"Меч судьбы" - читать интересную книгу автора (Скороходова Татьяна Николаевна)

Глава 19 В которой герои в Хладном лесу воюют не на жизнь, а на смерть

— А тебе, борода, не страшно здесь жить, рядом с лесом? — спросила я холмовика, которому вздумалось с утра пораньше заняться уборкой.

Мы завтракали, и клубы пыли, поднятые метлой, которой рьяно орудовал Ногир, не слишком способствовали аппетиту. Но, судя по грозно посверкивающим гномьим глазкам, лучше и не заикаться о том, чтобы он отложил домашние хлопоты.

— Я? Боюсь? Тут страшнее дурни, которые туды пруться, а не то, что лезет оттель, — проворчал гном, усердно подметавший пол.

— А что лезет оттель?

— Хрень всякая.

— Ясен пень, что не добрый фей, — заразилась я гномьей манерой.

На столе дымились блины, стояли разноцветные плошки с вареньем, грибами и лесной ягодой. Несмотря на храп Севера, я всю ночь продрыхла без задних ног, поэтому чувствовала себя заново родившейся на свет. И, как всегда, жутко голодной. Вейр, судя по его виду, тоже не провел ночь в слезах и тяжких раздумьях о своей горькой судьбинушке. Лихорадочный румянец исчез, пепельный хвост тщательно, волосок к волоску, расчесан, а очередная рубаха торжествующе сияет белизной назло нам с Ольгой. Колдун неторопливо завтракал, вампирша задумчиво помешивала ложечкой кошмарный напиток. Друзья смаковали последние крохи уюта и тепла.

— Не, не фейки. Духи там, зверье несусветное, но хуже всего великаны ледовые, — ответил Ногир, придирчиво разглядывая сосновый пол. Он хмурил брови, сопел и дергал себя за ухо размером с оладью. Неудовлетворенный осмотром, снова рьяно замахал метлой, бурча себе под нос.

— Я и спрашиваю, — терпеливо повторила я, — как же вы не опасаетесь, что они перейдут поле? Дом-то совсем рядом!

— Ты, ведьма, сама рассуди, щас сочтем, — Ногир замер, оперся на метлу, поднял руку и растопырил пальцы, приготовившись считать. Я затаила дыхание. — Дом собран без единого гвоздочка — раз, — он согнул палец, — в лес мы не премся — два, хозяин у меня великий колдун — три, а, главное, у нас сторож есть, ведьму ему в печенку! — он уставился на большой палец, оставшийся несосчитанным, согнул и его, подумал и добавил:

— Ещё труха всякая, навроде кругов и обережников, — донельзя довольный, он разжал кулак и взялся за метлу.

— То есть, если на нас не будет железа, то, может, и пронесет? — не поверила я ушам.

— Думай головой-то, а не задницей! Ежели и жизнь из тебя высосать, тады, мож, и пронесет, но за энтим уже к вампирше обращайся.

Ольга прищурилась и улыбнулась, глядя на разговорчивого гнома. Ногир позеленел и торопливо замахал метлой, двигаясь в противоположную от вампирши сторону.

Я ухмыльнулась.

— А что это за сторож у вас такой?

Истошный, неистовый крик оглушил, ударил, впился безжалостными когтями в уши. Вопль взмывал ввысь, горячей волной тошноты окатывая тело, вибрировал, то усиливаясь, то спадая, чтобы вновь с удвоенной силой подняться до бесконечных пронзительных высот. Казалось, ещё мгновение, и я сойду с ума, рассыплюсь в прах, умру. Чувствуя, что настал мой последний час, попыталась встать, но ноги не держали. И тут, когда уже не осталось сил выносить эту муку, крик оборвался. Я открыла глаза, дрожащей рукой пригладила вставшие дыбом волосы и оглядела поле боя. Ногир, выронив метлу, ожесточенно тер уши и мотал бородатой головой. Вейра и Ольги в комнате уже не было. В ушах пребольно щелкнуло, я услышала поскуливание Севера и истошное ржание лошадей.

— Ччч-т-то это? — прохрипела я пересохшим горлом. От крика до сих пор мелко дрожала посуда, колыхалась на небольшом окне веселенькой расцветки занавеска, а пыль, сметенная домовитым гномом в кучку, висела в воздухе. От такого голоса и мертвый оживет, поседеет, превратится в заику и вновь помрет, твердо убежденный, что на этом сумасшедшем белом свете ему делать нечего.

