"Милые чудовища" - читать интересную книгу автора (Линк Келли)Милые чудовищаМир по-прежнему был залит темнотой. Сине-черные прямоугольники окон были прибиты к еще более черным стенам. Дверь в родительскую комнату была закрыта; оттуда раздавалось вопросительное храпение и пофыркивание, словно какой-то крупный зверь сопел в своей берлоге. Клементина Клири, вытянув перед собой руки, спустилась по ступенькам, стараясь избегать тех, которые громко жаловались, когда на них наступали. Она спала. Когда она распахнула входную дверь и покинула родительский дом, это тоже показалось ей частью сна. Конфетти из обрезков скошенной накануне травы липло к босым ступням. Луна, похожая на полустертый отпечаток пальца, не торопилась покидать небо, хотя солнце уже взошло. Клементина, оседлав велосипед, покатила к Хог-Бич. С перил и балконов снятых в аренду пляжных домиков вяло свисали купальники и полотенца, принадлежавшие студентам колледжа и семьям из Шарлотты, Атланты и Гринвиля. Ниже по берегу бегали туда-сюда две собаки, играя с накатывающими на берег волнами. На серебристом, покрытом водной гладью изгибе горизонта виднелся серфер; на пирсе расположился рыбак в желтом непромокаемом плаще. Он забрасывал удочку, сидя к Клементине спиной. Она оставила велик в песчаных дюнах и зашла в океан. Пижамные штаны мигом промокли до самых колен. Вода была теплее, чем воздух. Как объяснить, что творила Клементина? Проснулась ли она или все еще спала? Это снова был все тот же импульс: выбраться из постели еще затемно, выйти из дома, доехать на велике до Хог-Бич и бездумно войти в воду. Даже волна, чуть не сбившая ее с ног, казалась ей частью сна. Того сна, который она видела постоянно. Сон словно бы тянул ее к морю. Когда Клементина окончательно проснулась, до берега уже была четверть мили. Она давилась соленой водой и отчаянно гребла руками. Течение уже пронесло ее мимо пирса, куда через пару часов придет ее дедушка, чтобы покурить с остальными рыбаками и посетовать, что, дескать, мало рыбы. А может, к тому времени родители уже обнаружат, что ее кровать пуста и велосипед валяется на пляже. «Я утону», — подумала Клементина. Эта мысль настолько подавляла, что Клементина позабыла все рассказы родителей насчет волн. Беспорядочно молотя руками, она ушла под воду. Потом еще раз. Она представила себе, как ее мама сейчас просыпается и спускается на кухню, чтобы сварить кофе и нарезать апельсины. Совсем скоро она позовет дочь завтракать. Клементина страшно хотела снова очутиться дома, в своей постели, она попыталась вообразить, будто видит вентилятор под потолком, лениво разрезающий воздух, сваленную кучей одежду в корзине у стены и книжки, которые надо было вернуть в библиотеку еще две недели назад. Вместо всего этого она увидела школьный кабинет, где они сидели в первом классе, и читальню с задраенным иллюминатором и полками, ломящимися от книг. Низкий темный потолок был сколочен из досок, оставшихся от морского судна, и порос ракушками. На полу валялись пропахшие плесенью подушки. Хотя все это было давно, и теперь ей уже стукнуло одиннадцать, Клементина цеплялась за запах этих подушек, как будто вонь от плесени могла удержать ее на плаву. Волны становились все выше, столбы и колонны нефритовой воды, то образовывавшей провалы, то вздымавшейся прозрачными, переливающимися стенами. Волны крутили ее то в одну сторону, то в другую, словно катали шарик из теста. Клементина уже не могла с уверенностью сказать, в каком направлении от нее берег. А потом кто-то обвил ее рукой, подхватил под мышки и вытянул из воды на доску для серфинга. — Дыши, — велел голос. Клементина со всхлипом втянула воздух. Волосы свисали на глаза, как мокрая тряпка. В теле как будто не осталось костей. Вода бурлила вокруг доски, лизала пальцы. — Ты попала в водоворот, — сказал ее спаситель. — Нас вынесет течением к Безголовому мысу. Так в народе называли место, где много лет назад море выбросило на берег труп женщины без головы. Говорят, после наступления темноты она ползает по дюнам, шарит пальцами в песке и ищет голову. Сойдет чья угодно голова, она не привередлива. — Как тебя зовут? — Клементина Клири, — ответила девочка и, подняв взгляд, тут же узнала своего спасителя. Он учился в старших классах. Каждый день, направляясь в школу, она проходила мимо его дома, хотя ей было и не по пути. — Я знаю твою маму, — все еще обнимая Клементину, сказал парень. — Она кассир в банке. — А я видела тебя в школе, — подхватила Клементина. — Это ты построил читальню. Я тогда училась в первом классе. — И ты это запомнила? — удивился Кэйбл Мидоуз. Его блондинистая шевелюра, связанная сзади в хвост, была длиннее, чем у Клементины. Волны сперва захлестывали руку Кэйбла, а потом Клементинину. Девочка подтянула колени повыше, к самой доске. В первом классе девчонки спорили, кто из них выйдет замуж за Кэйбла Мидоуза, когда вырастет. Клементина вырезала снизу самой нижней полки в читальне свои и его инициалы, обведенные сердечком. — Ты спас мне жизнь, — промолвила Клементина. Тонкие волоски у Кэйбла на руках были очень светлые, как и на голове. На руке виднелся старый синяк, уже успевший стать изжелта-фиолетовым. Клементина знала, что этот самодельный плетеный кожаный браслет у него на запястье ему подарила одна девочка. — Что ты тут делала? — спросил Кэйбл. — Решила искупаться в пижаме? Ты что, лунатик? — Я не знаю, — ответила Клементина. А сама подумала: «Все дело в тебе. Я проснулась, приехала на пляж и чуть не утонула ради тебя. Я этого тогда не понимала, но все это было из-за тебя». — А я однажды во сне пытался залезть в желоб для грязной воды, — признался Кэйбл. Клементина никак не решалась снова посмотреть ему в глаза. — Вот если бы ты смогла залезть повыше и сесть на доску… да вот так, как на лодке. Я буду отталкиваться ногами и грести. В любом случае прилив скоро прибьет нас к берегу, ты только держись покрепче. Когда стало совсем мелко, Клементина слезла с доски, и они с Кэйблом вышли на берег. Пока они прошли полторы мили по песчаным дюнам до Хог-Бич, пижама Клементины совершенно высохла. Мать Клементины стояла на пирсе и ждала, когда вернутся спасатели, уплывшие на лодке вместе с ее мужем, и скажут, утонула ее дочь или нет. Снова началась учеба. Всякий раз, как Клементина сталкивалась с Кэйблом в школьном вестибюле, парень говорил «привет». Когда она улыбалась ему, он тоже улыбался, и это означало, что у них есть общий секрет. Точнее, два секрета. Первый: как бы далеко тебя ни занесло, ты все равно непременно вернешься домой. И второй: осознал это Кэйбл или нет, они — Клементина и Кэйбл Мидоуз — созданы, чтобы быть вместе. Ли, в распоряжении которой есть права и микроавтобус ее матери, покупает на заправке кофе и пончики, а потом подбирает всех остальных. Последняя остановка, разумеется, у дома Зигани. На часах восемь с небольшим. Мистер Кульхат уже уехал на вокзал. Мистер Кульхат — дипломат, хотя его дочь Зигани называет его «автомат». Миссис Кульхат работает в больнице, сейчас ее тоже нет дома — она повезла Парс и, младшую сестру Зигани, в бассейн. Она там плещется перед школой, ее конек — плавание на спине. Четыре девочки в микроавтобусе знают об этом лучше всех, ведь они по очереди следили за домом Кульхатов. Ни один пункт ежедневного распорядка Зигани не остался без внимания. Ли и Бад остаются ждать в микроавтобусе, а Никки и Морин стучатся в дверь. Когда Зигани открывает, Бад подает жестами сигнал Ли, Морин хватает Зигани за руку, а Никки повязывает ей на глаза специальную повязку, У них с собой наручники, найденные в комоде матери Морин, там же лежала и повязка. Там было еще много странных вещиц, которые Морин описывала подругам в мерзких подробностях. Тут все начинает идти не так, как задумано. Зигани разговаривает и размахивает руками. С одного запястья слетает наручник. Морин, Никки и Зигани заходят в дом Кульхатов. Дверь закрывается. — Плохо, — комментирует Бад. — Может, Зигани понадобилось в туалет? — говорит Ли. — Или Морин. Она ссыт каждые пять минут. — Если через три минуты они не выйдут, придется идти за ними, — говорит Ли. Она достает книжку, как будто и впрямь собирается скоротать время за чтением. — Что это? — спрашивает Бад. — Книга, — отвечает Ли. Ли любит повсюду таскать с собой книгу, так, на всякий случай. Она засовывает ее обратно в сумку. — Да неужели? — притворно удивляете Бад. — А я думала — дирижабль. — Там вроде как должна быть романтическая история, — объясняет Ли. — Ну, такая, знаешь, с оборотнями… — А вампиры есть? — Вампиров нет, — отвечает Ли. — Вообще-то никаких оборотней тоже еще не было… — Может, и были, только ты не знаешь, что они оборотни, — говорит Бад. — Так значит, там про секс? — М-м, нет. Героине всего одиннадцать лет. — И она чуть не утонула, так? — спрашивает Бад. — Читала я эту книжку. Ты же про первый рассказ говорила, да? Этот рассказ про оборотней лучше остальных, хотя оборотни появляются только в… — Ля-ля-ля, не порти мне чтение! — Ли громко напевает, заткнув уши. — Ничего не слышу. — Вон они идут, — говорит Бад. — Ой! Зигани в повязке и наручниках. Никки положила ей руку на плечо, помогая ей ориентироваться. Следом идет Морин. А за ней Парси, сестра Зигани. — А она-то что тут делает? — спрашивает Бад у Морин и Никки, когда все оказываются в машине. — Привет, — говорит Зиганни. Уголки рта ее печально опущены. — Отлично спланировано, народ. — У меня отит, — объясняет Парси. Она с большим интересом оглядывает микроавтобус, как будто надеется обнаружить где-нибудь папку с надписью «ИСПЫТАНИЕ ЗИГАНИ». — Я не пошла сегодня в школу, меня оставили дома. — Так почему же ты там не осталась? — спрашивает Бад. — Ты что, издеваешься? — возмущается Парси. — Вы похищаете Зигани, ее ждут всякие приключения, а я, по-вашему, должна сидеть дома? — Она пригрозила позвонить маме, если мы не возьмем ее с собой, — вклинивается Морин. — Мы хотели связать ее и запихнуть в шкаф, но Зигани не разрешила. — Да ну вас, — огрызается Зигани. — Еще раз повторю: отлично спланировано, просто лучше некуда. Если мы с Парси не окажемся дома к пяти, мать с катушек съедет. Станет названивать в полицию, президенту, морякам тоже обязательно позвонит, и вообще призовет все силы ада. Можно мне уже наконец снять эту дурацкую повязку? — Мы вернем тебя домой еще до пяти, — говорит Ли, скрестив пальцы под сиденьем. Она надеется, что Парси с заднего сиденья не разглядит этого жеста. — Повязка останется, — сурово произносит Морин, а потом портит весь эффект, чихнув три раза подряд. — Это часть испытания. Так положено. Кстати, почему в автобусе вдруг завоняло как в приюте для бездомных животных? У меня аллергия на собак. А ты, Зигани, вся в собачьей шерсти. — Ну так подай на меня в суд, — огрызается Зигани. — Что я могу поделать, если мы держим собаку. Вы же не собираетесь на самом деле взять с собой Парси, а? Это плохая мысль. Она никому ничего не расскажет, обещаю. — Еще как расскажу. Я тоже хочу повязку на глаза! — требует Парси. Ли, Никки, Морин и Бад переглядываются и пожимают плечами. — Ладно, — говорит Морин и снова чихает. Она берет спортивную сумку Ли и достает оттуда футболку. — Вот это сойдет. — Нет, настоящую повязку! — заявляет Парси. Ее глаза взволнованно блестят. — Не хочу, чтобы мне завязывали глаза вонючей футболкой. — Не надо, девочки, — ноет Зигани. — Пожалуйста, не надо. — Она привстает, и сидящая рядом с ней Никки толкает ее обратно, на сиденье, и пристегивает. — Не беспокойся, — говорит Ли, выруливая с подъездной дорожки к дому Кульхатов. — Футболка чистая. Я не хожу на физкультуру, у меня справка от врача. — Ее мама врач, как и твоя, — объясняет Бад сестре Зигани. — Ли стащила справку из кабинета коллеги ее мамы. Там говорится, что у Ли сердце расширено или что-то в этом роде. Поэтому, пока мы бегаем, она сидит на трибуне и вяжет. У Ли действительно больное сердце. Но она наплела всем, что освобождение липовое. Лучше уж так, чем если бы все постоянно ее жалели. — У меня есть условие, — важно говорит Парси. — И у Зигани тоже. Мы должны быть дома к пяти, чтобы принять все эти отвратные таблетки с дурацкими названиями. — Парси, заткнись! — злится Зигани. — Они не хотят слышать ни про какие условия. — Я все равно не собиралась больше ничего рассказывать, — говорит Парси, надувшись. Теперь, когда у нее тоже завязаны глаза, становится заметно, насколько сестры похожи. У обеих густые черные волосы и широкие брови домиком. У обеих одинаковая манера хмуриться, узкие плечи и тонкие покрытые пушком запястья. — Домой к пяти, — говорит Зигани. Голос ее серьезен, как никогда. Он глубокий и зловещий, как закадровые слова в ролике, рекламирующем новый фильм. — Или нам всем несдобровать. — Домой к пяти, — повторяет Морин. Ли прибавляет скорости и выезжает на 295-е шоссе. Они только что миновали Тинек и направляются к пустынным землям на севере штата Нью-Йорк. С того времени, как началась их затея, которую они называют про себя «Испытанием Зигани» (в папке или без папки, но название именно такое, с затейливым готическим шрифтом в заголовках), прошел час. Морин тычет Ли в плечо и говорит: — Опусти окна. — Слишком холодно, — возражает Ли. Они уже один раз останавливались, чтобы Морин пописала и купила «Кларитин». За рулем теперь Бад, а Ли сидит на пассажирском сиденье и читает свою книжку. Оборотни так до сих пор и не появились. — Опусти окна, пожалуйста, — просит Морин. — Или притормози. Меня укачивает. — Поменяйся с Бад. Ты же умеешь водить. — Ну уж нет, — не соглашается Бад. — Тогда затошнит меня. Сама с ней меняйся. Ли идет на компромисс. Она на дюйм приоткрывает окна. — Еще, — требует Морин. — Я тут как в аду. Это ад. Как будто мы меня испытываем, а не Зигани. Когда мы доберемся до дома твоей тети, наверняка выяснится, что у меня и на коз тоже аллергия. — Морин, помолчи! — шипит Ли. — Не волнуйся, они спят, — говорит Морин. — По крайней мере, Никки. А Парси пускает слюни на твою обивку. Как же я рада, что я единственный ребенок в семье! — Это как-то влияет на наши планы? — спрашивает Ли у двух не спящих соучастниц. Она говорит шепотом и ничего не может с собой поделать. — Что? Парси? — переспрашивает Бад. — Никоим образом. Отит у нее, видите ли. Да черта с два. Может, ее мать и покупается на ее штучки, а я нет. Ты же знаешь, Ли, мы не желаем им зла. Мы дадим им денег на дорогу и высадим их где-нибудь в полночь. Это самое позднее. Подумаешь, примут свои таблетки на пару часов позже. Ну, родители немножко поволнуются. Может, даже в полицию успеют позвонить. Они ведут себя так, как будто Зигани — их собственность, а это неправильно. К тому же, Зигани все равно на нас не настучит. — Парси тоже, — вставляет Морин. — А ты откуда знаешь? — спрашивает Ли, — Я пригрозила ей, что мы пустим по школе слух, будто Зигани втюрилась в Бад. Будто