"Бердичев" - читать интересную книгу автора (Горенштейн Фридрих Наумович)
Картина 4-я
В большой комнате сделаны перестановки. У окна стоит старая швейная машина с ножным приводом, перенесенная из спальни. Здесь же две железные койки, отчего комната стала теснее. Из спальни видна спинка новой никелированной кровати с шишечками. Исчезла тумбочка со стоящим на ней приемником «Рекорд», очевидно, перенесенная в спальню. За столом сидят Виля и Люся и играют шашками в чапаевцев, то есть щелчком по своей шашке стараются вышибить с доски шашку противника. Рядом за столом сидит Сумер в зимнем пальто, в ушанке и спит, опустив голову на грудь. Тут же сидит Рахиль. Перед зеркалом Злота примеряет платье Быле, своей двоюродной сестре, черноволосой женщине лет 35-ти.
Злота(поет). «Тира-ра-рой… Птичечка, пой…» Тут будет встречная складка…
Рахиль. Быля, ты ж меня знаешь, если я говорю, так это сказано. Рузя должна была избавиться от этого одесского вора еще два года назад… Чтоб ему сохла и болела каждая косточка…
Злота. Ай, Рухл, перестань проклинать…
Рахиль. Вот, Быля, защитник. Если б не этот защитник, моя дочка давно б от него избавилась.
Злота(сердито). Это ты хотела, чтобы Рузя вышла замуж, я была против. Я сказала, Рузя должна кончить техникум.
Быля. Злотка, не нервничай, Злотка…
Рахиль. Кончать техникум… Разве это заметно, кончать техникум?..
Злота. Да… Я очень правильная… Я Доня с правдой… Рузе тогда было семнадцать лет, а ты сказала, я не имею откуда ее содержать. (Плачет.)
Быля. Злотка, не нервничай, Злотка…
Рахиль. Быля, ты же знаешь, если я сказала, так это сказала. Ты Злоту не слушай. Рузя не хотела учиться, она имела одни двойки. Если б она хотела учиться, я б нашла, откуда ее содержать. Я б ела кусок хлеба с водой. (Плачет.)
Быля. Рахилька, что можно сделать, Рахилька?.. Это еще не самое плохое… У людей бывает такое горе… Возьмите ваших соседей, Бронфенмахеров…
Злота. Ой, я не могу выдержать. Когда пришли и сказали, что на них наехала машин и разрезала Беба на кусочки, а Бронфенмахер лежит в больнице, я три дня плакала. (Плачет.) Как раз на Первое мая… А уже декабрь…
Рахиль. Ой, вэй з мир, Беба уже восемь месяцев лежит в земле… Я Беба и Бронфенмахера знала с 1926 года…
Злота(кричит Рахили). Это ты их прокляла… Я Доня с правдой…
Рахиль. Ну, Быля, так от нее можно выдержать… Если б моя сестра могла на меня сказать, что я Гитлер, так она бы это сказала… Тут два года назад, как раз на Рузичкиной свадьбе, в недобрый час повесилась Фаня Бойко… Так если б Злота могла сказать, что я ее повесила, она б сказала.
Быля. Да, я слышала, в городе говорили, в городе… Он ее прятал при немцах, не выдал ее, а потом он ее бил и кричал ей: жидовская морда, он ей кричал… Я слышала…
Злота. Ой, эта Фаня стоит мне перед глазами… И как этот гой прибежал поздно вечером голый по снегу и плакал…
Рахиль. Вот так Миля должен бегать… Только без моей Рузи. Моя Рузя пусть будет жива и здорова, а Миля должен танцевать перделемешка…
Злота. Ах, ну она его ненавидит…
Люся(смеется). Сумер, перестань храпеть.
Рахиль. Это называется, что он пришел в гости к сестрам… Раньше этого не было. Вот так, Быля, он приходит иногда в семь часов утра, иногда вечером, когда у него есть время. Так одетый сядет, выспится у стола и уходит. Сумер, перестань храпеть…
Злота (подходит и трогает Сумера за плечо). Сумер, разденься, ляжь на диван. Ты же выйдешь на улицу и простудишься.
