"Возвышение Криспа" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)Глава 4Дом у Яковизия был большой, хотя снаружи особого впечатления не производил. Лишь несколько окон прорезали длинный белоснежный фасад, выходивший на улицу. Они были такие узкие, что ни один воришка не мог в них пролезть, даже самый мелкий и юркий. Второй этаж выступал над первым на три-четыре фута. Летом это давало тень; сейчас, когда снова полил дождь, навес не дал Криспу с Пирром вымокнуть еще больше, пока игумен, взявшись за конскую подкову, служившую дверным молотком, стучал в массивную дверь дома. Слуга открыл небольшую решеточку посередине двери и вгляделся в пришедших. — Игумен Пирр! — сказал он. Крисп услышал, как открывается засов. Через минуту дверь распахнулась. — Входите, святой отец, и ваш друг пускай тоже заходит. Прямо за дверью лежал соломенный коврик. Пирр остановился и, прежде чем пройти в приемную залу, вытер грязные сандалии. Восхищаясь смекалкой того, кто придумал такую полезную вещь, Крисп последовал примеру настоятеля. — Вы завтракали, святой отец? — поинтересовался слуга. — В монастырской трапезной, — ответил Пирр. — Я-то сыт, но вот Крисп, наверное, не отказался бы от добавки. В принципе, именно из-за него я и пришел навестить твоего хозяина. — Понятно. Вы говорите, его зовут Крисп? Отлично. Подождите здесь, пожалуйста. Я пришлю ему что-нибудь с кухни и немедленно извещу Яковизия. — Спасибо, — сказал Пирр. Крисп не сказал ничего. Он глазел по сторонам, весь отдавшись этому занятию. «Здесь» — то есть в приемной зале Яковизия было такое великолепие, какого Криспу в жизни видеть не приходилось. Мозаика на полу изображала сцену охоты со всадниками, пронзающими копьями вепря. Вообще-то мозаику Крисп уже однажды видел — на куполе храма Фоса в Имбросе. Но даже в самых дерзких мечтах он и представить себе не мог, чтобы у кого-то, кроме разве Автократора, имелась мозаика в собственном доме. Приемная зала выходила во внутренний двор, показавшийся Криспу размером с деревенскую площадь, которую он так недавно покинул. Посреди двора стояла лошадь, застывшая на скаку. Крисп не сразу сообразил, что это статуя. Вокруг нее узором разбегались живые изгороди и клумбы, хотя лепестки с цветов большей частью уже пооблетели. Мраморный фонтан прямо напротив приемной так радостно плескал водой, точно дождя вообще еще не изобрели. — Угощайтесь, господин! — Созерцание так захватило Криспа, что молодому человеку, стоявшему рядом, пришлось повторить фразу два или три раза. Когда Крисп обернулся, неловко бормоча извинения, слуга протянул ему накрытый крышкой серебряный поднос. — Хвост омара под соусом со сливками, пастернаком и фруктовым соком. Надеюсь, вам это понравится, господин. — Что? Ах да! Конечно. Спасибо. — Заметив, что его несет, Крисп заткнулся. До сих пор, насколько он помнил, никто не называл его «господином». И вот теперь этот парень обратился к нему так дважды в двух или трех фразах. Когда он поднял крышку, душистый аромат, воспаривший над подносом, изгнал из головы все сторонние мысли. На вкус омар оказался еще лучше, чем обещал его запах, и это вновь повергло Криспа в изумление. Мясо было мягче свинины и нежнее телятины, так что оставалось лишь пожалеть, что оно так быстро исчезло. К тому же повар Яковизия явно умел обращаться с пастернаком и фруктовым соком лучше, чем любая из деревенских женщин. Едва Крисп поставил поднос и слизнул с усов сливочный соус, как в залу вошел Яковизий. — Привет, Пирр. — Хозяин дома протянул игумену руку. — Что привело тебя в такую рань и что это за дюжий молодец с тобой? — Яковизий смерил Криспа взглядом с головы до ног. — Ты уже встречался с ним, кузен, — ответил Пирр. — Да ну? Видно, придется мне нанять себе опекуна, чтобы он управлялся с моими делами, ибо память у меня определенно не та, что прежде. — Яковизий с притворным отчаянием хлопнул себя ладонью по лбу. Потом, пригласив Пирра и его протеже сесть на кушетку, устроился в кресле, стоявшем ближе к Криспу. И придвинул его еще ближе. — Ну же, объясни мне, если сможешь, моя явную склонность к старческому маразму. То ли Пирр давно уже привык к паясничанью Яковизия, то ли, что более вероятно, не обладал чувством юмора, а потому не реагировал на него. — Крисп был тогда гораздо моложе, — пояснил настоятель. — Он тот самый мальчик, который стоял с тобой на помосте, когда ты заключал очередную сделку с Омуртагом, выкупая пленных. — Чем быстрее я забуду о тех проклятых поездках в Кубрат, тем лучше. — Яковизий умолк, поглаживая свою аккуратно подстриженную бородку и внимательно разглядывая Криспа. — Фосом клянусь, вспомнил! — воскликнул он. — Ты был тогда смазливым мальчонкой и стал теперь очень привлекательным юношей. Глядя на твой гордый нос, я бы сказал, что ты васпураканин, хотя, раз ты родился у северной границы, это маловероятно. — Мой отец всегда говорил, что в его жилах течет васпураканская кровь, — заметил Крисп. — Все возможно, — кивнул Яковизий. — «Принцы» переселились туда после какой-то давнишней войны — или давнишнего предательства. Так или иначе, тебе это к лицу. Крисп не знал, что ответить, а потому промолчал. Некоторые из деревенских девушек хвалили его внешность, но мужчина никогда. К его большому облегчению, Яковизий повернулся к Пирру: — Ты, надеюсь, объяснишь мне, каким ветром нашего дорогого Криспа занесло в город из его глухомани и каким боком это касается меня. Крисп заметил, как пристально хозяин дома вперился в глаза игумена. Он также отметил про себя, что Яковизий не собирается ничего говорить по существу, пока не услышит рассказ Пирра. Это внушило Криспу уважение; несмотря на свои сомнительные пристрастия, Яковизий был совсем не дурак. Изложив историю, поведанную ему Криспом, настоятель продолжил свой рассказ. Его объяснения по поводу того, зачем он вызвал Криспа в монастыре, звучали, как и прошлой ночью, крайне туманно. Яковизий, в отличие от Криспа, ими не удовлетворился и призвал игумена к ответу. — Ничего не понимаю, — заявил он. — Давай-ка, выкладывай толком, что случилось. — Только если ты поклянешься мне именем владыки благого и премудрого сохранить эту историю в тайне, — нервно ответил Пирр. — И ты тоже, Крисп. Крисп поклялся; помедлив немного, Яковизий тоже дал клятву. — Ладно, — нехотя сдался игумен и рассказал им о своих ночных сновидениях и о том, как он свалился на пол. В зале воцарилась тишина. Наконец Яковизий нарушил ее вопросом: — И что, по-твоему, это значит? — Хотел бы я знать! — в сердцах бросил Пирр. Вид у него был такой же сердитый, как и голос. — Это, безусловно, было знамение. Но благое или злое, от Фоса или Скотоса, я даже гадать не хочу. Могу только сказать, что Крисп куда более незаурядная персона, чем кажется, хотя в чем его незаурядность заключается — ума не приложу. — Он действительно незауряден — правда, не совсем в том смысле, что ты имеешь в виду, — улыбнулся Яковизий. — Стало быть, ты привел Криспа ко мне, кузен, дабы исполнить приказание судьи отнестись к нему как к родному сыну? Полагаю, я должен быть польщен — если только ты не считаешь свой сон дурным предзнаменованием и не пытаешься спихнуть его