"Звук моего голоса" - читать интересную книгу автора (Батлин Рон)

Глава 5

Звенел будильник. Продолжал звенеть.

Ты отключил его и остался лежать, окончательно проснувшись. Окончательно проснувшись, беспомощно и безнадежно. Утро понедельника. Мэри еще спит. Семь часов. На улице светло. Светло…

Семь ноль две. О’кей: встать, встать и идти. Встать, встать…

И одеваться.

Вниз и в кухню. Воду включить, тостер включить…

И в ванную. Плеснуть в лицо, слить в унитазе… И назад. Тост переворачивается, чайник наливается, осторожно, снеговик. Газ выключить, тост достать. Снеговик?

Снеговик. Посередине кухни. Стоит совершенно неподвижно. Смотрит на тебя. Улыбается.

Ты улыбаешься в ответ.

Снеговик раздвигает руки и машет тебе. Снова складывает их и улыбается. Наверное, тебе это снится. Должно сниться.

Ты на кухне: чайник, тосты, чай. Ты проснулся, оделся и идешь на работу. «Мажестик».

Но он здесь.

Он подмигивает.

Нужно выпить.

Нет.

Только не это. Тебе снится. Наверняка снится. Попробуем маленький тест.

И вот ты пробуешь тост и пробуешь чай. Ты щиплешь себя — а снеговик все смотрит.

И вот радио орет на всю катушку: новости с дорог; семь семнадцать; прогноз погоды, чудный летний день.

Снеговик хмурится.

Сменим на Брамса — снеговик начинает притопывать в такт снежной ногой.

Последний тест: протягиваешь руку для рукопожатия.

Снеговик не хочет.

Конечно, он не хочет! Это было бы слишком короткое и тающее знакомство. Вместо этого…

Ты берешь чайник и льешь кипяток на тыльную сторону ладони. И…

Ничего, ничего. А потом боль, боль… Боль.

— О’кей, — говоришь ты вслух. — Это не сон. Я совершенно уверен, что это не сон.

То есть либо в кухне стоит снеговик, либо тебе нужно выпить.

В кухне тепло, не так ли? И становится все теплее.

Тебе нужно выпить. Тебя уже трясет. Смотри. Выпить. Бренди. Или это, или снежное безумие. А тут так тепло…

Бутылка, стакан… За тебя, мой омерзительный!

И ничего. Ничего. Только снеговик смотрит.

Он не исчез. Он смотрит. Бренди тебя не взял. Не сильно. Совсем не взял. Но как становится жарко!

Еще бренди, побольше. Снова за тебя.

И снова ничего. Бренди совершенно не берет, и ты начинаешь потеть. Снеговик по-прежнему смотрит — если угодно, заинтересованно.

Еще один бренди, еще больше — и не останавливаться до самого дна.

— За тебя, исчезающий вид, — предлагаешь ты. А вот теперь, если угодно, снеговик выглядит немного обиженным.

Жара непереносима: пот стекает в глаза, течет по рукам. Ты вытираешь лоб; ты расстегнул рубашку. Ты с трудом дышишь — а снеговик тем временем продолжает смотреть, спокойный, не тающий.

Злее и злее, с каждым глотком — все жарче.

Бутылка пуста. Ты поджариваешься. Тебе нужен этот снеговик. Очень нужен. Рядом с ним холод так приятен. Тебе нужно дотронуться до него. Тебе нужно почувствовать его льдистый лоб рядом со своим — тебе нужна эта снежная прохлада.

Шаг в его сторону — ближе. Еще шаг. Ты протягиваешь руки, чтобы дотронуться до него; ты кладешь на него руку. Ты сильно нажимаешь на него рукой, и он начинает таять. Ты вонзаешь в него ладонь. Ты рубишь его вытянутой рукой. Ты хватаешь пригоршни снега и растираешь его на своих горящих лице и груди. Ты убиваешь его.

Неожиданно — звонок. Ты замираешь на мгновение, пойманный на месте преступления.

Звенит дверной звонок.

И тогда ты начинаешь громко смеяться, понимая, что никому ничего не узнать: улик не будет. Тебе нечего будет скрывать! Ты будешь терзать снеговика, пока он полностью не растает. Пусть звонок звенит, ты откроешь, когда…

Семь часов. Звенит будильник. Утро понедельника. Мэри отключила его и снова легла.

— Боже, как я устала! Понедельники!

Было чудное летнее утро, а ты чувствовал себя отвратительно. Ты не ответил жене, лежал тихо. У тебя достаточно дел — просто лежать и чувствовать себя отвратительно.

— Тебе пора вставать, Моррис, — проговорила она. — Уже почти пять минут и…

— Знаю, знаю, — прервал ее ты, но не зло. Ты не был зол.

— Просто напоминаю. — Мэри повернулась и поцеловала тебя.

Время вставать. Нужно вставать. Понедельник, утро в стиле «Мажестик»: новые одежды на новую неделю. Еще одна бисквитная неделя.

Ты стал одеваться.

