"Блин, победитель мафии" - читать интересную книгу автора (Некрасов Евгений)

Глава шестнадцатая Автомобиль, Который Никогда Не Угонят

— Почему?! — спросила Нина Су, а Блинков-младший подошел к «горбатому» и заглянул в окошко, надеясь обнаружить какое-нибудь особенное противоугонное устройство.

— Потому что автомобили угоняют, чтобы продать, — разъяснил старший Блинков, — а этот автомобиль продать невозможно. Пять лет назад один мой знакомый инвалид купил себе «Москвич» и хотел продать этот свой старый «Запорожец». Но когда продаешь машину, надо пройти в милиции технический осмотр… — Старший Блинков сделал интригующую паузу, мол, сейчас начнется самое интересное, и спросил:

— Шины у него лысые?

Блинков-младший с Ниной Су молча согласились, что да, лысые.

— И еще у него тарахтит мотор и сцепление не всегда сцепляется, — добавил старший Блинков. — Без ремонта продавать его не разрешат. Ремонт обойдется тысяч в шесть. А весь «Запорожец» стоит две, больше никто не дает! Понимаете?! Потратить надо шесть, а выручить можно две!

Блинков-младший давно понял, что «горбатому» пора на свалку. Он только не мог понять, чем так восторгается папа.

— Тот мой знакомый хотел отогнать «Запорожец» на какой-нибудь пустырь и бросить. А я подсказал отдать его Толику, потому что Толик не инвалид войны, а просто попал под самосвал, и бесплатная машина ему не положена, — закончил старший Блинков. Стало совершенно ясно, что он гордится своей ролью в этой истории.

Предмет обожания старшего Блинкова, как сказала любившая красивые фразы Нина Су, долго не хотел заводится. Пришлось подцепить его к «БМВ» и катать вокруг дома. На втором круге «горбатый» зачихал, показывая, что еще жив, а на третьем завелся с пулеметным треском. Нина Су затормозила.

— Отцепляй! — страшным голосом закричал старший Блинков. Он боялся, что если долго стоять, «горбатый» опять заглохнет.

Блинков-младший выскочил, отцепил трос и снова запрыгнул в «горбатый», споткнувшись о папину гипсовую ногу. Чтобы эта оттопыренная нога поместилась в «Запорожце», пришлось отвинтить одно сиденье, которое было рядом с водительским. А Блинков-младший сидел сзади.

— Поехали! — по-космонавтски сказал старший Блинков. «Горбатый» заскрежетал, зачихал, завыл и после всех этих приготовлений побежал довольно резво.

Само собой, у старшего Блинкова имелись водительские права, иначе бы он и не сел за руль. Но своей машины у него никогда не было. Всю жизнь он водил только вездеходы: юркие «Уазики», гусеничные «Атээлки» и грузовые «ГАЗ-66». Потому что был полевым ботаником и каждое лето в далеких экспедициях собирал для Ботанического сада редкие растения. Он ездил по тайге, по заполярной тундре и по жарким пустыням, а в города заскакивал ненадолго, чтобы купить консервов. Из-за этого старший Блинков нарушал все правила, кроме одного: не ездить на красный свет. Остальные правила он забыл.

Но Автомобиль, Который Никогда Не Угонят оказался еще и Автомобилем, Который Никто Не Остановит! Когда, ревя, чадя и громыхая, он приближался к постам инспекции дорожного движения, строгие милиционеры отворачивались и делали вид, что ничего не замечают. Только раз один лейтенант погрозил вслед Блинковым полосатым жезлом, но и не подумал останавливать инвалидную машину. Потому что инвалиды любят спорить, а штрафа от них не добьешься. Так что Блинковы доехали до Ботанического сада без приключений.

В оранжерее вставляли новые стекла! Старший Блинков как это увидел, так и расстроился ужасно. То он бодро ковылял по Ботаническому саду с палочкой бразильского дона, показывал всем набалдашник в форме кукиша и сообщал, что этот кукиш отпугивает нечистую силу. А когда столкнулся с незнакомыми рабочими, которые несли к оранжерее огромный лист стекла, сразу же сник. В Ботаническом саду не было денег на новые стекла. Стало быть, деньги дал князь Голенищев-Пупырко-старший. Он дал, а директор Эдуард Андреевич взял. Договорился с грязным бизнесменом.

Старший Блинков вихрем ворвался в контору Ботанического сада. Вихрь был хром и болен, но сил у него оставалось — о-го-го! Всякий, кто хорошо знал старшего Блинкова, не захотел бы попадаться ему в такой момент. Он бы лучше пошел на индийский кинофильм и мучился там в темноте и одиночестве, лишь бы старший Блинков его не распознал и не выловил.

