"Мой принц" - читать интересную книгу автора (Детли Элис)

4

В семь часов утра Кэтрин была на работе, где ее с нетерпением дожидались главный бухгалтер фирмы и секретарь Джанин Хантер. Не вдаваясь в подробности, она объяснила причину своего отсутствия накануне и предупредила, что с этого дня все необходимые документы будет подписывать только в утренние часы. Джанин Хантер, как всякий личный секретарь, была в курсе личных дел своей начальницы. Ее круглые глаза стали наполняться слезами, но строгий взгляд Кэтрин, устремленный на девушку, не дал им пролиться. До десяти часов все неотложные дела были завершены, и Кэтрин поехала в клинику Симпсона.

Оливера она нашла в том же состоянии. Правда, теперь оно не так пугало Кэтрин. За ночь она обрела новые силы, преодолев отчаяние безнадежности. Когда медсестра вышла из бокса, Кэтрин стала рассказывать Оливеру о делах на фирме, о новой лаборатории, в которой удалось найти закрепители для духов с ароматом полыни, мяты и лаванды. Чтобы не быть голословной, она захватила с собой опытные образцы и в течение дня периодически подносила их к носу Оливера. В какой-то момент ей показалось, что ресницы закрытых глаз Оливера затрепетали, словно он хотел поднять их, но ему не хватало сил. Вечером она рассказала об этом Майклу Вуду. Тот скептически смотрел на нее во время ее восторженного рассказа и отправил домой спать, не разубеждая ее, но и не обнадеживая напрасно. В полной уверенности, что радостная эйфория Кэтрин вызвана только ее сильным желанием и не имеет ничего общего с действительностью, врач проверил дневные записи приборов, фиксирующие жизнедеятельность органов Оливера Уинстона. В нескольких местах приборы явно показывали изменения в состоянии больного. Следовательно, ошибался он, когда подумал, что молодая женщина выдавала желаемое за действительное.

Нежный голос доносился неведомо откуда, настойчиво и ласково звал его. На какой-то миг в бесцветной памяти Оливера ярким пятном вспыхнула зелень луга, он даже ощутил запахи трав, растущих на этом лугу. Но где и когда он слышал этот голос? Зеленый луг заслонила высокая фигура молодой женщины с короткими светлыми волосами. Ее темные глаза смотрели на него то строго, то испуганно. Оливер не заметил, когда вместо луга возникла обстановка рабочего кабинета, в котором он сидел рядом с этой женщиной. Видимо, он сказал ей что-то обидное, потому что в ее глазах мелькнули искорки гнева и щеки порозовели. А он старался не смотреть на ее небольшую соблазнительную грудь, которая сейчас вздымалась от сдержанного волнения. Как же ее зовут? Оливер не мог вспомнить. Когда-то – это было давным-давно – он окрестил ее Принцессой, хотя меньше всего была похожа на принцессу длинноногая девочка в шортах и в майке, с ободранными коленками и короткой, под мальчика, стрижкой. Кто бы поверил, что такая красивая женщина выросла из той смешной замухрышистой девчонки.

Ему было восемнадцать лет, когда погибла мать, и Льюис Норман предложил ему деньги на учебу. Гордость не позволила ему просто так взять деньги, он заявил, что хочет их заработать. Мистер Норман посмотрел на него мудрыми добрыми глазами и не стал спорить.

– А что ты умеешь делать? – спросил он.

Оливер задумался и быстро понял, что у него пока есть только одно достоинство.

– Я физически сильный, – заявил он.

Целый сезон он работал, не жалея сил, в поместье Норманов как простой разнорабочий, а потом уехал в Нью-Йорк учиться. Оливер и тогда понимал, что не заработал тех денег, которые Льюис заплатил за его обучение. Его скупая благодарность не выражала и сотой доли тех чувств, которые обуревали его перед расставанием с этим человеком. Себе он поклялся, что когда-нибудь вернет долг. Годы учебы и постоянного труда пролетели незаметно. И вот однажды, спустя пятнадцать лет, раздался звонок от Льюиса Нормана, который попросил его помочь спасти их семейную фирму от банкротства. Оливер был потрясен переменой, которая произошла с Льюисом Норманом за эти годы, но сумел сдержать обуревавшие его чувства. От вознаграждения он отказался сразу и категорически. Появление дочери Льюиса в качестве президента фирмы, с которым ему предстояло работать, чуть не лишило его равновесия.

