"Любовь к мятежнику" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

Глава седьмая

Квинтин выехал перед рассветом. Туман окутывал реку, взбирался вверх по склону холма и становился реже. Когда встало горячее июньское солнце, пробиваясь сквозь прохладные, серые испарения, Квинтин стал размышлять о том, что принесут ему следующие несколько часов. «Возможно, мою смерть». Интересно, как это подействует на Мадлен. Будет ли она счастлива избавиться от него и этого альянса, навязанного ей? Или он предпочтительнее жизни с ее чопорной гугенотской теткой?

Конечно, Мадлен была до смерти перепуганной и раскаивающейся, когда он спас ее от Малверна. Он и сейчас видел перед собой эти большие янтарные глаза, наполненные страхом, мертвенную бледность ее слегка тронутого загаром лица. Она попыталась растрогать его, как любая хитрая представительница женского пола подумал он неприязненно. Тогда почему же он никак не мог забыть дрожь этих нежных губ? Квинтин беспокойно поерзал в седле, почувствовав, как по-прежнему сильно он хотел прикоснуться к ней. «Скоро ты получишь то, что хочешь… если останешься жив, получишь награду свадебной ночи».

Соломон Торрес наблюдал, как сардоническая улыбка скривила губы его друга, когда они ехали к условленному месту дороги в Саванну.

— Думаю, тебе следовало бы отказаться от этого безумия, Квинт, Малверн уже давно ждал такого случая.

— И моя невеста предоставила ему эту прекрасную возможность. — Он обреченно пожал плечами. — Я не могу отказаться, Соломон. Ты же знаешь, как это отразится на моей репутации. Я никогда больше не буду принят в обществе. Только подумай, как это повредит нашему делу. Если я не буду принят джентльменами города, я стану бесполезен для всех.

— Ты всегда сможешь присоединиться к континентальным войскам. Видит бог, генералу Вашингтону нужны порядочные офицеры, — сухо сказал доктор Уизерспун.

Соломон взглянул на их товарища, чье маленькое, морщинистое лицо казалось совсем уж каким-то совиным из-за проволочных очков, ненадежно сидящих на кончике носа.

— Ноубл, ты же знаешь, что Квинт представляет куда большую ценность как агент. А в армию может вступить любой дурак.

— М-да, — хмуро ответил Ноубл Уизерспун, — Чарлз Ли и Горацио Гейтс — живые тому примеры!

Сдержанно-насмешливо Квинт оглядел серьезного молодого купца и циничного старого доктора, двух своих давнишних друзей.

— Джентльмены, ради бога. Вопрос о моем мастерстве не имеет никакого отношения к сомнительным достоинствам Гейтса и Ли. Мне предстоит сразиться с Малверном.

— Если бы вам только удалось избежать фехтовальных рапир. — Выражение лица Соломона было угрюмым.

— Я получил необходимое для джентльмена обучение по использованию шпаг различных видов, включая и французскую рапиру, даже если я и не могу похвастаться тем, что тренировался у лучшего мастера Нового Орлеана. Еще рано меня хоронить, друзья мои. Я намерен испробовать парочку ловких приемов.

Соломон посмотрел на Уизерспуна, когда старик усмехнулся и сказал:

— Эфраим был моим пациентом несколько лет назад, пока его приверженность к политике республиканцев не заставила его покинуть Саванну. Я не думаю, что серьезно нарушу свою клятву, если упомяну Квинту, что тот плохо видит правым глазом. Это наследственное, я бы сказал. Его отец страдал тем же недугом.

— В сочетании с жадностью! Два поколения Малвернов хотят заполучить Блэкхорн-Хилл. Ирония судьбы, но Эфраим присоединился к революции, надеясь прогнать нас с наших земель, а в результате чуть не потерял свои, когда британцы снова захватили Саванну и восстановили королевское правительство, — сказал Квинт.

