"Воздаяние Судьбы" - читать интересную книгу автора (Казанцева Марина Николаевна)

Глава 12. Перед прыжком в неизвестность

Отъехав от каменного распадка на пару часов, Долбер предложил Лёну сделать привал. Выглядел он как-то задумчиво и избегал смотреть в глаза товарищу.

Лён прекрасно понимал, что у Долбера есть немало к нему неприятных вопросов, и потому приготовился выслушать упрёки. Но, как ни странно, Долбер не стал выговаривать ему за то, что Лён перестарался с маскировкой и умолчал о своём открытии — про то, что Долбер на самом деле царский сын.

Разводя костёр, Долбер слишком много возился с хворостом, а зачем это было нужно? Ведь всё необходимое им давала волшебная скатёрка.

— Ну, ладно, хватит дуться. — остановил его Лён. — Давай, высказывайся.

— Знаешь, я решил… — медленно заговорил товарищ. — Я думаю, что нам с тобой надо разойтись.

Он поднял глаза на друга, и в них было выражение вины и, как ни странно, твёрдости.

— Я давно уже понял это. — признался Долбер в ответ на изумлённое молчание. — Я никогда и ничего не добьюсь, пока буду надеяться на твои волшебные вещи и твою магическую силу. Мне необходимо пройти свой путь одному.

— Но, как же так?! — вырвалось у Лёна. — Ты отправляешься явно против какой-то магии, и отказываешься от помощи? Ты помнишь этот чёрный дым, который утащил царевну?

— Никакая она не царевна. — возразил Долбер. — Ты помнишь, как мы побывали у Орорума?

Лён кивнул. Он помнил, что именно после посещения этого древнего артефакта его товарищ загорелся идеей жениться на принцессе.

— Я тогда тебе соврал, что видел своих родителей в богато убранной обстановке, с королевскими регалиями. На самом деле видение было совсем иным. Я видел двух детей — мальчика и девочку, лет трёх-четырёх. Дети были одеты очень нарядно, как знатные особы. Они баловались с оружием, и мальчик порезал кинжалом руку. Это было всё, что я видел, но девочка показалась мне странно знакомой, словно когда-то я был с ней знаком. И мне подумалось, что она принцесса, а я, наверно, был пажем. Вот я и придумал себе имя Александер. Мне нравилось это имя, и я соврал тебе, что слышал, как меня так называют. Не зря же меня Ромуальд обозвал лжецом. Поделом мне — обсмеяли меня. Но то, что я тебе рассказал есть то, что я видел у Орорума. Так вот, теперь я окончательно понял, что это была за девочка. Это дочь старого слуги, которого я видел во дворце, да не признал. Он тоже меня не узнал, и не мудрено — столько лет прошло. Вот эту девочку, которую звали Радмила, я и должен отыскать. Мне помнится, как мы по-детски клялись в вечной любви и преданности. Смешно, не так ли? Возможно, сложись всё иначе, я не вспомнил бы об этих детских клятвах, но невольно причиной её бедствия стал я — мой добрый царь-отец очень своеобразно использовал её привязанность к своему сыну. Теперь же мой долг велит мне отыскать её и исправить несправедливость.

— Да, я всё это понимаю. — согласился Лён. — Но отчего один? Разве я на всём нашем пути допустил к тебе какую-нибудь низость? Или пренебрегал тобой?

— Вот в этом всё и дело, что нет. — печально признался Долбер-Александер. — Даже в этом нашем путешествии ты терпеливо относился к моей сумасшедшей идее жениться на принцессе. Но теперь дороги наши расходятся — я отправляюсь на поиски Радмилы, а ты постарайся добыть Лембистору плохого человека. Кстати, это я протрепался царю о цели нашего пути. Я рассказал ему о Жребии.

— А если наши цели приведут в одно и то же место? Кто скрывался за этим чёрным дымом?

— Наверно, какой-нибудь маг. — нетерпеливо отозвался Долбер. — Найди его и отдай Лембистору. Я же отправляюсь в путь один.

— Куда же ты поедешь? — попытался остановить его последним аргументом Лён. — Мы на краю заколдованного леса, а ты не знаешь, ни дороги, ни направления. У меня хотя бы есть вещь, которая укажет тебе путь. Давай посмотрим вместе в волшебное зеркальце…

— Видишь ли, — улыбнулся Долбер. — У меня тоже есть волшебная вещица. Мне подарила её русалка — на прощание.

