"Свора - Зов крови" - читать интересную книгу автора (Колесникова Юлия)

Глава 15. Становление

Все наверняка бывали хоть раз в доме, в котором мертвец ожидает своих похорон — эти занавешенные зеркала, запах множества таких же мертвых цветов, мебель, которая неожиданно потускнела, как и родственники погибшего. В доме Евы, не было лишь одного — самого тела Евы, ни мертвого, ни живого.

Когда прошла неделя с начала поисков Евы, власти признали ее погибшей официально, и вот, 9 дней от того дня, как мы поехали в Серые леса, я сидела в доме Евы, возле Серафимы Бойл, ее бабушки, и пыталась (даже очень) сохранять не только вид глубоко горя, но и поддерживать саму Серафиму. Так как Бет все еще оставалась в больнице, я как лучшая подруга Евы исполняла свой долг перед ее семьей. Конечно, я и вся моя семья знали, что Ева жива (относительно!), но для всех вокруг, она была мертвой, мертвей любого кто был похоронен на местном кладбище. И потому, от сознания того что Ева не покинула этот бренный мир, я очень старалась хмурить лицо, и пускать слезы. Первое удавалось сделать, стоило глянуть на Сеттервин, которая, картинно рыдала с фотографией Евы в углу, а второе — я просто затрагивала повязки закрывающие ожоги на руках.

За них мне было ужасно стыдно, потому, что Калеб рассказал родителям Евы, что это я так спасала ее от волков, (на самом деле для того, чтобы отвести внимание от свой персоны по понятным причинам) и так я на несколько дней превратилась в новую знаменитость, а родители Евы, на ряду с Серафимой, постоянно говорили мне спасибо. А я понимала, что не заслужила этого «спасибо», даже не смотря на то, что Ева была сейчас в доме Гроверов, и ее можно было назвать существующей — я оставила ее без выбора, потому что хотела таким образом спасти ей жизнь.

Мое лицемерие продолжалось уже 4 часа. Я сидела возле Серафимы, удивляясь, как ей все еще удается сохранять такое спокойствие, я же знала, как ей было плохо на протяжении всех этих дней — она даже лежала в больнице, а сегодня ни слезинки, просто сухое равнодушие и теплое слово для каждого кто пришел выразить сочувствие.

Хуже было с Ив — мамой Евы, она просто сидела, смотря отрешенно в окно, не замечая, как требовательно ползает вокруг нее, младшая сестренка Евы. Кто бы с ней не говорил, она не реагировала, а малышка становилась все более настойчивой, и я подозревала, как она начнет сейчас действовать. Недолго думая, я подхватила малышку на руки, и забрала с собой к тому месту, где мы сидели с Серафимой. Отец Евы одарил меня таким благодарным взглядом, что даже не пришлось дотрагиваться до повязок — слезы хлынули ручьем, и я попыталась их скрыть в волосиках малютки. Только тогда она и успокоилась, подсознательно понимая, что мне грустно. Девочка, имени которой я все никак не могла вспомнить, посмотрела на меня знакомыми зелеными глазами, такими яркими, что они кажутся нереальными, и я подумала, а останется ли с Евой этот цвет глаз?

Какие глупые мысли! — одернула я себя.

В доме всем командовал папа Евы, и когда пришло время ехать на кладбище, он и занялся этим. И впервые с того момента, как началось это прощание — Серафима приняла какое-то участие, она помогла подняться Ив, и та непонимающе посмотрев на нее все же пошла с матерью на улицу. А я так и осталась стоять с малышкой в руках посреди комнаты, когда остальные ушли, забыв обо мне и ребенке. Мне даже полегчало, когда я осталась стоять в этом доме одна-одинешенька, я смогла все же за столько-то времени, дать своему лицу расслабиться, перестать корчить эту мину жалости.

Малышка некоторое время отчаянно вертела по сторонам, понимая, что все знакомые лица исчезли, и что я, лицо не из тех, кого она любит. Девочка уже почти скривилась и захныкала, но я поспешно схватила со стула шаль Ив, и укутала ребенка в нее — это было явно слишком мало, и все же малышка не стала плакать.

— И что же мне с тобой делать? Придется ждать возвращения всех твоих.

Мы уютно устроились на кухне, где я покормила девочку, это было мне не впервой, близнецов я кормила постоянно и без помощи Самюель. Потом пришлось ей включить мультики, иначе, я знала это точно, малышка начнет волноваться. Так постепенно девочка заснула, и я устроила ее в маленькую импровизированную кроватку на диване, сама же тем временем пошла наверх в комнату Евы. Вряд ли родители и Серафима знали доподлинно обо всех вещах Евы, особенно о тех, что я подарила ей в прошлом году.

