"Двое с лицами малолетних преступников" - читать интересную книгу автора (Приемыхов Валерий Михайлович)

Глава четвертая Сыщик

Тихонша похудела, пропал аппетит и веселость. Она стала пугливее ласточки, круглосуточно впадала в глупую задумчивость. Человек всегда начинает бояться, когда не знает причин событий, происходящих вокруг него. Ей каждое мгновение казалось, еще чуть — она додумается до правды, и жизнь опять станет уютной.

Тихонша вслед за всеми родственниками побаивалась своего племянника. Самостоятельный был парень, хоть и безотцовщина. Он с детства отличался серьезом. Еще и годика ему не было, мать его уронила. Малыш кричал беспрерывно двое суток, думали, не выживет. Случайно один из родни побренчал у него над кроваткой денежной мелочью. Малютка мгновенно затих и пошел на поправку. Ни красивые погремушки, ни соски-пустышки, ни колыбельные песни у мальчугана не проходили. При звоне монет он вовремя засыпал, падала высокая температура, проходила сыпь.

Теперь он стал взрослым, выучил английский язык, ездил на машине «тойота», хоть и не новой, но очень хорошей.

Завел свой бизнес. Пока он еще не развернулся, но родственники понимали, кто у них будет первый в семье миллионщик. А с детства сохранилась привычка: он все время бренчал в кармане мелочью, особенно когда были неприятности и надо было успокоиться.

— Вот счет, тетя. — Он положил перед ней квитанцию за междугородный телефонный разговор. — Помните, вы от ревности помешались, и я звонил этому Шишу.

— Конечно, конечно, — согласилась Тихонша.

— Я пошел. Не забудьте оплатить.

Племянник давно внес в родственную безалаберность американский порядок. «Каждый платит за себя!» По-цивилизованному жить стало удобнее. Заплатил и роднись на здоровье, а то вечно один не доплачивает, другой переживает, что переплатил. «Например, — говорил племянник, — браки по расчету самые прочные. Статистика. Потому что не мордобой из-за ревности, а четкий экономический расчет!» Родственники соглашались: «Дружба дружбой, а табачок врозь».

Тихонша надела очки.

Не сумма ее поразила — ряд цифр телефонного номера на квитанции: 067 050426. «Жду ответа, как соловей лета, 067 050426. Шиш» — так появились эти цифры. Она бросилась к ящику, где аккуратно хранила все свои бумаги. Нашла телеграммы Шиша. Их было пять, стало четыре. Телеграмма с таинственным номером пропала. Тихонша поняла наконец, что у нее украли.

— Мне некогда, тетя, — невежливо сказал племянник, увидев ее во второй раз на дню, только теперь уже на пороге своей конторы, которая называлась офис.

Тетя Тихонша слабо махнула рукой, ноги ее не держали. Она бессильно опустилась в кресло. Племянник раздраженно побренчал мелочью в кармане.

— Что с вами?

— Мне этот пожарник Шиш сказал, что я выиграла электрический утюг…

— Вам лечиться надо, тетя, — ласково сказал племянник.

— И назвал не тот номер…

— А какой надо?

Тихонша молча протянула счет за переговоры.

— Зачем же он такой обманщик? — еще не врубился племянник.

— Он думал, я ему билет отдам.

— Но вы не отдали?! — Племянник бросил свою мелочь, и глаза у него замерцали по-волчьи.

— Билет похоронен вместе с Димой, — пролепетала Тихонша.

— И ты сказала ему об этом?! — страшным голосом закричал племянник.

Он посадил тетку в свою «тойоту» первый раз в жизни и помчал в центральный городской банк.

— Когда разыгрывалась последняя лотерея?! — требовательно спросил он у девушки в окошке.

— Неделю назад.

— Таблицу!

Тихонша подала телефонную квитанцию. Племянник проверил, и даже ему, железному, стало плохо. Номер выиграл. Коттедж в Подмосковье.

У инспектора Конова в кабинете сидели Тихонша с деверем и племянником со стороны сестры, как объяснила Тихонша. Вместе они двоих таких инспекторов могли скушать и не поморщиться.