Сумер(просыпается и кричит сердито). Идите вы обе к черным годам… Чего вы меня трогаете…
Злота. Ой, вэй з мир…
Рахиль. Вот вы имеете еще одного сумасшедшего.
Сумер. Если б этот сумасшедший не кормил вас в Средней Азии, вы бы все сдохли с голоду. Я их нашел в чайхана, когда их привезли. Они все сидели закутанные в тряпки, в старые одеяла. (Смеется.)
Виля(нервно кричит). Ты и твоя Зина во время войны жрали булочки и шоколад.
Злота. Ша, Виля, ты не кричи…
Виля(Злоте). Сама заткнись…
Рахиль. Что ты скажешь, Быля… Хорошо, я рада… (К Виле.) Ты, сморкач, вот так, как я держу руку, так я тебе войду в лицо.
Злота. Ша, Рахиль… Чуть что — я тебе дам, я тебе дам…
Рахиль. Ну, раз так, пусть он тебе сядет на голову, я ничего не скажу.
Виля разбрасывает тапки и идет на кухню, слышно, как он одевается. Злота идет вслед.
Злота. Куда ты идешь, надо ведь ужинать?
Виля. Не твое дело, куда надо, туда иду. (Выходит.)
Рахиль. Пусть он идет, станет голодным, придет… Это второй Милечка растет… Несчастная женщина, которая попадет к нему в руки…
Злота. Про своих детей так говори. Виля еще будет большой человек. Люди еще лопнут, глядя на него.
Быля. Здесь-таки сумасшедший дом, здесь-таки…
Сумер. И они еще меня называют сумасшедшим. Я еще плохой. Если б я не кормил их в Средней Азии, они б все подохли с голоду.
Рахиль(Сумеру). Азой… Ты нас кормил? Быля, когда Злота была больная, он не дал ни копейки…
Сумер. А кто ей купил швейную машинку? (К Злоте.) Кто тебе купил швейную машину?.. Человек должен сам себе зарабатывать…
На улице слышен смех, топот, два голоса, мужской и женский, затянули песню: «Наливайте мне да кружечку чаю, до свидания, да я въезжаю… И-и-и-и-и, до свидания, да я въезжаю…»
Рахиль (смотрит в окно). Это Сергей Бойко со Стаськой… А, реформа на вас… Чтоб из десяти стал один…
На улице Бойко поет: «Азохен вэй, сказал еврей, куплю штаны за пять рублей».
Рахиль. Как тебе нравится… Еврей азохен вэй. (Становится на стул и кричит в форточку.) Ты Гитлер, Гитлер!
С улицы слышен смех, и Стаська запела: «Оцем, дроцем, двадцать восемь, от а зекел бейнер…»
Злота(Рахили). Что ты ему говоришь: Гитлер? Если ты ему скажешь: Гитлер, он тебе скажет: жид.
Рахиль. Ничего. Это ты их боишься, а я их не боюсь… Реформа на них… Тут снизу живет Стаська, полячка, так она говорит по-еврейски… Я не люблю, когда гой говорит по-еврейски.
Быля. Злотка, через три дня на примерку, через три дня?
Злота. Через три дня… Пока их нет, переоденься в спальне…
Рахиль. Боже паси… Быля, чтоб ты мне была здорова, лучше на кухне переоденься. Потом Миличка скажет, что мы у него что-то взяли.
Злота. С тех пор, как они здесь живут, моим заказчицам негде переодеваться.
Быля. А где они теперь?
Рахиль. Они пошли в гости к его родителям. К Броне Михайловне и Григорию Хаимовичу. Дурное известие на их обоих: и на Броню Михайловну и на Григория Хаимовича… Плохой сон на них обоих… С тех пор как была свадьба, уже два года назад, они, может, раза три здесь были… Очень хорошо… Как я на него не могу смотреть, так я на их лица не могу смотреть. Я их ненавижу, как паука на стене.
