"Тайный воин" - читать интересную книгу автора (Флевеллинг Линн)

Глава 13

Аркониэль проснулся от холода, охватившего голые плечи. Дрожа, он нащупал в темноте плащ Лхел из медвежьей шкуры и натянул его до подбородка. С середины зимы Лхел стала чаще позволять ему оставаться у нее на ночь, и Аркониэль был благодарен ей и за теплоту, и за возможность сбежать из коридоров замка, по которым бродил призрак.

Набитый сухим папоротником тюфяк зашуршал, когда Аркониэль зарывался поглубже в постель. Кровать пропиталась чудесными запахами: любовной неги, бальзамов, продымленных шкур. Но Аркониэль никак не мог согреться. Он потянулся к Лхел, но нащупал лишь следы тепла на том месте, где ее уже не было.

— Армра дукатх? — тихонько позвал он.

Аркониэль быстро осваивал ее язык и постоянно говорил на нем, хотя Лхел и дразнила его, утверждая, что его акцент толще, чем холодный бараний окорок. И он выучил настоящее имя ее народа. Они называли себя «ретха ной», «мудрые люди».

Ответа он не дождался, слышался лишь тихий перестук голых ветвей дуба. Решив, что Лхел вышла по надобности, Аркониэль снова откинулся на подушки, хотя ему и не хватало ее горячего обнаженного тела рядом. Но сон не шел, а Лхел все не возвращалась.

Скорее удивленный, чем встревоженный, Аркониэль накинул меховой плащ и подошел к узкому, закрытому кожаной завесой выходу. Отодвинув полог, он выглянул наружу. За те две недели, что прошли с начала наступления сезона Сакора, снега выпало куда меньше, чем обычно; его глубина вокруг дуба достигала лишь половины голени.

Да и сейчас небо было чистым. Полная луна сияла среди звезд, как новенькая монетка, такая яркая, что Аркониэль мог бы рассмотреть при ее свете рисунок на подушечках пальцев. Лхел говорила, что полная луна крадет тепло дня, чтобы набраться света, и Аркониэль был готов в это поверить. От его дыхания в воздух вылетали серебристые облачка и тут же превращались в россыпь крошечных кристаллов.

Следы маленьких ног уходили к источнику. Дрожа от холода, Аркониэль нашел свои башмаки и пошел в ту сторону.

Лхел сидела на корточках у края воды, пристально всматриваясь в небольшой круг воды в середине озерца. Завернувшись до подбородка в новый плащ, подарок Аркониэля, она держала левую руку над водой. Согнутые пальцы Лхел не оставляли сомнений, что она творит чары призыва. Аркониэль остановился в нескольких ярдах, чтобы не потревожить волшебницу. Чары требовали некоторого времени, в зависимости от того, кого именно пыталась увидеть Лхел. Аркониэль мог разглядеть лишь мягкую серебристую рябь на поверхности черной воды, но глаза Лхел светились, как у кошки, когда она всматривалась в пространство перед собой. Тени заполнили морщины вокруг ее глаз и рта, выдавая возраст Лхел так, как не удавалось яркому солнцу. Лхел всегда утверждала, что не знает, сколько ей лет. Она говорила, что ее народ считает возраст женщины не по годам, а по сезонам ее утробы: маленькая девочка, способная рожать женщина, старуха. А у нее, хотя она и не была молода, еще продолжался естественный лунный цикл.

Немного погодя она подняла голову и посмотрела на Аркониэля без особого удивления.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Мне присниться сон, — ответила она, встав и разминая онемевшую поясницу. — Кто-то приходить, но я не рассматривала кто, вот и приходить сюда.

— А в воде увидела?

Она кивнула и взяла его за руку, увлекая назад, к дубу.

— Чародеи.

— Гончие?

— Нет, Айя и еще кто-то, не знаю. Вокруг него облако. Но они идут видеть тебя.

— Я должен вернуться в замок?

Улыбнувшись, она погладила его по щеке.

