"Как футбол объясняет мир: Невероятная теория глобализации" - читать интересную книгу автора (Фоер Франклин)

Глава 5 Как футбол объясняет живучесть «цилиндров»

Когда на стадионе «Сан-Жануарио» в Рио-де-Жанейро футболист забивает гол, он видит перед собой распятие. Менее чем в двадцати ярдах за воротами высится крест над модернистской церковью Девы Марии с витражами середины прошлого века. В нескольких ярдах влево, в пределах видимости с места подачи угловых ударов, расположен небольшой сад с бетонными статуями Мадонны и святых. Именно так, по мнению всего остального мира, должны играть в Бразилии, колыбели футбольной цивилизации: трансцендентально.

«Сан-Жануарио» принадлежит клубу «Васко да Гама». Этот стадион считается святилищем бразильского футбола. На протяжении всей истории клуба его игроки идеально воплощали в себе буйный темперамент, присущий жителям Рио-де-Жанейро, — подобно Ромарио, звезде чемпионата мира 1994 года. Он компенсирует свое явное нежелание бегать уникальной способностью обманывать соперника. Журналисты из Рио-де-Жанейро рассказывали мне, что тренеры давно уже перестали уговаривать его принять участие в тренировке, вместо того чтобы валяться на пляже или сидеть в баре. В 2002 году Ромарио покинул «Васко да Гама». После его ухода самым почитаемым человеком на «Сан-Жануарио» стал не футболист. Он смотрит с большого плаката на высотном здании по соседству со стадионом, прямо над церковью Девы Марии Победительницы: неулыбчивое лицо, лысина, двойной подбородок, большие очки в золотой оправе. Это Эурико Миранда, член федерального конгресса и президент «Васко да Гама». На плакате его величают «символ стойкости». Когда я пришел на «Сан-Жануарио», этот символ можно было увидеть всюду. Около стадиона собирали подписи за его переизбрание — «голоса против сильных мира сего». Напротив главного входа на стадион, на другой стороне улицы, из громкоговорителя на крыше «форда эскорта» лилась песня на мотив самбы об Эурико — «кандидате бедняков». Над футбольным полем висел транспарант с надписью: «Страсть к «Васко» — преданность Эурико».

Американцы называют свои спортивные команды «franchises» («привилегии»). Для бразильцев подобное совершенно неприемлемо, поскольку вызывает ассоциации с сетью закусочных Макдоналдс и химчистками. Они называют свои команды «клубами», потому что большинство из них действительно таковыми являются. Они владеют бассейнами, ресторанами, теннисными кортами, садами с пальмами, где могут провести субботний вечер представители среднего класса, а их члены платят регулярные взносы. Даже когда клубы платят своим игрокам, они сохраняют статус некоммерческой любительской организации. Это значит, что их финансы не подлежат контролю со стороны государственных органов, а их руководители не несут какой-либо юридической ответственности. Короче говоря, должности менеджеров в этих клубах являются идеальным пристанищем для всякого рода негодяев. Эти негодяи стали неотъемлемой частью бразильского футбола и даже получили специальное прозвище — «картолаш», что в переводе с португальского означает «шляпы-цилиндры». «Картолаш», как правило, не получают зарплаты. Предполагается, что они работают из бескорыстной любви к своему клубу. Однако в действительности они не забывают о себе и кормятся за счет финансовых средств команды. Жоао Авеланж, легендарный экс-президент Бразильской футбольной федерации и бывший председатель Международной федерации футбола (ФИФА), однажды заметил: «Я не получаю зарплаты — только необходимую сумму, чтобы на жизнь хватало».

Когда в 1975 году в возрасте тридцати с небольшим лет Эурико Миранда стал одним из менеджеров «Васко да Гама», его средства были весьма ограниченны. Сын португальского пекаря, он работал продавцом в фирме, торгующей автомобилями «фольксваген» в Рио-де-Жанейро. Однако благодаря своей харизме Эурико быстро продвинулся вверх по иерархической лестнице руководства клуба. Это изменило его жизнь. Он приобрел дом на берегу океана и яхту.

Расследование, проведенное комиссией конгресса и журналистами, выявило финансовые махинации Миранды. В 1998 году «Васко да Гама» получил 34 миллиона долларов наличными от NationsBank (в настоящее время Bank of America), желавшего приобрести солидную репутацию на обширном бразильском рынке, выступив в качестве спонсора популярного спортивного бренда. Подписывая контракт, представители банка объявили, что данная сумма предназначается для расходов на нужды клуба в течение 100 лет. Однако по прошествии двух лет эти средства фактически испарились. Около 124 тысяч долларов ушли на приобретение маек и предвыборную кампанию Миранды. Двенадцать миллионов были перечислены на четыре счета багамской компании Liberal Banking Corporation Limited. Как выяснилось, компания была слишком либеральной. Любой юридический представитель «Васко да Гама» мог снять деньги с ее счетов. Согласно отчету, опубликованному бразильским сенатом, снятые с этих счетов деньги были потрачены Мирандой на выплаты агенту по продаже автомобилей, компаниям кредитных карт, провайдеру услуг Интернета, собственному брату, а также на инвестиции. «Совершенно очевидно, — делают вывод члены сената, — что сеньор Миранда перевел на свои личные счета деньги, принадлежащие клубу "Васко да Гама"». Миранда не особенно старался заметать следы. В этом не было нужды. Как только он стал конгрессменом, парламентская неприкосновенность защищала его от судебного преследования. При поддержке многочисленных избирателей — болельщиков «Васко да Гама» — он мог еще очень долго оставаться неуязвимым.