Эдуард Андреевич знал старшего Блинкова распрекрасно. Поэтому он велел секретарше говорить, что проводит важное совещание, и никого не пускать к нему в кабинет. Но старший Блинков не поддался на такой детский обман.

— Лилия, — сказал он секретарше, которая встала у двери, растопырив тонкие руки. — Лилия, если вы меня не пропустите, я, конечно, не стану с вами драться. НО Я СТАНУ ДУМАТЬ О ВАС ПЛОХО!

— Только не это! — воскликнула пожилая Лилия. — Вы же знаете, Олег Николаевич, что я всегда к вам относилась как к родному сыну. Когда вы пришли в Ботанический сад студентом первого курса, я подкармливала вас домашним супом из баночки. Будет нечестно и несправедливо, если вы станете думать обо мне плохо. Давайте я вас пропущу, а если Эдуард Андреевич потом спросит, скажу ему, что уступила под нажимом грубой силы.

— Да говорите, что хотите, — сказал старший Блинков, он уже мысленно ругался с директором.

— Не пущу! — крикнула Лилия, чтобы слышал Эдуард Андреевич, а сама уселась в свое кресло под клеткой попугайчика Андреича и спросила:

— А что у вас с ногой?

— Попозже расскажу, — ответил старший Блинков, толкая палочкой дверь.

— Я занят! — буркнул Эдуард Андреевич, когда старший Блинков вошел (а Блинков-младший проскользнул следом). Директор сидел за столом один-одинешенек и, само собой, не проводил никакого совещания.

— Стыдно, Эдик, — сказал ему старший Блинков, опускаясь на самый дальний от директора стул. Блинков-младший уселся в сторонке, чтобы не мозолить никому глаза. — Я ждал чего угодно, только не того, что ты станешь от меня скрываться.

— Я не скрываюсь, — захорохорился Эдуард Андреевич, — с чего ты взял? Но есть порядок, есть часы приема сотрудников по личным вопросам. А сейчас не приемные часы, и я, извини, работаю. Если тебе надо, зайди в следующую пятницу.

— Значит, у меня личный вопрос? — тихим угрожающим голосом уточнил старший Блинков.

— Ты же на больничном, выходит, личный.

И Эдуард Андреевич сделал глупое лицо.

Старший Блинков взял себя в руки и сказал почти спокойно:

— Ну тогда считай, что я вышел на работу.

Эдуард Андреевич довольно улыбнулся.

— Не выйдет. Я не могу допустить к работе человека с больной ногой. Ты уж, Олег, полечись как следует, отдохни. А осенью…

— А осенью в оранжерее будет пивная, — припечатал старший Блинков. — Интересно, Эдик, а мне ты оставил местечко? Возьмешь официантом? Или уволишь с глаз долой?!

— Какая пивная, с чего ты взял?! — ненатурально удивился Эдуард Андреевич.

Блинков-младший подумал, что сейчас-то папа выведет его на чистую воду. А кто, спросит, дал тебе денежки на стекла, Пушкин? Или, может быть, старший князь Голенищев-Пупырко раскаялся в своих преступлениях и заплатил за стекла просто так, из любви к цветочкам?! Нетушки, скажет папа, князь хочет пивную в оранжерее, а ты ему помогаешь, потому что боишься или тебя подкупили!

Но старший Блинков только посмотрел на Эдуарда Андреевича долгим печальным взглядом. Как будто уезжал далеко-далеко и прощался.

— Я, — сказал старший Блинков, — продаю садовый участок. Жена согласна, и покупатель у нас есть: соседу давно хочется взять еще немного земли. Давай я хоть завтра заплачу за стекла, и покончим с этим делом.

Эдуард Андреевич тяжело задышал и привстал со стула.

— Купить хочешь мою оранжерею?! — закричал он гневным и лживым голосом. — Помидорчики разводить для Тишинского рынка?!

Старший Блинков коротко взглянул на Блинкова-младшего, и тот сам не заметил, как очутился в приемной у секретарши Лилии.

— Хочешь чаю? — предложила она и, хотя Блинков-младший не ответил, зазвякала блюдечками и зашуршала пакетиками. Пакетиков было штук сто, и в каждом хранилось по одной-две конфетки или печенинки. Лилия не любила смешивать разные сорта.

— Попробуй вот эту, вишневую, — сказала она, вытряхивая на блюдечко одинокую шоколадину. — Она из коробки, которую подарил мне на Восьмое марта один генерал.