— Нет, время еще есть, а я слишком замерзать, чтобы лечь в постель одна. — Годы вновь как будто смыло с ее лица, когда она просунула руку под одежду Аркониэля и холодными пальцами коснулась низа его живота. — Ты оставаться и согревать меня.

Аркониэль вернулся в замок на следующее утро, ожидая увидеть во дворе взмыленных лошадей. Но Айя не приехала ни в этот день, ни на следующий. Недоумевая, он оседлал коня и отправился по горной дороге искать Лхел, но ведьма не показалась ему.

Прошло уже больше половины недели, прежде чем ее видение стало явью. Аркониэль как раз работал над чарами превращения, когда услышал со стороны дороги, проложенной по реке, звон колокольчиков на санях. Узнав эти высокие звуки, он вернулся к работе. Это была всего лишь дочь мельника, каждый месяц привозившая все необходимое для кухни.

Он все еще бился над сложностями превращения каштана в нож для разрезания писем, когда его отвлек стук дверной задвижки. Никто не смел его тревожить в это время дня.

— Тебе бы лучше спуститься вниз, Аркониэль, — сказала Нари. Ее обычно безмятежное лицо омрачила тревога, руки, спрятанные под фартуком, сжались в кулаки. — Приехала мистрис Айя.

— Что случилось? — спросил он, спеша вслед за Нари к лестнице. — Она здорова?

— О да, с ней все хорошо. А вот о женщине, которую она привезла с собой, я бы так не сказала.

Айя сидела на скамье у очага в холле, поддерживая согнутую, скорчившуюся фигуру. Незнакомка была укрыта плащом, но Аркониэль рассмотрел край темной вуали, высунувшийся из-под глубокого капюшона.

— Кто это? — спросил он.

— Думаю, ты помнишь нашу гостью, — тихо сказала Айя.

Женщина подняла вуаль затянутой в перчатку рукой — и Нари тихо ахнула.

— Мистрис Ранаи? Ты… ты далеко забралась от дома.

Лишь однажды Аркониэль встречался с пожилой волшебницей, но ее лицо нелегко было забыть. Ранаи повернулась к нему пострадавшей половиной лица, шрамы бугрились светлыми восковыми гребнями. Зато уцелевшая половина выглядела мягкой и доброй, как лицо бабушки.

— Я рада снова видеть тебя, хотя и сожалею об обстоятельствах, приведших меня сюда, — сказала волшебница хриплым, тихим голосом. Ее узловатые пальцы дрожали, когда она снимала вуаль.

Столетия назад, во время Великой войны, эта женщина сражалась бок о бок с учителем Айи, Агазаром. Демон некромантов превратил ее лицо в эту ужасающую полумаску и искалечил левую ногу. Сейчас она казалась куда более худой и хрупкой, чем ее запомнил Аркониэль, и еще он заметил красные следы свежего ожога на ее правой щеке.

Когда они встретились впервые, он ощущал ее силу как сгусток молний, таких мощных, что у него вставали дыбом волоски на теле. Теперь же он едва улавливал ее энергию.

— Что с тобой случилось, мистрис?

Вспомнив наконец о хороших манерах, Аркониэль взял волшебницу за руку и предложил ей собственную силу. И ощутил легкий трепет в желудке, когда она приняла дар.

— Меня подожгли, — хрипло, с присвистом произнесла Ранаи. — Мои собственные соседи!

— Они наткнулись на патруль Гончих по дороге в Илани и просто взбесились, — пояснила Айя. — Гончие всем оглашали письмо, что любой городок, давший приют волшебнику-отступнику, будет сожжен дотла.

— Два столетия я жила бок о бок с ними! — Ранаи крепче сжала руку Аркониэля. — Я лечила их детей, очищала их колодцы, призывала дожди. Если бы в ту ночь со мной не было Айи… — Она сильно закашлялась, не договорив.

Айя осторожно похлопала ее по спине.

— Я как раз только добралась до Илани и увидела знамя Гончих в порту. И тут же догадалась, что это может означать, но я все равно чуть не опоздала. Дом Ранаи уже горел, а ее саму придавило балкой.

