СЕРГЕЙ СИНЯКИН УКУС, УДАР, ОПЛЕУХА И МНОГИЕ ДРУГИЕ

По профессии я юрист.

Правильнее будет сказать, был им до прошлого понедельника. В понедельник меня вызвал директор фирмы, посидел, горестно и жалостливо глядя на меня, полистал какие-то бумаги, что лежали перед ним, и сказал:

— Три последних иска вы проиграли, Игорь Михайлович. Я правильно излагаю?

— Были тому причины, — вяло возразил я.

Что тут говорить, наверху уже приняли решение, и менять его никто не собирался.

Ежу понятно: на кой черт им держать юриста, который не может защищать интересы предприятия? Положа руку на сердце, я бы такого не пожалел. Поэтому я совершенно не удивился, когда директор сказал:

— Я вызвал вас, Игорь Михайлович, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…

— …фирма в моих услугах больше не нуждается, — развел руками я. — Угадал?

— Вы читаете мои мысли, — ухмыльнулся директор. — Разумеется, все, что вам причитается по условиям контракта, вы получите. И даже маленькую премию, которой вы, конечно, не заслужили. Ее вы тоже получите.

К юристам и компьютерщикам надо относиться с той же осторожностью, как к главному бухгалтеру. Нельзя их обижать. Особенно при увольнении. А здесь я был сам виноват, хотя объективные обстоятельства все же имелись. Но спорить с работодателем себе дороже, особенно когда он все уже решил.

Из офиса я вышел безработным.

Можно было спокойно попить пивка в баре на Лермонтова. Впрочем, я и в рабочее время себе в этом не отказывал. Уютно было в баре, народ не мельтешил, случайные люди туда не забредали, администрация к ним относилась строго. Бармен при виде меня прямо расцвел. А как же — завсегдатай!

— О-о, Михалыч! Горло решил промочить?

— Праздник у меня сегодня, — сказал я, протягивая руку за кружкой с пенящимся золотым напитком.

— День рождения? — сообразил бармен.

— Бери выше, — сказал я и, поскольку на лице бармена проступило недоумение, пояснил: — Сегодня я избавился от оков, именуемых капиталистическим трудом.

— Свое дело завел? — по-своему понял меня бармен.

— Возможно, я поступлю именно так, — согласился я. — Для себя я пока не решил.

Присев за столик, я вздохнул. Даже открой я свое собственное дело, всю жизнь мне пришлось бы ишачить на других. Такова уж судьба юриста. Танцует девочку тот, кто платит за столик. А финансовое благополучие юриста напрямую зависит от проблем, которые возникают у людей. Личную независимость юристу могут гарантировать только выигрыш в казино или приличное наследство, оставленное заботливым родственником, поменявшим земную прописку на небесную.

Пиво закончилось, новую кружку я заказывать не стал, а вышел на улицу.

Свободного времени было завались, я даже не знал, как теперь сумею его потратить.

Посидел в скверике, глядя, как наглые воробьи воруют хлебные крошки прямо со столиков летнего кафе. Это они считали, что воруют, на самом деле просто таскали бесхозное. Возбуди против них кто-нибудь дело, я бы развалил его в суде, даже особо не напрягаясь. К сожалению, дела против воробьев никто не возбуждал.

Заняться мне было особо нечем, день стоял солнечный, вот я и решил заглянуть в гости к Казимирычу.

Казимирыч — мой одноклассник, можно сказать, друг детства. Вместе на пустыре мячик пинали. А потом после школы черт меня понес в юристы, а Казимирыч учился очень хорошо, в астрономический кружок ходил, поэтому подался учиться на астронома и, к слову сказать, выучился. У него, как у сторожа, была ночная работа, он в телескоп звезды разглядывал, а потом описывал свои наблюдения в научных трудах. По мне, так все эти науки скучны, как диалектический материализм или нормы гражданского права. Но тут уж ничего не поделаешь: вначале мы выбираем работу, а потом она определяет всю нашу жизнь. Правда, зарабатывал он, как это точнее сказать… короче, на хлеб хватало, масло было по праздникам, а икра — только в том случае, если на банкет пригласили или кто-то более зажиточный и удачливый в гости зашел. Я к таковым пока не относился.

