из кармана спички.

Мерцающий свет пламени осветил миниатюрную, искусно сделанную голубовато-фиолетовую татуировку. Она была чуть больше ногтя на пальце руки, но отличалась невероятно точными деталями, которые я раньше видел только в исполнении профессиональных художников: это был круг с зубчатым краем, похожий на стилизованный круг солнца; на изображенной внутри круга лошади сидели двое мужчин, одетых лишь в кожаные фартуки; у обоих лица были обращены к наблюдателю; тот, что сидел впереди, в высоко поднятой правой руке держал копье, а сидящий сзади сложил руки в молитве.

Спичка погасла, и пламя опалило мне пальцы. Я отбросил ее в сторону, вновь накрыл лицо покойника и выпрямился.

Я чувствовал себя несчастным, потому что находился в положении человека, который пассивно наблюдает за тем, как мир, в котором он жил до сих пор, рушится у него на глазах. Впервые в жизни я начал понимать, что в действительности означает слово «беспомощность». Нервно сглотнув, чтобы избавиться от горького привкуса, который неожиданно появился во рту, я невольно посмотрел на портрет моего отца.

Картина в золотой раме была последней в бесконечном ряду портретов, которые украшали эту стену. Я медленно подошел к портрету, остановился и начал рассматривать тонкое, аскетическое лицо человека, который был изображен на нем.

Родерик Андара.

Мой отец…

Эти слова отдались в моих мыслях тихим эхом. На этот раз черты Андары показались мне более резкими, чем раньше, а выражение его темных, чистых глаз стало беспощаднее или, нет, скорее решительнее.

Он был моим отцом — но что мне было известно о нем в действительности? Кроме имени, почти ничего. Я вступил в его наследство, не очень желая этого, и до сих пор даже приблизительно не знал, из чего конкретно оно состоит.

Роберт Крэйвен — колдун…

Я чуть не рассмеялся. Да, я освоил пару небольших трюков. Немного мишуры, умение создать иллюзию — этого как раз достаточно, чтобы казаться важным гостем на какой-нибудь скучной вечеринке в высших кругах лондонского общества. И только один-единственный раз я действительно воспользовался силой, которую передал мне Андара.

В результате я убил человека.

— И это то, что ты оставил мне в наследство, отец? — тихо спросил я. — Это твое наследство — смерть и несчастья?

Конечно, я не получил ответа. Даже если у меня и было несколько контактов с духом — или душой, как это иногда называют, — моего погибшего отца, я все равно не верил в то, что могу разговаривать с портретом. Однако сейчас я испытывал острую потребность поговорить с кем-нибудь или с чем-нибудь. Иногда даже такой разговор приносил облегчение.

— Или это проклятие Некрона? — продолжил я.

— И то, и другое, Роберт, — раздался тихий голос за моей спиной.

Я обернулся и увидел позади себя массивную фигуру Рольфа, казавшуюся в темноте настоящей горой.

— Что ты знаешь о нем? — спросил я.

— Об Андаре? — Рольф задумался. — Честно говоря, немного. Я видел его только один раз, да и то несколько секунд. Но Говард много о нем рассказывал. Я не считаю, что твой отец был таким жестким человеком, как ты думаешь, Роберт.

— Разве я так думаю?

Рольф кивнул.

— Мне показалось, что в твоем голосе слишком много горечи. Но ты не прав по отношению к отцу, как, впрочем, и к себе тоже.

— Слова, — пробормотал я, — это все слова, Рольф. Они не вернут Присциллу и не воскресят Торнхилла и других погибших.

— Но ты не виноват! — упорствовал Рольф.

— Я уеду из этого дома, — сказал я. — Как только… все утрясется.

— Утрясется? — Рольф покачал головой. — Это никогда не прекратится, Роберт. Неужели ты действительно веришь в то, что сможешь убежать от своей судьбы?

— Я… вообще ни во что не верю, — несмело ответил я. — Я только знаю, что притягиваю к себе несчастья, как падаль притягивает мух. И если это и есть наследство отца, то я не хочу им владеть.

— А что ты хочешь вместо этого? Сдаться? — Рольф угрюмо посмотрел на меня. — Ты хочешь сдаться? — повторил он, и на этот раз его слова прозвучали как ругательство. — Роберт, нельзя убегать и прятать голову в песок, вместо того чтобы защищаться! — Он замолчал и после небольшой паузы добавил: — А я, глупец, надеялся, что ты поможешь мне!

— Помочь? — Я горько улыбнулся, чувствуя опустошенность и подавленность. — Чем же я могу помочь тебе? Умереть каким-нибудь особенно оригинальным способом, как этот человек на портрете?

— Жалость к самому себе никогда не приводила к хорошему, — жестко произнес Рольф.

— Жалость к себе? Я не думаю, что это единственная причина, Рольф. Не забывай, что погибли люди.

— Тогда найди тех, кто ответственен за это, и накажи их, черт возьми! — вспылил Рольф. — Неужели ты действительно не понимаешь, что Некрон и эти… эти монстры в человеческом обличье решили просто поиграть с тобой? А ты позволяешь им двигать собой как шахматной фигурой, а потом во всем винишь себя! Проклятие, я сейчас здесь, потому что мне нужна твоя помощь, Роберт!