последствия на меня. — Нет! Ни один жрец Фоса не решится на такое, иначе душа его вечно будет маяться у Скотоса во льдах! — воскликнул Пирр. Яковизий сложил кончики пальцев вместе. — Надеюсь, что так. — И обратил свою улыбку, обворожительную и циничную одновременно, к Криспу. — Ну, юноша, раз уж ты тут — к добру ли это, или ко злу, — чего бы тебе хотелось? — Я пришел в город Видесс наняться на работу, — медленно проговорил Крисп. — Игумен сказал мне, что вы ищете конюхов. Всю свою жизнь, за исключением последних двух недель, я прожил на ферме. Мало кто из городских сравнится со мной в умении ухаживать за скотом. — Где-то ты прав. — Яковизий приподнял бровь. — А предупредил ли тебя мой кузен, наш благочестивый пресвятой игумен… — Преувеличенная искренность хозяина превращала хвалебные эпитеты в насмешку. — …предупредил ли он тебя, что порой мне от конюхов нужны услуги особого рода? — Да, — прямо ответил Крисп и умолк. — Ну и? — не выдержал наконец Яковизий. — Господин, если вам нужно от меня именно это, думаю, вы зря тратите время. Благодарю вас за завтрак и за гостеприимство. — Благодарю и вас, святой отец, — прибавил Крисп, обращаясь к Пирру и вставая с кушетки. — Не спеши! — Яковизий тоже вскочил с кресла. — Мне действительно нужны конюхи. Предположим, я найму тебя только для ухода за лошадьми без дополнительных услуг, обеспечу кровом, питанием и положу… хм-м… один золотой в неделю? — Другим ты платишь два, — заметил Пирр. — Я думал, дорогой кузен, что у вас, жрецов, молчание почитается добродетелью, — сладчайшим голосом огрызнулся Яковизий и повернулся к Криспу: — Ладно, два золотых в неделю, хотя тебе недостало ума попросить самому. — Только для ухода за лошадьми? — переспросил Крисп. — Да, — вздохнул Яковизий, — хотя ты не должен на меня сердиться, если время от времени я попытаюсь проверить, не передумал ли ты. — А вы не будете сердиться, если снова услышите «нет»? — Ладно, не буду, — еще раз вздохнул Яковизий. — Тогда по рукам! — Крисп протянул ладонь. Рука вельможи почти утонула в ней, хотя пожатие этого сухонького человечка оказалось на удивление сильным. — Гомарий! — крикнул Яковизий. Слуга, впустивший Криспа с Пирром в дом, появился через минуту, чуть запыхавшись. — Гомарий, Крисп отныне будет одним из наших конюхов. Найди ему одежду поприличнее, чем это тряпье, и посели с остальными парнями. — Конечно. Пойдем, Крисп, и поздравляю со вступлением в наши ряды. — Гомарий подождал, пока они прошли ползала, и шепнул: — У нас тут всяко бывает, зато скучать не приходится. — Верю, — отозвался Крисп. — А вот и наш деревенщина, — услыхал Крисп чей-то шепот, войдя в конюшню. Судя по ухмылкам Барса и Мелетия, реплика предназначалась для Крисповых ушей. Крисп нахмурился. Оба юноши были моложе его, но оба выросли в городе, в более чем зажиточных семьях. Почти все конюхи Яковизия были им под стать. Они, казалось, наслаждались, отравляя Криспу существование. Барс снял со стены совок и швырнул его Криспу. — Давай, деревенщина. Поскольку ты всю жизнь прожил в навозе, можешь почистить сегодня стойла. Тебе не привыкать к запаху конских задниц. — Смазливое лицо Барса расплылось в издевательской усмешке. — Сегодня не моя очередь, — буркнул Крисп. — Да? А мы все равно выбрали тебя, — отозвался Барс. — Правда, Мелетий? — Второй конюх кивнул. Он был еще смазливее Барса, настоящий красавчик. — Нет! — отрезал Крисп. Барс округлил глаза в притворном изумлении: — А наш деревенщина становится нахальным. По-моему, пора его проучить. — Вот именно, — согласился Мелетий и с улыбкой предвкушения шагнул к Криспу. — Интересно, как быстро деревенщины усваивают уроки. Я слыхал, они не очень-то смышленые. Крисп нахмурился еще сильнее. Всю неделю он чувствовал, что злобные подначки рано или поздно кончатся дракой. Он считал, что готов к ней, хотя вариант двое на одного его не прельщал. Крисп поднял руку. — Погодите! — воскликнул он испуганным голосом. — Я их вычищу. Давайте совок. Барс поднял совок и протянул ему. На смазливом лице конюха отразились смешанные чувства удивления, победного торжества и презрения. — И вычисти как следует, деревенщина, иначе тебе придется вылизать то, что… Крисп вырвал у него совок, развернулся и ткнул рукояткой Мелетию в солнечное сплетение. Тот сложился пополам, как кузнечные мехи, тщетно пытаясь вдохнуть. Крисп отшвырнул совок. — Ну, давай! — прорычал он Барсу. — Или ты только языком трепать горазд? — Сейчас увидишь, деревенщина! Барс бросился вперед. Был он силен, бесстрашен и кое-что понимал в борьбе, однако ему, в отличие от Криспа, не пришлось пройти курс обучения у Идалка. Через две минуты он валялся на соломе рядышком с Мелетием, стеная и пытаясь прикрыть руками колено, пах, ребра и парочку вывихнутых пальцев одновременно. Крисп, тяжело дыша, встал над конюхами. Один глаз у него заплыл, сильно болела ключица, но в целом он нанес куда больше ударов, чем получил. Подняв совок, он бросил его между Мелетием и Барсом. — Можете сами выгребать навоз. Мелетий схватил совок и попытался ткнуть им Криспа в лодыжку. Тот наступил ему на руку. Мелетий взвизгнул и отпустил совок. Крисп дал ему ногой под ребра, рассчитав удар так, чтобы причинить максимум боли и минимум повреждений. — Если подумать, Мелетий, так сегодня твоя очередь убирать конюшню. Ты это заслужил. Несмотря на боль, Мелетий негодующе заворчал и обратил к Барсу исполненный мольбы о поддержке взор. Второй конюх с усилием сел. Потряс головой — и немедленно состроил болезненную гримасу. — Я не собираюсь с ним спорить, Мелетий. И если у тебя есть хоть капля разума, ты тоже не станешь. — Барс выдавил кривую усмешку. — Только круглый дурак будет спорить с Криспом после сегодняшнего. Подначки не прекратились. Да этого и трудно было ожидать, если учесть, что дюжина конюхов разного возраста, от подростков до Крисповых сверстников, жила бок о бок друг с дружкой. Но после разборки с Барсом и Мелетием Крисп был принят как равный и не только выслушивал шутки на свой счет, но и отпускал их в адрес товарищей. Больше того — конюхи начали считаться с его мнением, в то время как раньше не обращали на его советы никакого внимания. Так, например, когда зашел спор о том, как лучше обращаться со скакуном, страдавшим несильной, но упорной лихорадкой, один из юношей обернулся к Криспу и спросил: — Что делали в таких случаях в твоих родных дремучих лесах? — Зеленый корм — это для него самое то, — подумав, ответил Крисп, — и вообще жидкая пища, типа овсянки-размазни. Но у нас всегда говорили, что лучше пива средства нет. — Пива? — изумились конюхи. — Для нас или для него? — спросил Барс. Крисп рассмеялся вместе со всеми, но сказал: — Для него. Ведро-другое — и все будет в норме. — Да он не шутит! — удивленно промолвил Мелетий. И задумался. Когда дело касалось лошадей, он становился серьезен. Если конюх безалаберно относился к своим обязанностям, у Яковизия он не задерживался, какими бы чарами ни обладал. — А может, попробуем? — задумался Мелетий. — В любом случае вреда от этого не будет. Итак, пара ведер пива каждый день вливалась в конскую кормушку, и если конюхи покупали чуточку больше, чем