И тут надо сказать, что если бы Казимирыча не оказалось дома, жизнь моя пошла бы по совершенно иному руслу. Но Казимирыч был дома. И он совсем не удивился моему визиту, словно мы накануне о встрече договаривались.

— А-а, — сказал он. — Заходи, Игорёк, заходи. Как жизнь? Все людей сажаешь?

Если некоторым людям что-то втемяшется в голову, то потом эту темяшку ничем не изгонишь. В представлении Казимирыча юрист обязательно сажает людей в тюрьму. То есть юрист сажает, адвокат защищает. И не объяснишь ему, что юристы разные бывают, адвокаты тоже юристы, а к правоохранительным органам я не имею никакого отношения. Адвокат с ними чаще общается, чем простой российский юрист.

Посидели мы с ним на кухне, распили бутылочку коньяка под воспоминания о нашем розовощеком и безоблачном детстве, потихоньку спустились на грешную землю и вернулись к насущным проблемам.

— Уволили? — удивился Казимирыч. — За что?

Эх, голова твоя научная! Это у тебя каждый день одни и те же звезды на небе, а мне судьба каждый день что-то новенькое подкидывала. Смотрю я на Казимирыча, а он от коньячка размяк, личико у него совсем благодушным стало, сидит и время от времени лысину потирает. Я вам так скажу: есть люди, которые от рождения лысые. Сначала рождаются такими, потом их мама каждый месяц наголо стрижет, а когда человек некоторую самостоятельность приобретает, поздно становится — лысина уже захватывает большую часть головы и отдавать завоеванные рубежи не собирается. Казимирыч как раз из таких был. Наличие лысины он пытался компенсировать редкой бороденкой и при этом носил очки в круглой оправе. Гарри Поттер, достигший пенсионного возраста.

— И что ты собираешься делать? — спрашивает он меня.

— Месячишко посижу дома, отдохну от мирской суеты, — сказал я. — Потом работу начну искать. «Бьет меня жизнь, что оглобля…»

— Кстати, — оживился Казимирыч. — Погоди-ка!

И включил телевизор, что стоял у него на холодильнике. Телевизор посипел немного и выдал картинку: два мордоворота в трусах расхаживали по рингу и поочередно отвешивали друг другу звонкие оплеухи.

— Казимирыч, — удивился я. — Ты что, боксом увлекся?

— Да нет, — отозвался друг детства. — Тут другое. Понимаешь, ну, нравится мне, когда два миллионера друг друга по морде бьют.

— Да, — сразу понял его я. — Спорт сейчас — занятие для богатых. В футболе бешеные бабки платят, там вообще двадцать два миллионера друг за другом по полю гоняются, из-за одного мячика увечье нанести готовы!

— Тоже интересно, — сказал Казимирыч, снял очки и, близоруко щурясь, принялся протирать линзы носовым платком.

Я сразу понял, что есть у него ко мне разговор. Он еще в детстве, если попадал в затруднительное положение, сразу принимался протирать стекла очков.

— А что, Туз, — спрашивает Казимирыч, — частная собственность и в самом деле неприкосновенна?

Надо же, допекло мужика, если он меня детским прозвищем называть стал.

— А как же! — отозвался я. — До первой революции. А там, сам понимаешь: кто был никем… А ты что, частной собственностью обзавелся?

— Есть мысли, — сказал Казимирыч.

Ну, посидели мы, еще по рюмочке приняли, Казимирыч болеть за одного из боксеров стал, раздухарился, даже движения его начал повторять. Потом вдруг посмотрел на меня и сник, словно воздушный шарик иголкой прокололи.

— Слушай, Туз, — сказал он. — Заработать хочешь?

— От денег только идиоты отказываются, — согласился я. — А сколько?

— Ну, — Казимирыч снова за очки схватился и давай линзы чистить. — Я об этом не думал… Скажем, миллиард на двоих?

— Деревянными?

— Зачем? — Казимирыч нацепил очки на нос и строго посмотрел на меня. — В баксах.

— Грешно смеяться над безработным, — хмуро сказал я. — Тебе, Казимирыч, хорошо: у тебя наука есть, умному человеку там всегда найдется на кусок хлеба с маслом. А что делать простому российскому юристу, которого лишили работы? Безработным быть глупо, а в грузчики подаваться нет особого желания.

— Слушать умных людей, — сказал товарищ.