— Я подавала заявление, что меня ограбили, а вы не послушали. А это был Шиш, и он украл телеграмму, чтоб я не додумалась насчет лотерейного билета…

— Подождите, тетя, — раздраженно сказал племянник, — не путайте. Главное сейчас — раскопать могилу.

— Если лотерейного билета не окажется, будете отвечать, — вякнул деверь.

Чтоб только не видеть эту компанию никогда больше, Конов готов был разрешить им перелопатить все кладбище.

— Это надо сделать срочно, — сказал деверь, — если мы уже не опоздали.

— А пока хорошо бы поставить милиционера около могилы, — добавил племяш.

Конов стиснул зубы — могло вылететь слово, за которое придется отвечать. Вежливо посоветовал пока наладить дежурство самим, потому что милиционеры боятся покойников, особенно ночью. Эти остолопы даже не улыбнулись.

— Теперь слушайте меня внимательно, — твердо сказал Конов, — раскапывание могилы, то есть эксгумация трупа, производится только с разрешения прокурора, в присутствии врача патологоанатома. Второе — для того чтобы раскопать могилу, я должен завести уголовное дело о смерти Тихонова. Дело я могу завести в случае, если причина смерти покойного неясна, появились какие-то новые обстоятельства…

— Они появились! — сказал племянник.

— Это для вас, а не для меня. Так нам все кладбище перевернуть придется. Кто-то носовой платок забыл в кармане покойника, кто-то зажигалку… Вы уверены, что этот лотерейный билет действительно там, а не у вас под половиком?

— Абсолютно! — сказала Тихонша.

— А я нет.

Родственники сурово и неодобрительно смотрели на Конова, который сделал вид занятого человека и бессмысленно выдвинул и задвинул ящик стола.

— Мы будем жаловаться прокурору, — сказал муж сестры.

— На здоровье. Кстати, попросите у него разрешение на вскрытие могилы. Он вам его даст, а я обеспечу техническую сторону дела.

Зазвонил телефон. На старой электростанции был обнаружен труп. Конов положил трубку, встал.

— Извините. — И показал родственникам на дверь.

— Где кабинет вашего начальника, не подскажете? — спросил деверь.

— Подскажу, — вежливо ответил Конов. — На этом этаже, как выйдете от меня, направо…

Дело было дурное. Уже при первом взгляде на труп неизвестного было понятно, что он принял спиртного сверх человеческих возможностей. Конов попросил криминалиста не тянуть с экспертизой жидкости из водочной бутылки. Хотя по одному запаху было понятно, какого происхождения напиток.

Личность неизвестного установили без всякого труда. Двум бродягам было предъявлено тело пострадавшего. Они хором признали своего приятеля по прозвищу Сэр. Выяснить, с кем он пил вчера, с кем разговаривал последним, не представлялось возможным. В их обществе не замечали ни появления своих товарищей, ни их исчезновения.

— Скрипнул, значит, — сокрушенно сказал один.

— Посмотрите внимательно, — сказал Конов. — На нем его одежда?

— А кто его знает.

— Одежда как одежда, — поддержал второй.

Конов дал себя уговорить. Не хотел накручивать лишних сложностей. Пиджак на мертвом был явно ворованный, слишком хороший по сравнению с брюками, стоптанной обувью.

Не успел Конов вернуться в кабинет, его дернули к начальнику.

— …она долбанутая, у нее крыша поехала, — говорил Конов, — то ей телеграммы шлют, то лотерея, то негры на кладбище…

Он мог распинаться еще слов на тридцать, мог закончить на этой фразе, лучше всего было помолчать. Начальник слушал его только из вежливости.

— Свободен, Конов, — сказал подполковник, — со своими клиентами разбирайся сам. Я к тебе своих дураков не посылаю? Заявления поступили?

— Она каждый день новое пишет!

— Ее право. Твоя обязанность — разобраться и не дергать начальство.

Позвонила экспертиза. Содержимое бутылки, найденной у тела бродяги по прозвищу Сэр, было технической жидкостью на спиртовой основе. Проще — отрава. Личное дело каждого — рисковать в выборе напитков. Но на бутылке была заводская наклейка. Совсем недавно случилось массовое отравление где-то в области спиртовой дрянью, проданной, как водка. Пришло распоряжение особенно внимательно относиться к подобным случаям.