она пыталась потискать Бад в раздевалке, хотя знала, что у той есть девушка. И будто, когда Бад велела ей катиться куда подальше, Зигани поинтересовалась, не могут ли они заняться этим втроем. — Какие милые подробности, — говорит Бад. — Я польщена. Ли, пойми: Парси увязалась с нами и тут уже ничего не поделаешь. К тому же присутствие младшей сестры делает все это для Зигани еще больше похожим на испытание. — Когда испытывали меня, мне всего лишь пришлось день поносить на груди и спине рекламные щиты, — говорит Ли. — Ага, рекламные щиты, в торговом центре. А на щитах было написано: «ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ Я БЫ ХОТЕЛА ПЕРЕПИХНУТЬСЯ». И ниже список имен, которые из тебя вытянули на вечеринке, а потом заставили подписаться. — Это был короткий список! — вставляет Ли. — Там был Стив Бушеми? — усмехается Бад. — И не забудь Эла Гора, Ганди и Мардж Симпсон, — добавляет Морин. — Не говоря уж о Джоне Бойде и Эрике Парке. Вся школа об этом знала. — Я же не знала, для чего им эти имена, — оправдывается Ли. — Не хотела показаться грубой, раз попросили. Кстати, на следующий день Эрик пригласил меня на свидание. — Только потому, что ему стало тебя жалко, — уточняет Бад. — Ты же знаешь, Ли, мы не имеем ничего против Зигани. У нее клевый акцент. Она объездила весь мир. Даже Папу Римского видела — его случайно не было в твоем списке? Да ладно, неважно. Просто мы хотим, чтобы Зигани досталось самое крутое, легендарное испытание. Хотя она и странная. Ты же не станешь с этим спорить? — Все дело в ее родителях, — говорит Ли. — Это называется склонность к гиперопеке. Она как-то рассказывала, что, когда они жили на Украине, им пришлось нанять телохранителя — так боялись похищения. — Забавно, — говорит Бад, — учитывая обстоятельства. Небось после всей этой истории они заставят ее сдавать анализы, она же столько времени провела в нашем обществе. Когда я в прошлый раз столкнулась с ее мамашей-докторицей, она смерила меня таким взглядом… Как будто хотела распылить на молекулы. — Да уж, она точно тебя возненавидела, — вставляет Морин. — За что? За то, что Зигани из-за меня в выходной на полчаса опоздала к ужину? Нет. Мне кажется, они знают, что я лесбиянка. Ведь твоя мама тоже в шоке, Ли, но она компенсирует это, пытаясь быть со мной суперлюбезной, варить мне капуччино и кормить вкусностями. — Кульхаты с ума сойдут, когда вернутся домой и не найдут там ни Зигани, ни Парси, — предсказывает Ли. Теперь она кое-что понимает. Это испытание придумала Бад. И испытывает она не одну только Зигани. Не стоит задевать темную сторону Бад, а миссис Кульхат как раз это и сделала. — Ага, — соглашается Бад. Ли замечает на ее лице выражение, которое она прозвала «невидимой улыбкой». На самом деле Бад не улыбается, но видно, что она весьма довольна собой. Как будто она играет в покер, у нее на руках прекрасные карты, а все соперников уже поставлены на кон. И за улыбку придется платить дополнительно. — Включи радио, — просит Морин. У Морин всегда полно разных, большей частью вполне резонных просьб, на которые Ли обычно без всякого резона хочется ответить отказом. Долгая дружба часто строится именно на таких чувствах, а вовсе не на гармонии и согласии. — Что ж это за путешествие, если к нему нет саундтрека? — Это никакое не путешествие, — говорит Бад. Она знакома с Морин так же долго, как и Ли. Бад никогда не старается быть благоразумной, если можно быть упрямой. — Это похищение. И оно уже и так пошло наперекосяк. Как в кино. Все закончится перестрелкой, в которой Ли убьет нас всех, а потом избавится от тел на лесопилке. — Это не похищение, — перебивает ее Ли. — Это испытание. Она включает радио и снова открывает книжку. Когда Кэйбл Мидоуз еще раз спас Клементине Клири жизнь, девушке было пятнадцать, а Кэйблу двадцать один. Дело было на свадьбе Джона Клири, младшего брата матери Клементины, который решил жениться вторично, на этот раз на девушке из местных, Дэнси Мидоуз, девятнадцатилетней сестре Кэйбла. В том, что Дэнси Мидоуз познакомилась с Джоном Клири, виновата была Клементина. Дэнси Мидоуз управляла магазинчиком с футболками, расположенным у самого пляжа. Зная об этом, Клементина, которой на тот момент было четырнадцать, наврала насчет своего возраста и устроилась на работу в тот магазин. Она планировала подружиться с Дэнси, которая была ненамного старше и сама лишь недавно окончила школу. Войти к ней в доверие оказалось гораздо сложнее, чем получить работу, но еще до появления на сцене Джона Клири Клементина успела стащить у Дэнси из кошелька фотку Кэйбла. Они почти не говорили о нем, Дэнси только один раз с неприязнью упомянула привычку брата спать голышом и обмолвилась, что во время одной вечеринки с ночевкой брала со своих подружек по десять баксов за возможность заглянуть в его комнату и при свете полной луны увидеть все собственными глазами. Дядя Клементины, который за свою биографию уже один раз успел жениться на недавней школьнице, зашел в магазин в четверг после обеда. Он искал прикольный подарок для Клементининого дедушки, которому исполнялся восемьдесят один год. (Вообще-то ее дед не особенно жаловал подушки-пердушки, резиновые какашки и кружки в форме члена. Зато сам Джон Клири такие вещи очень любил.) Увидев за прилавком Клементину, он использовал это как предлог, чтобы задержаться в магазине на весь остаток дня. Джон шутил напропалую и заигрывал с Дэнси. Некоторые шутки оказались довольно смешными, даже Клементина вынуждена была это признать. И, насколько она могла судить, заигрывание тоже сработало, потому что Дэнси вдруг начала вести себя с Клементиной так, будто они были лучшие подруги, причем даже в отсутствие Джона. Дэнси рассказала Клементине о коварной первой девушке Кэйбла и о том, как Кэйбл три дня плакал, когда девушка бросила его прямо накануне дня св. Валентина, тем не менее приняв в подарок кулон с бриллиантом. И как он плакал целую неделю, когда их отец, выходя из душа, случайно наступил на Баффи (ручного тарантула Кэйбла), Дэнси показала Клементине, как пользоваться подводкой для глаз. И рассказала, что любят мальчики. Клементина поверила далеко не всему, но кое-что из слов Дэнси наверняка было правдой, потому что к Рождеству Дэнси забеременела, а жена Джона Клири развелась с ним и уехала в Чарльстон. «Из огня да в полымя», — прокомментировала судьбу брата мать Клементины. Клементина никак не могла разобраться в своих чувствах к Дэнси. Родство с Кэйблом говорило в ее пользу. У них были одинаковые глаза. К тому же, Дэнси, похоже, была в курсе всех секретов Кэйбла. Клементина завела в компьютере файл, куда записывала все рассказанное Дэнси и делала примечания там, где ей казалось, что Дэнси несправедлива к брату. Когда Дэнси и дядя Джон объявили о своей помолвке, Клементина провела несколько бессонных ночей, размышляя о том, что скоро станет племянницей Дэнси. Вот будет чудно, если в итоге она станет для Дэнси еще и невесткой! И если теперь она племянница Дэнси, то кем ей будет приходиться Кэйбл? Приемным дядей? Или кем-то вроде троюродного брата? Обсудить происходящее было не с кем, потому что она перестала общаться с двумя своими лучшими подругами. Тоже из-за Кэйбла. В мае Кэйбл приходил в класс Клементины на урок биологии. Он отслеживал популяцию черных медведей в районе Голубого хребта, во время весенних каникул в Чэпел-Хилл. Это была часть независимого исследования. Кэйбл зашел в класс до начала урока и стал раскладывать слайды, и тут Клементина встала, чтобы поздороваться. Он был такой высокий. Иногда она гадала, за какой партой он сидел на уроках биологии у мистера Куртца. Глупо, как глупо. Ее сердце ушло в пятки, но она все-таки сумела выдавить: — Привет, Кэйбл, помнишь меня? — Клементина, у тебя есть какие-то вопросы к мистеру Мидоузу? — осведомился мистер Куртц. Кэйбл прищурился: — Девчонка, купавшаяся во сне? Неужели ты? Он сказал, что она здорово изменилась, и это была правда. Она изменилась. Как выяснилось (и ничего удивительного в этом не было), Кэйбл был превосходным оратором. Клементина улыбалась всякий раз, когда он смотрел в ее сторону. Он закончил урок историей об одной девушке из Калифорнии, которая сделала химическую завивку, а потом, в тот же самый день, отправилась гулять и потеряла сознание. — Когда она пришла в себя, — сказал Кэйбл, — то обнаружила, что очутилась посреди леса, далеко от дороги, под деревом. Она пощупала волосы — они были мокрые и как будто мыльные. — Кажется, на этом история завершалась. Кэйбл улыбнулся классу. Клементина улыбалась в ответ, пока лицо не заболело. Мэдлин, которая жила в нескольких домах от Клементины и до пятого класса писалась в постель, подняла руку. — Да, Мэдлин? — сказал мистер Куртц. — Я не поняла, что с ней случилось? Почему у нее были мокрые волосы? — Ой, простите, — сказал Кэйбл, — я, кажется, пропустил часть истории. Это был медведь. Его привлек химический запах от ее перманента, понимаете? Поэтому он ударил ее по голове, а когда она лишилась сознания, уволок ее с дороги вглубь леса. А потом слизал с ее волос всю химию. — Какая гадость! — воскликнула Мэдлин. Остальные смеялись. Кто-то пошутил: — Его привлек запах от ее сперманента? Клементина встревожилась. Было непонятно, над кем они смеются: над Мэдлин, Кэйблом или девушкой с химией? — Вообще-то ей повезло, — сказал Кэйбл. — Не потому, что медведь вылизал ей голову, — пояснил он на случай, если одноклассники Клементины окажутся совсем тупыми (по ее мнению, они такими и были). — А потому, что после этого он не съел ее. После такого Клементина и помыслить не могла о том, чтобы что-нибудь спросить. Хотя накануне она всю ночь придумывала вопросы, которые могли бы произвести на Кэйбла впечатление. За обедом она не удержалась и сказала: — Он потрясающий, правда? Мэдлин и Грэйс, которые пока больше походили на неуклюжих подростков, чем на девушек (и это еще мягко сказано, если уж откровенно — Грэйс выглядела угловатой и неуклюжей с самого второго класса), тупо уставились на нее. — Кто? — наконец спросила Мэдлин. Эта черта в ней бесила, постоянно приходилось все ей разжевывать. — Кэйбл, — уточнила Клементина. Мэдлин и Грэйс продолжали пялиться на нее так, будто у нее что-то застряло между зубами. — Кэйбл Мидоуз, теперь ясно? — Очень смешно, — заметила Грэйс. — Ты ведь шутишь? Они смотрели на Клементину и понимали, что она не шутит. А Клементина видела, как они поражены. «Кэйбл Мидоуз, — повторила она про себя. — Кэйбл Мидоуз». — Он не пользуется дезодорантом, — сказала Мэдлин. — Это из-за медведей. Дездорант — он как химическая завивка. Медведи очень чувствительны к искусственным человеческим запахам. Клементина надеялась найти у девочек понимание. Они ведь были ее лучшими подругами. Любили одни и те же фильмы. Одалживали друг у друга одежду. А если они наведывались в пиццерию, то никогда не заказывали пиццу с луком, потому что Грэйс ненавидела лук. — Скажем так, — строго начала Мэдлин, еще недавно просыпавшаяся в мокрой постели, — даже если бы он пользовался дезодорантом и вылил бы на себя весь дезодорант в мире, мне бы все равно не захотелось его лизнуть. Ни в каком месте. У него глаза слишком близко посажены. И руки странные. Они же все опутаны узлами вен, Клементина! А волосы?! Даже пока он учился в школе, все равно не тянул на хорошую партию. Он был просто вонючий хиппи. А теперь стало еще хуже! Гораздо хуже! Она умолкла, чтобы промокнуть слюну из уголков рта. Когда она волновалась, то брызгалась слюной, как пульверизатор. «Небось до сих пор иногда по ночам писается, — подумала Клементина. — Пискливая, ссыкливая Мэдлин». Тут в разговор вступила Грэйс. Они с Мэдлин словно готовились к Олимпиаде, заранее тренировались, кто быстрее надает кучу непрошеных советов. — Конечно, это все довольно романтично, Клементина. Ты ведь, наверное, очень давно от него без ума? Я помню, ты часто рассказывала о нем, когда мы были совсем мелкие. Но теперь ты выросла, Клементина, а он нет. В определенном возрасте для каждого парня приходит черед выбирать: роботы или девушки. Супергерои в трико или девушки. Порно в Интернете или настоящие девушки. Медведи или девушки… хотя с таким вариантом я раньше не сталкивалась. Дело в том, что этот парень уже сделал свой выбор, пойми это, Клементина. Если бы ты была покрыта шерстью и бегала по лесу на четвереньках, может, у тебя и был бы шанс, но ты не медведь. Если твоим возлюбленным, чье имя ты хранила в тайне все эти годы, был Кэйбл Мидоуз, то да поможет тебе Бог. Потому что я уж точно не смогу. — Согласна с каждым ее словом, — поддакнула Мэдлин. Ничего удивительного. Мэдлин и Грэйс увлекались психологическими тестами, колонками советов в журналах и популярными книжками по саморазвитию. Они могли часами обсуждать и в конце концов прийти к согласию насчет того, что имел в виду какой-то парень, когда, войдя в столовую, произнес: «Дамы!» Клементине захотелось ткнуть Мэдлин ловилкой.