— Чародеи Гончих держали двери снаружи! — прохрипела Ранаи. — Должно быть, я и вправду совсем состарилась, если не смогла справиться с шайкой молодых хулиганов! Но какие же у них болезненные чары! Как будто мне в глаза вонзили копья. Я ослепла… — Она горестно умолкла и даже как будто уменьшилась на глазах у Аркониэля.

— Благодарение Свету, что у нее хватило сил удержать самое яростное пламя и не подпустить его к себе, но, как видишь, ей выпало слишком суровое испытание. Почти две недели мы добирались сюда. И последнюю часть пути проехали в санях мельника.

Аркониэль наклонился и смахнул белую пыль с юбки Айи.

— Да уж, вижу.

Вернулась Нари, вместе с поварихой они принесли еду и горячий чай для путниц.

Ранаи приняла кружку с благодарным ворчанием, но оказалась слишком слаба, чтобы поднести ее к губам. Айя помогла ей. Ранаи сделала большой глоток, носильный приступ кашля вновь сотряс ее худенькое тело. Айя обняла старую волшебницу за вздрагивающие плечи.

— Принеси-ка жаровню, — сказала Нари поварихе. — Я приготовлю для нее комнату герцога.

Айя снова взяла кружку, Ранаи отпила еще чая.

— Она не единственная, кому пришлось бежать, — сказала Айя. — Ты помнишь Визихар?

— Чародейку, что собирала сирот с особым даром?

— Да. А помнишь парнишку, он всегда был рядом с ней?

— Эйоли?

— Да. Я встретила его на дороге несколько месяцев назад, и он рассказал, что Визихар вместе с воспитанниками пришлось бежать в горы, к северу от Илеара.

— Это все дело рук того чудовища, — яростно прошептала Ранаи. — Настоящий волк в овечьей шкуре!

— Лорд Нирин.

— Лорд?! — У старой женщины хватило сил на то, чтобы плюнуть в огонь. Пламя тут же окрасилось ярким синим цветом. — Сын дубильщика, вот он кто, и заурядный маг, насколько я знаю. Но этот щенок сумел влить яд в королевские уши. Всю страну настроил против нас, он ничего больше и не умеет!

— Неужели все так плохо? — спросил Аркониэль.

— В отдаленных городах пока все только зреет, но вообще — да, безумие распространяется, — сказала Айя.

— Видения… — начала было Ранаи.

— Не здесь, — быстро шепнула Айя. — Аркониэль, помоги Нари довести Ранаи до постели.

Ранаи была слишком слаба, чтобы подняться по лестнице, и Аркониэль отнес ее наверх на руках. Она была такой легкой, такой хрупкой, как будто он нес связку сухих прутиков. Нари и повариха наскоро навели порядок в пыльной, давно заброшенной комнате. Рядом с кроватью стояли два глиняных горшка с горячими углями, и кто-то из женщин положил на угли листья для облегчения дыхания, чтобы смягчить кашель Ранаи. Пряный запах наполнил комнату.

Когда женщины раздели Ранаи до рваного нижнего платья и уложили в постель, Аркониэль заметил, что ее руки и плечи покрыты старыми шрамами и свежими ожогами. Но хотя ожоги и были, без сомнения, весьма болезненными, Аркониэля куда больше встревожил странный упадок магической силы Ранаи.

Наконец Ранаи улеглась поудобнее, и Айя, отослав женщин, Придвинула кресло вплотную к кровати.

— Ну что, тебе лучше? — Ранаи прошептала что-то, Аркониэль не расслышал. Айя нахмурилась, потом кивнула. — Очень хорошо. Аркониэль, принеси, пожалуйста, сумку.

— Она рядом с тобой, — показал Аркониэль.

Дорожная сума Айи лежала у самого кресла его наставницы.

— Нет, ту, что я у тебя оставила.

Аркониэль моргнул, начиная наконец понимать, о чем она говорит.

— Принеси ее, Аркониэль. На днях Ранаи рассказала мне нечто весьма удивительное. — Она посмотрела на задремавшую волшебницу и резко приказала: — Да поспеши!