Но из-за того что Миранда растратил деньги Bank of America, «Васко да Гама» влез в долги, и его начали преследовать неудачи. В 1998 году он выиграл чемпионат Латинской Америки, завоевав Кубок Либертадорес. Спустя три года клуб задолжал своей звезде Ромарио 6,6 миллиона долларов. Хуже того, по некоторым сведениям, чтобы выплачивать игрокам зарплату и тем самым удерживать их на поле, Ромарио приходилось снимать деньги со своих личных счетов. Отчаянно нуждаясь в дополнительной наличности, клуб до отказа набивал «Сан-Жа-нуарио» болельщиками. Количество проданных билетов на финальный матч 2000 года превышало число мест на стадионе на 12 000. Когда на трибуне вспыхнула драка, болельщики, падая друг на друга, устремились вниз, пока не наткнулись на старое ржавое ограждение. Когда оно рухнуло, толпа выкатилась на поле. Травмы получили 168 человек. Любой порядочный человек остановил бы матч, как только на кромке поля стали укладывать раненых и началась их эвакуация вертолетами. Но только не Миранда.

Вспоминая стильную победу бразильской сборной на чемпионате мира 2002 года — Эдмильсон, словно из катапульты посылающий мяч в ворота ударом через голову назад; Рональдо, с легкостью забивающий гол неуловимым движением ноги, — трудно поверить, что на родине пятикратных чемпионов мира поистине национальный вид спорта поражен глубоким кризисом. Тем не менее, бразильский футбол пребывает в крайне плачевном состоянии: коррупция, разочарование болельщиков, отсутствие интереса со стороны инвесторов. Лишь нескольким клубам пока еще удается сводить концы с концами. В 2002 году «Фламенго», самый популярный в стране клуб, задолжал кредиторам свыше 100 миллионов долларов — астрономическая сумма для чахлой бразильской экономики. Всюду были видны признаки упадка. На самых прославленных стадионах, куда задешево попасть невозможно, я не раз обнаруживал ржавые гвозди, торчащие из наполовину сгнивших деревянных сидений.

Обычно столь удручающее положение дел свойственно бедности. Однако бразильский футбол еще совсем недавно отнюдь не страдал от недостатка капиталовложений. Неоднократно предпринимались хорошо финансировавшиеся попытки поднять его до западноевропейских стандартов качества. В 1999 году базирующийся в Далласе инвестиционный фонд Hicks, Muse, Tate amp; Furst вложил миллионы в клубы «Коринтиас» из Сан-Паулу и «Крузейро» из Белу-Оризонти. Швейцарская спортивная маркетинговая фирма приобрела акции «Фламенго». Несколькими годами ранее итальянский пищевой гигант Parmalat взял под свою опеку клуб «Пальмейрас» из Сан-Паулу.

Эти инвесторы обещали упразднить практику коррумпированных «карто-лаш» и заменить ее этикой профессионализма, современным маркетингом и заботой о балансе. «Капитализм одерживает победу над феодализмом, долгое время царившим в спорте», — провозгласил известный бразильский футбольный обозреватель Жука Кфоури на волне энтузиазма по поводу притока иностранных инвестиций. Газеты предсказывали, что через несколько лет футбол будет составлять 4 % валового внутреннего продукта Бразилии.

Говоря об использовании потенциала бразильского футбола, инвесторы намеревались извлекать прибыль исключительно из самого бренда: бразильский стиль гораздо более эстетически привлекателен, чем любой другой. После Второй мировой войны, когда началась реальная международная конкуренция, Бразилия превратилась в мировую футбольную державу, потому что здесь не придавали значения теоретическим выкладкам европейского футбола. В первую очередь ценились способность принимать быстрые решения, техника и умение забивать голы, а не тактические схемы. Как сказал в свое время итальянский кинорежиссер Пьер Паоло Пазолини, «европейский футбол — это проза, а бразильский — поэзия». Бразильцы создали целый арсенал новых приемов: пас пяткой, финты головой и бедром, Удар по воротам через голову назад.

Но в то время как бразильский стиль и некоторые бразильские игроки процветали, о Бразилии в целом так сказать было нельзя. Спорт во всем мире не отличается строгой этикой, но «картолаш» — это особый случай. Став кумиром болельщиков, бразильский игрок тут же уезжает в Европу. И не только в погоне за деньгами. Значительное число бразильцев предпочитают играть на Фарерских островах, на Гаити и в Албании, лишь бы не оставаться дома. Они бегут от произвола «картолаш», которые ежегодно изменяют правила проведения национального чемпионата — обычно в пользу самых политически могущественных клубов. В 1998 году Рональде сказал репортерам: «Я не вернусь в Бразилию ни за какие деньги».

Несмотря на все свои амбиции и ресурсы, иностранные инвесторы ничего не сделали для того, чтобы изменить эту ситуацию. Менее чем через три года после своего появления в Бразилии они с позором ее покинули. Болельщики «Коринтиас» устраивали демонстрации, протестуя против невыполнения фондом Hicks, Muse, Tate amp; Furst обещания приобрести для клуба суперзвезд и построить новый, современный стадион. Спонсор «Фламенго» фирма ISL обанкротилась. Иностранный капитал не сумел поднять бразильский футбол из руин или хотя бы избавить его от коррупции. Согласно многим объективным оценкам, он только ухудшил положение. Это не просто трагическое повествование об упадке футбола в отдельно взятой стране, а пример того, как злокачественные элементы глобализации способны погубить ее здоровые элементы. Это история о том, как коррупция подрывает либерализацию и переворачивает с ног на голову теорию Томаса Фридмана.