[28] Единственное, что ее останавливало, это мысль о том, как Грэйс и Мэдлин и по поводу этого пустятся в многочасовой анализ. Типа: а не является ли это скрытым криком о помощи, потому что чего еще человек может надеяться достичь, нападая на ближнего с пластиковым столовым прибором? Кстати, пластиковые приборы в столовой именно потому, что такое уже случалось. Однажды кто-то ткнул учителя в руку. Адвокаты утверждали, что во всем виноваты гормоны, содержавшиеся в мясе из гамбургеров. Кэйбл был вегетарианцем. Клементина узнала об этом только что, на уроке у мистера Куртца. Она гадала, что скажет мама, если прийти домой и заявить, что с сегодняшнего дня она тоже вегетарианка. Может, удастся выдать это за диету. Или школьное задание. Клементина вдруг сообразила, что все еще держит ловилку так, будто собирается ею отбиваться. Она положила прибор на стол и заметила, что Мэдлин и Грэйс снова пялятся на нее. Мысли Клементины витали где-то далеко, и теперь девочки знали, где именно. — Он спас мне жизнь, — наконец вымолвила Клементина. — Тогда позволь мне спасти тебя от самой большой в жизни ошибки, — сказала Мэдлин. Голос у нее был глубокий и взволнованный, как будто она собиралась поделиться с подругой главным секретом мироздания. Отец Мэдлин был священником. Он тоже вечно брызгал слюной. Во время его служб люди старались не садиться в первом ряду. — Кэйбл Мидоуз совсем не симпатичный. Кэйбл Мидоуз минимум лет на шесть старше тебя и до сих пор не в курсе, что со шлепанцами не надевают носки без пяток. Кэйбл Мидоуз по собственной воле пришел на урок биологии в старшие классы, чтобы рассказать, как он провел весенние каникулы, стреляя медведям в жопы усыпляющими дротиками. Кэйбл Мидоуз — просто эпический неудачник. Клементина отложила ловилку в сторону, встала из-за стола, и весь остаток учебного года старательно избегала общества Грэйс и Мэдлин. Когда одна из них начинала встречаться с каким-нибудь мальчиком, Клементина норовила отпустить замечание о критериях выбора, лицемерии и неудачниках. Но что толку-то? Так уж устроен мир, что когда дело доходит до друзей, любви, секса, книжек по саморазвитию и мальчиков, все всегда развивается по одному сценарию. Сначала ты считаешь себя специалистом, а потом отправляешься в поля с ружьем и усыпляющими зарядами, чтобы поднабраться хоть какого-то практического опыта. После долгих изысканий в Интернете Клементина отыскала Кэйбла в Живом Журнале, его дневник назывался «Настоящий Балу». У него было примерно сотни две друзей, в основном девочки с никами вроде «Электрический Кошачий Взгляд» или «Пушистая Элиза», которые тоже учились в Чэпел-Хилл и были родом из Сан-Франциско, округа Колумбия, Кливленда и многих других городов, где Клементина никогда не бывала. Она тоже завела страничку в ЖЖ и зафрендила Кэйбла. Послала ему личное сообщение, в котором говорилось: «Помнишь меня, тупицу, которую ты спас из воды? Пасиб за это и что пришел рассказать про медведей;)». Кэйбл зафрендил ее в ответ. Спросил, как дела в школе, и больше ни разу не писал, даже когда Дэнси разбила первую семью Клементининого дяди и когда Клементина написала ему, что на вечеринке в честь помолвки его очень не хватало. Пусть он не отвечал, Клементину это не беспокоило — наверняка он очень занят учебой или опять уехал наблюдать за медведями. Или, может, он думал, что Клементина расстроена из-за всей этой катавасии с Дэнси. Поэтому Клементина не волновалась. Ей было важнее, что он тоже зафрендил ее. Это отчасти как его отношения с медведями, как будто они с Кэйблом друг друга пометили. Клементина закачала себе в «Айпод» все песни, которые Кэйбл хоть раз упомянул в Сети. Мало ли, вдруг однажды им представится возможность поговорить о музыке. Большинство студентов из Чэпел-Хилл время от времени ходили на вечеринки или хотя бы в прачечную, но только не Кэйбл. Ни на Рождество, ни на весенние каникулы (и это вполне понятно, Клементина знала: если ты вырос в часе езды от Миртл-Бич, то в каникулы тебе уже не хочется никаких курортов). Он нашел время для школьной лекции о медведях, но не счел нужным появиться на празднике в честь помолвки Дэнси и обозвать Джона Клири гнусным педофилом и сукиным сыном, хотя так оно и было. Даже дедушка Клементины так выразился. Бывший разыгрывающий в команде по американскому футболу, что еще с него взять? Клементина должна была сказать своему дяде и Дэнси спасибо — хотя бы за свадьбу, по случаю которой Кэйбл уж точно должен был приехать домой. Дэнси уговорила Джона Клири устроить свадьбу на пляже, неподалеку от Безголового мыса — Клементина сочла это хорошим знаком. Иногда по утрам она бегала к Безголовому мысу, вспоминая, как они с Кэйблом возвращались домой среди дюн, а в это время все, кто хоть сколько-нибудь волновался о судьбе Клементины, думали, что она мертва. Утонула. И только Кэйбл и она сама знали, что это не так. Она упросила не назначать ее одной из подружек невесты, потому что не хотела во время первой за год встречи с Кэйблом быть облаченной в шифон цвета лимонного крема, продававшийся со скидкой. Вместо этого она потратила триста заработанных долларов в бутике в Миртл-Бич и купила платье цвета морской волны со стразами на ремешке. Всего за восемьдесят баксов она нашла к нему на интернет-аукционе пару один раз надеванных дизайнерских туфель-лодочек на шпильках. Свидетельница на свадьбе, которая еще в школе славилась развратным поведением, клялась, что Клементина в таком наряде выглядит минимум на восемнадцать. За две недели до свадьбы Клементина ездила в Миртл-бич вместе с хором. На обратном пути она расположилась в автобусе на заднем сиденье и заигрывала с парнем по имени Алистер. Она прочитала кучу любовных романов и много болтала с Дэнси, так что в общих чертах знала, как следует себя вести, но ничто не может заменить реального опыта. Достигнув некоторого успеха в столь стесненных обстоятельствах (не тот мальчик, не тот рот, липкий пол автобуса, действующая на нервы вонь давно забытого кем-то банана и две девчонки, Миранда и Эми, даже не притворявшиеся, что они не смотрят на соседнее сиденье), Миранда решила, что она готова к реальным действиям. — Мы еще не приехали? — спрашивает Парси, как будто это семейный выезд на природу, а не испытание. Она стянула с себя повязку еще несколько минут назад, но это ничего, потому что они уже свернули с шоссе и теперь ехали по кочковатой дороге, серпантином закручивающейся вокруг горы. Тут мрачно, на обочине высятся толстые стволы сосен и пихт, а между ними виднеются остатки старых каменных стен. Когда-то, много-много лет назад, здесь было французское поселение. Фермы и сады. Каждое лето сюда приезжают археологи: разбивают лагерь, заводят романы и занимаются раскопками. Додо, тетушка Ли, очень радуется, когда помимо коз у нее появляется новая компания, а разворачивающиеся на ее личном фронте любовные драмы круче сериалов, которые крутят по телику. Зигани либо все еще спит, либо притворяется. Бад и Никки слушают радио и подпевают во всю мощь своих легких — и силы их уже явно на исходе. Морин строчит смс-ки своему новому бойфренду. Судя по тому, с какой скоростью и силой ее большие пальцы жмут на кнопки мобильника, ребята ссорятся. — Не удивляйся, если сигнал вдруг пропадет, — предупреждает Ли подругу. — Тут не так уж много вышек мобильных операторов. — Продолжение следует, — говорит Морин, закусив губу. — Да уж… Вот поворот, а через милю начинается тайное «Королевство» Додо. Ли велит Бад свернуть на грунтовую дорогу, уходящую в луга, окруженные горами. По лугу бежит ручей. Чуть поодаль — двухэтажный фермерский дом, который Додо выкрасила в розовый цвет (приобрела краску на какой-то распродаже по бросовой цене). Отделка по непонятным причинам канареечно-желтая. И только сарай выглядит так, как и положено сараю: красно-белый, с флюгером, изображающим козу на круге сыра. И лишь если подъехать поближе, становится видно, что вместо того, чтобы покрасить сарай, Додо прибила к деревянным стенам сотни и сотни банок из-под «Кока-Колы». «Мирное королевство» некогда было меккой для туристов. Тут есть прилавок с закусками, мини-зоопарк, площадка для картинга, карусель и маленькое колесо обозрения. Площадка для картинга заросла травой, а кое-где пробилась поросль бамбука, которую старательно объедают козы Додо. Те же козы играют в царя горы на покосившейся деревянной платформе карусели. Крышу этой карусели сорвало ураганом много лет назад. Додо, купившая «Мирное королевство» уже приходящим в упадок, давно продала карусельных лошадок, одну за другой, чтобы на вырученные деньги купить коз. С годами колесо обозрения в «Мирном королевстве» мирно ушло в землю, а вокруг него образовался луг, на котором паслись козы. Во время гроз в него частенько била молния. И хотя бы один раз за лето Додо, выйдя утром подоить коз, обнаруживала в самой нижней кабинке безнадежно влюбленного археолога, который провел ночь, одиноко пьянствуя, а потом уснул на колесе обозрения среди мышиных жилищ. Ли любит сидеть с книжкой в этой кабинке из потрескавшегося лимонно-желтого винила и тихонько покачиваться, а одна из карликовых коз обычно подходит и как страж стоит рядом, уперевшись передними ногами в дверцу и слушая, как Бад в восторге гудит в рожок. Козы объедают зеленое море луговой травы и жуют лозу, которая, если бы не они, уже давно повалила бы покосившееся колесо. Несколько коз обязательно лежат или забираются на валуны, торчащие из бугристого пастбища. — Твоя тетя живет здесь?! — спрашивает Морин. Никки фоткает окрестности на свой мобильник. Додо — старшая сестра матери Ли. Она бывшая анархистка и девять лет провела в женской тюрьме строгого режима. Теперь она вместо бомб делает сыр. Решив разводить в «Мирном королевстве» скот, она вложила деньги в шесть коз породы Тоггенбург. Шло время, он выменивала, находила и покупала животных все более и более экзотических пород. Сейчас в стаде, насчитывавшем порядка тридцати голов, были альпийские козы, нубийские черные, нигерийские карликовые, пигмейские козы и четыре падающих в обморок козы из Теннесси. За время, проведенное в тюрьме, Додо написала курсовую работу по животноводству. Козы, как она любит говорить, крайне склонны к анархизму. Бад паркуется возле розовой фермы. — Тут ведь наверняка туалет в виде дырки, а внизу куча говна? — морщится Морин. — — Да, вообще-то туалет на улице, — сообщает Ли. Тем временем на крыльце появляется Додо. Там же топчутся три козы, норовящие пробраться в дом — там можно найти много чего интересного пожевать. У Додо розовые болотные сапоги до середины бедра. Ее волосы тоже выкрашены в тон дому. — Милые сапожки, — констатирует Бад. Остальные просто пялятся на Додо, розовый дом, сверкающий банками от «Кока-Колы» сарай, на коз и колесо обозрения. Даже Зигани слегка поменяла позу, как будто, все еще притворяясь спящей, она на самом деле внимательно ко всему прислушивается. — Сними с нее повязку, — обращается Ли к Никки. — И наручники тоже. — А потом обращается уже ко всем: — Я же говорила, что тетя у меня эксцентричная. И ее очень легко задеть. Когда она угостит вас сыром, сделайте вид, что вам понравилось. Даже если не понравится. Хорошо? — Зигани! — кричит Парси, нетерпеливо прыгая на сиденье. — Просыпайся! Сейчас начнется твое испытание! Зигани садится и зевает — широко и фальшиво. — Извините, девочки. Вчера вечером поздно легла. — Мы обе поздно легли, — вставляет Парси. Когда снимают повязку, и без того большие глаза Зигани раскрываются еще шире. — Где это мы? — Скоро узнаем, — говорит Никки. — Я должна предупредить кое о чем, прежде чем мы выйдем из машины, — заявляет Бад. — На вас распространяются правила испытания. И на тебя тоже, Парси. Что бы мы ни приказали, вы обе должны подчиняться. Ясно? — Ясно, — отвечает Зигани. Парси энергично кивает. Она заметно дрожит от волнения. У Зигани тоже уши на макушке. «Только что она притворялась спящей, — думает Ли, — но и сейчас не вышла из роли, она по-прежнему скрывает от нас какие-то другие, более глубокие чувства». Ли, Бад, Никки и Морин родились и выросли в Лонг-Айленде. Школа, где они учатся, маленькая: в выпускном классе их будет всего девятнадцать человек, да и то если Мэг Финнертон каким-то чудом сдаст экзамен по алгебре. Семейство Кульхатов переезжало из страны в страну, когда отца Зигани и Парси переводили на работу в очередное посольство. Зигани по два года или чуть меньше прожила в Боснии, Албании, Англии, Израиле и на Украине, и еще пару стран Ли забыла. Когда Зигани снова переедет, через год или два, что останется в ее памяти об Америке? Ли от души надеялась, что это испытание или хотя бы его часть Зигани запомнит на всю жизнь. Додо и ее ферма — это лучшая и самая тайная тайна из всех, какие есть у Ли. Еще когда мама привезла ее в «Мирное королевство» в самый первый раз, Ли поняла, что это самое волшебное место на земле. Нигде больше нет такого розового дома, такого колеса обозрения и таких умных коз, которые умеют даже открывать входную дверь, когда Додо забывает ее запереть. Но, возможно, для Зигани все это ничего не значит. Ли и сама не знает, почему ей так важно произвести на Зигани впечатление. Ли переводит взгляд с потрясенного лица Зигани на Бад. — Ну за дело, Ли! — говорит Бад. Свадьба с самого начала обернулась катастрофой. После штормового предупреждения навес для проведения церемонии и навесы для банкета, установленные на скале, пришлось спешно сложить и переместиться в павильон рядом с парковкой, где летом дети прятались от жары, играли в настольный теннис и ели мороженое. Когда дело касается погоды, лучше перестраховаться, хотя штормовые предупреждения чаще всего так ничем и не заканчиваются. Дом родителей Клементины затапливало столько раз, что они махнули рукой на страховку и просто перенесли все сколько-нибудь ценное на второй этаж. Никакого урагана, ни даже самого малюсенького шторма не случилось, зато с неба лило так, что нанятая обслуга никак не могла развести огонь, чтобы поджарить мясо. Если не смотреть сбоку, то беременность Дэнси была незаметна, но миссис Мидоуз пришлось с утра пораньше расставлять ставшее тесным платье. Накануне вечером Клементина помогала украсить дамскую комнату на пляже оранжевыми цветами и искусственным тряпичным миртом. За час до начала церемонии миссис Мидоуз велела ей принести из багажника свидетельницы липкую ленту для бюста, чтобы грудь выглядела пышнее. Клементина вернулась, выполнив поручение, и ее тут же услали снова, на этот раз за имбирным элем и крекерами. Лицо Дэнси весь день было точно такого же цвета, как платье Клементины, то есть зеленое. А Джон Клири в своем смокинге тем временем валялся на песке под пирсом, а столпившиеся над ним старые школьные приятели уговаривали его встать — пока тщетно. Его мучило похмелье после вчерашнего мальчишника. Клементина с отцом поспорили, кто блеванет первым: невеста или жених. Наконец заиграли волынки — еще никому из семейства Клири не удавалось добраться до алтаря без этих воплей и завываний, свидетельствовавших, что свадьба, как и сражение, дело серьезное. Клементина стояла на влажном бетонном полу павильона рядом с матерью и старалась не хлопать по ногам. Как только до тебя доберутся песчаные блохи, свадьба на пляже сразу перестает казаться такой уж романтичной. Сквозь прогнившие участки в крыше сочилась вода. Мать наклонилась и шепнула Клементине в ухо: — Не вздумай поступить так со мной. — Как «так»? — спросила Клементина. — Сама знаешь, — сказала мама. — Ты имеешь в виду выйти замуж? — Не раньше, чем тебе стукнет хотя бы тридцать пять. Клементина всегда знала, что мама воспринимает брак как своеобразное испытание на прочность, хотя и не совсем понятно, почему. Папа Клементины жевал с закрытым ртом, никогда не оставлял сиденье унитаза поднятым и не носил парик. В прошлом году он подарил своей супруге на день рождения кулон с бриллиантом изумрудной огранки и повел ее в лучший итальянский ресторан в Миртл-Бич. А на следующее утро Клементина услышала, как мама жалуется подруге по телефону, что в ее муже нет ни капли романтики и что она с тем же успехом могла бы выйти замуж за деревянного истукана. — Богом клянусь, — ответила Клементина, но мама только вздохнула. Кэйбл стоял вместе с остальными гостями. У него был такой же фиолетовый клетчатый галстук-бабочка, какие Дэнси выдала всем друзьям жениха. Он был высок, светловолос и загорел, а его волосы если и были длинноваты, то лишь самую малость, за ушами. В смокинге он смотрелся вполне естественно, и в то же время как-то странно, как будто он надел его только чтобы слиться с окружающей средой. Как будто свадьба, как и наблюдение за черными медведями, это такая штука, где требуется подойти