"Вдовы по четвергам" - читать интересную книгу автора (Пиньейро Клаудиа)

Глава 21

Через какое-то время после переезда в Альтос-де-ла-Каскада Карла по совету своего мужа записалась в студию живописи — занятия проводились по средам в два часа дня. Густаво давно уже на этом настаивал. Его волновало не то, чтобы супруга развивала свои способности к живописи, которых у нее, по правде говоря, и не было, он скорее хотел, чтобы она адаптировалась на новом месте, «завела подходящих подруг из нового окружения», как он выразился. Новое окружение было не таким, как прежнее, от которого они бежали. Об этой студии ему рассказал Тано. Карла предпочла бы вернуться в столицу и закончить свое обучение на архитектора, но Густаво был против.

— Тебе придется страшно трудно, у тебя ведь всегда очень тяжело шла учеба. А когда у нас появится первый ребенок, ты все бросишь, я же тебя знаю.

Но она понимала, что он не мог дать ей ребенка, несмотря на все обещания. Но и она сама не могла обещать, что закончит обучение.

Карла едва знала двух или трех дам, жен приятелей Густаво, хотя тот уже успел перезнакомиться со всеми. Ему это было очень легко, он любил заниматься спортом, а в Лос-Альтосе это кратчайший путь к дружбе. Второй путь — дети. Но детей у них не было. Карла заметно отличалась от Густаво. Она была робкой, замкнутой, сторонилась людей. Несколько раз друзья Густаво приглашали ее на разные вечеринки, но она старалась придумать какую-нибудь отговорку и не ходить. Со школьных лет у нее осталось лишь две подруги: одна жила в Барилоче, а где жила вторая, Карла не знала: после того как Густаво вдрызг разругался с ее мужем, они больше не виделись. А все остальные знакомые были приятелями Густаво. Склонность Карлы к затворничеству усилилась после того, как она на пятом месяце беременности потеряла ребенка — это был у нее самый долгий срок, но на эту тему они с мужем предпочитали не разговаривать.

В среду в два часа Карла пришла на свое первое занятие по живописи. Преподаватель, Лилиана Ричардс, которая тоже жила в Ла-Каскаде, познакомила ее с остальной группой. Казалось, эти женщины знали друг друга всю жизнь, но со временем Карла поняла, что большинство из них переехало в Лос-Альтос всего два-три года назад. Некоторых она помнила — должно быть, они встречались в магазине или в местном ресторане, потому что больше она никуда не ходила. Кого-то она видела однажды вечером за ужином у Скальи. Лилиана провела с Карлой короткую вводную беседу, рассказала про основные техники, которыми они пользовались. Она не преминула заметить, что в студии не занимаются патинированием, декупажем, рисованием по трафаретам, другими «мелкими техниками». Здесь они рисуют «полотна». Карлу удивило это слово. Кармен Инсуа вмешалась:

— Да, кстати, Лили, ты должна увидеть картину Лабаке,[24] которую я купила.

После занятий одна из женщин предложила подвезти ее домой. Только одна Карла пришла сюда пешком. Дом был совсем рядом, и ей нравилось гулять, но она решила, что отказываться невежливо. Новая знакомая извинилась за беспорядок в машине, сказала, что у нее трое детей и они уже решили, что стоит завести и четвертого.

— А у тебя сколько?

— У нас пока нет ни одного, — ответила Карла.

— Знаешь, ты с этим делом не тяни, ведь трудно сказать заранее, сможешь ты забеременеть или нет.

