"Завороженные" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 6

Себастьян хлебнул еще вина и откинулся в кресле, наблюдая за Мэл. Спит как убитая, растянувшись напротив него на лежанке в главном салоне его частного самолета. Не стала спорить с предложением вызвать пилота в Юту и доставить их на восток, рассеянно кивнула, продолжая царапать заметки в неизменном блокноте.

Как только набрали высоту, бросилась на лежанку, закрыла глаза, легко и быстро отключилась, как уставший ребенок. Понятно, энергией, как любой силой, надо заряжаться, поэтому он оставил ее в покое. Долго стоял под душем, переоделся в то, что имелось на борту «Лира», закусил с удовольствием, сделал несколько звонков и стал ждать.

Мягко говоря, путешествие необычное. Они с ревом улетают от солнца, мчатся навстречу ночи. Когда все будет кончено, одни сердца разобьются, другие соединятся. Судьба всегда требует плату.

Он пересекает континент со спящей женщиной, которую считает невыносимой, желанной и непостижимой.

Мэл зашевелилась, забормотала, открыла глаза, взгляд обострился, сфокусировался, осознал окружающее. Она потянулась — резко, деловито, немыслимо сексуально — и села.

— Долго еще? — В голосе сонная хрипота, но заметно, что силы вернулись.

— Меньше часа.

— Отлично. — Пригладила волосы, вздернула нос и принюхалась. — Чем-то вкусно пахнет.

Себастьян невольно улыбнулся:

— Еда на кухне. Если желаете, душ по правому борту.

— Спасибо.

Сначала душ. Как ни трудно, не следует выдавать изумленного восхищения тем, что кто-то может щелкнуть пальцами, вызвать собственный самолет, устланный пушистыми коврами, со спальней и кухней, рядом с которой ее собственная превратилась в чуланчик. Видно, ясновидящим жирно платят.

Надо было проверить его досье, думала Мэл, завернувшись в халат и на цыпочках крадясь к спальне. Не позаботилась, абсолютно уверенная, что сумеет отговорить Роуз от визита к экстрасенсу. Поэтому теперь находится на высоте в тридцать тысяч футов с человеком, о котором слишком мало знает.

Как только вернется в Монтерей, исправит ошибку. Конечно, если дело кончится благополучно, трудиться не придется. После возвращения Дэвида сотрудничество с Себастьяном Донованом завершится.

Все равно, посмотреть стоит, просто из любопытства.

Надув губы, она заглянула в платяной шкаф. Сплошной шелк, кашемир, льняное полотно. На глаза попалась джинсовая рубашка — хоть что-то практичное. Натянула, стремительно бросилась к двери, на секунду определенно почуяв его присутствие. Потом сообразила, что слышит запах, прилипший к рубашке. Подняла руку, принюхалась к рукаву. Что в нем? Ничего не узнала. Дикие цветы, травы, то, чем дышишь в лесу в лунную ночь. Упрекая себя, влезла в джинсы. Если будет так продолжаться, действительно в колдовство начнешь верить.

Закатав рукава позаимствованной рубашки, Мэл направилась на кухню, умяла банан, не обратив внимания на банку с икрой и на блюдо с ветчиной и сыром. Крикнула:

— Горчица есть? — и тут же задохнулась, столкнувшись с Себастьяном.

Он беззвучно, как призрак, дотянулся до баночки через ее голову.

— Вина налить?

— Давайте. — Намазала кусок хлеба горчицей, сокрушаясь, что в тесном пространстве с ним не разойдешься. — Ничего, что я вашу рубашку без спроса надела?

— Конечно. — Он налил ей вина в бокал и пополнил свой. — Хорошо отдохнули?

— Время, быстрей прошло.

Самолет заплясал в зоне турбулентности, Себастьян придержал ее за руку и не стал выпускать.

— Пилот предупреждал, что чуть-чуть покачает. — Испытывая ее и себя, прижал большой палец к локтевой впадине, нащупал быстрый равномерный пульс. — Скоро пойдем на посадку.