– Ты, наверное, не помнишь мою дочь, Оливер, она была тогда совсем маленькой. Три года назад она закончила учиться и вернулась домой, решив, что именно здесь перед ней, как биохимиком, открывается широкое поле деятельности.

– Да, я помню ее. Короткая стрижка, ободранные колени. Забавная девчушка! Что у нее стряслось?

– Оливер, она уже выросла и с моей подачи возглавила фирму два года назад. – Он вздохнул. – Боюсь, это моя вина, что она проглядела махинации нашего управляющего. Слишком много времени ей пришлось проводить со мной из-за обострения моей болезни. Короче, Билл Гудвин, наш управляющий, скрылся, а после его бегства выяснилось, что исчезла также большая сумма денег со счетов фирмы. Фирма у нас акционерная, можешь себе представить, в каком трудном положении оказалась моя девочка. Должен предупредить, что у нее гипертрофированное чувство собственного достоинства, отсюда ее недостатки: упрямство, склонность противоречить. Мне с ней иногда бывает очень трудно…

В этот момент открылась дверь кабинета Льюиса Нормана, и на пороге возникла длинноногая, высокая молодая женщина. Она окинула странным, каким-то колдовским взглядом темно-карих глаз Оливера и подошла к отцу. С ее приходом в комнате повеяло приятной прохладой, ароматом свежести.

Метаморфоза, которая произошла с голенастой девчонкой, поразила Оливера, лишив его душевного равновесия. Он облокотился на мраморную полку камина и прищурил глаза, словно ему было невыносимо больно смотреть на эту совершенную холодную красоту. В ушах его шумело от бурного притока крови. Никогда в присутствии женщин он не испытывал ничего подобного. А недостатка в женщинах он не испытывал. Чем же она его поразила? – пытался разобраться Оливер, прислушиваясь к разговору Льюиса Нормана с дочерью. Одета она со вкусом, но скромно. Впрочем, он знал цену этой элегантной скромности. В отличие от него, сына разорившегося некогда предпринимателя, Кэтрин Норман всю жизнь прожила в роскоши. Да, он никогда не думал, что именно ему доведется спасать эту принцессу…

«Растрата, банкротство…» – донеслось до него из разговора между отцом и дочерью. Как часто за последние годы приходилось ему слышать эти слова. «Кэтрин» – повторил он про себя. Какое милое имя! В ту же секунду она окинула его таким ледяным взглядом, от которого, наверное, замерз бы даже Индийский океан, и направилась к выходу. Оливер растерялся, не зная, что ему делать, и вопросительно посмотрел на Льюиса. Тот пожал плечами.

– Я тебя предупреждал. Иди за ней и справляйся сам.

Оливер словно только и ждал его напутствия. Устремившись следом за Кэтрин, он в считанные секунды выработал тактику и стратегию работы с трудным объектом, подразумевая под объектом не фирму, а президента в юбке.

Прежде всего, ему удалось немного напугать ее. После первого знакомства с документацией он строго заявил, что спасти ее фирму от банкротства может только чудо. Надо отдать должное уму Кэтрин, она не сразу поверила его заявлению, но свое поведение изменила. Так началась их совместная работа по спасению фирмы «Лекарственная косметика».

Все это время Оливер Уинстон не мог отделаться от ощущения, что Кэтрин околдовала его с первого взгляда. Он пытался бороться с той властью, которую она обрела над ним по непонятной для него причине. Внешне ему удавалось сохранять строгую, а временами даже суровую серьезность, а внутри него бушевал ураган неведомых до того противоречивых чувств. То ему хотелось сжать ее худенькое тело в своих объятиях так, чтобы она вскрикнула от боли, и целовать ее бледно-розовые губы, пока они не вспухнут. Хотелось разбить этот холодный чопорный кокон, в котором Кэтрин укрылась от него. То возникал в душе непонятный страх перед этим хрупким существом и языческое желание поклоняться ей как богине.

Ее высокомерное поведение, стремление держать его на расстоянии довели Оливера в первый день до такого состояния, что, возвращаясь из поместья, он мысленно обзывал ее избалованной бездельницей, синим чулком, замороженной мумией. А ночью снова видел перед собой высокую стройную фигуру, лицо в обрамлении пушистых светлых волос, загадочные темные глаза, которые, казалось, излучали особый свет. Да, красота ее была необычной. Возможно, именно своей необычностью она заворожила его.