— Ну, предположим, — согласился я. — Предположим, я тебя послушаю. И что мы будем делать? «Альфа-банк» грабить? Абрамовича в заложники возьмем?

— Это несерьезно, — хихикнул Казимирыч. — Все гораздо проще. Тебе можно доверять?

— За других не поручусь, — я внимательно разглядывал его возбужденное личико. — Но лично тебе ничего не грозит. Можешь мне верить, Сынок!

То, что я тоже назвал его детским прозвищем, Казимирыча сразу успокоило. Он вздохнул, решительно выключил телевизор и придвинулся ко мне, разливая коньяк по рюмкам.

— Ладно, Туз, — сказал он. — Слушай.

План был настолько прост и примитивен, что я сразу поверил: у нас получится.

Даже обидно стало, что мне это самому в голову не пришло. Конечно, некоторые сомнения имелись, идею Казимирыча следовало отшлифовать и с источниками права состыковать.

— А где гарантии? — сказал я. — До сих пор ведь ничего не случалось.

— Ну, знаешь, — Казимирыч развел ладошки в стороны. — Я тоже не Господь Бог. Но я тут обобщил данные за определенный период, по статистике получается, что время подошло. Конечно, тут все на счастливый случай рассчитано, но сам понимаешь: шансы увеличиваются пропорционально количеству собственности, зарегистрированной на тебя. А уж что именно тебе застолбить надо, я подскажу, можешь не сомневаться. Конечно, есть риск пролететь, но в случае удачи у каждого из нас нос в табаке и на столе полное изобилие. Да что стол — любые бабы сами на шею вешаться станут. Яхту и поместье на Гавайях хочешь?

— Ну, если бабы… — примирительно проворчал я. — Да еще поместье на Гавайях…

И начал действовать.

Право собственности я оформил на редкость легко. Оказывается, в Нью-Йорке давно такая фирма существовала, оформляя в собственность любую недвижимость — от квартиры в каждом городе мира до звезды, удаленной от Солнца на миллионы световых лет. Помнится, я еще поинтересовался, есть ли на звезды спрос. Удивительно, но определенный спрос был. Некоторые клиенты таким образом о своих далеких потомках заботились. Но это их личное дело. Я даже не уверен, будут ли у меня отдаленные потомки. Так зачем мне их благополучие? Самому бы пожировать!

Свои приобретения я назвал Плевок, Толчок, Укус, Оплеуха, Удар и Громила, исходя из их предполагаемой опасности. Разумеется, названия были неофициальными, для меня, в документах нью-йоркской фирмы, которая занималась недвижимостью, они имели вполне пристойные названия.

— Что дальше? — спросил я Казимирыча.

— Ждать, — лаконично, в духе Атоса из «Трех мушкетеров», отозвался тот.

Ждать так ждать.

Через некоторое время я об этой своей собственности даже забыл. Что толку от булыжника, летающего в космическом пространстве за миллионы километров от Земли?

Первым на земном небосклоне засветился Укус.

Помните, все газеты писали о том, что в сторону Земли движется маленькая планета, с которой наша планета неминуемо столкнется, если не принять мер? Речь шла именно об Укусе. Я, конечно, встрепенулся, но Казимирыч меня охладил:

— Помалкивай, вероятность столкновения невелика.

И даже выступил в газетах с пространными статьями, убедительно и с выкладками доказывая, что астероид Эрос, так официально именовался Укус, пройдет мимо Земли.

Теперь вы уже поняли, на чем мы с Казимирычем собирались заработать? А все просто: мы решили наложить контрибуцию сразу на все население Земли. Миллиард, конечно, маловато, но большие деньги — большие трудности, вот мы и не стали рисковать: миллиард — это сумма, которую отдать не особенно жалко, коли речь идет о самом существовании жизни на Земле.

Вторым засветился Плевок.

Он именно засветился, поскольку был виден с Земли невооруженным глазом: этакое светлое пятнышко, плывущее среди звезд.

Казимирыч и на этот раз удержал меня от активности.

— Дохлый номер, — сказал он. — Мимо пролетит!

— Что-то я тебя не пойму, — вздохнул я. — Самое время народ на испуг брать, а ты мне советуешь не суетиться. На кой дьявол тогда мы все затеяли?

— Для того чтобы заработать, — сказал старый школьный товарищ. — А ты хочешь все испортить.

