"Старая легенда" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Вероника)

22

Господин Вандесарос проводил Гонкура в старую гостиную и тотчас же с ним попрощался, решительно отказавшись от его помощи, прося о нём не беспокоиться и заверяя, что привык ложиться спать самостоятельно. Он так энергично не пускал его в свою комнату и не желал при нём укладываться в постель, что молодой человек удивился и встревожился.

— Спать! Сейчас же спать! — шутливо погнал своего молодого друга старик, заметив его озадаченный взгляд. — Я слишком хорошо тебя знаю, мой милый. Стоит тебе заглянуть хотя бы на минуту, как начнутся расспросы и разговоры до утра, а я хочу спать. Обо всём поговорим завтра. И тебе тоже не мешает сейчас же лечь, конечно, если у тебя нет важных дел вроде вчерашнего ночного бдения.

Гонкур посмотрел на старика предельно честными глазами.

— Я ложусь спать, дед, — ответил он.

— Что ж, и прекрасно. В таком случае, желаю тебе доброй ночи. До завтра. Закрой за мной дверь.

Старый инвалид уехал, что-то таинственно шепча себе под нос, а Гонкур пожал плечами, прикрыл за ним дверь и остановился посреди комнаты.

— Так… — пробормотал он и торопливо полез в карман, не в силах сдержать смущённой улыбки. — Записка, конечно, от Ренаты. Посмотрим на первое любовное послание.

Ему было жаль Каремаса, потому что и без этой обличительной записки было ясно, что девушку совершенно не интересует её родственник. Стоять на дороге у бедного юноши совсем не хотелось, но почему-то пальцы чуть дрожали, разворачивая аккуратный листок бумаги, а сердце билось чуть сильнее обычного. Гонкур пожалел, что дед не позволил ему зайти к нему. Возможно, позже, устав от разговоров и захотев спать, он с большим бесстрастием прочитал бы это послание, ненужное ни ему, ни, на его трезвый взгляд, самой девушке. Рената выказала ему свою благосклонность лишь от скуки, ему же сразу понравилась Мигелина, хотя соперником он Медасу не будет.

Гонкур с удивлением убедился, что ему уже не хочется добиваться расположения Мигелины. Молчаливая и серьёзная девушка, вначале так его взволновавшая, нравилась ему, но уже не настолько, чтобы ревновать к Медасу, такому же неудачнику, как он, и пользоваться каждым подходящим случаем, чтобы обратить на себя её внимание и оставить по себе хорошее впечатление. И поэтому, убедившись, что вспыхнувшая влюблённость к недосягаемому предмету погасла, он с особенным усердием стал напоминать себе, что такой тип девиц, к которому принадлежала Рената, ему никогда не нравился и, тем более, не может нравиться теперь, а Мигелина отвечала бы всем требованиям его рассудка, души и сердца, если бы он был в неё влюблён. Так что хотя в этом доме и имеются две интересные девушки, но он может быть абсолютно спокоен за свои чувства: ни одна из них не приведёт их в смятение.

— Какое всё-таки счастье ни в кого не быть влюблённым! — страстно подумал он вслух, не решаясь заглянуть в записку. — Только бы меня оставила в покое Рената, и я буду всем доволен. Так что она мне пишет? Назначает свидание на развалинах Замка Руин?

"Господин Гонкур, теперь Вы должны меня презирать, но молчать я не могу. С тех пор, как Вы приехали, я потеряла покой. Я люблю Вас.

Ч.В."

Гонкур почувствовал разочарование.

— Наверняка, Нигейрос и тут руку приложил, — с досадой сказал он вслух. — Ч.В. — это явно не Рената. Да и вряд ли эта девица напишет такое робкое письмо. Она и писать не захочет, а придёт и в глаза выскажет всё, что накипело на сердце.

Молодой человек подумал с внезапной досадой, что на сердце у Ренаты, как видно, ничего не накипело, раз она молчит и даже эта робкая записка не от неё, сам же он слишком много воображает о своей неотразимости. Ни Ренате, ни Мигелине он неинтересен. Однако он держит в руках любовное признание. Чьё же сердце он ненароком поразил?

— Кто здесь Ч.В.? — спросил он сам себя. — Боже мой, да ведь это Чорада! Ч.В. — Чорада Васар. Только этого ещё не хватало!

Гонкур сел на диван, чувствуя себя таким несчастным, что никак не мог собраться с мыслями и подумать о возникшем осложнении.

Ему припомнилась прошлая ночь.

"Сейчас я сижу на диване. Если я посмотрю на свои сапоги и захочу их снять, то кто-нибудь обязательно войдёт", — загадал он.