В последующие дни Оливера поразила одержимость Кэтрин в работе. Он специально задал высокий темп, уверенный, что не пройдет и двух дней, как она запросит пощады и побежит жаловаться отцу. На третий день совместной работы в таком бешеном ритме, почувствовав в душе сострадание к ней, он не выдержал и спросил:

– Вы не устали, Кэтрин?

Она подняла на него отрешенный взгляд и коротко ответила:

– Нет.

Оливера поражала ее способность отдаваться целиком работе, ничего вокруг не замечая. В отличие от нее ему было непросто сохранять самообладание, когда она сидела рядом. От аромата, исходившего от нее, у него начинала кружиться голова. Иногда он вдруг умилялся выбившемуся из прически завитку ее волос, ее прелестному розовому ушку, похожему на перламутровую раковину. В разгар рабочего дня ему вдруг хотелось, как мальчишке, подуть на этот завиток. Очаровательной казалась ему манера Кэтрин во время разговора откидывать голову назад, вздергивая упрямый подбородок, или закусывать нижнюю губу ровными белыми зубами, когда она была недовольна собой. Тогда ее бледное лицо заливалось нежным румянцем. Улыбалась Кэтрин редко, и только сдержанной вежливой улыбкой.

Впервые Оливер работал в таких невыносимых условиях. Нужно было вовремя отводить взгляд от ее небольшой, но совершенной по форме груди, вызывающе обтянутой шелком светлых блузок, которые она ежедневно меняла, предпочитая ткани пастельных тонов. Его попытки пробиться сквозь барьер ее холодной отчужденности не увенчались успехом. Это раздражало, но и раззадоривало его. Интуитивно он чувствовал, что небезразличен ей. Иногда он ловил на себе тот колдовской взгляд ее темных глаз, который запомнился ему с первого дня.

С каждым днем солнце припекало все сильнее, так что даже в отдельном кабинете с кондиционером, который наконец ему выделили в административном корпусе, было невозможно дольше оставаться. В один из таких дней Оливер зашел в кабинет Кэтрин и попросил ее показать свое растительное хозяйство. Она живо откликнулась на его просьбу. Вместе они обошли оранжереи, плантации лекарственных трав, теплицы. Кэтрин с гордостью рассказывала ему о своем предке, собиравшем коллекцию экзотических растений со всего мира с описаниями их лечебных свойств и таким образом заложившем основы их семейного дела. Под ярким солнцем, в окружении благоухающих трав и цветов, она казалась ему богиней Флорой… Розовые губы Кэтрин, когда она приоткрывала их во время разговора, казались ему нежными бутонами. Оливеру нравилось идти следом за Кэтрин, любоваться ее легкой походкой, смотреть, как красиво изгибается ее тонкий стан и слегка покачиваются узкие бедра.

Однажды, приехав немного раньше обычного, Оливер увидел Кэтрин скачущей на лошади. В этот миг сложившееся представление о ней как о холодной красавице чуть было не подверглось коренному пересмотру. На лице ее читалось страстное упоение бешеной скачкой. Но, когда он вскоре зашел к ней в кабинет с новыми телеграммами, от нее все так же веяло прохладой и она держалась с обычной сдержанностью. «Входящие, оставьте упованья», – с горечью вспомнил он строку из Данте.

Тем не менее Оливеру не хотелось терять надежду. Он всячески сопротивлялся попыткам Кэтрин, как ему казалось, вернуть его в прошлое, напомнить, кем он был, чтобы и впредь знал свое место. Как-то она повела его к административному корпусу через сад. Они спускались по тропинке, проходящей мимо кустов, прячась за которыми, Кэтрин в одиннадцать лет подглядывала за ним. Он знал об этом.

Оливер насторожился, сообразив, что неспроста она повела его мимо оранжереи. Поэтому не сильно удивился, когда услышал ее вопрос: «Вы ведь родом из этих мест, не так ли?». Меньше всего ему хотелось в тот момент вспоминать свое ужасное детство, которое Он так старался забыть все эти годы. Да, и место, которое Кэтрин выбрала для разговора о прошлом, было не самым удачным. Возле оранжереи, где они остановились, ее мать, Ванесса Норман – ей тогда, наверное, было не меньше сорока, – настойчиво пыталась соблазнить его, восемнадцатилетнего юношу. Эпизод этот на долгие годы оставил в его душе глубокий след. Но тогда он испытал стыд и страх. Страх не за себя, а за ту девочку, которая наблюдала эту омерзительную сцену из-за кустов. Кажется, тогда он впервые испытал чувство жалости к Принцессе, которой всегда завидовал. Оливер уже не помнил, что он отвечал на вопросы Кэтрин, помнил только, что сразу уехал, сославшись на неотложные дела.

