"Великий Магистр" - читать интересную книгу автора (Грушковская Елена)

Глава 3. Сила обстоятельств

— Ну, как тут у вас?

— Всё в порядке, Аврора, никаких проблем не возникло. Девушка попросила только одеяло и таблетку обезболивающего — жаловалась на головную боль.

Я подошла к решётке. Свернувшись клубочком, Виктория спала, закутанная в одеяло до самого носа, да так сладко, что стало жаль её будить. Но разговор был неизбежен.

Грохот отъезжающей решётки разбудил её. Вздрогнув, она приподняла голову и, щуря заспанные глаза, всматривалась в меня.

— Ну что, Вика, доброе утро.

Она молчала. Ну, не в истерике — и то хорошо.

— Как себя чувствуешь? Мне сказали, ты жаловалась на головную боль.

Девушка приподнялась на локте, потом села. Я присела рядом на край койки.

— Прости, что поместили тебя сюда, но это была вынужденная мера… после того, что ты увидела.

— Что это за дикие эксперименты? — спросила она.

Ну, вот и подала голос. Было бы хуже, если бы она онемела от пережитого стресса.

— Это не эксперименты, — ответила я. — Я вот пока не знаю, как с тобой быть, если честно.

— Убьёте меня? — усмехнулась она мрачно.

— Ну, зачем же… — Я вздохнула. — Зачем, кстати, ты туда полезла? Расследование ведёшь?

Опять замолчала, отвела взгляд. Просто партизанка на допросе.

— Вот до чего доводит чрезмерное любопытство, — улыбнулась я. — Однако, и ловкая же ты особа… Туда прошмыгнуть не так-то просто. Из тебя получился бы отличный шпион.

Мы помолчали. Она молчала напряжённо, выжидательно, я — устало. В самом деле, как быть? Не хотелось калечить её психику, а уж убивать… Не знаю, как другие, а у меня на неё рука не поднимется. Девушка неглупая и смелая, одни глазищи чего стоят. Для виду она бодрилась и дерзко поблёскивала ими — мол, знай наших! — но в душе ей было страшно… Холодный червячок, подтачивающий изнутри. Хотелось её обнять и как-то успокоить, но — как? Что ей сказать? Совсем ничего не приходило в голову. И что делать со всей этой ситуацией? Я до сих пор ничего не придумала.

В итоге я спросила:

— Ты голодна?

Она поворочалась под одеялом и буркнула:

— Ничего, как-нибудь потерплю…

— А вот это ни к чему. — Я встала, подошла к решётке и сделала знак одному из «волков». Когда он подошёл, я распорядилась: — Девушке нужна еда. Раздобудьте, и желательно, побыстрее.

— Есть, — отозвался «волк».

Так ничего и не решив, я оставила Викторию посидеть в камере ещё немного. Мне нужно было с кем-то посоветоваться.

И этим «кем-то» был, разумеется, Оскар. О том, чтобы советоваться с Юлей, я и думать не хотела.

Он прибыл в мой замок по первому зову — как всегда, одетый с безупречной элегантностью и вкусом, с дорогим кожаным портфелем. Я рассказала ему, как обстоят дела, и спросила:

— Ну, и как нам поступить? Сама я, признаться, что-то ничего не могу решить. Давай вместе подумаем?

— Да, ловкая девица, — усмехнулся Оскар. — Это ж надо — проскользнуть в хранилище! Придётся усиливать охрану. Значит, тебе её жалко, моя госпожа?

— Очень, — призналась я. И добавила тихо: — Она на мою дочь чем-то похожа…

— М-да, ситуация, — вздохнул Оскар, сочувственно дотронувшись до моей руки.

— О том, чтобы причинять ей какой-то вред, и речи быть не может, — твёрдо сказала я.

Оскар подумал. Похоже, мысли ему приходили в голову те же, что и мне.

— Есть три выхода. Первый — неприемлемый для тебя: повторная коррекция памяти. Второй — обращение. Третий… Ну, об этом я и говорить не хочу, ты сразу скажешь «нет».

— И правильно, нечего об этом и заикаться, — нахмурилась я.

— О том, чтобы просто отпустить её, и речи быть не может, это понятно, — сказал Оскар. — Она слишком много увидела. Значит, остаётся — сама понимаешь, что.

Я зарычала и откатилась в кресле, оттолкнувшись от края стола. Сделать девушку хищницей? Вряд ли она добровольно согласится. Значит, придётся обращать против воли? Да уж, выход тот ещё.

— Нет, это тоже не пойдёт, — покачала я головой, садясь на край стола. — Надо придумать что-нибудь другое.

Оскар приподнял брови.

— Другое? По-моему, больше ничего сделать нельзя.

— Надо думать.

Меня немного отвлекли: у Эрнесто Роды возникли проблемы с законом, и нам с Оскаром пришлось срочно думать, как его выручить, потому что, как ни крути, а его взносы в казну Ордена были одними из самых значительных. Игорный бизнес — штука скользкая, не всегда легальная, и Оскару пришлось применить всё своё умение, задействовать все связи, чтобы избавить Эрнесто от неприятностей или свести их хотя бы к минимуму. Что касается меня, то я старалась вникать в проблемы всех собратьев.

На решение этой проблемы мы потратили день и, соответственно, на столько же отстали в решении другого вопроса — с Викторией. Нет, я ни на минуту не забывала о том, что она сидит в изоляторе под охраной «волков», и перебирала в голове разные варианты, но ничего достойного так и не могла найти. Когда же я наконец освободилась, то первым делом помчалась туда.

Там меня ждали неприятные новости: Вику забрали. Об этом мне доложила изрядно потрёпанная в потасовке охрана. Угадайте, по чьему распоряжению?

Происшествие в пункте питания недолго оставалось тайной для Юли. Как мне доложили, забирать девушку прилетали не «волки», а группа из ведомства Каспара — управления собственной безопасности «Авроры».

— И вы отдали им её?! — вскричала я. — Вы хоть сказали им, что без моего распоряжения её нельзя трогать?