И снова выступил в газетах, доказывая, что Плевок с Землей не столкнется. Ему вторили зарубежные астрономы, только во всех оптимистических прогнозах в их выступлениях проглядывала тревога: мол, столько непредсказуемого происходит в космосе, как бы чего не случилось… В качестве примеров приводили случаи столкновения Земли с метеоритами в далеком прошлом, оценивали Укус и Плевок в килотоннах. Выходило, что в случае столкновения население Земли сыграет в ящик, прикажет долго жить, споет последнюю песнь — выберет, значит, конец в соответствии со своим положением.

Я еще тогда заметил, что в этом научном хоре имеется определенная слаженность. Неужели Казимирыч с другими астрономами договорился? Впечатление создавалось такое, что все они просто запугивали человечество. Такое уже однажды было, когда писали про планету Нибиру, мол, приблизится она на положенное расстояние — и хана всем, сливайте воду, заканчивайте историю человечества. А потом Нибиру как-то незаметно исчезла, растворилась в небесном пространстве. Интересно, а была ли она на кого-нибудь оформлена? И кто на ней сорвал свой, подозреваю, весьма немаленький куш?

Разумеется, своими мыслями я с Казимирычем делиться не стал.

Через полгода вблизи Земли появилась Оплеуха. По сравнению с другими моими булыжниками Оплеуха имела малый размер. Поэтому засекли ее поздно, предпринять что-либо против нее не сумели, вот планетка и свалилась на голову жителя Северного Китая. Колыхнуло, конечно, всех, но китайцам досталось больше.

— Сынок, — сказал я другу Казимирычу. — И как это понимать? Бабки прямо из рук уплыли. Второго такого шанса может и не быть. Где гарантии, что какая-нибудь планетка на Землю грохнется? И потом, я, Казимирыч, свою собственность утратил. Соб-ствен-ность! Понимаешь?

— Понимаю, — говорит Казимирыч. — Но гарантии дает страховой полис. А у нас все рассчитано на случай.

Помахал назидательно пальцем и сказал:

— Заметь — рассчитанный случай. Понял, Туз?

Ни черта я не понял, но от спора с ним воздержался. И, признаюсь, последний год Казимирыч в своем научном сообществе немалый вес приобрел, к нему прислушивались, к нему обращались по разным астрономическим вопросам. Казимирыч изменился — и лысина стала благообразнее, и осанка появилась, голос сделался звучным, а кругленькие очочки сменились респектабельной оправой с дымчатыми линзами. Я даже подумывать стал, а не динамит ли меня бывший школьный товарищ? Заставил зарегистрировать на себя космические булыганы, а сам только и делает, что опровергает их возможность падения на Землю. Только в одном не сходилось: я в этой схеме был явно лишним. Получалось, что Казимирыч просто использует ситуацию, чтобы прибавить себе научного авторитета.

— Жди, — сказал Казимирыч. — И постарайся не афишировать знакомство со мной.

Ждать — не бежать, от этого особо не устанешь. И насчет того, чтобы знакомство не афишировать, так слава богу, Казимирыч не кинозвезда и не Алла Пугачева, не Глюкоза какая-нибудь, чтобы таким знакомством на каждом углу хвастаться. Жрать, конечно, хочется, но я терплю. В долги влез, но это мне уже привычно было. Жду, как Казимирыч приказал.

Сам я уже подумывать стал, не пойти ли на поклон в адвокатскую контору. Больших дел мне, конечно, тамошние зубры не доверят, но ведь еще и государственная защита есть для безденежных клиентов. При определенном усердии на пиво заработать можно.

Хорошо, что я холостяк. Жена бы уже пилить начала, песнь завела про бездарность, которая копейку в дом не может принести. Но на этом фланге у меня все спокойно. Нет, жена у меня была когда-то, и женились мы, как говорится, по большой и чистой любви, только не вынесла она тягот супружества, покинула меня ради более удачливого бизнесмена. К тому времени мы уже так часто цапались, что ее уход я воспринял с внутренним ликованием и даже бутылочку коньячка себе позволил по случаю намечающегося безбрачия. С тех пор я в чьи-то супруги не рвусь, мне и так хорошо.

Жизнь моя текла размеренно и привычно, я уже про нашу с Казимирычем идею забывать стал. Люди предполагают, а располагает, само собой разумеется, природа. Против природы не попрешь.

