ПОПОВ В.Д.

СОЦИАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИОЛОГИЯ: ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ.

Москва

2004

Рецензент:

Кандидат психологических наук, доктор социологических наук МУХАМЕДОВА Л.И.

Попов В.Д. Социальная информациология: проблемы становления и развития. М.: РАГС, 2004. – 69 с.

Работа посвящена проблеме становления новой науки – социальной информациологии. Она представляет интерес для преподавателей, аспирантов, слушателей, соискателей, изучающих новые проблемы журналистики и деятельности СМИ, массовой коммуникации, управления информационными процессами, новые гуманитарные информационные технологии воздействия на разные уровни социальной психики.

СОДЕРЖАНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

Ученые доказывают, что сегодня в мире происходит революция в сознании. «Сдвиг сознания в обществе» обусловливает «сдвиг парадигмы в науке».[1] В условиях построения информационного общества происходит объективный парадигмальный сдвиг в науке. Формируется комплекс новых наук: медиалогия, коммуникативистика, медиаэкология, информационная социопсихология, медиапсихология, информациология и др. Особое место среди них занимает социальная информациология как наука, изучающая законы информации и коммуникации в жизнедеятельности социума.

Судьба социальной информациологии, информациологии в целом как науки об информации примерно такая же, как было в свое время, с кибернетикой. Как будто какой-то злой рок преследует в России Норберта Винера – основателя кибернетики и «науки о коммуникации», идеи об «обществе коммуникации». Долгое время мы не признавали волею власти (академической и политической) кибернетику от чего, как выяснилось позже, СССР многое потерял, не дополучил. Задаешься вопросом: либо по-прежнему сильна традиция «русского обскурантизма» во власти и «политический флюгеризм» элиты, ученых, интеллигенции? Невольно вспоминаются знаменитые «Вехи», где явствует закон: интеллигенция заводит народ на смуты и революции, а затем сама вместе с народом становится их жертвой. При этом жертвой становятся и науки, особенно новые. Сегодня социальная информациология, говоря словами М.Горького, - «наука – где-то на задворках в темноте». Опасная ситуация для России, когда все страны устремились в информационное общество, общество коммуникации, субстанцией которого является информация как ядро коммуникации и система знаний. Почему это происходит?

Одна из причин, причем субъективного характера, которую можно вычислить из некоторых оценок в академических кругах, это содержание учебника для высших и средних специальных учебных заведений, курсов повышения квалификации и самообразования Юзвишина И.И. «Основы информациологии» (Международное издательство «Информациология» и издательство «Высшая школа»). Юзвишин И.И. был основателем Международной Академии Информатизации, под вывеской которой в 90-е годы прошли симпозиумы в Кремлевском Дворце и широко освещались в СМИ. И это на фоне развала, обнищания академической науки, бегства ученых за рубеж. Естественно, такая помпезность не могла не вызвать справедливой научной и, вместе с тем, субъективной аллергии у ученых, выросших в условиях властного их почитания и всенародного уважения в советский период. Но все это околонаучные, иногда политизированные и психологизированные оценки. Требуется же обоснование с позиции «логики научного исследования» принципов: «объективность научных высказываний основана на возможности их интерсубъективной проверки»[2]; «если суждение значимо для каждого, кто только обладает разумом, то оно имеет объективно достаточное основание».[3]

1. Судьбинность информациологии.

Справедливости ради заметим, что И.Юзвишин сам дал повод для неприятия «информациологии». Он ее преподносил как «науку наук», это «генерализованная наука наук», где господствует всеобщий «генерализованный информациологический подход». Так, например, он заключает: «Анализ информационных исследований выявил тенденцию отказа от системного подхода… и использования информациологического подхода в научных исследованиях…».[4]

При обосновании «концептуальной сущности информациологии» он выявляет «информациологические противоречия законов Ньютона», «Кибернетику Винера и ее информациологические противоречия», однако сам впадает в «информациологическое противоречие», когда пишет: «Принцип информациологического подхода не преследует цели вытеснить или подменить собой другие подходы».[5] Конечно, подобные суждения не могли не сказаться на признании информациологии. Но история науки знает как увлеченность автора своей идеей, наукой, обожествляет ее, представляет самой, самой…! Думается, такое эмоциональное состояние пережил и И.Юзвишин. Известно и другое – не ошибается тот, кто ничего не делает. Более того, действует психологический закон: новое с трудом пробивает себе дорогу в жизнь. Особенно с трудом, если доступ к дороге находится «под враждебным надзором чиновника» (М.Горький), чиновника от науки в союзе с государственным, владеющим абсолютной властью чиновником. Так складывалась судьба многих новых наук в России. Что поделаешь? Здесь действуют свои законы. Действительно, «судьба – она тяготеет не только над нами, но и над всем тем, что мы создаем в своем творчестве».[6] У человека есть своя судьба. И у науки – своя. Но наука создается человеком. Ее судьба зависит от Человека. В «судьбе» – две составляющие: 1) сознательно-управляемая и 2) фатально-заданная, или – «судьбинность», когда «происходит нечто непредвиденное, необычное, подчас нелепое». «Судьбинность – это спонтанность, не реализуемая… в нашем сознании».[7] Судьба – результат связи, взаимодействия, столкновения, противоречия фатального, судьбинного, бессознательного и сознательного, сознательной и неосознаваемой деятельности. При этом взаимодействии спонтанность, на наш взгляд, это выбросы «коллективного бессознательного» (В.Г.Юнг) как реакция на факты современной социальной жизни. Судьба – это, говоря словами В.Налимова, - «одно из наиболее странных и тонких явлений, которое определяется действием глубочайших сил души».[8] Такие же две составляющие имеет и информационная политика в современной России.

Сознательно-управляемая компанента судьбы реализуется на осознанном учете требований объективных законов общественного развития и на субъективном, хуже, когда на субъективистском, более того – валюнтаристском, т.е. на игнорировании этих законов. От того, какая из составляющих доминирует, зависит прогресс или регресс общества. То же самое происходит и с законами науки, с признанием наук.

Автор «Информациологии» внес, тем не менее, положительный вклад в судьбу этой науки. Она будет востребована не сейчас, так в будущем. Бесспорно, перспективным является «создание методологии изучения информационных отношений»[9] как нового вида общественных отношений и являющихся новым объектом формирования соответствующего вида общественного сознания.[10] Действительно, применение «анализа и синтеза с единой информациологической точки зрения позволит открыть новые пути исследований…».[11]

Если исходить из нашего концепта, согласно которому следует различать: 1) управление всеми процессами (природными, социальными, планетарными и т.д.) с помощью информации и коммуникации; 2) управление информационными, коммуникативными процессами с помощью информации и коммуникации, то мы соглашаемся с И.Юзвишиным в том, что в «Основные направления научных основ информациологии» правомерно включать все: от «исследования информациологии ноосферы» – до «информациологических основ рыночной экономики» и даже «информациологии машиностроения»,[12] хотя с очевидным налетом «науки наук» трудно согласиться.

Особо важно и перспективно с позиции «развития информациологии производственной и социальной сфер деятельности» разработка социальной информациологии[13] как науки, изучающей законы информации[14], отражающей жизнедеятельность социума.

2. Особенности социальной информациологии.

Обоснование социальной информациологии как новой науки важно вести не только по особенностям объекта – сферам деятельности, но и по синтезу объекта, предмета и методов. В нашем случае объектом будет: социальная информация и коммуникация, отражающая, прежде всего, информационно-коммуникативные отношения в социуме с помощью «логоса» и законы, выражающие сущностные связи данных отношений. И, естественно, специфику науки определяют методы исследования ее объекта, т.е. содержание «логоса». Пока данная наука в академических кругах не признается, а среди чиновников от науки или при науке, и во властных структурах считается чуть ли не схоластическим изобретением. И этому есть свое объяснение.

Основные причины кроются, по нашему мнению, в следующем.

Причина, прежде всего, в самой науке и ученых, их «политическом флюгеризме», когда прислуживание власти становится теоретическим абсолютом. Вторая причина - в востребованности науки властью. Точнее – в мере востребованности ее государством и обществом. У нас сегодня в чести, пожалуй, одни «политтехнологи». Они и «ученые», и «аналитики», и консультанты, «эксперты» и «прогнозисты», и «советники». И «советчики» – для народа, одни и те же лица и фамилии заполнили все СМИ. Они не учитывают законов восприятия информации в социальной психологии и социальной информациологии. О последней вообще не хотят знать.

Социальная информациология имеет свою специфику. Прежде всего, она гораздо шире по своему объекту и предмету, а также методам исследования, т.е. по специфике социально-информациологического подхода (или социально-коммуникациологического подхода), чем журналистика, медиология и даже коммуникативистика. Социальная информациология ближе всего к теории коммуникации[15], но не исчерпывается ею. Иногда теория коммуникации рассматривается очень широко, где, например, «массовая коммуникация трактуется как отражение экономических и материальных условий сложившихся в обществе».[16] Иногда она сводится к политической коммуникации. Причина здесь в понимании категории «социальная информация». В широком смысле в «социальную информацию» включают всю совокупность информации о социуме: экономическую, правовую, политическую, историческую, экологическую и т.д. В узком смысле – это информация, отражающая состояние социальной сферы жизнедеятельности социума, социальную политику государства. Социальная информациология рассматривает в качестве субстрата общества не только «информационного человека», а «коммуникативного человека».

Существует информация о состоянии информационной сферы, о влиянии коммуникации на массовое сознание социума. А есть информация о состоянии коммуникативной сферы. Здесь информация – ядро и «материя» коммуникации и средство связи информационно-коммуникативных отношений.

