"Воины Зоны" - читать интересную книгу автора (Бобл Алексей, Левицкий Андрей)

Глава 10

– …Вот таким образом. Теперь задавай свои вопросы, Курортник.

Я потер лицо ладонями. Хотелось спать, глаза слипались. Устал я за эти сутки, ох и устал…

– Так, – сказал я. – Еще раз. Монолит подчинен Осознанию?

Посмотрел на Доктора, на Бугрова, на Анну. Они молчали.

– Осознание – группа научников.. то есть ученых, база которых в районе ЧАЭС.

– Хозяева Зоны, – сказал Бугров.

Я поморщился: как-то это очень громко звучало – «хозяева Зоны». Прям-таки – хозяева мира, повелители вселенной.

– Ладно, хозяева так хозяева. А вы – их цепные псы.

Я вновь глянул на Бугрова, ожидая, что он вспылит. Один из двух сидящих под стеной «черных» подался вперед, второй поднял голову, но командир их никак не отреагировал, сидел по-прежнему неподвижно, только глазки бегали туда-сюда. Где ж я их уже видел, глазки эти? И почему мне хочется Бугрова вывести из себя, так же как и Доктора? Раздражают они меня оба…

Сбоку Лабус слегка изменил позу и прокашлялся негромко. И пнул меня ботинком под столом: мол, ты зачем их провоцируешь?

– Ладно, дальше, – продолжал я. – Осознание хочет взорвать бомбу… Как бы это назвать.. грязную бомбу. А на ЧАЭС хранится, как ты там говорил..

– Плутониевая пыль, – вставила Аня.

– Да, пыль. Сколько?

– Тридцать три тонны.

Бугров добавил:

– Она трансмутирует. Осознание облучает ее, для чего была смонтирована особая установка.

– Значит, заряд тротила или чего-то собираются взорвать возле тридцати трех тонн облученной плутониевой пыли. И тогда…

Заговорил Доктор:

– Пыль взлетит, разойдется облаком. Большим. Оно превратится в туман, накроет территорию вокруг. Потом в округе выпадут дожди. А плутониевая пыль облучена Осознанием, у нее аномальные свойства. Вернее, они должны у нее появится, процесс еще не закончен. Зараженной окажется площадь, ну… – Он завел глаза к потолку. – Сейчас площадь Зоны порядка трех с половиной тысяч квадратных километров. Это как полтора Люксембурга, чуть меньше. И облако накроет всю Зону.

– Что произойдет с Зоной?

– Сверхмутация, – сказал Бугров. – Зона мутирует.

Я повернулся к Доктору.

– Вся Зона? Так почему зверье в твоем болоте прячется? Им, наоборот, радоваться…

– Ведь я же говорила вам тогда, под штабом, – перебила девушка. – Тут своя система, налаженная система взаимоотношений между существами. Местные животные… – она замолчала, над чем-то задумавшись. Я обратил внимание, что Аня не употребляла слово «мутанты», будто вместе с Доктором относилась к ним не так, как обычные люди, может… более дружественно, что ли?

– Местным животным это не нравится, – продолжала девушка. – Так же, как и нам. Такое катастрофическое изменение Зоны…

– Какое? – перебил Лабус. – А то я не пойму чего-то. Что это значит – Зона мутирует? Что такое эта ваша сверхмутация?

– Это значит, что всё… то есть все начнут очень быстро менятся. Супербыстрые изменения животных, растений, насекомых…

– И людей? – спросил он.

– Скорее всего, попавшие под облако люди просто погибнут.

Костя пошевелил бровями, обдумывая это.

– Хорошо, но почему мутанты прячутся на болоте? – повторил я. – Ведь болото не спасет их от сверхмутации.

– Ну конечно, нет. Просто у них инстинкт самосохранения срабатывает, и они по привычке ищут защиту у … – она кивнула на Доктора.

– А чем они, то есть осознанцы эти, думают подорвать пыль? – спросил Лабус.

– В реакторном отделении четвертого энергоблока, то есть внутри объекта «Укрытие», – глухо заговорил Бугров, – в помещении развески свежего топлива когда-то была смонтирована система наблюдения и сигнализации. Ее ввели в эксплуатацию как часть информационно-диагностического комплекса всей станции.

Глазки его бегали из стороны в сторону – да где же я такую манеру видел? Что-то с головой в последнее время, в который раз за эти сутки провалы в памяти. А Бугров между тем вещал, и голос его звучал будто записанный на пленку, причем запись пущена в замедлении:

– Значительная часть оборудования системы наблюдения размещена в непосредственной близости от объекта «Укрытие», но вспомогательный дублирующий сервер контроля был обнаружен мной и моими людьми случайно в подвалах Радара. Моя группа контролировала его до того, как произошел раскол…

Двое бойцов застыли на лавке – зомбированы они, что ли? Я общался с членами Монолита впервые, может, у них есть дисциплина, как в штрафном батальоне, а может, они такие же лишенные эмоций люди-роботы, как их командир. Бугров продолжал бубнить:

– Находясь на Радаре, мы осуществляли обычное наблюдение за попытками проникновения к Припяти…

– Включали выжигатель мозгов, когда надо? – уточнил я.

– Он включается автоматически, мы следили за оборудованием и контролировали подступы. Через район, накрытый излучением выжигателя, могут пройти мутанты. Вдруг на дублирующий сервер пришел сигнал со станции. Расшифровав поступившие данные, мы поняли: сработала та самая система наблюдения, кто-то проник в объект «Укрытие». Проникновение было массовым. Я связался с Осознанием, с куратором моей группы, сообщил о происходящем. Проникновение в объект «Укрытие» – серьезный прецедент, он грозит опасностью всему Осознанию. Выяснилось: проникновение в Саркофаг произошло по приказу Осознания. Кто именно проник туда – мутанты, зомби, – мой куратор не знал. Он сообщил, что произошел раскол, и теперь главный наш враг – доктор Кречет, один из старейших членов Осознания.

– Ладно, вы не занете, кто залез в Саркофаг, – но для чего туда полезли? – спросил я.