Конов засел над оперативной сводкой событий за предшествующую неделю. Больше алкогольных отравлений не фиксировалось. Зато было четко прописано про покойного Сэра: за два дня до смерти его задержала милиция на кладбище в нетрезвом состоянии. Конов вздохнул. После Тихонши он про кладбища слышать не мог.

Для очистки совести Конов с нарядом нагрянул на две квартиры, где, по агентурным сведениям, торговали спиртным. В обоих случаях нашли самодельную водку в солидных количествах.

— Что ты милый?! — перепугалась первая бабка-торговка. — От моего самогона голова не болит, а ты говоришь — отрава!

Во втором случае такая же бабулька не дала делать обыск. Добровольно выставила две большие бутыли с мутноватой жидкостью. Пока составляли протокол, она махнула из первой.

— Слеза! — сказала она. — Штраф я заплачу, виновата, но чтоб из-за этой прелести человек погиб — брехня!

Она для доказательства храбро выпила из другой и не только не померла, но, наоборот, ожила. Понесла по кочкам сначала правительство, потом милицию. Лично Конову сказала на прощание:

— Свинья ты последняя, вот ты кто!

Дело можно было закрывать.

В эту ночь Конов видел сон о каком-то из своих рождений — то ли до сегодняшнего, то ли после.

— И не сопротивляйтесь, — строго сказали ему. — Идите и ловите преступников.

— Я хочу быть садоводом, — сказал Конов. — Нельзя же рождаться в одну и ту же профессию…

Ему показалось, те, которые руководят назначениями, с пониманием отнеслись к его возражениям. Его приятно захватила ласковая сила, и он вверх тормашками полетел то ли вверх, то ли вниз. Пока он летал, ему вообще расхотелось работать, но сказать об этом было некому. Дал себе слово не забыть при случае доложить заветное желание начальству, но тотчас забыл.

Он очутился в неизвестном городе. Никого не знал из людей, не узнавал улиц, домов, но понимал — город называется Судимов. Что-то мешало под мышкой, он расстегнул пиджак и увидел пистолет в удобной кобуре. Но не расстроился, а, наоборот, обрадовался. Зачем-то этот пистолет был нужен. Правда, никак не мог вспомнить, зачем хорошим людям пистолеты под мышкой.

— Ты сыщик, — сказал ему кто-то, может, просто внутренний голос сказал, — ты — сыщик!

Шла прекрасная, нужная жизнь. Он мчался за преступниками на мощном мотоцикле, отстреливался от банды, спасая восхитительных девушек, и попал в коварную западню. Его решили распилить пополам, ему вырезали сердце, били бамбуком по пяткам, привязывали к хвосту дикой лошади, жгли заживо…

Конов боялся одного: сейчас он проснется. Его вызовут к начальнику уголовного розыска, и все начнется сначала: старухи-самогонщицы, смерть по пьянке, негры на кладбище…

Он еще во дворе милиции узнал, что его ищет подполковник, не придал этому значения.

Вошел в здание, дежурный оторвался от телефона:

— Вас срочно к начальнику.

Конов попытался припомнить свои упущения за вчерашний день и ничего не припомнил.

— Как дела? — спросил начальник задушевным голосом.

Конов понял — никакие его дела начальника не интересуют, пожал плечами, с тревогой посмотрел на наливающегося гневом подполковника.

— Как с этой, с… — Начальник ткнулся в бумажку перед собой и прочел: — С Тихоновой…

— Ненормальная… — пожал плечами Конов.

— Зачем ты ее к прокурору отправил? Умник!

— Прокурор дает разрешение на вскрытие могил… Если появляются причины…

— Он дал это разрешение! — закричал, уже не сдерживая себя, подполковник. — И причина есть. Самая для тебя причина — там труп лежит…

— Правильно, — тупо сказал Конов, — куда ему деваться.

— Да не мужа, кретин! Там труп совершенно другого человека.

Сегодня ночью малахольные деверь с племянником вскрыли могилу Тихонова. Утром заявились к прокурору с повинной и жалобой на инспектора Конова.

— Если б вы послушали тетю, может, и убийства не было, — нахально сказал племянник.