Я принесла из машины приготовленную еще с утра сумку, покидав туда вещи Евы, совсем немного, чтобы их хватило на первое время, пока мы не купим еще одежды, а также те вещички, что я точно знала, Ева любила. Возможно со временем, мне удастся взять еще что-либо для нее. А также Бет, только главное чтобы и она выздоровела… Нет я не буду пока что думать еще и об этом!

Справившись с этим, я вернула сумку обратно в машину, и устроилась около сестренки Евы, чтобы дождаться возвращения ее родителей и бабушки. Время тянулось медленно в пустом, безмолвном доме, телевизор как будто сговорился со временем — транслировал еще более нудные передачи, и потому вскоре я его выключила. Чтобы занять руки и мысли, я принялась медленно собирать тарелки и бокалы, так как родители Евы решили сделать за один раз и поминки и прощание, и были, вероятно, правы — не было смысла, видеть всех этих людей еще раз, когда им стоило побыть в тесном кругу семьи.

Убираясь, я время от времени посещала сознание Калеба, чтобы увидеть, что происходит на кладбище. Он должен был приехать сразу же туда, не появляясь в доме, как и мои родители с Пратом. Грем же оставался возле Евы, тем более что его отсутствие в городе уже и не замечали, так как привыкли к его отъездам.

Глазами Калеба я смотрела на толпу людей сгрудившихся вокруг маленькой ямы, куда поместят коробку с землей из леса, где как считали все, пропала Ева. Все были грустны. Калеб нервничал, и потому связь с ним была не только прерывистой, но и болезненной. Раньше я такого аспекта не замечала.

— Ну вот, они уже почти попрощались с твоей сестрой, — негромко посочувствовала я, обращаясь к спящей девочке, думая о сером надгробии Фионы среди сорняков, старого кладбища. Там на памятнике была фотография Фионы, молодой и красивой и такой же будет фотография Евы, на глухом сером камне, что украсит могилу. Пустую могилу! Вот на этой мысли и стоит сосредоточиться, сожалея о том, что случилось с Евой.

Было уже поздно, когда приехали родители Евы и бабушка, вместе с Калебом.

Они были просто в шоке, когда вернувшись и увидев меня вместе с ребенком, вспомнили, что начисто забыли о девочке. Ив, словно очнувшись ото сна, забрала девочку и устроилась с ней наверху. Папа Евы заставил нас с Калебом еще немного посидеть с ним и Серафимой.

— Не могу поверить… — это были единственные слова, которые он сказал нам. Серафима тоже молчала, но все время прикасалась к моей руке. Мы же с Калебом, так же не были предрасположены к разговорам, а просто держались за руки, и молча, сочувствовали их горю.

Час спустя мы смогли вырваться из этого мрачного дома одиночества, и поехать ко мне домой. Я была уставшей и обессиленной, пустым днем, о котором я вообще ничего не могла вспомнить. Словно и не было этого дня, и о похоронах Евы напоминало мое черное платье и черный костюм Калеба.

— Как себя чувствуешь? Не стоило тебе сегодня быть здесь — твои руки все еще заживают, обезболивающе забирает силы. Тебе нужно больше отдыхать.

Калеб осторожно взял меня за пальцы, одной рукой держа руль, и устремил глаза в темноте салона на меня. Не знаю, что он видел, смотря на меня, мне же мое отражение в темном окне, расплывалось в одно белое пятно, без черт лица.

— Завтра. Я буду отдыхать завтра, — тихо отозвалась я, и Калеб понимающе замолчал. Все что мне хотелось от этого дня — уснуть возле Калеба, а проснувшись с утра в его руках, понять, что случившееся всего лишь кошмарный сон.

— Я не знаю, как мне теперь вечно смотреть в глаза Серафиме, и обманчиво сожалеть о смерти Евы, когда я точно буду знать, что она жива? — я посмотрела на Калеба умоляюще, словно он мог снять с меня этот груз, и сама же понимала, что так лишь причиню ему боль.

— Сейчас это не самая главная проблема, главнее только то, как после становления все объяснить Еве, а тем более, ограничить ее общение с родственниками… не думаю, что ей удастся смириться с тем, что она больше не человек.

Калебу было так же нелегко, как и мне, как и всем нам теперь. Ситуация в доме складывалась не самая лучшая. Все были взволнованы, я бы даже сказала, напуганы — и дело было не только в Еве, а в Бет с Теренсом. Оборотни! Мои друзья оборотни, именно такие, каких показывают в фильмах, с изменением настроений во время луны и тому подобным, хотя я доподлинно не знала толком ничего о волках. Они по-прежнему оставались в «больнице» Вунворта — старого друга Грема, который не был похож на вампира, и я так до сих пор не понимала, почему ему все так доверяли. Но одно было правдой — Бет и Теренс начали идти на поправку. Об этом с утра сообщил мне Грем, и я могла держаться за эту новость на протяжении всего дня, как теперь держалась за руку Калеба.