– По нашим данным, из помещения развески свежего топлива были изъяты ТВЕЭЛы, в каком количестве сказать затрудняюсь…

– ТВЭЛы – это еще что? – вклинился Лабус. – С их помощью осознанцы и хотят взрыв устроить?

Большая голова как на шарнире повернулась к нему.

– Тепловыделяющий элемент. В ТВЕЭЛах происходит деление тяжелых ядер, оно сопровождается выделением энергии, происходит передача тепловой энергии теплоносителю. ТВЭЛы состоят из топливного сердечника, оболочки и концевых деталей, оно должны обеспечить надежный отвод тепла от топлива к теплоносителю.

Голова повернулась ко мне. Глазки бегали, серые губы монотонно двигались, глухой голос лился как из подземелья:

– Затем поступили данные о повторном нарушении периметра объекта «Укрытие», теперь множество объектов двигалось в обратную сторону…

– Они выносли ТВЭЛы наружу? Но кто это мог быть? Ведь не сами же члены Осознания.

– Информации нет. Мы не знаем, чьей помощью воспользовался доктор Кречет, чтобы выгрузить ТВЭЛы. Это непринципиально. На данный момент мы считаем, что Осознание обладает достаточным количеством материала для создания бомбы.

Взгляд бегающих глазов остановился на мне.

Странный контраст составляли они с неподвижным, будто из камня высеченным лицом и мертвенным голосом сектанта. Глаза казались слишком живыми для лица, будто принадлежали другому человеку. И эти уроды сидели на Радаре, наблюдая, как тот сжигает мозги людям, попавшим в зону излучения! Ведь не только обычные сталкеры, мародеры и бандиты – сколько военсталов погибло из-за них?

– Монолитовцы – псы Осознания, – повторил я, глядя в лицо сектантского офицера. – А ты сейчас мне что рассказываешь? Получается, вы против остальной секты?

Он молчал.

– Давай, говори, обезьяна! – разозлился я. – Фанатики! А может, все это ловушка какая-то? Ты нам врешь, «черный», а мы слушаем…

Бугров и оба монолитовца на лавке быстро поднялись – оставалось только позавидовать их реакции. В броне, крупные, тяжелые – но движения четкие и выверенные. Я и Лабус были уже на ногах и одновременно достали пистолеты. Разделенные широким деревянным столом, мы с сектантами застыли, подняв оружие.

Доктор одним глотком допил чай и произнес:

– А ну-ка сядьте все.

Желваки на лице Бугрова играли так, что казалось – еще немного, и я услышу, как хрустят его зубы. Но оружие он все-таки опустил, за ним то же сделали остальные двое. Доктор негромко, но очень основательно хлопнул ладонью по столу. В комнате повисла тишина, стало слышно, как снаружи повизгивают, фыркают и скулят мутанты, и я вдруг представил себе, как по сигналу Доктора они врываются в дом, набрасываются на нас…

– Военсталы, опустить оружие, – приказал хозяин генеральским голосом.

Мы с Лабусом неохотно подчинились.

– Аня, согрей нам еще чайку. А вы, суровые русские парни, идите покурить на крыльце. Мозги свои дегенеративные проветрите. И запомните! – повысил он голос, когда трое монолитовцев как по команде повернулись к дверям. – Если снаружи кто-то вздумает кулаками махать, а тем более за оружие схватится – станет завтраком для кое-кого из тех, кто там пасется. Бугров, ты меня понял? Курортник, понял? Слово даю. Мое слово железное, вы знаете.

Может, Бугров это и знал, а я – нет, не было у меня до сих пор случая убедиться в твердости слова Доктора. Но я ему поверил. Отвернулся и пошел к дверям вслед за сектантами. И Лабус за мной потопал, бормоча что-то на ходу.

Угрюмые, бросая косые взгляды друг на друга, мы выбрались на свежий воздух. Шел грибной дождик, ветра не было, капли шелестели по козырьку крыльца. Сквозь легкую пелену проглядывало солнце, на поляне посреди болота было светло, ясно и тихо. Я уселся на нижней ступеньке, вытянул ноги, достал сигареты.

– Пройдусь за уголок, – сказал Лабус. – А то после чая хочется…

– Смотри, там тебе за уколком какой-нибудь мутант тебе это дело и откусит.

Он ухнул пару раз, хотя шутка, мягко говоря, не очень смешная была, сказал: «Ничего, подавятся», – и отошел. Я закурил, обернулся. Двое бойцов сели на давке, а Бугров спустился по ступеням. Оглядел меня сверху и вдруг протянул шлем-маску.

– На..

Повернув голову, я выпустил в его сторону струю дыма. Сектант и не поморщился. Тогда я взял шлем, повертел в руках.

– Тебе этот предмет должно быть знаком,, – пробубнил он глухо.

Я заглянул внутрь, и в затылочной части подшлемника из мягкой синтетики увидел гнездо разъема. Оно напоминало антенный вход в телевизоре, рядом тускло поблескивала маленькая клавиша, расположенная так, чтобы ее легко было вдавить большим пальцем даже при надетом на голову шлеме. Нажал – из гнезда выскочила иголка, тонкая, как волосок.

– Вспомнил, курсант?

Когда я вновь надавил на клавишу, игра спряталась в гнездо.

– Вспомнил, эксперт.

Мы поглядели друг на друга. Бугров взял шлем. Глазки его бегали – теперь-то я сообразил, где их раньше видел. Привычно кольнуло в затылке, я потрогал его, провел пальцами по коже, нащупывая бугорок.

