Несколькими днями ранее

 Старейшины уже в который раз открывали Книгу Судеб в надежде на изменения, но та упорно отвечала одно и тоже. Да и не могла она сказать ничего нового. Это только на земле люди уверены в том, что судьбу можно изменить, а здесь, на небесах, знали о ее непреклонности и неподкупности. Участь одного ангела была предрешена.

— Лилуйана для меня как дочь, — обращаясь к Совету, умолял высокий сухой старец в золотом облачении, — неужели она недостаточно страдала, чтобы теперь все закончилось именно так?

— Серафимий, ты верно болен, раз смеешь просить нас о том, что не в наших силах. Книга Судеб древнее самого Создателя, и мы лишь говорим то, чем она благосклонна делиться с нами. Лилуйана, конечно же, невиновата, но свое предназначение она должна исполнить.

— Но ангел не проживет без крыльев! Она умрет!

— Не кипятись. У нее будут крылья, она обязательно будет жить, но иначе. Это ее судьба, которую не перепишешь, так что смирись.

Совет не испытывает эмоций и чувств, это слишком по-людски, да ему этого и не нужно. Совет лишь наблюдатель, которому запрещено вмешиваться.

Последнее время Лилуйана была сама не своя. Она чувствовала, что должно произойти нечто ужасное, с чем она не сможет справиться самостоятельно. Совсем немного оставалось до рождения ребенка, и это тоже тревожило ангелочка, она не хотела расставаться со своей частичкой. Но так уж заведено, и сразу после рождения малыша у нее заберут, не позволив даже взглянуть на него, погладить его по головке, прижать к груди, сжать маленькие пальчики, чтобы он почувствовал, что мама рядом и никому его не отдаст. Всякий раз от этих мыслей на глазах у нее появлялись слезы. А еще Серафимий, ее наставник, почти отец, вдруг стал очень холоден и старался избегать встреч с ней, и это именно сейчас, когда так нужны любовь и поддержка. Ли чувствовала себя одинокой и всеми покинутой, все чаще вспоминала Стаса и даже иногда позволяла себе посмотреть на него, потому как связь ангела-хранителя и подопечного сохранялась на все время жизни одного из них. Молодой человек не мог ее видеть, но ей казалось, он чувствует ее присутствие, и от этого становилось тепло и очень уютно.

В положенный срок ребенок появился на свет. Ли плакала навзрыд и никак не могла успокоиться.

— Ну-ну, уже все, — шептала ей повитуха, — да и не должно быть больно. Ты чего разревелась-то? Слезки свои драгоценные попусту тратишь.

— А мне больно, очень больно. Да разве вы это поймете? Никто не поймет!

— Ишь, особенная какая, — обиделась повитуха. — Не ты первая через это проходишь и не ты последняя. Я, знаешь, сколько вас таких перевидала, да только никто так не убивался. Почувствовала бы, как смертные рожают, вообще бы померла. Я троих на свет произвела и вырастила сама — муж преставился, как только старшему шесть годков исполнилось.

— У смертных никто детей не отбирает, — справившись с рыданиями, ответила Ли.

— Мать моя, — повитуха всплеснула руками, — вот так дела. Я уж сто лет как померла и столько родов приняла, что со счету сбилась, а такого слыхом не слыхивала. Да неужто ты и, правда, так переживаешь?

— Помогите мне, — Лилуйана ухватила женщину за грудки, — я все равно его никому не отдам. Сбегу! На землю к людям сбегу! Хотите, я вам крылья свои подарю, ведь знаю, что вы мечтаете об этом, да только нескоро они у вас будут.

— Почему это нескоро? — оскорбилась женщина. — Я, чай, в рай не просто так попала, знать заслуги мои на то были. Не каждая такой чести удостоится, у ангелиц деток принимать, а я, как видишь, тут. И крылышки получу вскорости, а если помогу тебе, так мигом в Нижнем мире окажусь. Нет уж, не надо мне твоих крыльев. Хорошая ты, и мне тебя, если честно, жалко очень, но правила не я придумывала и не мне против них теперь идти.

Повитуха встала, взяла на руки ребенка и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. А чуть позже она вернулась, светясь как нимб у архангела, и прямо с порога заявила:

— Не знаю, за что тебе счастье такое привалило, да только дитятко у тебя никто не отберет, сама растить будешь.

Лилуйана решила, что это сон, и сначала не поверила словам женщины. Да только ни в этот день и ни на следующий никто за ее сыном не пришел. Мать была счастлива. Все дни напролет она проводила со своим любимым Кевином.