Как будто он до сих пор был всего лишь неуклюжим юным учеником…

Аркониэль помчался наверх, перепрыгивая через ступеньку, и вытащил пыльную сумку из-под своего рабочего стола. Внутри ее, окутанная чарами и тайной, лежала глиняная чаша, которую Айя приказала не показывать никому, кроме своего будущего преемника. С тех самых пор, как он встретился с волшебницей, эта чаша была для Айи тяжким бременем — ответственность, передаваемая с самыми тайными клятвами от волшебника к волшебнику еще со времен Великой Войны.

«Война!» — подумал Аркониэль, увидев наконец первый намек на взаимосвязь событий.

Когда Аркониэль вернулся с потрепанной кожаной сумой, Айя увидела, как вдруг расширились глаза Ранаи.

— Запечатай комнату, Айя, — чуть слышно проговорила она.

Айя произнесла заклинание, запечатывающее спальню от шпионских глаз и ушей, и лишь потом забрала сумку у Аркониэля. Развязав туго затянутые шнурки, она извлекла на свет чашу, завернутую в шелковую ткань, и стала медленно и осторожно раскрывать сверток. Колдовские чары вспыхивали и потрескивали в свете лампы.

Сняв последний слой шелка, Айя задержала дыхание. Неважно, сколько раз она держала в руках эту простую, грубой работы вещь, — недобрые токи, исходящие от чаши, всегда потрясали ее. Для тех, кто не родился волшебником, этот кусок глины выглядел не чем иным, как обыкновенной плошкой нищею, она не была покрыта глазурью и плохо обожжена. Но ее учителя Агазара вмиг охватывали тошнота и головокружение, стоило ему коснуться чаши. У Аркониэля начиналась нестерпимая головная боль и тело трясло как в лихорадке. Сама Айя чувствовала рядом с чашей чудовищную вонь, исходящую от разложившегося, сгнившего трупа.

Айя с опасением взглянула на Ранаи, не зная, как подействует чаша на ослабевшую женщину.

Но старая волшебница как будто обрела новые силы. Подняв руку, она начертила в воздухе защитный знак, а потом неуверенно потянулась к Айе, словно желая взять чашу.

— Да, можно не сомневаться, это она, — прошептала Ранаи, опуская руку.

— Откуда ты о ней знаешь? — спросил Аркониэль.

— Я была ее хранительницей, одной из шести… Я увидела достаточно, Айя. Убери ее. — Она откинулась на подушки и глубоко вздохнула и, пока проклятая вещь не была тщательно завернута снова, не произнесла ни звука. — Ты правильно поняла смысл слов оракула, хотя у тебя и нет знания… оно было утрачено, когда твой учитель умер, — сказала она наконец Айе.

— Не понимаю, — вмешался Аркониэль. — Я никогда не слышал о других хранителях. Кто эти шестеро?

Ранаи закрыла глаза.

— Все они умерли, кроме меня. Я бы и не открылась твоей наставнице, но, когда увидела, что чаши при ней нет, я испугалась. Могло случиться самое худшее. Вы должны простить слабость старой женщины. Возможно, если бы я заговорила, когда вы приехали в Илани несколько лет назад…

Айя сжала в ладонях узловатую руку Ранаи.

— Не думай об этом. Я знаю, какие клятвы ты приносила. Но теперь мы здесь, и ты видела чашу. Что ты должна нам сказать?

Ранаи посмотрела на них по очереди.

— Лишь один хранитель может обладать тайной, Айя. Но ты передала ношу этому мальчику. И то, что я должна сказать, может услышать только он.

— Нет, она просто оставила у меня сумку на время. Настоящий хранитель — Айя, — пояснил Аркониэль.

— Нет. Она передала чашу.

— Тогда я ее верну!

— Ты не можешь. Светоносный направлял ее руку, знала она об этом или нет. Теперь хранитель — ты, Аркониэль, и то, что я должна рассказать, предназначено только для тебя.