— Сказать-то сказали… Только нас не очень-то слушали. Вот, даже подраться пришлось, как видишь. Прости, Аврора, их было больше, — сказал Леонард, командир охранной группы.

Так сложилось, что служба Каспара и отряд «чёрных волков» были формированиями одного уровня, а потому, как водится, соперничали. В соревнованиях по боевым искусствам и стрельбе вперёд выходила поочерёдно то одна команда, то другая, причём с минимальным отрывом. На мой взгляд, и у Каспара, и у Алекса служили отличные ребята, вот только меж собой они никак не могли решить, кто лучше.

— Ладно. — Я потрепала обескураженного Леонарда по плечу. — Вы сделали всё, что смогли, спасибо вам. Дальше, видно, мне придётся самой решать проблему.

Я набрала номер Каспара.

— Привет, старина.

— Ну, здравствуй… Великая Госпожа, — отозвался голос моего старого друга. В его тоне мне послышалась невесёлая усмешка. Мне это почудилось, или ему пришлось не по нутру моё вступление в должность Великого Магистра?

— Кас, ну что за детский сад, — засмеялась я. — Какие бы ни были у меня титулы, я — это по-прежнему я, ты же знаешь.

— Кто его знает, — сказал он.

— Ладно, Кас, брось. Я вот по какому делу… Твои ребята забрали из изолятора одну девушку. Человека. Не мог бы ты сказать, куда?

На том конце линии повисла секундная пауза. Каспар думал: говорить или не говорить? Решил всё же сказать.

— Её поместили в центр к доку Гермионе, на коррекцию памяти.

У меня едва волосы не встали дыбом от возмущения.

— Что?! — заорала я. — На повторную?!

— Ну, насчёт этого я не в курсе.

— Ладно, Кас, спасибо…

И как это называется? Правильно, беспредел! Боюсь, наша следующая встреча с Юлей будет не слишком дружеской.

Я набрала дока, она не ответила. Подождав минуту, я повторила вызов — снова в никуда. Я стиснула зубы. Ладно, друзья-медики, ждите меня в гости собственной персоной. Только бы успеть! Только бы они ещё не погубили эту ясноглазую девочку…

Чёрной фурией я ворвалась в тихие белые коридоры. Расталкивая и чуть ли не сбивая с ног сотрудников, я прокладывала себе дорогу прямиком в кабинет дока. Кто-то, кажется, и впрямь не удержался на ногах, но у меня не было времени на принесение извинений.

В кабинете дока не оказалось. Наверно, с самого первого дня своего основания центр не переживал такого переполоха, какой подняла я в поисках Вики.

— Гермиону ко мне!! — зарычала я вне себя, стоя посреди светлого и чистого центрального холла.

От моего рыка дрогнули стёкла в окнах. Все в панике забегали, налетая друг на друга, и со стороны эта муравьиная беготня выглядела бы очень комично, если бы мне в тот момент было до смеха. Дока нашли, она уже шла ко мне с обеспокоенным лицом.

— Аврора, в чём дело?

— Где? — накинулась я на неё. — Где девушка?! Что вы с ней сделали?

Наверно, док была единственной, кто не впадал в ступор при виде моего гнева, да и вообще, при любых обстоятельствах. И она единственная, кто был в состоянии остудить мой пыл.

— Ты имеешь в виду Викторию Безенчук? — сказала она сдержанно, глядя на меня своими спокойными большими глазами. — Она здесь. Юля отдала распоряжение о коррекции памяти, но я не стала спешить с его исполнением.

— Ффу… — вырвалось у меня. Безумное облегчение… А ещё хотелось расцеловать изящные и искусные ручки дока. Какая же она всё-таки умница.

— С ней другая проблема, — тут же добавила док, и я опять встревожилась.

— Что такое?

— Отойдём в сторонку.

Все эти предисловия и приготовления меня только раздражали, но док настояла на том, чтобы продолжить разговор в более укромном месте. Пришлось последовать за ней, пока мы не оказались возле бокса с прозрачными стенами, в котором лежала Вика, окружённая аппаратурой. На ней была казённая больничная рубашка, к рукам были прикреплены какие-то датчики, и она как будто спала.

— Что с ней? — спросила я нетерпеливо.

— Дело в том, что, по-видимому, её доставка оказалась не вполне благополучной… Один маленький порез ножом, совсем незначительный, но на лезвии была кровь хищника.

Я похолодела. Вот же растяпы! Идиоты, раздолбаи!

— И… что?

— Сама понимаешь, что, — невесело резюмировала док. — Этого пореза вполне достаточно для заражения. В соответствии с количеством попавшей в её организм вампирской крови, метаморфоза займёт больше времени. Если бы ей было введено, скажем, граммов пять, то всё завершилось бы за сорок восемь — пятьдесят пять часов, а здесь… Я прикинула, выходит не меньше десяти — двенадцати дней. Возможно, больше.

Значит, её мучения затянутся… Я смотрела на спящую Вику. У неё было во сне такое умиротворённое, усталое и милое лицо, что сердце сжималось от жалости… а потом разгоралось от возмущения и гнева. Ох, Юля, наломала же ты дров… Неужели человеческая жизнь для тебя значит так мало? Тогда чем ты лучше орденцев — тех, с которыми мы воевали за «гуманность» по отношению к людям?

— Заражение уже началось, хотя внешне это пока не заметно, — сказала док. — Остановить его, естественно, невозможно. Можно только немного облегчить её состояние на завершающей стадии обращения.

Вика крепко спала и ещё не знала, как круто изменилась её жизнь.

— Сделайте всё, что в ваших силах, — глухо проронила я.

— Разумеется.

Ммм… Опять отвратительное пробуждение. Да что ж такое — голова тут как тут, снова трещит от боли.