к объекту как можно ближе, но при этом так, чтобы тебя никто не заметил. Когда Клементина покупала себе платье, она воображала, что оно окажется того же оттенка, что и глаза Кэйбла. Но оно не оказалось. Почему же он все время держался от нее подальше? Джон Клири и Дэнси Мидоуз приносили друг другу клятвы, которые так мало кому удается исполнить. Клементина старательно ловила каждое слово, она была растрогана, хотя и знала, что Дэнси выбрала для свадьбы Безголовый мыс, потому что здесь они с дядей Клементины впервые занялись пьяным сексом — под перевернутой лодкой, без презервативов, зато с полными трусами песка. Дэнси рассказывала Клементине все в подробностях. Нет, у них с Кэйблом все будет не так. Никаких волынок. Никакой обслуги. Ни песчаных блох, ни галстуков-мутантов. Когда, глядя на Дэнси, Клементина представить себе, каково это будет — связать свою судьбу с Кэйблом, ей виделось что-то вроде того первого плавания на доске для серфинга. Только в ее мыслях они не выходили на берег у Безголового мыса, а, наоборот, уплывали в открытое море и так и не возвращались. Дэнси и Джон Клири поцеловались. Они с такой силой сплющили друг другу губы, что Клементина испугалась, как бы не потекла кровь. Но нет, никакой крови, Дэнси даже рассмеялась. Она подбросила свой букет вертикально, и тот ударился о крышу павильона. — Вот тебе и примета, — сказала Клементине мать, выбирая из ее волос веточки перекати-поля. Снова зазвучали волынки, и Клементина впервые в жизни почувствовала необходимость выпить чего-нибудь покрепче. А потом отправиться на поиски Кэйбла. Они смогут потанцевать. Или заберутся в машину и будут болтать, пока дождь не прекратится и на небе снова не покажется солнце. Дэнси как-то говорила, что водка почти не имеет вкуса. При выходе из павильона стоял вместительный резервуар для охлаждения напитков, который Клементина сама же помогала заполнять льдом, газировкой и пивом. Среди прочего ей попадалась и бутылка «Смирноффа». Она откопала баночку «Кока-Колы», вылила половину и налила туда водки. На вкус в общем-то сносно. Раз одалживать вещи у знакомых разрешается, Клементина подумала, что ничего страшного не случится, если она позаимствует чей-то зонт-трость, оставленный у входа в павильон, и валявшееся на резервуаре-холодильнике полотенце. Вооружившись всем необходимым и прихватив банку из-под «Колы» и остатки водки, она прошмыгнула в сторону дюн. Содержимое банки кончилось, но Клементина никак не могла понять, достаточно она напилась или нет, поэтому продолжала прихлебывать водку из бутылки. Ее зад, несмотря на постеленное на песок полотенце, промок насквозь. Оставшийся где-то внизу павильон для настольного тенниса казался далеким и призрачным, как сон. Мало-помалу серый свет пасмурного дня окончательно потускнел, и Клементина услышала слабое потявкивание, среди жесткой, прибитой дождями травы сновали какие-то тени. Бродячие собаки или даже койоты, кажется, шесть или семь. Видимо, охотились на мышей или лягушек. На Клементину, жалко съежившуюся под зонтом, они не обращали никакого внимания. То побегают, то замрут; спины пригнуты, морды у самой земли, лапы разрывают затвердевший мокрый песок. Прорезая дождевые потоки, низко кружились летучие мыши. Собаки гонялись и за ними тоже, челюсти щелкали, как фарфоровые капканы. Когда Клементина наконец поднялась, псы поглядели на нее, как на непрошеного гостя. Она встряхнула зонтом, и они убежали. Позже выяснилось, что эта часть вечера прошла для нее еще довольно удачно: она умудрилась напиться в уединении и при этом не быть сожранной бродячими собаками. А потом дела покатились под откос. Совершив вояж в туалет, Клементина обнаружила, что ее прическу и макияж постигла печальная участь. Вдобавок она зацепилась подолом за дверь и порвала платье. Когда она наконец отыскала Кэйбла, тот танцевал с распутной Лиззи Йорк, свидетельницей на свадьбе. Но для Клементины это уже не имело никакого значения. И ужасная старомодная музыка — тоже. — Привет, Кэйбл, — заорала она. — Привет, Клементина, — ответил он, доведя до конца фигуру танца. — Тебя мама искала. Что-то случилось? — Извини, Лиззи, — сказала Клементина, — мне нужно срочно показать Кэйблу кое-что. Мы сейчас вернемся. Обещаю. Лиззи показала Клементине оттопыренный средний палец. Клементина пожала плечами, улыбнулась и потащила Кэйбла сквозь толпу танцующих на улицу, под дождь. Она потеряла где-то зонт, но сейчас это было неважно. Дождь щекотал кожу и пузырился как газировка. — Что ты хотела мне показать? — спросил ее возлюбленный. Они прошли мимо столба, на котором отмечали уровень приливов. Крошечные призрачные крабы вершили какие-то свои тайные делишки в мокром песке. Они записывали историю Клементининой жизни. Кэйбл Мидоуз, Кэйбл Мидоуз, Клементина любит тебя. — Клементина, так что я должен был тут увидеть? Она взмахнула рукой: — Океан! Кэйбл рассмеялся, и Клементина решила, что это хороший знак. Она кажется ему забавной, — Но не просто океан! — продолжала она. — А все, что в нем. Знаешь, там ведь могут быть акулы. Или русалки. Они водятся там, как бродячие собаки в дюнах. Мир полон удивительных вещей, но никто их не замечает! Никто кроме тебя и меня. — Ее волосы мокрыми колечками прилипли к шее. Может быть, она и сама была похожа на русалку. — Как тебе кажется, я похожа на русалку? — спросила она у своего возлюбленного. — Клементина, солнышко, — терпеливо произнес Кэйбл, — мне кажется, ты похожа на пьяную. К тому же мы оба промокли, давай вернемся в павильон. — Здесь такая романтичная обстановка, правда? — не унималась Клементина. — И если ты захочешь поцеловать меня, я это пойму. Ни единой звезды на небе, тучи и дождь. Больше всего на свете ей хотелось избавиться от чулок, но сначала надо было сбросить туфли. Пожалуй, лодочки на шпильках — не самый лучший выбор для свадьбы на пляже. С каждым шагом на протяжении всего вечера Клементина оставляла в бедном, ни в чем не повинном песке маленькую дырочку. — Не подумай, что я не ценю твоего предложения, Клементина, — промолвил Кэйбл, — но, черт возьми, нет. — Вот дерьмо, — пробормотала Клементина. — Ты что, голубой? — Нет! — возмутился Кэйбл. — И прекрати раздеваться, ладно? Я не голубой, просто меня это не интересует. Не хотелось бы показаться гадом, но ты не в моем вкусе. — Я и не раздеваюсь, — возразила Клементина. — Просто туфли сняла. И чулки. И вообще чего ты взъелся? Дэнси говорила, что ты спишь голышом. До сих пор спишь? У меня полные чулки песка. И что ты имел в виду, когда говорил, что я не в твоем вкусе? Что со мной не так? — Ты слишком маленькая, — сказал Кэйбл. — Я, в отличие от твоего дяди, не в восторге от малолеток. — И, предъявив этот веский довод, он, прямо как в Клементининых любовных романах, развернулся и зашагал прочь, оставив Клементину одну под дождем в одной туфле и сползших до щиколоток чулках. Сняв, наконец, ненавистные туфли, Клементина представила, что океан — это и есть вся эта дурацкая свадьба, скатала чулки в шарик и кинула их в воду. А следом за ними туфли. Возвращаясь к павильону, она решила срезать и пойти через стоянку и так сильно распорола левую ступню об осколок пивной бутылки, что потребовалось шестнадцать швов и переливание двух литров крови. А еще ей промыли желудок — просто так, на всякий случай. И знаете, кто нашел ее, валяющуюся без сознания и истекающую кровью, и вызвал скорую помощь? Ну, давайте. Угадайте с трех раз. Додо подает им обед на кухне, кормит их козьим сыром, яблоками и темным хлебом, который трудно жевать. Есть твердый сыр, есть мягкий сыр со слезой и есть творожный сыр с травами. Додо рассказывает, как она была анархисткой, а козы угрожающе блеют хором за затянутой москитной сеткой дверью. Рассказывает, как она взорвала банк. — Было три часа утра, и я понимала, что задерживаться там глупо, но уж больно хотелось посмотреть, как деньги и документы взлетают на воздух и сыплются обратно, как снежинки. Вместо этого за несколько минут до взрыва я увидела, как из здания потоком хлынули крысы и тараканы. Они перебегали через улицу, где я как раз и стояла, и ныряли в переулок, за мусорный контейнер. Как будто знали, что сейчас произойдет. Ну и я тоже смылась. Не из-за бомбы, а из-за тараканов. Терпеть их не могу. А тараканы-экстрасенсы — это уж совсем ни в какие ворота. Она рассказывает девочкам, как ее обстреливали резиновыми пулями, поливали из шланга, а один полицейский даже избил ее пистолетом. Вот, видите шрам на щеке? А вот татуировка в виде сексапильной русалки, которую сделала ей сокамерница при помощи шариковой ручки и заостренной зубной щетки. Бад потрясена. Остальные девочки нервно хихикают, заслышав очередное ругательство, сорвавшееся с губ Додо. А ругается она часто. После обеда Додо устраивает для девочек экскурсию по своим владениям. Она показывает им сыродельню и кладовку, где хранятся сыры. Ведет их в хлев, где полно дряхлых кресел с парчовой обивкой и оборванных, пожеванных козами диванов, здесь Додо с козами каждый вечер смотрит кино — крутит фильмы на стареньком проекторе. Она раздает девочкам кукурузу, чтобы те покормили коз, и объясняет, почему падающие в обморок козы из Теннесси собственно падают в обморок. Козы то проявляют любопытство, то сторонятся гостей. То обступают девочек со всех сторон, то отходят подальше и шумно там топчутся, собравшись в кучу, как будто что-то обсуждают. Они изящно собирают все до единого зернышки кукурузы с ладони Ли, но игнорируют протянутую руку Парси. — Забавные маленькие гады, — с нежностью произносит Додо. — Почему-то с некоторыми людьми они не ладят. Парси бросает зерна в траву, но козы все равно к ним не притрагиваются. — Это и есть мое испытание? Кормить коз и слушать рассказы твоей тетки о том, как делать бомбы? — спрашивает Зигани у Ли. — Жаль, что вам нужно домой так рано, — говорит Ли, забрасывая пробный камень. — Мы могли бы здесь заночевать. Спали бы в хлеву, смотрели бы старые фильмы. — А могли бы и вернуться домой к пяти, как ты обещала, и тогда наши с Парси родители нас не уроют. Я не шучу, Ли, — Зигани говорит, а сама внимательно смотрит на Ли, как будто та вдруг может выдать тайну испытания. Бад разрешает тоггенбургской козе пожевать бахрому ее драного свитера. — Эй, Ли, — окликает она подругу, — Додо обещала показать нам гору мусора. Мы хотим поискать там древние наконечники от стрел. — Тебе тоже стоит сходить, Зигани, — советует Ли. — Однажды Додо нашла там осколок какой-то посуды, а потом выяснилось, что никакая это не посуда, а кусочек черепа. Зигани напоследок еще раз заглядывает Ли в глаза, а потом идет за остальными. Козы возятся где-то сзади, не проявляя к наконечникам от стрел никакого интереса. Ли, у которой в «Мирном королевстве» заведены свои ритуалы, отправляется навестить колесо обозрения. Она забирается в самую нижнюю кабинку и открывает книгу. Когда мама Клементины злилась, она не кричала и не швырялась разными предметами. Она просто начинала говорить очень медленно, как будто в словах вдруг появлялось множество дополнительных слогов, которые полагалось использовать, только когда дела хуже некуда. На следующее утро после свадьбы Дэнси Клементина проснулась от того, что мать рылась в ее ящиках. Даже не пытаясь делать это потише. Клементина лежала на кровати, мечтая умереть, и смотрела, как мама что-то ищет — только ей одной ведомо, что. Голова, желудок, горло и нога — сплошные сгустки боли. В руке у нее обнаружилась дырка, в которую закачивали кровь, а на запястье болтался оранжевый медицинский браслет. Девочка была слишком слаба, чтобы сдернуть его. Закончив обыск, мать сказала: — Весь город слышал твои вчерашние вопли о том, как сильно ты любишь этого мальчишку Мидоуза. — Разве я вопила? — переспросила Клементина. Она больше не хотела умереть, теперь она предпочла бы вообще не рождаться. Во рту чувствовался привкус рвоты. — Не помню. Кажется, я была пьяна. — Можно подумать, это что-то меняет, — сказала мама. — Это ты ради Кэйбла поехала в Миртл-Бич и купила платье за шестьсот долларов? — За триста, — уточнила Клементина. — Оно продавалось со скидкой. Там несколько стразов отвалилось. Ты что, за мной шпионила? — Вот еще, буду я шпионить за своей собственной дочкой, — фыркнула мама. — Это все Джеральдин Теркл, она в тот момент как раз зашла в «Лорд энд Тэйлорз» за тональным кремом. Когда она увидела, как ты примеряешь дизайнерские платья, то решила, что за тобой стоит приглядеть. — Она решила, что я собираюсь своровать платье! — догадалась Клементина. — Этого я не говорила, — уклончиво ответила мама. — Помнишь, как ее дочь, Робин, благослови ее бог, попала на запись камеры видеонаблюдения, когда пыталась вынести из аптеки судафеда[29] на пятьсот долларов. Вряд ли после такого мать можно винить в излишней подозрительности. И, кстати, прекрати менять тему разговора. Что у тебя с этим братцем Дэнси? Он уже взрослый мужчина, а ты всего лишь маленькая девочка! — Да ничего у меня с ним нет, понятно?! И вообще не могу я сейчас об этом говорить. Дай мне обезболивающего. Что у меня с ногой? — Ты рассекла сухожилие, — ответила мать. — И так бы и истекла кровью там, на стоянке, если бы Кэйбл Мидоуз не вызвал скорую. Но ты ничего не получишь, даже детского аспирина, пока не расскажешь правду. Этот мальчишка тебя напоил? — Я и так рассказываю тебе правду! Между нами ничего нету, он мне просто нравится, ясно? Он мне жизнь спас. И я не знала, что пью спиртное. Думала, это «Кола», понимаешь? Наверное, кто-то туда чего-то подлил. Но не Кэйбл. Можешь запереть меня дома и не выпускать, если хочешь, но прекрати задавать мне вопросы про Кэйбла, ладно? Мне очень стыдно. Лучше бы я умерла, — с этими словами она выдавила из себя пару слезинок. Это оказалось нетрудно. Мама вышла. Потом вернулась с имбирным элем и тремя таблетками обезболивающего. — Дэнси просила передать, что глубоко тебе благодарна за испорченную свадьбу, — сказала она. — И за испорченный смокинг Кэйбла, взятый напрокат. Они уже все перепробовали, но никак не могут вывести пятна крови. И еще, Клементина, я хочу, чтобы ты кое о чем задумалась. Всякий раз при встрече с Кэйблом ты оказываешься на волосок от смерти. По-твоему, это нормальные отношения? — Всякий раз при встрече он спасает мне жизнь, — возразила Клементина. — Послушай, Клементина, в нем нет ничего необычного. Просто парень как парень. МОРСКАЯ МАЛЮТКА: ты снова меня спас НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: не стоит об этом МОРСКАЯ МАЛЮТКА: ты уже два раза меня спас, и не воспользовался своим положением, хоть я и напилась, обнаглела и обзывала тебя голубым;) НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: клементина, все в порядке, не стоит об этом говорить, правда, ок? МОРСКАЯ МАЛЮТКА: но ты ведь не голубой, да? ведь правда же? по-любому мне очень стыдно