"Несомненная реальность" - читать интересную книгу автора (Лотош Евгений)12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного ПредседателяОлег рывком сел в постели, отбросив одеяло. Чувство удушья постепенно проходило, липкий непередаваемый ужас отступал в серых предутренних сумерках. Сердце колотилось, простыня пропиталась потом. Что же ему приснилось? Разум силился проникнуть за мутную пелену сна, но нащупывал лишь бессмысленные разрозненные образы. Курица, копающаяся в пыли, крупный карий лошадиный глаз, зеркало с отражающимся в нем солнцем… Он с трудом сглотнул пересохшим горлом. Страшно хотелось пить, а в затылке зарождался намек на головную боль, который, дай ему волю, через несколько часов превратится в изощренную пытку электродрелью. Остеохондроз, чтоб его! И чего я держу столько придворных докторов… Докторов? Внезапно воспоминания хлынули волной. Странный мир, психиатрическая лечебница в одноэтажном деревянном доме, примитивный быт, калейдоскоп стран и событий где-то вдалеке и щебетание воробьев, копающихся в навозе… И этот мир ему уже совершенно точно мерещился – пару дней назад, когда он так неловко отключился на пустом месте. Совпадение? Ну и приснится же, господа хорошие! Рассуждая логически, во сне человек обдумывает то, что узнал днем. Если что-то снится так ярко и красочно, значит, где-то в подкорке сидит, сидит образ иного мира, сидит – и не дает покоя. Но откуда взяться пасторальным картинкам? Он ведь даже на своей шикарной даче в Подберезово был всего пару раз, остальное время не вылезая из городских каменных лабиринтов. Может, именно поэтому ему приснилась столица, напоминающая большую деревню? Или всплыли все-таки на поверхность воспоминания о визите в то совсем не показательное сельскотоварное производство? Нет, вряд ли. Там грязь по колено, засасывающая автомобиль так, что генераторы не способны поднять его и на сантиметр, ошарашенный внезапным визитом председатель, пьяные зоотехники, агроном с мутным взглядом хронического алкоголика, угрюмые доярки в ватниках и запаршивевшие тощие коровенки. Ничего общего. Никакого созвучия со сном. Слушай, господин Народный Председатель, а может, ты банально переутомился? Не хочешь взять отпуск и расслабиться хотя бы на недельку? Гастрит у тебя уже имеется, до язвы – рукой подать. Неделя затворничества в том же Подберезово, а? Олег спустил ноги с кровати, ощутив ступнями толстый высокий ворс ковра, и дотянулся до тумбочки. Подсвеченный лампочкой циферблат будильника бледно вспыхнул. Без пятнадцати шесть. Засыпать заново смысла уже нет. Ну что же, друг милый, подъем! Ранней пташке букашка, поздней – какашка… Проклятый сон никак не шел из головы. Остатки сна, обычно сразу после пробуждения становящиеся бледными и невнятными, а потом и вовсе рассыпающиеся тонкой пылью, сейчас лишь наливались красками и объемом. Это больше походило даже не на сон, а на кинохронику. Нарезанная кусками лента с главными событиями… чего? Сна? Олег усмехнулся, потягиваясь. И чего я распереживался? Давай-ка, дружок, на разминку – ручки в стороны, спина прямая… Покончив с утренней рутиной, Народный Председатель, вытираясь широким махровым полотенцем, вышел в малый кабинет. Горничная уже успела аккуратно разложить на диване чистое глаженое белье. В приоткрытой двери шкафа темнели развешанные на плечиках строгие костюмы, на отдельной вешалке покачивались разноцветные галстуки. Внезапно Олег почувствовал острое отвращение к пиджакам. Подумав, он открыл угловой шкаф и натянул серую водолазку и штаны из синей "буйволовой шкуры". Тело отозвалось пьянящим чувством легкости – хоть сейчас в воздух взлетай. Ребята, а почему, собственно, я уже второй месяц как забросил занятия по самообороне? Наверное, потому, что уже давно по утрам не чувствовал себя так хорошо. Еще бы – то засиживаешься с документами допоздна, то на деловой пьянке с заклятыми друзьями вроде Голосупова до утра застреваешь, потом утром до упора дрыхнешь и встаешь с такой тяжелой