требовалось больному животному, что с того? Об этом знали только они. А через несколько дней состояние скакуна действительно улучшилось: дыхание стало ровным, глаза прояснились, кожа и рот утратили болезненную сухость. — Отличное средство, — сказал Барс, когда лошадь явно пошла на поправку. — В следующий раз, когда у меня поднимется жар, будете знать, чем меня лечить, хотя я лично предпочел бы вино. Крисп швырнул в него комком грязи. Яковизий наблюдал за лечением с таким же интересом, как и конюхи. Увидав, что лошадь выздоровела, он протянул Криспу золотой. — И приходи сегодня ко мне на ужин, если хочешь, — сказал он, смягчив свой резкий голос как только можно. — Спасибо вам огромное, господин, — ответил Крисп. Мелетий весь оставшийся день проходил надутым. В конце концов Крисп спросил его, в чем дело. — Если я скажу тебе, что ревную, ты снова меня вздуешь, — сердито отрезал тот. — Ревнуешь? — До Криспа не сразу дошло. — О! Не волнуйся. Мне нравятся только девушки. — Ну и что? — мрачно ответил Мелетий. — Зато Яковизию нравишься ты. Крисп фыркнул и снова взялся за работу. На закате он подошел к главному зданию усадьбы Яковизия. Это была его первая трапеза в хозяйском доме после того завтрака хвостом омара; конюхи столовались отдельно. Похоже, подумал Крисп, Мелетий тревожился понапрасну; если бы затевался большой банкет, какого-то конюха не посадили бы за стол вместе с хозяином. Но как только Гомарий провел его в комнатку для двоих, Крисп понял, что Мелетий был прав, а сам он ошибался. Маленькая лампа на столе оставляла большую часть помещения в потемках. — Здравствуй, Крисп. — Яковизий встал, чтобы поприветствовать гостя. — Выпей немного вина. Хозяин налил вино собственноручно. Крисп привык к терпким сортам, которые сельчане готовили сами. То, что дал ему Яковизий, проскользнуло в горло подобно тихому шепоту. Если бы не тепло, разлившееся в груди, можно было подумать, что это виноградный сок. — Еще налить? — вкрадчиво спросил Яковизий. — Я хотел бы произнести тост за смекалку, с какой ты вылечил Урагана. Благодаря тебе он снова в отличной форме. Яковизий поднял свою чашу. Крисп понимал, что ему не стоит пить слишком много с хозяином, но не мог придумать вежливого предлога для отказа. Да и вино было настолько хорошо, что он заглотнул его почти без угрызений совести. Гомарий внес ужин — белокорого палтуса, жаренного с чесноком и луком-пореем. Пряный запах приправ напомнил Криспу о доме, хотя там из рыбных блюд он едал только форель или карпа, водившихся в речке, о подобных же деликатесах и не помышлял. — Бесподобно, — пробормотал он, улучив момент, когда рот не был набит палтусом. — Я рад, что тебе нравится, — сказал Яковизий. — У нас тут бытует поговорка: «В городе Видессе рыбы-то навалом — но большая рыба пожирает малую». Так что угощайся на здоровье. После палтуса подали целехоньких куропаток, потом сливы и инжир в меду. Конюхи питались неплохо, но далеко не так роскошно. Крисп понимал, что уплетает за обе щеки, но его это не волновало; в конце концов, Яковизий пригласил его сюда поесть. Хозяин встал, чтобы снова наполнить чашу, и укоризненно глянул на Криспа, обнаружив, что тот едва прикоснулся к ее содержимому. — Мальчик мой, ты совсем не пьешь. Тебе не нравится вино? — Вино замечательное, — ответил Крисп. — Просто… — он запнулся, подыскивая оправдание, — не хочу напиваться, чтобы не наделать глупостей. — Похвальная сдержанность, но ты напрасно беспокоишься. Я давно заметил, что от души насладиться вином можно только в том случае, если не думаешь о последствиях. А наслаждения, Крисп, в жизни выпадают нечасто, и так легко отказываться от них не стоит. — Вспомнив о горестях, заставивших его покинуть деревню, Крисп нашел, что в словах Яковизия есть доля правды. — Я, например, убежден, что ты, хотя и не жалуешься, сильно устаешь от возни с лошадьми. Давай-ка я помогу тебе расслабиться. Не успел Крисп ответить, как Яковизий, торопливо обойдя вокруг кресла, начал массировать ему плечи. Делал он это умело; Крисп почувствовал, как напряжение отпускает его. Почувствовал он и другое: нетерпеливую дрожь ладоней, которую не сумел унять Яковизий. Крисп понял, что она означает; он понял это еще в девять лет. Не без некоторого колебания он повернулся в кресле лицом к Яковизию. — Я сказал, когда нанимался на работу, что эти игры меня не интересуют. — А я сказал, — возразил, не теряя апломба, Яковизий, — что на мой интерес это не повлияет. Был бы ты как все, я предложил бы тебе золото. Но мне почему-то кажется, что это без толку. Или я ошибаюсь? — добавил он с надеждой. — Нет, не ошибаетесь, — быстро ответил Крисп. — Жаль, жаль. — Тусклый свет лампы выхватил злобную искорку, блеснувшую в глазах Яковизия. — Вышвырнуть мне, что ли, тебя на улицу за упрямство? — Как пожелаете, господин. — Крисп старался говорить по возможности спокойнее. Ему не хотелось, чтобы хозяин почувствовал его слабое место. — Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны, — вздохнул Яковизий, — после того, что ты сделал для Урагана. Ладно, Крисп, будь по-твоему. Хотя я не предлагал тебе ничего плохого. Многим это нравится. — Не сомневаюсь, господин. — Крисп подумал о Мелетии. — Просто я не из их числа. — Жаль, — повторил Яковизий. — Но все равно, выпей еще вина. Давай додернем этот кувшинчик. — Почему бы и нет? — Крисп выпил еще чашу; вино было слишком хорошо, чтобы отказываться. — Поздно уже, — сказал он, зевнув. — Мне пора к себе, не то завтра все будет из рук валиться. — Пожалуй, ты прав, — равнодушно отозвался Яковизий, для которого понятия «поздно» не существовало. Когда он попытался поцеловать Криспа на прощание, тот будто невзначай отступил назад, надеясь, что эта маленькая уловка осталась незамеченной… пока не увидел иронически вздернутую бровь хозяина. Тут Крисп ретировался, причем довольно поспешно. К своему удивлению, он застал Барса и пару других конюхов ждущими его возвращения. — Ну как? — поинтересовался Барс. — Что — как? — Крисп весь подобрался. Если Барс намерен отомстить за ту драку, сейчас самое время. Трое на одного почти гарантия успеха. Но у Барса на уме было совсем другое. — Как у тебя с Яковизием? Поладили? Ничего постыдного в этом нет — я спрашиваю просто потому, что побился об заклад. — И на что поставил? На «да» или «нет»? — Не скажу. А если ты ответишь, что это не мое собачье дело, моя ставка подождет, пока Яковизий так или иначе себя не выдаст. Ты же знаешь, рано или поздно мы все поймем. Крисп в этом не сомневался. Да и выпитое вино развязало ему язык, хоть он поначалу собирался оставить свои вечерние приключения в тайне. — Нет, не поладили, — сказал Крисп. — Мне слишком нравятся девушки, чтобы предаваться с ним любовным играм. Барс ухмыльнулся, хлопнул его по плечу и повернулся к одному из конюхов, протянув руку ладонью вверх: — Гони монету, Аграбаст. Я же говорил, что он откажется. — Аграбаст отдал золотой. — И еще вопрос, — продолжал Барс. — Он тебя уволил за отказ? — Нет. Подумывал было, но не уволил. — Хорошо, что я не поддался твоим уговорам поспорить еще и на это, Барс, — сказал Аграбаст. — Яковизий любит своих лошадок не