В следующую среду Карла стала рисовать на холсте. Наконец-то она хоть чем-то увлеклась. Скоро наступит день рождения Густаво, и она решила, что первая ее картина будет отличным подарком. Преподавательница сказала, что на первом этапе следует писать на холсте все, что угодно. А Карла могла рисовать только линии. В следующую среду опять были только линии. Черные линии разной толщины. Остальные ученицы смотрели на ее картину, но ничего не говорили. Рядом Мариана Андраде рисовала натюрморт. Ярко освещенный стол со скатертью, где лежит перевернутый кувшин, из которого ничего не вытекает, яблоки, бутылка и виноград. Карлу удивило, что у кого-то яблоко выходит настолько похожим на настоящее яблоко. Дорита Льямбиас, которая до этого писала что-то на своем холсте и вроде бы не обращала внимания на то, что делает ее соседка, вдруг спросила:

— Кого ты копируешь сегодня, Мариана, неужели Ласкано?[25]

Мариана посмотрела на нее с раздражением, и только тут Карла заметила у нее на коленях небольшую репродукцию, которая служила ей образцом. Лилиана взяла эту картинку.

— Какой же это Ласкано! Неумелое подражание.

Карла ощутила нечто вроде стыда, подумав, что ей яблоко Марианы кажется столь совершенным, а преподавательница называет репродукцию «неумелым подражаением».

Дорита подозвала ее к своему мольберту:

— Карла, ты не видела мои прежние картины, так что скажи, как тебе эта?

Карла подошла поближе и увидела что-то вроде равнины, на ее вкус написанной слишком большими мазками, и неба с облаками — там мазки тоже были слишком заметны. В облаках можно было разглядеть руки и ноги разной величины. Так она и сказала, просто описала то, что видит.

— Да, точно, как ни старайся, всегда у меня получается одно и то же. Вечно тянет в сюрреализм. Так что мне не нужно ничего копировать, понимаешь?

Карла поняла и снова вернулась к своим линиям. Постояла, смотря на них. Подумала о том, что это значит, почему у нее в голове есть только линии, а не руки и ноги среди облаков. Она не знала, имеет ли ее картина какую-нибудь художественную ценность. Лилиана говорила, чтобы она пока что о таком не думала. Но ей самой казалось, что это все-таки важно и что та просто относится к ней как к начинающей. Она раздумывала об этом, когда Мариана сказала:

— На твоем месте я попробовала бы начать с натюрмортов. Столы, фрукты, все в таком духе. Я не видела твоего дома, но думаю, то, что ты делаешь сейчас, вряд ли подойдет к твоей гостиной.

И добавила, подойдя чуть ближе, почти шепотом:

— А что касается Дориты, то ее сюрреализм, сюрреализм через край, невозможно повесить даже в туалете.

В следующую среду состоялось ежемесячное чаепитие для «девочек из класса живописи». На этот раз собрались у Кармен Инсуа — все как одна. Занятия окончились на пять минут раньше, чтобы перед уходом успеть все вымыть и убрать. Карла ехала в машине Марианы, к ним присоединилась Дорита, ее джип был на сервисе после семи тысяч километров пробега. Несколько метров они проехали почти в полном молчании. Карла лишь помнила, как одна из женщин сказала:

— Надеюсь, чай будет действительно чаем.

Вторая ей ничего не ответила, но осуждающе покачала головой.

Они припарковались за машинами Лилианы, а за ними — и остальные. Шесть автомобилей, на которых приехали девять женщин, были прижаты как можно ближе к тротуару, чтобы во время чаепития их служба безопасности не беспокоила просьбами убрать автомобиль, потому что кому-то надо проехать.

Стол был накрыт безупречно. Сервиз «Виллерой и Бош» стоял на белоснежной скатерти. Сэндвичи, бутерброды, а сбоку — сервировочный столик с lemon pie и cheese cake.[26] Чуть подальше — поднос с двумя бутылками шампанского в серебряных ведерках с колотым льдом. Мариана указала на них Карле и покачала головой — так же, как и в машине, будто бы об этом она и говорила.

— Не хотите ли вместо чая выпить чего-нибудь освежающего? — спросила Кармен, наливая себе шампанского.

Дорита и Лилиана переглянулись.

— Слушай, а мне нравится картина. Очень стильно, — сказала Мариана, указывая на Лабаке.