Я учился на четвертом курсе воздушно-десантного училища, когда один из закрытых НИИ обратился к командованию с просьбой подыскать добровольцев. Этот институт провел ряд опытов по имплантации в мозг человека микрочипов – после того как эксперименты на животных дали положительный результат. Под дальнейшие исследования министерство обороны получило серьезные деньги, и программа уже давно работала по бюрократической инерции, невзирая на распад Союза. Основной задачей чипов был вывод показателей о здоровье бойца на компьютер командира подразделения. Сама операция оказалась не такой уж и сложной, в конце концов, врачи давно умеют вставлять микродатчики, а то и биобатарейки в сердце, имплантировать искусственные фильтры в почки, скреплять кости после переломов металлическими штифами… чем прошивка чипа с микросхемой в нервную ткань головного мозга отличается от установки железного стержня в кость? Принципиально – ничем, повышается лишь тонкость операции, так, во всяком случае, мне объяснял врач. Сращивать искусственные и естественные нервные волокна – очень сложная работа, обычному хирургу такое не под силу, ну так для того и разработаны лазерные скальпели с компьютерным управлением, микрокамеры для передачи картинки на врачебные мониторы, крошечные суперточные манипуляторы и прочее в том же духе.

Завершив первый этап испытаний, наши Кулибины выявили один любопытный момент – возможность обратной связи, то есть не только вывода информации, но и ввода ее в сознание. Как это все взаимодействует с отдельными центрами мозга, нейронами и нервной системой, я не знал, меня это не очень интересовало. А вот последствия эксперимента поразили всех. Шестеро его участников, среди которых был я, оказались способны видеть картинку планируемых боевых действий, транслируемую со спутника, атмосферного беспилотника или какого-либо другого носителя. Вся аппаратура ввода информации помещалась в нем.

В течение года на полигоне «Герань» провели несколько учений с элементами десантирования, боевой стрельбой, со всем набором средств РЭР и РЭБ. Маневры проводились в разное время года, в жестких полевых условиях. Наше подразделение курсантов за все время не понесло ни одной условной потери, и самое главное – мы смогли доказать, что возможности малого подразделения «чипированных» сравнимы с возможностями парашутно-десантного батальона. Конечно, при поддержке соответствующих сил и средств. Ученые, находившиеся с нами на полигоне, восторженно комментировали свои наблюдения. Стали уже поговаривать о сознательной регенерации поврежденных тканей, например при пулевом или осколочном ранении, хотя пока не знали, каковы будут последствия для организма в целом. По окончании полевых испытаний выводы комиссий легли на стол министра обороны, а тот их подсунул верховному главнокомандующему – но тут в стране разразился очередной кризис. Их как-то очень уж много пришлось для большинства стран СНГ на тот исторический период. В общем, какие-то могучие умы, приближенные к телу верховного (очень уж подозреваю, что не без генеральских звезд на плечах), нашептали ему, что создание таких подразделений в первую очередь несет сильнейшую угрозу национальной безопасности, а уж только во вторую этой безопасности способствует. Но последнее еще точно не известно, а вот первое – как пить дать. К тому же весь комплекс оборудования, организация дополнительных служб и самих «чипированных» подразделений, строительство новых предприятий в определенных отраслях повлекут расходы, выражающиеся в цифрах со множеством нулей. Мол, стране нужны не суперсолдаты, а обычные парни с патриотическими настроениями. Ну, и проект закрыли. Нас всех уволили из армии без чинов, званий и какой-либо компенсации. В общем, дали пинка и хлопнули дверью за спиной, на прощание взяв подписку о неразглашениию

До сих пор я уверен, что тогда не обошлось без вмешательства иностранных разведок. И без некоего количества зеленых банкнот, попавших в карманы тех генералов, что советовали командующему закрыть проект (а скорее – легших на зарубежные генеральские счета).

Так вот в «Герани» я и видел пару раз Бугрова, которого нам представили как эксперта, хотя по чему он был экспертом, мы так и не поняли.

– О, а я такую же вещицу видел уже, – произнес подошедший к нам Костя и указал на шлем.

– Где? – удивился я.

Бугров повернулся к Лабусу.

– Мы с комбатом и начмедслужбы как-то ездили в лагерь к американцам, – пояснил тот в обычной своей неторопливой манере. – Надо было, понимаешь, получить партию медикаментов, а комбат согласовывал там что-то свое. Вроде как с дружеским визитом мы к ним заявились, а от них в это время двое у нас в гостили. Вот тогда американцы нам побегать и предложили в их симуляторе, полигоне искусственном то бишь. У них там за Кордоном несколько павильонов сообщающихся под это оборудовано, больших. Модель разных районов Зоны. лагерь на Янтаре, Свалка, даже отдельные участки Припяти были… – Лабус замолчал, разглаживая усы.

– Симулятор – дело не новое, ты лучше скажи, – я указал на шлем, – вот с этой штукой кто бегал?

– Ну, мы ради забавы постреляли на ихней «Свалке», а с нами двое рейнджеров, так у них похожие шлемы и были. Называется: БТС. Боевая Тактическая Система. В нем внутри есть такая крутая штука, МЭП – модуль электронного позиционирования. Лихо они так все делали. Модуль через шлем на экран выводит карту местности и проекции целей, понимаешь? Расстояния, предполагаемая карточка огня… Ну, это они так объяснили. Ну и нам шлемы дали, – Лабус пригляделся. – Очень похожие на этот, хотя отличия были. У них там окошко с экраном круглым, как шайба, он поворачивается и глаз тебе прикрывает.

Бугров качнул головой.

– У нас есть такие же. Эта модель единственная, на остальных стоит монитор.

– Мне эта штука очень понравилась, – заключил Костя. – Комбат обешал, что постарается разжаться таким снаряжением.

– Странно, что вам такие секретные вещи запросто показывали, – сказал я.

Лабус пожал плечами.

– Может и странно, хотя… Нет в этом ничего такого фантастического. Небось половина армии Евросоюза в таких шлемах уже бегает. Да, разработчик всего этого добра не то «Си-Джи-Си», не то «Джи-Си-Эс», не помню точно.

– «Джи-Эс-Си», – уточнил Бугров. – И БТС пока не распространена так, как ты говоришь.

– Да, точно, «Джи-Эс-Си», – согласился Костя.

– Приходилось общаться? – просил я у Бугрова.

– Да, я помогал им разрабатывать и внедрять оборудование, – что-то живое на короткий миг мелькнуло в глазах Бугрова. – Это было давно.