После встречи с Кэтрин в нем поселилось беспокойство, которое мешало ему жить так, как он жил раньше. Он всегда пользовался успехом у женщин, не прилагая для этого никаких усилий. Женщины были разного возраста и социального положения, но, как правило, каждая из тех, кому он дарил свое расположение, рано или поздно стремилась женить его на себе. А семейных уз Оливер боялся как огня. Возможно, это объяснялось трагической историей его семьи. После загадочного исчезновения отца, разорившегося предпринимателя, мать Оливера, лишившись жизненной опоры, сильно изменилась. Сейчас, став взрослым, он, наверное, не стал бы ее осуждать. Но в подростковом возрасте он и жалел ее в глубине души, но больше – презирал за тот распущенный образ жизни, который она стала вести у него на глазах. Свое отношение к матери он перенес на женщин, с которыми сводила его жизнь. Поэтому менять свое привычное положение холостяка Оливер, дожив до тридцати трех лет, не собирался.

Кэтрин, женщина, возникшая на его жизненном пути, резко отличалась от всех, кого он знал до нее. Это обстоятельство раздражало его. Он злился на себя, на Кэтрин, даже решил, что его влечение к ней своего рода недуг, посланный ему в наказание за все прошлые грехи. Сильное желание, которое она пробуждала в нем, не поддавалось никакому логическому объяснению. Ну что в ней особенного? Конечно, она красива. Но и та женщина, с которой он встречался раз в неделю, тоже красива. Может, причина особой притягательности Кэтрин в ее холодной недоступности? Но так ли уж она недоступна? Оливер помнил, как несколько раз Кэтрин заглядывала в документы, склонившись над его плечом, и волосы ее касались его щеки. Было в этих прикосновениях столько волнующей интимности… Тогда он расценил эти случаи как попытки сближения. Однако, как только он начинал проявлять к ней знаки внимания, она тут же замыкалась в своей холодной неприступности, словно улитка в раковине. В эти моменты ему вспоминалась ее мать, сексуально распущенная женщина, и он вздыхал про себя: если бы дочь унаследовала хотя бы сотую часть ее темперамента!

Только однажды Кэтрин проявила к нему что-то похожее на простую человечность, когда предложила остаться ночевать в их доме после затянувшегося тяжелого рабочего дня.

– Оливер, уже поздно, а вы устали. Оставайтесь ночевать у нас.

Как сладостно в тишине ночного сада звучал ее милый голос. Он оживил в нем надежду, фантазия мигом нарисовала ему эротическую сцену…

Тогда он вежливо отказался, о чем позже глубоко жалел.

В последний раз они виделись на собрании акционеров фирмы «Лекарственная косметика» в его офисе. Отчет о проделанной работе и ее результатах Оливер решил сделать на этом собрании только для того, чтобы еще раз иметь возможность посидеть рядом с Кэтрин. Мысль о том, что этого больше не будет, потому что его миссия по спасению фирмы закончилась, причиняла ему почти физическую боль. До конца собрания он ждал какого-нибудь знака от Кэтрин, который бы дал понять ему, что ей тоже будет грустно без него. Но она официально поблагодарила его от имени правления фирмы – и все! После доклада его оккупировали две женщины, старая миссис Уоррен и ее племянница Пруденс. Он пытался вырваться от них, но тщетно. Кэтрин же издалека попрощалась с ним кивком и ушла. Обвинив во всем своих собеседниц, Оливер разозлился и, склонив голову к уху молодой женщины, которая почти упиралась в него своим роскошным бюстом, спросил:

– Билл Гудвин привлекательный мужчина, не так ли, Пруденс?

