"Бердичев" - читать интересную книгу автора (Горенштейн Фридрих Наумович)
Картина 5-я
В большой комнате опять перестановка. Очевидно, недавно был ремонт. Под потолком новая люстра, железные койки исчезли, нет старого, продавленного дивана, в углу трехстворчатое зеркало. Рядом со старым буфетом новый зеркальный шкаф, книжный шкаф, на котором по-прежнему старый гипсовый бюст Ленина. Осень. Там, где был огражденный колючей проволокой пустырь, теперь двухэтажное здание в духе архитектуры 50-х годов, закрывающее перспективу, так что за ним виден только верх водонапорной башни в центре города. Рахиль сидит за столом в очках, перед ней счеты, на которых она перебрасывает костяшки и что-то записывает. Тут же куча накладных. За столом спит Сумер в кепке и синем китайском плаще. Злота примеряет перед зеркалом платье жене полковника Делева.
Злота(поет). «Тира-ра-рой, птичечка, пой…» Поднимите руку… Не тянет?
Делева. Нет, хорошо.
Рахиль(снимает очки). Товарищ Делева, что вам муж говорит насчет венгерские события? Все-таки он большой человек, Герой Советского Союза, хоть у него нет один глаз.
Делева. Глаз он под Кенигсбергом потерял.
Рахиль. Ах, чтоб эти контрреволюционеры уже голову потеряли… Я говорю, была такая война, ваш муж потерял глаз, а мой муж потерял жизнь… В нашей семье столько убитых… Так теперь в Венгрии контрреволюционеры должны такое вытворять… И эта Надя, Надя… Там что, женщина — главный враг народа?
Делева(смеется). Имре Надь… Это мужчина.
Рахиль. Мужчина? Что-то у них все наоборот.
Злота. Уже, наверно, будут присылать посылки из Венгрии.
Рахиль. Вот, пожалуйста, она скажет. При чем тут посылки, когда убивают людей?.. Столько честных коммунистов убили, столько чекистов убили…
Злота. Когда началась польская война в тридцать девятом году, так присылали посылки. Хорошие польские материалы мне заказчики приносили… Креп-гранат, креп-жоржет… И после этой войны тоже присылали посылки из Германии…
Делева. Ну, войной это назвать нельзя, но жертвы есть.
Рахиль. Вы говорите, есть много жертв? Я сегодня смотрела газеты, как лежат убитые люди и как нож торчит во рту и рядом разбитый портрет Ленина… Что я, не понимаю? Я с 28-го года в партии… И, говорят, среди бердичевских военных есть убитые…
Делева. Полковника Вшиволдина вчера привезли… Завтра хоронить будут.
Рахиль. Я ж его знала, мы виделись на партконференции… Такой человек… Ой, боже мой, боже мой… Злота, это ж твоей заказчицы муж…
Злота. Вшиволдина? Ой, я не могу жить…
Делева. Какой-то мальчишка его в Будапеште застрелил.
Злота. Ой, я не могу жить…
Делева. Весь гарнизон по тревоге подняли, как раз кино было… Думали, учебная тревога, а как выдали каски, гранаты, боевые патроны, сразу заскучали.
Злота. Ой, я не могу жить… Когда стало немного легче, так опять началась война…
Делева. Ну, войной это нельзя назвать, скорей контрреволюционный путч.
Рахиль. Как вы сказали? Пуч? А я вам скажу, в чем дело… (Понижает голос.) Во всем виноват этот кукурузник. Сначала ездили по всему миру эти Хрущев и Булганин, а теперь сидят дома и не знают, что делать. Сталин никуда не ездил, но у него был порядок. Говорят, культ, культ, а он у меня висит. (Показывает на портрет Сталина в кабинете.) Взяли и демобилизовали старых полковников, что они таки давали польза…
Делева. Это верно. Наш знакомый полковник Маматюк вполне мог бы еще служить, а его в отставку.
Рахиль. Что я, не знаю Маматюка? Товарищ Маматюк теперь на сахарном заводе работает. Его жена всегда со мной здоровается…
Сумер начинает храпеть.
Злота. Сумер, разденься, ляжь на тахта.
Сумер(сквозь сон). А-а, чепе мех ныт… Не трогай меня…
Делева (смеется). Да, есть такие мужчины, я тоже знаю таких…
Рахиль. Нет, он раньше таким не был. Ну я вам скажу, уже годы… Я сама устала… Вот должна дома делать отчет.