меньше, чем свой член. Он не станет увольнять человека, показавшего себя классным коновалом. — Я-то это учел, — сказал Барс, — просто надеялся, что до тебя не дойдет. — А пошел бы ты в лед! — отозвался Аграбаст. — А пошли бы вы оба в лед, если сейчас же не угомонитесь и не дадите мне поспать. — Крисп начал пробираться к своему месту, расталкивая конюхов, потом остановился и добавил: — Мелетий может больше не волноваться. Все рассмеялись. Но когда смех умолк, Барс заметил: — Ты ведь вырос в деревне, Крисп; возможно, наши взгляды на мир чуточку отличаются от твоих. Никто не стал бы тебя осуждать, если б ты сказал Яковизию «да». Мелетий среди нас не единственный. — А я и не говорил, что единственный, — ответил Крисп. — Просто он один из-за этого переживал. Так вот, пускай успокоится. — Что ж, справедливо сказано, — рассудительно заметил Барс. — Справедливо или нет, а только прочь с дороги, пока я не свалился и не заснул на месте. — Крисп сделал вид, будто сейчас упадет на одного из конюхов. Они снова рассмеялись и посторонились, давая ему пройти. Всю долгую зиму Яковизий бросал на Криспа долгие взгляды. Всю долгую зиму Крисп притворялся, будто не замечает их. Он обихаживал хозяйских лошадей. Отправляясь на пирушки, Яковизий обычно брал с собой одного из конюхов, и Криспа не чаще прочих. Когда, в свою очередь, хозяин приглашал гостей к себе, то заняты были все конюхи — развозили приглашенных по домам. Поначалу Крисп смотрел на имперскую знать с тем же благоговением, что и на город Видесс, когда впервые прибыл в него. Но благоговение перед аристократами скоро испарилось. Крисп обнаружил, что они такие же люди, как и все: что есть среди них умные, не очень и откровенные дураки. Как выразился об одном из них Барс, хорошо, что он унаследовал кучу денег, потому что сам не сумел бы нажить ни гроша. С городом дело обстояло наоборот: чем дольше изучал его Крисп, тем больше чудес находил. На каждой улочке он открывал для себя что-то новое: аптекарский прилавок ли, или храм Фоса — такой маленький, что в нем могла поместиться лишь горстка молящихся. Даже знакомые улицы давали возможность увидеть новых людей: смуглых макуранцев в кафтанах и фетровых шапочках, крупных белокурых халогаев, глазевших по сторонам в точности как сам Крисп, кряжистых кубратов в мехах. От них Крисп держался подальше, не в силах отделаться от мысли о том, что среди них вполне могут быть те всадники, которые похитили его вместе с близкими или вытаптывали поля в северной деревне. И, конечно, тут было полно самих видессиан, жителей города, бесцеремонных, развязных, шумных, циничных, совершенно не похожих на деревенских жителей, среди которых он вырос. — Чтоб ты обледенел, болван безмозглый! — разорался как-то днем лавочник на мастерового. — Я тебе заказывал оконное стекло, а ты что принес? Оно на полфута короче, чем надо! — Сам ты короче, придурок! — Стекольщик вытащил кусочек пергамента. — Вот, так я и думал: семнадцать на двадцать два. Что ты заказывал, то я и сделал. А если считать не умеешь учись! Ремесленник тоже орал во все горло. Начала собираться толпа. Люди высовывались в окна, чтобы поглядеть, что происходит. Лавочник выхватил пергамент из рук мастерового: — Я этого не писал! — Ну конечно! А чьи же это каракули — мои, что ли? Стекольщик попытался отобрать записку. Лавочник отдернул руку. Они стояли нос к носу, вопя друг на друга и размахивая кулаками. — Может, разнять их, пока они не пустили в ход ножи? — спросил Крисп у зеваки, стоявшего рядом. — И испортить все представление? Ты что, спятил? — Судя по тону, незнакомец всерьез засомневался в нормальности Криспа. Через минуту он ворчливо продолжил: — Никаких ножей не будет. Они поорут, пока не охрипнут, и разойдутся каждый по своим делам. Вот увидишь. Зевака оказался прав. Крисп готов был это признать, но зевака не стал дожидаться результатов своего предсказания. Когда скандал утих, Крисп тоже пошел дальше, качая головой. В родной деревне все было не так. Он почти уже дошел до дома Яковизия, как вдруг увидел хорошенькую девушку. Она улыбнулась, поймав его взгляд, и без смущения подошла к нему. В родной деревне такого тоже не бывало. — Монета серебром — и я твоя на вечер, — сказала девушка. — А за три можешь провести со мной всю ночь. — Она провела ладонью по его руке. Ногти и губы девушки были красные, одного и того же оттенка. — Прости, — ответил Крисп. — Но я как-то не привык за это платить. Девушка оглядела его с ног до головы, с сожалением пожала плечами. — Охотно верю. А жаль. Я получила бы куда больше удовольствия с человеком, которому не нужно его покупать. Увидев, однако, что Крисп уступать не намерен, девушка, покачивая бедрами, пошла дальше. Как и большинство жителей города, она не теряла времени даром, если не было надежды нажиться. Крисп повернул голову и провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол. Он решил не возвращаться к Яковизию сразу. На обед он все равно опоздал, а для ужина или попойки было еще рано. Стало быть, самое время для некоей маленькой веселой официанточки, которая наверняка сумеет освободиться… ровно на столько, насколько надо будет, подумал он с усмешкой. Снег начал падать мокрыми хлопьями, а потом и вовсе сменился дождем. По Крисповым меркам зима в Видессе была мягкой. Но все равно он радовался приходу весны. И лошади Яковизия тоже радовались. Они щипали нежную молодую травку, пока не начали испражняться зеленой жидкой кашицей. От ее постоянной уборки восторгов по поводу весны у Криспа слегка поубавилось. Как-то погожим утром, когда была не его очередь чистить конюшни, Крисп решил отправиться на свидание — не с маленькой официанточкой, с которой он порвал, а с ее весьма недурственной заменой. Крисп открыл дверь — и отступил в изумлении назад. К дому приближалось нечто вроде парада. Горожане любили парады, поэтому неудивительно, что вокруг собралась целая толпа. Через минуту Крисп разглядел в ее центре одиннадцать — как он быстро прикинул — зонтоносцев с шелковыми зонтами. Автократору Видесскому полагалось лишь на один зонт больше. Только до Криспа дошло, кто пожаловал к Яковизию в дом, как от процессии отделился слуга в блестящих одеждах и объявил: — Его сиятельное высочество Севастократор Петроний желает видеть твоего хозяина Яковизия. Будь любезен, оповести его. Вообще-то это была обязанность Гомария, но Крисп, не вдаваясь в такие тонкости, припустил со всех ног. Раз дядя императора чего-то хотел, тут было не до тонкостей. К счастью, Яковизий уже встал, оделся и даже позавтракал. Он потягивал вторую чашу вина и недовольно нахмурился, увидав Криспа, который ворвался в приемную залу. Но когда Крисп выпалил новость, хозяин нахмурился совсем по-другому. — Ох, чума его побери! У меня здесь настоящий свинарник… Ну да ничего не поделаешь. Принесло же его в такую рань! — Яковизий одним глотком допил вино и бросил на Криспа свирепый взгляд. — Не стой столбом! Иди и доложи его сиятельному высочеству, что я счастлив его видеть, — в общем, наври ему что-нибудь повежливее, придумаешь на ходу. Крисп бросился к двери, чтобы передать приглашение эскорту Севастократора. Но вместо