Да, помахались ребята нехило. Тех, в серой форме, было больше, и чёрные проиграли. А призом была, естественно, ваша скромная рассказчица. Конечно, она не преминула встрять в махач: как же, это ведь её любимое занятие — находить неприятности на нижние девяносто сантиметров её симпатичной фигуры! Отделалась лёгкой царапиной… Тоже мне, НикитА выискалась. А болела я почему-то за чёрных… Почти родными они мне стали. Потому что — чего ждать от серых? Снова неизвестность.

Гм, и где я опять? Похоже на больницу. Ну, это уже лучше, чем камера. Тепло, койка удобная. Аппараты какие-то.

Прозрачная стенка отъехала, и вошла девушка, чем-то похожая на меня. Волосы особенно. Симпатичная девчонка, вот только в какой она здесь должности? А вдруг окажется, что она и есть главный палач?

— Доброе утро, — приветливо поздоровалась она. — Как мы себя чувствуем?

Ну нет, не могла она быть главным живодёром. Глаза хорошие и улыбка — загляденье. Была бы я парнем — влюбилась бы безоговорочно в это пленительное созданье.

— Да вроде ничего, только голова болит, — ответила я. — А вы, милая барышня… кто будете?

— Меня зовут Карина, — сказала она. — Я ваш врач.

Ну что ж, не так уж плохо. После серьёзных ребят в чёрном и ещё более серьёзных в сером такая врачиха — просто ангел небесный. Кстати, под её белым комбинезоном круглился животик, а на пальце блестело обручальное кольцо. Значит, она у нас семейная. Молодая мамочка. Вряд ли она будет жестокой… Хотя с чего я взяла, что беременные — менее жестокие? Ну, просто мне так кажется. Это же вроде бы естественно, правда?

— Я Виктория, — представилась я.

— Я знаю, — улыбнулась она.

Даже не знаю, чем она так сразу меня к себе расположила. И почему-то мне было спокойно в её присутствии, она распространяла вокруг себя ауру доброжелательности и мягкости и смотрелась очень мило со своим животиком. Я решилась спросить:

— А… в какой больнице я нахожусь, можно узнать?

— Это не больница, — ответила Карина. — Это медицинский центр Общества «Аврора».

«Аврора», конечно же. Кто бы сомневался…

— И что вы будете со мной делать? Ставить на мне опыты? — вроде как даже с иронией поинтересовалась я. При виде этой симпатичной молоденькой врачихи бояться совсем не хотелось. Ну, что мне сделает эта будущая мама?

— Мы постараемся вам помочь, — ответила она.

— Эээ… а зачем? — Кажется, вопрос прозвучал как-то нелепо. — В смысле… Разве я больна?

Карина присела на табурет возле койки.

— В вашем организме сейчас происходят изменения, — сказала она. — Мы будем наблюдать за вашим состоянием и по возможности сделаем так, чтобы изменения протекали легче.

А вот теперь можно кричать «мама».

Значит, всё-таки опыты…

Страх — холодный на ощупь. А ещё влажный и липкий. И застилает глаза.

— И какой же научной идее послужит моё бренное тело? — Надо же, ещё нахожу в себе силы острить. Юмор висельника — так, кажется, это называется?

— Никакой, — серьёзно ответила Карина. — Это не эксперименты, если вы об этом подумали.

— А что тогда? — Туман перед глазами потихоньку рассеивался. Впрочем, кажется, ещё рано радоваться. Может, я сейчас услышу что-нибудь похлеще…

— Меняется сама ваша природа, — ответила Карина. — Процесс может занять несколько дней. Теперь уже нет смысла скрывать от вас правду об «Авроре», потому что вы станете её частью.

Господи, что за бред? Частью «Авроры»… Она что — коллективный организм? В голове сразу начали всплывать сюжеты фантастических фильмов о существах, захвативших власть над планетой. И хранилище с людьми в ваннах тоже вроде как логично вписывалось в один из них… Так, так, Виктория Владимировна, спокойно. Не надо сходить с ума. Держим себя в руках. Дышим глубже: вдох… выдох.

— Постарайтесь воспринять это мужественно. Это не фантастика, это реальность. Костяк Общества «Аврора» составляют так называемые хищники, питающиеся человеческой кровью. Донорской. То хранилище, которое вы видели — один из пунктов питания, а те люди — доноры. Донорами становятся различные асоциальные личности, преступники. Вместо того чтобы убивать каждый раз новых жертв, хищники многократно используют их для производства крови. В случайный порез на вашей руке попала кровь хищника — с лезвия ножа, которым он был нанесён. Это очень незначительное количество, но тем не менее, заражение произошло. Ввиду малого количества крови начало метаморфозы будет затяжным, вплоть до основной стадии. Основная же стадия, как мы предполагаем, пройдёт в обычном темпе. Вы будете чувствовать недомогание, сначала лёгкое, потом неприятные ощущения усилятся. На основной и заключительной стадиях мы примем меры для облегчения вашего состояния. Поэтому вы и находитесь здесь.

Всё это она произносила сдержанно-деловым тоном, не лишённым мягкости и сочувствия… Ко мне? Да, похоже, ко мне.

— Стоп, стоп, стоп… Перестаньте выносить мне мозг… Какие ещё хищники? Какая метаморфоза?

Что-то мои мозги отказываются переваривать эту информацию. «Аврора» — вампирская организация? Я заразилась? То есть, стану… пить кровь?

— Девушка, в сами-то верите в то, что сейчас сказали? — А голосок-то дрожит… твою муттер!

Карина чуть приметно вздохнула — будто объясняла такие вещи по сто раз на дню, и её достало талдычить одно и то же.

— Приходится верить, потому что мой муж — хищник, — улыбнулась она. — Хотя сама я остаюсь человеком. Наш ребёнок, скорее всего, тоже родится хищником, и я принимаю специальный препарат для усиления функции плаценты и превращения её в мощный фильтр, который предотвратит моё заражение кровью плода. Препарат экспериментальный, исход пока неизвестен… Не исключено, что заражение произойдёт. Ну что ж… — Карина грустно улыбнулась. — Значит, судьба.

