"Роковая молния" - читать интересную книгу автора (Форстен Уильям)

Глава 5

Все получилось очень легко, и именно эта легкость его беспокоила.

Гамилькар Бака медленно пробирался через веселящуюся толпу, заполнившую главную площадь Карфагена, его стража беспорядочно сгрудилась позади. Было время, когда любая попытка приблизиться к правителю, тем более дотронуться до него, каралась смертью, или, по меньшей мере, потерей руки. С тех пор слишком многое изменилось. Сегодня праздновался день освобождения; на окраинах города еще были слышны отголоски сражения, там единственный умен мерков, оккупировавших Карфаген, с боями отступал в степь.

Атака прошла по плану. После отъезда из Суздаля на бронированном корабле Гамилькар вернулся в расположение своей армии, находившейся на прибрежных землях Руси. Они оставили там свои семьи, а сами, собрав все галеры, направились на юг. Создалась трудноразрешимая ситуация. Многие еще раньше отправили своих родных на север, в надежде на русских, а теперь они опять бросали свои семьи в ожидании лучших времен. Хорошо, по крайней мере, что Эндрю не пытался отобрать галеры. И хотя его ненависть к янки ничуть не уменьшилась, Гамилькар считал, что с их стороны ему ничего не угрожает. Многие из карфагенян теперь отступали к Риму вместе с русскими.

Его флот с броненосцем во главе, за которым следовало почти семьдесят галер, перевозивших четырнадцатитысячную армию, прошел вдоль восточного побережья Внутреннего моря и ударил по Карфагену, выбрав для высадки час перед самым рассветом. Сначала они понесли жестокие потери, примерно дюжина галер затонула под обстрелом меркской артиллерии. Но судьба сражения решилась в тот момент, когда поднялось все население города. На площадях произошли кровопролитные схватки, но в конце концов сопротивление мерков было сломлено. Если бы в городе был не один умен, исход битвы мог быть другим.

Теперь перед Гамилькаром стояла другая задача. Он вернул себе город, а что дальше? Он уже знал, что за время оккупации погибла почти половина населения. Все окрестности до сих пор находились под властью мерков, источники продовольствия были опустошены еще с начала военной кампании на севере. Его страна страдала от восстания Руси и Рима. Люди десятками тысяч умирали от непосильного труда на фабриках, производящих оружие. Мало того, проведя здесь целую зиму, мерки остались и на вторую, и забрали все, что представляло хоть какую-то ценность. Если в самом Карфагене оставался один умен, чтобы присматривать за работой фабрик, то к югу наверняка еще несколько уменов охраняли город от бантагов.

У карфагенян не было и новейшего оружия — янки позаботились, чтобы никакие новинки не выходили из-под их контроля. Гамилькар легко поднял свой народ на восстание, но что теперь со всем этим делать?

Скрывая свои страхи и сомнения, он медленно шел через площадь, принимал поздравления изможденных от голода и напряженного труда соотечественников.

Мерки непременно вернутся, и Гамилькар в глубине души сознавал, что остановить их он не в силах.

— Они идут!

Верховой с пылавшим от возбуждения лицом осадил взвившуюся на дыбы лошадь позади Пэта. Пэт только молча кивнул. Он и без того видел, что происходит. Вдоль всей линии горизонта вздымалась пыль, поднятая всадниками, на склонах холмов поблескивали лезвия мечей и шлемы. Над головой кружили два аэростата, один поднялся почти на милю, второй находился на высоте около шестисот футов, с него свисал телеграфный провод, заканчивавшийся на крыше командного вагона. Внутри телеграфист записывал последние донесения о численности врага. По их сведениям, в первой волне атаки участвовали двадцать два умена.

Слишком быстро пролетели три дня, за которые мерки преодолели сто тридцать миль от Суздаля. Хорошо хоть, их артиллерия отстает, она завязла на дорогах, изобилующих ловушками и заграждениями: все мосты на их пути были сожжены. Для того чтобы добраться до Кева, им потребуется семь-восемь дней. Пэт поднял голову и посмотрел на Джека Петраччи. Тог пригнулся к подзорной трубе, установленной в носовой части корзины, и пристально разглядывал северную часть горизонта.

Аэростаты полностью себя оправдывали; они вели почти круглосуточное наблюдение, могли совершать рейды в тыл врага, не опасаясь попасть в окружение. В отличие от предыдущей кампании, когда мерки безраздельно контролировали воздушное пространство, сейчас сохранялось некое подобие паритета. Хотя количественное соотношение было в пользу мерков примерно шестнадцать против пяти, на стороне людей было преимущество в скорости и высоте на последнем из аэростатов был установлен мотор несколько большей мощности, чем у противника. Теперь мерки были лишены возможности нанести внезапный удар. Произошло даже несколько перестрелок между аэростатами, но Джек и остальные четыре экипажа, согласно строгому приказу Эндрю, подавили в себе желание вступить в ближний бой. ограничившись несколькими выстрелами с дальней дистанции.

Кавалерия мерков преодолела очередной холм, деревня позади них вспыхнула огромным факелом, в небо поднялся столб дыма. Пэт прильнул к биноклю и пристально наблюдал. Две четырехфунтовые пушки откатились назад, конный отряд выжидал позади батареи, некоторые солдаты стреляли произвольно. Артиллеристы развернули орудия и подстегнули упряжки, галопом спускаясь по склону холма.

— Семь аэростатов мерков снова приближаются с юго-запада.

Пэт спокойно кивнул, ощущая возрастающую нервозность среди своих штабистов. Вчера вечером один из аэростатов спустился почти до земли, с него спрыгнули два мерка и, прежде чем их уничтожили, успели выдернуть целую секцию железнодорожного пути. Пока чинили путь, Пэт и его команда пережили несколько неприятных минут, а целый умен пытался зайти с фланга и отрезать их от остального войска.

Отряд кавалерии скатился с ближайшего холма на мост, копыта лошадей загрохотали по деревянному настилу, всадники на ходу перезаряжали карабины. На вершине, еще несколько минут назад безлюдной, возникли сотни мерков, над ними взвилась туча стрел и почти накрыла мост. Кавалеристы ответили залпом и вскачь устремились к мосту. Один из них остановился, спешился и бросил на мост бочонок, второй в это время схватил горящий факел из костра перед мостом и кинул его рядом с бочонком. Мгновенно занявшееся пламя лизнуло доски настила.

Мерки, завидев почти неповрежденный мост, пришпорили лошадей. Пэт замер, наблюдая за мостом.