Он достал из котомки платок, в котором было что-то маленькое и круглое. Это оказался клубочек грубой серой пряжи.

— Ты помнишь, как однажды лесная ведьма дала нам такой же? — спросил Долбер. — Мы тогда отправились к этой дурацкой Верошпиронской башне высвобождать детишек Вещуна?

Лён помнил это — такие весёлые приключения не забываются. Друзья весело расхохотались.

— Я бы не оставил тебя так просто. — признался на прощание Долбер. — Но мне невыносимо присутствие этого Кирбита. Я с самого начала чувствовал в нём что-то враждебное. Зря ты не сказал мне сразу, что он — Лембистор.

Да, зря не сказал. Совершенно напрасно Лён таился от друга, не желая обременять своего спутника лишними проблемами. А вон, оказывается, к чему приводит недоверие.

В общем, простились они. Долбер-Александер сел на своего коня, кинул наземь маленький клубочек. Тот сразу заподскакивал, как будто ему не терпелось поскорее броситься в дорогу. И умчался Долбер на своём Кауром в глубину леса, лишь махнув на прощание рукой.

Чувствовал Лён, что видит своего друга в последний раз. Эх, Долбер, Долбер, какая же у тебя необычная оказалась судьба. Кто бы подумал, что у этого неудачливого ведьминого ученика с тяжёлым и вредным характером окажется такое необычное прошлое и такое непредсказуемое будущее! Тот, кого Лён почитал за врага, в итоге оказался ему верным другом. Как они соперничали в лесной школе, и как сдружились после приключения на Дёркином болоте! Что будет после того, как Долбер обретёт свою царевну — ведь от царствования своего отца он отказался с истинно королевской брезгливостью к низости и алчности. Ты потерял друга, Лён.

Когда последние глухие звуки от копыт Каурки растворились в молчании леса, из чащи выехал на жеребце Кирбит. Он был одет во всё новое, добытое из царской торбы. Если бы не разбитая бровь и расплывшийся по всей щеке синяк, он сошёл бы за знатную особу. Шитый золотом кафтан драгоценного зелёного бархата, высокая шапка с собольей опушкой, за плечом торчит длинный лук с инкрустацией.

— Ну что, проводил? — спросил Кирбит, испытывающее глядя в глаза Лёну. — А я вот времени пока не терял, к вашему костерку принёс добычу.

С этими словами он кинул наземь тушку тетерева и сошел с коня.

— Долго ждал, небось? — с насмешкой спросил Лён, толкая рукой птицу. — Окоченела добыча.

— Чем богаты… — невозмутимо ответил Кирбит, засучивая рукава и собираясь ощипывать добычу. — Кстати, я тут соль вам сохранил.

И он со значением показал серую тряпицу, в которой Долбер хранил в дороге соль. С полным достоинства видом Кирбит начал деловито ощипывать тетерева, как будто ничего не случилось от каменистой пустоши, где он ограбил своих попутчиков, до колдовского распадка, где он подло заложил Долбера. Кочевник вел себя так, словно не сомневался в том, что дальнейшее путешествие они с Лёном пройдут вместе. Бессовестный сартан, сын степей, ворюга, обманщик и предатель — он как ни в чём ни бывало снова втесался к Лёну в спутники, и тот подумал, что так оно, пожалуй, и будет. Никуда ему от демона не деться, если он хочет с честью пройти Жребий. Так что придётся в ответ на учтивый жест Кирбита ответить чем-то большим, чем какая-то жёсткая птица, не нагулявшая по осени жира.

— Не суетись. Раз мы с тобой попутчики теперь, прошу к нашему столу. — ответил Лён, раскидывая белую скатёрку. — Не твоими ли щедротами живём? Спасибо, что подкинул мне такие чудные вещицы. Ты нас кормил, теперь моя очередь угощать.

— Я подкинул?! — изумился демон, во все глаза глядя, как простой кусок белого холста с вышивкой по краям уставляется посудинами с аппетитно пахнущей едой.

— А разве не ты? — тоже удивился Лён. — Ты же тогда в пещерке, когда нас обворовал, не оставил эти вещи взамен?

— Какие вещи? — ещё больше опешил Кирбит. — Да с какой бы стати я тебе оставил скатерть-самобранку? Это же бесценная вещь! Если бы я владел бытовой магией, стал бы я охотиться в лесу!