Если это бред, то весьма научно обоснованный бред. Тихо шурша извилинами, мой мыслительный орган распадался на молекулы. Порез под пластырем на моей руке еле ощутимо пульсировал: тук-тук. Тук-тук, можно войти? Я твоя смерть…

— Но я пока ничего такого… не чувствую. — Это мой голос? Вроде сигарет в рот никогда не брала, а хриплый, как у курильщицы с двадцатилетним стажем.

— Говорю же вам, начало будет затяжным. Симптомы проявятся не сразу.

Хранилище, люди в ваннах, вытекающая по трубкам кровь. Кровь, расфасовываемая по пакетам. Логично? Да. Стыкуется… Мозг завис, всё-таки не веря, а где-то под сердцем обречённо ёкал холодный комочек: похоже на правду…

Нет! Стоп! Не верить этому! Иначе — конец. Они меня облапошат, промоют мозги и…

— Я не верю. Вы вешаете мне лапшу на уши.

— Виктория, это уже не вопрос веры. Это свершившийся факт.

Это сказала не Карина, а невысокая хрупкая женщина с копной роскошных, блестящих каштановых волос, уложенных в причёску, как у древнегреческой богини. Войдя в палату, она сразу посмотрела на приборы, потом окинула меня взглядом… от которого прохладные мурашки поползли по телу. Не ледяные, а просто прохладные, остужающие, как ветерок в жаркий полдень. Лёгкое дыхание неотвратимости.

И холодный комочек под сердцем запульсировал ещё отчаяннее, ещё тоскливее, отзываясь на взгляд незнакомки.

— Доктор Гермиона Горацио, — представилась она. — Руководитель этого центра и одно из существ, в которых вы так упорно отказываетесь верить. Так, дайте-ка я вас осмотрю.

Её руки легко и прохладно касались меня, спокойный умный взгляд скользил по мне, а я не могла отвести от неё взгляд, как загипнотизированная. Вот эта изящная, миниатюрная женщина в белой спецодежде, с потрясающими волосами — хищник-кровопийца?

Она человек… Но какой-то необыкновенный. От неё веяло чем-то сверхъестественным, спокойной и сдержанной силой, мгновенно покоряющей и берущей под мягкую опеку.

Закончив осмотр, при котором она не использовала никаких приспособлений или аппаратов — исключительно свои руки и (наверно?) чувства, она сказала:

— Виктория, мне очень жаль, что с вами так получилось. Но, поверьте, после обращения жизнь не заканчивается. Вы перейдёте на другую диету, только и всего. Вот увидите, в свой новой сущности вы найдёте и много преимуществ.

Наверно, мой мозг окончательно распался и превратился в какое-то желе, которое от прикосновений доктора Гермионы вздрагивало и колебалось. Кажется, в её присутствии я и думать начинаю по-другому… Это она на меня так действует, или у меня просто крыша поехала?

— Всё это… бред, — вывалились из меня скомканные слова. Как будто они могли что-то изменить.

Встать, бежать… Не могу — под кожей засела тонкая иголочка и впрыскивала боль. Я дёрнулась, но где там — маленькие, но поразительно сильные руки доктора Гермионы придавили меня к подушке. Или у неё мускулы из железа, или я такая слабая…

— Пустите…

— Тихо, это только успокоительное.

Успокоительное успокаивало, а за прозрачной стенкой стояла Аврора. Высокий чёрный воротник-стойка, под ним — бриллиантовая звезда на красной шёлковой ленточке. Как старинный мундир. В глазах — укрощённые голубые молнии, готовые в любой момент вырваться из глубины зрачков. Кто сказал, что женщине лучше закрашивать седину? Ей очень шла её серебристая прядь. Очень… благородно.

А от сверхъестественного, которое исходило от неё, кажется, вибрировала прозрачная стенка палаты.

Как странно, что я раньше этого не видела. Это сверхъестественное. Или они его прячут?

ОНИ. Я поверила? В… хищников?

Да они, гады, просто ворвались в мой мозг, в мою душу и просто взорвали их изнутри.

А может, просто успокоительное — того?.. не совсем? В смысле, не успокоительное вовсе?..

Доктор с Кариной вышли к Авроре. И что теперь? Где моя жизнь? Может, она вся вытекла через пульсирующий порез под пластырем?

А сапоги у неё шикарные. Они прошагали через палату — ко мне. Ё-моё, да от её сверхъестественного просто крышу сносит. Или это из-за того, что она переоделась и нацепила эту бриллиантовую звезду? Кто она такая? Королева?

Сносит. Заносит. Уносит…

Успокаивает.

Её пальцы отлепили пластырь.

— Ну вот видишь, до чего довело тебя любопытство. — Вздох. — Ну, вот и нашёлся выход…

Любопытное успокоительное чертовски сверхъестественное это что-то явно неестественное.

— Карина, иди-ка ты домой. Тебе нужно отдыхать.

Налаживать дела Ордена было не так-то просто. От системы, можно сказать, не осталось камня на камне, почти все стороны жизни контролировались «Авророй», и поэтому её президент узнавала о каждом предпринятом мной шаге. Мне было всё равно — пусть наблюдает, лишь бы не ставила палок в колёса, а ей явно хотелось это сделать. Первый случай чуть не представился, когда речь зашла о силовой структуре внутри Ордена.

В соответствии с условиями мирного договора, Ордену запрещалось иметь свою «армию», а в случае необходимости он мог обратиться за помощью к «Авроре», располагавшей даже двумя такими структурами: службой безопасности и отрядом «чёрные волки». Таким образом, Орден был зависим от «Авроры», что было очень неудобно, особенно учитывая то, что «Аврора» не горела энтузиазмом оказывать такую помощь — часто это делалось с задержками, сводящими на нет сам смысл всякой помощи. Одним словом, победитель вёл себя по отношению к побеждённому далеко не благородно — это если выразиться мягко, а говоря по сути — просто по-свински. На очередном совещании членов Ордена собратьями было внесено предложение пересмотреть этот пункт договора, и я пообещала, что вскоре попытаюсь поднять этот вопрос.