— Это оно и есть, сторож-то, печенку в ведьму, — отмер холмовик. — БЕЖИМ!

В проеме гном и я оказались одновременно. Попихавшись и поругавшись, я вывалилась первой на крыльцо и замерла в изумлении.

Вейр стоял на ступенях, помахивая кочергой. У Шенва в руке мерцало оголовье крепкого деревянного посоха, глаза пристально смотрели на кромку леса. Ольга замерла посреди двора, держа светящуюся спицу, которой она сражалась с охраной Лоринии. Север сидел у её ног и, склонив голову набок, разглядывал существо, гордо вышагивающее по двору.

Ярко-алые перья размером с кухонный нож блистали на солнце, золотой гребень грозно топорщился. Взгляд круглых огромных желтых в черных ободках глаз словно говорил "вот он я какой!". Я очень о многом хотела побеседовать с птичкой, но мне пока не до возмутителя спокойствия и грозы наших бедных ушей.

За полем, у самой кромки леса призрачная тень размытым пятном скользнула по земле и исчезла. Солнце слепило глаза, не давая толком рассмотреть тварь. Лишь снег, осыпавшийся с ледяных ветвей снежным водопадом, говорил о том, что тревога не была напрасной.

Холмовик выругался, плюнул под ноги и замахнулся метлой на петуха-монстра. Щелкнул клюв, половинки древка упали на землю. Петух взрыл когтистой лапой землю, готовясь растерзать обидчика. Глаза загорелись алыми угольками.

— Тебе скока говорено — на сонников не орать! — завопил гном.

Ужас в перьях копнул землю и шагнул вперед. С деревенскими Петьками птица размером с перекормленного индюка имела лишь отдаленное сходство. Север спрятался за Ольгу, из-за спины вампирши наблюдая за кочетом-великаном. Бедный малыш до сих пор встряхивал головой.

— Цыпа-цыпа-цыпа! — присев на корточки, позвала я.

Петух тряхнул головой, гребень воинственно затрясся. Глаза моргнули раз, другой, и кошмарная птица важно шагнула ко мне. Ногир попятился, круглыми от ужаса глазами глядя на меня, и покрутил пальцем у виска. Я вытащила из кармана куртки корку хлеба, завалявшуюся ещё с дороги, и протянула открытую ладонь, зажмурив глаза и мысленно на всякий случай попрощавшись с рукой. Вейр ругнулся, подскочил ко мне, схватил в охапку, забросил, словно мешок с мукой, на плечо и потащил в дом. Я уже привыкла, что он меня таскает и швыряет, когда ему вздумается, и возражать не стала. А немного выдранных пепельных волос можно объяснить потрясением от петушиного концерта.

Отшвырнув бархатную черную ленту на стол, я бросилась к дверям и остановилась, любуясь открывшейся мне картинкой.

Загнав гнома на забор, чудище бродило по двору, вышагивая, словно генерал перед войском. Шенв, размахивая посохом, подпрыгивал и пытался огреть гнома. Наверное, в воспитательных целях, чтобы привить любовь к природе. Ногир отбрыкивался, поджимал ноги и вопил на весь двор, озвучивая свое мнение о противоестественных отношениях петухов с колдунами.

Шенв, утомившись, подошел к кочету, задумчиво разглядывающему Ольгу с торчащей из-за её спины волчьей головой. Шепнул пару слов. Петька вскинул голову, я зажала уши, ожидая нового вопля, но петух удовлетворился тихим "ко-ко", склевал оброненную мной корку и скрылся в сарайчике.

Ногир бесстрашно ссыпался с верхотуры, словно не впервой проделывал этот трюк, и побрел в дом, протиснувшись мимо меня в угрюмом молчании. Конечно, здорово, что у них есть такой монстр, который при приближении врага поднимет всех на ноги, но, по-моему, Шенв не был бы так сед и лыс, если бы птичка орала немного потише. Хорошо, что петух не приветствует солнышко по утрам, как принято у нормальных обычных птиц. Представляю, что было бы, если бы мы проснулись от такой побудки… Три скромных холмика зеленели бы по весне… Размышляя о волшебных петухах-великанах и лесных чудищах, я пошла собираться в дорогу. Тварь, затаившаяся в лесу, как объяснил хозяин, в общем-то, не была опасной. Сонник никого не ел и не разбрасывал окровавленные части тел по ветвям. Он мог лишь усыпить. "Не опасной", как же… Сон на холоде превращался в вечный.