слуг чуть было не столкнулся с самим Петронием. Рядом с его малиновым одеянием, расшитым золотыми и серебряными нитями, одежды слуг сразу потускнели. — Осторожнее, не то упадешь! — со смехом сказал Севастократор, когда Крисп чуть не перекувырнулся, пытаясь остановиться, поклониться и упасть на правое колено одновременно. — В-ваше высочество, — заикаясь, проговорил Крисп, — мой хозяин с-счастлив вас видеть. — В такую рань — это вряд ли, — сухо ответил Петроний. Стоя на одном колене, Крисп глянул вверх на самого могущественного человека видесской империи. Судя по портретам, которые Крисп видел в деревне, трудно было предположить, что этот человек обладает чувством юмора. Кроме того, на портретах он выглядел несколько моложе; судя по всему, Севастократору было уже за, а не под пятьдесят. Но в жизни его черты выражали ту же спокойную уверенность в себе, что и на портретах. — Давай, юноша, отведи меня к нему, — сказал он, похлопав Криспа по плечу. — Кстати, как тебя зовут? — Крисп, ваше высочество, — вставая, ответил Крисп. — Сюда, пожалуйста. Петроний зашагал с ним рядом. — Пока я буду занят с твоим хозяином, Крисп, можешь ты позаботиться о моей челяди, чтобы ей дали немного вина и хлеба с сыром? Стоять здесь и ждать, когда я закончу, — это для моих людей слишком скучное испытание. — Я позабочусь о них, — пообещал Крисп. Яковизий, как заметил Крисп, провожая Севастократора в приемную залу, успел приодеться. Облачение его было тоже малиновым, хотя и не такого насыщенного цвета, как у Петрония. И на ногах у Яковизия были сандалии, в то время как Петроний расхаживал в черных сапожках с красной оторочкой. Только Анфим имел право носить сапоги алые сверху донизу. Едва Крисп сунул голову на кухню и передал пожелание Петрония, как повар, готовивший Яковизию обед, издал испуганный возглас и начал лихорадочно нарезать кружочками лук и строгать твердый сыр, кликнув на помощь прислугу. Крисп налил в чаши вина — в дешевые глиняные чаши, не чета тем отделанным серебром и золотом хрустальным кубкам, из которых пили знатные гости Яковизия, — и поставил их на поднос. Другие слуги унесли подносы свите Петрония. Выполнив поручение, Крисп улизнул через боковую дверь на свидание со своей девушкой. — Ты опоздал, — резко бросила она. — Прости, Сирикия. — Крисп поцеловал ее, чтобы показать, как он огорчен. — Как раз когда я собирался к тебе, к моему хозяину явился с визитом Севастократор Петроний, и им потребовалась моя помощь. — Он надеялся, что девушка вообразит себе более интересную помощь, нежели разливание вина на кухне. Очевидно, так оно и вышло, ибо ее досада тут же испарилась. — Я как-то раз встречалась с Севастократором, — сказала она. Поскольку девушка была всего лишь белошвейкой, Крисп, хоть ничего и не сказал, усомнился в ее правдивости, пока она с гордостью не прибавила: — В день Зимнего солнцеворота, пару лет назад, он ущипнул меня за задницу. — В день Зимнего солнцеворота возможно все, — серьезно согласился Крисп. И улыбнулся ей. — А у Петрония хороший вкус. Она подумала с минуту, похлопала глазами и обвила его шею руками. — Ох, Крисп, ты говоришь такие приятные вещи! Остаток утра прошел восхитительно. Гомарий остановил Криспа, когда тот возвращался в апартаменты конюхов. — Не спеши, — сказал ему дворецкий. — Яковизий хочет тебя видеть. — Зачем? Он же знает, что сегодня утром я выходной. — Он не сказал мне зачем. Просто велел найти тебя. Вот я и нашел. Он в малой приемной — ну, ты знаешь, в комнатке рядом со спальней. Гадая, что же приключилось, и надеясь, что хозяин таки помнит о том, что сегодняшнее утро у него свободно, Крисп поспешил в приемную. Яковизий сидел за столиком, заваленным толстыми свитками пергамента, и выглядел в точности как сборщик податей — а если учесть еще хмурую гримасу, то как сборщик податей, приехавший в деревню, которая по уши погрязла в долгах. — А-а, это ты, — сказал он, увидев Криспа. — Очень вовремя. Иди, собирайся. Крисп поперхнулся. — Что, господин? — Меньше всего он ожидал, что его вышвырнут на улицу, причем так грубо. — В чем я провинился, господин? Могу я оправдаться? — О чем ты? — сварливо бросил Яковизий. Через пару секунд лицо его прояснилось. — Нет, ты меня не понял. Похоже, между нашей страной и хатришами разгорелась какая-то свара из-за полоски земли между двумя речушками к северу от города Опсикиона. Местный эпарх оказался не в силах вразумить хатришей — хотя, надо признать, попытки договориться с ними самого Скотоса свели бы с ума. Петроний не хочет, чтобы эта свара превратилась в пограничную войну. Он посылает меня в Опсикион уладить дело. Это объяснение не развеяло Криспова замешательства. — А почему я должен собираться? — Ты поедешь со мной. Крисп открыл было рот, потом снова закрыл, поняв, что ничего толкового сказать не сможет. Предстоящее путешествие сулило быть куда комфортабельнее его похода из деревни в город Видесс. А когда они приедут в Опсикион, он, возможно, сумеет отчасти разобраться в том, чем занимается Яковизий и как он это делает. Крисп давно понял, что чем больше он узнает, тем больше возможностей открывается перед ним в жизни. С другой стороны, Яковизий как пить дать воспользуется совместным путешествием, чтобы затащить его в постель. Крисп не мог с ходу сообразить, насколько сильно будет докучать ему хозяин и насколько разозлят Яковизия бесконечные отказы. Новые возможности — и возможные неприятности. Судя по всему, они уравновешивали друг друга. Но особого выбора у Криспа не было, поэтому он сказал: — Хорошо, высокочтимый господин. Я мигом соберусь. Дорога снова ушла под гору. Внезапно вместо гор и деревьев Крисп увидел перед собой холмы, стремительно убегающие к синему морю. Там, где земля встречалась с водой, стоял Опсикион, сияя под солнцем красными черепичными крышами. Крисп придержал коня, чтобы насладиться видом. Яковизий, скакавший рядом с ним, тоже остановился. — Красиво, правда? — сказал хозяин. Правая рука его, выпустив поводья, будто случайно упала на Криспово бедро. — Правда, — вздохнул Крисп и вонзил каблуки в конские бока. Лошадь двинулась мелкой рысью. Яковизий последовал за ним, тоже вздохнув. — Ты самый упрямый осел, какого я когда-либо хотел, — бросил он с досадой. Крисп промолчал. Если Яковизий хотел увидеть упрямого осла, ему достаточно было взглянуть на свое отражение в ручье. За месяц пути из города Видесса в Опсикион Яковизий не прекращал соблазнять Криспа каждую ночь и чуть ли не каждый вечер. То, что эти попытки ни к чему не приводили, не охлаждало его пыл, равно как и более покладистые партнеры, неоднократно делившие с ним ложе. Яковизий снова пристроился рядом. — Не будь ты таким красавчиком, мать твою, я выпер бы тебя за упрямство, — пробурчал он. — Но ты меня не доводи, не то нарвешься. Крисп в этом не сомневался, однако, как и раньше, ответил со смехом: — Я всего лишь крестьянин, изгнанный нуждой из родной деревни. Разве вы в силах загнать меня еще ниже? Главное, думал Крисп, не дать Яковизию почувствовать, что он боится его угроз. Тогда желчный маленький человечек поостережется переходить от слов к делу. Его теория подтвердилась и на сей