головой, что жить не хочется. А попытаешься припомнить, на что вчерашний день ушел, так и не припоминается ничего. Текучка, бумажки на подпись, тут Госснаб сам с шурупами разобраться не может, там министр-мебельщик на Минлес бочку катит… Текучка. Словно и не уходил из снабженцев. Ну почему нельзя создать систему, в которой не приходится влезать во все детали самому? И ведь заманчиво-то как – отменить план, фонды, все эти чудовищные АСУ по планированию, дать предприятиям денег, и пусть крутятся как хотят. Ан нет, нельзя – такое дерьмо, что под видим ширпотреба наша замечательная промышленность выпускает, и не продашь никому. Только под видом фондов и разнарядок и распространишь. Как сказал тот несчастный водопроводчик? Всю систему тут у вас менять пора… Или не в системе дело, а во мне? Как-то слабо верится, что недоброй памяти Треморов, Александр Владиславович, во все эти детали влезал. Наверное, царственным пальцем тыкал в проблему и приказывал решить. И ничего, неплохо правил. Олег замер, перекатывая на языке внезапно возникшую идею. Потом, стремительно развернувшись на пятках, склонился к столу и ткнул пальцем в кнопку интеркома. – Доброе утро, Олег Захарович, – придушенно отозвался тот голосом референта. – Чем могу служить? – Э-э-э… Франц? – Вот беда с этой техникой! Вечно голоса так коверкает, что не узнаешь! – Да, Олег Захарович. Попал, однако, усмехнулся про себя Олег. Будем считать доброй приметой. – Франц, как думаешь, Безобразов уже проснулся? – Не думаю, господин Народный Председатель. Обычно он появляется на рабочем месте около десяти утра. – Так… – Все-то он знает! Интересно, поймаю ли я когда-нибудь моего незаменимого Франца Хуановича свет Иванова на незнании хотя бы незначительной мелочи? Ну не может человек быть настолько в курсе всего! Окажется еще резидентом сахарской разведки… – Франц, передашь ему, что мне нужно переговорить со Шварцманом. Лично. Пусть вышлет за ним самолет. Но так, чтобы ни одна собака не пронюхала – Понял, Олег Захарович, – референт не выразил ни малейшего удивления. – Будет исполнено. Будет-то будет, да вот только каждая придворная собака уже к полудню окажется в курсе распоряжения, если только проявит хоть малейший интерес к слухам. И откуда они узнают? – Спасибо, Франц. Напомни еще, какие встречи у нас запланированы сегодня. – В десять утра – академик Сафарганян. Вопросы, касающиеся финансирования постройки циклотрона… – Я помню. Просто список, без деталей. – В двенадцать – министр лесной промышленности Петренко. В три часа – посол Сахары Мугаба. В пять – правление всеростанийского профсоюза работников химической промышленности… – Стоп. Профсоюз отменить. Передать мои извинения, перенести встречу на следующую неделю. Все прочее, что после нее, тоже отменить и перенести. С пяти часов меня ни для кого нет, повторяю – ни для кого. Кому положено, и так узнают, где я, кому не скажу – и знать незачем. – Понял, Олег Захарович. – Хорошо. И последнее. У тебя десять минут на то, чтобы связать меня с Бироном. Наверняка он в коме после вчерашней попойки. Объяснишь обслуге, что дело срочное, пусть приводят в чувство, как хотят. – Да, Олег Захарович. – Хорошо. Отбой. Не все жизнь медом намазана, Пашенька, не без злорадства подумал Олег. Пост начальника моей канцелярии – не просто синекура. А то брюхо скоро до пола свисать начнет. Он плюхнулся в крутящееся кресло, жалобно присвистнувшее пневмолифтом, выхватил из прибора авторучку и начал быстро писать на первом подвернувшемся листе. Для начала нужно прикинуть, какие отрасли можно попытаться отпустить на волю. На самоокупаемость, так сказать. Тяжелую промышленность, разумеется, трогать нельзя, как и среднюю. Вот группу "Б", пожалуй, стоит попробовать. Начать, что ли, действительно с мебельной?.. Павел появился только через час, плохо выбритый, злой и с набрякшими мешками под глазами. Он опустился в кресло напротив и тупо уставился перед собой мутным взглядом. Выслушав Олега, он медленно, с явным