Однако без коммуникации информация в социальном смысле мертва. Скажем, если журналистская информация не отражает интересы гражданского общества, простого народа, и доверие к ней ниже критического (gt; 30%), то она теряет коммуникативное свойство, перестает быть средством общения между СМИ, властью и населением. Особенно ярко это проявляется в современной рекламе на телевидении, в бесконечных кровавых сериалах-боевиках, смакованиях на ЧП и трагедиях. Создается впечатление, что наши телеканалы не изучают коммуникативный эффект своих передач. Если изучают, то не считаются с общественным мнением. К такому выводу приводит тот факт, что в ряде газет, журналов, в одной «Литературной газете», опубликованы сотни статей о никрофилическом характере телевидения. Реакции никакой, ни со стороны ТВ, ни со стороны власти. Получается: «кот Васька слушает, да ест», очевидно, зеленые дороже чести, совести, авторитета, доверия, истины и правды. Всю теорию и практику информационного менеджмента свели к прибыли, о духовности – забыли, поскольку она не приносит дивиденды. Забывается, что на кровавых деньгах благополучия не построить.

К Закону Эмерсона надо бы прислушаться, который гласит: любая афера в конечном счете будет разоблачена и наказана; добрый поступок в конечном счете будет вознагражден. Вознагражден духовным бессмертием. Но оно достигается на «врожденном даре стыда», «на врожденном чувстве смысла и ответственности» (В.Налимов). Неужели целое поколение не обладало или лишилось этих качеств? Если так, то СМИ и МК не имеют перспективы в России в плане их нравственного авторитета. А общество лишится своего коммуникативного развития.

Итак, информация и коммуникация, информационные и коммуникативные отношения в обществе – есть то поле субъект-объектного и субъект-субъектного взаимодействия, на изучении которого и складывается наука – социальная информациология, которой вот уже несколько лет занимается кафедра информационной политики РАГС. Подчеркнем: информационная политика не входит в объект ни одной из указанных выше новых наук и научных направлений. Но дело не только в этом, хотя это весьма существенная проблема. Ее решение можно свести с выделением в социальной информациологии специального направления – политической (или политологической) информациологии, которая включает в себя теорию политической коммуникации, журналистику как политическую науку и другие, но опять не исчерпывается ими.[17]

Все это можно было принять за «схоластическое изобретение», если бы не стояла в нашем государстве проблема информационного кризиса или иначе – кризиса доверия к информации, транслируемой СМИ и выдаваемой «на гора» политиками, доминирование манипулятивных информационных технологий и дефицит технологий диалоговых в массовой коммуникации.

В этой связи и с позиции науки трудно согласиться с категорической трактовкой о том, что «политическая коммуникация субъективна и иррациональна как и ее акторы».[18] Акторы, действительно, могут быть таковыми, а политическая коммуникация – это субъект-объектные процессы и отношения. Существует объективная субъектность и субъектная объектность. Иррациональное существует в органическом единстве с рациональным (хотя бы по факту неразделимости полушарий мозга). Иррациональное в онтологическом плане имеет объективную основу. Это объективная субъектность. И она имеет свои объективные законы развития. А если «политическая коммуникация» только «субъективна и иррациональна» и не более того, то не имеет объективных законов своего развития, а, значит, не является объектом науки.

Да, коммуникация субъективна, бывает даже ложной, манипулятивной. Но она развивается по законам причино-следственных связей, по законам развития субъект-объектных и объект-субъектных общественных отношений. Если в политике, в выступлениях политиков, в СМИ много лицемерия, ханжества, лжи, манипулятивных технологий (не дай Бог – зомбирования), то это все имеет определенные причины, есть корни у этого дерева, есть мотивы. А главное – такая политическая коммуникация есть отражение сложившихся субъект-объектных информационно-политических отношений в обществе. Критерии их оценки – объективные потребности и интересы социума, народа, а не субъективные, корыстные интересы политиков как господствующих акторов.

Представляется, что в обществе, в масс-медиа, в политике произошло смешение понятий: «информация», «коммуникация» и «знания». А за знания выдается «знахарство». Чаще за знания выдается простая информация, даже коммуникация. В итоге - инфляция и знания, и информации. А главное – инфляция истины и совести. Ложь становится нормой, поскольку свобода слова становится товаром и дает хорошую норму прибыли. Часто доверие больше к коммуникации, чем к знанию и правдивой информации. Слову Бабушки Матрены, сказанному на лавочке у подъезда, больше доверия, чем официальному слову, исходящему от власти. Кризис веры в слово приводит к кризису доверия к власти. И, наоборот, если власть, политика становится бизнесом, она теряет авторитет, доверие, политическое слово подвергается гиперинфляции. В итоге вырастают два кризиса: кризис доверия к власти и информационный кризис, в основе которого - кризис доверия к СМИ. Парадокс: свободы слова за последние 10-15 лет стало неимоверно много, а доверия к слову –критически мало (так, доверие к телевидению понизилось за десять лет /1991-2002гг/ по данным ВЦИОМ почти в шесть раз с 75% - до 13% в 2002 г.[19] СМИ практически перестали выполнять образовательную, просвещенческую функцию, исчезла аналитическая журналистика, научно-популярные жанры, доминируют разные виды шоу и «насильственная реклама». Поэтому, очевидно, представляют в целом смысл и цели проводимых реформ всего 10-20% населения (по жилищно-коммунальной реформе – 22,2%, по реформе государственной службы – 11,7%, судебно-правовой – 14,1%, налоговой – 13,1%, реформе образования – 20,3%).[20]

Как получилось, что о «Доктрине информационной безопасности РФ» вообще забыли или стараются почему-то не вспоминать и государственные чиновники, и журналисты, да и ученые. Хотя в мире идут информационно-психологические войны, более того, их поле боя расширяется, оружие становится все более изощренным, основанном на новейших информационных технологиях. Похоже, мы не сделали никакого для современной России вывода из доказанного вывода: СССР проиграл холодную войну по причине поражения в войне информационно-психологической. Россия идентична Югославии, и сегодня к ней применяются те же информационно-психологические приемы и технологии. Наивно быть информационно открытыми и доверчивыми по отношению к самым «демократическим» государствам и политикам, где доминируют двойные стандарты и скрытые мотивы «великодержавного» бессознательного. Не следует забывать, хотя бы изученную наукой, антропологическую структуру психики человека.

Мотив власти, господства и обогащения – самые сильные и вечные. Его жертвами всегда становились те, у кого можно отнять богатства и власть. Слабых бьют, как справедливо заметил Президент РФ. Мерилом силы сегодня является и информация, ее потенциал. Существующий давно афоризм «Кто владеет информацией – тот владеет миром» превратился для известных мира сего жизненным принципом, принципом внутренней и внешней политики. Только вопрос в качестве информации и ее использовании в управлении. Цель информационного воздействия может быть гуманной, а может и кровавой, психологически убийственной (как это делалось человеками – зверями, как людоедами в Беслане или в Ираке, когда отрезанные головы показываются на весь мир).

Поэтому так актуален вопрос об эффективности государственной политики, об управлении государством информационной сферой, информационными процессами в обществе. Главный редактор «Литературной газеты» Ю.Поляков утверждает, что «мы имеем сегодня своего рода двоевластие. Власть кремлевская и власть медийная ставят перед собой разные задачи и тянут страну в разные стороны», «государственная недостаточность» в наших головах имеет по преимуществу «эфирное происхождение», а телевидение является нашим «коллективным бессовестным».[21] Если это так, а не согласиться с этим трудно, то напрашивается тезис: власть теряет (по-Луману) коммуникативную природу и не имеет эффективного информационного сопровождения, не сформировала (по-Тоффлеру) информационную власть как органическую составляющую государственной власти. Разделение по целям: одни создают, другие препятствуют – это аномальное состояние. И тревожная тенденция, поскольку она затрагивает умы и психику сотен миллионов людей. Она расщепляет общественное сознание, вносит агрессию в социальную психику, вбивает клин отчуждения в отношения между народом и властью, дискредитирует журналистику как социальный институт.

Особо остро встает проблема информационной безопасности граждан при доминировании «коллективного бессовестного» СМИ, разрушающих «коллективное сознательное» и «коллективное бессознательное». Последнее – скреп менталитета и характера нации. И будущего России. Да, он нуждается в коррекции, но не в сломе. Разломы в менталитете ведут народ к реликту. Здесь проходит главная линия фронта по обеспечению информационной безопасности страны.

3. Судьба наук Н.Винера.

 Мы акцентируем внимание на судьбе социальной информациологии, повторяющей судьбу кибернетики, у которых оказывается, если глубже посмотреть, один и тот же отец – основатель Норберт Винер. Полагаю, что может кто-то и не согласится с этим. Хорошо! Пусть будет дискуссия.

В этой связи заметим следующее. И.Юзвишин упрекает Винера в том, что он, якобы, не знал о кибернетике Платона и Ампера, и если кибернетика Ампера имеет социально-политический уклон, а «кибернетика Винера – больше техническое электронно-вычислительное направление» (что, заметим, заранее не совсем так, так оно было воспринято у нас при господстве технократического экономического мышления) и вообще «кибернетика Винера – по-Юзвишину – написана эскизно, беглыми мазками и в форме общности, абстрактности и популяризации». Вместе с тем, он еще и признает, что «ее (т.е. кибернетики) противоречивая информациологическая направленность сыграла прогрессивно-революционизирующую роль в научно-техническом и социальном развитии всего мирового сообщества».[22] Что касается нашей страны, то ее, кибернетики, научно-техническая роль – да, получила развитие, но уже после запоздалого признания научным сообществом, властью, от чего страна многое потеряла. Вторая же ее сторона – социальная, до сих пор недооценена. Что же касается эскизов, мазков, абстрактности и популяризации, то хочется сказать, что все великие открытия давались действительно эскизно (например, формулирование Энштейном теории относительности или Ньютоном его законов). Но это концептуальные эскизы, сформулированные по принципу: «краткость – сестра таланта». Многие эскизы – концепты долгое время могут оставаться лишь теорией и лишь спустя многие годы (например, концепты Жуковского) будут востребованы практикой. И здесь большое значение имеет последующая интерпретация, раскрытие, приложение к практике таких теоретических открытий. То же самое относится и к социальной составляющей теории Н.Винера[23]. В особенности важно введение им впервые в научный оборот понятия «коммуникативный организм», «общество коммуникации» и обозначение науки об отношениях и связи, которые могут быть объяснены с точки зрения циркулирования информации. Н.Винер обосновывает «формы коммуникативного поведения», которые впоследствии разовьет Ю.Хабермас, например, в обосновании «коммуникативного разума», «коммуникативного сообщества»[24], «коммуникативного действия», «ориентированного на достижение взаимопонимания и ориентация на успех»[25].