Мэл подняла голову. Разглядывая его, она чувствовала начало чего-то. Может, удастся успокоиться и увидеть еще и конец.

— Тогда лучше сядем и пристегнемся.

— Я возьму ваш бокал.

Она с облегченным вздохом схватила тарелку, радостно впилась зубами в сандвич, спросила, заметив его улыбку:

— В чем дело?

— Думаю, что действительно должен вас угостить настоящей едой.

— Ничего вы мне не должны. — Хлебнула вина, которое так отличалось от всего, к чему она привыкла. Сделала еще глоток. — Я за себя сама плачу.

— Я заметил.

Мэл склонила голову.

— Некоторых это пугает.

Улыбка не исчезла.

— Правда? Меня не пугает. Все-таки по окончании дела, может быть, согласитесь поужинать? Отметить хорошо сделанную работу.

— Может быть, — прошамкала она с полным ртом. — Бросим жребий, кому платить.

— Боже, вы просто обворожительны, — фыркнул Себастьян, вытянул ноги, довольный, что она села напротив него, а не рядом. — Почему занялись частным сыском?

— Ммм?..

Он опять улыбнулся.

— Пришел мой черед спрашивать. Почему такую профессию выбрали?

— Люблю разгадывать загадки. — Мэл встала с пустой тарелкой, но Себастьян сам отнес ее к буфетной стойке.

— И только?

— Правила уважаю. — Можно удобно подобрать под себя ноги на широком сиденье. Хорошо. Сон освежил, надежда живет, с таким спутником все возможно. — По-моему, кто-то должен требовать платы за их нарушение. — Самолет начал снижаться. — Загадки я люблю разгадывать самостоятельно. Поэтому была приличным, но не выдающимся копом, а стала хорошим частным сыщиком.

— Не желаете играть в команде.

— Нет. А вы?

— Тоже. — Он улыбнулся в бокал с вином, взгляд обострился, сфокусировался. — Хотя правила часто меняются. Порой грань между добром и злом размывается. Как принимаете решение в таких случаях?

— Знаю, какие правила измениться не могут, какие грани не размываются и не пересекаются. Просто чувствую.

— Понятно. — Новый неожиданный признак силы. — Просто чувствуете.

— Тут нет ничего сверхъестественного. Я не ясновидящая. — Кажется, видно, к чему он ведет, нельзя бросать ему веревку. — У меня не бывает видений, озарений, или как там у вас говорится.

Себастьян приветственно взмахнул бокалом:

— Однако вы здесь, правда?

— Правда, Донован. — Если хочет смутить ее, пусть оближется. — Я здесь, потому что не хочу упускать ни одной ниточки, даже самой тоненькой и фантастической.

— И?.. — улыбнулся он.

— И хочу посмотреть, что вы видите и чуете. Может быть, у вас верный инстинкт. В инстинкт я верю.

— Я тоже. — Самолет плюхнулся на посадочную полосу. — И я верю в инстинкт, Мэл.

Всегда тяжело выпускать из рук вожжи. Разумеется, ничего нет плохого в сотрудничестве с местной полицией и с ФБР, только лучше работать по-своему. Ради Дэвида Мэл десять раз прикусывала язык во время беседы с федеральным агентом Томасом Деверо.

— Я получил о вас сведения, мистер Донован. Фактически многие мои коллеги считают, что вы не только заслуживаете доверия, но и творите подлинные чудеса.

Сидя в маленьком кабинетике с бежевыми стенами, как король на троне, по мнению Мэл, Себастьян слегка склонил голову.

— Я принимал участие в некоторых расследованиях федеральных служб.

— В том числе недавно в Чикаго. — Деверо пролистал досье. — Жуткий случай. Жаль, что мы не сумели раньше вмешаться.

— Да. — Больше Себастьян ничего не сказал, картины еще живы в памяти.

Агент почесал круглую лысую голову, ткнул пальцем в дужку очков на переносице.

— И вас, мисс Сазерленд, представители правоохранительных органов Калифорнии признают вполне компетентной.