— В чем? — спросил я.

Его неожиданное волнение было мне непонятно. Но собственно говоря, и вся ситуация была необычной. Не мог же Рольф встать посреди ночи только для того, чтобы поболтать со мной.

— Это касается Говарда, — сказал он. — Ты поговорил с ним, не так ли?

— Я попытался, — ответил я. — Но боюсь, это не очень помогло.

— Помогло?

Рольф рассмеялся, но тут же умолк, боязливо повернув голову к двери. Однако за дверью их с Говардом комнаты было все так же тихо.

— Он хочет уехать, — сказал Рольф.

— Я знаю.

Рольф почти сердито покачал головой.

— Да ты вообще ничего не знаешь! Покушение на самом деле было организовано ради него, Роберт. И этот покойник всего лишь исполнитель, а за ним стоят очень влиятельные люди.

— Ты… имеешь в виду, что такое может… повториться? — спросил я в ужасе.

— Я ничего не имею в виду, — грубо ответил Рольф. — Но Говард боится этого. Он знает, что на нас невозможно напасть, пока мы в этом доме. И он переживает, что эти чудовища могут появиться в городе где-нибудь в другом месте. Он… он считает, что события сегодняшнего вечера были только предупреждением, понимаешь?

— Нет, — честно ответил я.

Рольф вздохнул.

— Говард считает, что его… братья находятся в городе. Он уверен, что здесь был не только ван дер Гроот и наемный убийца, который теперь лежит в углу, но и еще один из внутреннего круга. Он такой же колдун, как ты и твой отец. И он явился, чтобы забрать его, Роберт. Первое покушение… не удалось, но он не остановится. И в следующий раз, возможно, ему повезет больше…

Я внутренне содрогнулся. Словно в калейдоскопе передо мной промелькнули ужасные сцены этого сумбурного вечера. А мысль о том, что где-то в городе летает рой смертоносных мотыльков-убийц, была просто невыносимой.

— И что… Говард собирается делать? — спросил я.

— Он утверждает, что ему известно, где этот колдун прячется, — ответил Рольф, — и хочет встретиться с ним.

— Когда?

— Завтра, — ответил Рольф. — Рано утром.

Я заметил, как тяжело ему дались последние слова, — наверное, он чувствовал себя так, как будто предал Говарда.

— Незадолго до наступления рассвета, — продолжил Рольф, — он выйдет из дома. А когда солнце встанет, они встретятся. Это… имеет какое-то отношение к их правилам.

— К их правилам, — прошептал я, чувствуя нарастающую тревогу.

Рольф поднял голову и посмотрел на меня с подозрением.

— Кто же эти таинственные они, Рольф? — волнуясь, спросил я. — Кто эти люди, которых боится даже Говард?

Рольф приготовился ответить, но я, предвидя, что в очередной раз услышу его обычную отговорку, решительно покачал головой и тихо, но настойчиво произнес:

— Скажи мне правду, Рольф. Я больше не верю, что ты ничего не знаешь о них. Так или иначе, я все равно выясню это.

Рольф молча уставился в пол.

— Я… поклялся Говарду, что никому не скажу об этом, — немного помедлив, пробормотал он.

— Забудь о своей клятве! — едва сдерживаясь, сказал я. — Ведь речь идет о его жизни, Рольф!

— Тамплиеры, — наконец вымолвил он. — Это они…

— Тамплиеры? — Я недоверчиво посмотрел на него. — Ты… ты имеешь в виду орден… тамплиеров?

Рольф кивнул.

— Да. Сражающиеся монахи, Роберт.

— Но это… Это же невозможно, — прошептал я, хотя теперь был уверен, что он сказал правду. — Это…

— Это правда, Роберт.

В отчаянии я пытался вспомнить хотя бы что-нибудь, что могло бы опровергнуть или сгладить ужасное впечатление от этой новости.

— Но храмовники были распущены, — слабым голосом произнес я. — Насколько я знаю, они…

— Филипп Красивый уничтожил их в XIII столетии, — перебил меня Рольф. — Неожиданно в его голосе зазвучало нетерпение. — Все думают, что так все и было. Но это неправда. Орден тамплиеров никогда не переставал существовать. Они просто ушли в подполье — вот и все. Они всегда продолжали свою деятельность, и сейчас их орден могуществен как никогда, Роберт. Намного могущественнее, чем этот дурак Некрон. Он всего один, а их сотни. Их не стало больше, но многие из них приобрели магические знания. Говард боится их, Роберт, и его страх вполне объясним. Ты же увидел, как мало эти чудовища ценят жизнь людей. Они и дальше будут убивать, пока Говард не сдастся на их милость. — Рольф остановился, помолчал немного и продолжил приглушенным голосом: — Но если Говард решится на это, они сразу убьют его.

— Тогда мы должны помешать ему, — сказал я.

Рольф кашлянул.