Винер формулирует закон, согласно которому в «высших формах коммуникативных организмов» проявляется «высшая среда», в которой концентрируется «опыт прошлого» и он может «эффективно воздействовать на будущую внешнюю среду». В «коммуникативном организме его настоящее – не такое, как прошлое, а будущее – не такое, как настоящее», но между ним существуют «формы обратной связи».[26] Данный концепт Н.Винера развивается, на наш взгляд, в «немарковскую парадигму»,[27] которую мы применяем при анализе информационных процессов.

Не меньшее значение для социальной информациологии имеет положение Н.Винера о «коммуникации и социальной политике»[28], где он предсказал, что информация будет иметь стоимость, создавать прибыль, ввел категорию «информационной стоимости». Он предупреждает прозорливо: «наибольшую безопасность будет иметь та страна, чьё информационное и научное положение соответствует удовлетворению потребностей, которые могут возникнуть у нее, та страна, где полностью осознано, что информация имеет важное значение в качестве ступени в непрерывном процессе нашего наблюдения над внешним миром и активного воздействия на него»… Образно говоря, понимать проходящее в мире – значит участвовать в беспрестанном развитии знания и его беспрепятственном обмене».[29] Данные положения Н.Винера имеют отношение к современной ситуации в России, к коммуникативной природе имиджа страны, к статусу науки и ученых в стране, к пониманию властями места и роли РАГС, региональных академий и институтов в «развитии знаний» для госслужащих, выполняющих функцию управления. Кстати заметим, книга Н.Винера - то называется «Человек управляющий».

«Кибернетика» Норберта Винера действительно связана с поиском основных законов коммуникации, но для этого «реальность может и должна быть объяснена, прежде всего, в терминах информации и коммуникации».[30] Предложенный Винером «поведенческий метод» оказывается был забыт, но «его содержание было взято на вооружение в исследовании процессов коммуникации».[31]

Из наследия Н.Винера и предложенной их современной интерпретации сделаем для себя ряд выводов.

Во-первых, идея «общества коммуникации» трансформировалась в «информационное общество», что, если строго судить, не одно и то же. На наш взгляд, «общество коммуникации» (Н.Винера), «коммуникативное сообщество», «коммуникационные жизненные миры», дискурс «коммуникативного разума» (Ю.Хабермаса) шире по содержанию, по сущностным характеристикам «информационного общества», если принять во внимание, что «информация» ядро, но все таки составляющая «коммуникация». Без информации – нет коммуникации. А без коммуникации – знание мертво. Знание – это обобщенная информация. Но без обмена, потребления она теряет социальное значение. Информация и знание правомерно рассматривать в контексте феноменологии Гуссерля, трансцендентального значения языка и информации, теории коммуникативного действия по-Хабермасу.

Мы понимаем информацию в широком и узком смыслах. В широком смысле информация – результат отражения в различных формах фактов общественного бытия и общественного сознания. В более узком (функциональном, социальном) плане информация – это передача, циркулирование отраженного и взаимоотраженного многообразия жизни социума. В основе того и другого лежит «факт» как социально-философская категория. «Факт» включает в себя: предметы, явления, события, известия, вести в СМИ, т.е. все факты и бытия, и сознания. В «факте» потенциально заложена информация и «априорное знание» и «трансцендентальное значение языка». «Следуя кантовской логике, мы должны иметь перед глазами идеал знания для того, чтобы сравнивать с этим идеалом знание менее совершенное».[32] То же самое относится к информации как содержанию коммуникации. По трансцендентальному критерию она может быть идеалом, по функциональному – относительным идеалом, более того может быть его противоположностью, т.е. ложью, например, в манипулятивных технологиях. По социальному – нужной или ненужной. Она может быть востребована, осознана социумом, а может, и нет. Но потенциально, в субстациональном и онтологическом смыслах информация всегда существует. Здесь действует, на наш взгляд, социально-информациологический закон: «факт» в начале отражается субъектом (ученым, журналистом и т.д.) – формируется субъективированное знание и информация – затем это знание и информация проходит общественную экспертизу (признание, непризнание) в обществе – признание, «интерсубъективная проверка» (Поппер) общественным сознанием информации – это уже процесс ее субъективизации (признание субъективного объектом, объективным) – в результате информация становится материей социальной информации и социальной коммуникации.

Коммуникация (от лат. «communicatio» – сообщение, передача (чего? Информации!) и от «communicare» – делать общим, беседовать, связывать, сообщать, передавать (с помощью и на основе чего? Слова, информации!). Но заметим, что сообщение, передача информации осуществляется в результате деятельности. В процессе деятельности складываются отношения. Отношения развиваются по определенным законам.

В условиях «информационной эпохи» (М.Кастельс) уточняется, развивается содержание категории «коммуникация». Ряд авторов справедливо трактуют «коммуникацию» как способ взаимодействия людей, групп, народов, государств, с помощью которого «осуществляется передача и взаимопередача информации, чувств, оценок, значений, смыслов, ценностей и занимает ведущее место в сфере социальных процессов».[33] Если с этим положением согласиться (мы соглашаемся), то оно уже не укладывается в традиционную теорию коммуникации, существенно должно дополниться признанием «коммуникативных отношений» (раз это «способ взаимодействия») как нового вида общественных отношений, теорией общественного сознания (в плане общего содержания «коммуникации») и социальной психологии (коль скоро речь идет о чувствах, смыслах, ценностях), отражающих данные общественные отношения. Эту «дополнительную задачу» берет на себя социальная информациология и, в частности, такое ее направление как «информационная социопсихология»[34].

В данном контексте объектом социальной информациологии является все многообразие коммуникативно-информационных связей, образующих новый вид общественных отношений, который отражается общественным сознанием и социальной психикой. Состояние этих коммуникативно-информационных отношений, как и всех других, отражается в состояниях общественного сознания (в общественном мнении, общественном настроении, социальном самочувствии). Последние есть результат информационной политики, коммуникативно-информационного воздействия на социум и отражения состояния общественного бытия в данный исторический момент времени.

Все это подводит нас к мысли, что «общество коммуникации» шире, чем «информационное общество». В самом деле, основным концептом «информационного общества является факт, что информация и знания в системе производительных сил и производственных отношений в приращении капитала выходят на первый план[35], становятся субстратом нового типа экономики – «информациолизма»[36]. Встает вопрос: а где же здесь коммуникация? И какова ее роль? Представим себе, например, известность, имидж, экономический успех «Лукойла» без коммуникации.

На наш взгляд, синтез знаний, информации и коммуникации или знаний и коммуникации (поскольку «информация» входит в «коммуникацию») составляют онтологическое ядро «общества коммуникации» (по-Винеру) и «коммуникативного сообщества» (по-Хабермасу), «духовной власти» (по Панарину). А при недооценке знаний, невостребованности научных знаний властями, системой управления и при дефиците на информацию в СМИ, при закрытости институтов власти, государственной службы, особенно, когда они растерянно молчат, может доминировать только коммуникация и то в урезанном виде (например, в первые дни освещения террактов). Социальная информациология объективно должна развиваться во взаимодействии с социальной педагогикой.

Только единство знаний, информации и коммуникации формирует настоящее, полноценное «информационное общество» в принятой научной транскрипции. Поскольку оно уже приобрело статус научного дискурса, то мы дальше будем придерживаться этого понятия, но включая в него сущностные черты «общества коммуникации».

Коммуникативное общество представляется сложной структурой субъект-объектных и субъект-субъектных коммуникативно-информационных отношений в обществе, складывающихся в процессе деятельности по производству, обмену, распределению и потреблению информации. Особый срез этих отношений формируется в процессе социального общения. Здесь доминирует социально-психологическая информация (чувства, эмоции, настроения, мнения, установки и т.д.), которая почему-то не учитывается или точнее – недооценивается при разработке теории коммуникации, при характеристике информационного общества. Все это сложная система общественных отношений и составляет расширенный объект социальной информациологии, где очевидна ее органическая связь с социальной психологией.

Во-вторых, в пользу актуализации коммуникативно-информационных отношений и их научного исследования и развития социальной информациологии говорит тот факт, что идея Н.Винера о развитии «науки о коммуникации» получила свое фундаментальное развитие. Прежде всего, это в теории «коммуникативного действия» Ю.Хабермаса, в его «дискурсах» «коммуникативного разума»; в коммуникативно-пропагандистских правилах «коллективного поведения» Г.Блюмера; в убедительных доказательствах Н.Лумана о коммуникативной природе власти и власти как средстве коммуникации; в «метаморфозах власти» и ее информационной составляющей Э.Тоффлера; о коммуникации как факторе формирования толпы С.Московичи; о доминанте в России «духовной власти» и открытие феномена «социальной аномии» А.С.Панариным; введение в научный оборот новой онтропологической категории «информационный человек» В.С.Егоровым[37]. В них нашли свое развитие идеи Н.Винера и сформировали парадигмальную основу «науки о коммуникации», точнее – науки о «социальной информации и коммуникации». В нашей терминологии – «социальной информациологии». С ее позиции власть СМИ (или «четвертая власть») тем более имеет коммуникативную природу, а глубже – коммуникативно-психологическую и социально-антропологическую. Но они пытаются вырваться из этого чрева и становятся аморальными клонами.

В качестве научно-парадигмального аппарата социальной информациологии правомерно привести «философию информационной цивилизации» Р.Ф,Абдеева, работы Г.Хакена по синергетике, «информации и самоорганизации», концепции С.Г.Свитич о «феномене журнализма» как типе коммуникативно-информационной деятельности, Р.Харриса о психологии массовых коммуникаций; работы в области политической и массовой коммуникации наших политологов и социологов.[38]

Итак, кафедрой информационной политики РАГС с использованием вышеуказанных научных трудов обоснована и разрабатывается концепция социальной информациологии, где в ее объект включается информационная политика, чего практически нет в работах по журналистике, теории политической и массовой коммуникации, медиологии, коммуникативистике, медиапсихологии и других «коммуникативных науках». А без эффективной государственной информационной политики в России об информационном обществе можно будет только мечтать.