Быля. Уже два года, уже два… Время летит… Моей Мэрочке уже полтора года… Тут как раз Пынчик был из Риги, когда я рожала…
Рахиль. Боже паси, Быля, такого зятя, как Миля.
Быля(улыбается). Ну, пока Мэрочка вырастет, мне чтоб было за ее кости.
Рахиль. Моя Рузя сама виновата. Когда я ее спросила: Рузя, но он тебе нравится, она мне ответила: ничего паренек… На Миля она говорит: ничего паренек… На Миля… Чтоб сейчас, когда он возвращается от своей мамы, пусть поломает обе ноги…
Злота. Ах, смотри на эти проклятия… Я была против их свадьба, а теперь я считаю, надо все сделать, чтоб было хорошо. Рузя скоро должна рожать, у ребенка должен быть отец. Мало в нашей семье сирот? (Плачет.)
Быля. Злотка, не нервничай, Злотка. (Уходит на кухню переодеваться. Злота идет за ней, вытирая глаза.)
Рахиль. Чуть что, она писяет глазами. (К Сумеру, показывает на Люсю.) Зато эта у меня тихая сладкая девочка. (Целует Люсю.)
Сумер. Люся — вылитый Капцан из типографии, его не слышно было.
Рахиль. У меня был муж — золото. Так надо было, чтоб его убило на фронт. (Плачет.) Если б он был жив, Рузичка никогда б не попала в плохие руки. Он имел бронь, так он сказал: я коммунист, я должен идти на фронт… Ах, Сумер, ты же помнишь, Капцан был хороший, но все годы я, а не он, вела дом, я всегда больше зарабатывала. Что он имел — зарплата из типографии.
Сумер. Давай-ка я пойду. У вас здесь кричат…
Рахиль. Сиди, Сумер, ты ж только что зашел. Я хочу с тобой поговорить. (Понизив голос.) Я при Быле не хочу говорить, будет знать весь город, она же сплетница.
Быля(заглядывает). До свиданья, Рахиль, до свиданья, Сумер.
Рахиль(Быле). Иди здоровая… Привет Йойне…
Быля. Спасибо. (Уходит.)
Рахиль. Как тебе нравится, Сумер, какая она большая у себя. Ходит и дует от себя.
Злота. Она всегда любит наговаривать на людей. Быля очень хорошая, я к ней ничего не имею.
Сумер(смеется). Как раз попасть к Рухеле в рот…
Рахиль. Беспокойся про свой рот, беспокойся… Конечно, мой муж лежит в земле, а она мадам Шнеур. Вся крупа, и вся мука, и все жиры, и все, что есть хорошего в лагере военнопленных, так это у них дома. А сейчас, когда лагерь военнопленных ликвидируют, Йойна, говорят, получает назначение на вокзал, начальником ресторана. И буфеты у него будут по всей линии до Казатина. Там уже он будет иметь…
Сумер(смеется). Рухеле, ты всегда завидовала чужим деньгам.
Рахиль. Боже паси. Я завидовала только чужому счастью. Так с этим Милей, с этим негодяем, меня должно было так поломать.
Сумер. Мне пора идти. Если ты это мне хотела сказать, так это я уже слышал.
Рахиль. Ах, брат называется. Ни о чем с ним нельзя посоветоваться.
Злота. Что-то Вили долго нет, я уже беспокоюсь.
Рахиль. Никуда не денется твое сокровище, не волнуйся. Он еще тебе и мне сегодня даст пару дуль и скажет: дура, заткнись.
Злота. Ничего… Он хороший, только он слишком быстрый… Если б его мать и отец были живы, все было б по-другому… Я б жила с ними в Киев. (Плачет.)
Рахиль. Злота, дай, чтоб отдохнули от тебя уши… Сумер, я имею от нее отрезанные годы.
