Любовь Салимова Ничего не случилось

Эвелина могла задать несколько десятков вопросов за полчаса. Она накапливала их в течение дня, а потом вываливала все залпом тому, кто попадался под руку:

— Почему деревья сажают? Они же не сидят?

— Как хлеб в корку заворачивают?

— Почему вода мокрая?

— А можно лечь спать утром и проснуться вчера?

— Ветер дует, потому что деревья качаются?

От такой атаки терялись даже самые находчивые взрослые. А Эвелинина мама иногда шутила, что у нее не одна дочка, а три: казалось, девочка могла находиться в нескольких местах одновременно, и всюду совала свой любопытный нос. Каждый день был наполнен громким смехом, топотом, пением, вопросами, приключениями, открытиями и изобретениями. И только вечером, когда в детской тушили свет, дома наступала такая непривычная тишина, что звенело в ушах. Усталые родители шли к себе, иногда смотрели какой-нибудь фильм и ложились спать. Для них еще один день был закончен.

Но не для Эвелины. Ее дневная жизнь продолжалась и во сне. Сны были цветными, яркими, веселыми и захватывающими. Иногда в них отражались события дня, но и они приобретали какую-то особую остроту. В снах происходили разные чудеса — по комнате бегали невиданные смешные зверушки, а она сама оказывалась в каких-то незнакомых, но очень красивых местах. В этом мире девочке было не менее интересно, чем в настоящем, «дневном», а иногда она просто от души веселилась.

Особенно тогда, когда ей снились веселые и смешные песенки и стишки. Она их повторяла десятки раз, и это нисколько не надоедало. Иногда казалось, что кто-то невидимый играет с ней, разучивая эти песенки и заставляя повторять снова и снова. Эвелина просыпалась, смеясь, и долго не могла успокоиться. Она помнила все эти слова, которые произносила во сне, эти фразы, которые казались ей такими интересными и веселыми. Правда, проснувшись полностью, она сама недоумевала, что смешного в таком, например, двустишии:

Миту оши псита снуп

Осимиро шипо клуп.

И становилось ужасно досадно — ведь во сне эти строчки не были бессмысленны, она понимала их значение, и это ее так веселило. «В другой раз не забуду», — обещала себе девочка. Но все повторялось: то, что так захватывало во сне, наяву оказывалось просто набором непонятных и совершенно бесполезных звуков.

Во сне же Эвелина понимала странные фразы все лучше. Вскоре она сама уже могла составлять из отдельных слов целые предложения, и отлично понимала, о чем она говорит. Но смысл по-прежнему терялся, как только девочка просыпалась, как будто решил навсегда остаться там, во сне.

Как-то раз среди ночи Эвелину разбудило какое-то странное жужжание за окном. Испугавшись этого незнакомого звука, девочка хотела вскочить и бежать в комнату родителей, но ее остановили. Откуда, с какой стороны она услышала этот голос, она понять не могла, казалось, он звучит в ее голове. И этот голос, показавшийся ей почему-то знакомым, произнес на языке ее снов: «Не бойся, девочка, это мы пришли к тебе в гости». Страх моментально прошел, уступив место природной любознательности. И в тот же момент перед ней появились трое. Это были люди, но как будто и не совсем люди. Очень большие, больше, чем мама и папа, и какие-то широкие. Пальцы на их руках были очень длинные, и, казалось, их было больше, чем надо. Эвелина попыталась сосчитать эти пальцы, но от волнения все время сбивалась. И еще ее поразило, что на головах у них не было ни одного волоса, и не так, как будто они побрились наголо, было ясно, что волос не было вообще, никогда. Хотя все гости были очень похожи друг на друга, какое-то чутье подсказывало Эвелине, что один из них — женщина.

— Мы прилетели издалека, чтобы навестить тебя, — сказала эта женщина на том же языке из снов. — Ты понимаешь меня?

Девочка кивнула. Потом поспешно сделала какой-то знак рукой — вспомнила, что именно так надо показывать подтверждение. Ей показалось, что гости улыбнулись, хотя по их губам ничего нельзя было понять.

— Ну как, ты помнишь все песенки, которым мы тебя учили? Может, споем все вместе?

И они запели. Эвелина помнила все. Мало того, она все понимала, хотя и не спала. Это были песенки про тех смешных зверушек, что иногда появлялись в ее снах, и еще про каких-то маленьких человечков, похожих на гномиков, и песенки были действительно смешные и веселые.