Айя вспомнила загадочные слова афранского оракула: «Это — семя, которое должно быть полито кровью. Но ты заглядываешь слишком далеко». И подумала о видении, посетившем ее в тот день, — видении белого дворца, полного волшебников, но дворец этот был далеко, и из окна его башни на нее смотрел Аркониэль.

— Она права, Аркониэль. Оставайся. — Не в силах взглянуть на них, Айя поспешно вышла.

Дверь за ней захлопнулась, запечатанная ее собственной магией, и Айя сползла на пол, прижавшись спиной к стене, и наконец перестала сдерживать горькие слезы. Только теперь она поняла загадочные слова младенца-демона, давно преследовавшие ее:

«Ты не войдешь».

Аркониэль проводил Айю недоверчивым взглядом, потом снова повернулся к чуть живому существу, лежавшему в постели. Отвращение, испытанное им при первой их встрече, снова нахлынуло на него.

— Сядь, пожалуйста, — прошелестела Ранаи. — То, что я скажу тебе сейчас, — это знание, утраченное со смертью Агазара. Айя действовала по неведению. Ее вины в этом нет, но все должно быть сделано по правилам. Поклянись мне, Аркониэль, как клялись все хранители до тебя, поклянись своими руками, сердцем и глазами, и Светом Иллиора, и кровью Ауры, что течет в твоих венах, что ты примешь на себя все обязанности хранителя и что ты, как хранитель, замкнешь все услышанное от меня в своем сердце до тех пор, пока не передашь эту ношу своему преемнику. Что будешь всей своей жизнью защищать эти тайны и никому не позволишь добраться до них. Никому, ты понял меня? Ни другу, ни врагу, ни волшебнику, ни рожденному без дара, ни мужчине, ни женщине, ни ребенку. Дай мне руки и поклянись. Я узнаю, если ты солжешь.

— Тайна и смерть. Это все, что нужно от меня Светоносному?

— Многое потребуется от тебя, Аркониэль, но ничто не будет столь священным, как это. Айя поймет твое молчание.

Аркониэль видел горечь в глазах Айи и понимал, что Ранаи говорит правду.

— Хорошо, — кивнул он. Взяв Ранаи за руки, он наклонил голову. — Я клянусь руками, сердцем и глазами, клянусь Светом Иллиора и кровью Ауры в моих венах, что выполню все, что потребуется от меня как от хранителя, и не передам тайны, что доверишь мне ты, никому, кроме моего преемника.

Волна изначальной силы пронеслась через их соединенные руки, наполнив все его существо. Это было похоже на удар молнии. Казалось невозможным, чтобы истерзанное тело Ранаи все еще содержало в себе подобную мощь, но когда взрыв миновал, оба они задыхались.

Ранаи грустно и торжественно посмотрела на Аркониэля.

— Теперь ты настоящий хранитель, более доверенный, чем твоя наставница или даже ее учитель. Ты последний из тех шести, что несли в себе тайну. Все остальные потерпели неудачу или сложили свою ношу.

— А ты?

Она подняла руку, коснулась изуродованной щеки и скривилась.

— Вот цена, которую я заплатила за свою небрежность. Но позволь мне говорить, силы покидают меня. Величайшим чародеем Второй Орески был мастер Рейнес из Вивернуса. Именно он собрал волшебников Скалы под знамена королевы Герилейн, и он возглавлял тех, кто в конце концов разбил Ватарну. Ты знаешь это слово?

Аркониэль кивнул.

— Это пленимарское слово, означает «избранный».

— Избранный… — Глаза старой женщины теперь были закрыты, она говорила совсем тихо, и Аркониэлю пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать ее. — Ватарна был великим полководцем, и некроманты избрали его, чтобы превратить в сосуд для их черного бога Сериамайуса.

Ранаи все еще держала Аркониэля за правую руку, так что ему пришлось сделать охраняющий знак левой. Даже жрецы не решались произносить вслух имя страшного бога некромантов.

— Разве такое возможно?

— Они выковали шлем, и тот, кто носил его, тот самый Ватарна, стал земным вместилищем для их бога. Это случилось не сразу, благодарение Четверке, но постепенно, хотя даже первоначальный облик был ужасен.