— Мы могли бы сдать его британским властям. В конце концов, он член законодательного совета республиканцев, — предложил Соломон, но замолчал, увидев упрямо выпяченную челюсть Квинта.

— Я лишь надеюсь, что эта болезнь, его глаза, сделала его совершенно слепым!

Эфраим Малверн ждал в условленном месте, когда трое всадников подъехали к нему. Квинтин заметил самодовольное выражение на лице своего врага. «Продолжай в том же духе, Эфраим». Квинтин спешился под огромной ивой, чьи пушистые ветви давали некоторую защиту от жары. Он сбросил с себя сюртук и жилет, оставшись в одной батистовой рубашке с широкими рукавами.

Малверн сделал то же самое. Оба получили теперь полную свободу движений, одетые в штаны из оленьей кожи и мягкие сапоги. Секундант Эфраима открыл длинный футляр из полированного орехового дерева. Две прекрасные рапиры угрожающе засверкали на красной бархатной подкладке.

«Красная, как кровь», — подумал Квинтин. Он выбрал одну согласно протоколу и проверил ее, сделав несколько выпадов и парирующих движений.

— Эта подойдет, Малверн.

Уизерспун как официальное лицо, одобренное обоими противниками, произнес свой формальный и бесполезный призыв отказаться от дуэли. Квинтин и Эфраим быстро заняли свои позиции на ровном, открытом пространстве под ивой, излюбленном месте дуэлянтов, к тому же достаточно удаленном к северу от удерживаемого британцами города, что было необходимо для безопасности Малверна.

В первые мгновения после того, как звон стали эхом отозвался в речной долине, казалось, что Эфраим без труда выиграет. Он работал острым лезвием, как портной тонкой иглой, делая уверенные выпады, которые несколько раз задели Квинта, и парировал каждую его смелую атаку с небрежной легкостью.

— Мне это не нравится. Малверн пролил кровь первым, — прошептал Соломон Ноублу.

— Это всего лишь царапины. Лучше посмотри, как они продвигаются из-под дерева на солнце, — ответил старый доктор вполголоса.

Квинту почти удалось вывести Эфраима туда, куда он хотел. Если только он доживет до того, когда можно будет осуществить свой маневр! Его видимая отчаянная стремительность забавляла Малверна, которому доставляло удовольствие играть с ним. Что ж, побудь таким самодовольно снисходительным, ты, надутый павлин… еще лишь несколько минут.

Когда они вышли из спасительной тени дерева на поляну, Эфраим почувствовал неожиданно яркий солнечный свет. Он с удовлетворением заметил, что Квинт тоже весь взмок от пота, пока они кружили друг возле друга, делая выпады и парируя атакующие удары. Пот заливал их лица и пропитал тонкий батист рубашек так, что те прилипли к телу.

Квинтин наблюдал за лицом Малверна, заметив, как он щурится от яркого света. «Этот глаз беспокоит его».

— Какие-нибудь неприятности со зрением, Эфраим? — язвительно спросил он. Хотя тот не упустил ни одного движения, Квинт знал, что Эфраиму ужасно хотелось повернуться и бросить испепеляющий взгляд на Уизерспуна.

— Значит, доктор все-таки нарушил свою профессиональную клятву? Я научился компенсировать «тот недостаток, так что это не имеет значения, Блэкхорн.

Малверн возобновил атаку, на этот раз с куда большей серьезностью, пытаясь втянуть Квинтина обратно под иву. Один особенно энергичный выпад сильно разрезал рубашку Квинта с левого бока, но он успешно парировал, вступая в тень и в то же время медленно приближаясь к свисающему суку, качающиеся ветви которого висели в пяти футах от земли.

Малверн надвигался на него справа, навстречу веткам, Квинт позволил противнику нападать, предоставляя ему несколько опасных для себя возможностей и принимая болезненные царапины от преследующего лезвия Эфраима. Когда Малверн оказался в футе от веток, неподвижно висящих в тяжелом воздухе, Квинт обреченно выдохнул, словно отчаявшись. Эфраим засмеялся, увидев прекрасную для себя возможность — незащищенный левый бок Квинта. С победоносным рычанием он приблизился и сделал выпад в сердце.