И тут на небосклоне появился Громила. Ярко так появился, с сиянием и подмигиванием. И звонит мне Казимирыч:

— Ну, — спрашивает, — Туз, ты готов?

— Я как пионер, — говорю я. — Всегда готов. А не облажаемся?

— Девяносто против десяти, — говорит Казимирыч. — На такие шансы даже последний неудачник ловить станет. Читай газеты, Туз! Дальше ты уж сам, прояви свои юридические познания, не все же людей за решетку сажать!

Опять он со своими понятиями!

Я, конечно, промолчал и занялся тем, что он мне советовал: принялся газеты читать и телевизор внимательно проглядывать, особенно если новости показывали. И тут появляется заметка небольшая, даже не подписана автором, а там говорится, что Громила обязательно столкнется с Землей.

Через несколько дней один авторитетный профессор из Америки выступил по телевизору: мол, рад бы вас, сограждане, порадовать, но нечем — все мои расчеты говорят о том, что летящий астероид столкнется с нашей планетой, и разрушения будут такими, что цивилизацию просто сотрет с лица Земли, а при самом благоприятном исходе отбросит нас к каменному веку.

Тут, смотрю, и Казимирыч с товарищами из Пулкова высказался. Сухо так, с расчетами, выкладками, словом, академично, как он это умеет, Казимирыч доказал, что всем нам через девять месяцев будет хана. Одна надежда на атом: необходимо разнести астероид на мелкие кусочки и все будет о'кей!

Выступили и авторитетные военные из России, Штатов и Китая: какие проблемы, покажите нам цель! А чего ее показывать — вон она, на небосклоне тусклой звездочкой сияет.

И тут появился я.

С достоинством и гордым непониманием происходящего.

То есть как это — разнести на мелкие кусочки? Это вам не халям-палям, это чья-то собственность, вы сначала у собственника спросите, а потом уж ракеты в сторону астероида пускайте. Если собственник будет не против. А собственник — я. И не сомневайтесь, я буду против уничтожения моей собственности. А она, как известно, священна и неприкосновенна. И чтобы вопросов не было, вот, пожалуйста, документики разные, подтверждающие право собственности.

Разумеется, сначала всерьез меня не приняли.

Некоторые стали говорить, что перед лицом опасности я должен проявить человеческую солидарность. Мол, что толку во владении собственностью, если она вот-вот собственника жизни лишит? На это я ответил юридическими нормами и статьями. Жить, конечно, хочется, но не в нищете.

Народ взвился, тут вообще разговоры пошли, что раз собственник против уничтожения собственности, то, может, сначала самого собственника того… На это я заметил, что все будет передано по наследству, а у меня, слава богу, родители живые, два брата и пять племянников. Но раз вы так радикально ставите вопрос, то я не против: забирайте этот проклятый астероид и делайте с ним, что хотите. Но сначала собственнику заплатите.

Вот оно что! Ладно, говорят: создадим комиссию, которая вашу собственность оценит, и человечество компенсирует вам убытки. Я вздыхаю: это хорошо, говорю, что вы насчет убытков вспомнили, только зачем оценивать? Миллиард в долларах — и забирайте вы мою ценность в общеземное пользование.

Тут Казимирыч со своими друзьями-астрономами опять оживился: мол, вы торгуйтесь, да побыстрее, астероид Громила приближается к поясу повышенной опасности, если его там не перехватить, обломки на Земле такое устроят!

Представители ООН со мной поторговались и согласились, что миллиард долларов за астероид Громилу — нормальная цена, особенно если ее на все страны разбросать. Израильтяне тут же принялись намекать: мол, раз владельцем является житель России, то Россия и должна выплатить большую сумму. Наши, конечно, возражать стали: хватит, мы и так человечество который раз спасаем, а если учесть, что Россия всему миру своим примером постоянно показывает, что так жить нельзя, то не худо было бы ее освободить от уплаты оброка.

А Казимирыч со своими друзьями все нагнетает обстановку — два месяца осталось, полтора…

Короче, плюнуло человечество, обозвало меня нехорошими словами и выплатило через ООН миллиард в конвертируемой валюте. Ровно через неделю в сторону астероида стартовали сотни ракет, ударили по нему всей мощью человеческого гения — только пар в космосе полетел, а от астероида мелкие обломки остались. А я сел подсчитывать прибыли и убытки.