— Значит, могу спать спокойно. — Проигнорировав предупреждающий взгляд Себастьяна, Мэл подалась вперед. — Нельзя ли опустить предисловие? Мои друзья в отчаянии. Дэвид Меррик всего в нескольких милях отсюда…

— Это еще надо установить. — Деверо отложил одну папку и взял другую. — После вашего звонка мы собрали всю доступную информацию. Федеральный агент уже опрашивает указанного вами свидетеля в мотеле «Дюна» в Юте. — Он снова поправил очки. — Свидетель положительно опознал Дэвида Меррика по фотографии. Мы стараемся идентифицировать женщину.

— Тогда зачем мы здесь сидим?

Агент уставился на Мэл поверх очков, снова соскользнувших с переносицы:

— По-вашему, надо стучать в каждую дверь в Форест-парке и спрашивать, не украли ли хозяева мальчика? — Не дав ей слова сказать, он поднял пухлый палец. — В данный момент поступают данные о всех детях мужского пола в возрасте от шести до девяти месяцев. Документы об усыновлении, свидетельства о рождении. Проверяется, кто сюда переехал с ребенком за последние три месяца. Не сомневаюсь, к утру возможные варианты существенно сократятся.

— К утру? Слушайте, мы почти сутки сюда добирались, теперь вы нас заставляете ждать до утра?

— Именно, — подтвердил Деверо. — Сообщите, где остановитесь, мы с вами свяжемся по мере развития событий.

Мэл вскочила.

— Я знаю Дэвида и могу опознать. Прочешу окрестности, установлю наблюдение…

— Это федеральное дело, — прервал ее агент. — Возможно, мы попросим вас опознать ребенка. Хотя у нас есть фотографии. — Деверо перевел взгляд на Себастьяна: — Я взялся за это по рекомендации агента Такера из Чикаго, которого знаю двадцать с лишним лет. Поскольку он более или менее верит в экстрасенсорные способности, а мой внук почти ровесник Дэвида, не стану советовать вам вернуться в Калифорнию и предоставить нам разбираться.

— Мы высоко ценим вашу помощь, агент Деверо. — Себастьян поднялся, подхватил Мэл под руку, крепко стиснул, чтобы она не изложила свое личное мнение на этот счет. — Я забронировал номера в «Дабл-три». Будем ждать сообщений.

Удовлетворенный Деверо тоже встал, протянул руку.

— Федералы вечно считают частных детективов паршивыми шавками, — буркнула Мэл через пару минут, выйдя в удушливый атлантский вечер.

— Он свое дело сделает.

— Правильно. — Она так разволновалась, что позволила открыть перед собой дверцу машины, взятой в аэропорту напрокат. — Потому что какой-то его приятель расписал ваши подвиги в Чикаго. Кстати, чем вы там отличились?

— Не так уж отличился. — Себастьян захлопнул пассажирскую дверцу, направился к водительской. — Вряд ли вас устроит выпивка в баре и безмятежный ужин.

— Ни в коем случае. Меня бинокль устроит. Где-то поблизости должны быть спортивные магазины.

— Пожалуй, достану.

— Камера с мощным объективом, — бормотала Мэл про себя, закатывая рукава позаимствованной рубашки. — Федеральное дело… Ни один закон не запрещает развлекательную поездку по пригородам, правда?

— Думаю, не запрещает. — Себастьян влился в поток машин. — Равно как и прогулку. Ничего нет приятней прогулки по пригородам летним вечером.

Мэл на него оглянулась, просияла улыбкой:

— Вы абсолютно правы, Донован.

— Запомню эту похвалу до конца жизни.

— Сумеете?.. — Мэл прикусила губу, не договорив. Они медленно ехали по трехполосным дорогам Форест-парка.

— Узнать дом? — закончил за нее Себастьян. — Со временем сумею.

— А как… — Мэл снова запнулась, поднесла к глазам бинокль.

— Как это делается? — Он с улыбкой повернул налево, по ее мнению, наобум. — Довольно трудно объяснить. Если вам действительно интересно, когда-нибудь попробую.