— Помешать? Ты скорее помешаешь Темзе вытекать в море, мой мальчик. И к тому же Говард убьет меня, если узнает, что я говорил с тобой об этом.

Он покачал головой, какое-то время пристально смотрел на меня, а затем вновь уставился в пол.

— Что же ты собираешься делать? — спросил я, когда понял, что Рольф замолчал надолго.

И он рассказал мне.

На востоке, ярко выделяясь на фоне серых сумерек предутреннего неба, засветилась полоска бледно-розового цвета. Улицы еще дышали холодом ночи, а в красных отблесках восходящего солнца очертания города были похожи на зубчатую стену крепости с множеством бойниц.

Рольф подал мне знак рукой, и я пригнулся еще ниже, затаившись у заросшей мхом стены, которая почти наполовину развалилась. Я напряженно вглядывался в колышущиеся серые тени, которые делали улицу похожей на искаженные, нереальные кулисы. Настоящей оставалась только карета, которая стояла неподалеку от нас и казалась застывшей глыбой.

Обе лошади, запряженные в карету, время от времени постукивали копытами о булыжную мостовую, и было слышно, как звенел металл на подковах. Но даже эти звуки воспринимались мной как ненастоящие.

Я прогнал эту навязчивую мысль и попытался полностью сосредоточиться на карете и ее пассажире. Из укрытия на полуразрушенном участке, где мы с Рольфом заняли позицию, вся улица была видна как на ладони, но при этом нас самих вряд ли кто-нибудь смог бы обнаружить.

Однако здесь, в принципе, не могло быть никого, кто хотел бы нас увидеть. Эта часть Лондона, казалось, вымерла. Ни в одном из домов, вытянувшихся нестройной вереницей вдоль мрачной улицы, я не заметил света. Нигде не было видно даже следов пребывания здесь людей, и все наше окружение было похоже на город призраков.

Несколько часов назад мы с Рольфом сменяли друг друга в темном углу холла, пока за несколько минут до наступления утренних сумерек Говард не вышел из комнаты, чтобы покинуть дом через черный вход. Без сомнения, он хотел взять экипаж из каретного сарая и отправиться на свою встречу.

Мы подождали, когда он выедет со двора, и я выразил свое восхищение по поводу того, насколько точными оказались подсчеты Рольфа. Говард не обратил никакого внимания на карету, стоявшую на обочине всего в нескольких шагах от дома и развернутую на север, и поехал в противоположном от нее направлении.

Мы сразу же последовали за ним. Надев плащ и цилиндр кучера, доставшиеся нам от Рона, Рольф уселся на козлы, а я устроился внутри, предварительно закрыв на окнах кареты занавески. Говард с самого начала ехал на большой скорости, и я даже опасался, что он заметит нас. Его карета неслась все быстрее и быстрее, постоянно меняя направление, как будто у Говарда не было цели или конкретного плана.

Спустя какое-то время я понял, что происходит: скорее всего, Говард сам толком не знал, где был человек, который прошлым вечером устроил нам столь ужасное испытание. Снова и снова он останавливался, а один раз даже вернулся, но затем опять выехал на ту же дорогу и отправился дальше, пока наконец не покинул центр города и помчался в его северную часть.

Незадолго до рассвета его карета въехала в этот безлюдный, пришедший в упадок район, который находился на северной окраине Лондона. Следуя за Говардом, Рольф старался держаться на приличном расстоянии от него. Здесь, в отличие от центра города, где даже ранним утром движение было довольно оживленным и мы легко могли затеряться, царило безмолвие. Поэтому нам пришлось отстать и ориентироваться по цокоту копыт, гулко отдававшемуся в предутренней тишине.

Когда Говард приехал на место, мы оставили свою карету на безопасном расстоянии и дальше пошли пешком. На заброшенном участке мы спрятались и, набравшись терпения, приготовились ждать.

Я не знал, сколько времени прошло с тех пор, как мы залегли в засаде, замерзая у этой полуразрушенной стены высотою в полметра и не переставая следить за каретой. Мои пальцы онемели и стали бесчувственными, а ушибленные ребра невыносимо болели. Ожидание было мучительным, но нам ничего другого не оставалось, как только лежать здесь и наблюдать. Мы понимали, что Говард сразу же обратится в бегство, если хотя бы заподозрит, что мы последовали за ним.

С каждой минутой наше положение выглядело в моих глазах все абсурднее. Ночью, когда Рольф говорил со мной, все было так ясно и понятно, но теперь… Одна только мысль о том, что Говард — этот хладнокровный человек, скептик, поклонявшийся логике, — был связан с каким-то тёмным тайным обществом, казалась мне невероятной. Говард — член ложи?.. Говард — последователь какого-то братства, которое в полночь прыгает в дурацких одеяниях и молится луне или святому идолу?

Смешно!

Вдруг что-то ударилось о стену рядом с моим лицом. Я вздрогнул, поднял глаза и невольно втянул голову в плечи. Тогда Рольф бросил в мою сторону еще один камушек, чтобы привлечь к себе внимание. Отчаянно жестикулируя, он указал вверх. Я медленно опустился на колени и проследил за его рукой.