Молодой человек уселся поудобнее, сосредоточил взгляд на сапогах и стал усиленно думать о том, как он мечтает их снять.

"А с Чорадой, наверное, придётся очень мягко поговорить, — мелькнула у него мысль. — Нельзя же оставлять такое искреннее письмо без ответа… Или не говорить? Сделать вид, что ничего не случилось?"

Он не знал, как ему поступить, и боялся оскорбить чувства девочки. Ему никогда не приходилось сталкиваться в такими проблемами, и он совершенно растерялся.

— Вы ещё не легли, господин Гонкур? — донёсся до молодого человека тихий монотонный голос.

Гонкур, забывший о своём опыте с сапогами, так и подскочил.

— Нет-нет, господин Кенидес. Пожалуйста, входите, — торопливо, чтобы скрыть замешательство, сказал он. — Я очень рад вас видеть.

Он опять поразился удивительной способности этого человека быть совершенно незаметным. За весь день он ни разу не подумал о хозяине дома и не замечал его, как не замечают никому не нужный предмет, спрятанный в дальнем углу.

"Да что это со мной? — с ужасом подумал Гонкур. — Я уж и людей перестал замечать?"

Чтобы как-то загладить своё поведение, которое хозяину дома могло показаться пренебрежительным, он преувеличенно радушно заговорил:

— Присаживайтесь в это кресло, господин Кенидес. Мне почему-то стало немного грустно, и я очень рад вашему приходу.

В голове кающегося Гонкура пронеслось опасение, что этот незаметный человек может обидеться на его речь, подумав, что его рады принять лишь от скуки.

— Я думал сейчас о Нигейросе, — сказал молодой археолог, зная любимую тему своего гостя.

— Да-да, о Нигейросе! — подхватил господин Кенидес. — Конечно же, о Нигейросе! О чём ещё можно думать в этом доме, как не о проклятии? Теперь-то вы понимаете меня, не правда ли, господин Гонкур?

Гонкур оторопело посмотрел на него и неуверенно ответил:

— Если бы я знал, что именно вы имеете в виду, то я бы понял вас лучше.

Господин Кенидес свободнее развалился в кресле и тихо заговорил:

— Если вы помните нашу прошлую беседу, то мы говорили о счастье не принадлежать к древнему знатному роду, над которым нависло проклятие…

"Я-то об этом не говорил", — лениво подумал Гонкур.

— … и в то же время о счастье быть связанным с этим родом и иметь возможность наблюдать…

"Здесь все наблюдают, — сквозь сон рассуждал Гонкур. — Дед Вандесарос наблюдает за человеческой натурой, этот — за действием проклятия, Каремас ловит каждое слово Ренаты, Чорада, оказывается, — моё, а Клодия, как я теперь понимаю, наблюдает за нами обоими, мы же с Витасом будем всю следующую ночь подглядывать за Нигейросом, а сегодня примерно тем же самым мы будем заниматься с Медасом…"

Гонкур ясно представил, как они входят в комнату. Как приближаются к зеркалу и видят там изображение Нигейроса. Вдруг это изображение начинает дрожать, колебаться… "Где же я слышал о колеблющемся изображении?" — начал вспоминать Гонкур. И сразу же перед его глазами встала яркая картина: маленький мальчик заглядывает в замочную скважину и видит объятую пламенем комнату, вспыхивающую кровать, столб огня, озаряющий тёмную фигуру. "Да ведь портрет отражался в зеркале!" — закричал Гонкур и проснулся от звука своего голоса.

— Вы думаете, что в зеркале? — переспросил господин Кенидес. — Признаться, никому из нас не приходило на ум такое объяснение. Впрочем, весьма возможно, весьма возможно… Но это ни в коем случае не исключает самого существования страшного призрака.

Гонкур глядел на господина Кенидеса во все глаза. Видно, его сон совпал с рассуждениями хозяина дома, и нечаянный возглас по странной случайности послужил ответом на какой-нибудь его вопрос.

Молодой человек окончательно пришёл в себя и непринуждённо заметил:

— Я считаю это единственно возможным объяснением появления портрета там, где его быть не могло. Я не любитель мистики и предпочитаю естественные толкования.

Господин Кенидес томно возвёл глаза к потолку и монотонно загудел:

— Вы ещё очень молоды и мало испытали, господин Гонкур. Вам надо попутешествовать, повидать свет…

— Это моя профессия, — напомнил Гонкур. — Я постоянно вижу свет… современный, если можно так выразиться, и древний.

"Уж не сержусь ли я на этого дурака?" — удивился он.

— Да-да, конечно, это ваша профессия, — сразу же согласился сбитый с толку господин Кенидес и замолчал.