Голос у секретарши был сдобный. В приемной сладко пахло комнатными цветами. И даже вечно взъерошенный попугайчик Андреич выглядел гладеньким и блестящим, как будто его смазали розовым маслом. Такая уж уютная женщина была эта Лилия.

— Передай папе, что я за него, — шепнула она своим сдобным голосом. При этом Лилия оглаживала, как любимого щенка, телефонный чудо-аппарат с автоответчиком. Блинков-младший замечательно помнил, как они со старшим лейтенантом подслушивали по нему разговоры в кабинете Эдуарда Андреевича. Ясно, что секретарша тоже была знакома со шпионскими свойствами аппарата.

— Все, что надо Олегу Николаевичу! Я много знаю! — сбивчиво шептала Лилия. — А то станет Эдуард Андреевич директором пивного бара…

Блинков-младший чуть не свалился со стула: вот оно что! Вот как подкупили Эдуарда Андреевича грязные бизнесмены! И опять милиция и даже контрразведка будут бессильны против их козней. Ведь грязные бизнесмены не совали Эдуарду Андреевичу тайную взятку, а открыто пригласили его стать директором пивной. Всем ясно, что его подкупили директорской зарплатой, но закон не нарушен.

— …Представляешь, что тогда будет? — стонала Лилия. — Он возьмет молодую секретаршу со знанием компьютера, а меня кто возьмет? Мне до пенсии осталось два года!.. Так ты обязательно передай папе мои слова, — с надеждой закончила Лилия.

— Конечно, передам, — сказал Блинков-младший. — Да вы и сами можете…

— Нет, — перебила Лилия, — я боюсь говорить об этом на работе. Тут некоторые хотят перейти в бар — мало ли, услышат хоть словечко… Ты передай, а Олег Николаевич, если захочет, пускай позвонит мне домой.

Старший Блинков вышел в приемную, громко хлопнув дверью.

— Чайку выпьете? — как ни в чем не бывало спросила секретарша.

— Валерьянки, — мрачно сказал старший Блинков. — И не мне, а ему.

И он кивнул на дверь. Из директорского кабинета не доносилось ни звука. Роняя блюдечки с конфетками, Лилия кинулась спасать шефа.

После этого разговора старший Блинков совсем расклеился. Еле-еле он приковылял в оранжерею, сел на скамейку и бездумно смотрел на рабочих, которые вставляли стекла. Бывший десантник, а теперь самый младший садовник Всеволод принес ему раскладушку. Старший Блинков лег и повел со Всеволодом необязательный разговор.

— К экзаменам-то готовишься? — спрашивал он.

— Готовлюсь, — кивал Всеволод.

— Небось, и с девушками хочется погулять? — глупо приставал старший Блинков, и Всеволод подтверждал, что да, хочется. Вид у него был озадаченный. Наконец, он сказал:

— Что-то вы, Олег Николаевич, не в своей тарелке. Плюньте на все и делайте свое дело. Десантура не сдается, Олег Николаевич. Не бэ, прорвемся.

— Да в том-то и дело, Сева, что прорвемся, — вздохнул старший Блинков, — я в этом совершенно уверен. Я, Сева, настолько прав, что даже чувствую себя виноватым. Все знаю наперед, а он-то не знает и поэтому принял ошибочное решение.

Уж конечно ошибочное, — со злостью на Эдуарда Андреевича подумал Блинков-младший. — Директор пивной! Секретаршу ему с компьютером, кружки считать! Да если бы он знал, что Нина Су раскрыла контрразведке все планы грязных бизнесменов, разве он стал бы с ними связываться?

— Ну так скажите ему, — посоветовал Всеволод, не уточняя, что «все» знает наперед старший Блинков и кто этот «он», который принял ошибочное решение.

Старший Блинков развел руками.

— Не могу. Не имею права сказать.

— Я так не сказал одному чеченцу, где минное поле, а он возьми да погони туда овец, — сообщил Всеволод. — Мирный оказался чеченец, а я подозревал, что разведчик. Мы потом бараниной объедались неделю, а что не доели, то протухло.

— Думаешь, надо сказать? — спросил старший Блинков.

— Обязательно, — сказал Всеволод.

— Что ты! Нельзя! — подал голос Блинков-младший. — Погоди немного, мама скажет, когда станет можно.

— Я боюсь, что когда станет можно, он успеет втянуться в это дело, — вздохнул старший Блинков. — Представляешь, если его на старости лет будут судить?

— Легок на помине, — сказал Всеволод.

В оранжерею, отворив только что застекленную дверь, вошел Эдуард Андреевич. Блинковы смущенно переглянулись. Оказывается, Всеволод обо всем догадался, хотя они не назвали имени Эдуарда Андреевича.