Любая беседа о бразильском футболе, что вполне естественно, начинается с его короля — Эдсона Арантеса ду Насименту, а попросту Пеле. Он — центральная фигура в истории глобализации бразильского футбола и борьбы с засильем «картолаш». Его биография отражает экономическую историю Бразилии.

Она началась в 1940 году в западном предместье Рио-де-Жанейро, в бедном городке Треш Корасойш. Не отличавшемуся могучим телосложением (145 фунтов в начале футбольной карьеры) Эдсону Арантесу, казалось, скорее бы пристало чистить обувь или перепродавать табак из отбракованных сигарет — чем он и занимался в начале своей трудовой деятельности. Но его отец, Дондиньо, был человеком большой напористости. На своих собственных футбольных амбициях он поставил крест, когда порвал связки правого колена в первом и единственном выходе на поле в статусе профессионала. С самого начала было ясно, что у Дондиньо есть цель, к которой стоило стремиться. Несмотря на физические недостатки, Пеле обладал сверхъестественной способностью бить под невероятным углом, а мяч он вел так, словно ласкал его — чрезвычайно красивый стиль. По счастливому стечению обстоятельств, в шестнадцатилетнем возрасте он начал играть за престижный клуб «Сантуш» в портовом городе, процветавшем за счет торговли кофе. В 1958 году, когда ему было семнадцать лет, он впервые стал чемпионом мира, перебросив мяч через голову шведского голкипера Андерса Свенссона.

Бразилия — причудливая версия Соединенных Штатов. Этой огромной стране с богатыми ресурсами и не менее богатой культурой не удалось стать мировым гегемоном. В период пика карьеры Пеле, в 1950–1960-е годы, бразильцы решили изменить такое положение дел. За популистскими президентами (1956–1964 гг.) последовали военные диктаторы (1964–1985 гг.). И те и другие практиковали принудительную индустриализацию и экономический национализм, поднимая тарифы, основывая государственные компании и реализуя бешеными темпами проекты общественных работ. Президент Жуселино Кубичек, правивший в конце 1950 — начале 1960-х годов, взял на вооружение позаимствованный у советских коммунистов лозунг «Пятьдесят лет за пять». К концу его президентства в 1961 году прирост валового внутреннего продукта страны составлял 11 % в год.

Пеле стал символом этого бума, названного экономистами «бразильским чудом». Это было доказательством того, что Бразилия способна стать мировой державой, не копируя иностранные модели, а идя собственным путем. В начале 1970-х годов всюду развешивались плакаты с портретом Пеле под слоганами типа «Теперь никто не остановит Бразилию!». Во время официальных мероприятий звучала песня его команды, ставшей победителем чемпионата мира 1970 года. Приветствуя футболистов после их возвращения в Бразилию, президент Эмилио Медичи заявил: «Я связываю эту победу в честной спортивной борьбе с укреплением веры в наше национальное развитие».

Клуб «Сантуш» назначил Пеле зарплату в размере 125 000 долларов в год, предоставил ему «фольксваген» и дом для его родителей. Он стал одним из самых высокооплачиваемых спортсменов своего времени, но так никогда и не разбогател. Испанец по имени Пепе Гордо, с которым его познакомил товарищ по команде, убедил Пеле вложить деньги в несколько компаний-однодневок и никому не нужную недвижимость. (Вместо того чтобы подать на Гордо в суд, Пеле пригласил его свидетелем на свою первую свадьбу.) Сегодня он быстро компенсировал бы эти финансовые потери, подписав контракт с каким-нибудь богатым европейским клубом, но в 1960 году правительство объявило Пеле «национальной ценностью, не подлежащей экспорту».

Малообразованный и непрактичный, он, судя по всему, не сделал выводов из этой ошибки и продолжал совершать новые. Завершив спортивную карьеру в 1974 году, Пеле доверился советчикам, уговорившим его стать поручителем по ссуде, которая так и не была возвращена. «И опять, несмотря на все предостережения и собственный печальный опыт, я подписал что-то, что не должен был подписывать», — сетовал он в мемуарах в 1977 году. Это было публичное унижение. Спустя год после завершения карьеры Пеле был вынужден возобновить ее, чтобы хоть частично возместить понесенный ущерб. Он подписал контракт с нью-йоркским клубом «Космос», основанным компанией Warner Communications в рамках незадолго до этого созданной Североамериканской футбольной лиги. За три сезона он должен был получить 7 миллионов долларов.

Промахи Пеле были отражением фатальных неудач Бразилии. Подобно ему, военные диктаторы привлекали в качестве консультантов всевозможных мошенников, опустошавших государственную казну. Но еще хуже дело обстояло с управлением страной. После энергетического кризиса 1973 года правительство продолжало настаивать на достижении прежних впечатляющих показателей экономического роста. Это требовало больших расходов, а следовательно, займов у иностранных банков. За десятилетие государственный долг вырос до 40 миллиардов долларов. События приняли катастрофический оборот: правительство больше не имело возможности брать ссуды и, соответственно, не могло финансировать промышленность, в результате чего страну захлестнула безработица. Инфляция, подстегиваемая государственными расходами и выплатами долга, усугубляла и без того тяжелое положение безработных.