Делева. А сколько вам до пенсии?
Рахиль. Я еще должна поработать четыре года… Как раз моя младшая дочка кончит пединститут. Она в Житомире учится. Отличница… Мы хотели поступать в Винницу в мед… Но не приняли… Ладно… Так она будет учительница, а не доктор…
Делева. Она замужем?
Рахиль. У нее есть один… Он сам из Житомира. Тут у нее было много женихов, но она никого не хотела.
С улицы вбегают двое мальчишек-подростков и начинают со смехом гоняться друг за другом.
Рахиль. Тут у Люси много было, но она никого не хотела. (К мальчишкам, кричит.) Марик и Гарик! Это старшей моей дочки Рузички дети.
Делева. Они близнецы?
Рахиль (смеется). Нет, этот старше… Скажи тете, как тебя зовут.
Марик(хохочет). Звать — разорвать, фамилия — лопнуть.
Рахиль(смеется). Это Марик… А тот Гарик… Чтоб мне было за их кости.
Злота. Один второго старше на год.
Марик(запрокидывает голову, закрывает глаза и открывает рот). Я жертва венгерской контрреволюции. (Хохочет.)
Делева. Как тебе не стыдно, над чем ты смеешься… Ты пионер или комсомолец?
Рахиль(Марику). Вот я маме скажу, так она тебя так налупит, что задница красная будет.
Марик. А в чем дело?
Гарик. В шляпе.
Марик. А шляпа?
Гарик. На папе…
Рахиль(смеется). Ну, бандиты. Что вы скажете, товарищ Делева?
Гарик(толкает Сумера). Сумер, проснись, дай на мороженое.
Сумер(просыпается). Иди к своему папе проси…
Рахиль. Вы уже уроки выучили? Выучите, я вам дам… От папы они дождутся… Я дам… Ты же знаешь, что если баба сказала, так это сказано…
Гарик. Я выучил… Часть речи, которая упала с печи и ударилась об пол, называется глагол. (Хохочет.)
Рахиль. Я тебе дам такие слова говорить при постороннем человеке.
Марик(Рахили). Заткнись, баба… Закрой пасть…
Рахиль. Я тебе дам — заткнись… Вот так, как я держу руку, так я тебе войду в лицо… Собака такая… Я маме скажу…
Марик и Гарик убегают.
Рахиль. Теперешние дети разбалованные, у них все есть. Мои дети если имели кусок хлеба, так они были рады. Вы ж помните, товарищ Делева, как было после войны. Но мои дети никогда мне плохого слова не сказали. Ни Люся, ни Рузя, и здесь жил у нас племянник, что он теперь на Урал… Никогда плохого слова не сказали… Боже паси!
Сумер (проснувшись, улыбается). Это как раз так, она права…
Рахиль. Вот брат мой подтвердит… Ни Рузя, ни Люся, ни Виля никогда мне плохого слова не сказали.
Делева. Да, теперь дети балованные растут, в роскоши. А дочка с вами живет?
Рахиль. Нет, она живет с родителями мужа, но дети все время здесь. И они тоже часто здесь бывают. Оба они работают на заводе «Прогресс», так им на обед далеко идти домой. Так они варят обед здесь и на перерыв приходят сюда. Что мать не сделает ради своего ребенка? Вот Миля скоро должен прийти сюда обедать, у них на заводе в час начинается перерыв.
Делева (смотрит на часы). Ой, уже скоро час, мне пора… Когда на примерку, Злота Абрамовна?
Злота. Через три дня. (Провожает Делеву, та переодевается в соседней комнате и vходит.)
Рахиль(надевает очки и считает, потом снимает очки, говорит тихо). А как тебе нравится Виля?
Сумер. Где он сейчас?
Рахиль. Где-то Нижний Тагил. Ай, он никогда человеком не был. Но нельзя сказать, Злота кричит… Да, кончил, так работай, женись… Нет, он бросил работа… По-моему, он вообще не работает, где-то ездит… Ой, боже мой, что мне про него думать, у меня есть свои дети… Но Злота переживает… Она такая больная, послала ему посылку.