А Лилиана сказала Дорите вполголоса:

— «Стильно» — что за глупость, тебе не кажется?

— А ты как думаешь, Лили? — нетерпеливо спросила Кармен.

Лилиана, немного помолчав, сказала:

— Это очень хорошая работа. Очень хорошая.

У Кармен, кажется, отлегло от сердца, и она добавила:

— А вы знаете, один marchand[27] мне сообщил, что картина уже сейчас стоит на двадцать процентов дороже, чем я за нее заплатила!

— Да, такое бывает, иногда, неизвестно почему, прекрасные картины можно купить очень дешево. Но истинную ценность покажет время, правда? — сказала Лилиана, поднося ко рту бутерброд.

— Но разве Лабаке не получил премию на последнем Национальном салоне? — поинтересовалась Кармен, чуть встревожившись. — Мне так сказали, когда я покупала картину.

— А ты думаешь, о премии нельзя договориться? Передай мне, пожалуйста, чай.

Кармен выглядела немного смущенной. Будто хотела добавить еще что-то, но шампанское уже ударило ей в голову. Так что она решила промолчать и налила себе еще один бокал. Карла остановилась напротив картины. Там преобладал желтый цвет, охра, как кресла в доме Кармен, но очень необычной, рельефной текстуры. Карле она понравилась, очень, она увидела там три дерева без листьев, но не высохшие, корни их уходили в песок, из песка вырастали странные заостренные линии, и еще там была лодка, очень маленькая, а в лодке стояла женщина, неподвижная, но живая. Неподвижная женщина. А из песка тянулись два колоса, почти созревших. Ей показалось, что нарисовать женщину в лодке куда сложнее, чем яблоко, и от осознания того, что есть вещи, которых ей никогда не достичь, слезы навернулись у нее на глаза.

— Большое спасибо за чай. В следующий раз соберемся у меня. И картина просто восхитительная, — сказала Карла на прощание.

Пока Мариана заводила машину, через окно она увидела, как Кармен сливает оставшееся в чужих бокалах шампанское в свой.

— Ей с каждым днем все хуже, — пробормотала Дорита.

Мариана вздохнула.

— Знаешь, она ведь для того, чтобы купить картину, продала все драгоценности, которые ей подарил Альфредо, — добавила Дорита.

— Нет… Неужели? — воскликнула Мариана.

— Что ей в голову взбрело?

— Говорят, что когда Альфредо об этом узнал, он чуть ее не убил.

— Было за что.

— А мне понравилась картина, — осмелилась вставить Карла.

— Не знаю, в картинах я ничего не понимаю. Зато хорошо разбираюсь в драгоценностях. Я тебе говорила, что дома у меня есть украшения на продажу? Можешь зайти посмотреть.

На следующее занятие Кармен не пришла. Лилиана спросила, знает ли кто-нибудь, что с ней. Ответа не было, но дамы стали переглядываться. Даже Карла, чтобы быть как все. Ее картина с линиями была окончена, так сказала Лилиана. Карла стала ездить в студию в автомобиле. После занятий она погрузила свою картину в багажник, но пока ехала домой, все не могла отделаться от какого-то неясного беспокойства. Она подняла картину к себе в комнату и поставила на стул, как на мольберт. Еще раз всмотрелась в нее. Через пару дней будет день рождения Густаво, а она до сих пор не уверена, что эта картина — именно то, что он мечтал бы получить в подарок. Ей не хотелось, чтобы он рассердился. Добавила еще две-три полосы, попыталась добавить какой-нибудь цвет, но ничего ей не нравилось. Она заплакала. Потом спустилась вниз, нашла в ежедневнике телефон Лилианы и договорилась о встрече на завтрашнее утро.

— Хорошо, приезжай в девять, после того как ты отвезешь детей в школу.

— У меня нет детей.

— Да неужели?

Карла приехала к Лилиане домой. Позвонила в дверь, служанка Ричардсов открыла ей. Затем провела в гостиную и подала кофе. Через несколько минут появилась Лилиана.