раз. Яковизий надулся, но сдался. Они бок о бок поскакали к Опсикиону. Поскольку были они в запыленных одеждах путников, стража у ворот не обратила них особого внимания. Им пришлось подождать, пока стражники в поисках контрабанды тыкали мечами в тюки с шерстью, привезенные в город хатришским торговцем с косматой бородой. Лицо у торговца было таким невинным, что Крисп уже за это проникся к нему подозрением. У Яковизия терпение лопнуло быстро. — Эй, ты! — позвал он одного из стражников повелительным тоном. — Прекрати возиться с этим малым и подойди к нам! Стражник, уперев руки в боки, смерил Яковизия взглядом. — С какой это стати, коротышка недоделанный? — И, не дожидаясь ответа, отвернулся, собираясь продолжить свое занятие. — Потому что, паршивый ты, вонючий и поганый засранец, я, полномочный представитель его сиятельного высочества Севастократора Петрония и его императорского величества Автократора Анфима Третьего, прибыл в ваш занюханный, задолбанный и затхлый городишко уладить дела, которые ваш эпарх завалил, запорол и окончательно загадил! Каждое слово Яковизий выговаривал с гневом и со смаком, разворачивая между тем большой пергамент, удостоверяющий его полномочия. Пергамент был заляпан восковыми печатями разного цвета и украшен подписью Автократора, сделанной пугающе официальными алыми чернилами. Стражник, красный от ярости, буквально за три сердцебиения побелел от ужаса. — Прости, Брисон, — пробормотал он торговцу шерстью, — тебе придется немного подождать. — Хорошенькое дельце! — проворчал Брисон с шепелявым акцентом. — А я за это время возьму да перемешаю лошадей, так что ты и не поймешь, каких уже проверил. — Торговец усмехнулся: как, мол, тебе это понравится? — Чтоб тебя лед побрал, — буркнул напуганный стражник. Брисон громко расхохотался. Не обращая на него внимания, стражник повернулся к Яковизию: — Я… я прошу прощения за грубость, высокочтимый господин. Чем могу служить? — Вот так-то лучше, — кивнул Яковизий. — Ладно, не буду выяснять, как тебя зовут. Скажи, как мне попасть в резиденцию эпарха. А потом можешь развлекаться дальше с этим мошенником. Кстати, советую тебе потыкать мечом не только в его шерсти, но и в бороде. Брисон весело расхохотался снова. Стражник, запинаясь, выдал требуемую информацию. Яковизий поскакал куда сказано, глядя прямо перед собой и не удостоивая взглядом более ни одного человека. Крисп поехал за ним. — Того нахала в кольчуге я легко поставил на место, — сказал Яковизий, когда они с Криспом въехали в город, — но хатриши, эти толстомордые мерзавцы, слишком легкомысленны, чтобы заметить, когда их оскорбляют. — Неспособность задеть человека всегда возмущала Яковизия. Он тихо выругался, свернув на главную улицу Опсикиона. Крисп, привыкший к капризному нраву хозяина, не обратил внимания на его воркотню. Куда больше его интересовал Опсикион. Город был чуть покрупнее Имброса. «Год назад, — подумал Крисп, — он показался бы мне огромным». Но после Видесса Опсикион выглядел игрушечным городком, маленьким, хотя и очень красивым. Даже храм Фоса на центральной площади был сооружен по образцу столичного Собора. Резиденция эпарха находилась напротив храма, через площадь. Яковизий, раздраженный тем, что ему не удалось испортить настроение Брисону, обрушился на первого же встречного чиновника столь же беспощадно, как на стражника у ворот. Его тактика была жестокой, но эффективной. Через несколько минут чиновник провел гостей в кабинет эпарха. Местным правителем оказался худощавый и недовольный человек по имени Сисинний. — Так вы приехали торговаться с хатришами? — спросил он, когда Яковизий предъявил ему свой внушительный свиток. — Может, вам повезет больше, чем мне. Они меня достали — за день до переговоров с ними у меня начинает зверски болеть желудок и не проходит потом три дня. — А в чем, собственно, проблема? — спросил Яковизий. — У нас же есть документы, доказывающие, что спорная территория принадлежит нам по праву? — Фраза была сформулирована как вопрос, однако в голосе Яковизия звучала такая же убежденность, как если бы он произнес символ веры Фоса. Криспу порой казалось, что в Видессе не существовало ничего, что не могло быть подтверждено соответствующими документами. Сисинний закатил глаза, и темные мешки под ними сделали его похожим на печальную гончую. — Да, документы у нас есть, — мрачно согласился он, — вопрос в том, как заставить хатришей считаться с ними. — Это я беру на себя, — пообещал Яковизий. — Есть в вашем городе приличный трактир? — Самый лучший у Болкана, — сказал Сисинний. — Это недалеко. — Он объяснил, как пройти к заведению Болкана. — Хорошо. Крисп, ты пойдешь туда и снимешь нам комнаты. А теперь, уважаемый, — это уже относилось к Сисиннию, — давайте посмотрим эти документы. И организуйте мне встречу с хатришем, который не хочет с ними считаться. Трактир Болкана оказался действительно приличным и, по меркам города Видесса, до нелепости дешевым. Выполнив приказание хозяина буквально, Крисп снял ему и себе две отдельные комнаты. Он знал, что Яковизий будет злиться, однако не хотел быть настороже каждую минуту каждой ночи. Яковизий и впрямь разворчался, придя через пару часов в трактир и узнав о распоряжениях, отданных Криспом. Но брюзжание его было рассеянным; больше всего Яковизия занимала сейчас толстая кипа документов, зажатых под мышкой. Он был всерьез озабочен предстоящими переговорами. — Какое-то время тебе придется развлекаться в одиночестве, Крисп, — сказал он, когда они сели обедать и приступили к креветкам в горчичном соусе. — Одному Фосу известно, сколько мне придется проторчать взаперти с этим Лексо из Хатриша. Если он такой упрямец, как говорит Сисинний, может, это вообще навсегда. — Если вы не против, господин, — нерешительно проговорил Крисп, — я хотел бы поприсутствовать на ваших переговорах. Яковизий застыл с креветкой в руке. — Зачем тебе это, ради всего святого? — Глаза его сощурились. Ни одни видесский вельможа не мог поверить в то, чего не мог понять. — Чтобы научиться чему-нибудь, — ответил Крисп. — Не забывайте, господин: я в городе всего пару сезонов. Большинство ваших конюхов знают куда больше меня просто потому, что прожили в городе Видессе всю свою жизнь. Мне не хочется упускать ни единого шанса, чтобы научиться чему-то полезному. — Хм-м, — все так же настороженно промычал Яковизий. — Тебе это быстро наскучит. — Тогда я уйду. — Хм-м, — снова промычал Яковизий. И решился: — А почему бы и нет? Я думал, возня с лошадьми тебя вполне устраивает, но если ты считаешь, что способен на большее, — попробуй. Как знать? Возможно, это пойдет на пользу не только тебе, но и мне. — Вид у Яковизия сделался задумчиво-расчетливым. Он бросил на Криспа хорошо знакомый взгляд. Одна бровь быстро вздернулась вверх: — Вообще-то я не за тем тебя сюда привез. — Знаю. — Крисп понемногу научился скрывать от хозяина свои уловки. Сейчас он думал о том, что, если сумеет стать полезным Яковизию в каком-то другом качестве, тот, возможно, перестанет затаскивать его в постель. — Посмотрим, как пойдет, — сказал Яковизий. — Сисинний договорился, что наша встреча с хатришем состоится завтра