Лён был поражён. Оказывается, он ошибался, полагая, что демон подкинул ему эти вещи в надежде когда-нибудь потом забрать их. Теперь Кирбит жадно заглядывал в судки, изумляясь чудесно приготовленной пище — скатерть-самобранка явно была ему в новинку.

— А что ещё ты нашёл в этой пещере? — спросил он с набитым ртом.

— Не твоё дело. — отшил его Лён. — раз не знаешь ничего, значит, ничего не знаешь.

Поев как следует и напившись от души, эти два друга-недруга расположились на недолгий отдых перед дальней дорогой.

— Надо же как… — задумчиво проговорил Кирбит, лёжа на расстеленном плаще и глядя в небо сощуренными глазами, в зубах он держал травинку. — Надо же, я думал, она его утопит, а она ему дала волшебный клубочек. Полюбила, значит.

— Ты так спокойно признаёшься, что пытался погубить моего товарища?

— Ага. — сознался демон. — В большой игре все ставки хороши.

— А если я тебя сейчас на свой Каратель надену?

— Нет, не наденешь. — убеждённо отвечал Кирбит. — Ты слишком рассудителен и терпеть не можешь неконтролируемых ситуаций. Ты ведь и во дворце Каменной царицы вышел только после того, как всё стало предельно ясно. Ты ведь точно знал, что Долбер не может погибнуть в поиске, и оттого спокойно рисковал его жизнью. В нас есть что-то общее, Лён.

Выслушивать такое было очень неприятно, но всё же следовало признать, что в словах демона было что-то верное. Не об этом ли говорила ему и Гранитэль?

— Почему ты привёл нас к этой маленькой пещерке, где потом и покинул? — спросил он.

— А… — Кирбит задумался. — Помнишь, мы были у Орорума? В том приключении я оказался среди камней, которые мне что-то смутно напоминали. Все эти туманы, странные звуки, блуждания среди лабиринта, в котором ногу сломишь. И я странно молод, как будто вернулся в прошлое и вспомнил давно забытого себя… там ко мне и пришло воспоминание о Ороруме, о горе-провидце, о легенде, связанной с ним. Я как будто воочию видел разрушение горы и великана-недоумка. Всё всплыло в памяти, как будто только ждало момента. Мне кажется, это воля Жребия — чтобы я вспомнил что-то. Но, воспоминания так нечётки, так расплывчаты. А более всего мне был странен этот Фазиско Ручеро, как будто я был с ним когда-то знаком.

— Я понимаю. — отозвался Лён. — У нас это называется дежавю — ощущения того, что уже когда-то ты был в этой ситуации, проходил всё.

— Наверно. — согласился демон. — Поэтому я и повёл вас к Ороруму, что хотел увидеть что-то из своего прошлого, если оно у меня было. Кроме того, я хотел узнать, что увидишь ты. А что ты видел, Лён?

— Не во мне дело. — ушёл Лён от ответа. — Что же ты видел у Орорума?

— Что видел… — Кирбит задумчиво почесал синяк. — тогда я толком и не понял, что видел, и какое это имеет отношение ко мне. Да и сейчас не слишком понимаю. Может, позже откроется. Видел я человека, который ехал по этому колдовскому лесу. Ну, не совсем по этому — тогда тот лес выглядел несколько иначе — не было в нём так много нечисти и зла, зато было много удивительного.

Лён усмехнулся про себя: Лембистор говорит о нечисти и зле, как будто сам не творил подлости и не совершал убийств!

— Всё было как бы более юным, отчего я заключаю, что видение относится к далёким временам. Был ли я тогда, кем был и что делал? Хотелось бы мне знать. Но, чем-то был близок мне этот человек, хотя в видении лица его я не видал — был он в плаще с капюшоном, закрывающим лицо. И вот увидел я, как этот человек забрался в самую густую чащу, где жили люди небольшими селениями. Жили они на деревьях, свивая, как птицы, круглые гнёзда. Странный народ. И был у них шаман, вот ему и оставил человек свои магические вещи. Я видел это у Орорума. Зеркальце видел, дудочку, колокольчик — остальное скрыто. Откуда же я знаю, что это за вещи? — сам не понимаю. Оно пришло не из видения, а уже позже, когда я неожиданно вспомнил то, о чём до сих пор не знал — я рассказал историю о волшебнике так, словно выдумал её. До сих пор у меня сохранилось чувство недоумения от странной расточительности того человека, ни лица, ни имени которого я не помню. Зачем было так щедро раздавать свои сокровища?

