"Смерть призрака" - читать интересную книгу автора (Эллингем Марджори)

Глава 2 Воскресенье показа

В великие девяностые годы, когда «Искусство» и «Академия» в представлении публики были синонимами, в воскресенье накануне конкурсного отбора картин обычно проводилось нечто вроде фестиваля. В каждой студии королевства торжественно развешивались картины, предназначенные для показа отборочной комиссии. Но поскольку нередко это для некоторых картин оказывалось первым и последним публичным показом, то из таких встреч художники старались извлечь максимум полезного, а во время чаепитий или за рюмкой черри-бренди выбалтывалось много технических секретов мастерства.

Угасание этой приятной традиции означало конец целой эпохи и то, что Макс Фастиен сумел вновь о ней напомнить, подтверждало его недюжинные возможности организатора выставок. Ежегодные показы в мастерской Лафкадио превратились в небольшое общественное явление, знаменуя собой малую церемонию, предшествовавшую открытию сезона. Что касается прессы, то она делала свое дело, возвещая о ней как о кануне главного события — летней выставки Королевской Академии.

Лафкадио, всегда опережавший свое время, и теперь еще казался слишком большим модернистом таким изданиям, как «Постоянный читатель» и «Отец семейства», но любопытство, всегда проявляемое и к его ежегодно выставляемым «новым» картинам, и к их последующему неизбежному приобретению частным лицом или меценатами, давало пищу для сенсационных сообщений, сравнимых лишь с отчетами об успехах кембриджских спортивных команд в «Патни» или поздравлениями в «Юбилейном листке».

В мартовское воскресенье 1930 года пыльные окна пыльных желтоватых зданий на Сваллоу Кресент осветились, как отблеском былой славы, парадом автомобилей, останавливаемых у массивного каменного парапета канала.

Литтл Вэнис уже не выглядел просто облезлым старым домом, а наоборот, приобретал интересный богемный облик, подчеркнутый весьма своеобразным привратником в лице Фреда Рэнни, одежда которого живописно дополнялась кожаным передником и алой безрукавкой.

Фред Рэнни был еще одним из обитателей знаменитого сада Лафкадио. Спасенный еще ребенком с пораженного инфекционной лихорадкой судна, проплывавшего по каналу, он был взят в дом в качестве подмастерья, смешивавшего краски. Он получил свое несколько фрагментарное образование у самого Лафкадио, которому был всецело предан. Он научился создавать новые оттенки красок и использовать для них новые исходные материалы, черпая опыт у великих предшествующих живописных эпох.

Старый спортивный зал в глубине сада был преобразован в небольшую лабораторию, над которой находилась комната, где он обитал.

После кончины Лафкадио, пренебрегши выгодными предложениями различных фирм, производящих краски, он вместе с Лайзой остался в составе обслуги Литтл Вэнис. Его не смогло оторвать от этого дома даже участие в войне. Женское общество он находил на баржах, проплывавших по каналу, и такие мимолетные встречи вполне отвечали его натуре. Жизнь его протекала мирно, и, по-видимому, эти ежегодные церемонии доставляли ему еще большее удовольствие, чем даже самому Максу Фастиену.

Его экзотический наряд был придуман донной Беатрис, поскольку живописные лохмотья, в которые он с детства был одет в мастерской Лафкадио, вряд ли могли подойти к такому торжественному событию.

В довершение к его портрету отметим, что он был немного диковат, имел густую темную шевелюру, быстрые глаза и изъеденные кислотой руки со следами въевшихся в них красок.

Он встретил мистера Кэмпиона как старого друга.

— Сегодня у нас полно народу, сэр, — почтительно прохрипел он, — намного больше, чем в прошлом году, доложу я вам!

Кэмпион прошел через широкий холл и уже собирался выйти в садовую дверь, как кто-то тронул его за локоть у лестницы, ведущей наверх.

— Мистер Кэмпион, одну минуточку, сэр!

Это была Лайза, как всегда мрачная, в пурпурном балахоне, кое-как прилаженном к ее фигуре грубыми стежками. Он подумал, заметив блеск ее глаз из полумрака, о том, что так могла она выглядеть в то далекое утро на склоне Веккиа. Но в следующее мгновение она снова стала морщинистой старой итальянкой.

— Вы могли бы подняться и повидать мисс Линду? — Ее вопрос был как-то особенно оттенен иностранной интонацией. — С ней сейчас миссис Поттер в ее комнате. Миссис Лафкадио просила меня встретить вас, чтобы вы уговорили ее сойти вниз. Там слишком мало тех, кто должен приветствовать гостей. Донна Беатрис не может оставить свой «маленький ювелирный столик».