трудом покачал головой. – Ты трёхнулся, – вяло сообщил он. – В полседьмого утра ты вытаскиваешь меня из постели только для того, чтобы сообщить о покушении на самоё основы? Хочешь, я тебе докторов вызову? Со смирительной рубашкой? У меня доктора хорошие, ласковые, не то что в Первой больнице. Знаешь, как меня там мучили, когда аппендицит вырезали? – Кончай трындеть не по делу, – отмахнулся Олег. – Давай лучше я тебе доктора вызову, чтобы похмелье снять. Я на полном серьезе. – Не надо, – скривился Павел. – Я так уже химией себя накачал, еще одна таблетка – и взорвусь, как бомба. Дай отдышаться. А еще лучше – давай я у тебя в спальне прилягу ухо давнуть на пару часиков. – Перебьешься, – усмехнулся Олег. – Помнишь, как ты меня пьяными звонками в три ночи будил? Вот и отливаются тебе мышкины слезы. Пять минут, чтобы прийти в себя, понял? А я пока мыслю додумаю. Мысля, однако, додумываться не собиралась, шустро ускользая и не даваясь в руки. Наконец Олег, вздохнув, бросил на стол ручку. – Не вытанцовывается, – пожаловался он. – Как мне помнится из краткого курса буржуйской экономики, что нам на четвертом курсе читали, конкуренция нужна. Вот, предположим, позволяем мы Минсельстрою сараи и коровники по сельскотоварным производствам за живые деньги строить. Ну и что? Они как строили халупы, от первого дождя растворяющиеся, так и будут строить. А с чего стараться больше? Все равно председателю деться некуда. – Шабашников забыл, – буркнул Бирон. – Те тоже построить могут. – Так они же частники. Пустое место. Юридического лица нет, печати нет, счета в банке тоже. Как СТП с ним расплачиваться станет? – А как сейчас расплачивается? – Да фиг его знает, – пожал плечами Олег. – Иногда доярками да трактористами фиктивно оформляют, иногда еще как-то выкручиваются. Помнится, судили недавно такого шибко умного председателя, срок впаяли. В каком-то прокурорском докладе мелькнуло как пример распространенного правонарушения. – Смотри-ка, знаешь! Ну так вот и позволь заодно им деньгами с частниками расплачиваться, делов-то, – хмыкнул Павел. – Нет, слушай, ты действительно на основы замахнуться решил? Или просто мне мозги компостируешь от нефиг делать? – Не знаю, – Олег опустил взгляд. – Просто идея в голову пришла, поделиться хотелось. Сам понимаешь, истфак – не экономический, там таким вещам не учат. – Народный Председатель, блин! – с невыразимым презрением протянул начальник канцелярии. – Сразу видно, что из грязи в князи. У тебя десятки академиков под боком, пальцем помани – стаей набегут и что угодно экономически обоснуют, вплоть до рабовладения. Хочешь, организую тебе встречу с толпой лизоблюдов, в неформальной дружественной обстановке? Или, наоборот, в формальной и недружественной? – Думал уже, – признался Народный Председатель. – Не будет толку. Сам ведь говоришь – лизоблюды. Они всю жизнь Путь Народной Справедливости в экономике проповедовали. И вдруг так сразу частное предпринимательство одобрять? Как же… – Слушай, ты бы определился, а? – Бирон хлопнул ладонью по подлокотнику. – То тебя экономике недоучили, то учителя все равно никуда не годятся. Но ведь есть же в РАЭН отдел, сахарской экономикой занимающийся? Позови оттуда людей. Олег медленно поднял взгляд. – Что бы я без тебя делал, Пашенька? – хмыкнул он. – Гений ты мой недорезанный, Бегемотище стозевый, озорной и лайяй! Он включил интерком. – Франц? – поинтересовался он. – Отмени, пожалуйста, на сегодня вообще все встречи, кроме с сахарским послом. Кстати, Пашка, – он выключил переговорное устройство. – Я приказал Безобразову доставить сюда из ссылки Шварцмана. Посмотрим, что старик думает на этот счет. И я хочу его на нашу сторону захомутать. Твой "Ночной танцор" ему наверняка понравится, точно говорю! – Не, ну ты точно трёхнулся, – ухмыльнулся Павел. – Но вообще-то дело может выйти забавным. Старик умом еще крепок, а уж в подковерной драке любого завалит. Я уже и сам хотел тебе предложить его вернуть, чтобы на нашей стороне воевать. В