К концу эпохи военной диктатуры в 1985 году в Бразилии была самая большая в мире разница доходов богатых и бедных.

На некоторое время, в конце 1970 — начале 1980-х годов, показатели достижений Пеле и Бразилии существенно разошлись. В «Космосе» он наконец добился финансового процветания. В интервью журналу «Time» в 2001 году он сказал: «Америка научила меня тому, что нельзя заниматься бизнесом с родственниками. Нельзя назначать президентом компании человека только потому, что он твой друг или брат. Нужно назначать наиболее способного и компетентного. Бизнес есть бизнес. Необходимо проявлять жесткость». Короче говоря, Америка сделала из него капиталиста, и, как показала жизнь, очень даже неплохого. Хотя блеск его былых триумфов с годами померк, он продолжает преуспевать. Пеле превратился в постмодернистский образ, бренд, поддерживаемый многонациональными компаниями. Его лицо присутствует на двух миллионах MasterCards, a Viagra, Nokia, Samsung, Coca-Cola и Petrobras сделали его своим полномочным представителем. По некоторым сведениям, ежегодно он кладет в карман свыше 20 миллионов долларов только от спонсорства.

Пеле, с его историей феноменального успеха паренька из фавелы[11] и дружелюбными манерами, далеко не так прост, как хочется думать. Он вознамерился создать бразильскую версию Wforner Communications. В 1993 году Пеле решил приобрести у Бразильской футбольной федерации права на трансляцию матчей бразильского национального чемпионата. Как человек, имеющий самое непосредственное отношение к успехам бразильского футбола, он был уверен в том, что предпочтение отдадут именно ему, памятуя о его заслугах. На всякий случай Пеле предложил на миллион долларов больше, чем его ближайший конкурент. Однако после многих лет, проведенных в составе национальной сборной, он должен был бы знать, что в федерации далеко не всегда следуют законам рынка. Один из ее чиновников сказал Пеле, что, если он хочет, чтобы федерация рассмотрела его предложение, ему необходимо перевести миллион долларов на некий счет в швейцарском банке. Он отказался и потерял контракт.

Уязвленный Пеле решил отомстить. Он рассказал в интервью журналу «Playboy» о том, как у него вымогали взятку. Это сработало как нельзя лучше. Президент Бразильской футбольной федерации Рикарду Тейшейра воплощал в себе все самые низменные стороны «картолаш». Никому не известный юрист, никак прежде не связанный с футболом и спортом вообще, он получил эту весьма престижную и доходную должность по простой причине: его тестем был Жоао Авеланж, в ту пору всесильный глава ФИФА. Он покупал шикарные автомобили, приобрел квартиру в Майами и обзавелся целой свитой телохранителей. В то время как Бразильская футбольная федерация все глубже увязала в долгах, зарплата Тейшейры повысилась более чем на 300 %. За ним тянулся шлейф обвинений в коррупции. Прокуроры грозили привлечь его к ответственности за уклонение от налогов, но он был неуязвим из-за закона о сроках давности.

Борцы с коррупцией ликовали: наконец-то у них появился могущественный союзник. Они считали, что Пеле с его возможностями сможет достучаться до властей предержащих. Ведь он был талисманом корпораций и при этом придерживался высоких моральных принципов, отказываясь рекламировать сигареты и алкогольные напитки. «Я рекомендую только то, что мне нравится самому», — не устает повторять он. Пеле всегда было свойственно благородство. Когда в 1969 году он забил свой тысячный гол на стадионе «Маракана» в Рио-де-Жанейро, его окружила толпа репортеров, жаждавших сенсационных откровений. «Помните о детях, — только и сказал он им. — Никогда не забывайте о бедных детях Бразилии».

Разоблачения Пеле прозвучали очень вовремя. Латинская Америка бурлила от возмущения по поводу разгула коррупции. После десятилетий протекционизма и инфляции многие ее страны были готовы отказаться от дикого капитализма военных диктаторов. По мнению представителей элит этих стран, его место должен был занять неолиберализм вашингтонской школы. В Бразилии во главе этого движения за обновление стоял социолог Фернанду Энрике Кардозу. Цивилизованный капиталист сочетался в нем с обаятельным политиком. В 1970-е годы он написал книгу «Зависимость и развитие в Латинской Америке», хрестоматию бразильских левых. Критика правления военных стоила ему нескольких арестов, взрыва в его офисе и периодических высылок из страны. Но после падения диктаторского режима в 1985 году взгляды Кардозу претерпели изменение и стали менее радикальными. К моменту своего избрания президентом в 1994 году он стал мозговым центром бразильской политики.

Наблюдая за борьбой Пеле с коррумпированным руководством Бразильской футбольной федерации, Кардозу увидел, что их роднит общность идеологических воззрений и что национального героя можно с успехом использовать в политических целях. Он назвал Пеле своим внештатным министром по делам спорта — первым чернокожим министром в истории Бразилии. «Символ Бразилии, произошедший от самых ее корней, который добился триумфального успеха» — так Кардозу отозвался о нем, объявляя о его назначении. С самого начала было ясно, что Пеле призван претворять в жизнь идеи «модернизации». Спустя год он разработал «Закон Пеле» для футбола — комплекс реформ, в соответствии с которым клубы должны функционировать как прозрачные коммерческие организации, их бухгалтерские книги подлежат контролю, а менеджеры несут ответственность. Закон предоставлял игрокам право становиться свободными агентами и покидать клубы по истечении контракта. Его помощник Желсу Грелет сказал мне: «Мы думали тогда, что привнесем в клубы рационализм и профессионализм бизнеса». Пеле надеялся, что реформы привлекут иностранных инвесторов, которые превратят «бразильский футбол в ведущую лигу футбольного мира». За одно человеческое поколение Пеле прошел длинный путь. Он начинал свою карьеру как простой рабочий парень, затем превратился в национальный символ при авторитаризме и, наконец, стал приверженцем неолиберализма.