— Ничего, если я открою занавески? — Ты стоял у окна.

— Почему нет? — ответила Мэри. — Похоже, на улице солнце.

Она была права. Солнце уже успело нагреть окна — даже до деревянной рамы было приятно прикасаться. За окном та часть лужайки, которая ближе к дому, была ярко освещена, а другая оставалась в ранней утренней тени. Занавес поднят, как для первой сцены, подумал ты про себя: летний день, бисквитный день, восхитительный день!

— Я поставлю чайник, — сказал ты и отправился вниз.

Ты зашел в кухню и включил радио, заполнившее помещение концертом Вивальди — опус 3, номер 8 для двух скрипок. Один из твоих любимых. Было очень тепло, поэтому, налив воду и поставив чайник на газ, ты открыл заднюю дверь. Постоял несколько мгновений на свежем воздухе, глубоко вдыхая, потом зашел назад, чтобы положить хлеб в тостер.

Умылся и вернулся в кухню как раз вовремя, чтобы перевернуть тост.

Ты налил воды в заварочный чайник, чтобы подогреть его, и когда возвращался после того, как опорожнил его, вспомнил про снеговика.

Конечно! Снеговик в кухне!

Ты рассмеялся про себя, продолжая готовить чай — три чайные ложки: одну на себя, одну на Мэри и одну на чайник.

Странно, подумал ты про себя. Было на самом деле жарко, и вдруг — снеговик…

Неожиданно, наливая воду, ты вспомнил ту часть, которая доказывает, что это не сон. Все очень странно. Ты встал с постели и пришел в кухню, как обычно, заварил чай и приготовил тост, умылся, а потом этот снеговик. Ты заваривал чай, и все было настолько реально, насколько…

На мгновение ты остановился, поставил чайник, хотя еще не наполнил чайничек для заварки, и заметил вполголоса: «Реально, как сейчас». Сделал короткую паузу, посмотрел вокруг — но, конечно, ничего не было. Никакого снеговика. Только кухня: кастрюли, сковородки, плита, стол, стулья, постеры на стенах. Все как и должно быть.

Ты продолжал заниматься чаем, долил остатки воды и тогда вспомнил, что во сне все было именно так же, как и должно быть. Кроме снеговика.

Ты закрыл чайник крышкой и почувствовал легкую обеспокоенность. Конечно, ты всегда можешь доказать, что это не сон, разве не так? Облив кипятком тыльную сторону ладони, например.

Нет необходимости швырять чайник о буфет. Нет необходимости тревожиться, все станет только хуже. Рука у тебя тряслась. Ты не хотел, чтобы Мэри увидела это, особенно после вчерашней катастрофы с коктейльным шкафчиком.

— Папа, тост горит! — Элиз стояла возле плиты и смотрела на большие языки пламени, которые показались из-под подставки для гриля.

В раковину их: тост, подставку и все остальное. Начнем снова.

— Пойди и умойся, Элиз. — Тебе было нужно место — Мэри и Том могут спуститься в любую минуту.

— Я уже умылась, папа. Я готова завтракать, — с гордостью заявила дочка.

— Ну, тогда садись. — Ты не хотел быть грубым. Ты повторил, более ласково: — Пожалуйста, садись, Элиз. — И улыбнулся ей.

Вытерев подставку для гриля насухо, ты взял свежий хлеб и сделал еще одну попытку. Ты подал к столу чай, молоко, сахар, масло, мармелад; тарелки, чашки, блюдца, ножи, ложки — и сказал Элиз, чтобы села прямо. Снеговик исчез. Тебе благополучно удалось приготовить завтрак.

— Папа, тост снова горит! — засмеялась Элиз. В кухню зашла Мэри.

Твои руки дрожали. Подставка для гриля задребезжала по плите, когда ты попытался ее вынуть. Ты почувствовал, как на лбу выступил пот.

— Моррис? — Мэри стояла позади тебя — готовая к пониманию. — Моррис? — Она положила руку тебе на плечо; через мгновение она повернется и станет рядом с тобой. Ее рука была теплой — тебе на секунду захотелось, чтобы ты был снеговиком, чтобы ее прикосновение растаяло в тебе, облегчив боль глубоко внутри. Боль, до которой самому не добраться.

— Все хорошо, Мэри, — повернулся ты и сказал с улыбкой: — Давайте завтракать.

Том и Элиз тоже были здесь и смотрели на тебя.

— Рабочий отряд, — провозгласил ты. — Том, брось это в ведро, — показав на сгоревший тост. — Элиз, еще хлеба.

«Наказания» послушно выполнили команду.

— Утро понедельника, а? — улыбнулся ты Мэри.

— Может быть, если… — начала она.

— Я в порядке, — твердо отверг ты любой вопрос, который она могла задать. Ты знал, что не можешь разрешить ей строить предположения. Больше не можешь. Это все, что тебе осталось: право констатировать собственные потребности.

— Как поживает тост? — спросил ты. Меньше чем через два часа ты будешь в своем офисе.