При всей быстроте его движений, Квинт двигался вместе с ним, отскочив от клинка, разрезавшего тонкий батист его прилипшей к телу рубашки. Эфраим почувствовал, как шелестящие листья ивы ударили его в лицо, прежде чем увидел их. Он непроизвольно отвернулся, пытаясь избежать этого и в то же время восстановить равновесие после неудачного выпада. Эти два движения дали Блэкхорну ту мимолетную возможность, которая была ему нужна.

Весь воздух вырвался из легких Малверна, когда он почувствовал, как твердое, острое жало пронзило его грудь.

— Удивительно, но боли меньше, чем от простой царапины на руке, — прохрипел он, падая на колени, когда Квинтин выдернул свой клинок, который прошел между ребер, поразив прямо в сердце. Малверн повалился вперед, затем перекатился на спину. Когда доктор Уизерспун встал рядом с ним на колени, Эфраим Малверн был уже мертв.

Секундантом Эфраима был его напыщенный кузен, надеющийся унаследовать фамильные имения теперь, когда единственный наследник Эбнера Малверна был устранен. Он выразил несколько слабых, чисто символических протестов по поводу маневра с ветками ивы, но на самом деле Квинтина не в чем было особенно упрекнуть, принимая во внимание общеизвестный факт о первоклассном искусстве фехтования Эфраима. Ведь это было его намерение — завести Квинтина обратно в тень. Он потерпел неудачу.

Соломон помог кузену Эфраима погрузить тело на лошадь, затем повернулся в ту сторону, где доктор Уизерспун перевязывал несколько сильно кровоточащих ран Квинта. Внезапно его глаза расширились от испуга и удивления, и он выкрикнул предостережения, но было уже поздно. Маленькая фигурка, одетая в поношенные бриджи и серую рубашку, свалилась с веток у них над головами. Парень потерял точку опоры на тонком сучке, который с шумом подскочил кверху, освободившись от своей ноши….

Мадлен рухнула прямо на плечи Квинтину, и они оба повалились на землю в одном спутанном клубке рук и ног. Кожаная шляпа слетела с ее головы, и волосы рассыпались по лицу и плечам, словно блестящий красный атлас. Пара пистолетов тридцатого калибра времен королевы Анны приземлилась в нескольких футах от них. Квинтин схватил ее за плечи и оттолкнул от себя, затем подобрал один инкрустированный серебром пистолет и, вскочив на ноги, уставился на него.

Мадлен испытывала огромное облегчение, когда лежала распростершись перед ним и ощущала смешанный запах пота и крови, исходящий от его тела. Но в то же время она была напугана, ибо он истекал кровью.

Квинт свирепо смотрел на нее, тогда как Соломон и Ноубл стояли, словно пригвожденные к месту, в изумленном молчании.

— Какого дьявола вы здесь и как сюда попали?

Тон его был таким убийственно холодным, что ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оторвать язык, прилипший к пересохшему небу. Как ужасно она, должно быть, выглядела. Его неприязненный взгляд, скользнувший по ее телу, ясно свидетельствовал об этом.

— Я случайно подслушала разговор о дуэли и поехала по дороге к реке, рано, перед рассветом. Гулливер и моя лошадь вон там, за деревьями на повороте.

— И что, скажите на милость, вы намеревались делать вот с этим? — Он держал пистолет на ладони.

Мадлен поднялась на ноги, чувствуя, что ужасно глупо выглядит, лежа на земле.

— Вы не единственный, кто стреляет без промаха, мистер Блэкхорн.

Низкий смешок Соломона прогремел в застывшем горячем воздухе:

— Клянусь всевышним, Квинт, она бы застрелила негодяя, чтобы спасти твою несчастную шкуру!