– Давно, еще до Зоны, – мысленно добавил я то, что Бугров так и не сказал. Наверное, жизнь этого человека разделилась на две половины: снаружи Зоны и внутри нее. Как он попал сюда, главное – как попал в группировку сектантов, да еще и сделался их офицером? Может, Анна знает или Доктор? Сам Бугров вряд ли расскажет…

Сзади раздался уверенный голос:

– Ну что, вы поостыли? Чай готов, Аня пирожки разогрела. Давайте в дом.

Я вот подумал: вот сейчас разговаривал с этим монолитовцем, вроде бы нормальный мужик – со странностями, конечно, но что-то ведь есть в нем живое, человеческое. И когда Косят сказал про то, что шлемы БТС уже видел, Бугров быстро к нему повернулся, будто дернуло его изнутри: секретная информация разглашается. А это чисто человеческая реакция. Интересно, что у него там в мозгах творится? Почему они так за свой Монолит держатся и воюют, словно это рейхсканцелярция в Берлине сорок пятого?

Я затушил окурок, поднялся и бросил взгляд на поляну перед домом. И понял, наконец, кого из монстров там не хватает: бюреров. Ни одного почему-то не видно.

Шагнув на крыльцо, остановился. Бугров стоял перед дверью вполоборота ко мне. Он стал другим – взгляд провалился куда-то, будто сектант в буздну смотрел, зрачки неподвижны, лицо помертвело.

– Мутанты и Осознание не могут тебя контролировать, – со мной говорил не этот человек, а кто-то – то есть кто-то иной, находящийся далеко отсюда, пользовался его телом как передатчиком. – Кодирование нейронных цепей возможно произвести лишь частично, мешает чип. Он – панцирь на твоем сознании.

Я молча таращился на него. Секунда – и глаза вновь забегали из стороны в сторону. Прежде чем я успел ответить, офицер шагнул в дом.

В столовой все расположились на прежних местах.

– Продолжим, – сказал Доктор. – И без всплесков эмоций на этот раз.

– Кто выгружал ТВЭЛы из Саркофага? – спросил я, накалывая на вилку остывшую картошку. – Кто чечез Периметр прошел, кого система наблюдения засекла? Под Саркофагом ведь, наверное, до сих пор радиация такая, что органика должна плавиться.

Бугров ответил:

– Пока мы не знаем, каким способом Осознание смогло организовать доставку ТВЭЛов из объекта «Укрытие». Единственное, что известно точно: Саркофаг четвертого энергоблока вскрыт, топливные элементы вынесены.

– А почему вас только четверо? – небрежно поинтересовался Лабус, переглянувшись со мной.

– На Радаре нас было десять. Когда стало известно, что мы докладываем нашему куратору о действиях остальных членов Осознания, подчиненные им подразделения группировки Монолит выбили нас с объекта. Радар – одна из ключевых точек, подконтрольных группировке, контроль над нею стратегически важен.

– Как же это на вас напали, если вы на Выжигателе сидели… – удивился Лабусе и тут же кивнул, сообразив. – А!

– Выжигатель только на нормальных людей действует, – пояснил ему и показал подбородком в сторону сектантского офицера. – На этих – нет.

– И не на мутантов, – добавил Бугров, вновь игнорируя мой вызывающий тон. – Во всяком случае, не на всех.

Лабус почесал лоб, подцепил вилкой сразу три кружочка колбасы и отправил в рот.

– Ладно, понял… Дальше что было?

– Радар штурмовали два взвода группировки и около полусотни бюреров. Штатное излучение установки против них практически бесполезно, пробовали менять волновые диапазоны – слегка пьянеют. Я потерял шестерых. Радар нам пришлось покинуть, Северов приказал уйти.

Я поднял брови – а это еще что за персонаж?

– Кто-кто? – переспросил Лабус. – Это куратор ваш?

Повисла тишина. Доктор глянул на Бугрова и пояснил:

– Профессор Северов… бывший профессор. Член группы Осознание, противник сверхмутации. Главный оппонент доктора Кречета, желающего провести эксперимент.

– А почему у них мнения разделились? – спросил я.

Анна хотела что-то сказать, но доктор остановил ее:

– По мнению Северова… и моего, к слову, последствия сверхмутации непредсказуемы. Никто не знает точно, как изменится Зона, что получится в итоге. Наверняка вся экосистема полетит к черту. Одно известно наверняка: Зона взорвется.

– Зверье полезет во все стороны? – уточнил Лабус и кивнул сам себе. – Ну да, ясное дело. Сметут блокпосты и базы… Хотя от баз ведь ничего не останется, если люди из-за пыли погибнут, как вы говорите. Выходит, мутанты захлестнул окрестности?

– Они не разбегутся на многие километры, – произнес Бугров ровным голосом. – На десяти, сотни.

Теперь все было более-менее ясно. Раньше меня смущал этот факт – как, почему Бугров со своими людьми откололся от секты? Они – фанатики, слуги Осознания, наверняка «черные» находятся под ментальным контролем. Может, и не под постоянным телепатическим колпаком, но хозяева Зоны точно как-то контролируют их, корректируют действия – и вдруг бунт? Бугров со своей группой не просто откололся от остальных, они пытались удержать Радар. Значит, что получается? Большинство монолитовцев остались под контролем других «осознанцев» – или, по крайней мере, доктора Кречета, – а эти перешли на сторону ренегата Северова. Хотя перешли – неверное слово. Скорее он забрал их с собой. Теперь четверка «черных» служит ему – значит, доверять им нельзя. Что угодно можно ожидать от них, сектанты-отщепенцы – не союзники нам с Лабусом, лишь временные партнеры, которые возможно, держат нож за пазухой. Большой армейский нож с острой как бритва заточкой.

Я глянул на Костю и увидел по выражению его вроде бы простецкого, а на самом деле – хитрого лица, что он тоже все понял. Он на мгновение прикрыл глаза, едва заметно кивнув. Я опять посмотрел на Бугрова, потом на Доктора.