Шлем был закончен, и генерал надел его. Мастер Рейнес нашел его как раз вовремя. Сотни волшебников и воинов пали в том сражении, но шлем все же удалось захватить. Рейнес и самые могущественные чародеи из тех, что еще остались в живых, сумели его сломать. Но прежде чем они сумели добиться большего, пленимарцы снова пошли в атаку. Лишь Рейнесу удалось бежать, и только с шестью кусками шлема. Он так и не сказал никому, сколько всего было обломков. А на те, что попали к нему, он наложил чары, меняющие облик, завернул их, как завернут этот твой обломок, и положил в темный шатер. Потом он выбрал нас шестерых — волшебников, не принимавших участия в предыдущих ритуалах, — и приказал войти туда по очереди. Мы должны были взять сверток, который первым попадется нам под руки в темноте, а потом незаметно уйти. Необходимо было любой ценой разбросать осколки шлема и надежно спрятать. Никто, даже сам Рейнес, не должен был знать, где они.

Ранаи тихо кашлянула, и Аркониэль поднес к ее губам кубок с водой.

— Значит, они не должны очутиться рядом?

— Да. Рейнес был очень осторожен, он никому не доверил полную правду. Никто из шестерых не видел ритуала разделения шлема, никто не знал, какую форму он имел первоначально. Никто не знал остальных хранителей, не знал, кто куда отправился.

— Агазар был одним из первых хранителей?

— Нет. Он не был достаточно могучим, чтобы стать избранным. Хирадин был первым из твоего рода. Они с Агазаром подружились гораздо позже, но Агазар ничего не знал о бремени, что нес его друг. И лишь по чистой случайности он оказался рядом с Хирадином, когда их обнаружили пленимарцы. Хирадина смертельно ранили, и он передал Агазару сверток и потом удерживал врага, давая Агазару возможность бежать. Мы с Агазаром встретились много лет спустя; я увидела, что он держит при себе, и поняла, что Хирадин мертв.

— А остальные обломки потеряны?

— Мой — да, и еще два, насколько я знаю. Обломок Хирадина у тебя. Одна из нас вернулась, сообщив, что выполнила задачу. О шестом обломке ничего не известно. Из тех, кто потерял обломок, в живых осталась я одна. Мне понадобилось много лет, чтобы снова встать на ноги, но еще задолго до того я узнала о судьбе Хирадина. По правилам, Агазару следовало бы убить меня, и я ему так и сказала, но он отказался, заявив, что я все равно остаюсь хранителем. Мне кажется, твой обломок — единственный, что ещё остался в Скале. Я предупреждала Агазара, что его надо как следует спрятать, но он полагал, что надежнее держать его при себе. — Она пристально посмотрела на Аркониэля уцелевшим глазом. — Он ошибался. Это должно быть спрятало в таком месте, где оно не затеряется и не будет украдено. Скажи наконец об этом Айе. Со дня нашей последней встречи меня постоянно посещают видения огня и смерти и девочки, скрытой под чужим обликом. — Ранаи улыбнулась, увидев ошеломление на лице Аркониэля. — Я не знаю, кто она такая и где ее искать. Знаю только, что она была рождена. И не я одна ее вижу, Айе это известно. Гончие, гнавшиеся за мной, тоже слыхали о ней от других волшебников. Если тебе известно, кто эта девочка, убей себя сразу, когда Гончие настигнут тебя, пока они не вырвали из тебя признание.

— Но как связана с ней эта вещь? — окончательно запутавшись, спросил Аркониэль.

— Не знаю. И не думаю, чтобы Айя знала, хотя именно это ей показал оракул в Афре. Зло, что тебе придется хранить, связано с судьбой будущей королевы. И ты не имеешь права на ошибку.

Ранаи глотнула еще воды. Голос ее все больше слабел, лицо заливала бледность.