Машина вильнула к тротуару, остановилась, и Мэл нахмурилась:

— Почему остановились?

— Они здесь часто прогуливаются после ужина.

— Что?

— Гуляют с ребенком после ужина перед купанием.

Мэл бессознательно протянула к Себастьяну руку, повернула к себе его голову и сморгнула от вспышки силы в глазах, ставших темными, почти черными. Сумела только шепотом выдавить:

— Где он?

— В доме через дорогу. В доме с синими ставнями и с большим деревом на переднем дворе. — Успел схватить ее за руку, не дав выскочить из машины. — Не надо.

— Если он там, я его заберу. Пустите, черт побери!

— Подумайте. — Зная, что она чрезмерно поддается эмоциям, Себастьян обеими руками схватил Мэл за плечи, прижал к сиденью. Дело нелегкое: тоненькая, как тростинка, но сильная. — Проклятье, слушайте меня. С Дэвидом все в полном порядке. Вы только осложните дело, если ворветесь и попытаетесь его забрать.

Она сопротивлялась с горящим взглядом, похожая на богиню, готовую пустить огонь с кончиков пальцев.

— Они его украли!..

— Нет. Они даже не знают, что он украден. Думают, что от него отказались, убедили себя в этом, отчаянно мечтая о ребенке. Разве вы никогда ни о чем не мечтали настолько сильно, чтобы срезать путь, переступить размытую линию и получить желаемое?

Мэл яростно тряхнула головой:

— Это не их ребенок.

— Нет. — Тон смягчился, хватка ослабла. — Но прожил с ними три месяца. Для них он Эрик, они его очень любят. Любят так, что считают своим.

Она никак не могла отдышаться.

— Как вы можете просить меня оставить у них Дэвида?

— Ненадолго. — Он погладил ее по щеке. — Обещаю вернуть его Роуз до завтрашнего вечера.

Мэл кивнула, тяжело сглотнув.

— Пустите. — Себастьян отпустил ее, она трясущимися руками вскинула бинокль. — Хорошо, что удержали. Надо убедиться.

Направила окуляры на широкий эркер, разглядела за прозрачными шторами пастельные стены, детскую качалку, малиновый диванчик, заваленный игрушками. Крепко стиснула губы, когда в комнату за эркерным окном вошла худенькая брюнетка в шортах и хлопчатобумажной блузе, красиво тряхнула волосами, рассмеялась кому-то, протянула руки.

— Ох, боже, Дэвид…

Костяшки пальцев, державших бинокль, побелели. Женщина приняла ребенка у мужчины. Сквозь шторы видно, что Дэвид улыбается.

— Пойдемте, — тихо сказал Себастьян, но Мэл затрясла головой.

— Дайте сфотографировать. — Отложила бинокль, взяла твердой рукой аппарат с телескопическим объективом. — Поможет подтолкнуть Деверо.

Терпеливо отщелкала половину пленки, останавливаясь, когда обитатели дома скрывались из вида, и вновь снимая, когда подходили к окну. Потом, положив камеру на сиденье, стала растирать грудь, занывшую от боли и напряжения.

— Теперь пойдем. Может, его скоро выведут.

— Если силой хотите забрать…

— Я не дура, — огрызнулась она. — Знаю, что делать.

Они пошли по тротуару.

— Возьмите меня за руку, чтобы не вызывать подозрений, — предложил Себастьян, протягивая руку.

Мэл с сомнением на него покосилась, пожала плечами:

— Пожалуй, не повредит.

— Романтичная у вас душа, Сазерленд. — Он поднес ее пальцы к губам, с улыбкой услышал в ответ оскорбительные слова. — Очень люблю окраины, всегда хотел жить в таком месте. Аккуратно подстриженные газоны, розы в соседском саду за оградой, дети играют, мальчишки на велосипедах катаются, пахнет дымком от грилей, смех звенит в воздухе…

Вечно мечтая о том же, но никому ни за что не желая признаться, Мэл насмешливо подхватила:

— Сорняки, шумные соседи подглядывают сквозь жалюзи, злые собаки…

Как бы услышав зов, собака с глухим лаем понеслась по лужайке. Себастьян оглянулся, она замерла, заскулила, пошла прочь, поджав хвост.