Утро кусалось морозцем, но день обещал порадовать теплом. Бабья осень, погрозив кулаком зиме, отвоевала пару солнечных дней. По всемирному закону подлости, солнце нам сегодня только мешало. Искрящиеся в лучах ледяные свечи слепили глаза даже издалека. Напялив волшебную одежку, купленную в Лесицах, мы походили на трех медведей, как в старой сказке. Не хватало только невоспитанной наглой девочки. Правда, если Вейр с Ольгой смахивали на двух тощих медведей-шатунов, то я сама себе напоминала перекормленную мышь. Шуба и штаны немного велики, моего размера не нашлось во всех Лесицах, а ушивка требовала задержаться не меньше, чем на пять-семь дней, поэтому получилось то, что получилось. Навоевавшись с хитроумными костяными крючками и веревочками, я взмокла и пришла в бешенство. Легкая, невесомая двусторонняя шуба плотно соединялась с меховыми штанами, не оставляя даже крохотной лазейки ветрам и морозу. Я потрогала странную вышивку, украшенную бусинками и клыками животных, прощупывающуюся сквозь мех. Короткий ворс наощупь напоминал мягчайший мох, но выглядел, как побитая молью шкура. Впрочем, мы не к эльфам на бал собрались. Я поправила капюшон и взяла небольшую сумку, набитую травами и зельями. Всё необходимое для похода было в волшебной торбе у Ольги.

Шенв повел рукой в благословляющем жесте, пропел "пусть вас не оставит Жрица", и ушел в дом. Лить по нам слезы он явно не собирался. Вороная и Шеда оставались здесь, у хозяев. Если мы за ними в течение года не вернемся, холмовик отведет к своему племени, где их будут холить и лелеять. Страсть к лошадям у подземного народца была в крови. Одно утешение, животина у них как сыр в масле кататься будет… Ольга уронила мешочек, звякнувший злотыми, в протянутую ладонь гнома, и пошла к виднеющемуся в проеме ворот черному полю. Вздохнув, я кивнула Ногиру и догнала подругу.

Черная подмерзшая земля похрустывала под ногами. Если у дома Шенва ещё встречались сухие стебельки, то чем ближе к лесу, тем более безжизненной казалась земля. Поднявшийся легкий ветерок сдувал тонкие белые полосы нетающего снега, застрявшего меж черных трещин земли, холодил лицо. Хрустнула первая тонкая корка льда, осыпались замерзшие навек иглы травы. Мы опустили на лица вшитую в капюшон прозрачную темно-коричневую ткань, уберегающую глаза ото льда и снега, и шагнули в лес.

Вела Ольга, уверенно держа только ей одной известное направление. Я то и дело озиралась на Севера. Быстро идти мы не могли — волк поскальзывался, шел медленно, осторожно. К унтам мы прицепили небольшие снегоступы, подбитые странным, похожим на длинноворсовый мех, материалом, но очень жестким и колючим. Чудо-мех шел полосами, перемежаемыми толстой кожей неизвестной мне рыбы-великана с крепкой крупной чешуей. Сбоку снегоступов торчал хитроумный механизм — если щелкнуть, на подошвах вырастал мех, который не позволял проваливаться в сугробы, если отжать — появлялась чешуя, не дававшая скользить по льду, хотя все равно смотреть под ноги надо было в оба. Стоило это чудо столько, что можно год безбедно жить целой деревне. Ольга, не моргнув глазом, отвалила мешок злотых оборотню, расхваливавшему товар, и впрямь отличный. У Севера такой палочки-выручалочки не было. У меня даже в мыслях не возникло оставить друга у Шенва, Вейр с Ольгой тоже не заикнулись ни разу о том, чтобы не брать его в лес. Да и, думаю, чихать Север хотел на наши благие намерения, буде бы мы решились их высказать.