В последних словах Лайзы прозвучало неописуемое зрение, хотя истинное ее мнение о донне Беатрис вряд могло быть достойно выражено на бумаге. Мистер Кэмпион, чья роль «дядюшки на все случаи» нередко заставляла его выполнять довольно странные миссии, покорился и на этот раз, поспешив через шесть маршей лестницы на третий этаж, где под небольшим порталом находился вход в студию-мансарду Линды.

Комната без ковра и оконных занавесок насквозь пропахла красками, а обычные принадлежности мастерской художника безо всякого стремления к уюту или порядку были навалены на пол.

Линда Лафкадио, опершись локтями на подоконник, глядела вниз, на канал.

Миссис Поттер стояла в середине неприбранной комнаты.

Это была маленькая старомодно одетая женщина с коротко подстриженными серо-стальными волосами, ловкими умелыми руками и тем неуловимым оттенком практичности, который свидетельствовал о ее способности быть «мастерицей на все руки». Она могла быть помощницей художника, компаньонкой в путешествии группы студенток по Европе (потребность в которой узнавалась из «Курьера» пи «Айве»), специалистом по вышивке, знатоком переплетного дела и, как утверждали, зарабатывала на жизнь себе и мужу преподаванием художественных ремесел в модных школах и частными уроками.

Она недоуменно взглянула на мистера Кэмпиона, и он представился ей.

— Я знаю, что вы хотели бы мне сказать. Чтобы я шла вниз, — произнесла она прежде, чем он смог что-то объяснить. — Белл хочет, чтобы я тоже была там. Я позировала для этой картины, видите ли. Но мне не хочется и думать о том, сколько же лет назад это было!.. Ну ладно, я вас покину. Поговорите с Линдой. Попробуйте ее уговорить сойти вниз. В конце концов, мы же не должны упускать ни одной возможности сегодня, не так ли? Благодарю вас заранее, мистер Кэмпион!

Она энергично удалилась, произведя на Кэмпиона впечатление опытной школьной учительницы…

Линда не изменила позы, и Кэмпион огляделся, ища стул, на который можно было бы присесть. Ему пришлось убрать с единственного табурета в комнате тюбики с краской, пепельницу, бутылочку с клеем, небольшой глиняный слепок, после чего, вытерев сидение платком, он, наконец, уселся. Он просидел несколько минут довольно терпеливо, но без особой надежды на успех. Поскольку хозяйка комнаты пребывала все в той же неподвижной позе, он вынул из нагрудного кармана бумажник и достал из него газетную вырезку. Поправив очки, он начал читать вслух:

— О, простите меня, — сказал мистер Кэмпион, — я, кажется, перешел не на ту колонку текста. Это какие-то разрозненные листки. Так на чем мы остановились, позвольте… Нет не то… «…В одном из отелей Стрэнда я встретил леди Гарней, рассказывающую с искренним смехом о похождениях своего супруга на Востоке»… — Фигура на подоконнике оставалась абсолютно безучастной, и Кэмпион с отвращением убрал вырезки в бумажник. — Ну, мне больше ничего не остается, как попытаться что-нибудь вам спеть…

Последовало еще несколько мгновений безмолвия, пока, наконец, она не повернулась и не подошла к нему. Он поразился ее виду. Вчерашняя бледность сменилась каким-то нездоровым румянцем. Глаза ее метали молнии, рот был плотно сжат, и вся она была как-то неестественно напряжена.

— А, это вы? — проговорила она сквозь зубы. — Что вам здесь надо?

Не дожидаясь его ответа, прошла в угол комнаты, схватила ножик-мастихин и принялась соскабливать небольшие пятна краски с почти завершенной картины на мольберте. Она не замечала наносимого картине вреда, опасно близко приблизив лицо к ножу.

Кэмпион, которому это сильно не понравилось, встал с табурета, подошел к ней и, взяв за плечи, встряхнул.

— Ну-ка, перестаньте дурить! — резко приказал он. — И во имя неба, прекратите эти демонстрации! — Неожиданная сила его атаки возымела действие. Ее руки бессильно повисли. — Так в чем дело? — спросил он помягче. — Это из-за Томми? — Она кивнула, и в ее глазах промелькнуло негодование, смешанное с презрением. Мистер Кэмпион снова сел на табурет. — Это серьезно?

— Если бы я не была такой дурой, то, возможно, было бы и не так серьезно.

Она говорила отрывисто, с полной безнадежностью.

— Ведь вы ее и не видели? — помолчав, спросила она. — Ведь не видели?