— Я глубоко тронут, госпожа, но я сам в состоянии постоять за себя. — Его голос был таким жестким и холодным, как декабрьский мороз.

— Эта дуэль произошла по моей вине. — Опустив глаза, чтобы избежать его ледяного зеленого взгляда, она прошептала: — Я не хотела иметь вашу смерть на своей совести.

— Лучше дай промыть и перевязать тебе раны, пока ты окончательно не истек кровью и не испортил свадьбу. А потом можешь уладить дела со своей леди, — сказал Ноубл, снова переключая внимание на раны Квинтина.

— Эта сумасбродка не леди. А свадьба была испорчена еще в тот день, когда ее отец и мой решили заключить этот чертов брак. — Квинтин гневно взглянул на Мадлен. — Если я еще когда-нибудь увижу вас в мужской одежде или еще как-нибудь неподобающе одетой, я так исполосую вашу хорошенькую маленькую задницу, что вы месяц не сможете сесть на лошадь.

Мадлен стояла перед большим овальным зеркалом в своей комнате в Блэкхорн-Хилле, вспоминая холодную угрозу взбешенного Квинтина после дуэли. Это было неделю назад. А сегодня был день свадьбы. С самого детства Мадлен мечтала об этом дне. И тем не менее бледное лицо и испуганные глаза, глядящие на нее из зеркала, совсем не отражали ее мечты. Брак, заключенный в аду, — так он сказал. Он презирал ее, и Мадлен едва ли могла винить его после всего, что случилось.

Она реагировала на его надменную грубость и беспричинную ревность горячностью и резкими, язвительными словами. На это у нее были основания. Но вот неприятное происшествие с Малверном было чистейшей глупостью с ее стороны, безрассудным поступком, который мог бы убить Квинтина. Словно одного этого было недостаточно, ей, вдобавок, еще и не удалось ускользнуть с места дуэли, не будучи пойманной.

Когда вчера прибыл ее отец, опоздав почти на неделю, он сильно отчитал ее за все эти грехи. Мадлен сдержала слезы. Никому она не нужна была с тех пор, как умерла тетя Изольда.

Мадлен слегка пробежала палками по легкой, как пушинка, золотистой паутине ее верхней юбки, которая была стянута кверху шелковыми лентами в стиле «полонез» поверх темно-золотой парчовой нижней юбки. В лифе платья была сделана вставка из белого шелка с золотой вышивкой. Тончайшая золотистая фата плавно ниспадала на плечи и была прикреплена к изящной шляпке без полей, приколотой поверх искусно уложенных локонов высокой прически. Мягкие туфли на высоких каблуках, с золотыми пряжками, выглядывали из-под пышных юбок. Платье и весь наряд были достаточно изысканны и совершенны, чтобы превзойти любые девичьи фантазии.

Но тяжесть драгоценностей семьи Блэкхорнов висела, словно камень, на ее обнаженной шее. Мадлен прикоснулась к тонкой золотой цепочке, усыпанной дюжиной сверкающих изумрудов всех оттенков. Самый крупный лежал, словно ледяная зеленая слеза, «юдоль печали», на ее груди, где низкое декольте корсажа обнажало таинственную гладь кремовой кожи.

Прекрасные… Холодные… Зеленые… Камни насмехались над ней так же цинично, как глаза Квинтина. На свадьбе он окончательно закрепит свою власть над ней, надев на палец кольцо с огромным квадратным изумрудом, гармонирующим с ожерельем.

Она поборола в себе порыв сорвать эти тяжелые драгоценности, платье и фату и убежать из этого великолепного особняка, полного незнакомцев. Однако здравый смысл победил. Она не может убежать… Дверь открылась, и вошла служанка, сделав реверанс. Пришло время спуститься вниз и предстать перед всеми.