Штабные офицеры взволнованно перешептывались у него за спиной, некоторые уже доставали револьверы. С двух платформ спрыгнули пехотинцы и стали поспешно занимать позиции. В воздухе далеко разносились торжествующие крики мерков.

По мосту распространилось невысокое пламя, клубы черного дыма почти скрыли всадников. Первый из мерков на всем скаку достиг моста, от копыт его коня во все стороны брызнули языки пламени. С большим трудом всадник все же заставил испуганную лошадь продолжать путь. За ним последовал второй смельчак. Передняя часть колонны рванулась на мост, следуя за штандартом с лошадиным хвостом наверху; за ними со склона холма неслась целая лавина всадников. Не обращая внимания на огонь и дым, передовая группа вслед за предводителем пришпорила лошадей и преодолела мост. Командир на мгновение остановился, привстал в стременах и жестами приказал нескольким всадникам спешиться и погасить огонь на мосту. Сверкнув поднятым над головой мечом, он показал остальным на вершину холма.

— Подходи поближе, ублюдок, — прошипел Пэт. — Ты свое получишь!

Мерки с поднятыми луками в руках ринулись в атаку за своим командиром. Позади них сотни всадников уже наводнили мост, пытаясь справиться с лошадьми, которые шарахались от огня и дыма. Мост длиной в тридцать ярдов был заполнен мерками.

Пэт обернулся и кивнул ухмылявшемуся механику из Суздаля. Юноша при помощи телеграфного ключа соединил свинцовые пластины.

В тот же момент мост исчез в пламени разорвавшегося пятидесятифунтового заряда и двух подсоединенных к нему бочонков с тридцатью галлонами бензола. Огромный оранжевый шар с оглушительным грохотом поднялся к небу.

Торжествующие крики мерков сменились воплями боли. Лошади вместе с всадниками, объятые пламенем, срывались с моста в воду, на поверхности которой тоже горел огонь. Атакующая колонна, не в силах остановиться, неслась прямо на горящий мост, мерки летели в огонь с упиравшихся лошадей и падали в огненную реку.

— Горят, чертовы твари, они горят!

Пэт восторженно заорал и высоко подпрыгнул. Окружающие офицеры штаба радостно хлопали друг друга по спине.

Суздальская кавалерия развернулась, артиллеристы навели орудия и спустя несколько секунд ударили залпом картечи по плотно сбившейся толпе мерков, не успевших переправиться через реку. Кавалеристы поскакали вниз, стреляя по всадникам, оказавшимся на восточном берегу. Передовая группа мерков остановилась в сотне ярдов от склона холма и плотным кольцом окружила предводителя и штандарт, отстреливаясь из луков от приближающихся всадников. Командир кавалеристов поднял руку с револьвером и пришпорил коня, трубач протрубил сигнал атаки. Пронзительные крики людей смешались с воплями мерков и грохотом выстрелов.

— Черт побери, им не было приказано атаковать, — раздраженно проворчал Пэт. — Они слишком увлеклись.

Мерки попадали на землю под натиском кавалерии, штандарт исчез из виду, потом появился снова, но уже в руках русского всадника. С противоположного берега взвился рой стрел, несколько кавалеристов упали. Остальные подхватили поводья меркских лошадей, оказавшихся без всадников, и поскакали вверх по склону, усеянному трупами врагов. Четырехфунтовки поддерживали их отход, продолжая обстрел; не попасть в сгрудившихся на берегу мерков было просто невозможно.

Из-за спины Пэта рявкнули две пушки из бронированного вагона, двенадцатифунтовые снаряды унеслись в долину. Один разорвался над мостом, засыпав шрапнелью остатки толпы, другой упал на противоположный берег, взметнув гейзер огня и земли. С дальнего холма раздался сигнал нарги, и мерки отступили от моста, унося с собой раненых. Западный берег реки, освещенный догорающими обломками моста, был усыпан телами. Группа собравшихся вокруг Пэта офицеров криками выразила свой восторг.

— Конец телеграфной связи!

Пэт посмотрел на телеграфиста, высунувшегося из штабного вагона, потом на аэростат. Медный провод был отсоединен оператором от штабного вагона и теперь извивался над крышей. Федор сматывал его на борту «Клипера янки 2». Аэростат, жужжа пропеллером, набирал высоту и поворачивал на восток. Второй аэростат, «Китайское облако», оставался на месте, подкарауливая летающие машины мерков.

— Пора сворачиваться, — сказал Пэт.

— Дьявол, да мы можем задержать их до конца дня! — на ломаном русском возразил римский офицер, приписанный к штабу в качестве наблюдателя. Он восторженным жестом показал на догорающий мост и на десятки тел, темнеющих на противоположном берегу.

— Эндрю приказал пустить им кровь, потом отступить и ударить снова. К следующему мосту они будут подходить на цыпочках, ожидая еще какой-нибудь шутки с нашей стороны.

— Согласно последнему донесению, два умена переправились через реку у брода в пяти милях к северу отсюда! — крикнул телеграфист, выглянув из окна вагона.

Пэт взглянул на римлянина, и тот кивнул в знак согласия с приказом отступать.

Один из кавалеристов поднялся на вершину холма и издевательски помахал в сторону мерков отвоеванным штандартом Знамя было украшено двенадцатью выкрашенными в голубой цвет лошадиными хвостами, а на самом верху висел еще и десяток человеческих черепов. Пэт посмотрел на него с отвращением:

— Чертовы ублюдки.

Мерки строились на противоположном склоне холма, их гневные голоса и горестные причитания далеко разносились мягким дуновением ветерка.

«Да ведь это знамя полка! — подумал Пэт. — Мы захватили один из их флагов, вот почему они так расстроились. Ну что ж, пусть поплачут».

— Повесь его на бронепоезде, только, ради Бога, сними сначала человеческие черепа, — проворчал он.

Усмехающийся кавалерист, с еще кровоточащей раной на голове, повернулся и пошел к поезду. К Пэту подъехал Деннис Шовалтер, бригадный генерал, командующий недавно созданными из пехотинцев 1-м и 2-м кавалерийскими корпусами; белозубая улыбка ярко сверкнула на его почерневшем от пороха лице. Пэт жестом пригласил его спешиться, долговязый кавалерист убрал карабин в кобуру и спрыгнул со своего клайдсдейла.

— Неплохое представление вы устроили, — спокойно произнес Пэт.

— Мы положили по меньшей мере пятьдесят этих уродов.