Самюель тут же забрала меня на кухню, желая узнать о родителях Евы, Калеб же повез вещи Евы к себе домой, пообещав мне, что вернется и сегодня обязательно останется на ночь со мной. Услышав это, Терцо вообще никак не отреагировал, словно это потеряло для него какую-то ценность, впрочем, ценность неожиданно потеряло все, кроме жизней моих друзей… пусть, даже если они уже не люди.

— Как Ив?

Самюель устроилась напротив меня на кухне, и как прежде, совершенно не отметила, что я ем, и ем ли я вообще. Покопавшись в тарелке с горячим супом, я просто отставила его в сторону, — есть не то чтобы не хотелось, меня скорее тошнило от самой мысли, что я могу есть, во время того что творилось вокруг. Неожиданно мой дом начал мне напоминать базу военных действий. Заняты были все, даже Прат. Калеб с Гремом пока что оставались у себя, где пребывало тело Евы, Терцо вернувшись одновременно с нами, тут же поехал к Вунворту, чтобы быть возле Бет и Теренса, Прату поручили решить кое-какие дела, о которых мне даже не намекали, а Самюель и я оставались с близнецами.

Малыши спали на верху, и я видела, как Самюель время от времени приподнимает голову, прислушиваясь к ним. Все в доме стали такими же тревожными, и именно потому, я ужасно пожалела, что рассказала им всем, о том волке, что проследил за нами до самой больницы. Впрочем, я рассказала намного меньше, чем то, что Калеб увидел в моих воспоминаниях. И тут же возле меня восстановилось негласное дежурство, от которого я предпочитала избавиться (за исключением Калеба), и конечно пока что молчала. Просто нужно было время, для всех и особенно для меня, чтобы успокоиться, и сделать семейный совет, который мы не могли собрать из-за стольких проблем, которые они решали и ничего не рассказывали мне.

— Ив? Как сказать точнее… — я не могла смотреть на Самюель, понимая, с каким ужасом она себе может представить, что вдруг потеряет меня или близнецов. — Ей плохо, иногда даже не замечает малышки…

Самюель понимающе покачала головой, и я просто уже не могла смотреть на это грустное лицо, которое я так сильно любила. Просто этих лиц было за сегодня слишком много. Я встала, и хотела было уйти, но Самюель не позволила сделать этого, так как раньше, быстро. Она обняла меня и так простояла минут, наверное, пять, и пусть в ее руках не было того, что я ощущала в Калебе, они были столь же нежны, и нужны мне, как и прежде. И почему я вдруг решила, что они мне уже не так близки как раньше?

— Пойду-ка я спать — на сегодня для меня слишком всего. Если вернется Калеб…

Я не знала, что сказать, или точнее говоря озвучить, то что хотела бы видеть Калеба возле себя, но Самюель так спокойно улыбнулась на мое смущение, и страхи тут же улетучились.

— Он к тебе зайдет, — отозвалась она.

Качнув головой, я все же поспешила поскорее прочь с кухни. Говоря о том, что мне хватило всего, я имела ввиду, как мне надоело целый день натыкаться на чужие сознания, и игнорировать их. Голова болела, только вот скорее из-за плохого сна, а не попыток контролировать свой талант, или использовать его.

Я всего лишь на миг заглянула в комнату, чтобы убедиться в местоположении Прата, а оттуда, зашла к близнецам. Их ни чем невозможно было разбудить, даже тем, как Прат со злостью кидает трубку, или же пинает стульчики. Взглянув на них, мне почему-то вспомнилась сестренка Евы, такая смешная и симпатичная, и с теми же странными зелеными глазами. Как хорошо, что у родителей Евы осталась еще хотя бы она. Прикрыв тихо дверь в комнату близнецов, я пошла к себе.

Как же лень было раздеваться, или умываться, но я все же стойко перенесла все это, помня о приходе Калеба. По крайней мере, я на это надеялась. И вот забравшись под одеяло, я ожидала быстрый сон, который таковым вовсе не оказался. Глупостью было перед сном вспоминать Еву или вообще думать о ней, но это я поняла, уже пребывая в ее спящем сознании, которое почему-то себя вовсе не осознавало, а прокручивало воспоминания, будто пытаясь их записать на жесткий диск памяти.

Я тут же поняла, что сплю, потому что никак не могла что-то сказать или сделать, и так же само и сознание Евы, совершенно на меня не реагировало, будто бы меня не было рядом.

Ну, вот опять! — подумала я, — Снова вляпаюсь во что-то в ее сознании, и потом от стыда не смогу поднять на Грема глаза.

Но пока что, все оставалось мирным и спокойным. Ее память выталкивала на поверхность, все новые и новые воспоминания, но я почему-то даже и не думала смотреть их, пока неожиданно один кадр из воспоминаний не заинтересовал меня. Это была последняя неделя перед поездкой в Серые леса. То время когда Прат полностью отошел, по-видимому, для Евы на задний план, а Грем стал просто таки преследовать ее. Я точно знала, что никогда не узнаю доподлинно, что между ними происходило в то время, и, не смотря на чувство вины, любопытство стало просто как зуд, заставляя меня потянуться к этим воспоминаниям.