Пруденс промолчала, но, судя по ее покрасневшему лицу, он попал в точку. Фирме уже не грозило банкротство, однако предстояло еще следствие по факту мошенничества с финансами фирмы в особо крупных размерах. И этой наглой блондинке придется ответить на некоторые вопросы! – подумал он, чрезвычайно довольный своей маленькой местью. Теперь ему оставалось только ждать. Через неделю у него будет возможность увидеть Кэтрин Норман на приеме у Лилиан Уорнер…

– Мистер Уинстон, пожалуйста, откройте глаза!

Голос совсем другой, требовательный, строгий… Профессиональный!

– Ну же, мистер Уинстон, открывайте глаза! Вы можете это сделать!

Оливер Уинстон сделал усилие, подчиняясь приказу, и поднял тяжелые, словно налитые свинцом веки. Свет ударил ему в глаза, веки непроизвольно закрылись. Боль в голове была настолько невыносимой, что он готов был кричать, если б голосовые связки слушались его.

– Доктор Вуд, к больному Уинстону вернулось сознание! – услышал Оливер чей-то взволнованный голос.

Я болен? Превозмогая боль, он попытался вспомнить, что с ним произошло. От этих усилий его отвлек знакомый нежный голос, который он уже когда-то слышал. Оливер открыл глаза и увидел прекрасное лицо, склонившееся над ним. Темные глаза на бледном лице в ореоле светлых волос смотрели на него с любовью.

Неужели я попал в рай? – успел подумать Оливер и снова потерял сознание.

– Ну что вы, – бормотал доктор Вуд, глядя на Кэтрин, которая плакала, не отводя глаз от лица Оливера. – Теперь он пойдет на поправку. Вот увидите, завтра утром он окончательно придет в себя.

Кэтрин не могла унять поток слез, прорвавшийся сквозь плотину ее обычной сдержанности на людях. Не могла она и объяснить, что плачет от радости.

– Его выход из состояния комы прежде всего ваша заслуга, мисс Норман. Кстати, меня заинтересовала ваша идея прибегнуть к ароматерапии. Надо будет как-нибудь попробовать на других больных. Хотя в данном случае, как мне кажется, основную роль сыграла не она. – Майкл Вуд лукаво посмотрел на Кэтрин.

Она взяла себя в руки, вытерла слезы и слабо улыбнулась врачу.

– Спасибо вам, доктор, – сказала Кэтрин, сдерживая волнение. – Простите, я не нахожу слов, чтобы выразить, как я вам благодарна!

– Благодарить надо себя и крепкий организм этого молодого человека, – проворчал Вуд, смущенный взглядом молодой женщины, излучающим светлую радость. Можно только позавидовать Уинстону, которого любит эта удивительная женщина, подумал Майкл Вуд.

Ночью Оливер Уинстон снова открыл глаза. В палате было почти темно, небольшой источник света находился справа от него. Слева стояла медсестра. Она меняла капельницу.

– Я в больнице, – вслух произнес он, сразу сделав два важных для себя открытия, что он жив и может говорить.

Его еле слышный голос напугал медсестру своею неожиданностью. Она чуть не выронила из рук склянку с раствором глюкозы.

– Как вы себя чувствуете? Мистер Уинстон, голова сильно болит?

– Уже не так сильно, – ответил Оливер, боясь повернуть голову и глядя прямо перед собой. Любое движение, даже глаз, отзывалось болью в голове.

Медсестра встала так, чтобы он мог ее видеть.

– Вам надо сейчас уснуть, а утром вы почувствуете себя гораздо лучше.

– Здесь была Кэтрин. Где она? – тихо, но требовательно спросил Оливер.

Удивительные создания эти мужчины, подумала медсестра, не успеют прийти в себя, как им сразу женщину подавай.

– Мисс Норман столько часов провела возле вашей постели за эти три дня, что доктор запретил ей сегодня остаться на ночь. Утром она приедет. А теперь постарайтесь уснуть и набраться сил к ее приходу. Вам что-нибудь нужно? – спросила она и, получив отрицательный ответ, вышла из палаты, в которую днем перевели больного Уинстона.

Постепенно глаза Оливера привыкли к темноте. Он различил очертания окна и за ним яркие точечки звезд на небе. Я жив, думал он. И видел не ангела, а живую женщину по имени Кэтрин. Три дня, по словам медсестры, она провела здесь, рядом со мной. Интересно, что подвигло ее на такое самопожертвование? А главное, что же все-таки произошло со мной? Он попытался вспомнить хоть что-нибудь. Этого усилия оказалось достаточно, чтобы погрузить Оливера в глубокий сон.