Глава 21 1581 Устье Туры — Иртыш Не до птиц

Дальше пошли двумя колоннами. Кольцо вел основной речной караван. Впереди него, в ста саженях плыл струг Порфирия и Боронбоша, ощетиненный аркебузами. Ермак шел пешком по берегу со шведами. Тоже пищали у них были заряжены, и фитили дымились в особых лампадках. Пехотная колонна на правом берегу была необходима для прикрытия, потому что всадники Маметкула не отставали. Они выскакивали иногда из перелесков, стреляли с седла наугад и ныряли обратно в зеленку.

По мере продвижения у Ермака обострилось понимание того, что одними прогулками по заповеднику тут дело не кончится. Дойдя до цели путешествия, войско попадет в сложную ситуацию. Уже октябрь. Холодно. (Вы не забыли, конечно, что октябрь времен Ермака наполовину совпадает с нашим ноябрем? Штурм Зимнего и взятие сибирской столицы 25 октября — это же наше любимое 7 ноября! — прощальный праздник отморозков). Скоро утреннее обледенение сменится непрерывным морозом, сплошным льдом. Вода в теплом Тоболе уже заметно похолодела. Если не повернуть назад в ближайшую неделю, то реки могут замерзнуть очень не кстати.

Получалось одно из двух.

Или срочно ловить Птицу, бросать половину каравана и налегке спешить к царю-батюшке. Или искать теплое местечко. Захватывать улус какой-нибудь, строить собственный городок. Но на семь с лишним сотен народу зимних квартир не напасешься! Было от чего снять шлем и чесать буйну голову. Если не сказать, — репу.

В общем, решения не было. Оставалось уповать на Бога.

5 октября со струга Святого Порфирия закричали. Что-то происходило за поворотом реки. Оказалось, — ничего необычного. Никакого падения каменных скрижалей с полезными советами. Просто впереди была уже не одна река, а две. Справа в Тобол вливался широкий поток ледяной воды. Он хоть и не изменял, не сбивал направление Тобола, но был шире, втрое полноводнее, темнее, страшнее, и потому перехватывал имя реки на себя. «Иртыш!» — торжественно сказал местный товарищ. Цель была достигнута. Причалили к левому берегу, чтобы не смущать Маметкула и его кавалеров.

Ну, и где же тут остров Буян? Казаки рыскали вокруг да около. Ни острова, ни Дуба, ни Птицы не обнаруживалось.

Все бред. Воспаленные видения хворого монарха, отмазка долбаной ведьмы.

Произошли неприятные разговоры. — Кто развесил лопухи на Каме? — Никто. Никто и не верил в райскую птичку. Мы сюда все равно собирались. — Нет, мы не полезли бы за Камень в зиму, пересидели в Чусовом. — А Васька нас бы за зиму не передушил? Они же с Биркиным поняли наше дело?

Базар мог продолжаться без конца, но случилось две неприятности. Боронбош пришел из палатки с продовольственными запасами и сказал, что «водка кодчается». Почти все буквы этой страшной фразы у Боронбоша получились без изъяна, и от этого стало особенно гадко. А тут и капитан Андерсен с извинениями пожаловал. Шведы, понимаешь, очень сомневаются в дальнейшей диспозиции и дестинации. Это было еще хуже.

Но казаки не привыкли отступать. Быстро выпили остатки водки. Стали думать с удвоенной силой, пока не пришли к единственно-правильному решению: «Каждый да обрящет свое» — это для русских, или «Jedem das Seine» — для немецких камарадов.

Людей нужно занять. Занять трудным промыслом по их собственному выбору. Потому что самое страшное в нашем пиратском деле — это бунт на корабле, черная метка капитану и офицерам.

Собрали Большой Круг. Бодро поздравили войско с овладением Сибирью и ее главным транспортным узлом. Сообщили о грандиозных планах. Порадовались, что огнестрельная сила создает нам в этих краях монополию на власть и беспрепятственное передвижение. Затем был объявлен набор добровольцев в три отряда.

Первый отряд — стройбат. Он остается здесь и начинает строить зимовье — будущую столицу Сибири. Охотимся, запасаем продовольствие, создаем бытовые удобства, отдыхаем, наслаждаемся чудесной зимней природой. Есть желающие? Есть. Полсотни доходяг, половина шведов, татары. Прекрасно. Капитан Андерсен старший. Стройте тут крепость, лабазы, блиндажи утепленные. Останется время, можете воздвигнуть гостиный двор. Зачем? Для купцов заморских. Английских, шведских. Так можете и назвать — «Шведский двор». Идем дальше...