Через некоторое время мне с прежней работы позвонили. Не хотите ли вернуться? Я говорю — подумаю, а сам понимаю, что кое-кто к кассе тайком подобраться хочет. А мне это ни к чему, у меня Казимирыч на хвосте. И тут я понимаю, что в покое меня не оставят. Пошел к старому знакомому из уголовников, он мне паспорт на чужую фамилию выписал, необходимые визы проставил. Пора, думаю, на крыло подниматься.

Недели через две приезжает ко мне Казимирыч. Заметьте, сам приехал.

— Ну, Туз, доволен? — спрашивает. — Давай бабки делить!

— А, Казимирыч, — отвечаю ему. — Это хорошо, что ты приехал, а то я думал, мне одному расплачиваться придется!

— За что? — удивляется он. — Ты, Туз, не дури, поровну не получится, столько людей в деле участвовало, значит, по справедливости делиться будем.

Знаю я, как другие люди справедливость понимают!

— По справедливости, — говорю, — так по справедливости. С вас и ваших коллег тридцать миллионов, и ни центом меньше.

— Как?! — Казимирыч даже коньяком подавился. — Ты, Туз, мозги мне не пудри!

— Арифметику знаешь? — говорю ему.

— Я не только арифметику, — гордо говорит Казимирыч, — я и высшую математику знаю…

— И арифметики хватит, — в тон ему отвечаю я. — Про налоги что-нибудь слышал?

— Ну… — мямлит Казимирыч, и в увеличенных очками глазах его мелькает понимание.

— Вот тебе и ну, — передразниваю я. — Налоговая инспекция на хвост тут же села. Тринадцать процентов с миллиарда — это сколько будет?

— Да, ты прав, Туз, — сделав нехитрые подсчеты, согласился Казимирыч. — Но все равно еще восемьсот семьдесят миллионов остается.

— Я тоже так думал, — вздохнул я. — Но ты о «крыше» забыл. Ты мне как сказал? Идея — твоя, а заботы — мои. Тем более что я все на себя оформлял. Вот и пришлось подстраховаться: они меня от линчевания берегли, от наемных убийц спасали… как ты думаешь, должен я им ответить или нет?

— Должен, должен, — с раздражением согласился Казимирыч. — И сколько ты отвалил?

— Как полагается, — сказал я. — Двадцать процентов от суммы сделки. И учти, это еще по-божески, другие бы с меня две шкурки содрали и третьей не дали бы отрасти…

— Еще двести, — быстро сообразил Казимирыч. — Надеюсь, это все?

— Да ты что? — удивился я. — Это только начало. Сам понимаешь: надо было чиновников подмазать, чтобы у них шарики в голове крутились в нужную сторону. Кстати, наши самыми дешевыми оказались — в ООН вообще козлы сидят: генсеку дай, замам дай, председателям комитетов — скажите какие цацы! — а тоже выдели…

— Сколько? — прошипел Казимирыч, и видно было, как на багровой его лысине вскипает пот.

— Пятнадцать процентов от общей суммы, — сказал я.

— Та-ак, — было видно, как Казимирыч решает простейшую задачу. — Получается сорок восемь процентов от суммы. Остается…

— Ты, Казимирыч, про банки забыл, — опередил его я. — Сколько я деньги по банкам гонял, чтобы укрыть от постороннего взгляда. Чуть сам их не потерял…

— Сколько? — снова прошипел мой детский товарищ.

— Десять процентов от суммы, — вздохнул я.

— Итого получается пятьдесят восемь процентов, — кивнул Казимирыч. — Надеюсь, сорок два процента ты сохранил?

— Я тоже так думал, — снова вздохнул я. — Но тут, Казимирыч, такая штука получилась. Ты что-нибудь слышал об ответственности владельца источника повышенной опасности?

— Короче, юрист, — Казимирыч налил сразу полстакана коньяку и хлопнул его в два глотка. — Не на лекции!

— Про храм Христа Спасителя слышал?

Казимирыч кивнул.

— Обломком его зацепило, — хмыкнул он. — Вот ведь случай: Москва цела, а храм опять в щепки!

— Хорошо, что Москва цела, — строго заметил я. — За храм с меня православная церковь двести миллионов взяла — как с владельца источника повышенной опасности.