Если при подлете к Рио-де-Жанейро посмотреть на запад от статуи Иисуса на горе, можно увидеть самое знаменитое сооружение в Бразилии — стадион «Маракана». Трудно поверить, глядя с улицы на его приземистую стальную конструкцию, что он способен вместить свыше 200 000 человек, как это было во время чемпионата мира 1950 года (до сих пор не превзойденный рекорд посещаемости футбольного матча). Он даже не возвышается над окрестными домами, в которых проживают представители среднего класса. Но с высоты птичьего полета масштабы «Мараканы» более очевидны. Это огромная дыра в земле, способная вместить несметное число болельщиков. Поле, отделенное глубоким рвом, окружают ряды бетонных плит, на которых могут разместиться 40 000 зрителей в дополнение к тем, что сидят в креслах выше.

Стадион, словно кафедральный собор, изобилует памятниками героям, мученикам и своему святому покровителю — Пеле. Здесь 19 ноября 1969 года он забил свой тысячный гол. И здесь же в 1961 году, как гласит памятная табличка при входе на стадион, Пеле забил «самый красивый гол всех времен». Забрав мяч у вратаря перед своими воротами, он пересек все поле, не отдав ни единого паса, но выполнив множество финтов и последовательно обыграв шестерых защитников. Мяч ни разу не отскочил от его ноги, пока он не вколотил его в сетку. Как и многие другие славные эпизоды карьеры Пеле — когда он обвел сенегальского вратаря, сделав вокруг него два круга, и забил восемь голов в одном матче против лучшего клуба Рио-де-Жанейро, — этот не был запечатлен на пленке и сохранился лишь в недолговечной памяти и фольклоре.

Притягательная сила мифического прошлого «Мараканы» столь велика, что три из четырех клубов Рио-де-Жанейро сделали его своим домашним стадионом. Прекрасным августовским вечером, в самом начале нового сезона, я пришел посмотреть игру одного из этих знаменитых клубов, «Ботафогу», в надежде стать свидетелем одного из величайших спортивных зрелищ. Вход на стадион меня не разочаровал. Пешеходная дорожка из полированного гранита, как перед Китайским театром Манна, состоит из блоков, посвященных величайшим игрокам, тренерам и спортивным журналистам Бразилии. Задолго до входа на арену слышны барабанные ритмы самбы.

Музыканты располагаются в углу арены, сбоку от ворот. Итальянцы называют это место «curva». В латиноамериканских странах «curva» служит традиционным местом сбора членов фан-клубов. Они активно размахивают флагами с древками длиной не меньше десяти футов. На полотнищах начертаны лозунги, выражающие глубочайшую преданность любимой команде. Целую неделю перед матчем они сочиняют новые песни, высмеивающие соперников и прославляющие игроков-фаворитов.

«Маракана» обеспечивает все эмоции, каких только может пожелать болельщик, за исключением одной — чувства товарищества. Кроме самых отчаянных на «curva» и нескольких десятков болельщиков гостевой команды, изолированных на своей собственной, отдаленной «curva» по соображениям безопасности, на огромном стадионе почти никого не было. Когда по громкоговорителю начали перечислять имена игроков, эхо не позволяло ничего толком разобрать. Согласно цифре на табло, на стадионе присутствовало всего 4000 зрителей. К сожалению, такая ситуация типична. На футбольные матчи очень среднего уровня в Колумбусе (штат Огайо) и Далласе (штат Техас) приходит гораздо больше зрителей, чем на игры высшей бразильской лиги.

Проведя немного времени в Рио-де-Жанейро, начинаешь понимать причины такой низкой посещаемости. Благодаря многочисленным видеокамерам наблюдения удалось почти полностью пресечь воровство на стадионе, но его окрестности таят в себе реальную опасность. Путь к туалету лежит через лужи мочи. Ее запах отчетливо ощущается и на трибунах. Многие бразильские болельщики боятся пропустить решающие моменты игры, отлучившись по нужде. Недавно была проведена реконструкция стадиона — не с целью привести его в соответствие с новыми правилами безопасности, а для того чтобы устранить последствия разрушительного воздействия мочи на железобетонные балки. Возможно, зрители страдали от такого пренебрежительного к ним отношения. Но руководители бразильского футбола совершили куда более тяжкие грехи, нежели лишение болельщиков элементарных удобств. Они внесли хаос в саму игру. Каждый год они разрабатывают новую систему и новый календарь проведения национального чемпионата. В одном сезоне участники плей-офф определялись в соответствии с доходами от продажи билетов. График настолько перенасыщен бессмысленными турнирами, что у игроков практически не остается времени на отдых.