В первый момент я даже не понял, что он имел в виду. Небо посветлело, а мерцающая розовая полоска на горизонте стала еще шире. Несмотря на это, над нашими головами все еще висел угрожающий купол из серых сумерек и темных тяжелых облаков.

Внезапно я увидел, что одно облако движется… как-то странно. Это было не обычное, плавное движение по небу, а беспорядочное и… дерганое, что ли. Облако то и дело сжималось и снова растягивалось, опускаясь немного вниз, а затем в лихорадочном скачке поднимаясь в вышину. Но при этом оно медленно и неотвратимо приближалось к нам.

Это была моль.

Миллиарды мотыльков моли.

Чтобы вновь привлечь мое внимание, Рольф начал отчаянно гримасничать и жестикулировать. Увидев, что я повернулся к нему, он выразительно посмотрел на меня и приложил указательный палец к губам. Потом он махнул рукой в сторону кареты Говарда, и мы проследили за тем, как дверь кареты открылась и из нее вышел наш друг. Наверное, он тоже заметил приближение смертоносного роя и, запрокинув голову, несколько секунд смотрел на живое облако. После этого Говард уверенно направился к дому. Звук его шагов был заглушён мягким шумом порхающих крылышек, который доносился к нам из серого облака.

Вскоре насекомые добрались и до нас. Облако тяжело опустилось на улицу, коснулось крыш домов справа и слева от нас и разлетелось в бесшумном взрыве. Миллионы и миллионы серых телец размером с монетку в один пенни заполнили окружающее пространство подобно кружащимся хлопьям грязного снега, и мы услышали равномерное гудение, которое необъяснимым образом действовало угрожающе.

Я инстинктивно пригнулся и закрыл лицо руками, когда тысячи насекомых-убийц налетели на нас с Рольфом… Бесконечно нежные, легкие как пух крылышки касались моего затылка и голой кожи рук. Воздух стал серым от пыли, поднимавшейся с маленьких крылышек, и наполнился острым запахом, исходившим от мотыльков.

Однако смертельной боли, которой я ожидал от их прикосновения, не было. Сотни насекомых дотрагивались до меня, превращая мою одежду в живое серое покрывало, но… ничего не происходило.

Я медленно выпрямился, поднял руки к глазам и со смешанным чувством ужаса и невероятного, еще пока осторожного облегчения уставился на дрожащие тельца насекомых, облепивших мои руки. Почувствовав движение, мотыльки сразу улетели, но их место тут же заняли другие, опустившись на освободившееся пространство. Казалось, что моль утратила свою страшную способность заставлять время бежать в тысячу раз быстрее.

— Роберт!

Тревожный оклик Рольфа вернул меня в реальность. Я взмахнул руками, сгоняя моль, встал на колени и посмотрел на него. Несмотря на то что все вокруг было забито беспорядочно кружащимися насекомыми, я увидел, как он вскочил и указал вперед, в ту сторону, где исчез Говард.

В конце улицы, немного в стороне от остальных зданий, возвышался двухэтажный, наполовину разрушившийся дом. Его крыша в нескольких местах провалилась, а на участке перед домом валялись обломки и изъеденные древесным жуком балки. Сорняк и маленькие кривые деревца, выросшие на руинах, а также несметное количество насекомых, роящихся вокруг них, словно живая снежная буря, сглаживали контуры развалин и тем самым усиливали зловещее впечатление, которое этот мертвый дом, наверное, вызывал даже днем.

— А теперь быстрее! — прохрипел Рольф. — Пока он не ушел далеко!

Здоровяк проворно вскочил, схватил рюкзак, который лежал рядом с ним, и одним прыжком перемахнул через стену.

Мы побежали, даже не думая скрываться. Если бы Говард и обернулся, он вряд ли увидел бы нас за трепещущей серой массой, заполонившей всю улицу. Но Говард ни разу не обернулся; он целеустремленно шел к заброшенному дому и вскоре исчез в нем. Я не был уверен, но у меня сложилось впечатление, что, как только он вошел в дом, беспокойство насекомых усилилось. Гудение и хлопанье крылышек становились все громче, а в воздухе теперь было так много серой клубящейся пыли, что стало трудно дышать.

Рольф шел на несколько шагов впереди меня и, приблизившись к дому, прислонился к потрескавшемуся косяку двери.

— Говард… поднялся по лестнице наверх! — задыхаясь, прохрипел он. — Быстро. Я… пока осмотрюсь тут.

Я хотел было возразить, но Рольф грубо схватил меня за руку, затащил в дом и толкнул к лестнице, которая и правда вела наверх.

— Пять минут! — прокричал он. — И ни секунды больше! Помни об этом!

Я еще раз посмотрел на небо: полоска яркого дневного света стала еще шире. «Пять минут, — подумал я, — это слишком много». Но нам пришлось пойти на такой риск, чтобы дать шанс Говарду.

Пока Рольф открыл рюкзак и начал лихорадочно рыться в нем, я побежал вверх по лестнице. Сначала быстро, перепрыгивая за раз через две-три ступеньки, а затем, когда я уже поднялся на один этаж, медленнее и затаив дыхание.