— Умница, — похвалила Эвелину женщина. — Ты все отлично запомнила.

— Вы прилетите еще? — спросила девочка.

— Возможно. Но сейчас мы хотим сделать тебе один подарок. Ты хотела бы побывать у нас в гостях? Мы можем взять тебя с собой.

— Конечно! Но я должна сказать маме…

— Нет-нет, не надо никого будить. И потом, что делать, если мама не захочет тебя отпускать? Не бойся, мы слетаем очень быстро, и уже утром ты будешь в своей кроватке, никто ничего и не заметит.

—Мы можем взять тебя с собой, только ты тоже должна нам кое-что пообещать, — сказал один из гостей.

— Пообещать?

— Да, кое-что нам подарить.

Эвелина кинула взгляд на свои игрушки. Да она могла бы отдать все, что у нее есть! Даже велосипед. Ну, вот только старенький большой плюшевый пес, ее первая игрушка… Пожалуй, его жалко отдавать.

— Нет, не это. Нам нужно кое-что из того, что есть в тебе.

Девочка сжалась. Придется отдать часть себя? Ей вспомнился старик сосед, у которого не было руки. Может, он тоже отдал ее? Но ведь без руки очень неудобно. И что скажет мама? А если они захотят ногу или глаз?

— Да ты не бойся. Мы возьмем только кое-что отсюда. — Длинный палец дотронулся до головы Эвелины. — С тобой ничего страшного не произойдет, ты даже ничего не заметишь.

Теперь Эвелине вспомнились какие-то кадры из фильма, который смотрела мама: как человеку разбили голову, и после этого он ничего не помнил, даже своего имени.

— А я буду помнить свое имя?

— Конечно. Ты ничего не забудешь и ничего не потеряешь. Не заболеешь и не умрешь. То, что мы возьмем, совсем невидимое, и тебе не будет больно.

— Ну, если невидимое… И если ничего не случится… Но зачем вам это надо, раз его даже не видно?

— Чтобы помочь одному человеку. Это его… Ну, как у вас говорят?

— Вылечит. — Пришла на помощь гостья.

И Эвелина побывала в тех местах, которые видела в своих снах. И видела золотисто-зеленую листву на деревьях, похожих на обросшие мхом огромные камни. И странные города без дорог, машин, светофоров — небольшие домики с выгнутыми крышами раскиданы среди деревьев-камней. И повсюду сновали обитатели этого города — большие широкие люди с длинными пальцами, и Эвелине казалось, что все они излучают радость и приветливость. Здесь же, не боясь людей, бегали смешные зверьки. Девочка вдыхала какой-то необычайно легкий, ароматный сиреневый воздух, пробовала диковинные фрукты и ягоды, которыми ее угощали, гладила добродушных зверушек… Но больше всего ей нравилось ходить — она отталкивалась одной ногой, несколько метров пролетала над землей и плавно опускалась. Здесь так ходили все, и Эвелина удивилась, что никто не сталкивается, не наскакивает друг на друга, хотя нет ни дорог, ни, наверное, правил движения, а если посильнее оттолкнуться, можно пролететь около десяти метров на довольно большой скорости. «Интересно, а можно поворачивать, когда висишь в воздухе?» — подумала она, и хотела попробовать, но ее позвали.

— Нам пора, — сказал один из тех, с кем она прилетела.

И ее отвели в довольно большое здание. Внутри было светло, хотя не было ни окон, ни ламп. Эвелину снова охватил страх, захотелось даже убежать, но она хорошо знала, что обещания надо выполнять. Да и куда бы она побежала? Она стала думать о том, что поможет кому-то излечиться, и это ее успокоило.

— Донор спит, — сказала Муас. — Мы взяли скау. Можете сообщить Гвоу, что процедуру мы можем провести в любую минуту, как только он будет готов.

— Хорошо, — ответил Гоэ. Но почему-то не торопился уйти.

— Что-нибудь еще? — спросила Муас.

— Да нет… Но все-таки… Вас не одолевают сомнения?

— Сомнения? Нисколько. О чем вы?

— Имеем ли мы право, вот я о чем. Мне всегда неспокойно, когда мы осваиваем какую-нибудь планету и используем ее ресурсы. Ведь неизвестно, чем это обернется для планеты. А тут еще живые существа. Разумные, между прочим.