— Прекрасно, прекрасно, — похвалил Пэт. — Значит, нам осталось уничтожить чуть меньше ста тысяч.

— Мы захватили один из их штандартов, а это их очень расстроило.

— А сколько ты потерял своих ребят?

— Четверо убитых, трое раненых, да еще двое отстали на той стороне холма. Надеюсь, они сберегли последний патрон для себя, — ответил Деннис с грустью в голосе.

— Неравноценный обмен.

— Но ребята рвались в бой, — попытался оправдаться Деннис.

— Это ты рвался в бой. Мне здесь не нужен еще один Джек Стюарт или Эшби, галопирующий в поисках славы, — сердито огрызнулся Пэт. — Все это хорошо для иллюстрированного журнала, но стоит жизни солдатам. Не надо пытаться в одиночку остановить орду. Твоя задача — нападать, замедлять их продвижение, заставить нервничать, и при этом постараться сберечь людей. Вы могли перестрелять их издали. Черт побери, у тебя единственное подразделение, вооруженное новыми карабинами Шарпса. Научитесь ими пользоваться. Постарайся воевать головой, а не кишками. Ты меня понял?

Деннис удрученно кивнул.

Пэт испытующе поглядел на собеседника. Деннис начинал сержантом в старой 44-й батарее. Хороший парень, который отлично знал лошадей и жаловался, что не попал в кавалерию. Теперь он получил свой шанс. Осталось только научить его осторожности. С кавалеристами всегда возникала эта проблема. От них требовались отвага и мужество, но еще важнее была осмотрительность, иначе в одно мгновение можно было попасть впросак, а здесь не было пехоты, способной прийти на помощь, как пришел когда-то на помощь Буфорду под Геттисбергом 35-й полк Эндрю.

При первом же требовании Эндрю создать бригаду легкой кавалерии Майна пришел в ярость. Его раздражение только усилилось, когда выяснилось, что Фергюсон, вопреки приказу свернуть производство карабинов Шарпса и сосредоточить все силы на выпуске винтовок для пехоты, тайком изготовил-таки сотню карабинов. Это было случайно раскрыто одним из помощников Джона. Пэт улыбнулся, вспомнив, как Майна явился к Эндрю требовать наказания для Фергюсона, а полковник счел этот случаи лишним доводом в пользу кавалерии. Карабины были 58-го калибра, а не 52-го, как любимое оружие Ганса, которое они взяли за образец в стремлении стандартизировать все оружие.

Все аргументы Джона были, несомненно, справедливы, особенно тог простой факт, что только пятая часть артиллерийских батарей была полностью укомплектована лошадьми. Но Эндрю настоял на своем, восемьсот лошадей были переведены из артиллерии в кавалерийские корпуса, чей личный состав подбирался из добровольцев. Изрядное число бывших кавалеристов служивших еще в старой боярской армии, и римские легионеры составили костяк новых подразделений в качестве офицеров и инструкторов. Все они с радостью снова сели в седло Как всегда, среди русской и римской молодежи нашлось более чем достаточное число энтузиастов, готовых к ним присоединиться, — как ради славы, так и ради того, чтобы избежать утомительных пеших переходов. Большинство их сумели раздобыть щегольские широкополые шляпы, которые они украсили по принципу Денниса, чем-то вроде плюмажа и латунной эмблемой со скрещенными саблями. В Риме отыскали достаточное количество голубой материи, и теперь кавалеристы щеголяли в небесно-голубых мундирах с золотым шитьем и в брюках С лампасами.

Пэт посмотрел вслед гарцующим на гребне холма кавалеристам, и у него перехватило горло. Если не обращать внимания на разномастных лошадей, более пригодных для сельского хозяйства, чем для кавалерии, всадники выглядели ничуть не хуже, чем славные ребята Армии Потомака. Отряд еще не оформился как следует, не обрел своих традиций, но это было первое подразделение, набранное из русских и римских ребят, и напоминающее полки регулярной Армии Союза, состоявшие из белых и черных. Этот отряд служил отличным примером единения, туда попали даже несколько карфагенян, решивших остаться после заявления Гамилькара о выходе из войны.

Отрядам еще не исполнилось и месяца, но бойцы были полны отваги, гордились своими карабинами, и вдобавок обзавелись револьверами или обрезанными мушкетами. Заломив шляпы, они улыбались и шутили после успешного сражения у моста. Хотя Пэт и не стал говорить этого Деннису, операция была проведена мастерски: мерки устремились прямо в западню, поверив трюку с якобы неудачным поджогом моста и клюнув на прекрасную приманку в виде штабного вагона. Захват неприятельского штандарта тоже пришелся как нельзя кстати.

«Черт возьми, я здорово изменился», — решил про себя Пэт. Он испытывал сильное желание пригласить Денниса пропустить стаканчик, его и самого почти непреодолимо тянуло выпить. Но сейчас было никак нельзя, надо было сражаться, тем более что перед ним стояла непростая задача задержать продвижение орды хотя бы на один день. Самое трудное было еще впереди.

— Мы захватили двадцать две лошади, — доложил Деннис. В голосе его прозвучала надежда на одобрение.

Пэт наконец улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Выбери шестерых своих ребят, чтобы перевезти их в тыл. Генерал Майна будет счастлив вернуть хотя бы малую толику. Я заберу на поезд ваших раненых. — Он на мгновение замялся. — Погрузи также и убитых. Не стоит оставлять их этим зверям.

Пэт посмотрел на войско неприятеля. Там быстро восстановился порядок. Всадники разъехались по берегу, пытаясь отыскать подходящее место для переправы, кое-где звучали выстрелы, а с юга показалось несколько сотен воинов, переправившихся у дальнего брода. Появилось несколько аэростатов мерков, — вероятно, чтобы снова попытаться отрезать их.

— Все это похоже на плевок против урагана. Нам придется жалить их то тут, то там и быстро убираться восвояси. Ты понимаешь, о чем я говорю? И будь осторожен.

Деннис ухмыльнулся и с преувеличенной торжественностью отдал честь, а его конь в это время взвился на дыбы. Офицер быстро успокоил животное, вскочил в седло и поскакал ожидавшим его солдатам. Пэт с легкой завистью проводил взглядом молодого генерала, командовавшего первой человеческой кавалерийской бригадой на этой планете. Этот день был чертовски хорош для озорства, и Пэт с радостью присоединился бы к ускакавшим всадникам.