4. Социальный психоанализ и социальная информациология.

В контексте теорий «научения» и «поведенческого метода в исследовании» Н.Винера и применительно к социальной информациологии мы исследуем информационно-коммуникативные процессы в духе «коммуникативной теории психоанализа» Ю.Хабермаса[39], в контексте необихевиоризма, теории «коллективного бессознательного» (Юнга), «социального бессознательного» (Фромма) и российского социального психоанализа[40]. За основу мы берем формулу:

S Re P, где

S – стимул;

Re – реакция на стимул;

Р – поведение.

О том, что формула отражает реальное состояние в информационной сфере служат такие факты. Широко известная передача «Момент истины» Караулова каждый раз насыщена, казалось бы, убедительными разоблачениями министров, губернаторов, олигархов и т.д., особенно памятны доказательные уличения впреступности бывших министров Аксененко и Адамова. А что имеем в итоге? Неизвестность. То же самое относится к другим передачам Караулова и тому подобных в других СМИ. В результате получается кризис «логоса» и смысла, т.е. логики и смысла в подаче такой информации. Иначе – это есть социально-информациологическая аномия. От нее – рост недоверия и к СМИ. И к власти. Но есть еще более глубокая причина: там, где свобода слова и политика превращается в товар, там момент истины исчезает. Наступает инфляция слова, разрастается медийный кризис, общество получает социальную аномию, ценностную дезориентацию населения и паралич идентичности. Население перестает считать власть и СМИ институтами, способными отстаивать его интересы. Согласно социологическим опросам только 18,5% считают эффективными «обращение в органы власти, средства массовой информации».[65] Пока не будет справедливой (в духе законов – юридических и нравственных) реакции власти на справедливые разоблачения коррупции, преступности, воровства и т.п. – вертикали власти в стране не создать, доверие к власти и СМИ не восстановить. Не плохо бы вспомнить в этом плане реакции на публикации в «Правде» и в «Известиях» в то «проклятое» время.

Но есть надежда, что ситуация изменится к лучшему. Премьер РФ М.Фрадков заявил по телевидению о прозрачности и открытости министерств, агентств и служб перед населением. И чуть ли не общественное мнение в оценке их деятельности будет доминирующим. Глубокий и нужный замысел. Только бы осуществился. Поживем, увидим. Но как бы и его не поразили бациллы социальной аномии. Будем надеяться на лучшее. С надеждой не умрем.

Одним из центральных звеньев в объекте социальной информациологии являются коммуникативные отношения в треугольнике: власть – СМИ и МК – народ. И информационная политика. Здесь наяву сегодня многочисленные конфликты на почве общения (т.е. коммуникации) по поводу информации, передаваемой в народ. Особенно остро эта проблема стоит в регионах. В этой связи мы не перестаем твердить о том, что надо следовать в русле закономерности: СМИ и МК в той степени должны служить власти (политической, экономической), в какой степени власть служит народу. Но нас не слышат. Мы предлагали научную разработку о принципах формирования государственной информационной политики, в соответствии с задачей, поставленной в Доктрине информационной безопасности. В ответ говорили: «Это очень важно, мы вам позвоним». И молчание... Мы оказались жертвой социальной аномии. Мы то что – «научная мелюзга», но ведь «за Державу обидно». И опасно! Опасно консультироваться, прислушиваться к голосу только одного, пусть самого демократического университета или высшей школы.

Убежден, что если у российских чиновников не будет в настоящее время востребована социальная информациология и другие рядоположенные науки, о реализации, эффективности административной реформы, реформы государственной службы можно забыть. А это уже судьба России. Прав В.А.Лоскутов – ректор Уральской академии государственной службы, что сегодня у нас «в основе общественного развития» лежит государственная власть, власть государства над властью гражданского общества. Она – «организатор и вдохновитель всех наших побед. Вместе с тем, во всех цивилизованных странах все прямо наоборот. Общество лежит в основании власти. Нам нужно перевернуть пирамиду».[66] Я это называю – следование «закону пирамид»: согласно которому необходимо «тоталитарную» пирамиду, где гражданское общество, народ и СМИ существуют для власти, трансформировать в пирамиду демократическую, где государство, власть – для гражданского общества, для народа.[67] Но это вовсе не значит, что государство должно быть слабым политиком, хозяйствующим субъектом. Сильная страна – это где две главные власти: государство и народовластие сильны своим взаимодействием, партнерством, коммуникативным диалогом. А государственная служба, как образно заметил В.Лоскутов, - это «костюм, который надевает на себя власть».[68] Беда, когда наоборот.

Пока же наша государственная служба находится между молотом (государством) и наковальней (гражданским обществом). Но больше боится молота, чем наковальни по принципу: кто деньги платит, тот и … Но и по существу-то платит налогоплательщик, т.е. народ, гражданское общество. Но это остается за кадром. И кто читал хотя бы одну статью в СМИ о том, как чиновники, нанятые государством на деньги народа, держат отчет перед народом? Сегодня госслужба не одела «коммуникативный костюм», она является связующим коммуникативным звеном между государством и гражданским обществом, у нас совсем не развиты диалоговые коммуникативные технологии.

До тех пор, пока государственная служба не будет прозрачной, информационно открытой, пока она не будет действовать в русле социальных законов и законов социально-информациологических, нам не поменять негативный имидж российского чиновника на положительный.

6. Коммуникативные коды общества, власти и СМИ.

Важно понять, что и власть (Н.Луман), и социальные отношения (Ю.Хабермаса) в обществе и наука имеют коммуникативную природу. Поэтому и их взаимодействие также имеют коммуникативную сущность.

Кстати, если вернуться к Винеру, то заметим, что Луман продолжает развивать его идеи. Так, например, Н.Винер пишет, что «никакая теория коммуникации не может избежать рассмотрения языка. Язык фактически является … названием самой коммуникации, а также термином, который мы употребляем для обозначения кодов, посредством которых осуществляется сообщение».[69] Подчеркнем – «для обозначения кодов».

Н.Луман исследует «генерализацию особых кодов», «двойное кодирование языка письменностью», «коды денег», «коды власти», «коды истины», «код любви». А «для мотивации принятия коммуникации теперь должны были формироваться специальные коды, которые обуславливают ведущие к успеху замыслы и притязания».[70] «Мотивация коммуникации» и «мотивация социального творчества» (А.Панарин) органически дополняют друг друга. Для нас способствуют созданию целостной теории социальной информациологии.

Анализ коммуникативных кодов и коммуникативного разума власти, СМИ, партий и движений – перспективная задача данной науки. Эти коды еще предстоит разгадать. Антоновский А.Ю. в послесловии к книге Н.Лумана «Власть» связывает «коммуникативные коды» с «парадоксами удвоения «действительности», с проявлениями бессознательного. Выявляет «механизмы специфической редукции поведения» власти, «природу власти», коммуникативные отношения между «власть имущим» и «подчиненным».[71] Он считает, что Луман разработал теорию «дифференциации генерализованных средств коммуникации, призванную охватить весь социальный универсум»[72]. А это уже значительно шире таких традиционных наук и теории как: журналистика, медиология, теория коммуникации, коммуникавистика и др. Это подтверждает А.Антоновский в другой своей интерпретации сложных лумановских концептов. Он пишет: «Власть, истина, деньги, собственность, право, религия, искусство, любовь суть коммуникативные коды, то есть принципы упорядочения (редукции) необъятного в своей комплексности социального и психического. Этот мир регулируется смыслом (последним обобщением кодов…)».[73]

Подчеркнем для себя: 1) «принципы упорядочения» в нашем случае это, например, научные принципы формирования, упорядочения информационной политики; 2) «комплексности социального и психического» – в нашем случае комплексности наук, исследующих социальное и психическое как единое целое, включение в научный арсенал методов социальной психологии, социального психоанализа, медиапсихологии, информационной социопсихологии и д.п.[74] «Этот мир реализуется смыслом – это значит, что и власть и народ объективно имеют, должны иметь этот обобщающий коммуникативный код. Смысл жизни социума – духовная основа его жизни. Теряется смысл – теряется экзистенциональная сторона «общественного идеала» (П.Новгородцев), экзистенциональная пустота в государственной и общественной идеологии, поражение фрустрацией значительной части населения.

Важно исследовать коды власти и коды народовластия, и медийные коды или коды информационной власти. Истина, деньги, собственность, право, религия, искусство, любовь – это «коммуникативные коды» (А.Антоновский) присущи и власти, и народу, и медийному, журналистскому сообществу. Но у одних может доминировать один код (например, религия), то у других (у ученых) другой (например, истина – превыше всего). А есть коды, как показывает практика, которые доминируют во всем социуме, во всех его сферах. Очевидно, что в современной России есть коды – доминанты: деньги и собственность, объединенные в понятия «рынок», «бизнес», которые тоже стали носить характер кода и дискурса. Они сделали свое дело. Сегодня в России: политика – это рынок и бизнес; власть - бизнес и рынок; спорт – рынок; «любовь» – бизнес; искусство – рынок; образование – рынок; здоровье, медицина – бизнес; терроризм – рынок и бизнес; война – доходный бизнес. СМИ – меркантильный, и во многом – латентный «черный» рынок, PR-бизнес и т.д. Все покупается и продается. Но дело здесь не в идее рынка, а в том, как мы ее применяем, причина в субъектах рынка, т.е. в его субъективизации. Рынок, как мы знаем, может быть цивилизованным, а может сложиться и гипертрофированным – антирынком. Плохо, когда получается какая-то всеобщая «рыночная аномия», когда в СМИ код истины поменялся на код денег и лжи, образуется «медийная аномия». В итоге кризис смыслов в результате трансформации кодов.