Шаги Говарда я различил сразу: они раздавались прямо над моей головой. Мне показалось, что слышу и его голос, но я не был в этом уверен. Здесь, внутри дома, был отчетливо слышен звук от гудения и хлопанья многочисленных крылышек. Затем я услышал, как закрылась дверь и щелкнул замок, а потом раздался глухой грохот, как будто об пол ударили тяжелым предметом.

Нащупав рукоятку шестизарядного револьвера, который был у меня под пальто, я осторожно пошел дальше. По совету Рольфа, кроме отцовской трости, я взял еще и револьвер, хотя обычно отказывался от огнестрельного оружия. Но чувства уверенности, которое обычно давало оружие, на этот раз не было. Мои ладони стали влажными от пота.

Когда я продолжил подъем, лестница под моим весом заскрипела и задрожала, словно живое существо. Меня окружила темнота, чуть разбавленная бледными полосками серых мерцающих сумерек, которые прорывались через щели и дыры в каменных стенах. Я вновь услышал голоса, но теперь был уверен, что мне это не показалось.

Наконец я достиг короткого коридора, который всего через несколько шагов заканчивался прогнившей дверью. Именно из-за нее и доносились голоса. Один из них был незнакомый, а другой, естественно, принадлежал Говарду. Судя по всему, разговор шел на повышенных тонах. Я остановился, стараясь дышать как можно тише, а затем бесшумно подошел к деревянной двери и приставил ухо к ее потрескавшейся поверхности.

— Я сразу понял, что он пришел не сам, — сказал Говард. Его голос звучал взволнованно, но скорее гневно, чем испуганно. — И мне совершенно ясно, что он хотел сказать, — продолжил он. — Я здесь. Так что, черт возьми, вы еще хотите от меня?

— Не называй его имени вслух, брат Говард, — произнес другой, незнакомый голос. — Не греши хотя бы в последние минуты.

Говард резко рассмеялся.

— Прекрати свою глупую болтовню, брат, — с ударением на последнем слове сказал он. В его голосе послышалась такая злость, которой я еще никогда у него не замечал. — Тебе хорошо известно, почему я здесь. Вы хотели заполучить меня — пожалуйста! Но отзовите назад этих чудовищ, которых вы создали: они убили уже слишком много невинных людей.

— А ты совсем не изменился, брат Говард, — с упреком произнес незнакомец. — Когда же ты осознаешь, что линии судьбы уже предначертаны? На все воля Божья.

— Значит, на то, что из-за ваших… ваших чудовищ погибли невинные люди, была воля Господа? — взорвался Говард, гневно сверкая глазами.

— Попридержи язык, брат Говард! Осталось не так уж много времени, прежде чем ты предстанешь перед тем, кого ты сейчас порочишь. Да и упреки твои несправедливы… Я допускаю, что пострадали невинные люди, но виноват в этом ты, и никто больше. Если бы ты покорился судьбе, вместо того чтобы бегать от нее, то всего этого не произошло бы.

— Отзови их назад! — потребовал Говард, не обращая внимания на последние слова своего собеседника. — Ты не понимаешь, что делаешь! В городе живет шесть миллионов человек! Или их участь уже предрешена? Ты… ты проклятое чудовище!

Голос Говарда дрожал. Я еще ни разу не видел его таким взволнованным. Странно, но голос другого человека был совершенно спокойным и звучал почти весело.

— Ты не можешь что-либо требовать, брат Говард, — высокомерно заявил он. — Но даже если бы у тебя было это право, не в моей власти выполнить твое требование. Только тот, кто их создал, может вновь сделать их такими, какими они были. — Он злорадно засмеялся. — Ты пришел буквально в последнюю минуту, брат Говард. Даже терпение мастера имеет свои границы — тебе ли этого не знать. Пока еще эти мотыльки моли не более чем безобидные маленькие насекомые. Но как только солнце сядет за горизонт, они зароятся вновь.

— Вы… вы готовы сделать это опять? — возмущенно прохрипел Говард. — Вы хотите заполонить город этими чудовищами, чтобы убить одного-единственного человека!

— Казнить, брат Говард. Твой смертный приговор был объявлен давным-давно, и тебе не избежать справедливого наказания. Так же как и предатель ван дер Гроот, ты заплатишь за преступление, которое совершил.

— Ван дер Гроот? Что с ним?

— Я ликвидировал его. Попасть в тюрьму оказалось очень простым делом. Он предал наше дело так же, как и ты. А предатели долго не живут. В том, что происходит сейчас, виноват только ты, брат Говард.

— Но это… Это же просто дьявольский замысел! — едва сдерживаясь, глухо произнес Говард. — Как легко вы говорите от имени Господа и в то же время обрекаете миллионы невинных людей на смерть.

— Я не собираюсь обсуждать решение мастера, — сухо ответил незнакомец. — Ты можешь сам поговорить с ним, брат Говард. Если он согласится тебя слушать, конечно.

— Сам? — явно опешив, повторил Говард. — Что… что это означает?