Множество людей толпилось в холле вокруг лестницы, и еще сотни наполняли большую переднюю гостиную, где ожидал англиканский священник. Джентльмены терпеливо обливались потом в своих великолепных атласных фраках со сверкающими золотыми часами, свисающими на ленточках из атласных жилетов. Дамы были одеты в шикарные платья с нижними юбками, увеличенными до немыслимых пропорций кринолинами, и усыпаны гранатами и жемчугами. То тут, то там мерцали бриллианты. У многих на лицах были приклеены бархатные мушки, вырезанные в виде звездочек или полумесяцев.

Хотя жара привела к тому, что большинство мужчин Джорджии отказались от париков, несколько пожилых джентльменов придерживались традиции, в то время как другие пудрили свои собственные заплетенные и завитые волосы, придавая им всевозможные оттенки от белоснежного до желтовато-коричневого. Женщины были менее практичны со своими длинными локонами, фантастически переплетенными с атласными и шелковыми лентами и уложенными в немыслимо сложные прически, представляющие собой целые произведения искусства, которые возвышались над бровями на целый фут, а то и больше. Изящные шляпки с лентами и перьями венчали эти монументальные сооружения.

Весь задний холл и прилегающий к нему двор были заполнены слугами различных оттенков кожи, которые изнывали под жарким полуденным солнцем. Все собрались, чтобы отпраздновать свадьбу наследника Блэкхорн-Хилла.

Квинтин ждал у подножия лестницы. Лицо его ничего не выражало, когда он глядел вверх, туда, откуда Мадлен должна была спуститься, опираясь на руку Теодора Дево.

Мадлен появилась из-за угла и остановилась наверху лестницы, она почувствовала ледяной взгляд своего жениха. Когда же их глаза встретились, все вдруг изменилось. Воздух, такой неподвижный и плотный, неожиданно наэлектризовался, словно в дом ворвалась грозовая буря.

Она позволила своему взгляду насладиться всем великолепием его мужской красоты. Он был одет в прекрасно сшитый черный шелковый фрак с темно-зелеными манжетами, жилет был из такого же темно-зеленого атласа, а черные атласные бриджи плотно облегали длинные, стройные ноги. В отличие от многих других мужчин его волосы цвета воронова крыла, без всяких кудрей и пудры, были просто стянуты на затылке шелковой лентой Белый шелковый галстук у горла делал его смуглое лицо еще более темным Уголки сжатых губ были прямыми, не приподнятыми и не опущенными, но в глазах она видела огонь — холодный огонь. Яростный гнев горел в этом зеленом взгляде, который был прикован к ней, гнев… и еще что-то.

«Силы небесные, она прекрасна!» Квинт смотрел, как Мадлен плавно спускалась по лестнице, окутанная золотым сиянием, управляясь с великолепным платьем с такой легкостью, словно это была привычная домашняя одежда. Чудесные волосы аккуратными локонами ниспадали на ее обнаженные плечи. Еще до того, как она приблизилась, он уловил соблазнительное благоухание жимолости, ее специфический аромат. Квинт проклинал свое тело, отказывающееся повиноваться его твердому намерению оставаться холодным и сдержанным в течение этого бесконечного дня. Он ощутил напряжение в паху, почувствовал, как горячая волна желания постепенно растеклась оттуда до самых кончиков пальцев Сердцебиение участилось, когда она подошла ближе. Затем он шагнул вперед, приняв ее руку от старого Теодора, и повел ее через толпу людей в гостиную. Благожелательно улыбающийся священник ожидал их с молитвенником в руке. Он соединит их друг с другом до конца жизни.

Мадлен постаралась сдержать дрожь, когда Квинтин взял ее холодные пальцы в свою теплую руку. Она чувствовала озноб, несмотря на жару и духоту от огромного количества гостей. Твердая рука Квинтина дала ей странное ощущение силы. Когда они преклонили колени перед священником, Мадлен решилась бросить мимолетный взгляд на его профиль. Он был таким величественно красивым, таким сильным. Если бы только он не презирал ее. Если бы он хотел этого брака… так же, как и она.