— Есть еще кое-что, известное только мне. Когда Хирадин был хранителем, его снова и снова посещало некое видение. Перед смертью он открылся Агазару, а тот, не понимая, что это означает, пересказал все мне, прежде чем я поняла достаточно, чтобы его остановить. Возможно, такова была воля Иллиора, потому что в противном случае это знание было бы утрачено. Дай мне руку. То, что я скажу тебе, навсегда останется в твоей памяти. Мои слова должны быть переданы всем твоим преемникам, потому что твой род — последний. А я сейчас передаю все тебе и вместе с этими словами отдаю мой дар.

Ранаи крепко сжала руку Аркониэля, и в комнате вдруг потемнело. Голос волшебницы доносился до него из тьмы, и он стал сильным и отчетливым, как голос молодой женщины:

— Слушай же рассказ о видении Хирадина. «И вот явился прекрасный, Пожиратель Смерти, чтобы обнажить кости мира. Сначала явился он в облике Мужчины, увенчанный пугающим шлемом тьмы, и никто не мог устоять перед ним, кроме Четверых».

Голос Ранаи изменился, теперь он звучал как мужской. Тьма раскололась, и Аркониэль очутился на лесной поляне, лицом к лицу с человеком в поношенной одежде. Незнакомец держал в руках проклятую чашу и протягивал ее Аркониэлю. «Первым должен быть хранитель, сосуд света во тьме, — сказал незнакомец. — Потом — Копье и Авангард, которые должны пасть, но не падут, если Проводник, Невидимый, выйдет вперед. И последним снова должен быть хранитель, чья доля будет куда горше, горька как желчь, когда они встретятся под Опорой Неба».

Голос умолк, видение исчезло, и Аркониэль, растерянно моргая, огляделся. Он был в знакомой комнате. Но услышанные слова врезались в его память, как и обещала Ранаи. Аркониэль только и думал о них и о голосе чародея, что звучал, казалось, прямо в его голове. Но что все это означало?

Глаза Ранаи были закрыты, лицо расслаблено. Лишь через мгновение Аркониэль осознал, что волшебница мертва. Если ей и был ведом смысл видения, она унесла это знание с собой, к вратам Билайри.

Аркониэль прошептал поминальную молитву, потом встал, чтобы отыскать Айю. Но когда он поднялся, одежда его рассыпалась в пепел. Даже башмаки обратились в золу, сожженные мощью старой волшебницы, и Аркониэль остался абсолютно нагим.

Завернувшись в одеяло, он подошел к двери и впустил Айю. Она с одного взгляда поняла, что произошла обхватив лицо Аркониэля ладонями, она заглянула ему в глаза, потом кивнула.

— Она передала тебе свою жизненную силу.

— Она убила себя?

— Да. У нее не было преемников. Пропустив свою душу через твою в момент смерти, она пыталась влить в тебя часть своей силы.

— Дар… — пробормотал Аркониэль, садясь рядом с Ранаи. — Я думал, она имела в виду…

Он резко замолчал. Да, но он всю жизнь полностью доверялся Айе… и теперь чувствовал себя предателем, потому что должен был многое скрывать от нее.

Айя тоже села на край кровати и печально посмотрела на мертвую женщину.

— Никто лучше меня не понимает, что происходит. Делай, что должен.

— О чем ты? Я не собираюсь тебя убивать!

Айя хихикнула.

— Конечно, у Светоносного есть еще для меня работа. И вот тебе доказательство. Многие, очень многие лишь смутно догадывались, кем станет Тобин. Иллиор выбирает тех, кто будет помогать. До сих пор я считала себя единственной избранницей, но, похоже, я лишь посланница. Я должна собрать и объединить других для защиты, пока Гончие не поймали их всех.

— Но как?

Айя сунула руку в мешочек на поясе и, достав маленький камешек, пихнула его в руку Аркониэлю. Он давно уже сбился со счета, сколько же таких подарков она раздала другим волшебникам.

— Все эти годы ты был здесь в безопасности. Теперь я пришлю сюда и остальных. Как ты себя чувствуешь?

— Да по-прежнему. — Аркониэль повертел камешек между пальцами. — Ну, может, немного испугался.

Айя встала и обняла его.

— Вот и я тоже.