Выходит, прав нравственный авторитет, писатель В.Распутин, что «дело дошло до края», когда «цинизм уверенно входит в нашу жизнь» и «большая общественная ложь» и архи актуально солженицинское «Жить не по лжи» («Литературная газета», 8-14 сентября 2004 г.).

К числу кодов правомерно отнести «модусы пассионарности» (Л.Н.Гумилева). Тут «и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а примененная к идее – создающая фанатиков и мучеников».[75] Думается, что данные коды принадлежат, прежде всего, - российской «элите», но они действуют и в гражданском обществе, и в народе. И в масс-медиа. Если так, то современная «элита» – это не элита. Главный критерий принадлежности к элите – служение Народу и Отечеству.

В качестве кодов всего социума объективно выступает содержание глубинной психологии этноса, нации, народа. Это: архетипы, мифы, символы, традиции, обычаи, нравы, догматы, сказания, былины, произведения, веками живущие в народной памяти. Сюда же относятся инстинкты (например, инстинкт собственности), гены (например, социальные гены), условные и безусловные рефлексы, составляющие содержание «животного бессознательного» (как у террористов, например). Особую роль здесь играет историческая память, генетическая память, высшее – ноосферное божественное сознание. Они, оно – главные оценщики элитности элиты. Все глубинное народа в определенные исторические моменты, обретая значение кодов либо способствуют разрушению, кризису, смуте в обществе, либо его социальному прогрессу. Но при этом они становятся коммуникативным кодом и народа, и власти, и СМИ. Только в первом случае – это движение против закона ментальной идентичности, во втором – сознательное движение, идентичное требованиям этого закона. Закон ментальной идентичности проявляет себя также в коммуникативных кодах, дискурсах, в коммуникативном уме, например, в обсуждениях действия принципа социальной справедливости.

Особенно остро стоит проблема «коммуникативного разума» (Ю.Хабермас) и кода денег в наших СМИ. Академик Капица С.П., бессменный ведущий программы на телевидении, т.е. знающий его изнутри, заключает: «Началась жуткая коммерциализация, падение моральных критериев и устоев телевидения… Наше ТВ не отвечает ни интересам, ни задачам, которые стоят перед обществом… Вокруг этого крутятся большие деньги… Это преступная политика».[76] Выходит, мы имеем социальную аномию коммуникативного разума на телевидении, поскольку господствует «идиотизация и поток насилия» (С.Капица).

Для дальнейших исследований проблем: «коммуникативной природы власти», включая народовластие, «власти как средства коммуникации», «общественной релевантности власти», расшифровки кода «Власть – коммуникативный код», взаимосвязь «смыслов и коммуникации» в ключе социальной информациологии представляет интерес работа Налимова В.В. «В поисках иных смыслов» (М.1993), идея Панарина А.С. о «духовной власти», в особенности «Рефлекса свободы» Павлова И.П. об особенностях «русского ума», «русского характера». Актуальной проблемой является исследование пока не исследованной категории: «информационная культура» и «коммуникативная культура», имеющих огромное значение для спасения культуры русского языка, ведь сегодня «матерные коды» с улиц, строек, предприятий перекочевали на уровень массовой коммуникации, на экраны телевидения и что тревожит – они вошли в норму массовой молодежной культуры. Мы теряем тургеневский эпос русского языка, а, значит, погружаемся в бездуховность. Нация, этнос, теряя свой язык, идет к духовному реликту. Тревожит и то, что журналисты как субъект массовой коммуникации демонстрируют нищету духа, сами опускаясь до «матерного реализма», уличного общения. То же самое относится, но уже в ином смысле, в смысле расчеловечивания официального языка политики и политиков.

Но язык пусть и барометр культуры и духовного здоровья нации, но все же он на уровне сознания живет. А вот беспрецедентное, бесчеловечное по своей жестокости и трудно объяснимое с позиции классической науки преступление варваров в Беслане требует поиска причин терроризма, или точнее – варварства на глубинном уровне и на основе неклассической науки. Думается, что науке следует искать ответ на вопросы: не происходят ли какие-то изменения сущности человека, т.е. изменения на антропологическом уровне? Не упрощаем ли мы в нашем познании эту сущность в виде только трех уровней: сознательного, предсознательного и бессознательного, а ведь она гораздо сложнее, есть пока не изученное «животное бессознательное» или «звериное бессознательное»? И что за язык и коммуникативный разум у него (у них), если он есть? Может человек по каким-то неведомым законам по спирали возвращается в допервобытное состояние, когда существовало людоедство? Или почему в цивилизованных странах двойные стандарты коммуникативного разума?

Или другой, пожалуй, главный вопрос: а может под массированным воздействием информации (избытка некрофилической, кровавой, боевиковой информации), информационных технологий (типа манипулирования, лжи, зомбирования, НЛП и т.п.) «информационный человек» превращается, гипертрофируется в «коммуникативного дикобраза»? Согласимся, террор начинается с информации и сопровождается ею, иногда заканчивается информационной бесконечностью или неожиданным молчанием. И как ни прискорбно информационно бандиты выглядят на экранах ТВ, подчас, сильнее, чем наши прессекретари и представители власти. (Исключение, хотя и запоздалое, но грамотное освещение теракта на Дубровке В.Васильевым). Невольно получается, что в итоге в СМИ осуществляют героизацию «боевиков». И осуждение их жертв и спасателей. А главное, нет добротной информационно-аналитической разборки фактов террора на уровне причин, речь идет больше на уровне следствия, а в итоге – нет нужного прогноза, профилактики. А без этого трудно население сделать сподвижником в борьбе против его врага. Выходит, что и террор имеет коммуникативную природу. Значит у России в ХХ1 веке коммуникативная судьба. И для того, чтобы увеличить в ней долю сознательного, управляемого и уменьшить фатальную стихийность всем субъектам политики, власти, чиновникам и населению необходимо развивать коммуникативный ум-разум, выстраивать эффективную государственную информационно-коммуникативную политику.

7. Социальная информациология и реформа государственной службы.

Реформа государственной службы объективно включает в себя обновление знаний чиновников, перспектив «коммуникативного разума» (Ю.Хабермас). В особенности знаний в области коммуникативных технологий для того, чтобы избавиться от своих и чужих пороков, разрушительных метастаз, поразивших наше общество, работников государственной службы. Последних существенно поразила, если верить прессе и социологическим опросам такой феномен социальной болезни, как коррупция и взяточничество. И этот феномен предсказал Н.Винер. «Пусть эти мудрецы, вызвавшие дьявола ради своих личных целей, помнят, что в естественном ходе событий знание, полученное один раз, будет получено во второй раз, - пишет он в разделе книги «Коммуникация, секретность и социальная политика». Лояльность по отношению к человечеству, которая может быть погублена искусной раздачей административных взяток, сменится лояльностью к официальному начальству, которое будет существовать до тех пор, пока мы можем раздавать солидные взятки. Вполне возможно, что наступит такой день, когда это станет самой большой потенциальной угрозой».[77] Опасное предупреждение. Если мы не победим коррупцию на уровне саморефлексии чиновников судьба административной реформы и реформы государственной службы окажется под большим вопросом.

О борьбе с коррупцией много пишется в СМИ и говорится с экрана телевизора, можно сказать, что уже о ней - перепроизводство информации. А на деле – эпизодические факты реальной борьбы с этой социальной болезнью. И умолчание – откуда «ноги растут», о начале объявленной «прихватизации». То есть налицо еще один объект социальной аномии. И он входит в глубокое противоречие с совестью как архетипом нравственности или со сверхсознанием, со «Сверх-Я» (по Фрейду), где действует решетка совести, не дающей прорваться алчным инстинктам и поразить сознание. Но сегодня эта перегородка, похоже, сломана или ее ячейки расширены до беспредела, отчего и идет бесконечный, беспредельный (по совести), передел собственности. И открылись шлюзы для действия злополучного «закона четырех Б»: богатые богатеют, бедные беднеют. Но это скорее противозакон, поскольку он противоречит вечному архетипическому принципу социальной справедливости. Но закон «четырех Б» продолжает действовать, о нем постоянно пишется, а «воз и поныне там». А ведь первопричина всех революций – в нем, разделения современного мира на глобалистов и антиглобалистов – то же.

Знание этих и других законов нашими управленцами, умение применить их в своей деятельности – мощный информациологический ресурс государственной службы. Не используем его умело и во время – навсегда уйдем в хвост цивилизации. Если еще сохраним целостность России.

В последние десять – пятнадцать лет формируется (сформировался) новый слой государственных служащих, занятых в информационной сфере, выполняющих по сути коммуникативно-информационную работу, организующих информационные отношения в системе: власть - СМИ – народ. Это работники: пресслужб, служб по связям с общественностью, информационно-аналитических, мониторинговых подразделений, информационных агентств. И все они, как показывает практика, нуждаются в знаниях по социальной информациологии, информационной политике. Им-то, как никому другому, нужны современные знания, чтобы изжить социальную аномию. Но пока!?

Сегодня особый дефицит, как свидетельствуют опросы слушателей РАГС, на знания в области информационно-аналитической деятельности. Профессия аналитика становится все более востребованной. Кафедра информационной политики РАГС пытается создать специальное учебно-научное направление в заполнении этого вакуума и у нас появились публикации, раскрывающие эту проблематику, при кафедре формируется группа энтузиастов теоретиков и практиков аналитической работы.

Обладать аналитическим мышлением – первое качество и чиновника, и журналиста и, конечно же, - политика. Иначе как же!? «Первое свойство ума, - как подчеркивал великий Павлов И.П., – которое я установил, – это чрезвычайное сосредоточение мысли, стремление мысли безотступно думать, держаться на том вопросе, который намечен для разрешения, держаться дни, недели, месяцы, годы, а в иных случаях и всю жизнь». И если «русский ум не приведен к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует»[78], то надо научить русских приводить ум к фактам и использовать их любовь к слову. К слову как умозаключению. «В слове сокрыта самая великая энергия, известная на Земле – энергия человеческого духа» (Федор Абрамов). В умозаключениях – словах обозначена судьба науки – социальной информациологии. Науки о логосе и софии Слова. Слово отражает факт. Из слов состоит информация. Из обобщенной информации – знание. Из знания – мысли. Из умения обобщать – мышление. Мышление формирует знание и сознание, а главное – смыслы. Мышление бывает тактическое и стратегическое. Стратегическое опирается на знание социальных законов.