Это был ее выбор. Вспомнив некоторых изнеженных юнцов и дурно пахнущих потных джентльменов, которые ухаживали за ней, Мадлен поняла, что хочет быть женой именно этого таинственного, ранимого мужчины с какой-то давнишней, глубокой болью, скрывающейся за фасадом резких слов, и надежно сдерживаемой страсти. Детство, проведенное с Робертом Блэкхорном, должно было быть печальным, горьким.

Несмотря на недоверие к ней Квинтина, он желал ее. Искра вспыхивала между ними всякий раз, когда они прикасались друг к другу. Она реагировала на это с гневом и изумлением, но и, если быть честной, с удовольствием. Он был загадкой… Мужчина, окруженный ореолом таинственности и не доверяющий ни одной женщине. Она поклялась себе, когда произносила торжественные фразы брачной церемонии, что сделает так, что ее муж будет доверять ей. Возможно, даже полюбит ее когда-нибудь.

Когда священник дал свое последнее благословение, Квинт поднялся и помог ей встать на ноги. Мадлен посмотрела ему в глаза, но не прочла в них ничего. «Он научился скрывать от всех свои истинные чувства». Но бренди могло сломить даже сильнейшую мужскую решимость. По всей вероятности, он воспринимал ее как свою слабость и, с его недоверием к женщинам, негодовал на ее вмешательство в его жизнь. Мадлен решилась улыбнуться своему мужу, когда они медленно шли через гостиную. Квинтин ответил ей улыбкой, которая не тронула его ледяных зеленых глаз.

— Торжествуете, мадам? — прошептал он, сверкнув белыми зубами.

— Просто пытаюсь выглядеть радостной в соответствии с обстоятельствами, — ответила она тоже шепотом. При этом они, выходя из заполненной людьми гостиной в передний холл, оба кивали и улыбались в ответ на добрые пожелания.

— Мы должны выйти к слугам, собравшимся за дверьми. Это старая традиция, которую установил мой дед, когда привез свою первую невесту в Блэкхорн-Хилл.

Квинтин вывел ее на длинное крыльцо с массивными колоннами, где их приветствовало целое море мужчин, женщин и детей всех возрастов и цветов кожи.

— Все эти люди работают на семью Блэкхорнов? — изумленно спросила Мадлен. Она и прежде догадывалась, что плантация огромна, но это было невероятно.

— У нас около шестисот черных рабов плюс триста слуг, работающих по контракту. Кроме того, вольнонаемные люди работают на лесопилках, занимаются перевозкой товаров и обрабатывают поля вдоль реки.

— Это же целая империя Если бы вы искали невесту в Англии, то могли бы жениться на дворянке.

— Но мой отец был женат на дворянке, — язвительно заметил он.

Резкий ответ застыл у нее на губах. До тех пор, пока она не узнает тайну Анны, она больше не сделает промаха.

Квинт помог ей сойти по узким ступеням в толпу, и они стали принимать поздравления. Мадлен чувствовала искренность и подлинную радость, которую излучало это море сияющих людей. Она видела, как Квинтин смеялся с работниками, принимая рукопожатия и даже по-отечески ласковые похлопывания по спине от мудрых стариков. Он присел на корточки, принимая объятия от хихикающих детей, и, казалось, искренне радовался их привязанности. Будет ли он хорошим отцом? Это была та сторона холодного, высокомерного Квинтина Блэкхорна, которую она никогда прежде не видела. Несколько хорошеньких молодых женщин разглядывали ее с едва скрываемой ревностью и воспользовались возможностью поцеловать хозяина и «пожелать ему счастья», как притворно застенчиво сказала Фоби Баршан, племянница домохозяйки.