— Мне кажется, что вы придаёте этой легенде слишком большое значение, — заговорил Гонкур. — Господин Вандесарос правильно заметил, что, если постараться, то каждую смерть можно приписать мщению Нигейроса. Существует лишь замечательно выполненный портрет, а его оживление — это фантазия, дань уважения мастерству художника. Я допускаю, что перед смертью Нигейрос проклял свою жену, но не поверю, что портрет, то есть холст и удачно положенные краски, может оживать, изображение — отделяться от полотна, становиться объёмным, ходить по комнатам, играя на гитаре, да ещё убивать людей. Ведь убийство Тейнороса считается делом рук призрака? Неужели, господин Кенидес, вы сами в это верите?

Хозяин дома беспокойно заёрзал в кресле, часто замигал и растерянно проговорил:

— Да-да, конечно. Это выглядит очень странно, но всё-таки смерти наступают одна за другой и всегда по пять. Перед многими несчастьями бушевала буря. Принимать у себя гостей в роду Вандесаросов долгое время избегали, а потом, когда подобная предосторожность стала неудобной и ею пренебрегли, многие гости несли с собой смерть.

— Как это? — спросил Гонкур.

— Были случаи, когда девушки убегали из дому, влюбившись в какого-нибудь гостя, а потом, когда их бросали или когда они сами убеждались, что допустили ошибку, кончали с собой.

— Эти случаи происходили не только в вашем семействе, так что призраки тут не при чём.

— Не в моём! Не в моём! — Господин Кенидес даже руками замахал. — Я рассказываю о Вандесаросах.

— А какие ещё случаи? — поинтересовался Гонкур.

— Некоторые гости грабили дом. Иногда при этом были жертвы.

— Ну, таких «гостей» вряд ли кто-нибудь приглашает! — засмеялся Гонкур.

— А откуда вы можете знать, кого приглашаете в гости? — глубокомысленно спросил хозяин дома.

"Уж не намекает ли он на то, что не уверен во мне?" — пронеслось в голове обеспокоенного археолога. Бьющее всем в глаза расположение к нему Ренаты тоже могло вызвать подозрения странного господина Кенидеса. Не считает ли он, что Гонкур соблазнит эту девицу, обесчестит и бросит?

— Допустим, — согласился он осторожно.

— Какая-то связь между проклятием и этими случаями есть, потому что смерти от несчастной любви и от руки преступника входили в число пяти смертей, — заключил господин Кенидес. — И потом…

Он замялся, а археолог насторожился, предчувствуя необычное продолжение.

— Я очень хочу, чтобы связь была.

Гонкур решил, что сейчас услышит что-нибудь крайне неприятное, однако спросил:

— Почему?

— Пусть это семейство расплачивается за свою гордость, за своих знаменитых предков, за тщеславие, за…

Догадка Гонкура подтвердилась, и ему стало до отвращения противно видеть этого тихого, незаметного и такого озлобленного человека. Чтобы сократить визит, он закрыл глаза и сделал вид, что засыпает.

Хозяин дома перечислял грехи семейства Вандесаросов ещё долго, и голос его, почти утратив монотонное звучание, выдавал, насколько он ненавидит родственников своей жены и её саму в придачу.

— Да вы спите, господин Гонкур?! — воскликнул гость.

Не слишком-то любезно притворяться спящим в ответ на страстные речи, пусть и тошнотворные, но глубоко выстраданные, однако этому можно было найти оправдание, а вот погрузиться в неподдельную дремоту и вовсе показалось молодому человеку непростительным поступком, обличающим душевную чёрствость.

— Нет-нет, — запротестовал он, с трудом отрывая глаза. — Мне очень приятно с вами разговаривать. — И тут же, испугавшись, что господин Кенидес поверит ему и задержится подольше, добавил. — Я почти не спал прошлую ночь, а перед этим устал в дороге. Извините, если у меня утомлённый вид.

— Что вы! Что вы! — господин Кенидес заулыбался. — Не извиняйтесь. Это я должен извиниться перед вами за то, что не даю вам отдохнуть. Я пойду. Доброй ночи.

— Доброй ночи, господин Кенидес. Заходите поговорить, — облегчённо вздохнув, пригласил Гонкур.

Не успела дверь закрыться, как он упал головой на валик дивана и погрузился в крепкий сон, уже забыв о своих покаянных мыслях и так и не попытавшись решить вопрос, питает ли хозяин дома чувство симпатии к нему ради него самого или как к потенциальному орудию Нигейроса, а может, испытывает к нему ненависть такую же, как к остальным, и лишь пользуется редко представляющейся возможностью поговорить.