Махнув рукой, он подал знак своим офицерам садиться в поезд. Машинист, высунувшись из кабины, подал резкий сигнал, и паровоз тронулся с места, таща за собой бронированный вагон, потом штабной, потом две платформы, загруженные солдатами и необходимыми для ремонта инструментами; замыкал состав еще один бронированный вагон.

Пэт вскочил в поезд, краем глаза заметив на одной из платформ еще не остывшие тела погибших кавалеристов, прикрытые одеялами. До сих пор ходила шутка, что никто никогда не видел мертвого всадника. Это сражение опровергло шутку. Лицо Пэта помрачнело, он прошел в свой вагон, по-прежнему испытывая сильнейшее желание выпить.

— Мерзкие скоты, — прошипел Тамука, взглянув на Гарга, бывшего заместителя командира умена голубых лошадей, который теперь командовал действовавшим у моста уменом, поскольку его предшественник был убит на противоположном берегу реки.

Гарг промолчал, скрипя зубами от ярости, и так сильно сжал рукоять сабли, что на кисти руки вздулись вены. Вдали показался клуб дыма, и по окрестности издевательской насмешкой раскатился свисток паровоза. Два командира уменов погибли за три дня войны. Один, глава клана, умер от укуса гадюки, спрятанной в бочонке для воды с двойным дном. А теперь скоты сражались еще и верхом. Тамука оглянулся на паланкин, только что показавшийся на вершине соседнего холма. Занавески в нем были задернуты наглухо.

— Он начинает поправляться.

Тамука увидел перед гобой Сарга, догнавшего передовой отряд, но промолчал.

— Лихорадка ослабевает, и он даже попросил немного бульона.

Сарг задержал взгляд на убитом кавалеристе, притороченном к луке седла одного из воинов. Всадник, услышав эти слова, низко поклонился и жестом показал, что свежая еда предназначена в качестве искреннего подношения кар-карту. С плеча убитого на ремне свисало ружье. Тамука направил своего коня к воину, наклонился с седла и дернул к себе ружье, сбросив тело на землю к ногам Сарга.

— Для нашего кар-карта, — бросил он через плечо. Тамука повертел в руках оружие и внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Мы двигаемся слишком медленно, — проворчал он, глядя в сторону собравшихся предводителей кланов и командиров пяти уменов.

В глазах некоторых из них он заметил неприкрытое возмущение. Большинство их были в возрасте Джубади и воевали вместе с ним почти полный оборот. Теперь, когда заболел Вука, у которого не было ни одного наследника, Тамука командовал ими в качестве щитоносца, что им совсем не нравилось.

— Скоты применяют грязные трюки, — огрызнулся Норга, командир умена вороных лошадей. — Я из-за этого лишился восьми десятков воинов, двое из них командовали тысячами.

— И что, ты предлагаешь осторожничать со скотами? — спросил Тамука.

— Тяжело смотреть, как погибают дети, — ответил Норга. — Особенно когда это происходит от колдовства, змей или подлых ловушек скота.

— Они хотят запугать нас, — произнес Тамука тихим голосом, в котором слышалось презрение. Прислушайся к своим словам — твой голос дрожит от страха перед этой падалью, бездушным скотом.

Норга опустил голову.

— Неужели Норга боится скотов?

Тамука, пряча улыбку, взглянул на Пауку, самого молодого из командиров уменов. Норга выругался и потянулся к своему мечу.

— Эти скоты рехнулись, — зло огрызнулся Паука, поглядывая в сторону остальных командиров уменов. — Надо разорвать их в клочья и уничтожить всех до единою. Тамука говорит правильно. Мы должны как можно скорее перебить их всех, пока они не изготовили еще более мощных орудий. Великий Джубади знал об этом, поэтому он и направил орду на север, чтобы разбить их армию.

— Если мы разгромим их у того места, которое они называют Кев, то остальные уже не смогут сопротивляться. Они не хотят покидать свою землю и будут пытаться задержаться у Кева. Мы должны ударить по ним всей своей мощью, пока они не передумали.

— Но как же наши пушки? — возразил Норга. — Они подойдут только через шесть-семь дней.

— Вушка Хуш прорвал линию обороны янки и победил их без всяких пушек, — ответил Паука, с восхищением глядя на Губту, нового командира Вушки Хуш.

— Шесть тысяч всадников Вушки Хуш убиты или искалечены, щитоносец Тамука, — прервал его Кауг, командир умена крапчатых лошадей. — Мой собственный сын от первой наложницы тоже погиб там.

— И я жажду отомстить за твоего сына, — прерывающимся от гнева голосом выкрикнул Тамука.

— Ты лишь временно командуешь, — произнес Нор-га, неприязненно глядя на Тамуку. — Ты слышал слова Сарга: через несколько дней наш новый кар-карт будет здоров, и тогда мы послушаем его мнение об этой войне.

— Неужели ты боишься сразиться со скотом? Норга ответил ему мрачным взглядом.

— Эта война не приносит ни славы, ни почестей. Кроме того, это земля тугар. А что будет с нашими землями? Как поведут себя бантаги? Пока мы сражаемся в этой проклятой стране, они поедают наш скот. До меня дошел слух, что у карфагенян появился бронированный корабль и они собираются отбить свой город. Что тогда? Я шел за Джубади, пока он был моим кар-картом. Теперь мой кар-карт — Вука, и я последую за ним.

— А я всего лишь щитоносец, — безо всякой иронии констатировал Тамука.

Норга, не говоря больше ни слова, повернулся, дал отрывистую команду своим воинам и стал спускаться с холма.

— Завтра на закате мы подойдем к Кеву.

Тамука оглянулся и увидел группу тугар, рассматривавших большую карту, а среди них — Музту. В голосе последнего Тамуке послышалась чуть ли не насмешка.

— Найдите брод и переправляйтесь через реку, — приказал Тамука командирам уменов.

Он развернул коня и рысью направился к горящей деревушке. Там он спешился, немного успокоился и стал наблюдать за тем, как рушатся соломенные крыши изб, как ревет огонь, пожирающий бревенчатые стены и крытые дранкой крыши пустых амбаров. Наконец Тамука обратил внимание на ружье, которое до сих пор держал в руках. Он немного повозился с механизмом, пока не открыл затвор. Тамука понял, что это ружье похоже на то, что было обнаружено рядом с янки Шудером. Оно заряжалось с казенной части, было более мощным и скорострельным. Ружье идеально подходило для конных воинов.