Злота (входит из кухни, кричит). Думаешь, я глухая? Сумер, она рвет от меня куски… А ты своим детям не посылаешь, что они устроены и в тепле… Ты Люсе посылаешь каждую неделю, а я Виле тоже пошлю, когда смогу… А Рузе ты не даешь? Ты ей дала мебель, и купила ковер, и кормишь ее детей, а я за ними убираю и варю Рузин обед…
Рахиль. Злота, чтоб ты таки стала немая и глухая, как ты кричишь.
Злота(Рахили). Чтоб тебе самой рот набок вывернуло, если ты на Вилю плохо говоришь. (Плачет.) Люди еще лопнут, когда посмотрят на него… Он будет большой человек.
Рахиль. Да, большой человек он будет… Пусть он хотя бы женился и имел собственную крышу. (Плачет.)
Злота. Когда он прошлый год приехал такой худой и бледный, как мертвец, я неделю плакала. (Плачет) Ой, там Рузин суп кипит.
Рахиль(Злоте). Сиди, я сама посмотрю… Слышишь, Сумер, мы еще должны варить Миле обед и убирать за ним, за этот подлец… Ему далеко от работы ехать домой, что ты скажешь. Миле далеко, он на диете… Сы тит им вэй дер бух… Ему живот болит… Сейчас я посмотрю суп, и я тебе расскажу про Милю, так ты будешь смеяться. (Уходит на кухню.)
Злота (Сумеру тихо). Она рвет от меня куски… Чтоб я не посылала Виле посылки… Что я ему посылаю? Немного перетопленного сала, коржики… Ему так плохо. (Плачет).
Сумер. Ай, что ты, Рухеле не знаешь?
Рахиль(возвращается из кухни). Слышишь, Сумер, Миля прошлой зимой ехал в Кисловодск лечить живот. Так он там жил в одной комнате с несколькими гоем. Так ночью, чтоб не выходить на холод, он себе имел бутылочку, и он туда писял… Эр от гепышт ин дым флешеле… (Смеется.) Ты ж понимаешь, Сумер, гоем любят, когда при них писяют в бутылочку… Он думает, что это он здесь садился на ведро, так можно было задохнуться…
Злота (смеется). Но он и Рахиль друг друга ненавидят.
Рахиль(смеется). Так когда эти гоем увидели, что он писяет у бутылочку, они взяли его вещи и выбросили их на улицу… Так он быстро приехал назад… Но почему он не попал под паровоз, когда он ехал назад?..
Злота. Зачем ты так говоришь? Он отец двух детей…
Рахиль. Отец… Хороший отец… Храбрец большой… Ты знаешь, что он подал заявление, чтоб ехать как доброволец воевать против Израиль… Он же знает, что его не возьмут, так он подал, чтоб заслужить авторитет… Хороший коммунистический доброволец с язвой желудка.
Сумер. А что, принимают такие заявления? Куда же он подал?
Рахиль. В военкомат, как офицер запас… Ты, Сумер, как будто на небе живешь… Ты что, не читаешь… Ты что, не читаешь газеты, что сейчас делается в Венгрии, какая там контрреволюция?.. Так надо, чтоб евреи тоже выступили… Эти сионисты… Иделе-как… Так был митинг на завод «Прогресс» два дня назад, и молодежь, комсомольцы, коммунисты, начали подавать заявления, чтоб ехать добровольно защищать Египет от сионистов… Это не только в Бердичеве, это по всему Союзу, так Миля тоже подал заявление. Ой, Рузя переживает, она так плачет. А я ей говорю, кто его возьмет, кому он нужен? Когда была та война, так он был на Урале… Мой муж таки погиб на фронт, а он был на Урале. Я говорю, Рузя, что ты волнуешься про Милю, он никуда не поедет. Туда, где стреляют, он не идет.
Злота. Ой, Сумер, ты знал Вшиволдина? Его жена была моя заказчица.
Рахиль(перебивает). Так его убили в Венгрии… Сы ци цы им гоешер шейгец ын от им дараргет… Подбежал в Будапеште гоешер пацан, его убил… Как тебе это нравится?.. А я слышала, за то, что евреи напали на Египет, арабы в Израиль устроили такие погромы на евреев, что дым шел… А я рада… Гит… Пусть сидят тихо… Иделе-как…
Сумер. Ой, Рухеле, ди быст клиг зейве ман бобес циг… Ты умная, как моей бабушки коза…
Рахиль. Ничего, зорг сех… Беспокойся про мой ум…
Вбегают Марик и Гарик.
Гарик. Сумер, дай три рубля на мороженое.