— Совесть есть? — спросил Конов.

— Совести много, — сказал деверь, — денег не хватает.

— Только не надо насчет совести, — вставил племянник.

— Ну да, — поддержал деверь, — а то все кругом богатеют, а мы на том же месте.

Конов оставил милиционера на воротах кладбища встречать следователя прокуратуры.

— Перестаньте вы бренчать!!! — не выдержал Конов.

Племянник игрался в кармане с мелочью.

— Что — нельзя?

Конов пожал плечами. Рядом два мужика варили ограду вокруг соседней могилы.

— Помните? — Вдова повела головой в сторону сварщиков.

Про сварщиков Конов, убей, ничего не помнил.

— Подойдите, подойдите.

Конов неохотно сделал за ней пару шагов. Мужики перестали варить, хмуро на них посмотрели.

— Милиция, — сказал племянник, — прервитесь.

— Здесь должна лежать девочка-утопленница, так?! Десяти лет! — Тихонша ткнула в гранитную плиту на могиле.

— Нам сказали варить, мы и варим, — сипло прогудел один из сварщиков.

— Не мешайте, — прошипел племянник, — кому вы нужны!

Сварщики обиженно заткнулись. Она могла ничего не говорить. Конов и сам видел фотографию пожилого веселого негра.

— На Комбинате работал, — сказал один из сварщиков, — завещал похоронить себя по православному обряду…

На счастье, по аллее шла машина с красным крестом — приехали медики, следом машина прокуратуры. Следователем был назначен Синцов. Хуже быть не могло. Это был самый старый следователь прокуратуры, Конову приходилось с ним работать. Он мог завалить любое дело, наизусть знал все законы, болел астмой. Все ждали, когда уж погуляют на его проводах на пенсию.

Дальше пошла полная бестолочь. Пришли человек пять с лопатами.

— Куда? — спросил Конов. — Кто вас звал?

— Мы могильщики.

— Мне нужны два человека.

— Мы бесплатно, — сказали могильщики.

Следователь ехидно смотрел на Конова. Народные гуляния продолжались. Пришел директор с тремя женщинами.

— Куда вас несет?! — закричал Конов.

— Мы — бухгалтерия.

— Здесь ничего подсчитывать не надо!

— Вы просили понятых, — сказал директор.

— Два человека. Всего два человека.

При виде такой толпы только покойники не прибежали узнать, в чем дело. Но все пришедшие их навестить заспешили не пропустить что-нибудь интересное. Кое-как освободили место вокруг могилы, и двое могильщиков начали копать.

Толпа молча наблюдала за их действиями. Каждый норовил быть поближе к центру события. Милиционеры урезонивали самых рьяных. Одна из бухгалтерии умудрилась встать за спиной Синцова. Она завизжала вдруг, следователь вздрогнул — из земли показалась кисть человеческой руки.

Могильщики заработали осторожнее. Вскоре показалось плечо, а потом лицо мертвого человека.

Тихонша упала в обморок. Анатолий Адольфович Шиш с проломленной головой лежал на крышке гроба…

Дальше — хуже. Вскрыли гроб — на покойнике не оказалось пиджака с лотерейным билетом.

У Конова было пакостное ощущение боксера, получившего удар в первом раунде. Кувалдой прошел сокрушительный кулак непонятно как, в какое пропущенное Коновым мгновение. Он устоял, продолжал уходить, нырять, уклоняться, но мыслей не осталось, кроме: очутиться в прохладном углу ринга и расставить все по местам, просоображать случившееся.

— Где лотерея? — бесновался деверь. — Я вас спрашиваю — где наш лотерейный билет?

Синцов промолчал на кладбище, теперь звонил из прокуратуры:

— Прошу вас держать меня в курсе ваших действий. — Небрежно добавил: — У прокурора лежит письмо Тихоновой.

Когда она его только написать успела, еще и полутора часов не прошло. Заявление о продажном инспекторе Конове, который в сговоре с преступным миром ограбил могилу покойного мужа.

— Жду сообщений, — сказал Синцов и повесил трубку.