Я и Ева так неожиданно очутились возле моего дома, что я не сразу поняла, как мы тут оказались, и вот прошел миг, и мое тело вовсе исчезло из ее воспоминания, и с ней осталось лишь мое сознание…

…я смотрела вслед Рейн спешащей к машине Калеба, и тем временем неспеша собирала с земли наши вещи и несколько толстых одеял. Без стука войдя в дом, так как в последнее время я все больше чувствовала себя членом семьи Рейн, я внесла все в гостиную.

— Неси в кладовку Ева! Наверняка после травы нужно стирать, — из кухни донесся голос Самюель, и я, как и в предыдущие разы просто покачала головой. Не только родители Рейн, но и Прат постоянно знали, что это именно я захожу в дом, и это действительно несколько пугало. Грем же вечно мог меня найти, где бы я ни пыталась укрыться от него. И если прозорливость других меня удивляла, его настойчивость начала уже злить. И не потому что мне не нравилось, как он настойчив, а потому, что я все еще не услышала долгожданных слов. Зато наслушалась много чего другого.

Я заглянула в кухню и улыбнулась Самюель, она мне приветливо качнула головой, и попыталась засунуть ложку Сони в рот, а Рики тем временем, очень методично выводил грязным пальчиком на белой блузке Самюель круги. Я с сожалением посмотрела на модную красивую блузку, которую Самюель совершенно не было жалко, и пошла далее по коридору, следом за мной неслись звуки лепета детей и смеха Самюель.

Оставив возле дверей рюкзак с вещами, я положила одеяла в корзину, добавив кофту Рейн, которую она забыла вместе со всем остальным. Сложив вещи, я повернулась к двери, чтобы уйти, но тут же отпрыгнула в сторону от неожиданности — закрывая проход двери, стоял Грем, лениво облокотившись о дверной косяк.

— Нельзя же так! — я в сердцах подняла руки к груди.

— А так как ты, можно? — поинтересовался спокойно он. Руки медленно поползли из карманов, и он так же лениво пошел в мою сторону, и я даже не стала убегать от этого, потому что уже убедилась, каким ловким и быстрым бывал подчас Грем. Он встал прямо передо мной, и в этой темной комнате стало будто бы светлей. Я проигнорировала то ощущение теплоты и спокойствия, что тотчас ощутила, когда он стал так близко. Мне нельзя было сдаваться, и поддаваться его притягательности, но Грем почему-то прекрасно знал, как на меня повлиять.

— Поговорим здесь, когда так близко Самюель, или же прогуляемся?

Серые глаза, серебристые, светлые, смотрели на меня в упор, не давая отвертеться или отвести взгляд.

— Говорить не о чем, — твердо сказала я, хотя и сама не очень хотела, чтобы родители Рейн вдруг стали очевидцами моего очередного разговора с Гремом.

— И все же…? — Грем заметил мое замешательство.

Я подавлено вздохнула, и согласно кивнула головой, но Грем не сразу подался назад, а заставил такой хитростью меня приблизиться к нему. Я несмело подняла глаза, чувствуя, как удушливой волной меня захлестывает смущение и жар.

— Ты ведь и сама все понимаешь…тебе от меня уже не избавиться…

Я открыла рот, желая что-то сказать, но тут же захлопнула его. В доме мне вообще не хотелось говорить с ним о чем-либо. Почему-то все время возникало ощущение, что Прат не только следит за мной, но еще и подслушивает. И все равно даже тогда, когда рядом не было Прата, такое ощущение не исчезало.

— На улице, — коротко бросила я, и все же смогла вывернуться от его рук, и подхватив портфель пошла к кухне, на ходу добавив, — Выходим не вместе.

Но позади меня уже никого не было. Я шокировано застыла посреди коридора и оглянулась вокруг. Как он мог так тихо подняться по лестнице или же выскользнуть в заднюю дверь? Голова шла кругом, от Грема и того с чем мне пришлось столкнуться, как только мы стали ближе. Словно я неожиданно узнала совершенно другой мир, в котором на самом деле жил Грем, а не тот, что я раньше себе представляла.

— Ну, все, спасибо, я пойду, — я перевесилась через косяк двери, и посмотрела на близнецов в компании Самюель уже играющихся в гостиной.

— Ты уже? Может, поешь что-нибудь, ты совершенно исхудала в последнее время. Серафима видимо ужасно расстраивается из-за этого.

Я слабо улыбнулась. Самюель была всегда такой хорошей, именно такой, какой должна быть мама, как раз то, чего мне всегда не хватало от моей мамы — Ив, у них с отцом постоянно не хватало времени, театр был самым важным в их жизни. Я могла лишь надеяться, что сестре они уделят больше времени, чем мне.