— Да весь Ботанический сад знает, кроме вас, — хмыкнул Всеволод, глядя на их вытянутые лица. — Как не знать, если, например, меня он уж позвал в охранники за восемьсот долларов в месяц. Только я не хочу охранять чужое пиво. Я выучусь на ботаника и буду выращивать орхидеи.

Эдуард Андреевич подходил так бочком, глядя на носки своих ботинок, как будто не смел поднять глаз.

— Вот что, ребята, — весело сказал старший Блинков, — Идите-ка вы погуляйте.

У Блинкова-младшего заныло сердце.

— Папа! Не смей ему рассказывать!

— Но-но, поговори у меня, — чужим голосом пригрозил старший Блинков. Было заметно, что он и сам разрывается на части.

Если не сказать Эдуарду Андреевичу, что контрразведка идет по следу грязных бизнесменов, он увязнет в их делах. Может быть, его вместе с ними посадят в тюрьму. А если сказать, он того и гляди предупредит своих хозяев. Тогда они, может быть, сумеют вывернуться. Доверять Эдуарду Андреевичу трудно. Ведь он уже согласился стать директором этой проклятой пивной. Но папе очень хотелось доверять Эдуарду Андреевичу, потому что они много лет работали вместе и были хорошими товарищами.

— Идите, идите, — просительным тоном сказал старший Блинков. — Я осторожненько с ним поговорю.

Возражать было поздно. Эдуард Андреевич подошел уже близко и мог услышать.

Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, жил на свете так долго, что у него появился характер. Он чувствовал настроение водителя, как умная собака. Если настроение было так себе, автомобиль не хотел совсем уж его портить и ехал нормально. А как только настроение поднималось, он решал, что пора как следует пожаловаться на старость и, может быть, выпросить себе новую шестеренку или хорошего масла.

В Ботанический сад автомобиль бежал ровнехонько, понимая, что старший Блинков очень волнуется за Эдуарда Андреевича. А на обратном пути стал капризничать. Он выл, стонал и кашлял. Он останавливался посреди улицы, и водители других машин, объезжая это неожиданное и опасное препятствие, крутили пальцем около виска и кричали старшему Блинкову обидные слова. Но папа не обращал на них внимания. Он очень радовался, что Эдуард Андреевич не перешел в стан врага.

— Прихожу я первый раз в Ботанический сад, — рассказывал он. — Первокурсник, стипендия сорок рублей. Нельзя ли, говорю, подработать у вас лаборантом? Эдик, он тогда уже был директором, ведет меня к Розе Моисеевне, и они дают мне испытание: сделать один опыт. В конце там осадок фильтруется на вату, а вата по латыни «госсипиум». Я и решил щегольнуть, что так хорошо знаю латынь. Все готово, говорю, теперь только госсипиум. Эдик обомлел. Ну и нахал ты, говорит! А Роза Моисеевна ему: ничего, зато руки хорошие.

Папа замолчал, ожидая, когда единственный сын спросит, за что Эдуард Андреевич обозвал его нахалом.

— Ты сто раз рассказывал, — непочтительно заявил Блинков-младший. — Им с Розой Моисеевной послышалось, что ты сказал не «госсипиум», а «угости пивом». Главное, сейчас он за кого, за наших или за тех?

— Разумеется, за наших! — улыбнулся старший Блинков.

— Если бы разумелось, он бы с самого начала им не поддался. А так что придумал: директором пивной! — разоблачил Эдуарда Андреевича Блинков-младший. — Мало ему Ботанического сада?

— Ботанического сада ему даже многовато, — сказал старший Блинков, — а вот платят постыдно мало. Мы, ученые, хотя бы знаем, что работаем на будущее. А Эдик, во-первых, не ученый, а хозяйственник, во-вторых, старенький. Он считает, что раз ему стали так мало платить, то его работа больше никому не нужна. И потерпеть несколько лет Эдик не может. Очень трудно терпеть несколько лет, когда тебе самому шестьдесят.

— Но ты его убедил? — спросил Блинков-младший.

Папа остановился на светофоре и сидел молча, разглядывая идущих через улицу пешеходов.

— Скорее, я его припугнул, — сообщил он, когда Блинков-младший уже потерял терпение. — Но припугнул как следует. В общем, он теперь будет хороший. А если не будет…

Пешеходы прошли, зажегся зеленый, и старший Блинков большими пальцами нажал на крылышки по бокам руля. Это крылышки газа. Они есть только у машин с ручным управлением, а у обычных машин вместо крылышек педаль.

Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, взревел и стал набирать скорость. Он слушался старшего Блинкова, как новенький. Он понимал, что у водителя смутно на душе.