где-то между рассветом и полуднем. — На лице его появилась улыбка, которая примелькалась Криспу еще больше, чем прежний расчетливый взгляд. — От чтения при свете лампы у меня голова болит. Мы могли бы провести ночь гораздо приятнее… Крисп вздохнул. Яковизий все еще не сдался. — Высокочтимый господин! — начал Сисинний. — Позвольте представить вам Лексо, посланника хагана Гумуша, правителя Хатриша. Лексо, это достопочтенный Яковизий из города Видесса и его спафарий Крисп. Титул, которым наградил Криспа эпарх, был самым низким в видесской иерархии; буквально он означал «оруженосец» или же, в более расширенном смысле, «адъютант». Спафарий Автократора мог быть очень важным человеком — в отличие от спафария вельможи. Но Криспу все равно было приятно. Сисинний ведь мог представить его и просто как конюха. — А теперь, благородные господа, с вашего разрешения я займусь другими делами, — закончил эпарх и удалился чуть быстрее, чем требовали правила приличия, не сумев сдержать вздоха облегчения. На Лексо была льняная туника, которая могла быть элегантной, не будь она вся сплошь заткана прыгающими оленями и пантерами. — Я слыхал о вас, почтенный господин, — сказал он Яковизию и поклонился, не вставая с кресла. Борода и усы у него были столь пышные и мохнатые, что Крисп почти не видел его губ. Среди видессиан такой буйной растительностью обладали только жрецы. — Увы, не могу похвалиться тем же. — Яковизий не собирался дать какому-то иностранцу превзойти себя в вежливости. — Но я абсолютно уверен, что посланник вашего хагана не может не быть человеком выдающимся. — Вы слишком добры к человеку, которого видите впервые, — промурлыкал Лексо и перевел взгляд на Криспа. — А вы, юноша, стало быть, спафарий Яковизия? И куда, позвольте узнать, вы направляете его клинок? Улыбка Лексо была ласковой, но Крисп все равно дернулся как ужаленный. На мгновение его одолело неистовое желание размазать по полу этого хатриша, даром что тот был раза в два старше и значительно тяжелее, хотя и ниже на несколько дюймов. Но месяцы жизни у Яковизия научили Криспа, что игру не всегда выигрывают кулаками. Изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное выражение, он ответил, глядя Лексо прямо в глаза: — Против его врагов и врагов Автократора. — Ваши чувства делают вам честь, — вкрадчиво проговорил Лексо. И снова обернулся к Яковизию: — Ну, почтенный господин, и как вы предлагаете решить вопрос, над которым мы с глубокоуважаемым Сисиннием бьемся уже несколько месяцев? — Я предлагаю не биться, а обратиться к фактам. — Яковизий склонился вперед, отбросив этикет, как поношенный плащ. И тронул пачку документов, переданную ему эпархом. — А факты — вот они, причем неоспоримые. У меня здесь копии всех документов, касающихся границы между Видессом и Хатришем за все время существования оного в качестве государства, а не простой орды кочевников-бандитов, слишком невежественных для того, чтобы подписывать договоры, и слишком вероломных, чтобы им можно было доверять. Последняя черта, похоже, вам присуща до сих пор. Крисп ожидал, что Лексо взорвется, но хатриш продолжал безмятежно улыбаться. — О ваших очаровательных манерах я тоже наслышан, — сказал он ровным тоном. Но если оскорбления отскакивали от хатриша, как горох, то в точности так же отскакивала от Яковизия ирония. — Меня не волнует, о чем вы наслышаны, господин Лексо. Я слышал — и в документах об этом сказано четко и ясно, — что граница между нашими странами проходит по реке Аккилеону, а не Мнизову, как вы утверждаете. Какое право вы имеете им не верить? — У моего народа долгая память, — сказал Лексо. Яковизий фыркнул. Лексо, не обращая на него внимания, продолжал: — Память — она как листва. Листья опадают в лесах нашего сознания, и мы бредем, разгребая их кучи. Яковизий фыркнул снова, теперь уже громче: — Потрясающе! Вот уж не думал я, что Гумуш в наши дни посылает говорить за себя поэтов. Мне казалось, их пренебрежение к истине делает их непригодными для дипломатических миссий. — Вы мне льстите. Какой из меня поэт? — сказал Лексо. — Если хотите настоящей поэзии, могу почитать вам народные баллады нашего племени. Он начал декламировать, то на шепелявом видесском, то переходя на язык, напомнивший Криспу язык кубратов. Он кивнул, вспомнив, что предки и хатришей, и кубратов в незапамятные времена вышли из Пардрайянских степей. — Я могу продолжать и дальше в том же духе, — сказал Лексо, продолжив некоторое время в том же духе, — но, надеюсь, суть вы уловили: что великий поход Балбада, сына Бадбала, прогнал всех видессиан за реку Мнизов. Поэтому утверждение Хатриша, что южная граница проходит по Мнизову, совершенно справедливо. — Но ни дед Гумуша, ни его отец об этом не вспоминали, — заметил Яковизий, нимало не тронутый красноречием оппонента. — Если положить на чаши весов подписанные ими договоры и ваши баллады, договоры повесомее будут. — Человеку не дано судить о том, что весомее, как не дано ему постичь Равновесие между Фосом и Скотосом в этом мире, — ответствовал Лексо. — Вес имеют и баллады, и договоры; именно этого не хочет ни понять, ни признать ваш Сисинний. — «Весовщикам» одна дорога — к Скотосу во льды, как говорят у нас в Видессе, — сказал Яковизий. — Поэтому я буду признателен, если вы не станете приводить свои восточные ереси в качестве аргументов серьезного спора. Как Фос победит Скотоса в конце концов, так наша граница пройдет по своему законному месту, то бишь по реке Аккилеон. — Если моя религия — ересь для вас, то это имеет и обратную силу. — Теперь, когда задели его веру, Лексо утратил свою отрешенную насмешливость. В голосе его прорезались резкие нотки. — Я должен также подчеркнуть, что на землях меж Мнизовом и Аккилеоном пастухов-хатришей не меньше, чем землепашцев-видессиан. Поэтому концепция Равновесия вполне уместна. — Подкиньте прецедент на весы своего проклятого Равновесия, — предложил Яковизий, — и он в любом суде мгновенно потянет вниз чашу истины, то есть Видесса. — Баллада о Балбаде, сыне Бадбала, насколько я могу судить… — На сей раз ирония была настолько откровенной, что Яковизий невольно насупился. — …прецедент гораздо более древний, нежели пачка заплесневелого пергамента, на который вы ссылаетесь. — Эта баллада — ложь! — рявкнул Яковизий. — Нет, господин, не ложь! — Гневный взгляд Яковизия скрестился с таким же гневным взглядом Лексо. Будь у них мечи, они наверняка пустили бы их в ход. Захваченные своим поединком, оба дипломата напрочь позабыли о Криспе и с изумлением воззрились на него, услыхав его вопрос: — А прецедент тем весомее, чем он древнее? «Да!» — выпалил Лексо одновременно с Яковизием, выпалившим: «Нет!». — Но если да, — продолжал Крисп, — разве Видесс не может потребовать себе весь Хатриш? Ведь он входил в состав империи задолго до того, как там появились предки хатришей. «Это совсем не одно и то же…» — начал было Лексо, в то время как у Яковизия вырвалось: «Клянусь благим богом, так мы мо…» Он тоже осекся по полуслове. Смущенное выражение совершенно не шло к острым чертам Яковизия, но именно оно сейчас было написано у него на лице. — Думаю, мы немного погорячились, — сказал