В перерыве между таймами мой сосед достал газету и принялся читать статью о Рональде В ней говорилось о том, что мадридский «Реал» пытается приобрести Зубастика у клуба «Милан» за 20 миллионов долларов. В эпоху Пеле величайшие бразильские футболисты играли в Бразилии и, следовательно, бразильские болельщики имели возможность видеть величайшие матчи на планете. Сегодня даже самые закоренелые болельщики среди моих друзей в Бразилии затрудняются перечислить игроков известных клубов, таких как «Ботафогу». Из двадцати двух игроков, надевавших ядовито-желтые футболки национальной сборной на чемпионате мира 2002 года, только семь играют на родине. У приблизительно 5000 бразильцев контракты с зарубежными клубами. Исход бразильских футболистов — одна из самых масштабных миграций талантов в современной истории, сравнимая только с утечкой мозгов из республик бывшего Советского Союза и бегством интеллектуалов из раздираемой войнами Африки. Бразильские герои стали чем-то далеким и чужим, вроде войны в Чечне, и лишь изредка появлялись в национальной сборной и репортажах внештатников.

Еще до того как президент Кардозу назначил его министром, Пеле поддерживал хорошие отношения с власть имущими. Во времена военной диктатуры он не возражал против того, чтобы режим использовал его образ в своей пропаганде. Когда его однажды попросили прокомментировать нежелание генералов проводить выборы, он ответил, что бразильцы слишком глупы, чтобы голосовать. Он даже водил дружбу с Генри Киссинджером. Пеле не был прирожденным бунтарем и реформатором. Использовав свое влияние, он провел антикоррупционные, капиталистические реформы — «Закон Пеле» — через конгресс в 1998 году и ушел в отставку, чтобы вернуться к роли улыбающегося кумира.

Но поскольку у Пеле уже не было возможности следить за реализацией своих законов, футбольному лобби в конечном счете удалось взять реванш. Его лавры увяли, прежде чем он смог почивать на них. Спустя два года после отставки Пеле его оппоненты добились отмены реформ, так и не успевших войти в силу. Бухгалтерия клубов, как и прежде, не подлежит контролю, а «картолаш» не несут юридической ответственности за финансовые нарушения. Коррупция в Бразилии в очередной раз продемонстрировала поразительную живучесть. Когда осознаешь этот факт, возникает впечатление, будто и Пеле перешел в стан «картолаш». В феврале 2001 года в Рио-де-Жанейро он принял участие в пресс-конференции вместе с главой Бразильской футбольной федерации Рикарду Тейшейрой, давно запятнавшим свою репутацию. По словам Пеле, они «заключили пакт ради спасения бразильского футбола». Тейшейра объявил, что Пеле возглавит специальную комиссию, которая займется реорганизацией управления спортом. «Я совершил большую ошибку, отдалившись от главного героя нации, — сказал он. — Мое раскаяние безгранично, и я надеюсь, что Пеле, известный своим благородством, примет мои извинения». После этого Тейшейра и Пеле заключили друг друга в объятия перед телекамерами.

Говоря откровенно, этот эпизод заставил сомневаться в благородстве Пеле. «Картолаш» не только нейтрализовали своего самого опасного врага, но и привлекли его на свою сторону. На пресс-конференции Пеле осудил конгресс за проведение расследования, которое якобы подрывало престиж бразильского футбола. Он пришел на помощь Тейшейре в тот самый момент, когда конгресс готовился нанести удар по «картолаш». Жозе Тражану, спортивный обозреватель газеты «Lance!», метал громы и молнии: «Союз Пеле и Рикарду Тейшейры — удар в спину тем, кто отстаивает этические нормы в спорте… Он продал душу дьяволу».

После этого публичного объятия борцы с коррупцией обратили свой гнев против Пеле. Сторонники реформ из журналистской среды принялись изучать его деятельность на посту министра по делам спорта. Оказалось, что он был весьма далек от совершенства. Львиную долю «Закона Пеле» написали его партнеры по бизнесу, явно надеявшиеся извлечь из них выгоду. И в других отношениях Пеле продемонстрировал поразительное отсутствие этического благоразумия. Он посоветовал иностранным инвесторам вложить деньги в несколько чрезвычайно коррумпированных предприятий. Например, в 1998 году он способствовал установлению отношений между Эурико Мирандой и NationsBank.

Неожиданно выяснилось, что кумир отнюдь не безупречен. В прессе поднялась волна разоблачений. Некоторые статьи содержали откровенные небылицы, типичные для таблоидов: так, журнал «Istoe Genre» написал о его незаконной тридцатидвухлетней дочери в Нью-Йорке. К сожалению, ему предъявлялись и куда более серьезные обвинения. Зимой 2001 газета «Folha de Sao Paulo» заявила, будто Пеле, использовав схему с двумя подставными компаниями, прикарманил 700 000 долларов, вырученных от благотворительного матча в пользу UNISEF, который его компания Pele Sports Marketing организовала в Буэнос-Айресе. Пеле утверждал, что ничего не знал, и возложил вину на своего партнера, с которым вместе занимался бизнесом на протяжении двадцати лет. В итоге вначале он уволил его, затем подал на него в суд и в конце концов ликвидировал Pele Sports Marketing. Тем не менее 700 000 долларов так и не были возвращены.

Когда я спрашивал друзей Пеле, чем вызваны столь явные нарушения этических норм, они выдвигали разные версии. Одни говорили, что нищета в детстве и юности сделала его жадным до денег.

Но называлась и другая, более извинительная причина. Когда люди, пусть даже и весьма подозрительные, помогают ему, он закрывает глаза на их недостатки. Он прощает им ошибки до тех пор, пока их последствия не становятся абсолютно неприемлемыми в социальном плане. Социолог Эдвард Бэнфилд, автор знаменитой книги «The Moral Basis of a Backward Society» («Моральные основы отсталого общества», 1958), посвященной исследованию проблемы коррупции, объяснял, что в неразвитом обществе во главу угла ставятся дружеские и семейные связи, что ведет к повсеместному распространению кумовства. Другими словами, Пеле и Бразилия не созданы ни для реформ, ни для капитализма. Пеле сумел нажить состояние. Но сколько бы он ни убеждал себя в том, что научился руководствоваться трезвыми рыночными расчетами, в Бразилии это попросту невозможно.