— Огласить весь список? Ишь вы какие хитрые! Второй отряд — летучая сотня, она идет назад в Кукуй. Сообщает о наших подвигах, зимует в Кукуе. В этой сотне могут пойти приболевшие, подуставшие, подраненные. В Чусовой — ни ногой! Туда мы отдельно пошлем грамотного человека.

— Ну, и главное. Основной боевой отряд совершает бросок на бывшую сибирскую столицу. Находит ее, берет, зимует там. Забирает трофеи, баб подходящих, все, что полагается. Когда лед станет, санной почтой извещаем друг-друга о наших делах. Весной сходимся на Большой Круг для дележа готовой продукции и новых рассуждений. Все.

Получилось неплохо. Слабаки, паникеры, больные собрались в толпу, прихватили еды и минимум оружия, убыли под удачным северным ветром против тобольского течения.

Для крепостного строительства остались надежные, но не самые дерзкие люди. Ермак усилил их отрядом Боронбоша, его 40 «верхнекольцовских» бандитов должны были в дополнение к главной крепости ставить засеки, городки на разных берегах Иртыша и Тобола. Еще Богдан не оставлял затеи с Птицей, хотел пораспросить пленных, кочевников, и кого Бог пошлет, насчет острова с дубом, Птицы и прочего. Ну, кто же против? Давай! Изучение родной природы — долг юнната.

С главными силами ушло около 500 человек. На пятьдесят второй день похода 22 октября 1581 года казачьи струги подошли по Иртышу к городищу Атик-мурзы — Заднего Левого Копыта непарнокопытного царя. Самого Копыта на месте не оказалось. Теряя подковы, оно ускакало к селению Чувашеву. Здесь Кучум создал мощные укрепления. Тесаные бревна твердыми карандашами целились в небо по периметру села, с юга и запада подступы были закрыты болотистыми озерами, на восточной окраине в Иртыш впадала неприятная какая-то река — Вагай. Не разбирая тонкостей, наглые захватчики, самоуверенно полагавшиеся на силу пороха, атаковали сибиряков в лоб. На рассвете 23 октября они ударили «корабельной артиллерией» по бревенчатому забору, высадились под редким дождичком из стрел и поперли на приступ укрепленного Чувашева.

Ну и что? А ничего! Носовая пушка каменным ядром с теннисный мяч только кору сбивала с аршинных бревен сибирской лиственницы. До полудня шла бесполезная перестрелка. Татары, видя, что казаков не очень много, сами проломили засеки в трех местах и устремились в контратаку. Завязался отчаянный бой. Здесь уже действовали пищали, но опять — только до рукопашного столкновения. Поэтому немцы сосредоточили огонь на проломах частокола и не выпускали новые толпы татар на подмогу авангарду. А казаки косили участников вылазки, как прибрежный камыш. Очень полезное и понятное это было дело. Привычно и радостно, стоя на твердой земле, махать любимой саблей — в основном турецкого, а то и дамасского производства. От рубки отряд татар стал редеть. Вдруг по Вагаю из-за Чувашева выплыла стая лодок. Царевич Маметкул высадился с пехотой слева и чуть сзади казачьего войска. С кораблей по нему теперь стрелять не могли — покосили бы своих. Стало совсем плохо. Маметкул со свежими силами рубился яростно, чувашевские татары тоже воспряли духом, и даже лучники повысовывались из засеки и стали стрелять метко.

Помог случай. Потому что в драке один на один обычно именно случай помогает победителю. Никита Пан добрался до царевича, и они завертелись в смертельной схватке. Остальные сражающиеся даже замедлили свою работу, наблюдая краем глаза за восточным единоборством. Юный Маметкул на раскаряченных ногах пригинался низко, неожиданно изворачивался, вертелся волчком, жалил Пана и отскакивал неожиданно, когда казалось, еще полшага и Пан замрет на вертеле. Никита бился проще. Он как бы пропускал, пробрасывал выкрутасы татарина, и следил только за его основной, средней траекторией. Во время очередного наскока Никита рубанул по центру волчка, и бой закончился. Из-под разрубленной кожаной шапки Маметкула хлынула кровь, плечо тоже было надрублено саблей новгородца, и тяжело раненый царевич рухнул на руки приближенных. Возникла пауза. Татары дико завопили многоголосым хором и кричали непрерывно, пока Маметкула не заволокли в лодку на Вагае. Лодка рванула вниз по течению, миновала казачьи струги, откуда и стрельнуть не успели, и, работая веслами с непостижимой частотой, полетела на северный берег Иртыша.