Мадлен опустилась на колени в траву и приняла букет душистых магнолий от одной робкой малышки рабыни. Добрые пожелания этих простых людей глубоко тронули ее. Никто из тех, кто работал на Клод Дево, не был таким отзывчивым. «Возможно, я смогу создать здесь дом, если только мне удастся завоевать Квинтина».

Он наблюдал, как Мадлен смешалась с его людьми и казалась довольной тем, что большинство надменных леди из Саванны посчитали бы ниже своего достоинства, и это тронуло его больше, чем он хотел себе признаться.

В этот момент Соломон хлопнул его по плечу, отвлекая внимание от празднества.

— Это послание привез наш курьер из Саванны, — сказал он, передавая Квинтину запечатанное письмо.

Никто в толпе не заметил, как тот сунул его за жилет Мадлен почувствовала, как рука Квинтина взяла ее за локоть, поднимая с того места, где она стояла на коленях, разговаривая с детьми. Она повернулась к нему в ожидании.

— Я должен отлучиться по одному срочному делу Если хочешь, можешь освежиться, прежде чем начнется праздничный обед.

После того как они вернулись в дом, Квинтин извинился и исчез в библиотеке. Мадлен сразу обнаружила, что окружена незнакомыми людьми. Их изысканные слова не казались такими искренними и честными, как те, которые она получила на улице. У нее разболелась голова было невыносимо жарко в толпе разодетых мужчин и женщин, источающих смешанный запах пота и духов.

Когда Эндрю Блэкхорн взял ее руку и поцеловал, она испытала теплое чувство облегчения, глядя в его открытое, улыбающееся лицо.

— Невеста, так скоро покинутая своим женихом? Мне придется побранить своего кузена, — сказал он, подмигнув.

— Квинтин занят каким-то срочным делом в кабинете Он обещал вернуться через несколько минут — Она чувствовала, что должна заступиться за него.

— Скоро начнутся танцы. Вы с Квинтином должны будете открыть первый тур. Это семейная традиция.

— Эта семья просто изобилует всевозможными непонятными и интересными обычаями, как я обнаружила.

— Я буду более чем счастлив разъяснить их вам, — ответил Эндрю, ведя ее к холлу — Если хотите, я провожу вас в такое место, где вы несколько минут сможете посидеть в тишине.

— Я была бы вам весьма признательна.

Но прежде чем удалось ускользнуть, Роберт направился к ним в сопровождении нескольких британских офицеров, включая генерала Превоста, командующего оккупационными войсками Саванны. Со всей надлежащей помпой он представил свою невестку доблестному швейцарскому наемнику, равно знаменитому как за свой вспыльчивый нрав, так и за любовные похождения в молодости. Была в ходу даже такая шутка, что половина младших офицеров в британской армии являлась потомством Августина Превоста. Высокий, с крючковатым носом и пышной шевелюрой седых волос, генерал поцеловал ее руку с большим удовольствием.

Квинт замкнул двери библиотеки и задвинул шторы, затем открыл пакет, который прошел весь путь из Франции. Он улыбнулся, узнав мелкий, неровный почерк Франклина, и начал читать остроумный и подробный отчет о последних новостях и слухах, передающихся в Париже, Вене, Берлине и, самое важное, в Лондоне.

Мадлен улыбалась до тех пор, пока не почувствовала, что лицо ее застыло, несмотря на жару. Чем больше людей спрашивали ее об отсутствующем женихе, тем больше ей хотелось повернуться и убежать от этого душного, толпящегося спектакля. Когда Эндрю принес ей стакан освежающего напитка, она с благодарностью взяла его и отхлебнула.

— Что в нем? Очень вкусно, но боюсь, слишком крепко для меня.

— Это особый напиток, весьма популярный в Лондоне в мой последний приезд туда, — объяснил он, с удовольствием потягивая питье. — Это всего лишь бренди, настоенный на апельсиновых корках для придания ему особенного привкуса и аромата. Очень приятно, вы не находите?