— Перестаньте, Гоэ, и успокойтесь. Мы ведь пользуемся ресурсами бесперспективных планет. И забираем совсем немного, чтобы оставить планете шанс. А уж тут… — Она посмотрела на спящую девочку. — Да, разумные. Но их разум от этого не пострадает. Поймите, мы берем у них то, о чем они пока даже не думают. То есть, у них даже нет такого понятия, как скау.

— Тем не менее, скау у них есть, и мы его забираем…

— Ни эта девочка, ни другие дети, ни их родители никогда не поймут, чего лишились. И прекрасно проживут без скау. А вот таким выдающимся ученым, как Гвоу, это жизненно необходимо, вы же понимаете. Да и не столько ему, сколько нам всем. Гвоу стар, но он может прожить ещё очень долго. И не просто прожить, он может много сделать для науки. Но он уже утратил живость ума, жизненную энергию, любознательность, задор — все те качества, которые таятся в скау. После операции он вновь обретет все это, и всем будет только лучше.

— Возможно, вы правы. Но всё же… Я чувствую себя так, как будто мы обманом завлекаем детеныша, а потом обкрадываем.

— Да, все выглядит именно так. Но что поделаешь… Скау будет эффективен только в том случае, если отдан добровольно. Вы же помните наши прошлые опыты, когда его забирали силой? Это ничего не давало. И вообще, Гоэ, этот разговор ни к чему не приведет. Сообщите Гвоу, что мы готовы, а донора пусть доставят обратно.

Когда Эвелина открыла глаза, у кровати стояли родители. Лица их были растерянными и озабоченными, и они тихонько переговаривались.

— У нее жар, — говорила мама.

— Давай вызовем врача. Сейчас эпидемия гриппа, — голос папы.

Прохладная мамина ладонь легла на лоб девочки, и она снова закрыла глаза.

Несколько дней Эвелина пролежала с высокой температурой, в полубессознательном состоянии. Время от времени она бредила — говорила какие-то непонятные слова и фразы, и мама каждый раз пугалась, когда слышала что-нибудь вроде «миту оши псита снуп». В доме побывали несколько врачей, и никто не мог точно сказать, что это — грипп, скарлатина или что-то ещё.

Через неделю пришёл очередной врач, осмотрел девочку и сказал:

— Она здорова. Опасности больше никакой нет.

— Как — здорова? — удивилась мама. — Нет, не думаю. Обычно она очень живая, подвижная, а сейчас…

— Не стоит беспокоиться. Возможно, эта вялость — временное явление, последствие болезни. — Врач повернулся к Эвелине. — Можешь смело вставать, ты выздоровела.

Эвелина послушно встала с кровати.

— Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — беспокоилась мама.

— Все нормально, — спокойно ответила девочка. — Я уже здорова.

Прошел месяц, другой, но ничего так и не изменилось. Из живой, шумной, любознательной девочки Эвелина превратилась в тихую, замкнутую, молчаливую. Она играла, рисовала, училась читать, но делала все как-то автоматически, не проявляя ни к чему особого интереса. Редко теперь звенел ее смех, и не было больше никаких вопросов. Не изъявляла она и никаких желаний. Наоборот, родители старались ее как-то растормошить, чем-то заинтересовать. «Хочешь, сходим в зоопарк?» — спрашивал папа. «Можем сходить», — отвечала девочка, и родители чувствовали себя так, будто не они хотят доставить дочке удовольствие, а она — им. В сущности, так и было — ведь девочка видела что огорчает родителей, хотя и не понимала причины: она не шалит, ведет себя хорошо, слушается…

Однажды вечером, когда Эвелина уже легла спать, родители мыли на кухне посуду. Мама сказала папе:

— Может, показать ее какому-нибудь детскому психологу? Девочке скоро в школу, вдруг начнутся какие-нибудь трудности…

— Мне кажется, все у нее будет хорошо. Она способная, умная девочка. Я думаю, она просто выросла. — Неожиданно папа засмеялся: — Знаешь, а я сегодня вспомнил, какой Эвелина была раньше. Наша бухгалтер привела на работу своего сына, трехлетнего карапуза. Этот малыш ни на минуту не замолкает, все сочиняет какие-то песенки, и еще с серьезным видом уверяет, что выучил их во сне! А песенки совершенно бессмысленные, ну, что-нибудь вроде «шито-крыто-псито-снуп»…

Мама застыла с тарелкой в руках. Где она слышала похожую песенку?..