Конов откинулся в кресле. Не шелохнувшись, не меняя позы сидел десять минут. На десятой минуте он перестал ругать свою службу, малоумную Тихоншу, прокуратуру, начальника. Переключился на себя. «Нельзя давать себе послабления, вот что, инспектор, — говорил он себе, — ты же не в похоронном оркестре работаешь. Стоп! — У него начал оживать взгляд. — Не надо давать себе послаблений… А ты? Вчера… Сэр! Сэр…»

Конов подобрался в кресле, живо накрутил телефон:

— Морг? Инспектор Конов. Меня интересует бродяга, которого мы к вам доставили…

На счастье, Сэра не успели похоронить. Конов позвонил подполковнику. Невозмутимо выслушал ругань в свой адрес, попросил в помощь оперативника — толкового лейтенантика Гену из молодых.

— Сначала в морг, — сказал он Гене. — Нужен пиджак с тела одного покойника — бомжа… С этим пиджаком поедешь к Тихоновой. Предъявишь на опознание.

Гена уже был у дверей. Конов сказал:

— Там она будет орать, не обращай внимания — дикая…

Сам Конов вторично проглядел оперативную сводку событий. Нашел место, где рассказывалось о задержании Сэра в нетрезвом состоянии, и выяснил фамилию командира патрульной машины. Наудачу он опять был в патруле, с ним можно было связаться по рации.

— Сержант! — кричал Конов в трубку. — Как тебя зовут?

— Петр.

— Петро, просьба — дуй сюда. Срочно!

Пока сержант добирался, в Государственный банк ушла телеграмма: «Задержать выплату по билету лотереи «Пепси» за номером 067 050426».

Лейтенант Гена привез пиджак Сэра. Тихонова опознала его как принадлежащий покойному мужу.

— Ну как там вообще? — дипломатично спросил Конов.

— Вроде как бы ей выстрелили крупной солью в мягкое место, — так же дипломатично ответил лейтенант Гена.

— Обзвони гостиницы. Анатолий Адольфович Шиш. Где останавливался, как наследил и списки жильцов, которые с ним пересекались. Если, конечно, он жил в гостинице…

Сержант с патрульной машины, молодой, голубоглазый, был хороший милиционер — помнил все до мелочей, не задавал глупых вопросов, понимая, что коллега Конов крупно попал.

— Мы патрулем ехали по кладбищу, это входит в наш маршрут. Вдруг навстречу бежит пьяный, напоролся на нас, побежал от машины. Мозги, видать, совсем пропил… Я сделал предупредительный выстрел, и он вернулся к машине. Прибежал как миленький.

— Что он делал на кладбище?

— Пил, что он делал. Потом у его собутыльника начался припадок, он перепугался, бежать, а тут мы… Этого с припадком мы отвезли в психушку…

— Почему не написал об этом в рапорте?

— А что писать? Это глухонемой с кладбища, мы его знаем. Он ничего не нарушал. Мы вообще могли им не заниматься, вызвать «скорую» — и все. Так, по-человечески взяли и довезли. А у пьяного не было документов, его привезли в милицию, к утру выпустили.

Кресло заскрипело под тяжелым Коновым. Он достал из-под стола пиджак, положил перед сержантом.

— Не помнишь, он в пиджаке был?

Сержант повертел пиджак.

— Пиджак был, — сказал он, — не знаю, этот или нет. Но он не на бомже был, валялся на асфальте, рядом с глухонемым. Мы его под голову ему положили. Пол в машине железный. Так с пиджаком и сдали в больницу…

Через полчаса Конов был в психбольнице.

— Пиджак? — Неправдоподобно золотоволосая медсестра наморщила аккуратный лобик, полистала толстую книгу. — Когда он поступил в первый раз, у него был пиджак. Вот… в описи вещей записан.

— Как это в первый? — спросил Конов.

— А вы не знаете? Его выпустили, он напился и устроил в городе драку.

— Сейчас он здесь?

— В пятой палате для буйных.

— А пиджак?

Сестра мотнула кудряшками на лбу, опять полистала свою книгу.

— Нет, — сказала она, — сейчас он поступил к нам без пиджака… Его забирал родственник, — припомнила она.

— Как выглядит?

— Молодой человек с такими длинными волосами, высокого роста.

— Могли бы узнать?

Она пожала плечами:

— Наверно.