Так прошло три года. Мальчик рос очень непоседливым, озорным и говорливым. Он мог болтать часами без умолку, рассказывая каждому встреченному небожителю о том, какая замечательная у него мама и как сильно он ее любит.

Ли уже почти поверила в свое счастье, но однажды произошло то, что навсегда изменило ее жизнь. В тот злополучный день она гуляла с Кевином по саду. Мальчик был активнее, чем обычно, и просил маму дать ему покататься на грифоне. Ли понимала, что это совершенно безопасно, но где-то внутри засело занозой чувство тревоги, и она никак не хотела отпускать ребенка далеко от себя.

— А с тетей Элларией и дядей Лукасом отпустишь? — неожиданно спросил малыш и посмотрел на мать голубыми глазенками.

— Тетя Эллария сейчас далеко, и ей некогда с тобой гулять, — начала говорить Лилуйана, но споткнулась на полуслове, потому как прямо перед ней открылся портал, из которого она и вышла вместе со своим мужем.

Принцесса была нечастым гостем в городе ангелов, но иногда приходила проведать мальчика, которого считала своим племянником, ведь с Лилуйаной они были практически сестрами, хотя и не по крови. Поэтому и в тот день Ли не удивилась этому визиту, а с радостью отпустила Кевина часик погулять с тетей и дядей. Ее немного насторожил взгляд Лукаса, который сверлил Лилуйану так, словно она была его злейшим врагом, но она не придала этому значения. И все бы ничего, но ни через час, ни через два и даже ни через сутки Эллария и Лукас так и не вернулись.

Совет долго не позволял Лилуйане связаться с принцессой, а когда разрешил, было слишком поздно. Эллария и Лукас пропали. Слуги не знали, куда делись их хозяева. Никто не видел, как они покидали замок, словно сквозь землю провалились. Как оказалось позже, это было близко к истине. Но самое страшное, что никто не видел их с ребенком. Ли никак не могла понять, почему названная сестра так с ней поступила, но поклялась найти ее и отомстить, не смотря ни на что.

Однажды ночью Ли приснился сон, в котором она видела себя саму в огромном зале в окружении демонов, чертей и прочей нечисти. Она не сразу поняла, что находилась на суде и была там обвиняемой. Вглядываясь в живое море ненависти, ангел искала поддержки там, где ее просто не могло быть, и вдруг увидела его глаза… Стас смотрел на нее, но не спешил на помощь. Судьи зачитали приговор, и сильнейшая боль пронзила все тело. Она увидела свои крылья, которые втаптывали в грязь мерзкие, уродливые бесы. Их красные разверстые пасти замерли в бесшумном смехе. Лилуйана не разбирала слов, только видела, что все вокруг радуются ее горю, боли, отчаянию. И тут раздался плач. Этот плач она узнала бы из тысячи.

— Кевин! — закричала она что было сил. — Сыночек мой! Потерпи, миленький, я скоро приду за тобой!

— Не надо, мама! Они тебя убить хотят. Они злые!

Когда старец и архангелы покинули зал, в нем появились еще две фигуры. Лилуйана узнала в них Элларию и Лукаса. Сейчас она даже разозлиться не могла, да и не на что ей было злиться. Ангел поняла, что это не она украла ее ребенка.

— Ли, — вдруг закричала Эллария, — не верь им, пожалуйста! Я ни в чем невиновата! Они использовали нас в своих целях! Теперь я все знаю!

Демон-судья сделал жест рукой, и один из чертей просто зажал принцессе рот.

— Пусть выскажется, — велела фигура в черном балахоне, которой никто не осмеливался перечить.

Черт убрал лапу, и Эллария начала свой рассказ.

— Существует древнее пророчество, которое касается нас обеих. В нем говорится о том, что однажды на свет родится ребенок, который уничтожит все светлое и доброе во всех мирах. Под его мечом падут и небо, и земля. Но от этого есть спасение: если убить мать ребенка, то беды можно избежать. И этот ребенок — твой сын, Ли. Старейшины хотели тебя уничтожить еще при рождении, но не смогли этого сделать и поменяли нас. Ты, наверное, спросишь, почему именно я? Все очень просто, я тоже ангел, только наполовину. Грязная полукровка, как называли меня на небесах, но держали при себе, потому как боялись, что ты и я узнаем правду. Этот обмен был необходим. Только ты могла привести Хранителя из другого мира и убить Балтамора, путешествие по мирам доступно лишь чистокровным ангелам. Если бы колдун смог захватить Силу всех Семи Хранителей, то пала бы последняя печать с книги Апокалипсиса и Всадники, несущие смерть, пришли вершить свое черное дело.