У Орорума пришла мне и вторая часть видений. Как будто еду я обратно тем же путём — обозлённый на что-то, с желанием мести. И вот, оказавшись снова у лесного племени, я решил забрать у них те подаренные вещицы. Но шаман, которому всё это было доверено, пропал куда-то. Его люди сказали, что он решил избавиться от магических вещей и отправился далеко. И вот вижу в видении: иду я по каменистой пустоши — вся она усеяна такими странными закруглёнными коническими вершинами в полтора-два человеческих роста, как будто чьи-то каменные шишаки торчат над землёй, а само войско утонуло в ней. Некоторые были выдолблены изнутри и представляли собой что-то вроде маленькой пещеры. Может, это какое-то ритуальное место? Не знаю — меня обуревало желание найти старика, чувствовал я, что он где-то здесь прячется. И вот я в самом деле нашёл его. Только уже мёртвого — лежал, он в такой пещерке, в выдолбленной в полу яме, со сложенными на груди руками, со всеми амулетами. Упокоился, значит.

Кирбит замолчал, глядя в небо и нервно шевеля в зубах травинку.

— Ты привёл нас в ту самую пещеру? — спросил Лён, чтобы расшевелить впавшего в задумчивость демона.

— Я сам толком не знал тогда. Говорю же тебе: там много таких пещер. Та это была или не та — мне было неведомо. Я только вспомнил, что в этих пещерах жили отшельники — каждый выдалбливал себе в камне свою каморку и жил там до смерти. Когда такой старик умирал, сородичи приходили и замуровывали его в пещере, заравнивая стену так, что не оставалось никакой приметы. Может, все эти каменные конуса есть множество могил, которые копились тут веками. Мой же старик занял пустующую пещерку. Я полагал, что он спрятал волшебные вещицы где-то среди каменных шишаков, но что предпринял тогда — не помню. Надо же, а нынче без всякого труда я привёл вас именно в ту пещеру. Если бы знал я, то непременно откопал бы эти вещи. Да, видно, не судьба. Похоже, Жребий тебе определил быть хозяином этих вещиц. Ты пользовался ими?

— Пользовался. — нехотя признался Лён. — И дудочкой, и зеркальцем. Только назначения прочих вещей пока не знаю.

— А какие прочие? — встрепенулся Кирбит.

Лён помедлил. А потом, повинуясь какому-то странному желанию риска, выложил перед демоном волшебные вещи, найденные в тайнике. Простой голыш, обточенный водой, серого цвета со светлыми прожилками — таких полно валяется по берегу Шеманги. Потемневший деревянный гребешок с длинными прямыми зубчиками, штук шесть из них были сломаны у основания.

Кирбит так и уставился на них, в глазах его горело желание схватить вещицы. А Лён со смешанным чувством опасения и острого интереса смотрел на своего врага. Сможет ли Кирбит взять их? А, если сможет, как их отнять обратно? В какой-то миг он почувствовал, что способен из-за этих вещей ударить демона мечом, что даже Жребий не остановит его.

Кирбит оторвался от жадного созерцания вещей и поднял глаза на Лёна. Возбуждение настолько охватило обоих, что руки их невольно пробрались к оружию.

— Зачем тебе эти вещи, Кирбит? — спросил Лён. — Что ты будешь с ними делать?

— А тебе зачем? — пробурчал тот, и хищный огонь словно угас в его глазах. — Что ТЫ будешь с ними делать?

Лён замолчал и откинулся. Он видел в действии и зеркальце, и дудочку, и знал большую силу, что заключена в них. Вручать эту мощь Лембистору нельзя ни в коем случае.

— Так, что же делают колокольчик, камушек и гребешок? — спросил Лён.

— Понятия не имею. — буркнул демон. — Мы так и будем тут сидеть? Мне начинает надоедать этот поиск.

— Да что ты? — усмехнулся Лён. — Быть в теле так плохо?

— Вот именно что хорошо. — оскалился в улыбке демон. — Поэтому давай действовать, а не валяться на плаще, как индийский набоб в гареме. Откуда я знаю про набоба? Вот удивительно! Что ещё вернёт мне память?