— Это как? — Казимирыч принялся сосредоточенно протирать очки.

— А вот так, — вздохнул я. — Чей обломок был? А того, кто раньше всем объектом в целом владел. Я тебе по-простому объясню: вот едешь ты на машине с прицепом на юг. Машина твоя, прицеп тоже твой…

— Прицеп не мой, — возразил Казимирыч. — Я его всегда у соседа беру. У Эдика Амбарцумяна.

— А ты представь, что и прицеп твой, на твои кровные куплен, — сказал я. — И вот ты становишься в горах на ночевку, а у твоего прицепа отказывают тормоза, он катится с горы и сталкивается с чужим «жигуленком». Кто владелец причины аварии? Ты, Казимирыч, и будешь ты платить по полной программе. Теперь понимаешь?

— Я понимаю, — горько сказал Казимирыч, — что на нашей идее наварились все, кроме меня. Постой, там еще двести с копеечками остается…

— А крушение поезда в Англии? — я неторопливо взял в руки бутылку и принялся разливать коньяк по стаканам. — А склады в Словакии? Радоваться надо, что большинство обломков в атмосфере сгорело!

— Так-таки ничего и не осталось? — Казимирыч сверлил меня взглядом не хуже следователя прокуратуры, с которым я сталкивался, когда работал в «Православном альянсе». — Совсем ничего?

— Ну, кое-что осталось, — признался я. — Но тебя же это не устроит.

— На безрыбье и рак — рыба! — сказал Казимирыч. — Так сколько?

— Двадцать один, — сказал я.

— Двадцать один миллион, — заискрился Казимирыч. — Так это совсем неплохо. На двоих-то, а?

Быстро он о своих товарищах забыл! Да и были ли они, товарищи, посвященные в замысел от начала и до конца?

— Двадцать миллиончиков на двоих совсем неплохо, — признал я. — Но ты меня не понял, Сынок. Остался ровно двадцать один доллар. И тридцать миллионов долгов. Но вы ведь мне не поможете их гасить, верно?

После этих моих слов на Казимирыча лучше было не смотреть. Он стал похож на спущенную резиновую куклу. Признаться, особой жалости я к нему не испытывал. Он и в детстве старался нас всех надурить, поэтому, обманывая его, я просто восстанавливал справедливость. Конечно, он не юрист, где Казимирычу сообразить, что с момента продажи планетоида ООН я перестал быть его владельцем и, следовательно, не должен никому и ничего, снеси Громила хоть весь Нью-Йорк или, скажем, Париж.

— Вот ведь как получилось, — прошептал Казимирыч, достал носовой платок и промокнул лысину. Он всегда отличался аккуратностью. — Вот ведь как… Слушай, Туз, ну если ты меня обманул…

— Стал бы я тебя обманывать, — с ласковой укоризной сказал я. — Ты же меня сколько лет знаешь!

— В том-то и дело, — хмуро пробормотал Казимирыч.

— Ладно, — утешил я его. — В другой раз умнее будем — сорвем куш, чтобы всем хватило. Даже аборигенам в Австралии.

— Другого раза не будет, — пробурчал Казимирыч, глядя куда-то внутрь себя. — Такой шанс выдается раз в одиннадцать тысяч лет. Столько мы с тобой при всем желании не проживем.

Он потоптался у входа и как-то робко поинтересовался:

— Ну, я пойду?

Я смотрел в окно, как Казимирыч идет через двор. Поначалу шаги его были слепы и беспомощны, но постепенно мой школьный товарищ обретал уверенность в себе, выпрямлялся и вскоре уже ступал по земле как истинный хозяин жизни. Ну и правильно — ведь у него оставались телескоп, звезды, наука и авторитет ученого с мировым именем, созданию которого в немалой степени способствовал я. А что оставалось мне? Жалкие полмиллиарда долларов, утраченное уважение к человечеству и полная уверенность, что с этой самой частной собственностью и соблюдением законов человечество окончательно сошло с ума.

Но как бы то ни было, следовало спешить — самолет в Австралию отлетал из международного аэропорта «Внуково» всего через три часа, и надо было успеть сделать все, чтобы мое появление в южном полушарии прошло относительно незаметно. Как вы понимаете, лишняя популярность в моем случае абсолютно ни к чему.