Тамука похолодел. Неужели скот за последние тридцать дней смог наладить производство таких ружей и снабдить ими своих солдат? Он сомневался в этом, но даже одна мысль о такой возможности заставляла его нервничать. «Опять они придумали что-то новое, всегда у них наготове неприятный сюрприз. Неужели его глупые соплеменники этого не замечают? Норга, видите ли, хочет свернуть военные действия и убежать от того, чего он не в силах понять. Он не понимает, что если не перебить их сейчас же, то через пять или десять лег янки выйдут в степь и будут охотиться за мерками просто ради забавы».

Нарастающий гул перекрыл рев пламени и привлек внимание Тамуки. Он поднял голову и заметил цепочку приближающихся летающих машин с, нарисованными на днище глазами ястребов. Высоко над ними маленькой черточкой виднелась одна из машин янки, старавшаяся держаться вне пределов досягаемости оружия мерков. Тамука рассеянно щелкнул затвором карабина, наблюдая за летающими машинами, свернувшими на восток.

— Вижу, на свет появилось новое оружие.

Музта, кар-карт тугар, остановил коня рядом с Тамукой. Щитоносец протянул ему карабин, и Музта с нескрываемым любопытством принялся его рассматривать. Он заглянул в дуло, потом ощупал механизм затвора.

— Теперь им не надо засыпать порох и пули через дуло, они могут быстрее заряжать ружья. — сказал Музта, восхищенно осматривая карабин. — Хорошая работа.

Тамука угрюмо кивнул.

— У них везде хорошая работа.

— Досадно, что вы перебили всех своих любимцев три дня назад. Может, кто-то из них мог бы изготовить такое же оружие.

— Мы покончили с любимцами. Мы сами всему научимся.

Музта негромко рассмеялся.

— Ты разговариваешь так. как будто уже стал кар-картом.

— Норга просто глупец. Я намереваюсь довести эту кампанию до конца.

— И ты выполнишь свое намерение, но это будет стоить тебе сотни тысяч убитыми.

— Если такова цена победы, пусть так и будет, — сердито ответил Тамука. — Но мы покончим с ними раз и навсегда.

Музта наклонился в седле, достал флягу с водой, отпил и протянул Тамуке. Тот отрицательно покачал головой.

— Я не сомневаюсь, что ты сделаешь все ради этой цели, — сказал Музта. — Я, пожалуй, единственный, кто понимает тебя. Норга по своей глупости до сих пор скорбит по Джубади и не видит той истины, которую старый кар-карт, в отличие от тебя, видел лишь наполовину.

Тамука несколько удивился, но кивнул в знак признательности.

— Если они научились делать такие ружья, — продолжал Музта, протягивая карабин Тамуке, — они слишком опасны. Даже сама по себе мысль, что они могут легко убивать воинов из орды, достаточно опасна. Мы никогда не предполагали, что скот дойдет до этого. Чтобы понять этот факт, мне пришлось лишиться восемнадцати уменов. Однако я боюсь, что ты сражаешься с неотвратимым будущим. Ты можешь выиграть эту войну, как планируешь, как обещал Джубади. Возможно, ты разгромишь их. Но появятся другие.

— В свое время уже были йоры и сартаги. — возразил Тамука. — Они были даже не совсем скотами. У нас тоже есть свои легенды, как и у тугар. И наши предки сражались и победили их, когда они появились из туннеля света.

— Но их было всего несколько сотен, и у них не было времени изготовить оружие. То же самое произошло со скотами на деревянных кораблях, появившимися пятнадцать оборотов назад в том же месте, где и янки. Мы обнаружили их примерно через год и уничтожили почти всех.

Тамука кивнул и внезапно разозлился при воспоминании о потомках этого скота под предводительством некоего Джейми. Они сумели выкрасть машину, бегающую по рельсам, и исчезли где-то в южных морях в прошлом году, сразу после войны железных кораблей. Он изредка вспоминал о них, гадая, не научились ли и они изготавливать новые машины.

— Я почти во всем согласен с тобой, — сказал Музта. — Думаю, что многие из молодых командиров уменов чувствуют то же самое. По слишком трудно убедить воинов умирать, сражаясь со скотом, не получая при этом ни почестей, ни славы.

— Их поведет вперед ненависть, — спокойно ответил Тамука.

— Тобой тоже движет это чувство, — улыбнулся Музта.

— Разве ты не испытываешь к ним ненависти после того, что произошло с тобой и твоей ордой?

— Конечно, испытываю, — ответил Музта. — Но это не значит, что я стремлюсь умереть в борьбе с ними.

— Завтра мы будем в Кеве. Там они будут нас ждать, и там мы разделаемся с их армией. А потом беспрепятственно возьмем Рим. Мы опустошим эти земли, будем убивать всех скотов подряд и объедаться до отвала.

Музта ничего не ответил. Он молча улыбнулся, кивнул и, развернув коня, поскакал к своим приближенным. Тамука презрительно посмотрел ему вслед.

— Я буду сражаться с ними до последнего тугарина, — прошептал он.

Эндрю Лоуренс Кин, запыхавшись, взобрался на вершину холма и посмотрел на запад. Приближалась середина чудесного весеннего дня. В такое время в старом мире ему хотелось оставить душный класс и повести учеников в ближайший сосновый лес. Теплый воздух благоухал летними ароматами, располагал к неторопливому ленивому времяпрепровождению. Хотелось лечь под деревом и читать книгу до тех пор, пока сон не сморит и тебя, и собаку, прикорнувшую у твоих ног. Но в этом мире не было собак.

Эндрю запустил палец за ворот мундира и слегка поморщился от прикосновения к пропитанной пылью и потом ткани. Он рассеянно поднял ко рту галету с острым сыром, откусил кусок и запил холодным чаем из старой оловянной кружки. Рядом с ним расположились Пэт, Эмил, Калин и Григорий. Каждый из них вооружился биноклем или подзорной трубой и молча наблюдал за приближающейся ордой.

Весь горизонт с западной стороны был закрыт приближающимися мерками. Они двигались в шахматном порядке, десять квадратов по тысяче всадников в каждом умене. На одну милю линии фронта приходилось пять полков. Стрелки в свободном строю намного обогнали основную массу войска. Последние из кавалеристов Шовалтера отходили за линию укреплений, изредка останавливаясь, чтобы выстрелить по врагу; грохот карабинов эхом отдавался в воздухе.