На заседании руководства «Авроры» я сообщила, что Орден просит позволить ему иметь свою службу безопасности, и предложила пересмотреть соответствующий пункт договора. По залу заседаний прокатился гул удивлённых голосов.

— Это что же — Орден начинает выклянчивать обратно утраченные позиции? — усмехнулась Юля.

— Я бы попросила вас выражаться корректнее, госпожа президент, — заметила я.

Она прикусила губу. Я тем временем описала собранию все неудобства, связанные с отсутствием вышеупомянутой структуры и вынужденной необходимостью постоянно обращаться к «Авроре». Каспар высказался:

— Ну, если Орден жалуется на то, что мы уделяем ему мало времени и сил, то, может быть, мы попытаемся исправиться?

— Это уже неоднократно обсуждалось, — ответила я. — К сожалению, ситуация до сих пор не изменилась к лучшему. Дальше обещаний дело не идёт.

Каспар что-то пробурчал себе под нос. Надо сказать, что в последнее время между мной и моим другом началось охлаждение — точнее, это Каспар стал как-то отдаляться, а моё отношение к нему не изменилось. Ничем другим, кроме моего принятия на себя полномочий Великого Магистра, я это объяснить не могу. Может быть, он не мог простить Ордену Кэльдбеорг, но даже Алекс не был столь злопамятен, хотя тоже там побывал; как бы то ни было, на наши с Алексом взаимоотношения моя новая должность не повлияла.

Обсуждение было напряжённым. Было решено вынести вопрос на голосование; голосов «за» было на два больше, чем «против», при двух воздержавшихся — Юле и Каспаре. У них ещё была возможность проголосовать, и если бы оба проголосовали «против», дело бы застряло — голосов стало бы поровну. Юля, взглянув на меня с вызовом, сказала:

— Голосую против.

Все ждали слов Каспара. Я посмотрела ему в глаза, и он хмуро опустил взгляд.

— Воздерживаюсь, — сказал он.

«Спасибо хотя бы за то, что не стал мешать», — телепатировала я ему и перевела взгляд на Юлю. «Ничего не поделаешь», — сказала я ей мысленно.

Юля, помолчав секунду, проговорила негромко и сухо:

— Хорошо. Но если со стороны Ордена будет предпринят хотя бы один агрессивный шаг по отношению к «Авроре», мы будем считать себя вправе также применить силу — в таком объёме, какой сочтём нужным.

— Этого не случится, — сказала я твёрдо.

— Будем надеяться.

Наши взгляды, скрестившись, как мечи, лязгнули друг о друга, разъединяясь.

Итак, у меня была хорошая новость для собратьев: на заседании «Авроры» было принято решение позволить Ордену снова иметь свою службу безопасности. Ни о каких агрессивных шагах никто и не помышлял, но слова Юли можно было понять как обещание порубить нас на куски — в случае чего.

Вот такими вопросами я занималась, когда мне доложили о попытке Вики сбежать из центра дока Гермионы.

На что она надеялась, предпринимая эту попытку? Не знаю. Скорее всего, у неё не было даже никакого плана, как быть дальше, хотелось просто вырваться — и всё, а там хоть трава не расти.

Учитывая её самочувствие — первые симптомы уже начали проявляться, — это была героическая, хоть и безрассудная попытка. Нужно отдать ей должное — в изворотливости ей не было равных, об этом ярко свидетельствовало её проникновение в хранилище; здесь она тоже проявила незаурядную находчивость, и ей удалось выбраться из здания, но подвело её вышеупомянутое самочувствие. Она упала без сил и почти без сознания, не отбежав и на пятьдесят метров от крыльца, и на этой отметке её настигли, подняли и под белы рученьки отвели обратно. Так бесславно закончился её «побег из Шоушенка».

Но, полагаю, совесть её могла быть спокойна: она же ПРЕДПРИНЯЛА попытку!

Шёл пятый день с момента заражения. Как и предсказывала док, метаморфоза начиналась очень вяло, но процесс неумолимо шёл. Вику лихорадило, под её глазами залегли голубые тени, лицо осунулось и побледнело, лоб блестел от испарины. Когда я склонилась над ней, она открыла глаза и прошептала еле слышно:

— Мне плохо… очень плохо…

— Знаю, — сказала я. — Так и должно быть. Так всегда бывает.

— Я умираю, — прошелестели её губы.

— Нет, ты просто меняешься. — Я промокнула её лоб салфеткой. — Я тоже прошла через это. Как видишь — жива. Просто стала другой.

— Я не хочу… не хочу… — В мучениях её голова перекатывалась по подушке, из глаз катились слёзы. — За что мне это?..

Карина была тут же, рядом, и я могла обнять её и послушать биение новой жизни, приложив ухо к её животику.

«Тук-тук, тук-тук, тук-тук», — частило, как будильник, сердце Карины.

«Тук…»

….

«Тук…»

….

«Тук…»

Это билось сердце малыша. Уже сейчас мать и дитя были разными.

И вот, началась завершающая стадия метаморфозы. Снова в моей памяти воскресли эти жуткие часы невыносимых страданий, когда во мне умирала Лёля, уступая место Авроре. Док Гермиона с Кариной сделали всё, чтобы облегчить мучения Вики, но всё равно они были велики. Ей давали пить плазму крови с глюкозой — по одному, по два глотка, и она, по-видимому, пока не понимала, что именно она пьёт. Впадая в забытье, она звала:

— Мама… мамочка…

Родители Вики погибли в автокатастрофе, и с тринадцати лет её растила тётка. Она звала маму, и я дерзнула отозваться:

— Я здесь…

Её рука в моих ладонях была уже далеко не такая тёплая, сердцебиение стало реже. Стискивая мою кисть, она шевелила губами:

— Ма… ма…

— Я с тобой, — шепнула я ей.

Она перестала метаться. Её грудь затихла, из неплотно закрытых век поблёскивали белки закатившихся глаз.

— Метаморфоза завершена, — констатировала док.

Я гладила Вику по волосам, по щекам, теребила за уши.