Некоторые критики во всем винят иностранных инвесторов. Они считают, что те вкладывали средства в бразильские клубы в целях отмывания денег. В отдельных случаях такие обвинения имеют под собой основания. Но большинство иностранных инвесторов были искренни в своем стремлении оздоровить бразильский футбол. Они надеялись сделать его более прозрачным, используя методы современного маркетинга, и превратить игру в захватывающее зрелище, приносящее хорошую прибыль. Инвестиционный фонд Hicks, Muse, Tate amp; Furst из Далласа даже приступил к созданию телевизионной системы «Pan-American Sports Network» для трансляции матчей своих клубов. Это был весьма амбициозный план, и его можно было бы реализовать, если бы удалось вырвать клубы из цепких рук «картолаш» вроде Эурико Миранды.

Миранда пригласил меня на «Сан-Жануарио» на следующее утро после гала-представления на берегу океана в Рио-де-Жанейро, посвященного 104-й годовщине клуба. Он созвал пресс-конференцию по поводу подписания контракта с очень перспективным сербским эмигрантом Деяном Петковичем. Вчерашний праздник, сказал он, побудил его «внести живительную струю в игру клуба». Но он нуждался в Петковиче и по другой причине. «Васко да Гама» начал сезон крайне неудачно и находился почти в самом конце турнирной таблицы. Это ставило под вопрос переизбрание Миранды. Выражаясь языком американской политологии, неудачи команды грозили снизить явку основного электората Эурико. Привлечение Петковича должно было воодушевить болельщиков клуба.

Миранда не особенно старался скрыть свои мотивы. На пресс-конференции его помощники вывели на сцену трех дюжих парней. За несколько секунд до того как перед микрофонами появились Миранда с Петковичем и телеоператоры включили свои камеры, помощники раздали парням майки с именем Эурико и логотипом его предвыборной кампании. Когда журналисты входили в «президентский конференц-зал», где проводилась пресс-конференция, один из прихлебателей Миранды, раздававший агитационные наклейки, заорал на оператора: «Нельзя приходить в офис президента в шортах!»

Популисты, подобные Миранде, типичны для Бразилии. Несмотря на все реверансы в сторону демократии, они процветают. Эти мошенники без зазрения совести прикарманивают деньги, выделенные на бесплатные школьные завтраки, и заключают крупные контракты, приносящие огромную прибыль их семейному бизнесу. Популисты овладели несколькими эффектными трюками, обеспечивающими им популярность. Они не забывают о своих избирателях, вкладывая часть ворованных денег в грандиозные общественные проекты. Суть этой тактики выражена в афоризме: «Он ворует, но и дело делает».

На сцене появился Миранда с золотой цепью на шее и тщательно напомаженными волосами. Один из его многолетних критиков рассказывал мне, что лет двадцать назад Эурико был настоящим красавцем. Хотя былая привлекательность и исчезла, он по-прежнему очень заботится о своей внешности. Даже когда на вопросы отвечал Петкович, Миранда явно старался привлечь внимание к своей персоне: вальяжно развалясь в кресле, он демонстративно попыхивал сигарой внушительных размеров.

Одна из характерных черт бразильских популистов — крутой нрав. Популярность этих деятелей в определенной степени зависит от того, воспринимают ли их в качестве закаленных бойцов, ведущих бескомпромиссную борьбу со своими оппонентами — интеллигентами, не заботящимися о народе. Когда архиепископ Рио-де-Жанейро призвал отменить результаты матча «Васко да Гама», во время которого на стадионе произошел упоминавшийся выше инцидент с множеством пострадавших, Миранда назвал его «трусливым ханжой, возносящим лицемерные молитвы Иисусу». Когда во время матча в 1999 году были удалены три игрока «Васко да Гама», Миранда со своими телохранителями выбежал на поле, и только вмешательство полиции спасло судью от расправы.

В ходе пресс-конференции Миранда очень часто грубо и бесцеремонно перебивал журналистов. «Это глупый вопрос», — неоднократно повторял он и делал при этом круговое движение рукой — сигнал тренера о замене игрока. Вероятно, опасаясь его гнева, журналисты старались не перечить ему. К тому моменту, когда он закончил пресс-конференцию и приготовился отвечать на мои вопросы, я тоже его уже немного побаивался.

Я встречался со многими болельщиками «Васко да Гама», вполне здравомыслящими людьми, которые презирают коррупцию, но обожают Миранду. «Может быть, он и сукин сын, но это наш сукин сын» — такова суть их отношения к нему. Он не отделяет собственные интересы от интересов клуба, изображая себя заботливым отцом, защищающим свое детище от злобных нападок. Особенно непримирим Миранда в отношении иностранных инвесторов, обвиняя их в попытке уничтожить «Васко да Гама»: «Неожиданно заявились иностранные инвесторы и вознамерились организовать то, что они называют «бизнесом». У нас свои традиции и обычаи, и поэтому они столкнулись с большими трудностями. Для Бразилии такой подход не годится. Они разбираются в бизнесе, но не знают местной культуры и специфики».