Рядом с Эндрю сидела Кэтлин, и это беспокоило его больше всего. Ей следовало уехать вместе с Мэдди еще несколько дней назад, но Кэтлин смогла убедить полковника, что ее госпиталь будет эвакуироваться в последнюю очередь. Она разбила все его доводы, обвинив в злоупотреблении привилегиями, чем заставила еще острее ощутить чувство вины. В этой ситуации ему хотелось просто приказать ей упаковать вещи и отправиться на восток. Хорошо, хоть дочку удалось отправить вместе с Людмилой, женой Калина, к Татьяне и ее детям. Втайне от всех Эндрю взял с Людмилы обещание в случае поражения забрать детей и спрятаться в Большом лесу. Было нечестно ставить своего ребенка и внуков президента в особое положение, но, черт побери, после всех этих лет, отданных Республике Эндрю считал возможным получить хоть какое-то преимущество в том случае, если война будет проиграна Ради безопасности детей Людмила согласилась с его планом доказав тем самым что узы крови и чувство материнства сильнее приверженности республиканским принципам.

— Теперь я понимаю, почему ты так сильно увлекся всем этим, — сказала Кэтлин, указав на огромное войско орды.

Мерки заполнили всю долину: четыреста тысяч воинов на сорокамильной линии обороны.

— Просто жуть берет — целая армия со знаменами, — продолжила Кэтлин. обращаясь к Эмилу.

— У этой армии есть одна весьма неприятная особенность — своеобразный способ заканчивать сражение, — ответил Эмил.

Металлический лязг, раздавшийся позади них, заставил Кэтлин вздрогнуть. Эндрю оглянулся на четырехфунтовую пушку, установленную на крыше бронированного вагона. Артиллеристы разворачивали орудие, подготавливаясь к стрельбе. С севера показались два аэростата мерков, которых и пытались отогнать стрельбой из пушки. Эндрю затаив дыхание следил за крошечными черными точками, отделившимися от корзин аэростатов и растущими с каждым мгновением. Они упали к югу от железнодорожного полотна, примерно в сотне ярдов от поезда. Две бомбы не разорвались, остальные сработали, но не причинили никакого вреда. Орудие продолжало стрельбу до тех пор. пока аэростаты не развернулись и не ушли на запад.

За день до этого произошло сражение в воздухе. Джек Петраччи вывел пять своих кораблей против трех вражеских. По одному аэростату с каждой стороны было подбито и сгорело. Этот факт заставил Эндрю вызвать к себе Джека и устроить ему разнос. За последние два месяца было построено девять аэростатов. Три из них были потеряны в сражениях, один потерпел крушение из-за шторма, еще один взорвался во время испытательного полета. Такие потери не казались бы устрашающими, если бы им не предстояли столь тяжкие испытания. После крушения двух кораблей на юге по настоянию Эмила местность была объявлена карантинной зоной. Доктор подозревал, что земля там может быть заражена ртутью из двигателей аэростатов мерков. В прошлом году один из таких двигателей взорвался: всех, кто приближался к месту взрыва, стало рвать кровью, у людей выпали все волосы, а потом они умерли. Это были классические симптомы отравления тяжелыми металлами. С тех пор все обходили место взрыва стороной.

Воздушные корабли мерков все время кружили над дорогами, следя за передвижениями армии. Если мерки надеялись дать генеральное сражение здесь, то они просчитались. Отступление прошло довольно гладко. Три с половиной корпуса были переправлены к Пенобскоту за четыре дня, теперь в Кеве оставалась лишь одна бригада 4-го корпуса, но и эти солдаты уже грузились в поезд. Позади оставались только кавалерия Шовалтера и отряд добровольцев, укрывшихся в лесу на севере. Это подразделение набиралось из людей любого звания и было первым из пяти отрядов, которые должны были развернуть партизанскую войну на всем пространстве от Вазимы до Сангроса. Еще одна бригада, выделенная из корпуса Шнайда, перешла в подчинение Буллфинчу и несла службу на море. Мерков на их пути ожидала серия неприятных сюрпризов на обоих флангах и в тылу. Эту особенность нынешней войны Эндрю находил особенно неприятной, но настаивал на ее необходимости. Теперь не существовало такого понятия, как гражданские лица. Рабочие на фабриках были не менее важны, чем солдаты на фронте. Мерки навязали им тотальную войну, такой она и была с самого начала.

Эндрю взглянул на последний номер иллюстрированного еженедельника, выпускаемого Гейтсом. Всю первую страницу занимала фотография, привезенная Джеком Петраччи. Сверху кириллицей, а снизу латинским шрифтом шла надпись; «Мы отомстим». Снимок был устрашающим, как и рассчитывал Эндрю; он напоминал об их общей участи в случае поражения. Полковник знал, чем будут заниматься партизанские отряды после прохождения армии. Был отдан приказ щадить только детей — он не мог допустить, чтобы геноцид достиг такой степени, — но все остальные мерки подлежали уничтожению. Женщин и стариков надлежало убивать, юрты сжигать, лошадей уводить или истреблять. Это противоречило как правилам ведения войн между ордами, так и конвенциям, принятым на их бывшей родине. Эндрю взглянул на Кэтлин и на мгновение представил себе, что произойдет с ней, если ее захватят в плен. Теперь пусть они испытают это на себе, мрачно решил он, с болью думая о том, до чего они дошли. Но другого пути у них не было. Если хоть один умен останется в тылу, солдатам на фронте будет немного легче, а в тотальной войне ничто, кроме окончательной победы, не имеет значения. От христианских правил прошлой войны ничего не осталось, зато пошли в ход аэростаты, убийства вражеских правителей, даже погибших приходилось сжигать, чтобы они не попали в лапы к меркам.

Эндрю отхлебнул холодного чая и продолжал наблюдать за вражеским войском, подошедшим к стенам Кева. Калин с искаженным и побледневшим от горя лицом поднялся на ноги и отвернулся. Некоторое время он стоял неподвижно, потом нагнулся, подобрал горсть земли, положил в карман и направился к поезду.

— Он не может смотреть, как враги занимают последний кусок русской земли, — со вздохом произнесла Кэтлин, провожая взглядом президента Руси, державшегося неестественно прямо.

— Пора и нам отсюда выбираться, — отозвался Эндрю и тоже поднялся.

В полнейшей тишине предрассветных сумерек Тамука ехал по темным улицам Кева. Немые стражники беспокойно оглядывались в узких улочках на закрытые ставнями окна.

Пустота, опять пустота. Тамука не доверял донесениям с летающих машин, они наверняка ошиблись, здесь должно было произойти хоть какое-то подобие сражения. И снова ничего. Пять дней скачки ради того, чтобы вместо поля боя оказаться в пустом городе.