Да только не уничтожение колдуна было целью Старейшин. Его они могли убрать и сами, просто решили переложить этот груз на другого. Их конечная цель — смерть твоего сына. Старейшины могут видеть будущее, и они знали, что на земле ты обретешь врагов, которые впоследствии помогут изменить пророчество. Было заранее известно, что Карения хочет украсть ребенка, и ей не помешали, а в чем-то даже помогли. В Нижнем мире сын ангела не сможет прожить долго, он быстро состарится и через три дня умрет дряхлым стариком. Те, кого ты считала своей семьей, снова вершили суд чужими руками, ты им была не нужна. Но если бы ты не вернулась на небеса, они не смогли бы забрать ребенка, потому как на земле его охраняла бы сильнейшая Магия, которая в Верхнем мире проявилась бы только ко дню его совершеннолетия. Именно эта Магия должна была уничтожать миры. Святоши, как они сами себя называют, использовали любую возможность, чтобы спасти себя от гибели. Они даже не погнушались вызвать в наш мир человека, зная, что и ему суждено умереть здесь.

Эллария посмотрела на Стаса, мысленно попросив у него прощения. Молодой человек едва заметно кивнул и попытался улыбнуться, но мешал кляп.

— Мы выслушали всех, — провозгласил демон, — если ни у кого нет возражений, то пора приступить к исполнению наказания. Мы не несем ответственности за дела Верхнего мира. Сейчас есть последняя возможность предъявить доказательства невиновности обвиненных, и мы обещаем принять их во внимание. Но раз таких не нашлось, — добавил он почти без паузы, — тогда приступим.

— Стойте! — в зал вбежал запыхавшийся рыжий черт, тащивший за руку… Королеву Нижнего мира. — Остановитесь! Вы не тех казните, они не виновны. Рыжий подбежал к столбу, на котором висел Миша, и попытался развязать веревки, но его тут же отбросило в сторону.

— Да как ты посмел мешать НАМ? — взревел демон, член Суда Трех. — Ты хоть понимаешь, что тебя ждет за наказание?

— Простите меня, — взмолился черт, — но перед вами самозванцы, — он ткнул пальцем в клетки, где сидели притихшие Карения и Арчи. — Она, — рыжий подбежал к ведьме, — приняла облик королевы и обманула вас всех. Как вы этого не поняли?

Катя, которая тихо стояла в сторонке, сделал неуверенный шаг вперед, оказавшись в круге света. Все удивленно вздохнули, только судьи сохранили спокойный вид. Смерть взмахнула рукавом, прутья клеток исчезли, и вместо королевы все увидели разоблаченную Сурчак.

У Карении не выдержали нервы. Она поняла, что пошла неверным путем и попыталась перевести всю ответственность на несчастного Арчи, который перепугался еще больше и уже хотел последовать примеру ведьмы, но та не дала ему и слова вставить.

— Это все он, этот мерзкий вампир! Он меня на это совратил! Меня обманули, запутали! Я такая доверчивая!

Поняв, что перегибает палку и топить Арчи ей совсем невыгодно, она решила исправить ситуацию:

— Но я готова его простить и отпустить на все четыре стороны. Пусть идет, я не держу на него зла.

Карения попыталась изобразить раскаяние, но судьи ей не поверили.

— Обманывать Суд Трех нельзя, — устало произнес черт с серебристой шерстью, — за это придется ответить.

Он хотел сказать еще что-то, но не успел, потому как молчавший и словно зомбированный Кевин вдруг сорвался с места и налетел на ничего не ожидающего Арчи. Сверкнуло лезвие, и кинжал на всю длину до рукоятки вошел в грудь вампира. Арчибальд широко раскрыл глаза, словно сильно чему-то удивившись, и неожиданно улыбнулся в перекошенное злобой лицо молодого человека. Кевин повернул клинок в груди кровопийцы и резко вытащил его.

— Свободен, — тихо прошептал вампир и замертво рухнул к его ногам.

— Идиот! Что ты наделал? — Карения закричала на такой высокой ноте, что все вокруг невольно заткнули уши. — Будь ты проклят!

В тот же миг ее тело охватило пламя, и очень скоро от ведьмы осталась лишь кучка пепла.

— Мама, — молодой человек повернулся к алтарю, — я отдаю его жизнь за тебя.

Лилуйана вознеслась над жертвенным камнем. Ее охватило золотистое свечение, всего на миг, но это видели все. Затем она плавно опустилась возле Кевина и поцеловала его в щеку.