У каждого из вас есть свои слабые места. Один – не самостоятельная личность, вернее, самостоятелен лишь в тех пределах, которые ему оставил незримый кукловод. Второй – хозяин болота, но слишком встроен в систему, которая существует сейчас, в эту безумную, кажущуюся со стороны беспорядочной, но все же четко отлаженную систему взаимоотношений между мутантами, сталкерами, военными, хозяевами Зоны и ее призраками вроде Доктора, Картографа, Черного Копателя. Власть Доктора велика, но в этой пирамиде он не на самом верху – группа Осознание выше. И если после взрыва «грязной бомбы» все изменится, если Зона мутирует – сохранит ли он свое положение, сумеет ли выжить?

Вы хотите отвести меня к ЧАЭС. Очень хотите, чтобы я пошел, а иначе не звали бы сюда.

Уже с минуту в столовой висела тишина. Лабус уставился в свою кружку, я изучал щербатую стену напротив. Иногда посматривал на Анну – взгляд будто магнитом притягивало к ней. А она исподлобья поглядывала в мою сторону. И что-то было в ее глазах…

Наконец я сказал:

– Хорошо, так что конкретно вы хотите сделать?

– Ты еще не понял, военстал? – спросил Доктор. – Уничтожить заряд, который они смастерили из ТВЭЛов, до того, как закончится трансмутация плутониевой пыли.

Так что ж ты сам не уничтожишь? – захотелось спросить мне, но я сдержался. Доктор – не воин, ему болото нужно да твари, и всё – он здесь царь.

Я повернулся к Бугрова.

– Как проникнуть на станцию?

Монолитовец включил голос, словно записывающая аппаратура:

– К объекту ведет разветвленная сеть ходов-сообщений. Часть их никогда не использовалась. Есть подробная карта на электронном носителе.

– Где точно находится заряд?

– Возможность собрать заряд есть всего в четырех помещениях. Сам зал расчетного центра, реакторный зал, административное здание станции и пускорезервная котельная. Через котельную можно проникнуть в систему подземных коммуникаций, затем осуществить проверку помещений на наличие собранного боеприпаса. По предварительным данным, сборкабомбы ведется в зале расчетного центра – удобно, сразу производится диагностика узлов, расчеты, нет необходимости монтировать дополнительное оборудование. Но, возможно, предварительные данные ошибочны. Северов уточняет, все это, он даст дополнительную информацию позже. Есть еще кое-что: по данным Северова, некоторое время назад в Зону через подкупленных военных были завезены части «Ф-111», старого бомбардировщика с изменяемой геометрией крыла.

– Это еще что за новости? – удивился Лабус. – Бомбер ему зачем?

– Для чего Кречету понадобились детали самолета, мы не знаем.

– Ладно, а где ваш Северов теперь? – спросил Костя. – Если он против остальных пошел, значит, свалил со станции?

– Главным оппонентом профессора Северова является доктор Кречет, во что бы то ни стало желающий инициировать сверхмутации. Остальные члены Осознания заняли выжидательную позицию.

– Так где он сейчас? – повторил я.

– Это секретная информация.

Я кивнул сам себе – ну да, конечно. Профессор этот с ЧАЭС наверняка ушел, чтобы его там по приказу Кречета не убили, и спрятался где-то – но, скорее всего, недалеко. И место, где он засел, знает только Бугров, возможно, даже бойцы его не в курсе.

Лабус задал еще один вопрос, который напрашивался сам собой:

– А через сколько эта трансмутация закончится? Когда они бомбу рвануть смогут, короче завтра?

– По данным профессора Северова, на процесс выделения аномальных элементов из отработанного плутони уйдет не больше двух суток. Точное время до окончания процесса вскоре сможет назвать сам Северов.

«Вы на него молитесь, на своего Северова?» – захотелось спросить мне, и опять я промолчал. Желание доставать монолитовцев и дальше пропало, навалилась усталость. За окнами стало темнее, очень хотелось спать. Судя по слегка осоловелому виду Лабуса, он себя не лучше чувствовал. Решив, что пора заканчивать разговоры, я поднялся и сказал:

– Ладно, я все равно уже плохо понимаю, что к чему.

– Башка распухла, – согласился Костя. – Долгий день был, поспать надо.

Анна сразу после разговора в столовой куда-то исчезла. Доктор показал нам комнату, где можно было расположиться, сказал, как пройти в умывальник, выдал пару армейских спальников и ушел. Монолитовцы остались в столовой, а мы сели друг напротив друга, и я спросил:

– Что думаешь?

Напарник потер шею, покрутил головой и сказал важно:

– Как мы во все это влезли – до сих пор не понять. Как получилось, что спецназ за нами охотится стал – тоже. Почему девчонку на вертолете везли – неясно. Одно ясно: через два дня в Зоне настанет полный… – и Лабус произнес слово, которое, по его мнению, лучше всего характеризовало, что именно ожидает земли отчуждения вокруг Чернобыльской станции. – Нам пока что назад нельзя: что, если любой военстал ОКа сходу по нам стрелять будет? Но если эти сверхмутации начнутся и твари во все стороны за Периметр попрут – тоже плохо. Допустить такого мы не можем, правильно?

– Не можем, – согласился я, вспоминая мать с сестрой.

А вправду ли не могу? Ведь эта операция – задача для смертников. Я готов погибнуть ради других? Отдать свою жизнь… ведь она одна, меня убьют – и все для меня закончится, никакой жизни после смерти нет, рая и прочей лабуды, это все люди выдумали, чтоб успокоить самих себя, справиться со страхом смерти. Так ты согласен пожертвовать своей единственной короткой жизнью ради других, Леха Захаров?

– У тебя ведь родственники в Киеве? – спросил Лабус.

– Да.

Он разгладил усы и честно сказал:

– А то бы я смылся отсюда. Только эти… каблуки бы сверкали.

– А как через наши посты пройдешь? Прям так и расскажешь им: такое дело, почему-то вы убить нас решили, но ошибочка. Особисты будут год проверять информацию, что там к чему и как так получилось, что мы две группы грушников завалили, а ты в это время под арестом будешь сидеть. Так ведь надо еще живым до особистов добраться…

– Да хрен там, я бы между постами проскользнул. Через Периметр, потом попутку поймать, автобус, еще что-то… И в Россию на всех парах.