Слово и лечит, и калечит, может убить человека. Слово – средство манипулирования и зомбирования, нейро-лингвистического программирования. Но слово поднимает дух, умножает силу духа. Из слов, из мудрых слов развивается ораторское искусство политика, лидера. И его долгожительство в политике (пример Фиделя Кастро). Однако владение ораторским искусством для лидера, политика, да и любого руководителя – условие необходимое, но недостаточное. Важно проводить в жизнь принцип единства слова и дела. Высший полет, когда слово мудрое обращается в мудро организованное дело. Великолепие Византии или Петергофа начиналось со слова, с идеи, с образа города, созданного вначале в мозгу, в сознании его творцов, а камень, гранит колон, дворцов – средство воплощения. То же самое можно сказать о рынке.

Политиков, государственных служащих надо учить и мысли, т.е. развивать мышление, и ораторскому мастерству, и практическому менеджменту. Когда-то был в Академии кабинет (затем лаборатория) ораторского искусства и была очень популярна у слушателей. Косноязычие убивает имидж оратора, коммуникатора. Кроме развитого коммуникативного разума нашей элите необходимо прививать культуру коммуникативного общения. Кафедра информационной политики РАГС объективно нуждается в создании лаборатории коммуникативного искусства. Но в единстве с реализацией программы развития научного мышления, мышления и тактического, и стратегического.

Стратегическое мышление сегодня либо недооценивается, либо игнорируется, либо в дефиците у субъектов управления, у государственной службы, если верить результатам социологических опросов, опубликованных в СМИ. Так, согласно результатам исследований ИКСИ РАН «на первое место у всех категорий опрошенных вышли претензии к государственной власти – засилье бюрократии и некомпетентность федеральных структур». На вопрос: «Кто является помехой успешного развития России?», в числе «лидеров» оказались: 1) чиновники, бюрократы – 62%; 2) некомпетентное руководство федеральных органов власти – 41%; 3) олигархи – 35%. При этом в структуре «мнения россиян о том, кто такие «олигархи» – ответ: «Люди, в силу ума и таланта сумевшие выдвинуться в число лидеров нации» составляет всего лишь – 5%, а «люди, неправедно нажившие огромные состояния» – 40%.[79] Картина, согласитесь, грустная.

 Можно сказать, что имеются признаки кризиса компетентности экономической и политической власти, точнее, пожалуй, сказать – кризис мотивации к знанию, к уму, к таланту как средству развития мышления, к новым знаниям как к росту профессионализма, а, значит, и средству обогащения, материального (о духовном – умолчим) благополучия. Есть русская пословица: «Сила есть – ума не надо» и «Наглость – второе счастье». Если их синтезировать, то получится: «Наглость есть – ума не надо». И насколько же наивно на этом фоне будет звучать изречение писателя А.Платонова: «Без истины стыдно жить». Если экономическая, политическая, государственная «элита» не ценит знания в себе, она не будет ценить их в других. Тогда она лишается статуса «элиты». Неэлитность элиты – серьезная для общества проблема. А для науки – судьбоносная. Не отсюда ли такое нищенское бюджетное финансирование науки и такое забывчивое отношение к социальному статусу ученого. Велика все-таки сила архетипов и традиций. Мы вновь сегодня во власти «русского обскурантизма» (Н.Бердяев). Опасная тенденция в «информационной эпохе» (Кастельс), в условиях доминирования в передовых экономиках мира интеллектуального капитала. Похоже, у нас доминируют, - как справедливо заметил А.Турчинов, - формула Л.В.Дубельта (руководителя III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии (1839-1856 гг.), которая раскрывает одну из причин господства «русского обскурантизма» (т.е. недооценки науки, образования и культуры в России). Л.Дубельт заключает: «В нашей стране должны ученые поступать как аптекари…. И отпускать учености по рецептам правительства». Ему вторит А.Герцен, оценивая реформы Николая 1 другой формулой: «Вся беда в том, что ему не нужны были люди умные, требовались лишь люди преданные».[80] Не отсюда ли причины политического флюгеризма в гуманитарных науках. В дополнение к Дубельту приведем еще одну российскую формулу: «я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак». Пока мы не изживем эти пороки, эти замшелые формулы коммуникативно-управленческих отношений реформы будут и впредь давать откат. Пока же инерция действия этих формул сохраняется и может перейти в опасную традицию или тенденцию архетипического свойства. Для ее коррекции следует изучать социально-психологическую и психофизиологическую природу русской власти, ее коды, инстинкты и рефлексы, социальные гены, «модусы поведения» и мотивы «пассионарности» (Л.Гумилев), традиции, мифы, символы и т.д.

И проблема проблем – интеллектуализация и моральное кодирование коммуникативных отношений в обществе и государственной информационной политики. Опасно, если Россия и в самом деле превратится в «криптоколонию» (Д.Галковский), т.е. государство, где «реальной политической информацией … обладает очень ограниченный круг высших чиновников… Всего 10-20 человек». И еще часть – «частичной или превращенной информацией».[81] В этих условиях может сформироваться не «информационная толпа» (Московичи), а толпа агрессивных деградантов. Создается впечатление, что политическую погоду сегодня в России определяют 7-10 «популярных» политтехнологов, подменивших политологию как науку PR-технологиями. Частота их появлений в СМИ уже давно не соответствует чувству меры и, очевидно, не ведомому им коммуникативно-психологическому закону: чем чаще ты выступаешь в неизменном амплуа (скажем, оправдания любых решений власти, захваливания ее, пусть даже справедливого), тем скорее потеряешь популярность и доверие в народе, среди читателей и зрителей. И тем быстрее кончишься как ученый. Хотя будешь продолжать жить безбедно, иронизируя над бедными учеными, не умеющими зарабатывать в условиях рынка, не способными себя продать, намекая, что сегодня зеленые дороже истины и совести.

Коммуникативно-интеллектуальная опасность усиливается еще и тем, когда узнаешь из СМИ о конфликте в Правительстве РФ (коммуникативная проблема). И особенное беспокойство вызывает публикация, где говорится об оценке концептуальных докладов Министров после их назначения в новом Правительстве. Заключение таково: «От качества докладов эксперты буквально плачут. Самый сложный процесс – целеполагание, - говорит высокопоставленный правительственный чиновник. – Для большинства министерств он оказался неподъемным». В докладах министров «очевидная подмена целей и инструментов».[82] Или о том, что Правительство нуждается в «ликбезе», о чем неоднократно доказывает в СМИ академик Д.Львов. Если это так, то налицо дефицит на стратегическое экономическое и политическое мышление работников министерств. Если не так, то другой дефицит – на государственную информационную политику (зачем и почему такое публикуется, почему буквальное изобилие анонимных ссылок на: «высокопоставленного правительственного чиновника», «авторитетного источника из Кремля» и т.п.). Почему Правительство на дает информационный отпор. Надо учитывать, что в нашем народе популярна пословица: «молчание – знак согласия». Правда есть и другая: «Молчание – золото». Может последняя превращается в реальное золото?

И еще одна проблема «коммуникативного разума», относящаяся и к государственной власти, и к науке, в частности – к социологии. Проблема гармонического состояния отношений между регионами и федеральным центром, между провинцией и мегаполисами, особенно – столицей. Есть социологические исследования, свидетельствующие почти о гармоническом и успокаивающим власть и общество состоянии политических и коммуникативных отношений. Но есть противоположные, тревожные результаты. Так, по данным ВЦИОМ за десять лет (1993-2003) число ненавистников Москвы выросло с 43% до 74%.[83] И это несмотря на то, сколько трагедий случилось в столице. Почему у большинства россиян не проявилось даже не переживания (ожидаемого по законам социального психоанализа), а сочувствия? Социологи такое отношение провинции к Москве назвали – «антимосквичизм». С этим трудно согласиться, зная на себе отношение народа провинции к народу Москвы как города, а не столицы, хотя их трудно разделить.

Однако на фоне «антимосквичизма» «единственный москвич, которого любит провинция – мэр Юрий Лужков[84]», - делают заключение социологи. Невольно напрашивается гипотеза: дело не в «антимосквичизме» возможно, а в «антистолицизме», т.е. в отношении россиян не к москвичам и Москве, как городу, а к Москве как столице. Москва, очевидно, идентифицируется с властью России. А у нее рейтинговая картина далеко не гармоничная. Доверие к Правительству, Госдуме, Совету Федерации, правоохранительным органам в разы ниже доверия к Президенту РФ.

У нас сегодня, к сожалению, нет информационной политики, повернутой к проблемам регионов, провинции. В свое время НТВ начало цикл «От А до Я», но на Алтае его и закончило. Сейчас только на ТВЦ идет цикл передач о провинциальных городах России.

Напрашивается другая гипотеза: в России пока отсутствует вертикаль информационной власти, а без нее реализовать реформы в такой стране, как наша – невозможно. Отсюда легко прогнозируется судьба реформы государственной службы.

С позиции достижения экономической, политической и информационной идентичности правомерно зафиксировать еще один социально-информациологический закон: система управления, деятельность государственного аппарата должна быть идентична требованиям объективных экономических, социальных, политических законов. Но этот и другие законы надо знать, осознать, прочувствовать, пережить. Субстратом знания, а затем и управления является информация. Но не всякая информация. А информация, дающая знания о законах развития социума. Отсюда возникает объективная потребность в развитии социальной информациологии и организации на ее основе эффективной государственной информационной политики. Не будет этого, надо забыть о реформе государственной службы. Мы опять, похоже, «за деревьями не видим леса». А главное – почвы и корней дерева, законов развития человеческих отношений. Пытаемся ветки (текучку) обновлять, а о почве и корнях забываем, не подпитываем их соками жизнепитания – новыми знаниями, а, значит, - новыми подходами, концепциями.