Это, мягко говоря, не вполне соответствует действительности. Миранда заключил контракт с NationsBank и предложил его руководству заняться делами клубами. Вопреки утверждениям Миранды, банк никогда не оказывал никакого влияния на деятельность «Васко да Гама». Тем не менее хитроумная риторика Эурико пользуется неизменным успехом. Недаром он так долго удерживает свои политические позиции.

«"Васко да Гама", — заявил Миранда в разговоре со мной, — это клуб иммигрантов. Он был основан португальцем и бразильцами. И это единственный бразильский клуб со своими историческими корнями.

Первый чернокожий футболист в истории появился именно в его составе. Каждая пядь земли приобретена членами клуба без помощи государства». Миранда утверждает, что многонациональные корпорации подрывают эти традиции. Иностранные инвесторы привезут с собой ребят, «которые едва говорят по-португальски». В погоне за прибылью они будут стремиться привлечь к клубу внимание как можно более широкой аудитории. Представители итальянской корпорации Parmalat изменили традиционные цвета команды «Паль-мейрас». Иностранные инвесторы продали звездных игроков «Коринтиас» и «Фламенго» заклятым конкурентам этих клубов — вещь доселе немыслимая. Они всюду распространялись о своих маркетинговых планах. Миранда говорит, что иностранцы пытаются создать впечатление, будто клубы являются коммерческими организациями, а не хранителями традиций и высокой морали. Его гений в том, что он начал приводить эти антиглобалистские аргументы только после того, как обобрал иностранных инвесторов до нитки.

После их ухода у Миранды не осталось козла отпущения, на которого он мог бы списывать последствия собственных промахов. Он начал кампанию по переизбранию в конгресс на фоне катастрофических неудач «Васко да Гама». Теперь он смотрит матчи не с почетной трибуны, где традиционно сидят президенты клуба, а из своего офиса, выходящего окнами с темными стеклами на футбольное поле.

После интервью с Мирандой я встретился с бывшим игроком бразильской олимпийской сборной по волейболу Фернан-даном. Он возглавляет подпольное движение против Миранды и его приспешников, называющееся Moviemento Unido Vascainos (Объединенное движение болельщиков «Васко да Гама»). Подпольное оно потому, что Миранда изгнал Фернандана и его друзей из клуба. Сегодня они стоят около «Сан-Жануарио» с плакатами, обличающими Миранду, и раздают идущим на матч болельщикам листовки соответствующего содержания. Фернан-дан сказал мне, что богатство, свалившееся на Миранду благодаря сделке с NationsBank, «опьянило его властью».

Справедливость этих слов подтвердилась через несколько месяцев. Миранда явился на избирательный участок в сопровождении двух вооруженных телохранителей. К урнам для голосования стояла длинная очередь, и он потребовал, чтобы его пропустили вперед. По дороге он обрушился с оскорблениями на женщину-репортера. Это было слишком даже для болельщиков «Васко да Гама». Избиратели принялись скандировать «ладран» («вор»). Свершилось невероятное. Миранда лишился не только места в конгрессе, но и парламентской неприкосновенности. Федеральные прокуроры дождались своего часа. В их распоряжении имелась докладная записка на тридцати семи страницах с перечнем преступлений Миранды. Одержав победу над иностранными инвесторами, на сей раз он потерпел поражение.

После ухода иностранных инвесторов из Бразилии главным поборником футбольного капитализма стал министр по делам спорта, технократ и друг президента Кардозу Жозе Луиш Портелла.

Он пригласил меня на один из еженедельных футбольных матчей в Сан-Паулу. Игрокам, принимающим в них участие, не меньше сорока пяти лет. Невысокий Портелла отнюдь не производит впечатления одаренного футболиста. У него нет ничего общего с Пеле, должность которого он в настоящее время занимает. Тем не менее он находится в гораздо лучшей физической форме, нежели его товарищи по команде. Некоторые настолько тучны — диета и фитнес не пользуются популярностью среди бразильских мужчин, — что не способны пробежать без остановки дольше пяти секунд. Нескольким из них за шестьдесят. Все это не мешает Портелле и его товарищам относиться к игре со всей серьезностью. У команды есть свои тренеры, которые расхаживают вдоль боковых линий и на чем свет стоит поносят игроков за недостаток усердия или неточный пас. Они наняли отставного судью, обслуживавшего раньше матчи высшей лиги. Невзирая на многолетний опыт рефери, игроки спорят с ним, как настоящие профессионалы. В конце первого тайма сам министр получил желтую карточку за пререкания с судьей.

В разговоре со мной Портелла не скрывал своих пессимистических взглядов на будущее бразильского футбола. Даже падение всесильного Миранды, сказал он, не поможет преодолеть поразивший футбол глубокий кризис. Но на поле Портелла опровергает самого себя. Даже эти пожилые непрофессионалы умеют играть стильно. Отдавая пас, они закручивают мяч в совершенно неожиданном направлении, ловко бьют пяткой и демонстрируют незаурядные навыки дриблинга. Несмотря на живучесть коррупции, страсть к футболу в Бразилии никогда не угаснет и ее футбольные ресурсы, судя по всему, никогда не иссякнут. Эта игра — неотъемлемая часть национального характера. Когда команда Портеллы забивает гол, ее игроки целуют значок клуба на своих футболках и друг друга и образуют на поле кучу-малу. Даже когда находишься среди бразильских бухгалтеров, таксистов, членов правительства, порой возникает желание встать на колени и вознести хвалу Деве Марии Победительнице.