— Не могут же они убегать вечно, — проворчал Тамука, поглядывая на Сарга.

— Но они прекрасно справились со своей задачей, — спокойно ответил шаман. — Зато у нас теперь дополнительные проблемы.

— Ты не хуже меня знаешь, что нельзя давать им больше времени.

— Вот поэтому я и пришел поговорить с тобой, щитоносец, — тихо, почти шепотом, произнес Сарг. — Поначалу я не верил в предположение Джубади. Теперь я в этом убедился. Эти скоты одержимы демонами, раз они бегут с земли, которую получили из наших рук. Только сумасшествие или одержимость могли заставить их так поступить. Представляю, чем бы нам грозила задержка на год.

— Или на двадцать лет, как предлагают некоторые, — подхватил Тамука.

— Вот об этом я и говорю.

Тамука молча кивнул. Одновременно с донесением о дальнейшем отступлении скота на восток присланный кар-картом всадник принес весть о том, что в Карфагене вспыхнуло восстание и скот захватил город, перебив несколько тысяч мерков и прогнав целый умен. К югу от Карфагена осталось только два, и бантаги не преминут воспользоваться этой слабостью, чтобы захватить город. Существовал договор, по которому они могли получить часть продукции фабрик, но только после того, как Рим и Русь будут полностью раздавлены. Теперь бантаги могли двинуться в наступление, после чего меркам достанется только опустевшая земля.

Все складывалось слишком неудачно. По крайней мере, кровь воинов пролилась не зря, оставшиеся жаждали отомстить. Но враг исчез, испарился, и это вызвало недовольство орды. Мерки верили, что этой ночью их ждет изобилие свежей пищи, а после разгрома армии сопротивление скота прекратится.

Всего тридцать пять дней назад русская армия испытала тяжелейшее поражение, дух солдат был сломлен, их семьи бежали на восток. Теперь страна опустела. Тамука доехал до центральной площади, помедлил немного, потом развернул коня и вернулся к главным воротам. На воротах он снова увидел странную картину. «Мы отомстим» — так ему перевели надпись на этой картине. Тамука спешился и посмотрел на Сарга.

— Мне надо остаться наедине с кар-картом, — спокойным голосом сказал он.

Сарг молча кивнул и жестом приказал стражникам удалиться. Тамука низко поклонился огню очищения, разведенному по обе стороны от входа в юрту кар-карта, и вошел внутрь. Вука приподнялся на ложе и посмотрел на вошедшего.

— Я приказал, чтобы меня не беспокоили, — прошептал кар-карт.

Тамука поклонился и подошел поближе.

— Сарг рассказал мне о твоих лихорадочных видениях и о твоих планах.

Вука с опаской смотрел на своего щитоносца.

— Лихорадка уже прошла, и рана больше не гноится, — возразил Вука и приподнял правую руку.

— Ты все еще болен. Вука медленно кивнул.

— Я знаю причину.

— И что это за причина? — спросил Тамука.

— Это ты.

Тамука не шелохнулся.

— Сарг нанес ритуальную рану, а ты перевязал ее лоскутом из своей походной сумки. Потом Сарг обработал рану. Значит, причина болезни в лезвии меча, или в повязке, или в снадобьях Сарга. Кто-то из вас двоих хотел, чтобы болезнь прикончила меня. Вука холодно посмотрел на щитоносца.

— Это чепуха. Так что тебе привиделось? — спросил Тамука.

Вука беспокойно осмотрелся по сторонам, как будто испугавшись, что наговорил лишнего.

— Прошлой ночью со мной говорил мой отец. Тамука почувствовал холодок, пробежавший по спине, волосы у него на шее встали дыбом. Это могло означать, что дух Джубади не ушел в небесные степи, что он встревожен или узнал в заоблачном мире нечто важное, что заставило его спуститься на землю и предупредить живых.

— Он сказал, что война со скотом должна быть закончена. Что мы должны вернуть себе Карфаген, иначе им завладеют бантаги, узнают секреты янки и воспользуются ими против нас, тогда мой народ окажется между двух огней.

Тамука оцепенел и не мог отвечать.

— Я слышал донесения, — продолжал Вука. — Хотя ты и постарался скрыть их от меня. Янки и русские убежали в Рим. Это пространство между двумя царствами слишком мало даже для орды тугар. Мы лишились добычи на Руси, и нам предстоит тяжелый переход, а впереди — нелегкое сражение. В это время бантаги жиреют на южных землях. Мой отец общается с духами и видит истину, которая скрыта от тебя, щитоносец.

— Янки будут ждать и готовиться amp; нашему приходу, набирая сил с каждым днем. Один тяжелый поход, и мы покончим с ними раз и навсегда. Твой отец понимал это, и я тоже. Если мы задержимся еще на год. они вернутся сюда и станут еще сильнее, чем теперь. Мы должны задушить сопротивление в зародыше, пока оно не распространилось дальше. Если мы сейчас уйдем и вернемся только в следующем обороте, мы столкнемся с гигантским чудовищем.

В голосе Тамуки прозвучали почти просительные нотки, и он разозлился сам на себя за проявленную слабость. Вука в ответ презрительно фыркнул:

— Они передерутся между собой, или на них нападет какой-нибудь мор, а может, мы отыщем яд, которым, по преданию, воспользовались йоры. Сейчас я — кар-карт, и я не хочу жертвовать своим народом, как это сделал Музта. Бантаги смеются над нашей глупостью. Мы и раньше-то едва справлялись с ними. А чем обернется эта кампания? От Вушки Хуш уже осталась одна тень, еще два умена понесли тяжелые потери, целые сотни умирают на марше. Я чувствую, что в этой проклятой стране котлы наших женщин, по крайней мере старых, скоро совсем опустеют.

Вука приподнялся на постели.

— Хватит. Завтра утром я соберу совет кланов. И завтра же мы поскачем в Карфаген, где можно будет достать еды, если мы успеем раньше бантагов. Здесь я оставлю четыре умена, чтобы они разорили эту страну от края до края. Зимой русским придется голодать. Неужели ты считаешь, что они выживут, когда поля вытоптаны, а города и деревни сожжены? Римляне выгонят их вон, они передерутся между собой, будут болеть и в конце концов вымрут.

Он неприветливо оглядел Тамуку.