— Нет… спасибо, пойду домой. Нужно еще кое-что сделать завтра в колледж.

Я помахала малышам, и поспешила к двери — чтобы я там не говорила Грему, мне на самом деле ужасно хотелось побыть с ним. Просто побыть рядом, ведь я понимала, что он никогда не скажет мне что любит.

Небо вновь затянуло, и как хорошо, что мы вовремя с Рейн разошлись по своим делам. Стоило мне выйти из дома, Грем тут же подхватил меня на руки, и понес к машине. Слабая попытка отбиться тут же прекратилась, стоило почувствовать, как прожигают насквозь его прохладные руки, ткань джинсов, и я могла чувствовать его прикосновение, словно была полностью раздета.

— Я согласилась прогуляться, а не проехаться, — недоуменно взвыла я, понимая, что это была очень слабая попытка проявить характер. Почему у меня никогда не выходило быть такой же агрессивной по отношению к Грему, каковой была Рейн в прошлом году с Калебом?

— Мы проедемся до того места, где собираемся прогуляться, — лаконично отозвался Грем, и я неожиданно почувствовала, как меня свалили на мягкое сидение машины, при чем не особо со мной фамильярничая. Я лишь теперь поняла, что Грем не просто зол, он взбешен. И если виной тому была я… то я была очень удивлена. Мой характер не располагал к тому, чтобы сердить людей — всегда было проще отступить и не связываться, и потому его настроение меня немало удивило. Вот Рейн и Бет точно бы не поверили подобному.

— Вообще-то можно и повежливее, — уже поостыв, сказала я ему, только он сел за руль.

Грем несколько раз с трудом выдохнул, и лишь тогда развернулся ко мне:

— Прости… ты права… все это раздражает меня больше, чем я когда-либо мог предположить, — и вновь вернув свое внимание к рулю, буркнул себе под нос: — Старый дурак!

С последним мне было трудно согласиться, особенно в последнее время. Я поняла, как поверхностно всегда воспринимала Грема, в первую очередь все же, как отца моего друга, а значит как человека старшего, но теперь же мне иногда казалось, что его возраст далек от того, что стоит в паспорте. Он не выглядел на сорок два года, а скорее лет на тридцать… даже может меньше, а о его физической стороне я и вообще молчала: он был не просто подтянут, но и силен, ловок, довольно-таки быстр, чем не могли похвастаться многие парни в колледже. Единственным признаком его возраста были серебряные нити в черных волосах Грема, не столь длинных как у Калеба. Они так же отличались от волос его сына тем, что всегда были в порядке, но столь же аккуратном и элегантном, как и он сам. Потому, мне иногда странно было видеть Грема не в его излюбленных костюмах, а в простых штанах милитари, и кофте с закатанными рукавами, словно это было не правильно. Именно в такой одежде он выглядел еще моложе.

— Куда мы едем?

Когда мы выехали за пределы улочки, где жила Рейн, я наконец-то додумалась задать этот вопрос. Мы двигались к центру города, и пока что я не могла понять, куда именно он задумал поехать.

— Ты бывала хоть раз, за чертой города, там, где стоит старый полуразрушенный замок?

Я задумалась, и тут же всплыли воспоминания о том, что когда-то я бывала там с родителями, еще до того, как меня полностью отдали на попечение Серафиме. Но к самому замку я так ни разу и не подошла, потому что там было опасно — камни постоянно сыпались сверху, отламываясь то маленькими кусочками то целыми глыбами, и сохранить его целостность не помогла даже реставрация.

— Да. Но не у самого замка.

— Хорошо, — вот и все что он мне сказал за всю дорогу. Даже не смотрел на меня, а только перед собой. Это показалось мне знакомым, и я тут же поняла, что таким бывал Калеб, когда что-то его тяготило. Мы продружили так долго, что не узнать этой черты Калеба в Греме я не могла.

Постепенно знакомые с детства дома исчезли, уступая деревьям, переходящим в лес с двух сторон дороги. Деревья будто бы нависали над нами, откидывая тень на боковое стекло и мне было легче смотреть на них чем на тело Грема рядом. Его мощное тело было слишком притягательным и в данный момент агрессивным, чтобы я могла чувствовать себя легко, и дело было не в том, что он меня пугал. Нет, я просто чувствовала волну чувственности, стоило его рукам просто переместиться на руле. Тут же накатывали воспоминания о том дне, когда мы были вдвоем, когда я не смогла сдержать импульса желания и просто сдалась на волю случая.

Не знаю как, но Прат почувствовал это мое изменение состояния души, он полностью перестал меня замечать, и честно говоря, я вздохнула с облегчением. Почему я раньше не замечала, как Прат напрягает меня? Что его присутствие всегда казалось мне опасным?