Хрустела под ногами осыпающаяся трава, сверкали полупрозрачные листья боярышника и малины. Я тронула варежкой гроздь смородины, виднеющуюся сквозь корку льда. Послышался тихий шорох, осыпался снег, и ветвь упала наземь, разбившись на мелкие кусочки. К моему удивлению, снега почти не было, словно и не стояли века холодов. Почему так, я не знала, но высота сугробов меня волновала сейчас меньше всего. Противоестественная гнетущая тишина, нарушаемая лишь звуком наших шагов и дыхания, душила, заставляла нервничать. В мертвом лесу не пахло багульником, грибами и хвоей, не пели птицы и не мелькали беличьи хвосты. Царство покоя, холода и смерти. Нас пока никто не пытался сожрать, растерзать или заморозить, и я постепенно расслабилась. Не разглядев под тонким слоем снега коварный лед, с воплем съехала по небольшому склону, размахивая руками, прокатилась десяток шагов и остановилась, оглянувшись на друзей.

Север, судя по морде, пребывал в раздумьях, последовать ли моему примеру, или сползти на брюхе. Скользя разъехавшимися во все стороны лапами, он скатился с горки и остановился рядом со мной, еле собрав лапы вместе. Отряхнулся и улыбнулся во всю пасть, вывалив розовый язык. Судя по довольной морде, прогулка ему была только в радость, несмотря на лед. Вейр с Ольгой спустились изящно, красиво, подняв легкую снежную волну, словно всю жизнь учились кататься на снегоступах. Я смотрела и не верила глазам. Медленно, беззвучно дорожки наших следов принимали первозданный вид. Присев, тронула ледяные иглы. Осыпавшись на землю, крохотные сосульки полежали немного и, взмыв в воздух, снова превратились в траву, словно время пошло вспять. Теперь ясно, почему Хладный даже объединенным силам колдунов со жрецами не удавалось стереть с лица земли. И почему тут не занесло всё сугробами до самого неба. Лес был, есть и будет до скончания веков такой, какой был в тот день. Время остановилось. От мысли, что это та самая трава и те самые деревья, среди которых шел последний бой Жизни с ледяной смертью, захватило дух.

Прошло пару часов, солнечные лучи, отражаясь ото льда и снега, вовсю жалили глаза, не спасала даже защитная темная ткань. У Севера бежали слезы, оставляя замерзающие хрустальные дорожки на серой морде. Мы остановились, чтобы передохнуть и отдышаться посреди небольшой полянки. Я с облегчением закрыла глаза. Полдня в пути, и ни одной живо-неживой души. И чего так все боятся? Страх понемногу отступил, оставив место здоровому или не совсем, смотря на чей взгляд, любопытству. Я открыла глаза. И едва сдержала вопль. Первая ласточка, накарканная мной, приближалась.

Медленно, страшно, волшебно и завораживающе красиво на нас летел призрак. Развевались на невидимом ветру длинные смоляные волосы, неземным огнем сверкали глаза на прекрасном лице богини. Дух замер перед нами. Вейр вскинул руку в жесте силы, Ольга вцепилась ему в рукав и прошипела:

— Не смей! Она не опасна!

Дух завис передо мной. Колыхались полы белоснежной мантии, шевелились на ветру пряди цвета воронова крыла. На лице жили одни глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу. Мне почудилось, что легкая улыбка скользнула по лицу эльфийки. Немного отлегло от сердца. Я поняла, что могу дышать, и опустила руку. Варежку я с перепугу снять не догадалась, иначе бы её сожгло огнем боевых колец, которыми меня щедро снабдила запасливая вампирша. Я стащила рукавицы и положила в глубокий карман шубы. Надо смотреть в оба и быть начеку. Пусть мерзнут пальцы, но лучше быть живой с отмороженными пальцами, чем мертвой, но в варежках. Впрочем, мороз был вполне терпим. Если бы не защита глаз от снега, можно было бы снять капюшон и даже остаться в живых.

— Это Ириэлла, — тихо произнесла Ольга. — Она погибла одной из первых.

И откуда она все знает? В немногих уцелевших летописях той битвы о людях и нелюдях сказано раз, два и обчелся. Имена воинов и магов, казалось, давно канули в лету, как и сама битва. Если бы не Хладный лес, может, уже и забыли бы, как забыли ту войну, про которую мне поведал Леший. Одно дело знать, что погибла тьма народу, и совсем другое, когда названы имена павших. Обезличивание памяти убивает не только саму память, но и нас самих, превращая в нечто, родства не помнящее. А вампиры помнят и берегут.