— Он ожидает тебя, — ответил собеседник. — Не так далеко отсюда. И мы должны идти, пока его терпение окончательно не иссякло. Ты же знаешь, насколько нетерпеливым он может иногда быть.

— Он здесь? — хриплым голосом спросил Говард. — В Лондоне? Сам Девре здесь, в городе? Мастер животных пришел сам?

Мужчина тихо засмеялся.

— Да. Как видишь, дело касается не одного человека, брат Говард. Дело касается тебя. А ты — это нечто особенное.

Внизу подо мной что-то зазвенело. Сначала разбилось стекло, а затем, как мне показалось, раздался тихий треск. «Пять минут! — так сказал Рольф. — И ни секундой больше!»

Я даже не стал смотреть на часы, уверенный в том, что пять минут уже давно истекли, ведь снаружи стало совсем светло. Поэтому я отошел на шаг назад, размахнулся и изо всех сил налег на дверь.

Трухлявое дерево под моим напором рассыпалось, и я влетел в комнату. Упав на колено, я сразу же вскочил и даже не заметил, как в моей руке оказался револьвер. В ту же секунду на меня налетела чья-то тень. Я быстро обернулся, поднял оружие вверх и согнул палец на курке. К счастью, я не успел нажать на него: человек, который прыгнул на меня, оказался Говардом!

Его лицо было искажено от ужаса. Он кричал словно одержимый, а потом бросился на меня и одним резким движением вырвал у меня револьвер. Схватив меня за руку, он с невероятной силой выкрутил ее назад. Я вскрикнул, упал на пол и стал беспомощно отбрыкиваться, видя, что Говард пытается придавить меня коленом.

— Это не моя вина! — кричал он. — Я не знал, что он следил за мной! Ты должен верить мне! — Он снова и снова повторял эти слова, и в его голосе был такой ужас, что я содрогнулся. — Я ничего не знал! — в очередной раз крикнул Говард. — Скажи Девре, что я не знал этого! Он может делать со мной все, что хочет!

Но на чердаке не было того, кому предназначались эти слова.

Через какое-то время Говард отпустил мою руку, тяжело встал и, подавленно всхлипнув, прислонился спиной к гнилой дощатой перегородке. Я перевернулся, прижал к груди болевшую руку и попытался встать на ноги. Голова гудела. Но в следующее мгновение провалившийся чердак снова завертелся перед моими глазами, потому что Говард со всей силы ударил меня в челюсть.

Он даже не захотел помочь мне подняться на ноги и только уставился на меня неподвижным взглядом.

— Ты… идиот, — прошептал он. — Ты проклятый, жалкий идиот. Ты вообще понимаешь, что наделал? — При этом его голос звучал абсолютно спокойно. В нем не было ни упрека, ни гнева. А только холод, от которого я съежился. — Он ушел, — пробормотал Говард, окинув чердак растерянным взглядом.

— Я знаю, — с трудом произнес я сквозь стиснутые зубы.

Где-то внизу под нами вновь зазвенело стекло. Через прорехи в крыше пробились первые солнечные лучи.

— Он ушел, — глухо повторил Говард. — Он ушел, Роберт.

— Проклятие, но это и было нашей целью! — крикнул я. — И если бы ты не бросился на меня как сумасшедший, то я легко застрелил бы его!

Говард издал странный звук, похожий на всхлип.

— Ты даже не знаешь, что ты наделал, — с горечью повторил он еще раз.

— Ну почему же.

Постепенно я начал терять самообладание. Над нашими головами всходило солнце. Рольф просто не мог больше ждать!

— Я спас твою жизнь, ты, твердолобый глупец! Неужели ты думаешь, что я буду спокойно смотреть, как ты совершаешь самоубийство?

— Самоубийство? — Говард резко рассмеялся. — Это была единственная возможность избавиться от маленьких чудовищ! Разве ты этого не понимаешь? Когда солнце сядет в следующий раз, миллионы этих мотыльков нападут на город!

— Когда солнце сядет в следующий раз, их больше не будет, — ответил я, затравленно озираясь. — А также и нас, если мы не сможем прямо сейчас выбраться отсюда.

Говард уставился на меня.

— Что…

Я прервал его и, схватив за плечо, грубо потащил к выходу. Едва заметные серые тени плясали перед нами в воздухе — это мотыльки моли возвращались со своего ночного роения, чтобы отдохнуть до следующего захода солнца. Говард больше не сопротивлялся, но, похоже, не собирался идти дальше сам, и мне пришлось взять его за руку и вести за собой, как беспомощного ребенка.

Мне показалось, что я вновь услышал звон стекла, и этот шум заставил меня поторопиться. Словно подгоняемый фуриями, я мчался по лестнице, продолжая безжалостно тащить за собой Говарда. Мы упали и, вцепившись друг в друга, скатились вниз, преодолев таким образом последние десять-пятнадцать ступенек, а потом несколько секунд лежали оглушенные.

Когда я открыл глаза, передо мной мелькали крошечные оранжево-красные искры… Я вскочил, одним рывком поднял Говарда, и в последний момент мы успели выбежать из полуметровой полосы разлитого Рольфом керосина, которая опоясывала весь дом.