Сумер. Я тебе уже давал… Теперь я дам Марику.
Сумер достает мешок килограмма на два, в котором хозяйки держат крупу, и вытаскивает из битком набитого мешка пачки денег, дает три рубля Марику.
Рахиль. Сумер, что это за мешок с деньгами у тебя?
Сумер (смеется). Ты что, не видела мешок с деньгами, ты думаешь, что это мои? Это из артели выручка. Но когда я его беру домой, так я его должен прятать… Если Зина хочет идти на базар и видит у меня этот мешок, так она сует туда руку, и сколько денег может набрать в кулак, столько берет. (Смеется.)
Марик(смеется). Чем торгуешь?
Гарик(смеется). Мокрым рисом.
Марик. Чем страдаешь?
Гарик. Сифилисом.
Рахиль. Вот как я держу руку, так я обоим войду в лицо.
Марик. На… (Дает Рахили дулю.)
Рахиль. Чтоб тебе рука отсохла…
Злота. Смотри на эти проклятия… Баба так может проклинать своих внуков?
Рахиль. Хорошие внуки… Миличкины дети… Детей надо иметь? Камни надо иметь.
Гарик. Баба, закрой пасть…
Рахиль. Подожди, я маме скажу, она вам морду побьет…
Злота. Ой, я не могу видеть, когда Рузя их начинает бить.
Рахиль. Подожди, я маме скажу.
Гарик. Баба, заткнись…
Марик. А в чем дело?
Гарик. В шляпе.
Марик. А шляпа?
Гарик. На папе.
Марик. А папа?
Гарик. На маме.
Рахиль. Ах ты, сволочь, какие слова говоришь… Я тебе дам — мама на папа…
Марик(хохочет). А мама?
Гарик (хохочет). На диване.
Марик. А диван?
Гарик. В магазине.
Рахиль. Уйди, чтоб тебе не видать.
Марик. А магазин?
Гарик. В Берлине.
Злота (Гарику). Марик, не прыгай в лицо.
Гарик(хохочет). Я Гарик, а ты, Злота, заткнись.
Марик. А Берлин?
Гарик. В Европе.
Марик. А Европа?
Рахиль (встает). Уйди, чтоб тебе не видать…
Гарик и Марик, хохоча, бегают вокруг стола.
Гарик(кричит, хохочет). А Европа в жо… в жо… Желудь зеленый…
Марик(поет, бегает вокруг стола). Я сегодня был в садок, соловей мне сел на бок, я хотел его поймать, он удрал к Бениной матери…
Рахиль. Ну, что ты скажешь, Сумер? (Смеется.) Одесские воры. Этот младший типичный зейделе… Это дедушка, Григорий Хаимович… А это Миличка с костями… Это отец… Миличка…
Марик. Заткнись!
Гарик. Закрой пасть… (Убегает.)
Рахиль. Ну что ты скажешь, Сумер? Потом Рузя имеет ко мне претензии, что они здесь во дворе учатся от хулиганов. У нас таки жуткий двор. Тут есть Колька Дрыбчик и Витька Лаундя, как тебе нравятся эти имена? Так сколько есть тюрем, они уже в них были… А тут внизу есть Стаська, полячка, так она ночует теперь на чердаке… И соседи имеют ко мне претензии, что я ее пускаю на чердак… Как я ее не пущу? Чтоб она мне разбила окна? Вызовите участкового и не пускайте ее сами.
Злота. Ой, эта Стаська мне так жалко.
Рахиль. Отц а клоц… Ей жалко… Эта Стаська завербовалась на Донбасс, получила подъемные и уехала. Так в ее комнату поселили другую семью. А теперь она приехала, она удрала оттуда, но комнаты нету. Так она ночует на чердаке. Когда холодно, так она лежит возле труб.
Сумер. Что мне эта Стаська? Ты лучше про Люсю расскажи. Она таки выходит замуж?
Злота. Я скажу… Я Доня с правдой… Рахиль ее держала возле себя, а всех, с кем она ходила, выгоняла.
Рахиль. А что ж, мне нужен второй Миличка?
Злота. А теперь Люся поехала учиться в Житомир и сразу там познакомилась с парень.
Рахиль. Его фамилия Лейбензон… Петя Лейбензон. На Октябрьские они уже должны были расписаться. Так Рузя сказала…
Злота. Какая Рузя?