– Если на всех – тебя стошнит, – вставил я.

Он поухал.

– Ничего, переживу. До Урала только доехать, там у меня родичи.

– Так давай, чего медлить, – сказал я. – Сейчас все легли. Хотя «черный» на входе, наверно, торчит, но я его вырублю. А ты почисть ствол – и ходу. Не тем путем, конечно, каким мы сюда попали, не через Пустошь, а по дуге… Что?

Лабус улыбался – своей хитрой улыбкой, от которой глаза его становились совсем узкими, и под ними возникали мешочки набухшей кожи. Только сейчас улыбка была еще и грустная. Он разгладил усы, провел ладонью по темным, с ранней сединой, волосам.

– Эх, Леха, в баньку бы сейчас… У меня дядька знаешь как умеет топить?

– Не пойдешь никуда, – понял я.

Помолчав, он сказал:

– Да я бы и пошел. Но как мне потом жить? Вспоминать все это и думать, как я тебя тут оставил с этими… – Напарник повел рукой, имея в виду Доктора, Бугрова с остальными монолитовцами и тварей вокруг дома. – Думать про это все время? Не, я эгоист, не хочу себе такого. Ты ж никуда не пойдешь, да?

Я потер лоб, морщась. Он внимательно смотрел на меня, и я сказал:

– Костя, у меня мать с сестрой в Киеве. Хотя мне не хочется с этими сектантами к ЧАЭС соваться. И умирать я не хочу. Но я – как ты. Тоже эгоист. Не представляю, как буду жить дальше, зная, что… – Я замолчал, пытаясь разобраться в своих чувствах. Сложные они были, непривычно сложные.

– Ага. А ведь если, к примеру, погибнешь в этой операции, на которую мы с тобой подписаться собираемся, то так и не узнаешь, выжили те люди, ради которых погиб, или нет, – произнес он раздумчиво, будто сам с собой разговаривал. – Понимаешь? Вот убили тебя – хлоп! – и все для тебя закончилось. Темнота и тишина навечно. Но вдруг после того и те, ради кого ты жизнь положил, тоже вскоре умерли, вдруг твоя смерть – зря? Ты вель не будешь этого знать, умирая. Мда. Это есть сложный философский вопрос, а, Леха?

Я глядел в стену над его головой, размышляя. Может, он прав – какой смысл собой жертвовать, если не знаешь точно, что жертвуешь не напрасно? А ведь знать этого наверняка просто невозможно, для умершего человека все заканчивается. Так что, выходит, нет в этом смысла?

– Лучше б ты молчал, – в сердцах сказал я.

Костя вдруг предложил:

– А забрать их оттуда?

– Что? – удивился я. – Кого?

– Да родных же твоих из Киева. Может вдвоем к ним… Если Зона мутирует, твари полезут во все стороны – какие стороны? Никаких. Значит, угоним машину, посадим твоих, документы-деньги только возьмем, самое ценное в багажник. Еды. И ходу отсюда – на Урал. Через границу я знаю как перебраться, не проблема это. Что скажешь?

Я молчал. Меня разрывало на две части – желание уйти с болот побыстрее, убраться из Зоны, и ясное, четкое понимание: надо попытаться сделать то, ради чего Аня привела нас с напарником сюда.

– Ночью от дома все равно отойти не сможем. Это я так, навоображал: «черного» вырубить да и чесануть отсюда, а на самом деле там зверье и аномалии. Мы ж не сталкеры-бродяги какие-нибудь, чтоб в темноте между аномалиями пробиваться. И ты один не сможешь пройти. И вдвоем не сможем. Поэтому… – я посмотрел ему в глаза. – давай завтра решим, а? На рассвете.

– Ладно, – сказал он, раскатал на полу спальник и завалился спать, не раздеваясь.

Я постоял над Лабусом, дивясь крепости его нервов и уравновешенности нрава. В голове будто шторм стоял – мысли метались, то лицо матери выплывало из тумана, а то полигон возникал, где мы тренировались, после того как нам чипы поставили. Потом вдруг вспомнился Бугров, каким он был много лет назад. Вот почему я, кроме глаз его бегающих, больше ничего вспомнить не мог: лицо изменилось сильно. Черты тогда вроде и те же были, но не такие застывшие, вполне живые, хотя и в те времена, если припомнить хорошенько, присутствовало в них что-то необычное. Такая рожа может быть у главы какой-нибудь религиозной секты, крупного мафиози или серийного маньяка, как их обычно в фильмах показывают. Значит, было что-то в Бугрове, в мозгах его уже тогда – нечто такое, что направило этого человека в монолитовскую группировку, нормальный ведь не пойдет туда.

Утром, сказал я себе. Все решу утром. И не надо монолитовца на крыльце вырубать, бежать, прятаться – если не захотим мы с этой компашкой никуда идти, то они нас и не заставят. А сейчас надо все же умыться, привычка еще со срочной службы. Лучше пожертвовать парой минут отдыха, но ощущать себя помытым, побритым, вообще – приведенным в порядок. Мысли в голове встают на свои места, да и засыпаешь с другими ощущениями.

Скинув куртку, я остался в тельняшке и брюках. Кобуру с «файв-севен» на ремне передвинул за спину. Порылся в рюкзаке, достал бритву, мыльницу, щетку с зубной пастой. На стуле возле двери висело полотенце, я понюхал его – свежее, недавно стиранное. Хорошо.

Пройдя по короткому коридору, заглянул в столовую. Бугров лежал на скамейке возле стола, свесив ногу на пол. Остальные двое по прежнему сидели у стены. Один сектант вдруг поднялся, скользнув по мне взглядом, надел шлем и вышел из столовой. Хлопнула входная дверь. Тут же опять раздался стук, потом приблежающиеся шаги. Понятно – смена караула. Я не стал дожидаться, когда четвертый боец войдет в комнату, отправился умываться. В коридоре было полутемно, но из-под двери пробивался свет. Я толкнул ее и застыл в проеме.

Она стояла перед запотевшим зеркалом, поправляя волосы. На бедрах – белое полотенце. Ванная комната оказалось совсем узкой, нас с девушкой разделяло не больше метра. На табуретке сбоку горела лампа.