Я посмотрела на колдунью. Значит, Ириэлла, Матушка-Земля ей пухом… Как же ей, наверное, хотелось жить! Такая молодая и красивая, ей бы жить-поживать, тем более, что эльфы живут сотни лет, но она выбрала смерть ради жизни. Сколько же их здесь таких? Тряхнув головой, я двинулась вперед по поляне, осторожно обойдя неподвижно висевший в воздухе призрак, который молча проводил меня глазами. И медленно, на ватных ногах, попятилась. Из подлеска вынырнул белоснежный волк. Второй, третий, один за другим стая выходила на поляну, не сводя с нас сверкающих тьмой глаз. Белые шкуры сверкали льдом, с оскаленных морд капала слюна, чтобы тут же превратиться в сосульки. Вейр стал рядом со мной, сверкнул на солнце меч. Засияла Ольгина спица, глухо зарычал Север, вздыбив шерсть.

Ириэлла метнулась к Северу, всплеснула руками в колдовском жесте и исчезла, словно в воду канула. Волка окутала голубоватая дымка, растаяв без следа. Серая шерсть заискрилась алмазным инеем, в янтарных глазах разгоралось синее пламя. Я словно воочию увидала восставшего из мертвых легендарного Хорта.

Я смотрела на врагов, крадущихся по снегу, и легко встряхивала руками в определенном ритме, активируя кольца силы. Ольга подняла меч-спицу, принявшую вид раскаленного лома. Кровавые отблески замерцали на снегу и ледяных ветвях. Север вскинул голову. Коротко, мощно взвыл и рванул к врагу. Огромный волк рассек белую волну четвероногой смерти и врезался в самую гущу.

Куча-мала каталась по поляне, то и дело натыкаясь на деревья и оставляя после себя неподвижные волчьи тела. Лишь изредка мелькал серый хвост или оскаленная морда Севера. Бой шел молча, без визга, рычания и скулежа. Слышался только хруст костей. И, кажется, мои крики. Мы не могли ударить, опасаясь навредить Северу, и в немом отчаянии смотрели на неравную битву. Тела усеяли поляну, казалось, победа за Севером, когда я увидела первое багряное пятно. Алая нить прошила снежную истерзанную простыню кровавыми стежками. Вейр выругался и бросил заклинание, разметав по деревьям и кустам ледяных волков. Я вновь заорала, но увидав, что Север не пострадал, ограничилась нецензурными выражениями вместо смертельного убийства одного дурного колдуна.

Север, покачиваясь, встал на разъезжающиеся лапы. Окровавленные бока вздымались, морда заиндевела, в глазах полыхала синим светом ярость битвы. Я выдохнула. Слава Матери! На его боку была лишь неглубокая рваная рана, больше я ничего ужасного не заметила, но ему грозила потеря крови, если драка затянется. Из куста выскочил белоснежный ледяной зверь. Север мотнул головой, щелкнул зубами, белый со странно вывернутой шеей отлетел прочь. Уцелевшие волки, полежав и очухавшись, поднимались на ноги и скрывались в лесу, поджав хвосты и свесив головы почти к самой земле, не глядя на нас.

С ветвей осыпались водопады снега, Север оглядывал поляну в поисках уцелевших врагов, я пыталась унять дрожащие руки, а Ольга легким скользящим шагом двинулась к ближайшему к ней волчьему телу. Я пошла следом, озираясь в ожидании новых сюрпризов. Посмотрела на труп. И оцепенела. Белоснежный искристый мех шевелился. Мышцы перекатывались, словно тело пожирали изнутри огромные черви. Дернувшись пару раз, голова повернулась, хрустнули позвонки, и белый, пошатываясь, встал на ноги. Ольга замахнулась спицей. Мелькнула серая огромная тень, вампирша упала и тут же вскочила на ноги. Перед взбешенной Ольгой встал Север, скаля клыки и вздыбив шерсть, загородив собой шатающегося волка. Мамочки! Он что, сдурел? А, может, эти твари бешенные, и он теперь такой же, как они? Меня бросило в жар, в висках застучала кровь. Я обвела глазами поляну и медленно, стараясь не делать резких движений, потянулась к меховому сапогу, в который спрятала нож кузнеца.

Павшие волки вставали на ноги.