Из чего бы он ни состоял, но напиток тут же ударил ей в голову. Она добродушно улыбнулась Эндрю и сделала еще один глоток. Музыканты играли, и было очевидно, что давно пора открывать танцы. Где же Квинтин?

Отвечая на молчаливый вопрос в ее глазах, когда она оглядывала комнату, Эндрю сказал:

— Позвольте мне послать слугу поискать моего отсутствующего кузена. Не могу видеть вас покинутой в такой вечер.

— А, вот и вы, моя дорогая, — сказал Роберт, пробираясь к ней сквозь толпу. Эндрю извинился и отошел. С Робертом был ее отец, выглядящий нервозным и стесненным, как обычно, когда вынужден был находиться рядом со своей дочерью.

Теодор прочистил горло и сказал немного резковато:

— Теперь ты устроена, и я должен вверить тебя твоему мужу и его отцу. Я уеду в Чарлстон, как только освобожусь от этого мишурного атласа и бархата. Корнуоллис попал в неприятное положение в Северной Каролине, у Рэмсор-Милл. Эти остолопы из королевской армии отказываются подчиняться приказам.

Он поговорил еще несколько минут, затем легонько похлопал ее по щеке и удалился.

Эндрю снова появился в тот момент, когда оркестр заиграл рил*. Он повернулся к Роберту и сказал:

— С вашего разрешения, сэр, я бы хотел вывести мою новую кузину на первый рил, поскольку мы не можем отыскать Квинтина. Все с нетерпением ожидают начала танцев.

Роберт нахмурился, затем хитро улыбнулся:

— А почему бы и нет? Если этот молодой повеса не в состоянии выполнять свои обязанности, мы не станем ждать его.

Эндрю взял ее за руку, и они пошли к центру широкого открытого пространства гостиной, где были свернуты ковры, чтобы освободить место для танцев. Дубовые полы были натерты воском, а огромная комната, почти пятидесяти футов в длину, была достаточно просторна для дюжины пар, выстраивающихся в линию в риле.[2] Под громкие аплодисменты и тосты за здоровье короля и семьи Блэкхорнов танцы начались.

Горечь Мадлен из-за торопливого отъезда ее отца и затянувшегося отсутствия Квинтина улеглась по мере того, как продолжались танцы. Эндрю был не только внимательным и добрым, но еще и искусным танцором. После нескольких быстрых рилов музыка замедлилась до нежного ритма менуэта.

Когда они сделали перерыв, чтобы освежиться, двое британских офицеров и несколько молодых плантаторов окружили ее, умоляя удостоить их чести танцевать с невестой. Если они и были удивлены долгим отсутствием жениха, то имели достаточно благородства, чтобы не упоминать об этом. Мадлен заставила себя выбросить эту мысль из головы, улыбалась и танцевала, а голова ее кружилась от апельсинового бренди. После нескольких танцев Эндрю снова взял ее за руку, чем несказанно огорчил молодого лейтенанта Клэра.

Квинт стоял в дверях, наблюдая, как Мадлен снова окружили поклонники. Кремовая нежная кожа, открывающаяся в низком декольте корсажа, блестела от испарины. Она близко наклонилась к Эндрю, когда они сошлись в центре зала и начали скакать между рядами танцующих в ритме рила. Мадлен засмеялась какой-то его шутке, когда они расставались на противоположной сторона зала.

Когда рил закончился, они поклонились друг другу и направились к огромной хрустальной вазе с пуншем. Жест, которым Эндрю положил свою ладонь поверх ее руки, показался Квинту слишком уж собственническим. Он зашагал в их сторону, пока не совсем уверенный, что скажет, но зная наверняка, что его невесте нужно преподать урок хороших манер.

Роберт стоял в стороне, рядом с генералом Превостом, и наблюдал, как его сердито хмурящийся сын продвигается сквозь толпу.

— Похоже, снова надвигается гроза. Она устроит ему веселенькую жизнь, не будь я Роберт Блэкхорн, — сказал он с удовлетворением.