Мэл не могла не оценить увиденное.

— Неплохой трюк.

— Это дар. — Он выпустил ее руку, обнял за плечи, шепнул: — Успокойтесь. Нечего бояться.

— Я вовсе не боюсь и не беспокоюсь.

— А натянулись, как барабан. Смотрите. — Провел ладонью по шее, легонько надавил пальцами, у Мэл вырвалось:

— Слушайте, Донован…

— Шшш… Это тоже дар. — Несмотря на сопротивление, он еще что-то сделал, и напряженные мышцы мгновенно расслабились.

Мэл только охнула.

— Лучше? — Себастьян вновь обнял ее за плечи. — Будь у меня больше времени и, прощу прощения, если б вы догола разделись, все узлы развязал бы. — Ухмыльнулся под ее изумленным взглядом. — Будет честно время от времени открывать вам мои мысли. А я довольно часто думаю, как вы смотритесь без одежды.

Смертельно боясь покраснеть, Мэл смотрела прямо перед собой.

— О чем-нибудь другом думайте.

— Трудно. Особенно когда вы в моей рубашке, которая вам очень идет.

— Не выношу флирта, — выдавила она сквозь зубы.

— Дорогая моя Мэри-Эллен, между флиртом и откровенной демонстрацией желания лежит глубокая пропасть. Если я скажу, что ваши чарующие глазки напоминают о зеленых холмах моей родины, золотые волосы о картинах Боттичелли, мягкая кожа об облачках, плывущих по вечерам над горами, это будет флирт.

Внутри что-то неприятно затрепетало — дурацкий разговор надо прекратить немедленно.

— Если скажете еще что-то подобное, то я скажу, что вы сумасшедший.

— Именно поэтому предпочитаю открытый подход. Хочу уложить вас в свою постель. — Себастьян остановился под развесистым дубом, повернул ее к себе лицом. — Хочу раздеть, прикоснуться, проникнуть и видеть, как вы оживаете. — Он наклонился, поймал зубами ее нижнюю губу. — И повторять это снова и снова. — Почувствовал, как она вздрогнула, превратил укус в долгий требовательный поцелуй. — Откровенно, правда?

Мэл уткнулась ему в грудь руками, растопырив пальцы. Невозможно понять, как можно было дойти до такого. Припухшие губы горели.

— Я думаю… — Проблема в том, что думать не получается. Сердце так грохочет, что люди, кажется, должны повыскакивать из домов. — Вы просто свихнулись.

— Потому что хочу вас или потому что признался?

— Потому что… считаете, будто мне интересно быстренько переспать с мужчиной, которого я едва знаю.

— Вы меня знаете. — Он схватил ее за подбородок, снова поцеловал. — И насчет «быстренько» я ничего не сказал.

Она не успела ответить, Себастьян напрягся.

— Идут, — объявил он, не оглядываясь. Через его плечо Мэл увидела, как дверь открылась, брюнетка вывезла легкую коляску. — Перейдем на ту сторону, оттуда лучше видно.

Мэл снова насторожилась, Себастьян обнял ее за плечи как ради предосторожности, так и для успокоения. Мужчина с женщиной, обмениваясь репликами, вели легкий радостный разговор молодых родителей здорового ребенка. Слов не разобрать. Мэл бессознательно обняла Себастьяна за талию.

На глаза выступили жгучие слезы. Ох, как вырос малыш! Быстро превращается из младенца в карапуза. На ножках высокие красные башмачки, будто он уже ходит. Вокруг розовой мордочки длинные волосы, вьющиеся на концах. И глаза…

Мэл остановилась, закусила губу, чтоб не окликнуть Дэвида. Он взглянул на нее из ярко-голубой колясочки, взглянул прямо на нее, и улыбка в глазах сказала, что узнал, запищал, протянул руки.