– Пардон… – выдавил я и попятился, чтобы захлопнуть дверь.

Анна увидела в зеркале мое отражение и быстро повернулась. Рука скользнула мне на шею – она втянула меня внутрь, мгновение мы глядели друг на друга, потом я подался вперед, она подняла голова – и мы коснулись друг друга губами. Носком ботинка я зацепил край открытой двери, потянул, осознавая, как по-дурацки, должно быть, выгляжу: в одной руке полотенце, в другой мыльница с бритвой. Тоже мне, мужественный герой-любовник… Я побросал все это в раковину, не попал, что-то упало на пол, судя по мягкому стуку – мыльница. Обнял девушку за плечи, прижал к себе.

Но она отстранилась, упершись мне в грудь узкими сильными ладонями, отступила и посмотрела мне в глаза.

– Что? – спросил я.

Аня положила палец мне на губы, показывая, чтобы молчал, потом сделал короткий жест. Я подался в сторону, она приоткрыла дверь, прислушалась и вышла, поманив меня.

Я потушил лампу и вслед за девушкой шагнул наружу. Закрыл дверь – стало совсем темно. Мы прошли мимо столовой и комнаты, где похрапывал Лабус.

Тихо скрипело половицы. В темноте я видел светло пятно полотенца на бедрах девушки и шел за ним. Слабо стукнула дверь, она что-то пробормотала, и наконец мы оказались в комнате. Щелкнул выключатель – на приватном столике зажглась лампу.

Уютно было здесь. Заправленная кровать с теплым пледом, напротив комод и стул, посередине расстелен мягкий коврик. В углу платяной шкаф. На маленьком окне – светлые занавески.

Аня открыла шкаф, не стесняясь меня, стащила полотенце, бросила на кровать. Я молча смотрел на нее. Она достала длинный обвисший свитер до колен, надела. Я понял, что продолжения сцены в ванной не будет… и решил, что так даже лучше. Почему-то не хотелось мне, чтобы с ней, именно с ней, это произошло вот так – случайно, быстро. Да к тому же, если уж совсем честным быть, ведь не мылся двое суток, и в ванной так и не успел…

– Хочу с тобой поговорить, – сказала она. – Отец злится на тебя. Не знаю почему, но ты его раздражаешь.

– Он меня тоже.

Она присела на кровать. Я придвинул стул, уселся верхом. Аня погладила себя по колену, глядя в пол. Подняла голову и сказала:

– Все последние события были спланированы и…

– Это понятно, – перебил я.

– Ты знаешь? – удивилась она.

Я пожал плечами, потрогал затылок.

– Догадался. Бугрову нежен был я, да? С этим своим чипом в голове?

– Да.

Я подался вперед, скрипнув стулом.

– Да! Я понимаю, что «да»! И ты в этом участвовала! А ты понимаешь, что из-за этой вашей «операции» мои товарищи погибли? Хорошие товарищи! Из-за вашего плана идиотского?!

– Тише, – попросила она. – Не надо, не кричи. Мы не с самого начала хотели заполучить тебя. Ты мне можешь верить, можешь не верить, но это так. И все равно мне плохо из-за того, что почти весь ваш отряд погиб. Потому я и решила с тобой поговорить.

– Что, и Бугрову плохо, и Доктору тоже?

Она мотнула головой.

– Нет, ему нет. Он… Доктору наплевать на людей. Не совсем наплевать, он может помочь, даже безвозмездно, но… У него нет таких чувств, как у нас. Почти нет. Про Бугрова не знаю, но он вообще вряд ли способен сейчас что-то человеческое ощущать. Ты же сам видел, какой он.

– Иногда как автомат. А иногда что-то в нем просыпается. Ладно, рассказывай.

– Когда Бугрова выбили с Радара, он пришел к нам. Северов уже связался с отцом. Северову нужен был союзник, понимаешь? А болотный Доктор – сильный союзник. Они решили: нельзя позволить Кречету взорвать бомбу и распылить облако трансмутировавшего плутония. Но как? Четверо монолитовцев – слишком мало. И тогда отцу пришло в голову использовать военсталов. Они связались с вашим штабом и сообщили: на ЧАЭС готовится диверсия, будет катастрофа, военсталы должны ее предотвратить.

– Ясное дело, А вы что на что рассчитывали? Приходило радио сообщение, что кто-то собирается устроить мутацию всей Зоны. И вы думали…

– Сообщение пришло от Доктора. Это совсем другое дело, а? Но все равно – они не совсем поверили. Или вообще не поверили. И тогда мы договорились, что меня доставят в штаб ОКа… ну, как посланника. Который должен убедить их, что все это правда. Я… – она коснулась плечами виска. – Я умею убеждать.

– Телепатически, что ли?

– Не знаю, как. Просто могу… ну, как бы немного подталкивать волю людей, то есть их желания, в какую-нибудь сторону. Ну и…

– Постой! – вдруг сообразил я. – Так это значит..Тогда, под штабом, ты и нас подтолкнула?

Она призналась:

– Совсем немного. Не обижайся, Алексей, пожалуйста! Вы бы иначе назад пошли – и вас бы застрелили свои.

– Но мы из-за тебя даже не похоронили товарищей утром. А я потом удивился: что же нас заставило за тобой идти?

– Не обижайся, – повторила Анна. – Обещаю: больше никогда такого не будет.

– Ладно, так что дальше?

– За мной из ОКа прислали вертолет, мы полетели… вертолет упал.

– Его сбило Озознание?

– Наверняка. Как-то они узнали обо всем этом. Они многое не знают о том, что происходит в Зоне. Понятия не имею, как они сбили вертолет. Вдруг вышла из строя электроника… Я попыталась посадить его мягко, используя свои способности, но не вышло.

Замолчав, она несколько секунд прислушивалась. Снаружи стояла тишина.

– ОКа забеспокоились и послало вас.

– Три группы, – добавил я. – Они там забеспокоились. Мы нашли вертолет первыми, подобрали тебя.. что дальше?