Рахиль. То есть Люся… Так Люся сказала, что она не хочет брать фамилию Лейбензон, она хочет быть Капцан. Тогда Петя говорит, если тебе не нравится моя фамилия, так, значит, я тебе тоже не нравлюсь. В общем, они поругались. А теперь они уже опять помирились.
Сумер. Но он тебе нравится?
Рахиль. Ой, кто может знать. Так ничего парень, но он некрасивый… Большой нос…
Злота. Я не люблю, когда так говорят… Он тебе должен нравиться? Он должен нравиться Люсе.
Сумер. А какая у него специальность?
Рахиль. Он по истории… Кончил во Львов университет… Но пока работает физкультурником по бескетбол… Ты ж понимаешь, аид… Еврей, так он не может устроиться по истории…
Злота (возле окна). Вот Миля уже идет на обед с каким-то товарищ.
Сумер(встает). Я ухожу. Я не хочу его видеть… Я к нему ничего не имею. Он обыкновенный солдат по характеру… Простой солдат. Он должен кушать кашу из котелка, а ты ему варишь куриный суп.
Рахиль. Что ты скажешь, Сумер? Мало того что мы его должны обслуживать, так он еще товарища ведет. Отраву чтоб он ел, чтоб его вырвало кровью…
Злота. Ах, боже мой, боже мой, что ты его так проклинаешь?.. Он нехороший, но он отец двух детей.
Рахиль. Давай-ка я тоже выйду, мне надо вынести ведро.
Злота. Рухл, убери свои бумаги со стола. Мне ведь надо им дать обед. (Надевает передник)
Рахиль (убирает бумаги и счеты). Я б ему дала обедать помои. Чтоб его уже черви ели.
Уходит с Сумером. Злота суетится на кухне, гремит посудой. Входит Миля. Он несколько постарел, но по-прежнему стрижен под бокс. Молча проходит мимо Злоты, не поздоровавшись, ставит на стол бутылку водки, две банки овощных консервов, колбасу. Злота осторожно переступает вывернутыми от плоскостопия ногами, держа обеими руками полную тарелку супа, ставит этот суп перед Милей.
Миля(сердито глядя на Злоту). Вы мне обед не подавайте. Я сам себе возьму. Мне противно, когда вы мне подаете. У вас всегда пальцы в супе вымазаны.
Хватает тарелку супа и уносит ее назад на кухню. Злота молча подымает руки к голове и торопливо уходит к себе в комнату.
Миля(открывает балконную дверь, кричит). Толик, сюда… Во двор и на второй этаж по деревянной лестнице… Ну, хорошо, я тебя встречу. (Уходит.)
Приходит Рахиль, гремя пустым ведром.
Рахиль. Он привел сюда какого-то пьяницу, я его видела во дворе, возле туалета. Я Рузе скажу. Привести в дом пьяницу…
Злота. Бог чтоб спас. Ты хочешь крики. Мне Миля сказал: вы мне не подавайте, мне противно, когда вы мне подаете.
Рахиль. Болячка ему в лицо. Я Рузе скажу.
Злота. Ты хочешь, чтоб тут было убийство… Я тебя прошу, ша, вот они идут… Давай немного выйдем на балкон, я сейчас одену платок.
Входит Миля, ведя за плечи выпившего мужчину спортивного вида.
Миля. Толя, ты легко нашел?
Толя. Туалет? Запросто. Только он у вас весь в поносе. (Хохочет.) Анекдот слышал: один пьяный спрашивает у другого пьяного: почему у тебя журчит, а у меня нет? Тот отвечает: потому что ты писяешь на панель, а я на твою шинель. (Хохочет. Видит Рахиль и Злоту, которые проходят на балкон.) Здрасьте, девушки.
Рахиль и Злота проходят мимо.
Миля(тихо). Не обращай внимания… Две обезьяны…
Толя. Хороший был митинг на заводе против израильской агрессии… Макзаник хорошо выступил из отдела технической информации.
Миля. Борис? Это из нашего отдела. Я не знаю, почему над ним смеются, почему говорят, что он сумасшедший. Этот город — одни сплетники. Беркоград.
Толя. Беркоград. (Смеется, разливает водку.) А приятно, когда еврей все-таки за советскую власть… В защиту Египта. Макзаник хорошо выступил. Я, говорит, советский гражданин, готов плечом к плечу со своим арабским братом… Хорошо… Ну, пошли… (Чокаются, выпивают.)