Со лживым смехом он вскочил с земли и направился к своему коню, который мирно щипал траву и старался держать поближе к караковой кобыле. Эта дама нравилась обоим жеребцам — и долберову Каурке, и сивому Кирбита. Характер у неё был добрый и ласковый — не то, что у её хозяина, пана Квитункового. Она легко признала Лёна новым хозяином и охотно позволяла о себе заботиться.

— Ну что? — бодро спросил Кирбит, вскакивая в седло. — Куда двинем стопы наши? Есть соображения? Мне не терпится увидеть негодяя, которого ты мне обещал. Смотри, Лён, на этот раз срыва быть не должно. Этот поиск должен быть последним.

— Никто тебе не препятствовал взять Сарантору или Лазаря. — с насмешкой ответил тот. — Тебе всё на блюде поднеси, да мёдом подсласти. Чего упустил его величество? Ты мажешь раз за разом, Лембистор.

Тот словно подавился, оттого, что его впервые за всё время путешествия назвали настоящим именем.

— Что-то мне больше нравится быть Кирбитом. — пробормотал он. — Я всё думаю: откуда я знаю его и его предков? Не придумал же я, в самом деле, эту историю про Огненную Саламандру? Хотя, сначала мне казалось, что придумал.

Он нахмурил брови и тронул повод, разворачивая коня. А Лён смотрел на него со странным чувством досады и любопытства: никак он не мог понять, когда демон тешится обманом, а когда говорит серьёзно. Возможно, и история про воспоминания у Орорума тоже фальшивка. Может, и было что, а остальное демон напридумывал. Да ведь сделал это так ловко, что Лён заслушался и невольно поверил этому плавному голосу.

Он достал из сумки зеркальце и стал поворачиваться по сторонам, ожидая, в каком направлении оно вспыхнет. В тёмном ободке зажёгся яркий свет, а в следующий момент показалось видение: высокий замок на горе. Мрачное сооружение, похожее на множество копий, устремившихся в укрытое тучами небо. Было это очень похоже на Сидмур, но даже отсюда ощущалось, что этот замок гораздо больше того укрепления, которое соорудил когда-то демон на маленьком островке среди безжизненного лимба.

Лён невольно вспомнил страшную мощь демона-дракона, который тогда творил такие магические вещи, каких с тех пор не видел он от Лембистора, в каких бы обличиях тот ему ни являлся. Подумалось вдруг, что зря он так успокоился при виде того, как мало теперь может демон. Он лишён тела, но не ума, не коварства и не памяти. Не мог Лембистор забыть и простить ни боя в небе Сидмура, ни возвращения в лимб, ни своих дальнейших неудач. Ведь единственным его врагом был и остаётся Лён. Что за судьба всё время перекрещивает их пути, так что один не может оторваться от другого?

— Вот это и есть наша цель? — спросил Кирбит, заглядывая в зеркальце через плечо своего спутника, для чего он приблизился на своей лошади совсем близко.

— Не касайся меня, Лембистор. — сказал Лён, отстраняя его рукой. — Я знаю твоё коварство — ты стремишься завладеть волшебными вещами. Пока мы в поиске, я бессилен навредить тебе, но могу наложить своё охранное заклятие.

С этими словами он обвёл вокруг себя и своей лошади рукой и произнёс слова, от которых в воздухе защёлкали искры и запахло озоном. Этому фокусу научила его Фифендра.

— Не сунься ко мне, Лембистор, — руки оторвёт. — предупредил он демона.

— Надо же, сколько я демонстрировал раскаяния в своих поступках, сколько делал вам добра. — расстроился тот. — А ты так злопамятен, так непримирим.

— Слова, слова. — пробормотал Лён, резко посылая свою лошадь туда, куда указало зеркальце.

— Да, я был драконом! — прокричал демон, едва поспевая за ним. — Это было то единственное тело, которое мне удалось добыть в те времена, когда я прозябал в лимбе — ни живой, и ни мёртвый. Огненный дракон из мира Унгалинг, который есть чудовищный сон лимба. Это сам ад, в котором, помимо огненных драконов, живут чудовища — жажлоки и сквабары. Ты помнишь сквабаров — чудовищную помесь медведей и драконов? Так вот, жажлоки ещё хуже — их невозможно убить, пока они дышат отравой Унгалинга. Тому же, кто сумеет укротить их, они становятся самыми преданными стражниками на охране любого сокровища. А сквабары, будучи убитыми во внешнем мире, снова переносятся на Унгалинг. Вот дракон и был тем единственным существом, что внял моим страданиям и согласился дать мне своё тело. Так я стал драконом-оборотнем, переняв от этого экзотического существа не только его злобу и ярость, но и его магию. Благодаря ему я перебрался в живой мир и покорил его. Это был Сидмур. Лишь магическая сила подлинного сына Джавайна способна перебросить тварей Унгалинга в живые миры.