— Ну, давай, — звала я ласково. — Открой глаза, посмотри на меня. Всё! Всё уже закончилось.

Её веки задрожали и поднялись. Первой, кого она увидела, была я. Док приподняла головной конец койки, придав ей полусидячее положение. На новообращённую хищницу было жалко смотреть: слабая, бледная как мертвец, с синими кругами под глазами, с мутным взглядом. Пакет с кровью уже лежал на тумбочке, и она, увидев его, вздрогнула. Я кивнула.

— Ты уже с нами.

Её лицо дрогнуло и скривилось в плаксивой гримасе.

— Нет… — простонала она.

— Да. — Я взяла пакет, отвинтила крышечку и поднесла к её губам. — Давай, моя хорошая. Пора кушать, а то сил не будет.

Она отворачивалась, болезненно морщась; первоначальный протест — естественная реакция, но голод всегда берёт своё.

— Давай, давай… Ну, что ты куксишься? Такая отважная была, когда в хранилище лезла, в изоляторе ни слезинки не проронила, даже побег из центра устроила! А сейчас что? Хнычешь, как маленькая…

Вика тихо всхлипывала, а я вытирала ей слёзы. Однако, её нужно было срочно накормить, и я решительно поднесла пакет к её рту, предварительно выдавив капельку крови на его носик. Этого оказалось достаточно. Она учуяла «вкусненькое».

Взгляд голодного хищника, почуявшего пищу — зрелище не для слабонервных. Этот дьявольский огонь вспыхнул и в глазах Вики, секунду назад таких несчастных и страдающих, и она сама жадно выхватила у меня пакет.

— Ну, вот и умница.

Ну что ж, Виктория Владимировна, вот и сбылась мечта твоей жизни — раскопать сенсацию… Вот только написать о ней тебе вряд ли когда-нибудь доведётся.

Карина обрадовала меня, сообщив, что сегодня — мой последний день в центре. По данным их с доктором Гермионой обследования моего несчастного организма, со мной было всё в полном порядке… Да уж. Хорош «порядок».

Судя по тому, что я всё ещё могла ходить, разговаривать, думать, я была жива, а на самом деле — фиг его знает. Странные ощущения… Сердце билось до жути медленно, потребности часто дышать тоже не было. Такое чувство, будто я — ходячий покойник.

Но зато мир раскрылся мне с совершенно иной стороны. Как много в нём звуков и запахов! Тончайших оттенков, о которых я раньше и не подозревала.

Клыки, разумеется. Проводя языком по зубам, я ощущала их необычную выпуклость, а ещё они могли менять размер. Размер имеет значение? О да, ещё какое.

Кушать мне приносили раз в день — перед сном. Кто сказал, что на ночь есть вредно? Оказалось — даже необходимо, потому что голод… С ума сойти можно. Я попыталась голодать, но света белого невзвидела. Наверное, даже наркоманов так не ломает. В итоге — присосалась к пакетику с кровью без зазрения совести. Хорошо хоть убивать никого не нужно.

Ну, а сегодня вечером мне сказали, что я могу быть свободна. Ну, и куда мне идти? В незнакомом городе, без денег. Сотовый давно умер без подзарядки. Дома меня, наверно, уже в розыск объявили. И с работы, поди, уволили…

— За вами зайдут, — сказала доктор Гермиона. — Разумеется, на произвол судьбы вы не будете брошены. Подождите в холле.

Ну, спасибо и на том… Сделали из меня монстра, так будьте добры теперь отвечать за тех, кого приручили. Вашу муттер.

В холле я присела на кожаный диванчик кремового цвета, теребя в руках сдохший мобильник. Зарядка дома лежит. Дом… Тётя Лара, наверно, там с ума сходит. Всё в жизни кувырком пошло. Люди, не идите против «Авроры»: эта махина вас проглотит и не подавится.

Долго ли, коротко ли я сидела… И тут вошёл ОН.

Рост — под два метра, широкие плечи, чёрная форма, высокие ботинки, за спиной — два меча, к поясу пристёгнуты две какие-то штуки типа бумерангов. Когда он снял маску-шапочку, его череп засверкал, красивый, гладкий и ровный, как шар для боулинга. Он скользнул по нему ладонью. Глаза — холодной небесной голубизны, с тёмными ресницами, мужественная линия подбородка, идеальной формы нос… не маленький, но словно выточенный, с энергичным вырезом ноздрей. Рот — суровый, но со сдержанно намеченным чувственным изгибом.

Офигенный.

Обалденный.

Охрененный.

Наверно, со стороны я выглядела идиоткой. Челюсть на полу, щенячьи глаза, под ногами — лужа слюны.

Пипец… То есть, я хотела сказать… Твою муттер!

Неужели ОН — ЗА МНОЙ?!

Идёт ко мне!.. Мамочки… Я сейчас умру.

— Привет. Карина ещё не спускалась?

Что он спросил?.. Про кого?.. Голос — низкий, мужественный. Холодная чистота звука.

— Ты чего это как по голове стукнутая? Вот чуднАя…

Тут он кого-то увидел, и его суровый рот тронула улыбка. Фатер твою муттер! Ну почему эти губы такие суровые? Они должны, просто обязаны улыбаться!

— Привет, моя пушиночка.

Его губы тихонько, нежно коснулись губ Карины, а большая сильная рука легла ей на живот. Рука с обручальным кольцом. Пушиночка…

— Привет, родной… Полетели домой, мы жутко устали.

Мы? А, в смысле — она и ребёнок.

Чёрт…

Блин.

Фак!

Он подхватил её и понёс к выходу, а её руки кольцом лежали вокруг его шеи.

Это называется — «закатай губу обратно».

Ну почему, почему?!! Почему, стоит встретить потрясающего мужчину, как он оказывается мужем Карины?

Несправедливо!