Сумер. Так ты будешь говорить, или я ухожу…
Рахиль. Ты помнишь, что я рассказывала тебе про мое несчастье, что залезли в магазин ко мне и украли продукты?
Сумер. Ну, помню. Так ты же говорила, что уже все в порядке.
Рахиль. Подожди, что я тебе скажу. У меня не может быть беспорядка… Что я, воровка? Если мне надо что-нибудь взять, так они у меня могут знать, что темно в заднице. (Смеется.) Перед реформа был как раз партактив по поводу работа с населением во время реформы… Так ты ж понимаешь, что на партактив завезли те еще продукты… Так залезли и взяли водка, колбаса, вино… Сахар не взяли, сукно тоже не взяли…
Сумер. А воров поймали?
Рахиль. Нет, их пока не поймали… Ничего… Мы закрылись на переучет… Пошел Фрум, ты знаешь Фрума?
Сумер. А что, я не знаю Фрума? Мы еще были пацаны, так я его знал… Мы с ним писяли в одну ямку. (Смеется.)
Злота. Ты и Рахиль — два грубияна.
Рахиль. Все у нее грубияны, только она хорошая.
Сумер. Ты будешь рассказывать, или я пойду…
Рахиль. Пошел Фрум, чтоб он ходил в последний раз, чтоб на него наехала машина и разрезала на кусочки, пошел Фрум и привел ОБХСС.
Сумер. Ну он же обязан как заведующий.
Рахиль. Ты слушай дальше. В тот день, когда было воровство, я торговала шестьдесят тысяч рублей. Ты же знаешь товарный учет. Деньги должны равняться товару.
Сумер. Ну, дым шпыц… Конец.
Рахиль. Когда Фрум, чтоб он ходил на костылях, привел ОБХСС, так мне говорят: сколько денег украли? Я говорю, деньги не взяли… Как вы знаете? Вот они… Я говорю — вот они… Вот деньги… А я взяла в тот вечер деньги домой, и все дети у меня вместе со мной считали деньги… И Люся, и Виля, и Рузя… Вот здесь, за этим столом. Они думали, что деньги украли, а деньги есть.
Сумер. Старые деньги?
Рахиль. Конечно, старые… Это ж было перед реформой. А я ж не имела права столько торговать перед реформой. Была инструкция — перед реформой не торговать. Но если секретарь горкома Свинарец, и секретарь райкома, и прокурор, и работники горсовета набирали товар в долг на базе в течение длительного времени, и промтовары, и продукты, так они постарались перед реформа отдать долг старыми деньгами, чтоб не отдавать новыми… Ты меня понимаешь? Ой, Сумер, что я имела… Мильмана арестовали, это да.
Сумер. Про Мильмана я знаю, он имеет четыре года.
Рахиль. Но ко мне они прицепиться не смогли… Они ко мне прицепятся… Чтоб к их заднице чиряки прицепились…
Сумер. Так ведь хорошо.
Рахиль. Подожди… На прошлой неделе меня вызывают в райком… Ты Комара знаешь, инструктора райкома партии?
Сумер. Что я, не знаю Комара? Он у нас в артели шил себе пальто, так он заказал из хорошего сукна, а заплатил за третий сорт.
Рахиль. Болячки на него, чтоб он лежал парализованный… Так он меня вызывает и говорит мне: товарищ Капцан, у нас есть сведения, что вы получили из Америки от родственников пять посылок… Я ему говорю, товарищ Комар… Он меня перебивает: я не Комар, а Кoмар, ударение на «о». Я про себя думаю, чтоб тебя уже гром ударил. Это я думаю, а говорю: товарищ Комар, я никаких посылок из Америки не получала. Я там никого не имею. Я только имею коммунистическое сердце… Хорошо я ему сказала?
Сумер(смеется). Почему нет? Ты хорошо сказала…
Рахиль. Я говорю, здесь возле базара живет семья Капцан, но ко мне они никакого отношения не имеют, однофамильцы. Это они, наверно, получили посылки, вы проверьте. И что ты думаешь, это, действительно, так оно и есть. Почта дала в райком неправильные сведения. Фамилию назвала правильно, а имя-отчество перепутала.