Миля(торопливо грызет колбасу). Над этим Макзаником в городе все время смеются. Сами идиоты, а смеются над хорошим парнем. Кричат ему: Пушкин, Пушкин… Ну и что, если он пишет стихи? У него таки есть неплохие стихи. Вот сегодняшняя многотиражка «Прогрессовец». Смотри карикатуры и стихи Макзаника к ним… «От священных основ ленинизма рушатся стены капитализма. От пролетариата всего мира мечутся в тисках железных банкиры…» Смотри, молотом по шляпе (хохочет), клещами за горло.
Толя. Это кабачковая икра?
Миля. Хорошая икра.
Толя. Я раньше за команду житомирского «Динамо» играл, левым крайком. Крепко я по краю тянул. А потом нас вместо черной икры начали кабачковой кормить. Я говорю: какая икра, такая игра. (Хохочет.) Выпьем…
Чокаются, выпивают, Толя целует Милю. С балкона в свою комнату проходят Рахиль и Злота.
Рахиль (Злоте, тихо). А гой, а хозер…
Толя. Миша, что она сказала?
Миля. Не обращай внимания.
Толя. Она меня выругала. Что такое гой, я понимаю. Сказать на русского «гой» — все равно что сказать на еврея «жид»… Нехорошо так, мамаша, у нас все нации равные.
Миля. Не обращай внимания на этих старух, они уже отжили свое.
Рахиль(из соседней комнаты). Я еще тебя переживу.
Злота. Рухл, ша…
Толя (смеется). А мне нравится, боевая мамаша… А вот ты мне скажи, что товарищ Дзержинский чекистам советовал?
Миля. Что? Быть преданным своей родине.
Толя. Быть преданным родине… Что это, пионеры или школьники, чтоб им детские советы давать? Товарищ Дзержинский чекистам советовал: берегите нервы… берегите нервы… Я когда за житомирское «Динамо» играл, наш тренер всегда перед игрой нам говорил: что товарищ Дзержинский чекистам советовал? Берегите нервы… Но ты не обижайся, ты молодец, записался добровольцем…
Рахиль(из соседней комнаты). Хороший доброволец… Туда, где стреляют, он не идет…
Толя(жует колбасу). И Макзаник хорошо сказал… Плечом к плечу…
Миля. Стихи он хорошие на митинге прочитал, свои стихи из многотиражки… Здорово он написал о палестинском мальчике, в сердце которого целит сионистский штык… Я, Борис Макзаник, прикрою тебя, мальчик…
Толя. Он прикроет… Мы пахали, но плуга не видали, мы стояли на подножке и толкали паровоз… Борис Макзаник прикроет… Русский солдат, вот кто прикроет… Что Суворов говорил? Где олень не пройдет, там русский солдат пройдет. Кто Европу от Гитлера прикрыл? А какая нам благодарность?.. Венгерская контрреволюция голову подняла… Мне друг рассказывал… Подъехали на танке — выходи… Стреляют… Дали раз из пушки — вышли… Мал мала меньше, пацанва… Эх, правильно маршал Жуков говорил: закрасить все страны народной демократии в красный цвет.
Миля. Ничего. Есть Киевский обком партии, есть Житомирский обком, есть, к примеру, Новосибирский обком… Когда-нибудь еще будет существовать Палестинский обком партии.
Толя. Во главе с товарищем Тайбером… Твоя фамилия Тайбер? Миша, ты только не обижайся…
Миля. Я не обижаюсь… Найдется поумней меня человек в Палестинский обком.
Толя. Миша, я тебе честно по-русски сказал: выступил ты правильно, а стихи — дерьмо…
Миля. Так это ж не мои стихи, это стихи Макзаника Бориса.
Толя(хохочет). Писать на стенах туалетов, увы, мой друг, немудрено. Среди дерьма мы все поэты, среди поэтов мы дерьмо… (Хохочет.) Вот я тебе лучше про Хаз-Булата прочитаю… Или спою… Вот это толковые стихи. (Начинает петь.) «Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя…» (Замолкает, сидит некоторое время молча.) А дальше как? Ты не знаешь, Миша?
Миля. Нет…
Толя. Как же так, я ведь вчера эту песню весь вечер пел…
Миля. Толя, ты не расстраивайся, я тебе другую песню спою. (Начинает петь.).