конце концов, он тебе всегда симпатизировал, а уж всю эту шушеру министерскую да комитетскую как облупленную знает. – Ага. Настолько симпатизирует, что убийц подсылал. Не знаю, можно ли ему свободу действий давать хоть в какой-то степени. Еще подумать надо. Сейчас просто проконсультироваться хочу. – Убийц? Ну, игра есть игра, не так ли? – дернул плечом Бирон. – Тогда обстановка требовала, чтобы тебя шлепнули. Сейчас игра идет по-другому, и ты ему потребуешься живым и на нынешнем месте. Ты, я вижу, сам не понимаешь, во что ввязываешься. Временами мне кажется, что ты просто не представляешь, какой толпе народа на ногу наступить собираешься свои планчиком. А теперь еще и сладкий кусок из горла вытащить собрался… – Кусок? – Олег даже растерялся. – Какой кусок? – Ну ты и наивный, Олежка! Восемь месяцев Нарпредом работаешь, а все равно ни хрена в политике не разбираешься. Пропал бы без меня, честное слово. Сам посуди – сейчас у нас без министерского циркуляра никто вздохнуть не смеет. Тот, кто разрешает, царь на троне. Большой человек. Захочет – разрешит, не захочет – гуляй, дядя. Фонды выделять – это же ого-го какой величины дело! И выделяющие этим пользуются. Кто явно в лапу берет, кто пользуется тем, чем не положено, и все они большие люди и своей властью вполне довольны. А теперь представь, что ты у них эту власть отбираешь… – Ну и?.. – не выдержал Олег после короткой паузы. – А то, что они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что вся эта толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками. – Преувеличиваешь… – хмыкнул Олег. – Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле. – Не партизаны, – согласился Павел. – Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда дела принимал? – Семерых. – Хренушки, девятерых. Причем каждого – за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов… Думаешь теперь, что у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый – поинтересуйся как-нибудь, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься. – А чего же не рассказываешь? – зевнул Олег, прикрывшись ладошкой. – А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела – не по должности. А как повысишь – такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя. Да даже если и можно – все равно через год морды себе отъедят на своих спецпайках и перестанут от нынешних отличаться. Олег поставил локти на стол и обхватил руками голову, уставившись в стол. – И что? – тихо спросил он. – Неужто никого честного не найти, кто бы о государстве подумал, о народе, а не только о своем брюхе? – Ну почему же, – хмыкнул Бирон. – Могу я тебе пальцем ткнуть в двоих или троих. И почти честные, и почти совестливые. Не до конца, разумеется – по служебной лестнице просто так не продвинешься, но в разумных пределах. Вот себя возьми, например – далеко не образец честности и порядочности, но все же куда лучше, чем в среднем, – внезапно он подмигнул: – Это я тебе льщу так, обрати внимание, с тебя коньяк. Но серьезно, как система, знаешь ли, все насквозь прогнило. Давно с тобой пообщаться на эту тему хотел, да только все руки не доходят… – Давай, заканчивай, чего уж там, – Народный Председатель махнул рукой. – Закапывай меня окончательно. – Да я еще и не начал, – скептически ухмыльнулся Павел. – Ты мне скажи – ты хоть понимаешь, зачем я "Ночного танцора" прорабатываю? Зачем у меня в седьмом отделе целая сверхсекретная группа им занимается? Есть у меня ощущение, что он у тебя проходит по той же категории, что и проблемы с производством ночных горшков в Задрючинске – что-то, от чего отпихнуться бы побыстрее и другим заняться. – Я-то понимаю, – хмыкнул Олег. – Мне вот интересно, а понимаешь ли это ты? – Я? – начальник канцелярии изумленно поднял бровь. – Ну бы даешь, Олежка. Понимаю ли я, автор плана, зачем его прорабатываю? Олег без улыбки посмотрел на него. – Между прочим, я серьезно, – тихо сказал он. – Я понимаю. А вот насчет тебя – сомневаюсь. Знаешь, чтобы у нас