Я так погрузилась в свои расстроенные чувства, что не заметила, как передо мной оказался элегантный черноволосый незнакомец с таинственными искорками в глубине тёмных зрачков. Тоже ничего себе мужчинка, но мой синеглазый монстр лучше всех… Его никому не обойти. Никому и никогда… эх…

— Здравствуйте, милочка. Меня зовут Оскар, я по поручению Авроры пришёл забрать вас отсюда.

— Здрасьте… — Я встала.

— Сначала — домой за вещами, потом — к Авроре.

Я начала:

— Вот так и вырвете меня из моей жизни? Мне дела разрулить как-то надо. С работой, наверно, проблемы возникли…

— Будет у вас и работа, и всё что захотите, — перебил он. — Идёмте. Надо спешить, Аврора ждёт.

И он подхватил меня на руки. Оу, как говорят англичане! А это приятно.

Но уже через пару секунд за спиной Оскара раскрылись большие крылья, чёрные с проседью, и мы взмыли в вечернее небо. Огни города оказались далеко внизу, а в ушах свистел ветер. Ничего себе! От неожиданности и головокружительного ошеломления я повисла на шее Оскара и заорала:

— АААААА твою муттер!!

— Не кричите, пожалуйста, прямо в ухо, — недовольно сказал Оскар.

Да чего тут описывать, если я сама чуть не опИсалась! Уж не знаю, с какой скоростью мы летели, но уже через пару минут (впрочем, за точность восприятия времени не ручаюсь) мы приземлились во дворе моего дома. Был поздний вечер или, скорее, глубокая ночь. Майская, кстати. Слава Богу, без утопленницы.

— Мне, конечно, очень приятно, — заметил Оскар. — Но, может быть, уже можно отпустить меня? Мы на земле.

Я разжала руки и почувствовала под ногами твёрдую почву.

— Эт-то что так-кое был-ло? — От полноты чувств у меня появился эстонский акцент.

— Скоро и вы будете так летать, милочка, — ответил Оскар, поправляя галстук, свёрнутый набок моими пылкими объятиями.

— Я?!

— Само собой. Идите, я подожду снаружи.

Интересно, ждут ли меня ещё какие-нибудь сюрпризы?!

А вот тётю Лару сюрприз ждал определённо. Он явился среди ночи с острыми клыками и горящими глазами, загремел ключами в дверном замке, споткнулся в прихожей о чьи-то тапки, опрокинул стульчик и уронил сумочку — короче, появился эффектно, с впечатляющим шумовым сопровождением, а-ля слон в посудной лавке. В заключение на пол с оглушительным звоном брякнулись ключи.

А вот сейчас, дорогие мои детишечки, будет страшная сказочка…

Существо, устроившее в прихожей знатный «дыщ-быбыщ», стояло, вжав голову в плечи, и ждало появления тёти Лары, которая с колотящимся от страха сердцем кралась из комнаты… Да, стук её сердца был слышен мне ещё из прихожей, а мои ноздри защекотал резкий запах, от которого моё нутро напряглось, а все волосы на теле встали дыбом от возбуждения. Нет, не запах крови, а запах испуганного человека. Господи, что со мной? Я как хищник, почуявший жертву. Но не хочу же я укусить тётю, в самом деле!

Ну, хватит страшных сказок. Тётя человек пожилой, с не вполне здоровым сердцем… Да будет свет! Я клацнула выключателем.

— Тётечка Лара, это я, всё нормально.

— ВИКА?

Меня не было дома две недели. Она заявила в милицию, молилась и лила слёзы ночами. Квартира пропахла сердечными каплями.

— Господи… Викуля… Где ты… Я же думала, что ты…

Через пять минут уже немного успокоившаяся тётя Лара вытирала платочком слёзы, сидя на диване. Я наплела ей что-то про новую работу, про важное задание, расследование — в общем, наврала с три короба, потому что в правду она бы не поверила, а если бы даже и поверила, то не вынесла бы. У меня самой защипало глаза от близких слёз, и я проглотила горько-солёный ком. Я крепко обняла тётю, прижала к себе.

— Викусь, — вдруг заметила она удивлённо, — ты чего как ледышка вся? На улице разве холодно?

Бедная тётя Лара… Если бы она знала.

— Да, прохладно что-то сегодня.

— Так давай я чайку поставлю — согреешься! Я мигом!

Я открыла было рот, но она, шаркая тапочками, уже засеменила на кухню. Там зажёгся свет, зашумела вода. Я сидела на диване в каком-то трансе, обводя взглядом комнату. Знакомые, родные вещи. Такое чувство, будто меня не было целый год… Будто вечность миновала с того утра, когда я в последний раз вышла из дома. Вышла человеком, а вот вернулась…

Тётя Лара не только заварила чай, но и разогрела какую-то еду. Я села к столу, машинально поднесла ко рту чашку и сделала глоток… отвратительной горячей жидкости.

Изумлённые и испуганные глаза тёти.

Сливное отверстие раковины.

А в зеркале — бледная растрёпанная девица с диким, мутным взглядом.

Я забыла, что не могу ни есть, ни пить ничего человеческого. Чай был невыносимой гадостью, глоток которой вылился из меня обратно.

Я оскалила зубы. Да, вот они, здесь, никуда не делись… И это не сон. Знакомые выступающие из дёсен бугорки. Почти незаметные сейчас, но стоит мне почуять кровь…

Нужно уходить отсюда. Я чудовище.

— Викуля… Что с тобой? — Дрожащий голос тёти.

Мой глухой голос:

— Всё нормально, тёть Лара…

— Не обманывай меня! Я же вижу!

Так, знакомые интонации. Сейчас начнутся расспросы… Что, как, почему. Остановившись на пороге ванной, я сказала:

— Тётя Лара… Я только за вещами. Мне надо снова… (чуть не сказала «улетать») уезжать.

От её взгляда хотелось упасть на колени и молить о прощении. Её губы подрагивали, а глаза снова были на мокром месте.

— Как?.. Куда?..

— Да, тётечка Лара… — Я взяла её за плечи в тщетной попытке успокоить. Тщетной — потому что её губы тряслись всё заметнее, а слёзы увеличивались в размерах с пугающей скоростью. — Снова работа. Я только с тобой увидеться и кое-что из вещей взять…

— В таком состоянии? Не пущу!!