Дежурный врач проводил Конова к Грише. Тот сидел на кровати, свежестриженый «под ноль», смотрел в окно, не вступал ни в какие переговоры.

— Странная история, — говорил врач, — он наш давний клиент, но такое впервые… Такая агрессивность… Напал на женщину с ребенком. Хорошо, рядом оказался муж.

Пострадавшие от Гриши были хорошие, мирные люди. Они до сих пор не могли прийти в себя от случившегося. На их место поставь любого, такое не забудешь — ревущий сумасшедший с лопатой наперевес… Они вышли погулять с детьми. Муж со старшим ребенком пошел покупать мороженое, жена с маленькой дочкой осталась ждать.

— Кто-то обронил паспорт. Я подняла и тут увидела, как бежит этот урод с лопатой. Я еще стою и говорю громко: «Чей паспорт, граждане?» Тут он на меня и обрушился. Я закричала.

— А кто обронил паспорт? — спросил Конов.

— Я не заметила. Сразу я подумала на молодого человека. Окликнула, но он даже не оглянулся.

— Как выглядел?

— Он не обернулся, не знаю. У него были длинные волосы.

— Как одет?

— Не помню.

— На нем не было темно-синего пиджака?

— Не помню.

— А на немом?

— Немой был в рубашке без всякого пиджака. Да, — вдруг вспомнила она, — на этом длинноволосом были белые кроссовки. Я почему помню, что они были белые уж очень. Как-то не вязались с его одеждой.

— Я никакого человека не видел, — сказал ее муж, — слышу, моя заверещала. Оглянулся, а на нее навалился этот черт. Ну, я ему, он мне… Толпа собралась. Крики. Потом кто-то вызвал милицию, или она сама приехала. Этот немой и милиционера успел ударить, но его все-таки завалили, наручники…

В милиции Конова ждал лейтенант Гена.

— Шиш Анатолий Адольфович, — сказал он протокольно, — проживал в гостинице «Вокзальная». Вот список жильцов.

Он положил список на стол Конову. В списке было семьдесят два человека.

— Он как-то проявил себя?

— Нет, — сказал лейтенант, — никто ничего про него не помнит. Был и был. Одну ночь.

Конов добрался домой к одиннадцати часам вечера. Сил оставалось на донышке, он распределил их с чрезвычайной скупостью. Снял пиджак, ботинки, прошел на холостяцкую свою кухню, достал из холодильника два пива, открыл. В комнате включил телевизор, сел в кресло. Надо было отключить телефон, чтоб нормально посмотреть спортивные известия, но на это силы уже не хватило. Он сделал основательный глоток. До спорта было еще шесть минут. Пока на экране лопотала какая-то крашеная, рядом жался корявый молодой человек нерусской наружности.

Под изображением внизу побежала надпись: «Альберт, выигрывший главный приз лотереи «Пепси» — коттедж в Подмосковье».

Конов чуть ручку настройки звука не свернул…

— Вы когда-нибудь участвовали в розыгрышах? — заорала ведущая.

Конов убавил звук.

— Что я — псих?! — резонно сказал человек.

— Ха-ха-ха! — развеселилась ведущая. — А как вы рискнули купить этот счастливый билет?

— Шел по улице и купил, — неласково, с акцентом сказал корявый.

Видно было, ему совсем не хотелось радоваться своей удаче на глазах миллионов зрителей. Он все время косился в сторону, а перед ответом на вопрос тягостно задумывался.

Человек был не длинноволосый, не высокий, на нем не было белых кроссовок, по крайней мере сейчас. Конов, не отрывая взгляда от экрана, достал список жильцов гостиницы «Вокзальная» на день, когда там жил Шиш. Счастливый Алик был в списке. Бегущей строкой на экране шла Аликина фамилия, а ведущая продолжала:

— Сначала вы, наверно, прочли рекламу лотереи «Пепси»?

— Я не умею читать, — честно сказал Алик.

У Кухни родители и бабушка охали и вздыхали над чужим счастьем. Кухня расстроился. «Учишься, учишься, — думал он, — а толку из этого. Вон неграмотный…»

— Мы в гостях у Алика! — трещала ведущая. — Показывайте нам свои апартаменты, богатый вы человек!