он гораздо более спокойно, чем раньше. — Возможно, — согласился Лексо. — Похоже, нам нужно поблагодарить вашего спафария за то, что он привел нас в чувство. — Хатриш поклонился Криспу. — Я также должен попросить у вас прощения, юноша. Теперь я вижу, что вы здесь не просто для мебели. От вас есть какая-то польза. — Само собой, есть! Слова Яковизия были бы приятнее Криспу, не прозвучи в них такое неприкрытое удивление. — Если вы отложите в сторону свою пачку с документами, почтенный господин, — вздохнул Лексо, — я не стану больше читать вам баллады. — Что ж, ладно. — Яковизий шел на уступки редко и неохотно. — Но тогда мне нужно найти какие-то другие доводы, чтобы убедить вас, что те пастухи, о которых вы упоминали, должны уйти за Аккилеон, ибо там их законное место. — Это мне нравится. — Судя по тону, Лексо это совершенно не нравилось. — А почему бы не уйти вашим крестьянам? — Потому что кочевники есть кочевники, разумеется. Упаковать хорошую пахотную землю и унести с собой гораздо труднее. Торг начался сызнова, на сей раз вполне серьезный, поскольку собеседники поняли, что давить друг на друга можно лишь до определенного предела. Первая встреча окончилась безрезультатно, точно так же как и вторая, и шестая. — И все же мы близки к решению, — сказал как-то вечером Яковизий, вернувшись в трактир Болкана. — Я это чувствую. — Надеюсь. — Крисп подцепил со стоявшего перед ним блюда кусок баранины — ему надоела рыба. Яковизий устремил на него проницательный взгляд. — Значит, тебе все это наскучило? Разве я не предупреждал? — Может, немного и наскучило, — ответил Крисп. — Я не ожидал, что мы застрянем здесь на несколько недель. Мне казалось, Севастократор послал вас сюда только потому, что Сисиннию никак не удавалось сладить с Лексо. — Так оно и есть. Сисиннию не удавалось, а мне удается, — отозвался Яковизий. — Такие переговоры длятся порой годами; за один вечер ничего не добьешься. А ты думал, Лексо внезапно поднимет кверху лапки и согласится на все, поддавшись чарам моего красноречия? Крисп невольно улыбнулся. — Пожалуй что нет. — Хм-м-м. Мог бы сказать и «да», чтобы пощадить мое самолюбие. Но обсуждение условий, на которых хатриши уберутся прочь, и суммы, которую мы должны будем им выплатить, а также вопроса, платить ли нам хагану или же непосредственно кочевникам, — все это подобно конским торгам. Именно этим мы сейчас с Лексо и занимаемся, пытаясь всучить друг дружке беззубую старую клячу. — Понятно, — сказал Крисп. — Но слушать это не очень-то интересно. — Ну так займись пока чем-нибудь другим, — предложил Яковизий. — Я думал, ты сдашься гораздо раньше. К тому же пару раз ты сумел помочь мне в торгах, чего я и вовсе от тебя не ожидал. Ты заслужил небольшой отдых. И так Крисп, вместо сидения в четырех стенах с дипломатами, пошел обследовать Опсикион. После города Видесса рынки его казались крошечными и большей частью скучными. Единственными стоящими товарами здесь были меха из города Агдера, расположенного далеко на севере, рядом с землей Халога. Денег у Криспа было больше, чем когда-либо, а затрат почти никаких, но позволить себе белоснежную леопардовую шкуру он, увы, не мог, хотя то и дело возвращался к столам меховщиков поглазеть и помечтать. Он купил янтарный кулончик для своей белошвейки — и чуть было не отдал за него свой неразменный золотой. Поскольку монета теперь не была у него единственной, он держал ее на дне мешочка завернутой в лоскут. Но она как-то выскользнула. К счастью, Крисп вовремя спохватился и заменил ее другой. Ювелир взвесил золотой, убедился, что он не поддельный, и пожал плечами. — Золото есть золото, — сказал он, отсчитывая Криспу сдачу. — Извините, — откликнулся Крисп. — Мне просто не хочется расставаться с той монетой. — Не вы первый мне это говорите, — сказал ювелир. — Если вы не хотите случайно потратить ее, почему бы вам не подвесить ее на цепочку и не надеть на шею? Просверлить монету для меня — пара пустяков, а вот и хорошенькая цепочка. Или, если не нравится, возьмите эту… Крисп вышел из магазина со своим неразменным золотым, болтавшимся у него на груди под туникой. Первые несколько дней ощущение было странным. А потом Крисп привык и перестал замечать цепочку. Он даже спал, не снимая ее. К тому времени Яковизий подрастерял некоторую долю своего первоначального оптимизма. — Этот треклятый хатриш — настоящий змей! — жаловался он Криспу. — Стоит мне только решить, что мы сумели хоть что-то прояснить, как он немедленно сворачивает кольца и снова все запутывает. — Хотите, я снова к вам присоединюсь? — спросил Крисп. — А? Нет, не стоит. Но все равно спасибо, что спросил; у тебя сильнее развито чувство ответственности, чем у основной массы твоих сверстников. Ты принесешь больше пользы, если будешь молиться за меня. Фос, возможно, тебя услышит — но только не эта упрямая обезьяна Лексо. Крисп понимал, что хозяин просто не в духе. Но тем не менее пошел-таки в храм напротив резиденции Сисинния. Фос — владыка благой; дело, которое пытался уладить Яковизий, по глубокому убеждению Криспа, было благом для Видесса; так разве может бог не услышать его? Толпа вокруг храма была гуще обычного. Когда Крисп спросил прохожего почему, тот хихикнул: — Ты, видать, нездешний. Сегодня праздник святого Абдая, покровителя Опсикиона. Мы все приходим в храм вознести ему благодарность, чтобы он не оставил нас своей защитой и в будущем году. — А-а! Вместе с остальными — со всеми жителями города, подумал Крисп, когда ему трижды подряд наступили на ноги, — он вступил во храм. Крисп неоднократно молился в столичном Соборе. Грозно-прекрасный взор мозаичного изображения Фоса под куполом неизменно наполнял его благоговейным восторгом. Опсикион был всего лишь провинциальным городишкой. В здешнем изображении владыка благой и премудрый выглядел скорее сердитым, нежели величественным. Но Криспа это не слишком волновало. Фос оставался Фосом независимо от того, как его изображали. Больше Криспа волновало то, что придется возносить молитвы благому богу стоя. Скамьи, когда он до них добрался, были почти все забиты. В последних рядах оставалось еще несколько свободных мест, но людской поток пронес его мимо, не давая остановиться. «В глубине души я так и остался деревенщиной, — недовольно подумал Крисп. — Коренной горожанин оказался бы проворнее». Слишком поздно: его унесло уже почти к самому алтарю. Он растерянно озирался по сторонам, стараясь найти хоть какое-нибудь местечко. Женщина, сидевшая у прохода, тоже оглядывалась вокруг, возможно в поисках запоздавшего друга. Глаза их встретились. — Прошу прощения, моя госпожа. — Крисп отвел глаза. Женщина была аристократкой, это он понял сразу — и не хотел раздражать ее своими взглядами. Поэтому он и не увидел, как расширились ее зрачки, словно у кошки, так что радужная оболочка почти исчезла; не увидел, каким расслабленными и в то же время отрешенным стало ее лицо; не расслышал слов, которые она прошептала. Но потом женщина сказала нечто, на что он уже не мог не обратить внимания: — Не соблаговолите ли вы присесть рядом со мной, почтенный господин? — Что, моя госпожа? — тупо промямлил Крисп. |
||
|