– Дальше ты знаешь то же, что и я. А вернее – больше меня. Я то теряла сознание, то приходила в себя. Почти не видела, что происходит вокруг. Больше, – девушка провела пальцами по чистому светлому лбу, – больше чувствовала, то есть видела в своей голове. Ощущала ауры животных, людей, аномалий. Ваши эмоции… И посылала вам сообщения, когда понимала, что опасность близко. Это требует больших усилий, я опять теряла сознание, опять приходила в себя…

– Так, – сказал я и принялся загибать пальцы. – Во-первых: Осознание узнало, что ты выжила в аварии вертолета и наша группа подобрала тебя. Во-вторых: узнав это, Осознание прислало два «одеяла»…

– Что? – удивилась она.

– Какой-то мутант, очень странный. Или это было подвижная аномалия? Одна из этих штук напала на нас после вертолета и сожгла Карла, вторая преследовала, но отстала.

– Глюконный субстрат, – сказала она. – Два локальных сгустка. Я ощущала их как что-то очень необычное…

– Что это значит?

– Субстрат нарушает связь между протонами и нейтронами в атомных ядрах.

– Так почему сгустки не преследовали нас дальше, если Осознание их на нас не натравливало?

– Не знаю. Субстатом невозможно нормально управлять. Они атаковали с ходу, а потом… не знаю.

– Ладно, – сказал я. – А потом, после штаба, когда ты залезла в бронетраспортер, – связалась с Доктором?

– Да. Я узнала тебя. У тебя очень хорошие показатели по восприятию волновых контуров. Случайно услышала разговор отца с Бугровым. К Бугрову раньше стекались все данные с полигона, где на вас испытывали чипы, у тебя показатели были одними из личших. Адаптация, скорость реакции сигналов, обработка полученной информации, управление данными. Может, не самыми лучшими, но в первой пятерке. Других людей с чипами в Зоне нет, во всяком случае мы про них не знаем..а если тебя случайно опознали во время стычки с монолитовцами, когда вы пытались к Радару.

Я кивнул – было дело. Та операция для ОКа, можно сказать, получилась провальной. Лишь минимальные разведданные собрали..

Она продолжала:

– С тех пор Бугров пытался следить за тобой, наблюдал, что с тобой происходит, – вдруг пригодишься. Хотя то, что именно твою группу послали спасать меня, случайность.

– Не такая уж и случайность, – возразил я. – Десантных групп в распоряжении ОКа не очень много, а на поиск упавшего борта отправили сразу три. Случайность скорее то, что именно мы первыми его нашли. Но один из трех – это большие шансы.

– Одного я не понимаю – ведь он наверняка очень дорогой, – сказала Аня, коснувшись пальцами моего лба. – Почему его не вытащили, когда проект закрылся?

– Потому что он срастается с нейронными цепями. Встраивается в мозговое вещество, вытащить его – все равно что почку отрезать или желудочек из сердца выковырять. Хорошо, значит, из машины ты связалась с Доктором и Бугровым, рассказала обо мне…

– И они приказали: привести тебя на болото, немедленно. Ведь Осознание сорвало их план, заручится помощью ОКа не удалось, времени возобновлять переговоры с вашим командованием уже не было.

– Военная бюрократия так быстро вопросы не решает, – согласился я.

– А ты – десантник с чипом БТС, четверо монолитовцев, ты, твой товарищ… Хоть какой-то шанс дойти до ЧАЭС и уничтожить заряд прежде, чем тот взорвется. Они послали запрос Северову, он подтвердил, что это последняя возможность…

– Что ты знаешь про этого Северова?

– Почти ничего. Он был как-то задействован в проэкте по созданию БТС. Наверное, они с Бугровым знают друг друга еще с тех пор. Больше ничего не слышала о нем. Доктор с ним лично тоже никогда не общался, только Бугров. А если…

Я перебил ее, задав самый главный вопрос:

– Почему спецы напали на нас?

– Спецы? – повторила она.

– Две группы спецназа, люди Давыдова и Николаева.

– Осознание давно вскрыло ваши сети и коды сообщений.

Я замер, обдумывая ее слова.

– Осознание нерехватывает все переговоры ОКа?

– Наверное.

Щелкнув пальцами, я кивнул.

– Ну да. Ведь мы тогда передали: « груз триста» у нас. Мы тебя подобрали, ты раненая – это и значит « груз триста». И они поняли, что наша группа успела раньше других. Эти их глюонные сгустки не помогли. А Осознание очень не хотело, чтобы мы доставили тебя в штаб. И тогда они передали приказ на нашу ликвидацию, которую спецы приняли за приказ из центра. Нет, подожди. Командиры группы не могли без подтверждения начать действовать. Им должны были дать код из ОКа.

– В том-то и дело, что они его получили.

Я уставился на стену поверх ее головы. Ну да. Давыдов получил подтверждение на ликвидацию – как же должен был себя ломать командир спецов, чтобы выполнить приказ. Потому-то он так свирепо вел себя там, потому вызверился на нас. Его парни напитались злобой, специально, чтобы создать внутреннее психологическое объснение своим действиям. Вероятно, им передали, что мы чем-то заражены, может, что в мутантов постепенно превращаемся…

– Осознание передало грушникам код на наше уничтожение, – повторил я.

– Я слышала от Бугрова, конкретно передавал код тот человек, которого называют доктор Кречет, если всех этих личностей из Осознания еще можно назвать людьми. Именно он действует против нас. Единственный более-менее физически

активный среди них. Остальные как… как калеки.

Осознание! Эти полулюди – или недолюди или, может, уже постлюди? – с ЧАЭС, хозяева Зоны… Встав, я врезал ногой по стулу, он хрустнул и упал – подломилась ножка.

– Кречет, – повторил я. – Доктор Кречет.

Утром все это надо рассказать Лабусу. А он пусть решает, идти или не идти. Хотя и так уже ясно – что теперь решать? Понятно, как напарник решит поступить.

Аня тоже встала, положила руку мне на плечо.

– Иди спать, Курортник, – сказала она. – Иди, завтра будет трудный день.