Корни древа жизни социума – в народе, его уме, сознании, квалификации, социальном творчестве, сколько бы мы его не хулили. «Главный конкурентный капитал, главный источник развития страны – это ее граждане», - подчеркивает Президент РФ В.В.Путин в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации (26 мая 2004 г.). Это предупреждение Президента, чтобы мы вновь при проведении реформ не наступили бы «на собственные грабли».

Мы все знаем из кинофильмов, учебников, знаем по памятникам о великом реформаторе царе Петре 1. Действительно великий реформатор. Спору нет. Но мы не знаем Петра 1 по заключениям исторический науки. Оказывается, - как пишет историк Ключевский В.О., - после смерти «отношение народа к Петру» выявилось иное, чем при жизни. Появились «сказания о царе – антихристе» и «сказания о царе – самозванце».[85] Почему?

Ответ дает Ключевский и мы его цитируем на лекциях в подтверждение важности развития социальной информациологии, государственной информационной политики и их роли в реформировании госслужбы. Реформа Петра 1, по заключению В.Ключевского, «под собой, в народной массе реформа имела ненадежную, зыбкую почву». Главные причины изменения отношения к царю – реформатору и последующего отката петровских реформ заключались в следующем: «ни происхождение, ни цели реформы не были ему достаточно понятны».[86] (Закон или принцип информационной идентичности не был соблюден – В.П.) В результате «реформа с самого начала вызвала глухое противодействие в народной массе», она «была обращена к народу только двумя самыми тяжелыми своими сторонами: 1) она довела принудительный труд народа на государство до крайней степени напряжения и 2) представлялась народу непонятной ломкой вековечных обычаев, старинного уклада русской жизни, освященных «временем народных привычек и верований» (т.е. нарушался, по-нашему, закон ментальной идентичности – В.П.). Этими сторонами, этими причинами «реформа и возбудила несочувственное и подозрительное отношение народной массы».[87] Неужели этого не знало гайдаровское сословие? Или сказался код как результат зомбирования или лоббизма?

Сегодня, как свидетельствуют практически все социологические центры, 70% населения за реформы и столько же – недовольных ходом реформ.

Агитация в СМИ за социальную или, как ее назвали, «льготную» реформу выявила, на наш взгляд, следующее. Во-первых, если судить с позиции социальной информациологии, медиалогии, медиапсихологии, т.е. с научной точки зрения она была организована безграмотно, доминировала лобовая, примитивная, манипулятивная технология. Во-вторых она выявила и слабость, и необходимость грамотной информационной политики. В-третьих, если бы эту агитацию смотрел знаменитый русский историк В.Ключеский, то он бы очевидно повторил сказанное о реформе Петра 1 и согласился, что мы вновь наступаем на собственные «грабли». Здесь судьба – злодейка. И она нас будет преследовать до тех пор, пока не будет в России зрелого коммуникативного разума у власти и у гражданского общества. Нам важно осознать себя и себя среди других. В этом заключена и судьба России и судьба реформ. И судьба науки социальной информациологии с тем, чтобы притча: «многознанье умножает скорбь» трансформировалась в закон жизни: «многознание умножает богатство». Богатство материальное и духовное. Бывает, что у власти – есть сила и есть воля, но нет силы воли и она слабосильна. Не хватает информации и знаний, дающих мудрость. Она соединяет силу и волю. Силой духа всегда был славен наш народ. И потому побеждал и голод, и холод, врагов и предателей.

И сегодня важно осознать и реализовать закономерность: «только народ – через институты демократического государства и гражданского общества – вправе и в состоянии гарантировать незыблемость нравственных и политических основ развития страны на многие годы вперед».[88]

Для этого «необходимы фундаментальные перемены в сознании», новые стратегии, которые сделают возможной трансформацию таких деструктивных тенденций как злобная агрессия и ненасытная жадность, а также всесторонний пересмотр системы ценностей и научного мировоззрения, важно осознать «неадекватность и непригодность нынешнего научного понимания сознания и человеческого разума».[89] Важно осознать необходимость государственной информационной политики адекватной революции сознания, в развитии науки – социальной информациологии в контексте пересмотра научного мировоззрения. Иначе у России трудная судьба. Новые стратегии строятся на новых парадигмах в науке.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Сказанное выше позволяет сделать ряд выводов. Прежде всего отметим, что если судьба социальной информациологии повторит в России судьбу кибернетики в СССР, это серьезно отразится на Судьбе России, гражданское общество так и останется не развитым, не будет понята, осознана, реализована коммуникативная природа власти и народовластия. Или иначе: без овладения законами информационно-коммуникативных отношений, без адекватной им системе управления власть в ее традиционном исполнении в ХХ1 веке не имеет будущего, а ожидания от административной реформы, реформы государственной службы не оправдываются и приведут к очередному витку в разочаровании реформ в целом.

В этой связи еще раз в заключении подчеркнем, что объектом социальной информациологии является система коммуникативных отношений в обществе как новый вид общественных отношений, отражающихся в общественном сознании и социальной психике и их состояниях: общественное мнение, общественное настроение, социальное самочувствие, а также в информационной культуре на уровнях: 1) мышления; 2) сознания; 3) поведения. Ядром коммуникации является информация. Следовательно, для управления коммуникативными отношениями надо изучать законы развития этих отношений и состояния общественного сознания.

Предметом социальной информациологии являются тенденции, закономерности и законы развития коммуникативных отношений и механизмы их проявления, методы сознательного использования в практике управления, прежде всего в государственном менеджменте.

Методы социальной информациологии – это их система, включающая в себя методы философии, политологии, социологии, журналистики, социологии, социальной психологии и других наук, о чем мы уже писали.[90]

Обращаясь к политологии мы используем «основные парадигмы политического анализа», «систему методов политического анализа», отдавая предпочтение «общим»: системному, структурно-функциональному, бихевиористскому, антропологическому, социокультурному и другим[91], из философии методы анализа «сознания, его структуры и источники», где выделяется «бессознательное», «сверхсознание»[92]. Из теории массовой коммуникации: четыре группы подходов: 1) медиа-ориентированный подход; 2) материалистический подход; 3) общественно-ориентированный подход; 4) культурологический подход[93], но отдавая приоритет синтезу общественно-ориентированного и медиаориентированного подходов, т.е. социально-медиаориентированного, направленного на исследование социальной информации, информации о жизни социума, циркулирующей в масс-медиа. Из социологии – методы, применимые для изучения состояния массового сознания, общественного мнения как результата воздействия масс-медиа. Из социальной психологии - когнитивные, постнеобихевиористские методы, методы медиапсихологии и в особенности – методы социального психоанализа, информационной социопсихологии.

И, конечно же, методы журналистики, изложенные в известных трудах Засурского Я.Н., Прохорова Е.П., Шкондина М.И., Корконосенко С.Г., Вартановой Е.Л., Свитич Л.Г. и других.

Особое значение имеет «человеческое измерение информационного общества».[94] Как бы и по отношению к «информациолизму» (Кастельс) как новому типу экономики не повторилось ее технократическое измерение, когда эффективность ее измерялась в тоннах, метрах, километрах, т.е. в валовых супердостижениях, а не в показателях человеческого благополучия. Не повторяется ли подобное, когда рыночная экономика оценивается только в ВВП, а он только в деньгах: рублях, у.е. А главное – оценка морали, нравственности, духовности, получение знаний, сохранение здоровья, публикации в СМИ сводятся к одной цели – получение максимальной прибыли.

В качестве нашего научного кредо мы особо выделяем совокупность таких парадигм, как: синергетическая и постсинергетическая, рефлексивная, немарковская, мотивационная, социального психоанализа, социобихевиористская и другие. Сюда же мы относим методы исследования особо значимого объекта -–информационной политики.[95]

Без развития социальной информациологии как науки, без опоры на нее в деятельности государственных органов, невозможно будет построить в России цивилизованное постиндустриальное, информационное (коммуникативное) общество. Будем надеяться на лучшее, на грамотный коммуникативный разум нашей политической, экономической, государственной и научной элиты. Если она есть элита не по названию, а по призванию - служить народу и Отечеству. Ей предстоит ответить на вызов эпохи, на выводы и рекомендации Всемирной встречи на высшем уровне по вопросам информационного общества под эгидой ООН и ЮНЕСКО (Женева, декабрь 2003 г.).

***

P.S. Я оптимист. Имею право. Трудно и мучительно пришлось в 70-80 годы доказывать право на научную жизнь экономического сознания и экономической психологии. Сейчас они получили широкое признание. Через отрицание, насмешки и «бойкот» в 80-90-е годы пришлось пройти при разработке и утверждении социального психоанализа. Сейчас его признают даже самые ярые его противники. Надеюсь, подобная судьба ждет и социальную информациологию в ХХ1 веке согласно потребностям и вызовам новой - информационной эпохи, верю, она будет признана и востребована. При этом вновь встает сокроментальный вопрос: что же делать? И такой же ответ: «стоять на своем!» Что мы и делаем с коллегами на кафедре информационной политики РАГС, которым я очень благодарен. Думаю, что у нас в этом деле общая и благородная научная Судьба. Мы все равно победим! Во имя сохранения себя, своих детей, внуков, во имя спасения России! Иного не дано!

Если дальше будет гибнуть, тонуть в «черном рынке» и «черном пиаре», в «политическом флюгеризме» наука, у России нет будущего, она окажется на задворках цивилизационного прогресса. Без мудрого коммуникативного разума власти и общества России грозит информационно-психологическое разложение изнутри и поражение в новой мировой войне.

Софией, Богом коммуникативного разума выступает Совесть. Она – путь к Истине Слова, к Правде как Вере, Вере в настоящее и будущее. Кончается вера в Совесть – все кончается. А «где нет совести, все пустой звук» (Ф.Искандер).

Всемирная замена Совести Слова и словесной Совести на ложь, манипуляцию, зомбирование во имя прибылей в миллиардах у.е., приведет к краху цивилизаций их собственными руками, ибо социальная материя без духа, духовности мертва.

Научная литература

Владимир Дмитриевич Попов

Социальная информациология: проблемы становления и развития.

Компьютерный набор и верстка

Чабаненко И.В.