за смокинг, пятна крови не пропали? НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: когда я в последний раз проверял — нет НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: не переживай из-за смокинга МОРСКАЯ МАЛЮТКА: мое платье тоже испорчено, мама узнала, сколько оно стоило, это бесит ее даже сильнее, чем то, что я напилась НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: надеюсь, с ногой у тебя все в порядке МОРСКАЯ МАЛЮТКА: да, отлично МОРСКАЯ МАЛЮТКА: я знаю, ты сейчас занят, у тебя уроки, я только хотела сказать спасибо, что вел себя как джентльмен, когда я, наоборот, вела себя как полная дура, и что спас мне жизнь МОРСКАЯ МАЛЮТКА: и еще могу я задать тебе пару вопросов про чэпел-хилл? потому что я надумала туда поступать. миссис пэдлоу на химии только о тебе и говорит, о тебе и о чэпел-хилл МОРСКАЯ МАЛЮТКА: она туда ездила МОРСКАЯ МАЛЮТКА: она говорит, что видела твою фотку в статье о протестах против использования животных в лабораторных опытах, я думаю, это очень круто — то, чем ты занимаешься НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: передай миссис п. привет от меня? МОРСКАЯ МАЛЮТКА: так ты приедешь домой, когда дэнси родит малыша? она говорит, я могу присутствовать при родах, но вряд ли мама отпустит НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: может быть НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: слу, мне пора бежать, сейчас будет лаба, держись подальше от выпивки, ок? — Что ты читаешь? — спрашивает кто-то. Ли поднимает взгляд. Это Парси. — Да просто книгу. — А она хорошая? — не отстает Парси. — Пока не знаю. Это история любви, что-то вроде того. — Тогда мне не понравится, — заявляет Парси. — Я люблю истории про животных. У тебя есть парень? Вот Зигани, например, запрещено встречаться с мальчиками. И мне тоже. — Строгие у тебя родители, — замечает Ли. — Ну есть один парень, на которого я время от времени натыкаюсь, когда покупаю комиксы. Однажды он пригласил меня в кино, но там шел ужастик. А я не люблю ужастики. — Никаких наконечников стрел никто не нашел, — говорит Парси. — Только дохлую полевку. Это и есть испытание Зигани? Зигани и все остальные в хлеву. Возможно, Додо показывает им, как делать сыр. Или бомбы. Ли слышно, как они там кричат и смеются. — Это часть испытания, за которую отвечаю лично я, — Ли старается отвечать как можно более уклончиво. — Я думала, будет что-то очень стремное. Или опасное. Или мерзкое. Нет, я не хочу сказать, что это испытание не здоровское, — тем не менее, голос у Парси почти разочарованный. — У нас в классе все только и говорят что об испытаниях. И о том, как они напуганы. И это и правда очень волнует. — Это всего лишь традиция, — говорит Ли. — В школах для девочек всегда есть какие-нибудь странные традиции. Обычно испытаниям подвергаются только новички — это что-то вроде входного билета и все такое. Но мы подумали, что Зигани достаточно крутая, поэтому пару недель назад спросили у нее, не хочет ли она тоже пройти испытание. Потому что без него ты вроде как не часть класса. В общем, сама увидишь, когда очередь дойдет до вашего класса. — К тому времени нас уже здесь не будет, — говорит Парси. — Нам приходится часто переезжать. МОРСКАЯ МАЛЮТКА: привет, Кэйбл. знаешь, дочка дэнси — прям настоящая уродина, сначала я думала, что все новорожденные такие страшненькие, но мама сказала, что люсинда ларкин клири на особом счету НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: ха-ха МОРСКАЯ МАЛЮТКА: тебе надо поскорее приехать и увидеть все своими глазами, у нее все тело покрыто волосами, и зубы… НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: ты в роддоме? пытался дозвониться до дэнси, но телефон отключен МОРСКАЯ МАЛЮТКА:…были прямо с рождения! и большая плодная оболочка, твоя мама пошла и закопала ее где-то в саду, в прошлом году на биологии мы читали, что зародыш внутри матери сначала похож на разных животных и только потом превращается в человека МОРСКАЯ МАЛЮТКА: да, я здесь, в комнате для ожидания МОРСКАЯ МАЛЮТКА: так что, может, малышка люсинда застряла где-то на стадии росомахи, да ладно, шучу я! помнишь свадьбу дэнси, когда я как следует набралась? и как я спрашивала, похожа ли я на русалочку? это все из-за платья, поэтому я его и купила МОРСКАЯ МАЛЮТКА: потому что русалка вполне могла бы надеть нечто подобное, но я тебя о другом хотела спросить, как ты думаешь, русалки существуют на самом деле? или вампиры? НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: как там дэнси? передай ей: я просто балдею при мысли, что я теперь дядя МОРСКАЯ МАЛЮТКА: с ней все хорошо, ее накачали какими-то лекарствами, я принесла ей книжку МОРСКАЯ МАЛЮТКА: она про девушку, которая влюбляется в вампира, вообще-то там все плохо кончается, но мне понравилось МОРСКАЯ МАЛЮТКА: не знаю, говорила ли тебе дэнси, но я теперь встречаюсь с одним парнем, у него такой загадочный взгляд, как у вампира НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: рад за тебя МОРСКАЯ МАЛЮТКА: дэнси говорит, у тебя есть девушка и у вас все серьезно, так вот, не хочу, чтобы ты думал, будто у меня все еще на уме эта дурацкая влюбленность МОРСКАЯ МАЛЮТКА: в тебя НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: ты очень милая МОРСКАЯ МАЛЮТКА: это я в 12 лет была в тебя влюблена, когда ты спас меня в море НАСТОЯЩИЙ БАЛУ: передай ей, что я жду не дождусь увидеть ее малыша, когда в следующий раз понадобится спасти тебе жизнь, ты же знаешь, где меня найти, да? Ли загибает уголок страницы и достает мобильник. Время действовать. Пора переходить ко второй части испытания Зигани. Однако она не двигается. Высоко на «спицах» колеса обозрения виднеются птичьи гнезда, они выстланы козьей шерстью и фантиками от конфет, оставшимися от безнадежно влюбленных археологов или, возможно, еще со времен раннего детства Ли. Пастбище окружено деревьями, они то ли охраняют «Мирное королевство», то ли, наоборот, наступают на него — Ли так и не смогла за прошедшие годы разобраться. В воздухе витает сладкий запах луговых трав и рождественский аромат елочного базара. Вот бы колесо обозрения снова заработало! Тогда птичьи гнезда приехали бы вниз, а Ли взлетела бы высоко-высоко, воцарившись над всем, что ее окружало: над козами, соснами, хлевом, розовым домом, наконечниками от стрел, над Морин, побежавшей в отхожее место, чтобы в последний разок пописать, и над Бад и Никки, сопровождающими Парси и Зигани обратно к машине. Как будто она и впрямь стала королевой, к ней направляется целая официальная делегация — Додо и ее козы. — Молодец, что заехала меня повидать, — орет Додо. — Извини, что удрала от вас, — говорит Ли. — Просто хотела дочитать книжку. А тут мое самое любимое в мире место для чтения. Иногда мне кажется, что я бываю счастлива, только когда я здесь. Или я слишком сентиментальна? — Я вообще нигде больше не была счастлива, только здесь, — говорит Додо. — Напомни, когда вы вернетесь? Через час примерно? — Ты не возражаешь? — уточняет Ли. — Присматривай за своими подружками получше. Я застукала Бад, когда она пыталась подобраться к моим малышкам из Теннесси и довести их до обморока. И что это за имя у нее такое? — По-настоящему ее зовут Патриция. К тому же, я и сама раньше так делала, — напоминает Ли. — Да, но тебе тогда было всего восемь. Хорошо, что ты выросла. Тогда ты была натуральной оторвой, — Додо произносит это без тени нежности. — А сейчас я какая? — спрашивает Ли, явно подтрунивая над теткой. Додо вздыхает. Окидывает Ли суровым взглядом и говорит: — Ты чудовище. Ты и твои подружки, вы все. Милые чудовища. Это стадия, через которую проходят все девочки. Если повезет, удастся пережить этот этап, не нанеся непоправимого вреда ни себе, ни окружающим. Ты в самом деле хочешь, чтобы твоя подруга прошла через то, что вы задумали? Это жестоко, Ли. Она испугается. И Парси тоже. — Парси сама вынудила нас взять ее с собой, — говорит Ли. — Она крепкая. К тому же мы бросим их всего на пару-тройку часов. Все, что от них потребуется, — просто подождать. И потом, Никки заранее залезет на дерево и будет за ними присматривать. Если они освободятся и куда-нибудь пойдут, она сможет с этим разобраться. — Если с Зигани и Парси что-нибудь случится, я могу снова загреметь в тюрьму, — говорит Додо. — Или если Никки сверзится с дерева. Об этом ты подумала? — Думаешь, нам стоит отказаться от этой затеи? Бад жестами просит Ли подойти. Тетя Додо хмурится. — Кто я, чтобы советовать, — наконец произносит она. — Я совершила несколько ужасных ошибок. Банк тут ни при чем. Я не жалею, что его взорвала. Но я совершила немало идиотских поступков до того и ничуть не меньше после. Так что мне теперь кажется, что любое дело может обернуться ошибкой, вот почему я так редко покидаю «Мирное королество». Если что-то пойдет не так, Ли, потом придется долго исправлять. — Эй, Ли! — кричит Бад. — Идем, устроим наконец шоу! — Все будет в порядке, — обещает Ли тетке. — Бад и Морин мне голову оторвут, если я испорчу следующую часть испытания. Это единственное, что меня сейчас волнует. — Так не испорти, — говорит Додо и обнимает племянницу. Козы донельзя удивлены. Обычно нежности у Додо не в чести. Бад воткнула в уши наушники от «айпода» и слушает какое-то барахло. На Зигани и Парси снова повязки, Никки сковала сестер наручниками: запястье к запястью. — Мы возвращаемся домой, да? — спрашивает Зигани. — Домой? — деланно удивляется Никки. — А как же испытание? — Разве туалет на улице — это не достаточное испытание? — говорит Зигани. — Думаю, нам пора домой, — подхватывает Парси. — У меня ухо побаливает. — Не волнуйтесь, — говорит Бад. — Осталось сделать только одну, последнюю остановку. А потом домой. Когда Кэйбл приехал домой, Клементине было семнадцать. Его вышвырнули из магистратуры за то, что он вломился в научную лабораторию в Дархэме и освободил подопытных животных. Собак, обезьян, крыс и кошек. Клементина смотрела сюжет об этом по телику вместе с мамой и Люсиндой Ларкин. — Видишь этого мужчину? — сказала Клементина Люсинде Ларкин. — Это твой дядя! Он сейчас гостит у вас дома! Ведущий новостей проинформировал зрителей, что когда охрана поймала Кэйбла на лужайке перед зданием лаборатории, у него было при себе ведро, в котором плескался осьминог. Кажется, Люсинду Ларкин это сообщение совершенно не впечатлило. Она продолжала играться с прядкой Клементининых волос. — Когда Дэнси привезла Люсинду Ларкин, она была вне себя от злости, — сказала мама. — Твердила что-то про компьютер Джона. Вроде бы наткнулась на что-то в его почте. Мама Клементины и Дэнси неплохо спелись, несмотря на разницу в возрасте. Их любимыми темами для обсуждения были их собственные браки, Клементина и, разумеется, Джон Клири. — Да уж, повезло Кэйблу, — фыркнула Клементина. — Надеюсь, он догадался привезти с собой беруши. А вот я действительно счастливица! — Она крепко обняла Люсинду Ларкин. — Мне предстоит вечеринка в пижамах с моей любимой малышкой! На следующий день она вместе с Люсиндой Ларкин заехала к ним домой, чтобы взять для девочки сменную одежду. Дэнси дома не оказалось. Кэйбл дремал на диване в подвале. — И что ты собирался делать с тем осьминогом? — поинтересовалась Клементина. — С осьминогом? — переспросил Кэйбл. На нем была старая фланелевая пижама, а рядом с диваном валялась дорожная сумка. Он снова отпустил длинные волосы. — Не знаю. Сбежал бы с ним и выпустил где-нибудь в Мексиканском заливе, наверное. — Ты меня узнал? — спросила Клементина. — Как я мог не узнать? — сказал Кэйбл. — Который час? — Два, — ответила Клементина. — А где Дэнси? — Хм, кажется, она говорила что-то про йогу, — сказал Кэйбл. — Они с Джоном вчера довольно поздно легли. Все разговаривали. — Этим двоим только дай поговорить, — усмехнулась Клементина. Кэйбл улыбнулся, глядя куда-то в сторону Клементининой коленки — там пряталась Люсинда Ларкин. — Кажется, я не очень-то ей нравлюсь. — Дэнси усиленно воспитывает в ней ненависть к мужчинам, — сообщила Клементина. — Чтобы впоследствии она стала их проклятием. Правда, Люсинда Ларкин? — Папуля плохой, — сказала Люсинда Ларкин. — Это первые слова, которые я слышу от нее с момента приезда, — сказал Кэйбл. Клементина села на пол напротив Кэйбла и усадила Люсинду Ларкин к себе на колени. Малышка крепко прильнула к ней, как будто в любой момент в воздухе мог открыться люк, и ее начало бы засасывать в космическую пустоту. Клементина прекрасно понимала, что она чувствует. — Они что, заставляют тебя спать на этой развалине? Кэйбл выудил из спортивной сумки футболку. — Да, а что? — А то, что этот диван когда-то стоял у дяди Джона в общаге, — ответила Клементина — Он выкупил его, когда закончил учебу, потому что ему на этом диване много раз везло. Дэнси на прошлый Новый год хотела спалить эту штуковину, потому что она не вписывается в дизайн дома, но дядя Джон не позволил. — После их вчерашних хм… разговоров, — промолвил Кэйбл, — я боялся, что твой дядя спустится сюда и попросит подвинуться. Клементина прикрыла уши Люсинды Ларкин ладонями и сказала: — Дэнси уже как минимум неделю спит наверху двухъярусной твоей племяшки. Так что можешь не беспокоиться, что тебя потеснят. Кстати, о большой и светлой любви: ты еще встречаешься с той девушкой? Ну с той, про которую Дэнси рассказывала мне на Рождество? У меня вот, например, сейчас есть парень, но это не всерьез. Так, ерунда. Люсинда Ларкин, сейчас же отпусти мою руку. У меня шрамы останутся. Хочешь «Колы», Кэйбл? Если не хочешь, я знаю, где Дэнси прячет напитки покрепче. Ну так что, как у тебя дела вообще? — Сойдет и «Кола», — ответила Кэйбл. — А насчет того, как дела, суди сама: меня только что выгнали из магистратуры, и я еще должен им как минимум восемь тысяч баксов за обучение. Я застрял в подвале у своей младшей сестры на неопределенный срок, потому что вокруг родительского дома толпятся репортеры. И я даже не могу сходить на пляж с доской для серфинга, потому что по пути обязательно наткнусь на миллион доброжелателей, которые помнят меня с пеленок, знают о моей жизни все и мечтают объяснить мне, как я должен жить. Уверен, что роман со старшеклассницей меня сейчас не спасет, если ты именно на это так деликатно намекаешь. К тому же, что мне сейчас меньше всего нужно, так это твоя мамочка, гоняющаяся за мной с кухонным ножом. — Мама велела тебе не приближаться ко мне? — спросила Клементина. — Ага, — подтвердил Кэйбл. — Не напрямую. Она поговорила с Дэнси, а потом уже Дэнси имела беседу со мной. Можно подумать, Дэнси — подходящий человек, чтобы что-то кому-то советовать. Я и так не собирался воспользоваться странным капризом твоей в остальном несомненно зрелой и благоразумной персоны. Твоя мама говорит, у тебя высшие оценки по всем предметам и вполне реальные шансы получить право на четырехгодичное бесплатное