Раскаленный воздух ударил мне в спину. Я закричал, но мой крик утонул в реве бушующего пламени, охватившего дом со всех сторон. Невероятной температуры, волна огненного жара нагнала нас, и я, в отчаянии встав на четвереньки, втянул голову в плечи и пополз прочь от неистового огня.

И только оказавшись в стороне от пылающих руин, я осмелился обернуться и посмотреть на дом, превратившийся в огромный факел.

Рольф и Говард стояли на коленях рядом со мной. У Говарда был неподвижный, отсутствующий взгляд, как у парализованного, но он остался цел и невредим. Вероятно, он даже не успел осознать, что произошло.

Глядя на гудящую стену огня, мы услышали глухой взрыв — очевидно, взорвалась одна из бутылок керосина, которые Рольф расставил по углам подвала и на первом этаже дома. Затем до нас донесся второй, третий, четвертый взрыв…

За несколько минут дом превратился в гигантский костер. Пламя сначала было желтым, потом стало почти белым и таким ярким, что у меня потекли слезы, как будто я смотрел на второе, искусственное солнце, вдруг появившееся в побледневших, полупрозрачных сумерках.

Несмотря на слезы, застилавшие глаза, я увидел серые потоки, которые, словно мелкая пыль, мчались со всех сторон прямо навстречу смертоносному, но такому притягательному свету. Тысячи и тысячи мотыльков устремились с неба, чтобы броситься в пламя и сгореть.

Однако мотыльков оказалось так много, что им, похоже, не было конца. Бурлящее серое облако над нашими головами не уменьшилось, а, наоборот, даже уплотнилось, став темнее и тяжелее.

А затем я услышал шум. И это было не гудение моли или хлопанье крылышек насекомых, а глубокое, мучительно тяжелое дыхание и кряхтение, какой-то неживой звук, как будто от ужаса кричали сами дома, стоявшие на этой, забытой всеми улице. Неожиданно раздался громкий, невероятной силы удар, и сквозь трепещущее облако мотыльков я увидел, как соседнее здание с гротескно замедленной скоростью осело и начало разваливаться прямо у нас на глазах. Трещины, подобно черным лапкам паука, раскололи стены дома, а окна и двери рассыпались, превратившись в серую пыль…

Дом старел…

Этот страшный процесс происходил и с другими зданиями. Разрушение, словно заразная болезнь, стало распространяться с невероятной скоростью, охватив другие дома, отчего вся улица мгновенно потускнела и приобрела еще более жалкий вид. Как только моль касалась камней или деревьев, они распадались с неимоверной скоростью, словно счет шел не на секунды и минуты, а на годы и десятилетия. И этот процесс убыстрялся.

— Роберт! — заорал Говард и тотчас осекся.

Мне еще никогда не приходилось наблюдать за человеком, охваченным такой сильной паникой.

— Он жив! Он еще жив! — кричал Говард.

Из горящего дома донесся громкий вопль, и я, обернувшись, увидел ужасную картину.

Стена пламени, поглотившего дом, разделилась, и на фоне почерневшей двери появился силуэт человека. Это был мужчина — по крайней мере, мне так показалось. Его лица уже было не разглядеть. Окутанный жарким пламенем, он кричал и, еле-еле передвигаясь, шел к нам. И хотя мне ни разу не довелось видеть этого человека раньше, я сразу понял, кто перед нами. Это был Девре, таинственный мастер животных, которого Говард упоминал в разговоре с незнакомцем! Наверное, он прятался в соседнем доме, поджидая Говарда. А когда Рольф поджег все вокруг, спастись от огня он уже не смог. Наверняка Девре пытался защитить себя с помощью своих невероятных магических сил, но колдовство не помогло ему.

Скорчившись от боли, он едва стоял на ногах, но все-таки прошел через полыхающую стену огня, упал на колени и пополз к нам. На его теле не осталось живого места — все было охвачено пламенем. Несмотря на это, он еще жил. Его ужасающий вид словно околдовал меня, и я, глядя на живой факел, не мог даже пошевелиться. Когда этот человек подполз ко мне, он поднял руки в заклинающем жесте и невероятно громко прокричал одно-единственное слово.

В то же мгновение облако из мотыльков моли тяжело всколыхнулось. Словно гигантское существо, оно дрогнуло, уплотнилось и устремилось на меня. Беззвучный треск разрезал воздух. Я почувствовал, как время начало сжиматься и скручиваться вокруг меня, а столетия сократились до секунд. Моя рука пришла в движение, которое произошло не по моей воле, потом скользнула под пальто, схватила трость и вынула из ножен шпагу. Моль приближалась. Я уже чувствовал, что моя жизнь начинает распадаться, поглощаемая миллионами крошечных насекомых, которые крали у меня мое время.

Шпага выдвинулась вперед, с треском прорвала ткань моего пальто и нацелилась, как стальная молния, в сердце Девре. Мне показалось, что мягкая, бесконечно легкая рука коснулась моего затылка, затем лица, рук и плеч. Мир вокруг меня посерел, провалился в водоворот бесконечно быстро протекающего времени, где продолжали роиться серые тельца моли, неистово бьющие крылышками.