— Мой парень любит хорошеньких женщин, — с гордой усмешкой заметил мужчина, проходя мимо.

Мэл приросла к месту, видя, как Дэвид вывернул шею, надул губы, издал протестующий вопль. Женщина наклонилась, заворковала.

— Он узнал меня, — шепнула Мэл. — Вспомнил.

— Да. Любовь трудно забыть. — Себастьян схватил ее, удержал. — Не сейчас. Позвоним Деверо.

— Он узнал меня. — Голос прозвучал глухо, поскольку лицо было прижато к прохладной льняной рубашке. — Со мной все в порядке, — твердила она, но не вырывалась.

— Я знаю.

Он прижался губами к виску, погладил ее по голове, ожидая, когда дрожь уймется.

В один из самых тяжелых моментов своей жизни Мэл стояла на тротуаре перед домом с голубыми ставнями и большим деревом на переднем дворе. В доме находятся Деверо и другой агент ФБР — женщина.

Дверь им открыла молоденькая брюнетка в халате, машинально наклонилась за утренней газетой, в глазах мелькнула искра страха или догадки.

Теперь из дома слышится горький плач. Хочется настроиться против его хозяев — и не получается.

Когда же они выйдут? Прошло уже больше часа. Сунув руки в карманы, Мэл расхаживала по тротуару. Деверо потребовал обождать до утра, и она всю ночь в отеле глаз не сомкнула.

— Может, в машину сядете? — предложил Себастьян.

— Не могу сидеть.

— Нам не позволят сразу его забрать.

Деверо объяснил процедуру. На анализ крови и сличение отпечатков понадобится много времени.

— Мне позволят быть с ним, черт возьми! Он с чужими не останется. — Мэл поджала губы. — Расскажите о них. Пожалуйста.

Себастьян ждал этой просьбы, отвернулся от дома, посмотрел Мэл в глаза:

— Она учительница. Ушла с работы с появлением Дэвида. Хотела проводить с ним как можно больше времени. Муж инженер. Восемь лет женаты, с самого начала пытались завести ребенка. Люди хорошие, очень любят друг друга, им нужна семья. Они были легкой добычей.

— Мне их жалко, — шепнула она. На ее лице отразилась борьба между сочувствием и гневом, справедливостью и несправедливостью. — Жалко, что кто-то способен воспользоваться любовью, потребностью в семье. Жалко всех, кто пострадал от этого.

— Жизнь не всегда справедлива.

— Жизнь иногда несправедлива, — поправила Мэл.

Еще походила, бросая мрачные отчаянные взгляды на эркерное окно. Когда дверь открылась, качнулась на каблуках, готовясь к броску. Деверо направился к ней:

— Мальчик вас знает?

— Да. Я уже говорила, он меня вчера увидел, узнал.

Агент кивнул.

— Он возбужден, плачет, швыряет игрушки, не слушает никаких уговоров мистера и миссис Фрост. Моя коллега старается его успокоить. Как я сказал, мы его заберем для проверки и оформления документов. Для него будет лучше, если вы поедете с ним в машине агента Баркер.

— Конечно. — Сердце бешено заколотилось. — Донован…

— Я за вами.

Мэл вошла в дом, стараясь не разреветься. Прошла по коридору к детской, перешагнув через пластмассового коня-качалку.

Голубые стены с изображением парусников. Кроватка у окна с движущимися цирковыми животными.

Все как было сказано. В горле пересохло. Абсолютно точно.

Потом она обо всем позабыла, наклонилась к ревущему Дэвиду, прижалась щекой к щеке, осушая слезы:

— Ох, малыш… Дэвид, сладкий маленький Дэвид! — Покачала на руках, утешила, убрала со лба влажные волосы, мысленно благодаря стоявшего спиной к ней агента. — Эй, да ты совсем большой. — Поцеловала дрожащие губки. Он икнул, протер глаза кулачками, устало уронил голову ей на плечо. — Мой мальчик. Поедем домой, да? Поедем к маме и папе.