Когда немцы на Бердичев наступали,В Биробиджане был переворот,И жиды с чемоданами бежали,И кричали: «За Родину, вперед!»
Миля. Сиди, сиди, не обращай внимания, я тебе сейчас мясо принесу… (Уходит и возвращается с мясом.)
Толя. Свинина? Ничего. Но я больше вареную свинину люблю… Как говорил один знакомый белорус: сварыл. Сало обрэзал и в холодильник.
Миля. Я тоже сало люблю, но мне нельзя.
Толя. Брось, плюнь на докторов. (Поет.) «Закаляйся, если хочешь быть здоров, постарайся позабыть про докторов…»
Миля(подхватывает). «Водой холодной обливайся, если хочешь быть здоров…»
Толя. Чуть приморозит, пойдем на реку. Я тут секцию моржей организую, купанье в ледяной воде. Лучше любого курорта, про все болезни забудешь.
Миля. Да, эти курорты… Я в прошлом году был в Кисловодске, так я оттуда раньше срока убежал.
Рахиль(из соседней комнаты). Конечно… Аз мы пышт ин флешеле, ыз а гитер курорт… Если писяешь в бутылочку, так хороший курорт. (Смеется.)
Злота. Рухл, ша…
Миля. Что-то Рузя задерживается… Рузя должна прийти…
Толя. Ладно, пора уже… Мне что-то опять хочется. (Хохочет).
Миля. Проводить тебя?
Толя. Сам найду… Я тебе только по секрету… (Громко говорит на ухо, почти кричит на ухо.) Скоро Израилю крышка, поставят со всех сторон «катюши»… Понял? Все самолеты, которые им американцы дали, уже сбиты… Там новые летают… И их собьем…
Миля. Ну ты, Толя, иди. Я тебя сейчас догоню.
Толя(встает, шатаясь, идет и поет). «В огонь и дым стальным ударом, грозой зовут тебя недаром». Я брюки хочу купить. Третий рост, шестое место… (Выходит.)
Миля(поворачивается в сторону соседней комнаты). Что вы все время говорите: гой, гой. Вам же не нравится, когда вас зовут «жид». Что ж вы других зовете «гой»? Он вам правильно сказал: все нации одинаковы. Главное, какой человек.
Рахиль. Что ты меня учишь политику партии ыв национальный вопрос. Я член партии с 28-го года.
Миля. Гнать надо таких из партии.
Рахиль. Таких, как ты, надо гнать. У тебя стаж три года, ты еще в яслях. А ну-ка, зайдем в горком к Свинарцу, кого больше уважают? Ты думаешь, если ты выступил сегодня на митинге против сионистов, так ты уже большой человек? Мы, старые коммунисты, еще 25–30 лет назад боролись против сионизм…
Злота. Рухл, ша… Я тебя прошу…
Толя (с улицы). Миша! Миша! (Поет.) «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня. Самая нелепая ошибка — то, что ты уходишь от меня».
Рахиль. Вот иди, тебя твой пьяница зовет.
Миля. Это не ваше дело. Вы не стоит мизинца этого человека. Старая карга…
Рахиль. Чтоб ты не дожил до моих лет… Ну, до моих лет тебе десять лет осталось. Ты ведь уже старый…
Толя(с улицы. Поет.) «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная червонцев и рублей. Самая нелепая ошибка — то, что ты по паспорту еврей». (Хохочет. Кричит.) Мишка, давай быстрей…
Миля(Рахили). Не хочется с вами заводиться. (Быстро уходит, хлопая дверью.)
Рахиль. А чтоб тебе ударило в голове, как ты бросил дверь… Он думает, что это ему 47-й год, когда он бросил Рузя, беременная Мариком… Поэтому Марик такой прибитый… Злота, ты помнишь, как Рузя себя била кулаками в живот? Она Марика прибила в животе…
Злота. Я не понимаю, зачем тебе надо спориться? Уже было немного тише…
Рахиль. Тебя я не спрашиваю, это ты его боишься… Она ему дает суп, он ей говорит: вы мне противны. Привел сюда алкоголик, поют здесь…
Злота. Как писяют на жесть, так они пели. (Смеется.)
Рахиль. Чтоб им зубы вылезли…
Злота (смотрит в окно). Ша, вот они идут назад, зайдем-ка к себе.
Рахиль. Опять мыт дым гой?
Злота. Нет, гоя не видно… Только Миля и Рузя…
Входит Рузя и ведет Милю, который держится обеими руками за глаз.