— Скоро у моего мужа день рождения. Я не хочу дарить ему то же, что и всегда: одежду, которую он потом не носит, книги, которые он не читает. В этом году я хочу подарить ему картину. Твою картину.

Лилиана казалась удивленной, у нее ни разу в жизни никто не покупал картин. Даже родственники.

— Он меня очень поддерживал во всем, что связано с занятиями, и я думаю, что так смогу его отблагодарить. Только вот не знаю, смогу ли я заплатить столько, сколько она стоит.

Лилиана махнула рукой, вложив в этот жест изрядную долю тщеславия:

— Давай я лучше сначала покажу тебе картины, а там посмотрим, сколько ты сможешь заплатить.

И Лилиана проводила ее на застекленную веранду, когда-то бывшую зимним садом, а теперь ставшую ее мастерской. Тяжелые шторы защищали картины от солнечных лучей, поэтому последние оставшиеся здесь растения чахли. Она показала Карле около двадцати картин. Большинство из них были написаны довольно давно. На некоторых подпись автора очевидно была исправлена. Карла пристально рассматривала исправления. Лилиана подошла к ней и ответила на вопрос, который Карла никогда бы не осмелилась задать:

— До замужества меня звали Лилианой Сикари. А теперь я Лилиана Ричардс. Вместо LS стало LR. Фамилия Ричардс для художника подходит больше, правда ведь?

У задней двери она увидела мольберт с незаконченной работой. Карла подошла, приподняла ткань, закрывавшую холст, и увидела картину в желтых тонах, где была изображена лодка, длинная и узкая, в которой стояли три женщины. Колосья, тоже желтого цвета, поднимались от лодки к небу, а у двух небольших деревьев корни были настолько длинными, что тонули в желтом песке. И в нескольких местах сквозь краску проступали нити холста. В углу стояла подпись LR — без всяких исправлений. Совсем недавняя картина.

— Эта мне нравится, — сказала Карла.

Лилиана подошла поближе и снова закрыла картину тканью.

— Она еще не закончена.

Карла лукавила, она не купила бы эту картину: это все равно что приобрести такое же платье или такой же купальник, как у Кармен, и к тому же второго сорта. Совершенно невозможно! Просмотрев остальные картины, она выбрала натюрморт, тоже не слишком оригинальный, но такое может нарисовать кто угодно: и Лилиана, и Мариана, да и у Ласкано есть натюрморты. А еще она вспомнила картину, с которой делала копию Мариана… А сколько неизвестных ей натюрмортов без конца копируют другие женщины, с которыми она не была знакома. Кроме того, Густаво конечно же согласится с тем, что натюрморт можно повесить на любой стене.

— Ну не знаю… если это для Густаво, то дай мне триста долларов, хорошо?

Она расплатилась, погрузила картину в багажник и уехала.

Карла внесла картину в свою комнату, сняла с кресла свой холст с линиями и вместо него поставила картину Лилианы. Взяла кисть и черной краской очень осторожно исправила LR на CL — «Карла Ламас». Но потом переписала на СМ — «Карла Масотта», — чтобы Густаво не устроил скандала из-за того, что она поставила свою девичью фамилию. Она была очень довольна новой подписью — отличная работа. Карла всегда была очень аккуратной.

В день рождения Густаво она накрыла ужин в столовой — обычно они там обедали лишь тогда, когда приходили гости, которых приглашал муж, а Карле не оставалось ничего другого, кроме как их принимать. Они ужинали при свечах, с музыкой, а картина висела здесь же на стене.

— Мне очень нравится, — сказал он и поцеловал ее. — Ну как дела в студии?

— Вот, сам видишь.

— Я говорю о людях, тебе удалось с кем-то сойтись?

— Да, думаю, я вполне влилась в группу.

Густаво поднял бокал для тоста. Карла взяла свой, они чокнулись и выпили за день рождения Густаво. И за дружбу.