Стук в дверь.
Злота. Это Виля идет, слава Богу.
Рахиль. Ша, Злота, не спеши так. Я всегда боюсь, что она упадет.
Злота (возвращается). Это не Виля, это Бронфенмахер.
Рахиль(тихо). Вот ты имеешь гостя в задницу.
Входит Бронфенмахер на костылях.
Бронфенмахер. Добрый вечер.
Рахиль. Ой, когда я вижу его на костылях, я не могу жить. Я ж его знаю с двадцать пятого года, я его отца помню, они тогда жили на Малой Юридике. Хороший был еврей, красивый… Бронфенмахер, дай я помогу тебе сесть. (Помогает ему, тот осторожно садится, ставит рядом костыли.)
Бронфенмахер. Ничего… Гурнышт… Это оно есть… Азой идыс… Ну так, когда снимут гипс, я буду хромать… Но плохо тому, кто лежит в земле. (Плачет.)
Рахиль. Ой, вэй з мир. (Плачет.)
Злота. Беба стоит мне перед глазами. (Плачет.)
Сумер. Так ты на больничном, Бронфенмахер?
Бронфенмахер(вытирает глаза платком). Я совсем ушел из горкомхоза. Человек нужен, пока он здоров.
Рахиль. У каждого свое горе… Ты хоть знаешь, на тебя и на Беба, пусть земля ей будет пух, наехала машина, а моя Рузя… Ой, Боже мой… Так она должна была попасть в руки этих Тайберов…
Бронфенмахер. Что я, Тайберов не знаю?.. Это одесские воры… Они перед войной переехали в Бердичев, потому что на отца в Одессе готовилось дело.
Рахиль. Воры хоть должны иметь деньги… Мне говорили, что у них много денег… Где же эти деньги? Раньше они работали на Лысой горе в воинской части, теперь их оттуда выгнали… Так Миля пошел фотографом на завод «Прогресс», а сделалась реформа, так их деньги стали вообще, извините за выражение…
Бронфенмахер. Ничего, пусть развяжут чулок, у них еще должны быть золотые пятерки от Николая… Как тебе нравится, Сумер, у Тайберов нету денег? Не смешите меня… Другое дело, что это большие копеечники.
Рахиль. Ой, если б только копеечники. (Плачет). Моя дочь не успела…
Бронфенмахер. Ты сама виновата. У меня для Рузи был хороший жених, товарищ моего сына, тоже инженер… Рузя жила бы в Москве.
Рахиль. Кто же знал, Бронфенмахер, что такое получится?.. Разве человек хочет себе плохо? (Плачет.)
Бронфенмахер. Зачем тебе было спешить с замужеством Рузи?
Злота. Рузя вышла замуж в семнадцать лет. (Плачет.)
Бронфенмахер(к Рахили). Тебе самой, Рахиль, надо поспешить.
Рахиль. Мне? Куда мне спешить? Сумасшедший. Я уже свое отспешила. (Смеется.)
Бронфенмахер. Ты слышишь, Сумер, она уже отспешила. Сорок пять — баба ягодка опять.
Рахиль. Мне всего только сорок два. (Смеется.)
Люся(смеется). Мама невеста, мама невеста…
Рахиль(смеется). Они мне не позволяют… Дети…
Бронфенмахер. Всю жизнь строить на детях? Надо жить для себя тоже. Вот у меня в Москве сын, так я вижу, как он любит папу, который инвалид и ничего не может ему дать больше.
Сумер. А кто тебя обслуживает, Бронфенмахер?
Бронфенмахер. Тут одна женщина заходит, она каждый день едет из Семеновки в Бердичев мыть полы. Покупает то, что мне надо… Валя ее зовут.