Мы ехали минут тридцать, и когда показались знакомые очертания замка вдалеке, я тихонько вздохнула с облегчением, и что странно, Грем резко дернулся на этот незначительный вздох. Но ведь меня почти не было слышно! А он отреагировал так, словно я громко кашлянула в этой звенящей тишине. И даже не смотря на всю нашу отстраненность и молчание, тяжело возле Грема мне не было. Не было и той неловкости, когда сидишь с кем-то очень близко, кого почти еще не знаешь. И за последние две недели, я иногда думала о том, что совершенно не знаю Грема. Я вообще ничего о нем не знаю, кроме как того, что он любит старую музыку, картины своего сына, и, конечно же, в хороших отношениях с Туорбами. Вот и сегодня — почему меня не удивило, что Грем был в их доме, так словно в своем собственном?

Грем — кто он? Он отец, он бизнесмен, он друг, он любовник — и кто из всего этого настоящий Грем?

Мы выехали к смотровой площадке, метров в двадцати от того места, куда подходить было строго запрещено, где заканчивалась зона падения камней. Тогда, так же как и прежде не обращая на меня внимания, Грем выбрался из машины, совершенно забыв о галантности, и я впервые за сегодня действительно рассердилась. Сначала он почти шантажом заставил меня пройтись, потом закинул в машину как мешок с картошкой, привез к опасному месту, а теперь и вообще игнорирует! Это уже действительно надоедало, или же просто Грем и сам не знал, что со мной делать!

Посидев минуту-другую чтобы утихомирить злость, я все же решила вылезти следом за ним. И как оказалось мне следовало поторопиться, потому что Грем неожиданно пропал из поля зрения. Зябко потоптавшись на месте, я обернулась вокруг, и почувствовав в очередной раз ледяной порыв ветра, потянулась назад в машину за курткой.

Я тут же хотела ее надеть, но не успела, так как его руки уже поползли вдоль моей спины вверх к шее. Куртка упала, я безвольно прислонилась к машине, а Грем ко мне. Я могла видеть в зеркальном стекле окна его лицо позади своего плеча. Он тяжело дышал, и я тут же поняла, что и сама едва перевожу дыхание. Болезненное сладкое ощущение истомы и голода пронеслось вдоль позвоночника, и глупая мысль, что может не стоит позволять ему этого, пришла слишком быстро, чтобы я могла на ней сосредоточиться, потому что руки Грема двинулись к моей груди. Вот и все, тогда все сомнения полностью отступили, и я не могла сопротивляться его настойчивости и разгоряченным рукам, потому что именно об этом мечтала, каждый раз видя Грема перед собой.

Перед глазами темнело каждый раз, когда он скользил губами по шее, затуманено, я понимала, что это странная реакция, но к чему было думать. Я обернулась, чтобы помочь ему раздеться, и не мешать раздевать меня, и все происходило так быстро, что мои ощущения едва поспевали за его руками. И почему я только не чувствовала стыда, когда голая стояла перед ним?

С Гремом все было так органично… все было именно так, как я об этом мечтала. Он прислонил меня к холодной дверце машине, но я вовсе не чувствовала этого холода метала, руки Грема были намного холодней, но губы после его поцелуев горели, обжигали, он словно разрывал меня этими ощущениями, я поддавалась ему, понимая, что так действительно должно быть.

— Вот видишь, твое тело тоже знает, что ты должна быть моей!

— И я знаю… — тихо выдохнула я.

Грем схватил меня в охапку, и я ожидала падения, но его не последовало, я неожиданно оказалась на нем, и вскоре, повторилось все то, что было с нами в его доме. И вновь был этот свет, и вовсе не было боли, я могла лишь ощущать сладость этого запретного момента.

Спустя время мы лежали на голой земле, такие же нагие, как и раньше, но я все еще не ощущала холода, возле Грема мне было уютно.

— Ты для этого привез меня сюда? — я не была зла, а просто хотела понять его мотивы. Приподнявшись, я посмотрела на Грема, и, увидев его почерневшие глаза, невольно напряглась. Но Грем был по-прежнему Гремом, так почему я ощутила тревогу? Это всего лишь расширившиеся зрачки!

Грем самодовольно улыбнулся и провел пальцем вдоль ключицы, а затем спустился на грудь, и слегка сжал ее — он знал, как на меня это подействуют. Мое тело автоматически прижалось теснее к нему. Я тяжело задышала, и ему понравилась моя реакция.

— Не совсем… я просто не смог удержаться, — признался он, но так и не забрал своей руки, и потому его откровенность для меня в данное время не имела значения, я просто не могла одновременно сосредоточиться на двух ощущениях — ликовании за правду, и чувственной теплоте, которую он вызывал во мне.

— Я мечтал об этом все дни и ночи, хотел тебя… и в то же время хотел обо всем поговорить… и ужасно ревновал, думая, что после того, что было, ты все равно продолжишь общаться с Пратом.

Пришло мое время улыбнуться, возможно, не так самодовольно как он, но я поняла, что вовсе не равнодушна ему.