Казаки подобрали окровавленного Никиту и отнесли его в струг. Раны были многочисленные, но неопасные. Хотя, что значит неопасные? В те времена большинство раненых умирало именно от «неопасных» ран. Не от повреждения жизненно важных органов, а от элементарной септики. «Страдал Гаврила от гангрены».

Собственно, этим санитарным часом действие и окончилось. Татары спешно отходили из засеки вверх по Вагаю. Наши за ними гнаться не решались, заняли засеки, и не найдя внутри крепости ничего путного, отошли к судам. Уже темнело, предстояло много скорбных дел на месте боя. Всю ночь хоронили убитых — 107 человек. Еще около 200 получили ранения различной степени тяжести.

Ну, и кому нужна была такая победа? Половина войска в канун зимы выведена из строя. Разведданных новых не получено, трофеев в Чувашеве не обнаружилось, жилья сносного тут тоже нет. Так что, дрянь дело.

Но это по-нашему с вами — дрянь. А по-тогдашнему, по-сибирски — оглушительная победа получилась! С чего бы это? А вот с чего.

Огнестрельное превосходство — это явление космическое, то ли повторится, то ли нет. А доблесть в схватке на ножах и саблях, — это совсем другое дело. Это — понятное, безвыходное преимущество противника! Не хилые парни пришли из-за Камня — это раз. Пленных и раненых добивать не стали, Маметкула чуть ли не салютом проводили лечиться, — это два. Ну, и разбили-то они, как выяснилось, ОСНОВНОЕ ВОЙСКО четырехкопытого царя! Никого больше у Кучума не осталось, кто согласился бы идти против грома, молнии и дамасской стали.

Тогда да — это победа!

Союзники Кучума, остяцкие князья из-под Чувашева отправились прямиком в свои кочевья и снялись на зимовку в южные края. Маметкул, лучший витязь и опора царя, был ранен. Поэтому Кучум бежал с личной охраной в свою столицу Искер (»Сибирь» — по-татарски), собрал манатки, жен любимых и ускакал в степь вслед за остяками.

Искер был обнаружен казачьим дозором по горячим следам кучумовых копыт и 26 октября 1581 года взят без боя. Как Зимний дворец. Вот вам и 7 ноября, красный лист календаря!

Искер оказался хорош! Здесь имелась приличная архитектура на основе восточных стилей и приемов деревянного зодчества. Царский дворцовый комплекс включал несколько больших построек, множество мелких, но тоже аккуратных домиков, казармы, бани, хозяйственные строения. Все это было обнесено непробиваемым и неприступным частоколом.

— Чистый Кремль, — утверждал Кольцо, — только размерами поменьше.

Что еще хорошо, так это скорость, с которой бежал Кучум. Он был-таки неплохим мужиком. Вот жен своих всех до единой вывез, а сокровища земли сибирской бросил! Вот это, девчата, муж!

Во дворцах обнаружилась богатая добыча: золото и серебро в сундуках, тканые золотом материи и царские уборы, дорогие меха и драгоценные камни. Все это было культурно разложено по отдельным сокровищницам, правда, не описано — за неимением письменности, как таковой. Ермак зазимовал в Искере.

Полагалось как-то известить поверженный народ, о том, что он повержен. И помягче надо. Нам же тут жить?! По окрестным городам и селам были посланы гонцы с известием, что казаки «не сделают зла тому, кто добром вернется в свои дома, примет клятву на верность царю Московскому и будет послушен Ермаку».

Фигура таинственного царя Московского до поры нам годилась для большего впечатления.

Из лесов стали возвращаться беглые татары. Их встречали нарочито ласково и даже помогали на первых порах устроиться. Сильно это напоминало раздачу каши в захваченном Берлине и строительство жилья в Грозном.

Но никаких зачисток не происходило, и слух о том, что Ермак — правитель добрый, пошел по всей Сибири. Юрты и кочевья спешили заявить Ермаку о верности, и стучали о всяком передвижении своего бывшего царя Кучума.

Кучум от нечаянного горя совсем одряхлел, почти ослеп и скитался одиноко по Ишимской степи.

А Маметкул, едва затянулись раны, занялся партизанской войной. Очень это был целеустремленный парень. А что ему еще оставалось быть, царство наследное так глупо ускользало из рук? Маметкул курсировал вокруг Искера и захватывал одиночных казаков, возвращавшихся с задания.