Лён прервал быстрый ход своей караковой кобылы и обернулся к бормочущему демону.

— Что ты знаешь про Джавайн?! — воскликнул он, поражённый той мыслью, что демон в своём скитании среди смертоносных миров, может знать куда больше него, дивоярца.

— Джавайн — это город, покинутый эльфами много-много лет назад. — признался демон, устрашённый огнём в глазах своего спутника.

— Но разве Джавайн и Дивояр не одно и то же?!

— О, нет! — засмеялся демон. — Джавайн и Дивояр совсем не одно и то же. Разве ты сам не понял? Как ты недогадлив, дивоярец! Спроси свой Перстень — пусть Гранитэль ответит. Вся древняя нечисть помнит Джавайн — не Дивояр! Дивояр лишь город людей-магов, и возник он совсем не столь давно — несколько десятков тысячелетий. А Джавайн уже тогда был покинут своими обитателями.

Лён смотрел на Кирбита в ужасе: Гранитэль ничего не знает про Джавайн, а сам он полагал, что Джавайн и Дивояр — одно и то же, только в разных мирах небесный город называется по-разному.

— Ты очень много мне сказал сегодня. — прервал он наконец своё молчание. — И я знаю, что ты ничего не делаешь просто так. Значит, тебе нужно, чтобы я это знал. Не буду спрашивать, Лембистор, что ты задумал — знаю, не ответишь. Но думаю, что с завершением Поиска наши с тобой пути не разойдутся. Отчего так переплетены наши судьбы?

— Ты это верно сказал. — немного поразмыслив, ответил демон. — Наши судьбы переплетены. Но совершенно ошибаешься, если думаешь, что после того, как я получу тело, я хоть на минуту останусь с тобой. Нет, дивоярец, я буду держаться от тебя подальше. За тобой весь Дивояр, а я лишь одинокий странник, которого занесло в общество могущественных сил. Я сознаю свою уязвимость и не собираюсь ни в чём пересекать твой путь — уж слишком памятен урок, когда ты, мальчишка, уничтожил меня в небе моего мира, в Сидмуре. Во мне поубавилось спеси, и я обрёл вкус к мирной жизни. Всё, что я хочу — это обзавестись постоянным телом, найти себе тихое место и спокойно строить вокруг себя приличное человеческое общество. Я буду хорошим и добрым правителем, заботясь о своём народе и охраняя его. Неужели ты не понял, что Жребий мне преподал неплохой урок, окунув меня с тобой вместе во всевозможные виды человеческой и магической тирании. Я многое усвоил и давно перестал с тобой соперничать, я пытался быть тебе полезным, я был терпелив к твоей враждебности и недоверию.

— Настолько, что пытался угробить Долбера. — непримиримо отозвался Лён.

— Да, моя ошибка. — сознался демон. — Я полагал, что Жребий не даст погибнуть твоему товарищу — Долбер лишь выйдет из игры и не будет мешать нам в поиске. Но я просчитался в той оценке, которую ты дал мои интригам. Я действительно никак не могу угомониться и довериться единственно Жребию. Поэтому я и наказан, поэтому и упустил двоих людей. Я ведь тоже понимаю, как тебе трудно преодолеть твой нравственный барьер и сделать выбор. Ты дважды его сделал — не знаю, какой ценой, а я всё испортил. Прости мне моё нетерпение.

Лён изумлённо посмотрел на кающегося демона — вид смиренного Лембистора вызывал не только недоверие, а даже отвращение. Не верил он демону ни на грош.

Тем временем они миновали лес и выбрались на относительно открытое пространство: за мелкой речкой раскинулись густо зеленеющие луга, вилась дорога, живописно были раскинуты рощицы, а вдали синел лес. Через речку был перекинут бревенчатый мостик без перил.