Клинок шпаги пронзил грудь Девре.

Колдун замер. Его помутневшие от жара глаза расширись. Он совсем обессилел, но заставил себя еще раз приподняться и с удивлением ощупал обманчиво маленькую ранку напротив сердца.

В следующее мгновение мотыльки моли исчезли, и мягкое касание их крылышек прекратилось. Словно привидения, эти крохотные насекомые поднялись в воздух, и я вновь услышал их мощное, но мягкое шуршание, похожее на шелест шелка. Мотыльки сбились в кучу, чтобы начать новое роение.

Но теперь в их порхающем танце не было ничего смертоносного и сверхъестественного. Проклятие потеряло силу — я был полностью в этом уверен. Неожиданно, за какую-то долю секунды, они вновь стали обычными насекомыми, маленькими и невзрачными тварями.

После этого Девре умер. Я знал, что его уничтожила не моя сила, как и не моя рука пронзила шпагой сердце колдуна. На самом деле я здесь был ни при чем.

Говард и Рольф ничего не заметили, а я ни сейчас, ни когда-нибудь потом не буду рассказывать об этом. Но я видел маленькую пятиконечную звезду из серого камня, которая находилась внутри набалдашника, украшавшего трость, — звезда шоггота… Эта древняя магическая вещь на миг подчинила себе мои действия и в конечном итоге уничтожила Девре. И даже мощная магическая сила, которой он обладал, не могла спасти колдуна после того, как в его тело вонзился клинок моей шпаги.

Он умер на моих руках, и в последние секунды с ним произошли перемены, которые трудно описать словами, но можно было почувствовать. Казалось, будто темная, демоническая аура, окружавшая Девре, отпала от него, как поношенная одежда. И по мере того как из него уходила жизнь, он вновь становился нормальным человеком.

Когда я наклонился к нему, его глаза стали ясными. Рот Девре скривился, и он с большим трудом произнес несколько слов… Его голос звучал ужасно, пронзительно и хрипло, с отвратительно влажным всхлипыванием, но он говорил, и, как бы сильно я ни сопротивлялся, эти слова проникли в мое сознание.

— НЕКРО… НОМИКОН, — прошептал он запекшимися губами. — ДОИСТОРИЧЕСКИЕ… ГИГАНТЫ. Амстердам. Отправляйтесь в… Амстердам. Нельзя… терять времени. Они… приближаются… — Он приподнялся и, скорчившись, прохрипел: — Она сильнее… Намного… сильнее… Книга… Нужно в Амстердам… Ван Денгстерштраат… идите на… Ван Денгстерштраат.

После этого он умер.

Долго, бесконечно долго я сидел в полной неподвижности и держал его бездыханное тело на руках, пока Рольф наконец не дотронулся до моего плеча и не показал мне жестом, что нам пора уходить.

Я кивнул, с трудом встал и подошел к Говарду, который все так же сидел на коленях и смотрел на мертвого колдуна широко раскрытыми глазами.

— Нам нужно идти, Говард, — сказал я.

Он никак не отреагировал, поэтому я добавил:

— Все закончилось, Говард.

Он взглянул на меня. Его лицо было похоже на маску — такое застывшее и бледное.

— Закончилось? — пробормотал он. — О нет, Роберт, ничего еще не закончилось.

— Девре мертв.

Он сглотнул, неожиданно затряс головой и отбросил мою руку в сторону.

— Ничего не закончилось, Роберт, — раздраженно повторил Говард. — Они… пошлют другого Девре.

Я не стал возражать и только помог ему встать. Мы с Рольфом повели его, поддерживая под руки, к карете. Но перед тем как сесть в карету, Говард еще раз остановился, обернулся и посмотрел на горящий дом.

— Нам нужно уезжать, — пробормотал он. — Ты… слышал, что он сказал.

Я кивнул.

— Амстердам. А что там?

Говард, казалось, даже не услышал моего вопроса, поэтому после небольшой паузы я продолжил:

— Ты все еще хочешь в Париж?

Говард кивнул.

— Я должен, Роберт. Сейчас самый подходящий момент. Они не сдадутся.

Я не протестовал. Девре мертв. Но если то, что мне рассказал Говард, было правдой — даже хотя бы частично, — они могли послать сотни таких Девре, чтобы уничтожить его. Нет, ему действительно нужно было в Париж. Именно сейчас.

Однако я не собирался сопровождать Говарда. Может быть, только небольшую часть пути, на корабле, который доставит нас на материк, но после этого наши пути разойдутся.

Говарду нужно ехать в Париж, чтобы предстать перед людьми, которые преследуют его, натравляя своих чудовищ. И если, конечно, будет возможность, я обязательно попытаюсь помочь ему в этой неравной борьбе.

Но перед этим мне нужно было попасть в другой город, чтобы отыскать место, о котором я ничего не знал и даже не был уверен, существует ли оно вообще. А что меня там ожидало, я и предположить не мог.

Я отправлялся на одну из улиц в Амстердаме.