обучение в Квинсе. — Не волнуйся, — сказала Клементина, — я вовсе не собираюсь больше вешаться тебе на шею. Просто я перед тобой в долгу. Сам знаешь, ты же спас мне жизнь. Причем дважды. К тому же мне нужен убедительный повод, чтобы порвать с парнем. Ну что, хочешь пострелять в зомби на дядиной видеоприставке? Или поможешь мне выручить Дэнси и выяснить, изменяет ли ей дядя Джон? Она хочет проверить один сайт. — Ненавижу зомби, — говорит Кэйбл. — Эй, Люсинда Ларкин, пошли шпионить за твоим папочкой! — Это мамина пижама, — сообщила Клементине Люсинда Ларкин, пока они поднимались по лестнице. — Он ее взял, потому что у него не было совсем никакой одежды, а папина вся грязная. — У меня тоже когда-то была такая пижама, — сказала Клементина. — Я полезла в ней купаться, а твой дядя Кэйбл выудил меня из воды, иначе бы я утонула. Я тогда была маленькой, почти как ты. — Клементина, прекрати, — велел Кэйбл. — Я серьезно. — Но голос у него был веселый, словно они по-дружески подшучивали друг над другом. — Ты тоже был еще совсем мальчишкой, — сказала Клементина. Об этом было даже странно подумать. — Сейчас я уже старше, чем ты был тогда. Они оба тогда были еще детьми. Она достала из холодильника два прохладительных напитка на основе вина и детскую чашку-поилку с шоколадным молоком. Люсинда Ларкин последовала за Кэйблом в спальню ее родителей, включила телевизор и вставила в DVD-плеер диск с мультфильмом «Красавица и чудовище». — Запаролено, — сказал Кэйбл. Он тоже уже успел врубить ноутбук дяди Джона. — Дэнси сказала, что пароль: ноль- — Ага, готово. Что мы ищем? — Вот адрес, который она сохранила. Он был у него в журнале посещенных сайтов. Она занесла его в «Избранное». Да, правильно. Вот этот сайт. Сексуальные русские цыпочки. Сексуальные серферши. Сексуальные мужеподобные девочки. О, вот это круче всего. Думаешь, он интересуется тетками, похожими на мужиков? Занимается сексом по интернету? — Не сомневаюсь, что и то, и другое, — ответил Кэйбл и снова придвинул к себе ноутбук. — Погоди минутку, я открою еще одно окно. Хочу проверить почту. Ага. — Он снова кликнул по окну с сексуальными русскими цыпочками. — Если Дэнси и твой дядя решат развестись, думаешь, она получит дом? — Кэйбл, да она получит все, чего пожелает. Включая диван. Хочешь сделать ее по-настоящему счастливой? Тогда давай подыщем ей через поисковик новый диван. Следующий час оказался лучшим часом в жизни Клементины. Двумя месяцами раньше она убедила тенора Дэвида Ледбеттера из их хора, что проникнуть среди ночи в здание младшей школы — это очень, очень круто. За одной ночью последовала другая, и вышло так, что они оба лишились девственности в детской читальне. И хотя все это больше напоминало стихийное бедствие, чем наслаждение, Дэвид Ледбеттер с тех пор вбил себе с голову, что ради счастья Клементины он должен всякий раз придумывать все новые и новые места и декорации. Клементину это бесило. Они с Кэйблом даже не целовались, и никто никого не спас. А Люсинда Ларкин начала кричать посреди мультфильма, потому что Клементина забыла промотать сцену, где поющий подсвечник делает что-то такое, чего Люсинда не могла объяснить, но всегда боялась. Кэйбл и Клементина взяли с девочки обещание, что она ничего не расскажет Дэнси. Через неделю хор, где пела Клементина, улетел на Гавайи. Все кругом говорили, что Кэйбл собирается подыскать себе работу спасателя и что ему стоит затаиться в родном городке и не высовываться как минимум до конца лета. Клементина послала Люсинде Ларкин открытку. Еще одну она послала Кэйблу. Она много купалась. Дэвид Ледбеттер подарил ей гавайский венок из цветов. (И, пожалуйста, без шуточек!) Вернувшись домой через неделю, Клементина узнала, что Дэнси выставила дядю Джона из дома, а Кэйбл смылся за границу. Мама выложила ей все это в такси по дороге из аэропорта. — Куда смылся Кэйбл? — переспросила Клементина. — Никто толком не знает, — ответила мама. — Вроде как он в Румынии. Ему предложили работу в заповеднике — отслеживать популяцию волков. — Я думала, ему уже назначили дату суда! — воскликнула Клементина. — Разве ему не нужно выплатить за себя залог? Разве так можно: просто взять и уехать из страны, когда тебя разыскивают за кражу осьминога? — А что это ты так разволновалась? — спросила мама, смерив ее строгим взглядом. Клементина промолчала. — Клементина, — сказала мама, — однажды ты найдешь мужчину, который сделает тебя счастливой. На некоторое время. Если повезет. Но, ради моего стабильного давления, пожалуйста, прекрати пускать слюни и страдать по парню, который даже собак нормально выгулять не может — непременно попадет в выпуск новостей. Клементина подождала, на случай, если мама еще не закончила. А она не закончила. — Ты только посмотри на себя! У тебя такой вид, будто твоего отца переехал грузовик. От тебя с самого рождения одни неприятности. И не надо на меня так таращиться! Предупреждаю: если ты вздумаешь проглотить целый пузырек аспирина, или сбежать в Атланту, или исключительно назло мне залететь от этого тенора с кислой физиономией, мало тебе не покажется. — Я имею право делать что захочу! — возмутилась Клементина. — Только не в моем доме, — отрезала мама, — И ни в чьем другом, если не хочешь, чтобы я гонялась за тобой по пятам с дубиной. Ты спокойно закончишь школу, успешно сдашь выпускные экзамены и поедешь учиться в Дьюк, или в Чэпел-Хилл, или в Квинс, или, прости господи, в университет штата Северная Каролина и будешь жить нормальной жизнью. Ясно тебе? Клементина промолчала. — Я сказала: ясно тебе? — Да, мэм, — ответила Клементина. О судьбе Кэйбла никто ничего не знал. Клементина рассталась с Дэвидом Ледбеттером. Она, Мэдлин и Грэйс, успевшие снова подружиться, решили пойти на выпускной бал без кавалеров. У всех были проблемы с мальчиками. В субботу накануне выпускного Клементина отправилась к Дэнси — помочь ей выкинуть оставшийся от Джона Клири хлам. Он теперь жил в Миртл-Бич с девушкой, у которой было три сережки в губе и один питбуль свирепого нрава. Дэнси больше не отпускала Люсинду Ларкин в гости с ночевкой, поэтому Клементина приходила нянчиться с малышкой почти каждую среду, четверг и пятницу, пока Дэнси подрабатывала официанткой в «Дохлой устрице». — Не представляю, что я буду делать, когда ты уедешь в Квинс, — посетовала Дэнси. — Люсинда Ларкин будет ужасно по тебе скучать! Ведь будешь, детка? — Нет, — ответила Люсинда Ларкин. Клементина крепко обняла малышку. — Я буду приезжать домой каждые выходные, — сказала она. — Хотя бы чтоб одежду постирать. Дэнси выставила вперед коробку. — Вот, смотри, всякие рефераты из колледжа, — сообщила она. — Джон вечно хвалился, что сам не написал ни единого слова. Все рефераты за него писали его девушки. Он как серийный убийца, те тоже обычно хранят какие-то вещи в память о каждой из жертв. — Тебе, по крайней мере, повезло, что ты не познакомилась с ним раньше, — заметила Клементина. — Тебе не пришлось писать о теме одиночества в поэзии Рэдьярда Киплинга. Или сравнивать Елену Троянскую и Эстер Принн.[30] — Можно подумать, родить Люсинду Ларкин было намного проще, — фыркнула Дэнси и продемонстрировала фото Джона Клири с какой-то девушкой. Потом еще один снимок, где снова был Джон Клири, но уже с другой девушкой. — Знаешь, чего бы я хотела? Чтобы мы с ним так никогда бы и не встретились. — Сочувствую, — сказала Клементина. — Ага, знаешь, мне стыдно за брата. Извини, что он вот так сбежал в Румынию считать волков. Я вообще-то думала, что, может быть, однажды вы с ним… Клементина подождала немного. Дэнси так и не продолжила. — Так что однажды? — Он мог бы пригласить тебя на свидание, — сказала Дэнси. — Конечно, когда ты уже закончила бы школу. Он говорил, что ты смешная девочка. Ты заставляла его улыбаться. Вот было бы здорово, если бы в один прекрасный день мы с тобой стали бы невестками, как ты считаешь? — Это было бы странно, — честно ответила Клементина. — Особенно если бы ты при этом фактически все еще оставалась моей теткой. Было бы очень сложно объяснить это все Люсинде Ларкин. — Не волнуйся, в колледже у тебя от парней отбою не будет, — сказала Дэнси. — Если бы я была парнем, сразу бы запала на тебя. — Спасибо, — ответила Клементина, не зная, что ей по этому поводу чувствовать: порадоваться или испугаться. — Мне тоже так кажется. А почему ты не подходишь к телефону? — Это либо из «Дохлой устрицы» звонят, либо сама-знаешь-кто. И если это звонит сама-знаешь-кто, чтобы сказать, что завтра не сможет пару часов посидеть сама-знаешь-с-кем, так я возьму кусачки и оторву ему сама-знаешь-что, — заявила Дэнси. — Алло? — Дальше она говорила уже совсем другим тоном: — Кэйбл? Ты где? — Пауза. — А сколько у вас там времени? Уже так поздно? Ты домой-то собираешься? Мы по тебе так скучаем! — Выражение ее лица вдруг изменилось. Она покосилась на Клементину, та постаралась скроить совершенно непроницаемую физиономию. — Женился? Да ты что! Ты точно меня не разыгрываешь? Обретя дар речи, Клементина промолвила: — Эй, Люсинда Ларкин, хочешь мороженого? Сейчас я тебе принесу. А ты оставайся тут, со своей мамулей. Сперва она направилась в ванную. Посмотрелась в зеркало. До нее и тут доносился голос Дэнси, та все о чем-то трещала и трещала. Клементина пошла на кухню и открыла дверцу холодильника. Заглянула туда, удивляясь, зачем Дэнси так много грейпфрутов и почему кроме них там почти ничего нет. Потом подошла к раковине, наклонила голову и плеснула себе воды на затылок и шею. Потом в лицо. Когда она вернулась, Дэнси все еще разговаривала по телефону, а Люсинда Ларкин спросила: — У нас больше не осталось мороженого? — Да, — сказала Клементина. — Все кончилось. Извини. — Можно, я посплю сегодня у тебя? — спросила Люсинда Ларкин. — Только не сегодня, — ответила Клементина. — Может, завтра? Дэнси еще разговаривала. — Кстати, Кэйбл, у меня как раз сейчас в гостях Клементина. Помогает мне упаковывать оставшееся от Джона барахло. Мы с ней как раз о тебе разговаривали. — Положив трубку на стол, она сообщила Клементине: — Он женился. Свадьба была неделю назад. Он теперь будет жить в замке. Прямо как в диснеевских мультиках. Хочешь с ним поговорить? — Передай ему мои поздравления, — сказала Клементина. — Клементина просила тебя поздравить, — сказала Дэнси в трубку. Он говорит: спасибо, Клементина. Вот, включу-ка я громкую связь. Из динамика послышался голос Кэйбла: — …потому что все как тут. Я имею в виду, как дома. Все всё друг о друге знают. Тут есть замок, где живет Ленута, ее сестры и все семейство, и есть деревушка, и больше ничего. Даже дорогу в прямом смысле дорогой не назовешь. Кругом леса и горы. Поэтому Ленуте и ее сестрам было сложно знакомиться с парнями. К тому же, местные жители очень суеверны. А дальние путешествия Ленуте и сестрам заказаны… — Это почему же? — поинтересовалась Дэнси. — Две ее сестры еще совсем малышки. Девять и одиннадцать лет. Они не ходят в школу, Ленута сама их учит, на дому. И потом, вся работа по отслеживанию популяции волков лежит на их семье. Они очень много делают для охраны природы. — Приедешь домой на Рождество? — спросила Дэнси. — Не могу, — сказал Кэйбл. — Понимаешь, Ленута плохо владеет английским. Она много трудностей и бед пережила. А ты ведь знаешь нашу маму — хочу ей дать побольше времени, чтоб остыла. Наверняка весть о нашей свадьбе ее взбесит. К тому же, я сбежал из страны, не выплатив залог. Не очень-то умно мне прямо сейчас объявляться… — Привет, Кэйбл, — выдавила Клементина и с трудом сглотнула. — О, Клементина! Как дела в школе? — Заканчиваю ее на следующей неделе, — ответила Клементина. — Люсинда Ларкин очень по тебе скучает. Плачет все время… — Передай Люсинде Ларкин, что я недостоин ее слез, — сказал Кэйбл. — Дэнси, я обязательно еще позвоню, а сейчас мне пора. Я сейчас внизу, в городке, говорю из бара, а последний автобус наверх, в гору, скоро отходит. В замке нет телефона. А чтобы добраться до Интернета, мне нужно ехать аж до Рымнику-Вылчи. Тут прямо как в Средневековье. И мне это нравится. Я послал маме сообщение на мобильный. Скажи ей, что я постараюсь как можно быстрее прислать адрес, куда она сможет отправить остатки моей одежды и прочие вещи. Передай родне, что насчет свадебных подарков они могут не беспокоиться. У Ленуты полно фамильного серебра, постельного белья с монограммами и всего такого. — Погоди, не отключайся! — воскликнула Дэнси. — Кэйбл? — Похоже, он повесил трубку, — сказала Клементина. Ей хотелось выть по-собачьи. Дэнси спихнула кучу мужниной одежды с кровати, уселась и подпрыгнула. — Все это так чудно, а? Ну, что я развожусь, а он как раз в это время уезжает и женится. На девушке, с которой едва знаком. И хочет, чтобы я сообщила об этом маме с папой. Терпеть не могу таких просьб. Иди сюда, малышка. Обнимите меня, ну хоть кто-нибудь! — Дэнси смеялась, но когда Клементина заглянула ей в глаза, то заметила, что она тоже плачет. — Безумие какое-то, правда? Клементина присела рядышком и положила голову Дэнси на колени. Она ничего не могла с собой поделать. Она ревела. И Дэнси рыдала еще пуще. Люсинда Ларкин поглядела на них так, будто они обе спятили. Потом подошла к Клементине и стукнула ее по носу пультом от телевизора. Она была еще не в том возрасте, когда люди становятся способны на сопереживание. Двадцать минут спустя Ли останавливает машину в самой высокой точке «Мирного королевства». Вид здесь не сказать чтобы живописный. Кругом одни деревья да деревья. — Почему мы стоим? — спрашивает Зигани. — В чем дело? — Заткнись, Зигани! — велит ей Парси. — Ты все испытание провалишь. Бад соскакивает с сиденья и открывает пассажирскую дверцу, и Никки первой ступает на тропу. Во время обсуждений и подготовки Ли описывала подругам место, где она собиралась остановиться: старая каменная стена — историческая достопримечательность и дерево, в которое ударила молния. Тут они оставят Зигани и Парси. Морин, Бад и Ли ведут сестер Кульхат, у которых завязаны глаза, поэтому их процессия добирается до места гораздо позже, чем Никки. — Аккуратнее там, — командует Ли. — Тропа уходит вниз. Переставляйте ноги осторожнее. Хорошо, молодцы. Парси продолжает хихикать. — Вы должны позвонить нашей маме, — требует Зигани. — Я серьезно, Ли. Если мы не объявимся дома к пяти, она с ума сойдет. Хотя бы скажите ей, где мы, ладно? — Не волнуйся, — отвечает Ли. — Все будет отлично. Мы уже почти на месте. Вы почти справились. — Добром это не кончится, — упрямится Зигани. — Разрешите мне позвонить маме. Пусть она приедет и заберет Парси, а? Бад, послушай, если мы не вернемся домой и не примем таблетки, будет плохо. Помнишь, Парси говорила, что у нас есть одно условие? Это что-то вроде эпилепсии. Снимите с меня повязку. Мне нужно с вами поговорить! — Ее пальцы с невероятной силой вцепляются в предплечье Ли, но та молчит. Она