Рузя. Сволочь этот Толя, ударил Милю в глаз… Сядь. (Кричит.) Пусти руки, надо посмотреть, может, кровоизлияние… Надо в поликлинику…
Миля(морщится от боли, кричит). Лучше намочи быстрей в холодную воду полотенце.
Рузя (Рахили). Я иду, я вижу: этот Толя, этот алкоголик, лежит на земле, а Миля его поднимает. Зачем он тебе был нужен? Зачем ты его поднимал?
Миля. Зачем, зачем… Я его поднимал, чтоб он не лежал на сырой земле… Можно быть умным… Раз он со мной пришел, значит, я за него отвечаю… Пусть он будет свиньей…
Рузя. Пусть бы он сдох там, зачем ты его поднимал? Он его поднимает, а тот не хочет подниматься… Тогда Миля его силой хотел поднять, а он вдруг при мне ударил Милю в глаз… Чтоб ему рука покорчило… Он его ударил в глаз… Чтоб этому гою рука отсохла…
Рахиль. Ну что же я могу сделать?.. Бывает…
Миля(кричит Рузе). С кем ты разговариваешь? Кому ты рассказываешь? Почему мы вообще ходим сюда, почему здесь торчат дети? Что у нас, дома нет? Чтоб они больше сюда не смели ходить, в этот хулиганский двор к Дрыбчикам и Лаундям…
Рузя. Миля, не кричи…
Миля. Не кричи… Ты намочишь полотенце или я ослепну?..
Рузя уходит на кухню. Вбегает Гарик, за ним гонится Марик.
Рузя (с мокрым полотенцем в руках). Что? Что такое?.. Марик, Марик! (Марик догоняет Гарика и ударяет его. Гарик плачет.)
Злота. Ах, боже мой, я не могу жить…
Рузя. Ты чего его бьешь? (Ударяет Марика, Марик плачет.)
Злота. Боже мой…
Рахиль. Злота, ша…
Марик(плачет, Гарику). Я тебя убью!
Гарик. Козел… Казлык…
Рузя(Гарику). Ты чего его дразнишь? (Ударяет Гарика, тот плачет.) Это из-за тебя все дети Марика дразнят. Ты его назвал: козел, и вся улица его зовет: козел.
Марик(плачет). Я его сейчас убью!
Рузя(не пускает Марика к Гарику). Тише, Марик… Замолчи, Гарик… Вы что, не видите, что папа заболел? Папа упал, ударился…
Миля(держит полотенце у глаза). Вот я сейчас обоим так дам, что их надо будет водой отливать… Почему вы сюда ходите? У вас своего дома нет? Я вам запрещаю сюда ходить…
Рахиль. Я их не заставляю. Наверное, им здесь больше нравится.
Миля. Больше нравится… Они здесь окончательно распустились… Ну-ка, немедленно домой.
Рахиль. Пусть идут… Тому, кому тесно, тот уходит… Баба с воза, коням легче…
Миля. Ты идешь, Рузя? Марик и Гарик, ну-ка, домой…
Выходят с детьми.
Рузя(Рахили). Мама, что ты ехидничаешь? Что ты радуешься чужому горю?
Рахиль. Зачем мне думать про чужое горе, у меня свое есть…
Рузя. Мама, ты всегда была людоед… (Выходит, сильно хлопнув дверью.)
Рахиль. В голове чтоб тебе стучало, как ты бросила дверь…
Злота. Ах, боже мой, разве так говорят на свою дочку?
Рахиль. Дочка… Хорошая дочка… Когда я ее на свадьбе спросила: ну, Рузя, он тебе нравится? Она ответила: ничего паренек… Ничего паренек… Миля ничего паренек… Угробила свою жизнь и мою жизнь… Я людоед… Пусть я буду людоед. Они ж хотели жить у его мамы, пусть там живут. Мне сейчас меньше всего надо про них думать, мне надо про Люсю думать, она студентка… Да… (Подходит к столу.) Набросали, и убирай за ними… Я людоед… Рузя, наверно, думает, что это сорок седьмой год, когда она порвала на мне рубашку. (Вместе с Златой убирает грязные тарелки.) Но этот гой стоит миллионы. (Смеется.) Чтоб этому Толе никогда рука не болела за то, что он Миле вошел в лицо… (Убирают объедки, грязную посуду.)