И тётя Лара применила запрещённый приём: обняла, прижалась ко мне и принялась мочить мою грудь слезами. Гладя её по спине и плечам, я растерянно бормотала:

— Ну… тётя Лара… родненькая… Ну тише…

Мне бы давно следовало начать называть её мамой… Потому что все эти одиннадцать лет она и была мне как мать. И сейчас я должна уйти от неё?..

— Я… Я в душ.

Сама не знаю, зачем я это сказала. Помыться на дорожку? Это мысль… А ещё — для паузы, потому что я так не могу!

Я начала раздеваться, а тётя Лара смотрела на меня с робкой надеждой: если я иду мыться, значит ли это, что я остаюсь? Я и сама не знала. Плевать, что меня ждал Оскар… и Аврора. Мне было просто необходимо смыть с себя этот кошмар.

Тёплые струи воды окутали меня, я намылила голову шампунем. Волосы уже засаленные… Мыться так мыться. А может и правда — послать их всех? Остаться дома? Тёте Ларе откроюсь, как-нибудь объясню… Может, она не оттолкнёт меня.

Когда я вышла из ванной, меня уже ждала моя постель со свежим бельём. Тётя Лара, похоже, всё решила за меня. А может, и правда?..

Два глаза с искорками в глубине проступили из темноты дверного проёма, и послышался бархатный голос:

— Простите, дверь была открыта…

Вовремя же он… Сволочь такая.

— Здравствуйте, Лариса Павловна. Я коллега Виктории, ждал её на улице, но она что-то задерживается.

Пару секунд тётя Лара смотрела на Оскара в недоумении, а потом вдруг нахмурилась и заявила:

— А она никуда не поедет.

Господи, если бы она знала, с кем разговаривает!.. Оскар приподнял брови:

— То есть как это?

И пронзил меня таким взглядом, что я натянула одеяло до подбородка.

— А так… Её тошнит, она сама не своя! — ответила тётя Лара решительно. — Куда она может ехать в таком состоянии? Да ещё среди ночи? Нет, вы как хотите, а я её не пущу!

— Лариса Павловна…

Он мягко взял её за локоть, и воинственный блеск в глазах тёти Лары потух, они стали какими-то пустыми и стеклянными. Что он с ней делал? Гипнотизировал?

— Понимаете, у нас через полчаса поезд… — Холеные пальцы Оскара поглаживали тёти Ларин локоть, а голос лился струйкой мёда. — Это чрезвычайно важно, мы с Викторией должны ехать. Вы не волнуйтесь, я буду за ней присматривать… Ни о чём не беспокойтесь, всё будет в полном порядке.

— Ну… Надо так надо… — пролепетала тётя Лара.

— Ну, вот и славно, вот и замечательно! — Оскар интимно-фамильярным жестом обнял её за плечи. — Не могли бы вы помочь ей собраться? Соберите ей минимум вещей, вы же знаете, что ей нужно… А мы с Викой… подышим воздухом на балконе. Хорошо?

— Да… Хорошо, — печальным эхом отозвалась тётя Лара.

Цепкие пальцы Оскара, стиснув моё запястье, вытащили меня из-под одеяла.

Родной двор и знакомые жёлтые квадратики окон в темноте. Суровый профиль Оскара в тусклом свете далёких уличных фонарей.

— Этот номер не пройдёт, дорогая. И что бы ты стала делать? Как добывать пищу? — Перейдя на «ты», он перестал быть отстранённо-чужим, и я вдруг почувствовала его «я», его личность. — Пункты питания — только для членов «Авроры» и Ордена, а ты ещё нигде не состоишь. Тебе там не отпустят кровь. Убивать ты вряд ли захочешь… Да тебе и не позволят. Видела ребят в чёрной форме? Если они застукают тебя за высасыванием крови из человека… В общем, лучше им не попадаться. Хочешь стать аутсайдером — твоё право, но долго тебе не продержаться. Не выживешь. А Аврора хочет позаботиться о тебе сама, лично. Большей удачи в твоём положении и вообразить нельзя. Кроме того, подумай: твоя любимая тётя уже немолода, слаба здоровьем, одинока… Если ты бездарно сгинешь, ты ей ничем не поможешь. А так у тебя будет возможность поддерживать её. Итак, хорошо подумай, прежде чем сделать глупость.

Может быть, он и сволочь, но, кажется, он… прав.

Посреди комнаты стояла большая спортивная сумка, набитая вещами, а тётя Лара сидела на диване, сложив руки на коленях. При виде её сиротливой позы щемящая боль сжала моё сердце.

— Замечательно, — сказал Оскар одобрительно. — Вы просто молодец, спасибо вам огромное. Вика, иди, одевайся быстрее, а то опоздаем.

Итак… Чёрная водолазка, куртка, свободные брюки, ботинки-«говнодавы» — дорожный прикид. Волосы ещё не просохли, а фен, оказывается, сломан. Придётся лететь так… Глянуть, что тётя положила в сумку? Да как-то всё равно.

Поцелуй в прихожей, тётин грустный взгляд. Молчи, сердце. Глаза, не смейте плакать.

Лестничная клетка. Почтовые ящики. Банка с окурками на подоконнике. Чья-то кошка, свернувшаяся клубком на коврике перед дверью, при виде нас с Оскаром вздыбила шерсть и зашипела. Оскар только усмехнулся.

Вернусь ли я сюда? Увижу ли снова всё это?

Оскар спустился с крыльца и неторопливо пошёл по тротуару. Я недоуменно спросила, следуя за ним:

— Мы что, не полетим?

— Пройдёмся немного, пока не скроемся из виду, — ответил он. — Твоя тётя смотрит вслед из окна. — И тут же, угадав моё непроизвольное желание, опустил руку мне на плечо: — Не оборачивайся.

Лямка сумки врезалась в плечо, а по щекам текли слёзы.

Я так и не сказала ей «мама».