уверена, что от такой железной хватки на коже останутся синяки. — Ничего подобного! — вопит Парси. — Нет у нас никакой эпилепсии. Это совсем другое. — Заткнись, Парси, — говорит Зигани. — Мы должны им все рассказать. — Сама заткнись! — возражает Парси. — Проболтаешься, и мама точно тебя уроет. — Лучше вы обе заткнитесь, — советует Бад. — Поберегите дыхание. Тут крутой участок пути. Вот, наконец, они оказываются на вершине. Все запыхались. Дыхание вырывается из груди Зигани всхлипами. Она дергает наручником, и Парси спотыкается. — Прекрати, — требует Парси. — Прекрати сейчас же! Перед ними дерево, а в его ветвях — Никки. Она улыбается Ли и показывает оттопыренные большие пальцы. При ней ее «Айпод» в который закачано записей «Project Runway» аж на несколько часов, ее спицы и пряжа, ее термос и бутерброд. — Зигани, можешь остановиться, — говорит Морин. — Садитесь обе, и ты, и Парси. Она помогает сестрам усесться спинами к дереву. Пока Морин ходит вокруг ствола и приматывает девочек к нему веревкой, Бад объясняет: — Испытания часто оказываются отстойными. Например, когда испытывали меня, девчонки разместили в Интернете объявление в разделе знакомств, и мне пришлось сидеть в «Пивной Рози» с розой в волосах и разговаривать со всякими древними развалинами. Последним троим, как выяснилось, свидание было назначено на одно и то же время, а мне не разрешено было ничего им объяснять. Самое жуткое, никто из них не удивился, что перед ними пятнадцатилетняя лесбиянка. Значит, в объявлении как-то так и было написано. Ну да ладно, неважно. Главное вот что: я хотела, чтобы ваше испытание прошло иначе. Я провела целое исследование насчет испытаний и нашла такое, какое раньше проходили те, кто хотел стать рыцарем. Нужно было прийти в церковь, опуститься на колени прямо на каменный пол и провести там всю ночь в бодрствовании и молитве. Кому удавалось, того посвящали в рыцари. — Мы проверили прогноз погоды, — подхватывает Морин. Ее собственное испытание было настолько унизительным, что она до сих пор отказывается о нем рассказывать. — Ночью температура ниже плюс пяти не опустится. Спасибо глобальному потеплению. Провернуть это дело в церкви было бы затруднительно, но, когда мы стали обсуждать и планировать, Ли предложила поехать сюда. — Вы же не оставите нас здесь на всю ночь?! — ужасается Зигани. — Утром мы вернемся за вами, — обещает Бад. — И кто-то из нас на всякий случай останется, чтобы присматривать за вами. Так что помните об этом и не пытайтесь освободиться. Спуск с горы о-очень длинный. — Позвоните нашей маме, — просит Зигани. — Просто наберите номер и расскажите ей, что происходит. Просто не верится, что вы решили так со мной поступить! Вы же говорили, что мы едем домой. Вы же говорили! Никто ей не отвечает, и она начинает с дикой силой биться в путах. Она бросается грудью на веревку так, будто хочет, чтобы ее перерезало пополам. На такой поворот событий подружки не рассчитывали. У Ли болезненно сжимается желудок, как будто это она попалась в веревочную ловушку. — Ой-ой-ой! — вскрикивает, Парси. — Зигани, перестань. Ты только затягиваешь веревку еще туже. — Снимите повязки, — требует Зигани. — Хоть это-то вы можете сделать. — Хватит ныть, — говорит Бад. Она раздражена. Такое впечатление, что она не ожидала от Зигани подобной неблагодарности. — Испытание должно быть неприятным, в этом его смысл. Вот повязка на глазах как раз и добавляет неприятных ощущений. — А я тоже стану рыцарем? — спрашивает Парси. — Или как? Потому что если не стану, это будет нечестно. — Слышала, Зигани? — усмехается Бад. — Твоя младшая сестрица — настоящая оторва. Пока Зигани дергалась и извивалась, рубашка ее задралась. Ли наклоняется поправить ее. И в это время шепчет как можно тише: — Зигани, не беспокойся. Мы вернемся быстрее, чем ты думаешь. Хорошо? — Вы меня обманули, — говорит Зигани. — Знаю, — шепчет Ли. — Мне очень жаль. — Мне тоже, — говорит Зигани. И сердито сжимает губы в тонкую полосочку. — За нас можешь не волноваться, — говорит Парси, обращаясь к Ли. — С нами все будет отлично. — Она ухмыляется, как безумный демон. На обратном пути к машине все молчат. Наконец Морин нарушает тишину: — Может, все-таки стоит позвонить Кульхатам? Просто на всякий пожарный. Зигани здорово меня напугала. — Ты бы тоже так себя вела, если бы у тебя была мама, как у нее, — говорит Бад. — Тут телефон мало где ловит, — говорит Ли. — У тети есть «скайп», но от нее звонить нельзя — не хочу ее подставлять. Морин, ты ведь заставила Зигани надиктовать сообщение, когда вы уходили? Что она там сказала? — Нам пришлось импровизировать, из-за Парси. Что-то вроде того, что ей надоело сидеть дома и хочется простора. И еще — что она хочет укрепить отношения с сестрой. Я велела Зигани сказать, что они, может быть, сядут на электричку, доедут до города и сходят на какой-нибудь дневной спектакль. — Основательно, — комментирует Бад. — Звучит так, будто похищение людей — твоя профессия. — Угу, только чур в следующий раз не будем похищать таких неблагодарных свиней! — говорит Морин. — Ты несправедлива к Зигани, — возражает Ли. — Можно подумать, испытания имеют хоть что-то общего со справедливостью! — восклицает Морин на повышенных тонах. Она уже почти кричит. — Можно подумать, мне на испытании достался праздничный торт, розы и шампанское! Зигани тупая. Ни во что не врубается. Думает, весь мир вертится вокруг нее. — У меня сыпь на руке, — сообщает Бад. — Надеюсь, это не от борщевика. — Может, просто козья слюна, — говорит Морин, успокаиваясь. — Они у меня шнурок от одной кедины сожрали. Они, конечно, милые, но при всем при том от них куча неприятностей. Прямо как от парней. Когда они возвращаются в «Мирное королевство», на часах уже 15:30. Морин всю дорогу продолжает жаловаться на парней. Додо кипятит воду для макарон. — Ну как все прошло? — интересуется она. — Для кого как, — отвечает Ли. — Зигани не очень-то довольна. У нее строгие родители. Додо режет зеленый лук и больше ни о чем не спрашивает. Когда Ли (еще давно) спросила у нее, можно ли привезти в «Мирное королевство» девочку на испытание, Додо засыпала племянницу вопросами. А что на это скажет твоя мама? Как насчет прогулянных уроков? Зачем они вообще нужны, эти испытания? Ли описала несколько испытаний из числа тех, о которых она слышала. Додо вздохнула и выразила надежду, что Ли и ее подружки хорошенько все обдумали. — Я подумала, может, вы захотите немного прогуляться по горам? — предлагает Додо. — Мы могли бы сегодня поужинать пораньше, а потом наделать побольше попкорна, пойти с ним в хлев и посмотреть пару-тройку фильмов. Как насчет Джеки Чана? — Нам нужно вернуться за девочками часам к восьми. Чем раньше, тем лучше. Так оно безопаснее. — Всего четыре часа — тоже мне испытание! — ворчит Бад. Она все еще злится, что никто кроме нее не проникся ее изначальным планом — устроить полноценное испытание, как у рыцарей. — Настоящее испытание начнется, когда они окажутся дома, — говорит Ли. — Нам тоже предстоит нехилая нагрузка, — добавляет Морин. — Нам ведь еще везти их обратно. Когда Зигани съезжает с катушек, я ее боюсь. Лучше поеду-ка я на переднем сиденье. А ты, Бад, на этот раз посидишь рядом с Зигани. — А было ли такое, чтобы кто-то отказался участвовать в испытании? — спрашивает Додо. Девчонки недоуменно таращатся на нее. — Ладно, не берите в голову, — говорит Додо. — Наверное, я и сама с катушек съехала, раз спрашиваю. Морин и Бад решают прогуляться. По мнению Ли, Морин просто собирается поездить подруге по ушам, жалуясь на своего очередного парня. Ли сидит на кухне вместе с Додо и рассказывает ей о школе. Она гадает, оставила ли Зигани наконец попытки высвободиться. Никки обязана четко фиксировать все происходящее, пока она на наблюдательном посту. Потом Ли с книжкой снова идет к колесу обозрения. Она не уверена, что понимает мотивы Клементины, например, почему Клементина продолжает надеяться, что Кэйбл в конце концов заметит ее. Ли никогда ни на кого так не западала и даже не уверена, что хотела бы. Она читает до тех пор, пока не настает время звать коз на ужин. Бад и Морин возвращаются с прогулки, по-прежнему обсуждая трудности взаимопонимания между Морин и ее новым парнем. Иногда Ли думает, а не влюбилась ли часом Бад в Морин? Бад так на нее посматривает… Правда, Морин все равно этого никогда в жизни не заметит. Додо тем временем приготовила большую тарелку салата с макаронами, намазала чесночный хлеб козьим маслом и налила охлажденного чаю. Когда тарелки оказываются вымыты и высушены, девочки дружно помогают Додо делать попкорн, который, как выясняется, предназначен вовсе не им. Он для коз. Прошерстив скудную коллекцию принадлежащих Додо фильмов, они останавливают свой выбор на «Лоуренсе Аравийском». — Но он идет четыре часа. Вы не успеете посмотреть его целиком! — говорит Додо. — Да мы его уже смотрели, — заверяет ее Бад. — Раза четыре, не меньше. Не досмотрим — так и ничего страшного. К тому же, мне кажется, это как раз подходящий фильм для коллективного просмотра со стадом коз. Лучше было бы, разве что если б вы держали верблюдов. — Да и концовка там все равно несчастливая, — говорит Ли, и Морин согласно кивает. Козы успели расправиться с попкорном еще до того, как зазвучала вступительная музыка и на экране показались титры. Они скакали с кресла на кресло, не спускаясь на пол, и громко блеяли. Вот почему солидные кинотеатры не приветствуют, чтобы зрители брали с собой коз. Додо оставила дверь в хлев открытой, чтобы козы могли входить и выходить, когда им заблагорассудится. — Они всегда в полнолуние немного сходят с ума, — говорит Додо. — Маленькие террористки. Маленькие чудовища. — Эй! Нельзя это есть! — возмущается Ли, и выдергивает книгу из-под носа у нубийской козы. Коза отвечает ей шаловливым взглядом. — И как книга? Хорошая? — спрашивает Додо. — Пока трудно сказать, — отвечает Ли. — Я еще не закончила. А вот Бад уже прочитала. Бад издает утвердительное мычание. Она обирает клочья вылезшей шерсти с боков беременной козы ламаншской породы. — Ну так, серединка на половинку. Главная героиня без ума от одного парня и из-за этого вытворяет всякие глупости, а в конце… — Стой! — кричит Ли. — Я ведь до конца еще не дочитала! — Схожу сделаю еще попкорна, — объявляет Додо. — Кто-нибудь чего-нибудь хочет? — Козы следуют за ней по пятам. — Здорово, правда? — говорит Морин. Она подходит, наклоняется над креслом Ли и крепко обнимает подругу. — Здесь так здорово. Как так получилось, что ты раньше никогда нас сюда не привозила? — Не знаю, — пожимает плечами Ли. — Но теперь-то мы здесь. — Можно, мы еще как-нибудь приедем сюда? — спрашивает Морин. — Только уже с Никки. Мне ее жалко, сидит там одна, пока мы тут развлекаемся. И «Лоуренса Аравийского» пропустила… — Теперь со стереозвуком и с козами! — произносит Бад, как в рекламе. Она развалилась на широком сиденье-диване, и Ли не может разглядеть выражение ее лица. Виден только затылок. — А как насчет Зигани и Парси? — спрашивает Ли. Морин опускает голову ей на плечо. Дует в волосы. Ее дыхание отдает чесноком и козьим сыром. — Не надо, Морин! — Они, конечно, не то же самое, что козы, — говорит Бад. — Зато их двое, значит, тоже стерео. — Все-таки странные они какие-то, — произносит Морин. — Мне не понравилось, как пахнет у них в доме. — А мне не нравится, как пахнет у тебя изо рта, — парирует Ли. — Нам стоило таких трудов все это организовать, а Зигани, кажется, совсем этого не ценит. Мы могли проделать с ними что-нибудь действительно жестокое, но Бад пришла в голову отличная идея, вот только зря мы потратили ее на Зигани. К тому же, я просто хочу, чтобы в следующий раз мы приехали сюда без них. Ты, я, Бад и Никки. И больше никого, — Морин встает и принимается играть с волосами Ли. С другого сиденья доносится голос: — Согласна. — Ну что я пропустила? — спрашивает Додо, входя в хлев. Вслед за ней, блея и толкаясь, втекает целый поток коз. — Томас Эдвард Лоуренс на своем мотоцикле только что вылетел с дороги в кювет и был смертельно ранен, — пересказывает Бад. — А потом его отвезли в Каир. Морин, которая от жалоб получает не меньшее наслаждение, чем от всего остального, с удовлетворением произносит: — Ну и денек сегодня был, одна эпопея за другой! Весь экран заполняет безумно прекрасное лицо Питера О'Тула. Кэйбл так и не прислал никому ни единого письма по электронной почте. И не звонил. Через полгода его родители направили официальный запрос в американское посольство в Бухаресте. Посольство разослало листовку, но если кто и знал что-то о судьбе Кэйбла, то предпочитал помалкивать. Дэнси и Клементина вместе пролили немало слез, когда Клементина приезжала посидеть с ребенком. А потом Дэнси познакомилась в Интернете с парнем, и они с Люсиндой Ларкин перебрались в Сиэттл. Для Клементины, к ее собственному удивлению, это оказалось еще более тяжким ударом, чем отъезд Кэйбла. Ей почему-то казалось, что Сиэттл не ближе, чем Румыния. Где-то в глубине души она по-прежнему была уверена, что придет день, когда они с Кэйблом еще встретятся. Отучившись первый год в Квинсе, Клементина устроилась на подработку в ветеринарную клинику и скопила денег на самолет и единый билет по Европе. К тому времени у нее появился парень. Мальчик из богатенькой семьи, который вылетел из Льюка — пожертвовал учебой, чтобы играть в покер он-лайн. Клементина с парнем вместе прилетели в Рим. Оттуда отправились в Глазго. Потом в Прагу. И наконец, в Будапешт — Клементина сказала своему парню, что хочет найти старинного друга их семьи. Вся информация, которой она располагала, это что Кэйбл женился на девушке по имени Ленута, которая жила в замке не очень далеко, но и не очень близко от Римнику-Вилцея. Поэтому они поехали в Рымнику-Вылчи и взяли напрокат машину. Стали спрашивать у местных про волков. Ее парень охотно подключился к поискам. У него был с собой разговорник. Кажется, ему нравилось играть в детектива. Иногда было трудно понять, что у ее парня на уме. Хорошо, что у него водились деньги. Если бы не деньги, из него и слова нельзя было бы вытянуть. Они остановились в пансионе в Рымнику-Вылчи и пошли к источникам, чтобы помыться. В номере было жарко и душно, окно не открывалось. Всю ночь Клементине снился Кэйбл. Она сидела на доске для серфинга и разглядывала берег. А когда обернулась, то увидела, что к ней бежит Кэйбл, с невероятной скоростью передвигаясь по гребешкам волн. Они решили доехать до Сфанту-Георге, но сначала зарулили в городок, которого не было на карте. Его и городком-то было сложно назвать. Но там были заправка и автобусная остановка, а на остановке женщина, которая немного говорила по-английски. Она рассказала им, что выше по дороге в лесу есть замок. Там живет семейство, в котором много дочерей. Одна из них вышла замуж за американца. Клементинин