Главное желание Алика, по всему было, оказаться в пяти сутках езды от шикарного дома, но он покорно открыл дверь — это оказалась ванная. Блестел кафель. Алик некрасиво, как в жизни, отразился в двух зеркалах.

— Вам нравится?

— Нэ слабо, — сказал Алик.

— Да! Коттедж за двести пятьдесят тысяч долларов — это «нэ слабо»!

В семье у Винта переживали за выигравшего.

— Сейчас задурят ему голову, — сказал дядя Володя Елхов, — не надо деньгами брать. Деньги уходят, а коттедж стоит и дорожает.

— Двести пятьдесят тысяч долларов! — сладко ужаснулась мать. — Это же сколько на рубли?!

Ведущая щелкнула выключателем, в комнате зажглась люстра, заиграла бликами на мебельной полировке, стеклах.

— Двести пятьдесят тысяч долларов! — стонала ведущая. — Двести пятьдесят тысяч долларов в лотерее «Пепси»! Первой лотереи такого типа в нашей стране!

Тихонша с родственниками собиралась пить чай. С появлением ведущей и неуклюжего Алика они замерли. Никто уж и чая не хотел при таком повороте дела.

— Вы, тетя, — сказал племянник, — профукали все, что можно.

— Меньше языком надо было молотить, — сказал деверь, — не расскажи ты пожарнику, где билет, мы бы сейчас были богатые люди.

Заиграла радостная музыка.

— Я теперь всегда буду играть в лотерею «Пепси»! — мрачно заявил подученный Алик.

— Торопитесь, кто не проверил свой билет! — затараторила ведущая. — Номер 067 050426 выиграл. Теперь ваша очередь!

У Конова зазвонил телефон.

— Смотрите? — поинтересовался Синцов.

— Угу, — сказал Конов. — Какая-то ерунда…

— Список проживавших в гостинице одновременно с Шишом перед вами?

— Этот Алик в списке есть, — сказал Конов.

— Когда вы можете вылететь в Москву?

— Рейс через три часа.

— Ордер на арест я сейчас организую.

— С этим арестом могут быть неприятности.

— Знаю, — сказал Синцов, — но у нас выхода нет. Мне прокурор звонил. В городе паника. Люди хотят ночами охранять могилы своих покойников. Совершенно дурацкие слухи…

Гришу выпустили на прогулку. Ребята по очереди совались в заборную щель. Все было хуже, чем они предполагали. Неугомонного немого было не узнать. Обритый наголо, он был совсем не Гриша. А прибавить сюда линялую больничную одежду, вялые движения — нормальный дурак, которого надо держать взаперти или пугать им непослушных пятилеток. Брат хронического больного не врал: тут умели из человека сделать мартышку.

Кухня встал на плечи Винта и сел верхом на заборе. Психи бурно ему обрадовались, а Гриша посмотрел и отвернулся. К неудовольствию сумасшедших, санитары согнали Кухню с забора.

— Через месяц-другой его можно будет в цирке показывать, — мрачно сказал Винт.

— Там подростки есть среди больных, — сказал Кухня.

— Ну и что? — подозрительно спросил Винт. — Что ты на меня так смотришь?

— У меня классная идея!

Идея начала воплощаться сразу. Они долго ходили по магазинам — выбирали товар подешевле. Поспорили о качестве. Винт выбил тридцать воздушных шаров. Ненадутые, сморщенные они поместились в карманах.

— Ой! — досадливо сказала мать Винта. — Стригись как хочешь. Ты уже взрослый… Подумай, на кого ты будешь похож!

Винт заторопился из дома, пока она не передумала. По пути захватил топорик из сарая. Он был нужен сделать дыру в заборе, через которую мог пролезть человек.

Винт не думал о своей красоте, хотя волос было жалко.

Парикмахерша проделала в его прическе борозду ото лба до затылка, и переживать стало поздно. Кухня увидел его, остриженного наголо, не удержался и захихикал.

— Сейчас все брошу на фиг! — разозлился Винт.

Кухня дал честное слово постричься завтра так же точно.