— Мне противно есть их мясо, я желаю им всем сгнить заживо. Ни один из моих воинов больше не должен погибнуть от их подлых ловушек. Многие говорят, что скот здесь сумасшедший и одержим демонами. Я не хочу погубить орду в сражениях с демонами. Некоторые призывают отомстить за смерть отца. Нашей местью будут голод и болезни скота в разоренной стране. По крайней мере, это не грозит гибелью нашему народу. Я сегодня же объявлю свое решение, и мы начнем отступление с этой проклятой земли. После переправы через пограничную реку я прикажу развернуть белое знамя мира, тогда наконец я стану полновластным кар-картом.

Вука злобно улыбнулся.

— И покончу с безумными амбициями, которые ты лелеешь в своей душе.

Несколько секунд Вука нерешительно молчал, потом продолжил.

— Тамука, отныне ты не будешь моим щитоносцем. Я выберу другого, которому смогу доверять.

Тамука словно примерз к полу.

— Ты лжешь, — прошипел Тамука. — Твой отец не мог говорить с тобой. Как только он пришел в землю своих предков, он встретил там Манту, твоего брата, которого ты лишил жизни, и он рассказал ему правду о твоей черной душе. Если твой отец и явится к тебе, то только чтобы плюнуть тебе в лицо.

От изумления Вука не находил слов. Его лицо исказилось от ярости.

— Он прямо сейчас плюнет на тебя!

Тамука ринулся вперед, опрокинул кар-карта и прижал коленом к кровати, лишив его возможности шевельнуться. Вука, скривившись от боли в поврежденном предплечье и тяжести навалившегося на него тела, вытянул руки, пытаясь вцепиться ногтями в лицо щитоносца. Тамука обхватил руками шею Вуки и коленями прижал его руки к постели. Вука пытался вскрикнуть, но не мог даже вздохнуть.

Все оказалось совсем просто. Ему приходилось лишать жизни скот, который сопротивлялся куда энергичнее. Болезнь совсем лишила его сил. Конечно, стоило подождать, пока она сама прикончит Вуку, как он задумал с самого начала, но и такой конец его устраивал.

Тамука крепче сжал пальцы на горле Вуки. Его глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит; во взгляде, устремленном прямо в лицо Тамуки, сначала горела злоба, потом появилось растущее изумление. Тамука чувствовал, что руки кар-карта слабеют, ноги конвульсивно подергиваются. Он присмотрелся к своей жертве. Глаза все еще оставались широко распахнутыми, рот открылся, язык вывалился наружу, на губах пузырилась пена. Глаза Вуки были устремлены на Тамуку, и тот попытался отвести свой взгляд, но не смог. На мгновение ему показалось, что неведомая сила затягивает его внутрь, что его душа летит в пучину вслед за душой Вуки.

Внезапно мускулы шеи расслабились под его ладонями и стали мягкими. Тамука осторожно разжал пальцы, опасаясь, что сломает шею Вуки, но продолжал придерживать свою жертву. Наконец Тамука ощутил, что тело под его руками расслабилось и затихло, как будто обратившись в прах и пустоту.

— Он мертв.

Тамука, приглушенно вскрикнув, обернулся и увидел Сарга, стоящего у входа в юрту. Он отпрянул назад, едва не запутавшись в шелковых одеялах, и поднялся на ноги. Сарг прошел мимо него, приложил руку к груди Вуки, потом взглянул в лицо щитоносца.

— Мне кажется, наш кар-карт скончался от приступа болезни, — спокойно произнес шаман.

Он тщательно уложил мертвеца на постели, закрыл выпученные глаза и с головой накрыл простыней. Тамука подошел к маленькому столику в углу и трясущимися руками поднял кубок с кислым кобыльим молоком.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать, — остановил его шаман.

Тамука замер и уставился на кубок.

— Я уже собирался к тебе, когда он заявил, что не возьмет в рот ничего, к чему я прикасался, — пояснил Сарг.

Тамука швырнул кубок на пол.

— Так ты пошел на это из страха, что он тебя сместит, как и меня собирался заменить?

Шаман улыбнулся.

— Я подозревал его в убийстве брата, а он боялся каждого, кто догадывался об этом.

— Значит, воина тебе безразлична?

— Сказать по правде, я считал, что он прав.

— И ты решился пойти на убийство ради сохранения собственной власти? — фыркнул Тамука. — Только совет Белого клана щитоносцев может сместить кар-карта.

— Что-то я не вижу здесь никакого совета, — отозвался Сарг. — Так кто кого должен назвать убийцей? Но не смотри с таким испугом, друг мой. Не в первый раз кар-карт умирает от удара.

— Ты отвратителен, — огрызнулся Тамука. — Я действовал ради спасения своего народа, ради избавления этого мира от скота.

— О, безусловно, — с преувеличенной искренностью согласился Сарг.

Шаман оглянулся на покрытое простыней тело.

— Поскольку он не успел стать полноправным кар-картом, мы можем не соблюдать тридцатидневный траур, — проговорил Сарг небрежным тоном, как будто эти мелочи не беспокоили его. — Трех дней скорби для карта будет вполне достаточно. Потом ты сможешь продолжать свою войну.

— И поскольку у него нет прямых наследников… — У Тамуки перехватило дыхание.

— Пока не развернется белое знамя мира, пока не закончится война, совет не может состояться Такова традиция наших предков. Согласно этой же традиции, Вука не мог стать полноправным кар-картом до конца военной кампании. На полях сражений не место таким торжественным ритуалам. Поэтому ты, как его щитоносец, будешь исполнять обязанности кар-карта.

Сарг склонился в почти насмешливом поклоне.

— Я преклоняю колена перед кар-картом Тамукой. Осознав, что бронзовый щит все еще висит у него за спиной, Тамука расстегнул кожаные ремни. Некоторое время он подержал щит в руках, любуясь своим отражением, перечеркнутым царапиной от мушкетной пули, нанесенной во время погребения Джубади.

Хулагар. Тамука ощутил ледяной холод, словно дух Хулагара пролетел над ним, увидел все, что здесь произошло, и заглянул в его душу.

Тамука опустил щит к ногам Сарга. — Ты останешься главным шаманом мерков, — невозмутимо произнес он. — Теперь иди и объяви о безвременной кончине кар-карта Вуки. И еще объяви, что военный совет соберется на рассвете. Через три дня мы продолжим военные действия.

Тамука прикрыл глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний о последнем взгляде Вуки, а также о призраке всевидящего Хулагара.

Не оглянувшись на покойника, он распахнул закрывавшие вход полотнища и вышел из юрты навстречу рассветным лучам.