парень время от времени сверялся с разговорником Когда они с Клементиной спросили у женщины про волков, та перекрестилась. Парень еще долго потешался по этому поводу. В путеводителе Клементины про замок ничего не говорилось. А лесу уделялась пара абзацев. Было непонятно, по какой дороге ехать, и, как назло, ни одного указателя. Но вроде бы только одна из дорог вела в гору. Они свернули на нее, и минут через двадцать Клементинин ухажер предложил устроить пикник или хотя бы немного осмотреться. Неплохо бы для начала немного поразведать, что тут и как в округе, прежде чем ехать в замок. Если там вообще есть замок. Было еще только одиннадцать часов утра. А появиться в замке разумнее после обеда. Когда люди пообедают, у них ведь обычно повышается настроение, правда? (Это были слова парня.) Клементина согласилась. Сегодня в ответ на каждую реплику ее парня Клементине хотелось расхохотаться. Она боялась, что он заметит ее странное поведение и что-то заподозрит. Она почему-то была убеждена, что он сразу поймет, что у нее на уме, и бросит ее. Вернется без нее в Бухарест. А ей придется искать Кэйбла в одиночку. Хотя шансов мало. Но они есть. Клементина знала, что она его найдет. Она проснулась поутру в Рымнику-Вылча с мыслью о том, что обязательно отыщет Кэйбла. Ее парень был дураком, да она и сама не умнее. Надо было раньше сообразить и отделаться от своего кавалера еще до того, как они попадут в Дорж. Дальше дорога шла по каменному мосту. «Ну как тебе местечко? — спросил парень. — Мы можем прогуляться вдоль ручья». Они оставили машину на обочине. У моста разросся малинник. Клементинин парень набрал пригоршню ягод, а потом выбросил. «Кислятина, — сказал он. — Думаю, воду из ручья пить тоже не стоит. Может, это безобидный талый снег, но кто его знает…» Они очутились в тени деревьев, и Клементина затаила дыхание. Стала невольно прислушиваться, ожидая чего-то. «Так значит, он спас тебе жизнь, когда ты была еще совсем маленькой?» — спросил парень. Все его слова просачивались через огромную воронку тишины. — Целых два раза, — уточнила Клементина. — Ты только представь! — Она сама не могла понять, шепчет она или кричит. «Если ты кого-то спас, ты потом всю жизнь за него в ответе. Ты поэтому хочешь его найти? Чтобы спасти его? Потому что о его судьбе никому ничего неизвестно?» — Не знаю, — ответила Клементина. — Просто мы взяли и приехали сюда. Мне казалось, что я, может быть, напала на след. Да и ты вроде увлекся. «Ага, действительно увлекся. Как ты думаешь, там, наверху, случайно не замок? За деревьями? У нас под ногами что-то вроде тропы. Может, если мы пойдем по ней, то выйдем к замку?» — Да, по-моему, я его вижу. А ты уверен, что это и правда замок? Может, просто кусок скалы. «Да нет, вроде замок. Точно замок. Хотя и не очень большой, — сказал парень. — Интересно, как они различают, где замок, а где просто дом? Вот ты, например, как определяешь, что перед тобой замок? Только потому, что он построен из камня и древний?» — Не знаю, — ответила Клементина. «Может, сначала сделаем привал и подкрепимся? — предложил парень. — А потом вернемся к машине и поедем к замку? Интересно, пересекаем ли мы границы частных владений или нет?» Где-то высоко над головами навес из листьев шевелился и дрожал от ветра, но внизу под деревьями воздух был тяжелый, прохладный и неподвижный. Ковер из опавшей листвы источал густой запах гниения. Тут и там виднелись кольца из мелких белых грибов. Парень нес в рюкзаке хлеб, сыр и пиво — все это они купили на заправке в Дорже. «Там, чуть выше, полянка, — сказал он. — Можно остановиться там и пообедать». Но когда они добрались до полянки, парень так резке остановился, что Клементина не успела притормозить и налетела на него сзади. Чуть не сбила его с ног. Меньше чем в метре от них, наполовину скрытые колючим кустом, обняв друг друга, лежали две девочки-подростка. На их мордашках вокруг ртов запеклась кровь. Они обе были голые. «Что, мать твою, здесь происходит? — парень скинул рюкзак и вытащил фотоаппарат. — Они живые?» Что-то во внешности девочек заставило Клементину вспомнить про Люсинду Ларкин. Она видела как поднимаются и опускаются их худенькие цыплячьи грудки. Как подергиваются их ноги, словно девочки во сне куда-то бегут. А ближе, намного ближе, почти у самых Клементининых ног лежал Кэйбл. Обнаженный, как и женщина рядом с ним. Они оба лежали в неестественных позах, как будто упали с огромной высоты. Их лица и тела пятнала кровь. Кровь запеклась и в темных волосах женщины, но даже несмотря на это она была очень красива. — Здесь что-то случилось, — наконец произнесла Клементина. Она не могла сообразить, что именно, но в душе у нее теплилась радость. Вот он, Кейбл, окровавленный, без чувств, зато живой, и она во что бы то ни стало его спасет. Настал ее час. Что бы ни произошло, ей судьбой было назначено здесь оказаться. «Клементина?» — выдавил ее парень. Он выставил руки вперед, словно боясь споткнуться и упасть на то, что распростерлось у его ног. Клементина опознала тушу: олень. Его шкура была разорвана и свисала полосками, грудная клетка разворочена, грязь и листья под ним все в пятнах крови и кусочках внутренностей. Кэйбл открыл глаза. Клементина склонилась к нему и положила ладонь на его длинные спутанные волосы. Кора дерева над ним была серебристой. Она висела на стволе рваными клочьями. Женщина, лежавшая рядом с Кэйблом, его жена, резко дернула рукой, будто хотела кого-то поймать. Это была вовсе не их кровь. — Ты когда-нибудь задумывался о жизни? — обратилась Клементина к своему парню. — О том, как она должна была пройти, если бы ты сам все не портил на каждом шагу? «Клементина, — сказал ее парень, — он наконец убрал фотоаппарат. — Клементина, кажется у нас серьезные неприятности». Ли переворачивает страницу, но история Клементины на этом кончается. Никакой нормальной концовки. Хотя при желании можно догадаться, что потом произошло с Клементиной. «А может, я не права, — думает Ли. — Может, Кэйбл и в третий раз спасет Клементину». Она кладет книгу, отдает ее козам на съедение. Она думает: «Это как в фильме ужасов. Ты смотришь, как герой вот-вот сотворит какую-нибудь глупость, но не можешь ему помешать, а можешь только продолжать наблюдать. Ты знаешь, что вот-вот появится монстр, но герой ведет себя так, будто ничего страшного не происходит. Будто никакого монстра и нет». Питер О'Тул взрывает поезда. Поэтому он плохой человек, хотя при этом вроде и хороший. Стемнело, и полная луна попала в ловушку между спицами колеса обозрения. Она выбелила луг до серебристого оттенка. Все козы смотрят туда же, куда и Ли. Как будто тоже любуются луной. А может, гадают, как бы им взобраться на колесо обозрения и съесть луну. — Мне нужно в туалет, — говорит Морин. — Ты же знаешь, где он, — говорит Ли. — Пусть кто-нибудь сходит со мной. Он очень далеко. — Вон там, на стене, висит фонарик, — показывает Додо. — Бад? — снова подает голос Морин. — Конечно, — отвечает Бад. — Я провожу тебя. И если это не истинная любовь, думает Ли, то тогда истинная дружба, что, возможно, даже лучше. — Ли, когда они вернутся, вам лучше сразу выдвигаться в путь, — говорит Додо. — Что, уже так поздно? — спрашивает Ли. — Почти девять, — Додо спихивает козу с кресла и встает. — Я думала, ты следишь за временем. Пойду сварю кофе. И положу салата с макаронами в пластиковый контейнер. Поедите на обратной дороге. — Спасибо, — говорит Ли. Она снова ощущает смутное нежелание вставать, словно, покидая «Мирное королевство», она чувствует, что еще долго сюда не вернется. Книга погрузила ее в странное настроение. Лучше бы она ее не читала. Она почти жалеет, что привезла сюда Бад и остальных. Козы сочувственно чихают. — Будь здорова, — говорит Ли. — И ты будь здорова, и ты, и ты. — Должно быть где-то поблизости койот, — недовольно хмыкает Додо. — Что? — удивляется Ли. — У твоих коз аллергия на койотов? — Это как сигнализация. Собаки лают, а козы чихают, — объясняет Додо. — Разве я тебя ничему не учила насчет козьих повадок? Они думают, что рядом кто-то есть. — Да ладно, ты меня разыгрываешь, — не верит Ли. — Всякое бывает, — говорит Додо, — иногда они просто так забавляются. Но если не забавляются, значит, почуяли койотов. А если эти койоты, то я схожу за винтовкой и пальну в воздух — они и убегут. Слышишь? — Что? — спрашивает Ли. А потом слышит. Вой, полный тоски и вселяющий ужас. Не так уж далеко. — Эй! — доносится чей-то крик. Это Морин или Бад? Ли не может понять. — Тут кто-то есть. Мы в сортире. Кто скребется в дверь, как ненормальный, хочет попасть внутрь. Ли? Додо? — Держитесь, — кричит в ответ Додо. — Я буду через секунду. — Я пойду с тобой, — заявляет Ли. — Нет. Оставайся здесь. — Додо встает на колени и запускает руку под кресло, где сидит Ли. Достает оттуда дробовик и коробку патронов. И добавляет: — Не волнуйся. Я просто отпугну койотов. Это всего лишь картечь. Ли и козы провожают Додо к дверям хлева. — Я закрою за собой, — предупреждает Додо. — Следи, чтобы козы не выскочили наружу. — Потерпите немного, дамы, — успокаивает девочек Додо. — Я скоро буду. Козы чихают, как заведенные. — Будьте здоровы, — повторяет Ли. Она стоит у дверей хлева и прислушивается. Она различает шаги Додо. Потом слышит, как кто-то крадется вдоль стены хлева. Ног не две. Четыре. Кто-то скулит и царапает стену, когти лязгают, задевая края расплющенных банок из-под «Колы». — Додо! — кричит Ли. У нее странные ощущения в груди. Холодеют руки. Раз или два в году с ней такой бывает, и надо принять таблетку. Когда она слишком волнуется. Прописанное лекарство у нее в сумке, а сумка у Додо на кухне. Она слышит, как Додо говорит: — Кыш! Убирайтесь! — Потом раздается такой звук, будто на землю что-то упало, и Ли догадывается, что это Додо швыряется камнями. Слышно звериное рычание и ругательства Додо. — Отойди от двери, Ли, иначе я не смогу выстрелить. И коз от двери уведи. — Я не могу! — отвечает Ли. — Они за мной не пойдут. — К этому времени все козы топтались у дверей, чихая и блея, возбужденно призывая Додо вернуться. Они берут небольшой разбег и бодают дверь. — Что там такое? — Это не койот, — говорит Додо. — Волк. Сейчас он между мной и хлевом. И поблизости еще один. Пытается подобраться ко мне. — Что мне делать? — спрашивает Ли. Бад и Морин вопят что-то насчет того, чтобы выйти из туалета. — Всем оставаться на своих местах! — громко командует Додо. Существо, которое скреблось в стенку хлева, теперь не только скребется, но еще и копает, роет лаз. Ли слышит его возбужденное дыхание. Снаружи что-то происходит. Додо нажимает на спусковой крючок, и внутри хлева четыре падающих в обморок козы из Теннесси дружно заваливаются набок. Жалко, тут нету Бад, она так хотела это увидеть. Раздается рычание и хриплый, тоскующий, яростный вой. — Мне не нравится этот момент, — говорит девочка с кровати. Ее сестра, сидящая на стуле у окна, перестает читать и откладывает книгу. Обозначим девочку на кровати буквой Л. А другая пусть будет К. Они сестры и одновременно лучшие подруги, возможно из-за того, что у них не слишком много шансов познакомиться с другими девочками их возраста. Здесь почти нечего делать, кроме как гулять в лесу, а потом читать друг другу в промежутке между сумерками и той минутой, когда взойдет луна. Каждый месяц они заказывают в Интернет-магазине посылку с книгами. Книги они отбирают подолгу. Эту книжку они выбрали из-за обложки. Но судить о книге по обложке глупо. Есть у этой истории счастливый конец или нет, разумеется, зависит от того, кто ее читает. От того, волк вы или девочка. Девочка или чудовище, или и то и другое. История заканчивается хорошо не для всех. Не у всех читателей одинаковое мнение насчет концовки. И если вы вернетесь в начало и прочитаете все заново, то можете обнаружить, что в прошлый раз вы читали совсем другую историю. Истории могут изменять свой облик. Историям это так же свойственно, как и девушкам. Или оборотням. Сестры ждут, когда покажется луна. Это вовсе не то же самое, что ждать захода солнца. Совсем не то. — Ты как будто не знаешь, чем все кончится, — говорит К. сестре. Они читают эту историю уже в третий раз. К. зевает так широко, что кажется, рот вот-вот порвется. В конце зевка между зубами показывается кончик длинного языка. — Если тебе не по вкусу концовка, зачем ты все время просишь меня почитать эту историю? — Я не про концовку, — объясняет Л. — Я про тот момент, когда непонятно, кого подстрелила Додо. Концовка-то мне нравится. Не люблю только этот кусок. — Все равно мы сегодня не успеваем закончить, — говорит К. — Если бы концовку придумывала бы я, они бы все остались подругами, — мечтательно произносит Л. — Зигани, Парси, Ли и все остальные. Они бы просто никуда бы не поехали после обеда, Зигани и Парси попали бы домой в срок. У них осталась бы еще куча времени на ужин, и к восходу луны все уже было бы готово. Вот такая история была бы куда как лучше. — Да разве это история? И почему тебя так заботит судьба Ли? — интересуется К. Сама К. на стороне Зигани, потому что она тоже старшая сестра. — Я думала, тебя больше волнует, не подстрелили ли Парси, хотя я совершенно не понимаю, чего тут беспокоиться. Даже когда мы читали в первый раз. Это всего лишь дробь. У Додо ведь нет ни ракетной установки, ни секиры, ни серебряных пуль. Так что нечего дергаться. Единственный правильный поступок Додо, это когда она говорит Ли, что настоящие чудовища — это сама Ли и ее подруги. Так и есть! Они ничем не лучше Зигани и Парси Л. думает над словами сестры. Она чешет руку, с силой и без всякого удовольствия, как будто у нее зудит где-то под кожей, и с этим нельзя ничего поделать. — Но мне нравится Ли! И Бад вроде тоже нравится. Хотя они и совершенно безответственные. Пусть даже они загубили Зигани. К. встает со стула и тянется к открытому окну, как будто ей достаточно протянуть руку, и она дотронется до луны. Л. смотрит и чувствует, что и в ней самой начинают происходить перемены. Это и агония, и облегчение, все сразу, зуд становится таким невыносимым, как будто тебе предстоит скинуть с себя всю плоть. Однажды они записали весь процесс на видеокамеру, но мама нашла пленку, и у девочек были крупные неприятности. — Вот кого я действительно ненавижу, — пыхтит К., — так это чертовых коз. Козы злые. — Однажды ее лягнула коза. При мысли о козах у Л. начинает рефлекторно вырабатываться слюна. Она облизывает щеки. Натыкается на усы. Как неудобно. Что подумает Ли? Но, конечно, тут нет никакой Ли. Никакой глупой девицы по имени Ли. И девицы по имени Клементина. Никаких плохих концовок. Ни для кого. Еще не пора. Только что в комнате сидели две девочки. Они читали книгу. Теперь здесь две волчицы. Окно открыто, и в нем видна луна. Обернемся: теперь комната пуста. А концовка истории пусть подождет. |
||
|