Через секунду веревки, опутавшие руки и ноги Стаса, спали, и невидимая сила так же плавно опустила его на землю.

— Что произошло? — потирая запястья, спросил он, сам не зная, к кому обращается.

— Вы свободны, — с едва заметной ноткой радости в голосе сказала Смерть, — за ваши жизни было уплачено.

— А как же Миша? — осмелился обратиться к фигуре в черном балахоне Стас. — Ему придется остаться здесь? — он не мог заставить себя произнести вслух то, что на самом деле ожидало его товарища.

— Да, — спокойно подтвердила фигура, — если конечно за него не будет внесена равнозначная плата.

Никто не заметил, когда рыжий черт успел выхватить из руки Кевина кинжал и вспороть себе живот. Он только прокричал:

— Еще никто во всех мирах не заботился обо мне так, как ты, Михаил. Я отдаю свою жизнь за твою свободу!

Тщедушное лохматое тельце рухнуло в пыль, а Миша, освободившись от пут, подбежал к нему и, встав на колени, стал гладить по грязной шерсти.

— Прости меня, я не хотел, чтобы все так вышло, — по его щекам катились крупные слезы.

— Смертный, ты сошел с ума? — подбежал к нему демон и, подняв за плечи, начал трясти. — Ты не можешь жалеть черта! Он же нечистая сила, твой враг!

— Он мой друг, — твердо ответил Мишка и вырвался из железных объятий.

В глазах демона сверкнул огонь.

— Все свободны! — прорычал он и хлопнул в ладоши.

Тело рыжего черта исчезло, и очертания зала начали расплываться, таять. Очень скоро туман перед глазами стал настолько плотный, что разглядеть что-то было уже невозможно.

Когда туман рассеялся, на круглой лесной поляне с высокой травой оказались пятеро: трое молодых людей и две девушки.

— Где мы на этот раз оказались? — Мишка смотрел на своих новых и старых друзей грустными глазами. Он до сих пор не мог поверить, что за его спасение была отдана чужая жизнь, пусть даже это черт.

— Не знаю, — ответила Эллария, — но точно не в Нижнем мире, и это уже хорошо.

Из травы послышался детский плач, и все, не сговариваясь, кинулись на звук. Первой подоспела Лилуйана. Она подняла с земли пищащий сверток, который в ее руках тут же успокоился и улыбнулся беззубым розовым ртом.

— Сын, — Ли расплакалась от накатившего счастья, — мой сын жив.

— Неужели все наконец-то закончилось? — неуверенно спросил Стас. — Нам больше не нужно убегать и спасаться от кого-то? А куда делась Катя? И что… — он замолчал на несколько мгновений и продолжил, — будет с Ли и Кевином?

— Всему свое время, — поспешила успокоить его Эллария, — мы обязательно получим ответы на все вопросы.

Ли и Стас стояли на берегу теплого моря. Оно было почти такое же, как и то, что свело их вместе.

— Ли, — робко начал Стас, — что ты будешь делать теперь, без крыльев?

Задать этот вопрос ему было безумно сложно, но, как он сам считал, необходимо.

— Буду жить, — просто сказала она, — ты ведь прекрасно чувствуешь себя без них? Да и потом, я не успела привыкнуть к крыльям, хотя и ощущала их всегда, просто не догадывалась, кто я на самом деле. Быть смертной не так уж и плохо.

Ли улыбнулась, но улыбка получилась очень грустной, вымученной.

Стас замешкался. Он явно хотел что-то сказать, но никак не решался. Он переминался с ноги на ногу, теребил край своей рубашки, даже покраснел.

— Нет, — Ли опередила его. — Я помню, что ты сказал там, на суде. Прости меня, Стас, но я тебя не люблю и мы не сможем быть вместе. Твоя миссия здесь выполнена, и тебе нужно возвращаться домой. Не беспокойся ни о чем, ты все забудешь, и лишь иногда воспоминания станут посещать тебя во снах, кошмарных снах. Но и это пройдет, время лечит.

— Я не хочу ничего забывать! Я люблю тебя! — упирался Стас. — Люблю и хочу бороться за свою любовь. Мы ведь можем быть друзьями?

Ли отрицательно покачала головой, а его вдруг окутало голубоватое сияние, в котором он очень скоро растворился.

Ли еще долго стояла на берегу, где только что они были вместе, и плакала. Серебристые слезинки падали на землю, но на том месте, где они разбивались, больше не распускались цветы. Очень скоро и она растворилась в голубовато-серебристой дымке.