Рахиль. Если она недорого берет, пришли ее ко мне. У меня сил нет мыть полы, а Рузя сейчас беременная, а Злота больная… Если бы был хороший зять, так он бы был хозяин в доме. А это пустое место. И он недоволен. Я устроила свадьбу за свой счет, я им отдала ту комната с мебель, купила новую никелированную кровать, дала радиоприемник, простыни, наволочки. Что у меня было. Так он недоволен. Он хочет, чтобы мы перебрались в маленькая комната, а ему отдали большая. (Сгибает локоть, выставляет его перед собой и ударяет себя ладонью по локтю.) О, фын дым бейн… Из кости он может у меня иметь… И еще он говорит, что ему здесь скучно… Ему здесь скучно… Если ему здесь скучно, пусть полезет Пайдуцеру в задницу…
Сумер(смеется). Люся, ты знаешь, кто такой Пайдуцер? Это был знаменитый еврейский музыкант, он всегда играл веселую музыку.
Рахиль(смеется). Пусть полезет Пайдуцеру в задницу. Он хочет у меня большую комнату…
Злота. Это не может быть. А где мне работать? А если ко мне приходят заказчицы?
Рахиль. Ша, Злота, ты не кричи… Большую комнату он хочет у меня получить… Хочет, пусть делает губами.
Люся(открывает и закрывает рот, смеется). Мама, я делаю губами.
Рахиль(смеется, целует Люсю). Сладкая моя девочка… Хочет, пусть делает губами. Если я вижу какую-нибудь вкусную еду, но это не мое, я могу только делать губами.
Бронфенмахер(смеется). Рахиль если скажет, так это сказано.
Рахиль. Бронфенмахер, он кричит, что Рузя дает нам его деньги. (Плачет.) Чтоб он имел столько денег себе на похороны, сколько он нам дает.
Стук в дверь.
Злота. Это Виля. (Уходит и возвращается с Вилей.)
Рахиль(плачет). Мои дети остались без отца. (Показывает на Вилю) Этот парень остался круглый сирота, сын нашей покойной сестры… Так он нам дает…
Злота. Виля, будешь ужинать? Я сейчас нагрею котлеты с квасоля…
Рахиль. Что у нас есть, это для детей… Сумер, помнишь, до революции, когда мама сварила суп из картошки, так у нас был веселый день… Но чужого мы не брали. (Плачет, показывает на Злоту.) Она такая больная…
Злота(плачет). Я должна каждая копейка зарабатывать своими пальцами.
Рахиль. Так он нам дает… Чтоб Бог дал ему болячку в лицо… Чтоб Бог дал ему кольку в бока… Чтоб упало дерево и его покалечило… Чтоб наехала машина и разрезала его на кусочки… Я если проклинаю человека, так это еще то проклятие…
Бронфенмахер(начинает кашлять). Я пойду…
Рахиль. Куда ты спешишь, Бронфенмахер? Дай я тебе помогу подняться.
Бронфенмахер. Ничего, ничего, я сам. (Встает, опираясь на костыли, и выходит.)
Злота(всплескивает руками). В моей жизни…
Рахиль. Злота, что ты плещешь в ладони? Я хотела, так я так сказала… Ты думаешь, я не помню, как два года тому назад он хотел носить через моя кухня помои? Как он подбежал и стучал в стенка, чтоб поломать и сделать на моя кухня своя дверь?.. Ты думаешь, я не помню?
Сумер(смеется). Но он же пришел, чтоб свататься к тебе…
Рахиль(смеется). Мне нужен этот старый инвалид, чтоб он мне навонял в кровати… (Стук в дверь.) Ша, вот они уже идут… Чтоб было тихо, чтоб никто не отзывался…
Рахиль идет открывать. Входит Миля с упрямым крепким бритым затылком. Стрижен под бокс. Рузя беременная, с большим животом. Оба, ни слова не говоря, проходят через большую комнату к себе и закрывают дверь. Слышно, как они там шепчутся. Рахиль прикладывает палец к губам. Злота ставит перед Вилей тарелку и сама садится к столу со своей тарелкой.