Татаринцева Э.А.

Подписано в печать 14 октября 2004 г.

Формат 60х90 1/16. Бумага офсетная

Усл.печ.л. 3,5 Тираж 60

[1] Гроф С., Ласло Э., Рассел П. Революция сознания: трансатлантический диалог. М.: 2004, С.53.

[2] См.: Поппер К. Логика научного исследования. Пер. с англ.. (Под общей ред. В.Н.Садовского). М. 2004.

[3] Кант И. Критика чистого разума. Соч. в шести томах, Т.3. М. 1964, С.672.

[4] Юзвишин И.И. Основы информациологии. Изд-е 2, переработанное и дополненное. М., 2000, С.53.

[5] Налимов В.В., Дрогалина Ж.Ж. Реальность нереального. М. 1995, С.3.

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М. 1993, С.135.

[9] Там же, С.53.

[10] Мы разделаем концепт А.К.Уледова о том, что каждому виду общественных отношений соответствует определенный вид общественного сознания: политическим отношениям – политические сознание, экономическим – экономическое и т.д. См.: Уледов А.К. Структура общественного сознания. М. 1968.

[11] Юзвишин И.И.. Основы информациологии. Цитир. произв., С.53.

[12] Там же, С.48-50.

[13] См.: Информационная политика. Учебник. Под общей редакцией д.ф.н., проф. Попова В.Д. М. РАГС, 2003; Попов В.Д. Информациология и информационная политика. М. 2001 и др.

[14] О законах информации в пределах биосферы. См.: Васильева Т.Г. Законы информации. М. 2002, часть из которых применима к социуму.

[15] См.: Основные теории коммуникации. Под редакцией профессора М.А.Василюка. М. 2003; Назаров М.М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М. 2003; Бориснев С.В. Социология коммуникации. М.2003; Дьякова Е.Г. Массовая коммуникация и власть. Екатеринбург, 2002; Тимофеева Л.Н. Власть и оппозиция: взаимодействие и взаимоограничение, взаимоконтроль коммуникации и другие.

[16] Назаров М.М. Массовая коммуникация в современном мире. Методология анализа и практика исследований. С.12.

[17] См.: Попов В.Д. Журналистика как политическая наука. – Социология власти. Вестник социологического центра РАГС, №6, 2003 г.

[18] Тимофеева Л.Н. Власть и оппозиция: взаимодействие, взаимоограничение, взаимоконтроль, коммуникации. М. 2004, С.184.

[19] Новая газета, 14-16 октября 2002 г.

[20] Социология власти, №5, 2003, С.84.

[21] Поляков Ю. Государственная недостаточность. Литературная газета, 22-28 сентября 2004 г.

[22] Юзвишин И.И., Цит.произв. С.47.

[23] Винер Норберт. «Человек управляющий». СПб, 2001.

[24] Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М. 2003, С.305.

[25] Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб, 2001, С.198-200.

[26] Винер Норберт. «Человек управляющий». С.44-45.

[27] См. Азроянц Э.А., Харитонов А.С., Шелепин Л.А. Немарковские процессы, как новая парадигма. Вопросы философии. 1999, №4.

[28] Винер Н. Там же, С.111-131.

[29] Там же, С.121.

[30] См.: Комаровский В.С. Государственная служба и СМИ (курс лекций), Воронеж, 2003, С.98.

[31] Там же.

[32] Демидов Ф.Д. Трансцендентальное в метафизике Канта: проекции в современность. М. 2003, С.11.

[33] Бориснев С.В. Социология коммуникации. М. 2003, С.6.

[34] См.: Попов В.Д. Тайны информационной политики: социальный психоанализ информационных процессов. М. 2003, С.13-57.

[35] См., например, Мелюхин И.С. Информационное общество: истоки, проблемы, тенденции развития. Изд-во МГУ, 1999 и др.

[36] См.: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество, культура. М. 2000, С.36-40.

[37] См.: Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие (Перевод с нем.). СПб, 2000; Блумер Г. Коллективное поведение //Американская социологическая мысль: Тексты //Под ред. В.И.Добренькова, М. 1996; Луман Н. Власть /Пер. с нем. А.Антоновского. М. 2001; Тоффлер Э. Метаморфозы власти /Пер. с англ./ М. 2001; Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. М. 1966; Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХ1 веке. М. 1998; Егоров В.С. Человек информационный. В кнг.: Человек, наука, управление. М. 2000.

[38] См.: Абдеев Р.Ф. Философия информационной эпохи. М. 1994; Хакен Г. «Информация и самоорганизация». М. 1991; Свитич Л.Г. Феномен журнализма (под ред. Я.Н.Засурского. М. 2000; Р.Харрис «Психология массовых коммуникаций», СПб, 2002; Соловьев А.И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М. 2001 и др.

[39] Habermas J. Der Universalitatsanspruch der Hermeneutik //Habermas J. Zur logik der Socialwissenschaften. Ffm., 1982.

[40] См.: Попов В.Д. Тайны информационной политики: социальный психоанализ информационных процессов. М. 2003; Он же. «Социальный психоанализ в России: проблемы и перспективы. М. 1997; Идеология и практика информационной политики в современном российском обществе /Под общ. ред. доктора полит. наук С.Г.Маслюка/. М. 2003 и др.

[41] Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. М. 2001, С.67.

[42] Розанов В. Цель человеческой жизни. В кн.: Смысл жизни. Вып.П. М. 1994, С.21.

[43] Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М. 1993, С.221.

[44] Там же.

[45] Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М. 1995, С.169.

[46] Юнг К.Г. О психологии восточных религий и философии. М. 1994, С.78.

[47] Андрей Нещадин, Николай Горин. Судьба России в современной цивилизации. М. 2003, С.11.

[48] Мосейко А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской ментальности. М. 2003.

[49] Егоров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. М. 2002, С.603.

[50] См. Попов В.Д. – Тайны информационной политики: социальный психоанализ информационных процессов. М. РАГС, 2003.

[51] Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 2000. С.1.

[52] Там же, С.3.

[53] Новая философская энциклопедия. В 4-х томах, Т.1. М. 2000, С. 112.

[54] См. Попов В.Д. Журналистика как ремесло и наука: опасность противопоставления. Социум и власть, №2, 2004.

[55] См.: Попов В.Д. Закон ментальной идентичности. НГ – сценарии, 1997, №7, август.

[56] Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХ1 веке. М. 1998, С.20.

[57] Панарин А.С. Там же.

[58] Социология власти, №5, 2003г.

[59] Изменяющаяся Россия в зеркале социологии. М. 2004, С.111.

[60] Панарин А.С. Там же. С.20.

[61] Там же, С.20-21.

[62] См.: Массовые информационные процессы в современной России. Очерки /Отв. ред. Шевченко А.В./. М. 2002; Попов В.Д. Единство информационной и экономической идентичности. «Стратегия динамического развития России: единство самоорганизации и управления. Материалы Первой международной научно-практической конференции. Том 1. Под общ. ред. д.социолог.наук, проф. В.Л.Романова. М. 2004.

[63] См., например, Попов В.Д. В поисках экономической идентичности. Государственная служба, №3(5), 1999.

[64] Панарин А.С. Цит. произведение. С.21.

[65] Изменяющаяся Россия в зеркале социологии, С.88.

[66] Лоскутов В.А. Возможна ли в России реформа государственной службы? Чиновник, №1(29), 2004.

[67] См.: Психология госслужбы. М. 1997, С.7-33.

[68] Лоскутов В.А. Там же.

[69] Винер Н. Человек управляющий. СПб, 2001, С.71.

[70] Луман Н. Цит. произведение, С.13-16.

[71] См.: Луман Н. Перевод с немецкого А.Антоновского. М. 2001, С.225-229.

[72] Там же, С.229.

[73] Там же, С. 229-231.

[74] См. подробно: Информационная политика, Учебник, С.44-69.

[75] Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л. «Наука», 1990, С. 33-34.

[76] Национальная идея – это то, что есть на экране. Литературная газета, 1-7 сентября 2004 г.

[77] Винер Н. Человек управляющий, С.130.

[78] Павлов И.П. Рефлекс свободы. М. 2001, С.111-112.

[79] Экономическая элита: победители или заложники? Известия, 24 июня 2004 г.

[80] Турчинов А. Государство и кадровый потенциал России. Государственная служба, №4(30). 2004, С.44.

[81] «Одноклеточные шахваты». Литературная газета, 1-7 сентября 2004 г.

[82] Бабаева С. Старорежимные и талантливые. Известия, 30 августа, 2004 г.

[83] Игнатьева Ю. Даже после терактов россияне не готовы пожалеть и полюбить москвичей. «Известия», 6 сентября 2004 г.

[84] Там же.

[85] Ключевский В.О. Сочинение в девяти томах. Т.1У. М. 1989, С.208-214.

[86] Ключевский В.О. Там же, С.207.

[87] Там же.

[88] Послание Федеральному Собранию Российской Федерации, 26 мая 2004 г.

[89] Гроф С., Ласлов Э., Рассел П. Революция сознания: трансатлантический диалог. М. 2004, С.53, 56.

[90] См. Информационная политика. Учебник. С.14-44.

[91] См.: Политология. Учебник /Отв. ред.В.С.Комаровский. М. 2002, С.433-448.

[92] См.: Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. Учебник. 3-е издание. М. 2003, С.254-272.

[93] См.: Назаров М.М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М. 2003, С.11-13.

[94] Засурский Я.Н. Человеческое измерение информационного общества. Журналистика. Вестник Московского университета. №3, 2004.

[95] См.: Информационная политика. Учебник. М. 2003; Попов В.Д. Информациология и информационная политика. М. 2001; Массовые информационные процессы в современной России. /Отв. ред. Шевченко А.В./. М. 2002; Журналистика и информационная политика /Отв. ред. Тавокин Е.П./. М. 2003; попов В.Д. Тайны информационной политики: социальный психоанализ информационных процессов. М. 2003; Идеология и практика информационной политики в современном российском обществе. Под общей редакцией доктора полит.наук С.Г.Маслюка. М. 2994 и др.