— Просто, ты даже представить себе не можешь, как сложно мне было решиться на это…

— На… секс… — я почувствовала, как краснеют уши при этом слове.

Грем же посмотрел на меня порицающе:

— Не думаю, что это слово подходит к моим ощущением теперь, после того что только что произошло… я имел ввиду на отношения с тобой. Ты ведь совершенно меня не знаешь, но теперь это не важно, я ищу пути, по которым мы можем пойти, чтобы встретиться с тобой на одной дороге.

— Разве наши пути такие разные?

Мне было тяжело слышать, с какой горечью он говорит о нас. Но я видела, что эта горечь не придуманная. Может он не был еще разведен? Или у него были проблемы, потому, что я ровесница Калеба, или потому что я подруга Калеба.

— Ты даже себе не можешь представить, насколько!

Но больше Грем видимо не собирался обсуждать этот вопрос. Он помог мне подняться, и весьма кстати одеться, так как ветер, о котором я забыла на мгновения близости с Гремом, снова дал о себе знать леденящим порывом. Грему же не было холодно, хотя при его-то бледной коже, он должен был просто таки посинеть.

Мы медленно двинулись от машины к развалинам замка, и некоторое время молчали, но меня лишь теперь начали беспокоить его слова. Профиль Грема утратил мягкость, он поджал губы и видимо думал о своем. Невольно наш разговор видимо напомнил ему о чем-то неприятном.

— Дай мне несколько недель, чтобы я решил некоторые вопросы, и тогда, обещаю, мы будем вместе.

— Как долго?

Это меня беспокоило. Решиться ли Грем, рассказать всем о том, что встречается со мной?

Губы Грема сжались в жесткую угловатую улыбку.

— Всегда.

— Так не бывает, — я покачала головой.

— Поверь, бывает.

Вскоре мы возвращались, и уже в машине я вспомнила, что мы гуляли с Гремом в самой опасной зоне замка, но я ни миг не усомнилась что в полной безопасности с ним. И снова всплыл вопрос: кто же такой Грем?…

…Я очнулась от воспоминаний Евы снова в своей комнате, и едва сдержалась от того, чтобы не побежать ванну от тошнотворных картинок, сплетенных тел Евы и Грема на ковре старой травы и прогнивающих листьев. Ну, за что мне такое наказание!?

Меня била неровная дрожь, голова раскалывалась от прогулки спящим сознанием Евы, и всю просто выворачивало от воспоминаний. И где, черт возьми, Калеб, когда он так мне нужен?!

Я схватила телефон и набрала его номер. Калеб схватил трубку тут же:

— Я буду через час, сейчас не могу говорить. Давай встретимся у меня?!

И прежде, чем я смогла хоть что-то сказать, отключился. Ну вот, он предлагает мне идти к нему домой, туда, где находиться Ева и Грем, те, чьим сексуальным приключениям я все время невольно становлюсь свидетелем! Но делать было нечего, мне просто до боли было необходимо увидеть Калеба, и пусть я себе в этом признавалась неохотно — Еву, чтобы увидеть, что происходит при превращении человека в вампира.

Быстро переодевшись во что-то более подходящее, я вырулила на дорогу, и стала очевидцем того, как, наконец, прорвало черные свинцовые тучи, сгустившиеся над нашим городом. Дорогу тут же начало размывать, и это, конечно же, не добавило мне настроения.

Я вошла в дом Гроверов без особого стеснения, но, как ни странно, нигде не встретила Грема. А вот Еву я определенно точно знала, где искать.

Поднявшись на второй этаж, я несмело двинулась к двери, ведущей в комнату, которую некогда Грем готовил для Патриции, в надежде вновь обрести в ее лице жену.

Я толкнула дверь, и моему взору тут же предстала Ева, от чего из груди вырвался тяжелый болезненный вздох. Я ожидала чего-то другого, например, что Ева перестанет быть на себя похожей, или что-нибудь еще, но не этого болезного зрелища.

Голубовато-бледное лицо, с оттенком черноты синяк на левой скуле. Это все еще была Ева. Пусть бездыханная и недвижимая, но я знала, что ее сознание сохранилось в этом мертвом теле — я чувствовала его, но не смела даже проверять, боясь нарушить цикл становления. Очень медленно, но четко и ясно я видела, что ссадины и раны затягиваются. Она не только преображалась, а словно одна огромная рана затягивалась изнутри.

— Лучше не подходи к ней близко, — из кресла поднялся мрачный Грем, — твой запах может преждевременно заставить ее очнуться.

Я быстро отошла к двери, и самой дальней стены во всей комнате. А вот и Грем, но я вовсе не испугалась, очевидно, подозревая, что он где-то рядом. Это были почти циничные мысли, так как я все еще помнила, как ловко он заставил ее поехать с ним к замку.

— А что будет после пробуждения?