Злота(тихо). Виля, хочешь колбасу? (Берет кусочек колбасы, приставляет к нему нож острой стороной, пальцем упирается на нож: сверху и стучит ножом вместе с колбасой по столу)
Рахиль(тихо). Ну, я этого еще не видела, Сумер… Злота, что ты делаешь? Чтоб рубить колбасу, как рубят сахар?
Злота. Как мне удобно, так я и делаю.
Рахиль. Люся, подвинься, дай им поужинать.
Сумер. Я пойду.
Злота. Сиди, куда ты спешишь? Хочешь колбасу?
Открывается дверь, на пороге появляется Миля, смотрит, как ужинают Злота и Виля.
Миля. Я уже вижу, куда денежки мои идут… На кормление тетушки и племянника.
Рузя(сердито). Закрой дверь! (Подходит, втаскивает Милю за руку и закрывает дверь.)
Рахиль. Ну, Сумер, ты слышал?
Злота. Ша, тихо…
Рахиль. Что значит — тихо… Он нас кормит. Мы всю жизнь сами кормили своих детей… И Люся, и Рузя, и Виля…
Миля(резко открывает дверь). Дядя Сумер, вот вы из их семьи, скажите честно, у меня здесь жизнь? В этой комнатушке?..
Рахиль. Ну, другой у меня нет… Твоя мама богатая, а я бедная… Я вдова…
Миля. Моя мама не богатая, она просто добрый человек, она гуманный человек… Если мы будем жить у нас, никогда к Рузе не будет такое отношение, как здесь ко мне… Здесь вообще невозможно жить… Тетушка, племянник, крики, скандалы…
Рахиль. Кроме тебя, здесь никто не кричит.
Миля. Вы слышите, дядя Сумер, кроме меня, здесь никто не кричит?.. Скажите честно, разве здесь у меня жизнь?
Сумер. Он таки прав.
Миля(Рахили). Вот ваш родной брат со мной согласен.
Рахиль. Что ты говоришь, Сумер? Он прав? Он нас кормит?
Сумер. Когда я служил при Николае, так один солдат сказал на другого, что тот съел его порцию каши… Тогда унтер велел тому сесть на параша и как скомандовал: «Надуйсь!», и тот таки сделал больше, чем от одной порции каши. (Смеется.)
Миля. Ваши семейные анекдотики мне надоели. (Кричит.) Я вам не мальчишка, который учится в седьмом классе… Я вам не мальчишка!
Виля. Заткнись!
Миля(заходит в комнату). Я тебе дам заткнись, сопляк… Я тебе так дам, что месяц лечиться будешь…
Рахиль(загораживает дорогу к Виле). Миля, если ты тронешь сирота, так что у меня есть в руке, я тебе дам по голове.
Рузя(кричит). Миля, иди сюда!
Сумер. Дай-ка я уйду. (Встает и быстро уходит.)
Миля. Видишь, Рузя, даже их родной брат не выдерживает… В общем, так. Я здесь жить больше не могу… Одевайся, пойдем к моим родителям, будем жить там…
Гаснет свет.
Рахиль. Вот как раз электричество потухло. Это знак, что Рузе никуда не надо идти. Она беременная, куда она пойдет! (Выглядывает на улицу.) На всей улице темно. Только в военном доме есть свет. Сволочи, эта электростанция, то она дает свет, то выключает. Злота, где свечи?
Злота. На кухне, за печкой.
Миля. Одевайся, Рузя.
Рахиль(входит с зажженной свечой). Куда она пойдет беременная, в темноту?.. Ты хочешь, иди… Тому, кому тесно, тот уходит…
Миля(к Рахили). Я не с вами разговариваю.
Рахиль. Я с тобой тоже меньше всего хочу говорить… Рузя, ложись спать, уже поздно.
Миля. Рузя, так я ухожу…
Рузя. Иди, иди. (Кричит.) Иди!