разночтений не было хотя бы на ближайшую перспективу, давай-ка свои понимания к одному знаменателю приведем. Ну-ка, поиграем. Представь, что я тупой по жизни, ничего вокруг не вижу и не слышу. Ты приходишь ко мне и начинаешь меня убеждать, а я отбрыкиваюсь. Что ты мне скажешь? Несколько мгновений Бирон озадаченно смотрел на него. Потом ухмыльнулся: – Ну что же, поиграем. Итак, Олежка ты наш нетянучий, прихожу я к тебе и говорю: смотри – больше полугода ты уже Нарпред. И чем занимаешься? Мелочами, уж прости меня. Рутиной. – А я отвечаю – знаю. Сам уже не раз думал. А что делать, если только сам и можешь толком приказать? Поручишь кому-нибудь – и обязательно замылят, отложат, неправильно поймут и вообще… как ты сказал? Саботаж? Вот, самое то словечко. Без личного контроля ничего не идет. – То-то и оно. И выходит, что власти у тебя, типа руководителя государства, не дальше, чем в пределах собственного взгляда. Сейчас государство – система, которую ты толком не контролируешь. Волки вроде Смитсона, со своими группировками, с преданными людьми во всех ведомствах – вот кто настоящие правители. Покойный Треморов сам был волком, а потому всю стаю в кулаке умел держать. И все знали, что он – главный. А ты для них – никто. Мальчишка. Выскочка. Овца. Тебе улыбаются сквозь зубы, а потом смеются в спину. – А я тебе – предлагаешь снова расстреливать, как при Железняке? – Щас! Еще кто кого расстреляет. Ты им сейчас даже удобен, как свадебный генерал, не лезущий в их дела. Полезешь – снесут махом. Думаешь, с Танкоградом у нас проблемы из-за того, что все на грани? Да нет – можно было из резервов и консервы выбросить, и путевками в санатории крикунов обеспечить, и вообще ситуацию сгладить. Но Смитсону выгодно тебя на коротком поводке держать. Начнешь его прижимать – получишь проблемы на всех крупных заводах. То же и с другими, блин, баронами – от Петренко до Шиммеля. – И куда смотрит Голосупов? – Ха! У него свои интересы. Общественные Дела всегда хорошо уживались с тяжелой промышленностью и прочими министерствами. Забыл, кто у нас заводы строил и на лесоповалах вкалывает? – Но я же его наверх вытащил! Кем он был раньше? Майор на бумажной должности. А теперь – директор УОД. Неужто и такой предаст? – Ох, Олежка! – укоризненно покачал головой Бегемот. – Ну что у тебя за лексика! Предал, бросил, заделал ребенка и даже не поцеловал на прощание… Ты вообще о чем? Нет у чиновников такого понятия – благодарность. Тем более за прошлые услуги. Они – мелкие какашки в выгребной яме, стремящиеся всплыть наверх и стать большими кусками дерьма, только и всего. Их поведение определяется десятком условных и парой безусловных рефлексов. Другие просто не выживают. Да что я тебе рассказываю, ты сам эту школу прошел. Как только целку сохранил – ума не приложу. Если бы не Хранители, так и коротал бы век до пенсии снабженцем. Олег со стоном откинулся в кресле. – Умеешь ты настроение испортить, – пробормотал он. – Значит, ни на кого положиться так-таки и нельзя? Ну и что теперь делать? Застрелиться самому? – Ага, проняло! – Павел тоже откинулся на спинку и с удовольствием вытянул длинные ноги. – Вот не будешь больше со мной в глупые игры играть. Это тебе за то, что больного человека из кровати рано утром выдираешь. Позвал бы днем, когда голова прошла – я бы тебя по шерстке погладил и гениальным назвал. А так – страдай и мучайся, чтобы со мной за компанию. Он коротко заржал. – Ладно, – он сразу посерьезнел. – Шутки шутками, а дела наши и в самом деле хреновы. Не знаю, как тебе, а мне жутко декоративной фигурой оставаться не хочется. Я даже канцелярию толком под контроль взять не могу, по сути только столичное отделение мне и подчиняется, а уж что ты государством вдруг на самом деле править начнешь – и вовсе шансы нулевые. Ну, мне-то что, я человек маленький. А вот про тебя в учебниках истории напишут. Что именно – уже от тебя зависит, но не думаю, что тебе захочется вторым Кулингом стать. Так что на твоем месте я бы начал вожжи к рукам прибирать. И вот тут-то мы и начинам двигать мой гениальный планчик, как ты выражаешься… – Понятно, – Олег с грустной усмешкой покивал своему соратнику.