У забора росла здоровая старая береза. С нее двор для прогулок был как на ладони. Надуть тридцать шаров оказалось делом очень трудным, кружилась голова, в горле першило от талька — им зачем-то пересыпают шары.

Кухня остался на березе. Винт спустился, обошел забор, проверил доски, которые они заранее оторвали, и начал переодеваться. Кухня видел все это со своей березы. Пока не вышли больные, он успел надуть еще пару разноцветных шаров.

Психи гуляли вторую прогулку — им перед ужином полагалось. Винт в щель выглядел Гришу.

— Ну что ты тянешь? — прошептал он, будто Кухня стоял рядом.

Кухня рассчитал точно. Для начала медленно-медленно из березовой листвы выплыл первый шар. Его заметил один больной, побежал к месту, куда он должен был упасть. Двое других увидели бегущего товарища и не размышляя бросились вслед. Следующие два шара закувыркались под порывом ветра, важно опустились на землю. А в воздухе плыла новая партия. Сумасшедшие, кажется, решили, что наступил Новый год, и веселились вовсю. Один, самый агрессивный, захватил несколько шаров и не подпускал никого; у другого в руках шар лопнул, и он тупо смотрел на ладошку с порванной резинкой. Несколько человек азартно толкали друг дружку, изображая футбол.

Санитары опомнились, хотя и не знали, что делать в таком случае. Уже полтора десятка шаров скакали по земле, больные задрались. Санитары бросились разнимать, один снизу орал на Кухню и грозил ему кулаком.

Гриша сидел себе тихо в стороне и не интересовался возней с шарами. Товарищ у него нашелся такой же безразличный. Они сидели и наблюдали. К ним подошел Винт в отцовской пижаме. Она была на несколько размеров больше, чем надо. Винт взял Гришу за руку. То ли Гриша узнал его, то ли ему было все равно, но он покорно пошел за ним. Плохо, за ним увязался его новый товарищ. Винт отодвинул доску в заборе, подтолкнул в дыру Гришу, псих поперся следом.

— Иди отсюда, дурак! — прошипел Винт, скользнул за Гришей.

Гришиному товарищу это не понравилось, и он стал колотиться с той стороны. Подоспел Кухня и стал держать доску. Винт скинул с себя пижаму, под ней были нормальные брюки и майка. Гриша натянул Кухниного папы штаны.

Они благополучно миновали город, вышли на кладбище. Гриша хотел прямиком махнуть в свою трансформаторную будку.

— Ты совсем больной?! — кричал Кухня. — Мы тебя выручили?!

Хотелось узнать у него, какую могилу копали той жуткой ночью, когда кто-то кричал, Гриша бился в припадке, а милиционеры стреляли, чтоб остановить несчастливого Сэра.

Они опоздали. Могила, где когда-то сидела старуха в черном и у нее горела свечка в земле, была уже раскопана. То есть видно было, что ее копали, земля была рыхлой, а холм над могилой был много выше, чем тогда.

— Я тебе говорил, Винт! — расстроился Кухня, взял горсть не успевшей засохнуть земли. — Кто-то здесь уже побывал.

— Ну и плевать, — сказал Винт.

Гришу неожиданно заколотило, да так, что боязно стало, вдруг опять у него припадок начнется.

— Ты чё? — Винт подергал его за рубашку.

Гриша замычал тоскливо, показал на фотографию жизнерадостного негра на соседней могиле.

— Пойдем, ладно, — сказал Кухня. — Гриша негров никогда не видел. Боится…

Как он радовался, несчастный глухарь, когда оказался в своей трансформаторной будке. Хватал знакомые предметы — мятый чайник, кусок толстого зеркала. Даже рукой провел по стене — то ли здоровался, то ли, наоборот, не узнавал. Потом вдруг взял и заплакал.

Ребята отвернулись. Кухня вдруг вспомнил: давным-давно его отлупила бабушка. С компанией таких же, как он, маленьких идиотов он дразнил уличного дурачка. Кухня хотел отличиться, кинул камень и пробил Грише голову. Бабушка стегала его прутом, подошел немой и удержал ее руку. У него из головы текла кровь. Бабушка бросила прут, заплакала. Тут и Кухня заревел. Он почему-то испугался, что больше с ним уже никто и никогда жить не будет.