Миля молча одевается, проходит через большую комнату и в передней сильно хлопает дверью.
Рахиль. А чтоб ему стучало в голове, как он хлопнул дверь… Давайте ложиться спать, света нету, надо спать… А он пусть идет. Но чтоб он туда не дошел и назад не вернулся. Виля, ну-ка положи книгу, у меня нет откуда платить за свечи… Надо спать… Злота, стели… (Продолжает говорить все время, пока стелется постель.) Пусть он идет… Ребенка мы сами воспитаем… Когда я спросила на свадьбе: «Рузичка, но он тебе нравится?», она говорит: «Ничего паренек…» На Миличку она говорит: ничего паренек… Почему он не сдох до того дня, как я его узнала?
Рузя(из соседней комнаты). Мама, замолчи.
Рахиль. Теперь она говорит: замолчи, а тогда она сказала: ничего паренек… Если б она хорошо училась в техникум… Я б ее так рано не выдала замуж… Но она ж была двоечница…
Рузя(кричит из соседней комнаты). Мама, замолчи, слышишь!
Рахиль. Что ты кричишь? Я тебя боюсь?
Злота. Рухл, дай спать. Ты ж сама говорила, что пора спать.
Рахиль. Пора спать… Как будто я могу спать… Ему здесь скучно… Пусть залезет Пайдуцеру в задницу… Он хочет — пусть делает губами…
Рузя(кричит). Мама, замолчи! (Выбегает босиком в рубашке, садится на пол и начинает бить себя кулаками в беременный живот, кричит.) Замолчи, замолчи, замолчи! (Кричит в такт ударам кулаками в живот.)
Рахиль пытается схватить Рузю за руки. Между ними борьба. Люся начинает плакать. Все мечутся в белье по темной комнате.
Рахиль(кричит). Злота, зажги свечу… Свечка на кухне… Ой, она бьет себя кулаками в живот…
Виля. Не надо, Рузя… Я за тебя, я за тебя…
Злота. Ой, мне плохо… (Идет на кухню.)
Рахиль. Рузя, не бей себя. (Слышен звук рвущейся материи.) Ой, она порвала на мне рубашка! Ой, она порвала на мне рубашка! Ой, она порвала на мне рубашка! Ой, она порвала на мне рубашка!
Злота(кричит на кухне). Свечка упала у меня из рук… Ой, пожар, пожар!
Рахиль. Гвалт! Пожар!
Отсвет дрожащего на кухне пламени освещает комнату. Виля хватает с тумбочки какое-то одеяло и бежит с ним на кухню.
Виля. Сейчас я наброшу одеяло на огонь, сейчас потушу… Ой…
На кухне еще большая вспышка огня.
Злота(кричит). Вата горит! В одеяло была завернута вата… Я не могу жить… Пожар… Гвалт! Рахиль. Пожар! Сы брент!
Люся плачет. Рузя сидит молча на полу. Сильный стук в дверь.
Рахиль. Подождите открывать, я в порванной рубашке.
На кухне слышна суета и голоса соседей. Рузя быстро уходит к себе и закрывает двери. Появляется Бронфенмахер. Он в кальсонах, валенках, телогрейке. Прыгает на костылях.
Бронфенмахер. Я думал, у вас убийство.
Рахиль(в пальто поверх белья). У нас пожар… Мальчик бросил одеяло на огонь, а там была Злотина вата, что ей принесли заказчики…
Бронфенмахер. Разве можно так кричать? Пожар, значит, надо тушить. Вот уже потушили… Вот горелая вата валяется, соберите…
Рахиль(садится на стул, начинает громко плакать). Ой, у нас пожар, ой, у нас пожар, ой, у нас пожар…
Люся(плачет). Мама, не надо…
Бронфенмахер(Виле). Мальчик, дай своей тете воды, чтоб она успокоилась. Уже ночь, люди должны спать.
Виля приносит воду, Рахиль пьет и затихает, сидя на стуле. Рядом с ней садится Злота, держась за сердце.