Грем смутился, непонятно почему и замолчал одновременно. Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, который мне очень редко приходилось видеть у него. В основном такой взгляд я видела у Калеба, когда ему очень не хотелось мне что-нибудь говорить, но он не мог отказать мне в этом.

— Мне придется еще раз ее убить.

Я ошеломленно уставилась на него. Что? Зачем?! Как он может о таком думать?!

— Это потому что Семьи не были оповещены о новом члене? Только потому? Разве нельзя им объяснить ситуацию?!

Грем устало покачал головой и сел в кресло. Ему трудно был со мной разговаривать, и я знала. Что сколько бы ни прошло лет и времени, для Грема я навсегда останусь ребенком. Потому он усерднее, чем все остальные в семье старался оберегать меня от тревог, связанных с ситуацией друзей.

— Нет, таков процесс. Укус, а потом обязательно смерть, но Калеб сделал все не так, как положено, потому что у него не было времени. А Семьи мы оповестили — Человечные дали согласие. Они только рады появлению новых членов, особенно столь красивых и молодых.

— Так почему они ничего не предпримут относительно волков?!

Грем нахмурился в который раз за наш разговор. Он очень не хотел говорить со мной на эту тему и все же ответил:

— Мы их не оповестили.

— Но почему?

— Из-за тебя. Пока нам не понятна твоя связь с местной Сворой, этого делать нельзя. Если ты хоть в каком-то колене связана с волками — тебя нельзя будет обратить со временем в вампира.

— Почему? — глупо повторила я, понимая как эти вопросы некстати, особенно если я и так до конца не понимаю, что он говорит.

— Потому что полукровки под запретом, таков основной закон. Хотя бывали исключения.

— И я могу быть связанной с волками, — машинально повторила я его слова.

— Мы это выяснили. У Вунворта много связей. Пока что твоя семья до 3 колена чиста, со стороны Джейсонда есть связи с вампирами. Это все что тебе стоит знать.

И почему только это все всегда происходит со мной или вокруг меня?

Даже среди моих друзей не осталось людей — все оборотни и вампиры. Кошмар!

— И почему это всегда происходит со мной? — выдала вслух я свои мысли. — Почему все так! Ну, зачем я им всем! Почему я?!

— Они не шли тогда за тобой в лесу, а значит не думали о тебе, не чувствовали в тебе крови. Зато твоя кровь говорит как раз о принадлежности к нам. Тебе не о чем волноваться.

— Да уж, я же Особенная.

Грем посмотрел на меня с удивлением — слишком много в моем голосе было недоумения и горечи. Моя особенность всем вокруг приносила неприятности.

— Тебе не стоит пока что об этом волноваться. А ситуацию с волками мы сами возьмем под контроль. Пока что ясно одно — они не признанные официально члены семьи Своры, а значит, считаются Бешенными, потому, чтобы мы с ними не сделали, Свора будет за нас. Думаю, мы сами будем решать вопрос относительно волков.

Вот это мне не нравилось. Все это мне не нравилось вообще, но его слова о том, что с волками наша семья будет справляться сама, пугала еще больше.

— Вскоре нам нужно будет уйти, так что ты останешься сама в доме с Евой… — заметив мое недоверие, Грем тут же быстро добавил. — Просто не приближайся к ней, она еще несколько дней не должна очнуться.

— Калеб ничего не говорил, что вы куда-то уйдете. Родители тоже… — я задумчиво прикусила губу. По крайней мере, Грем мне всегда все рассказывал, ну почти все и почти всегда, зато хотя бы не молчал.

— Нам нужно найти новое место для охоты и для… — Грем задумался, прежде чем ответить, — даже не знаю, как правильно сказать,… наверное, выгула Теренса, Бет и Евы. Думаю, нам не стоит делать этого так близко около дома, а тем более в Серых лесах, где волки тем своим нападением обозначили свою территорию.

— Тогда где же вы найдете подходящую местность?

— Калеб уже нашел. Он вернется к тебе быстро как сможет, а потом Прат сменит вас.

Странно, но говоря о Прате, Грем не злился. Понятное дело, если и так уже произошло все то, что нужно было Грему, чтобы быть с Евой — Прат больше не был помехой.

Я послушно кивнула, понимая, что говоря мне, будто бы будет через час, Калеб видимо не подозревал, как этот час растянется.

— Не стоит тебе быть слишком долго.

Грем пошел к выходу и потянул меня за собой.

— Поешь, посмотри телевизор, но к Еве не поднимайся. Лучше будь внизу.

Я нервничала, когда провожала Грема к входной двери, он уже успел переодеться в спортивный костюм, и держал в руках ключи, от машины.

— Волноваться не о чем. Возможно, Калеб уже теперь едет сюда, а твои родители обследуют лес.

Улыбнувшись, я помахала ему рукой, и прикрыла двери, оставшись в одном доме с полуживым вампиром.