— Кого? Эту натурщицу? — Кэмпион понял, что речь пошла о самой сути дела.

Но следующая ее фраза ошеломила его.

— Пусть не пытаются вмешиваться в это, ведь никто даже не понимает, что ввергает меня в отчаяние. Клэр Поттер битых полчаса пыталась мне втолковать, что модель — это просто человек, и вовсе не обязательно, чтобы привезший ее из Италии мужчина состоял с ней в любовной связи. Как будто бы в этом все дело! Если бы Томми был просто любовником Розы-Розы, то все было бы просто и мне бы не хотелось его убить так, как хочется сейчас! — Она подошла к шкафу и, порывшись в нем, вытащила оттуда альбом набросков. — Взгляните на это, — сказала она.

Мистер Кэмпион открыл альбом наугад и внезапно ощутил к нему глубокий интерес. Он уселся поудобнее и поправил очки.

— По-моему, это великолепно! — заявил он. — Откуда это у вас?

— Это рисунки Томми, — ответила Линда, — так он работал до отъезда. А теперь он делает халтуру, пригодную лишь для обложек журналов. Понимаете ли вы, что он привез эту девку сюда, чтобы делать этикетки для патентованных лекарств? Он ведь все отринул. Когда-то он сходил с ума оттого, что ему пришлось от масляных красок перейти к темпере. А теперь он всего лишь самоубийца, если решил заняться такими поделками.

Кэмпион, на которого наброски произвели огромное впечатление, вполне разделял это мнение, хотя и не мог одобрить столь бурную вспышку ее негодования. И, в конце концов, стоило ли так уж оплакивать то, что в этом холодном мире художник, загасив пылавший в нем огонь высокого творчества, обратился к коммерческому искусству? Он высказал ей это.

— Да нет же! — снова вскипела она. — Я ничего не имею против коммерческого искусства. Но для него требуется человек совершенно другого плана. Для него такая жертва невыносима. Если бы он не привез сюда эту Розу-Розу, то, возможно, у него не возникло бы стольких проблем. Во всяком случае, они не были бы столь остры.

— Если мне дозволено будет вставить слово, — мягко произнес мистер Кэмпион, — я не вполне понимаю, при чем тут Роза-Роза?

— Вы редкостный тупица, — ответила она. — Он же первым делом женился на ней! А как же иначе смог бы он держать ее здесь, в Англии? Вот на что намекал Макс вчера вечером. И вот почему я влепила ему пощечину. И вот почему я сказала, что, если бы он был ее любовником, это было бы еще не так скверно.

Теперь мистер Кэмпион начинал осознавать всю глубину ее оскорбленности.

— Да, я понимаю, — вяло пробормотал он.

Она вплотную приблизилась к нему, став похожей на обиженного зареванного ребенка.

— Можете ли вы понять, что, если бы ему дали работать по-настоящему, этого бы не случилось? Меня даже не слишком оскорбило то, что он предложил мне жизнь втроем. Стремление привезти эту девку на постоянное жительство в Англию было бы убедительным основанием для женитьбы на ней, но если она просто была бы ему нужна для коммерческой работы, он бы вряд ли пошел на это. О Боже, как бы я хотела, чтобы он умер!

Кэмпион почувствовал, что полностью сочувствует ей, хотя вряд ли такая постановка вопроса оправдана. Во всяком случае, одно являлось несомненным: ее обида была вызвана отнюдь не воображаемыми причинами.

— Не говорите об этом Бэлл, — вдруг спокойно попросила она. — Она придет в ярость, и ничего хорошего из этого не выйдет. Бэлл ведь так много значения придает условностям!

— Но и я тоже их придерживаюсь, — после довольно долгой паузы сказал Кэмпион. — Пожалуй, мне лучше пойти вниз. Вряд ли я могу как-то прокомментировать эту скверную историю, но если я хоть что-то и могу сделать, так постараться принять ее к сведению.

Линда отрешенно кивнула, и он подумал, что она вновь уляжется на подоконник; но, прежде чем он сделал первый шаг к двери, она схватила его за локоть, и они вместе сошли вниз.

Когда они почти спустились в холл, поток прибывающих гостей стал заметно редеть и навстречу ему потянулись те, что уже покидали прием. Мистер Кэмпион и Линда немного задержались на нижней лестничной площадке, поскольку перед самой лестницей в холле остановились, чтобы перекинуться словечком, два пожилых джентльмена.

Заметив, что они задерживают молодых людей, собеседники торопливо пожали друг другу руки, и бригадный генерал сэр Уолтер Файви поспешил выйти наружу, в то время как моулдский епископ Бернард пересек холл, направляясь в студию.