– Значит, Пашенька, для тебя твой "Ночной танцор" – это всего лишь способ прибрать вожжи к рукам… Выходит, правильно я этот разговор затеял. – А? – Бирон с подозрением взглянул на него. -Ты о чем? – Видишь ли, теперь я четко вижу, чего именно ты не понимаешь. А не понимаешь ты на удивление много для человека твоих талантов. Сам догадаешься или подсказать? Начальник канцелярии подобрался в своем кресле и принялся внимательно разглядывать Олега. Народный Председатель задумчиво обгрызал ноготь и на Бирона не смотрел. – Не понимаю, – наконец признался Павел. – Ты о чем? – Намекаю: доклад за номером восемь двести тринадцать дробь один один три. Только не говори мне, что не читал, ни за что не поверю. – А… – начальник канцелярии сразу поскучнел. – Та страшилка о неминуемом крахе экономики? Ну и каким боком она здесь?.. – Задумайся, Пашенька, – вкрадчиво произнес Олег, – а на хрена, собственно, мы вообще всю эту мышиную возню затеваем? Только чтобы реальную власть наконец-то себе заграбастать? – Как вариант, – пожал плечами Бирон. – Тебе что, марионеткой быть нравится? – Марионеткой мне быть не нравится, и ты это прекрасно знаешь. Но мне и еще кое-что не нравится. Мне не нравится заграбастывать власть ради только самой власти. Пашка, блин… – Я не блин! – быстро ухмыльнулся Павел. – Пашка, задумайся – ну возьмем мы к ногтю всяких смитсонов с ведерниковыми – и что? Дальше-то что? Наслаждаться свои положением царя горы? Нафиг. Мне это не интересно. Не стану врать, что мне на власть наплевать – еще как не наплевать. Но она не интересна мне сама по себе, только чтобы ходить и свысока поплевывать. Да, я отчаянно хочу взять к ногтю всю эту шелупонь – но лишь для того, чтобы наконец-то начать что-то делать. Да, я верю твои экономистам, как бы ты над ними не издевался. Да какое верю – я знаю, жопой чувствую, что мы все сидим в вертолете с отказавшим движком, и что еще немного – и мы так о землю хряснемся, что костей не соберем. Я хочу хоть как-то запустить экономику, пока она еще не умерла окончательно, и если для этого мне потребуется к лысому зюмзику ликвидировать Путь Справедливости, я это сделаю. Но для этого мне нужна власть – иначе всякие политработники и просто демагоги, на Пути карьеру сделавшие, меня заживо сожрут. А мне пока еще жить хочется. Народный Председатель резко выдохнул и некоторое время молча смотрел на ошарашенного начальника канцелярии. – Запомни, Пашка, мы с тобой сейчас деремся не только и не столько за собственное выживание. Сам знаешь, я на дух высокие материи не переношу, но сейчас все же скажу: от меня сейчас зависит дальнейшее существование страны. И от того, как я сумею взять к ногтю распоясавшуюся чиновную сволочь, зависит, смогу я ее спасти или нет. Понял? – Понял, – медленно кивнул Бирон. – То есть ты у нас решил в идеалисты заделаться. Слушай, Олежка, а ты знаешь, что идеалисты долго не живут? – Знаю, – зло усмехнулся Олег. – Только я не идеалист. И в окружающей меня мрази ориентируюсь вполне неплохо, и сам могу той еще сволочью быть. Просто я, в отличие от остальных, вижу цель, к которой стремлюсь, и изредка вспоминаю о тех, за кого вроде бы как несу ответственность. Причем, заметь, я от тебя даже этого не требую. Ты-то авантюрист, тебе все эти идеалы действительно нахрен не сдались. Но тебя сам процесс борьбы привлекает, а за что именно – неважно. И Шварцман – такой же. Так что нам, к обоюдному удовольствию, так и так одну дорожку топтать. Именно потому я отдал приказ доставить его сюда как можно быстрее. Настраивайся, друг ситный, именно тебе с ним придется долго и нудно сотрудничать. Народный Председатель пружинисто поднялся из кресла. – Все, сейчас ты свободен. Можешь топать к себе, отсыпаться, лечиться или еще чем заниматься. Но в два часа у меня в Подберезово – как штык. |
|
|