Кирбит остановился, глядя на этот мостик. Он зашевелил своими чуткими ноздрями, по-звериному принюхиваясь к густым запахам леса и реки. Что-то встревожило его в этой мирной панораме.

— Нам точно туда? — указал он хлыстом на мостик.

— Судя по зеркальцу, так. — признал Лён, сверяясь со своим магическим компасом.

— Ты знаешь, что это такое? — снова задал кочевник вопрос.

— Мостик. — усмехнулся Лён. — А ещё речка, ещё зелёные луга…

Он хотел продолжить перечислять то, что было прекрасно видно, как на ладони, как вдруг картина за речкой словно подёрнулась тонкой дымкой, заколебалась и, когда лёгкий туман развеялся, глазам предстало новое видение: за речкой уже были не луга, а безлесые холмы, покрытые, как паршой, бледно-зелёными пятнами лишайников. Вдали не лес стоял, а виднелись низкие горы. И лишь дорога оставалась неизменной.

— Что это?! — изумился Лён, оборачиваясь к своему спутнику и забыв о том, что принял решение не доверять ему ни в чём. — Снова заколдованное место?!

— Вот именно. — озабоченно ответил Кирбит. — Только тут нечто иное. Это одна из множества зон, свойственных Селембрис — это сказка. Ты помнишь, как я завёл Чугуна в историю про Добрыню? Это была как раз такая зона. Я и тебя заводил в такое место — помнишь маркиза Карабаса? Только тогда плохо получилось: я несколько перестарался.

— Мы попадём в сказку? В какую? — растерялся Лён.

— Кто ж его знает. — озабоченно ответил Кирбит. — Но, я думаю, что твой приятель как раз и заехал в такую зону. А в таких местах путник испытывает наваждение — он становится как бы героем одной из историй, которые близки его духу. Каждому — своё, отчего и вид местности так переменчив.

— Но он выйдет из этой сказки? — требовательно спросил Лён, остро сожалея, что позволил Долберу покинуть себя.

— Совсем не обязательно. — усмехнулся сын степей. — Ведь сказка — это тоже жизнь, только со своими законами. Раньше вся Селембрис была зоной сплошной сказки, пока сюда не понабились люди и не стали изменять её облик. Они поселялись в таких местах, не зная их свойств, и становились участниками разных историй. Кстати, не так давно мы побывали в таком месте — помнишь про трёх заколдованных принцесс? Тогда мы попали прямо в область сказки, а теперь мы снаружи. Так что, пойдём?

Лён посмотрел на картину за мостиком, который оставался неизменным. Там снова произошла перемена: вознеслись высокие горы, помрачнело небо, и дорога уходила в глубокий каньон. Однажды Вещий Ворон привёл его к такому же мосточку — тогда Костян впал в образ Добрыни Никитича. Насколько человек, вошедший в зону сказки, сохраняет свою личность?

— Много же ты знаешь о Селембрис. — заметил он своему спутнику.

— Всё больше вспоминаю. — ответил тот. — Память возвращается урывками.

— А, может, сочиняешь? — усомнился снова Лён.

— Может, сочиняю. — легко согласился Кирбит, трогая с места коня и направляясь к мостику. — Когда вернёшься, спроси Вавилу или Вещуна — они старые селембрийцы, они много знают. Был бы ты более любопытным, интересовался бы, так тоже знал бы.

Он въехал на мост и обернулся.

— Спеши сюда, дивоярец, а то нас размечет по сказке, как листья по полю.

Лён поспешил подъехать и встал на мосту рядом с Кирбитом.

— Ты думаешь, Долбер знал, во что вляпался? — спросил он.

— Да кто же его знает! — беспечно ответил степной вор. — Наше дело маленькое — отыскать плохого человека.

— Не стать бы опять лошадью для героя. — пробормотал Лён.

— А было дело? — остро поинтересовался демон.

— А то не знаешь! Разве ты не был змеюкой на Сорочинской горе?

— Нет, конечно! — с негодованием отверг Кирбит такое предположение. — Ещё чего — соваться под руку Добрыне! Змеюка ведь не сносила шести голов. Нет, я тогда не сунулся в сказку, я ждал снаружи.

— Как жаль. — заметил Лён, — Значит, не твоих детишек я потоптал тогда на горе на Сорочинския? Их, мабудь, десять тысяч штук було. Уж как мои ботинки погорели — страшно вспомнить! Вот я и боюсь: опять бы не попасть в узду.

— Брось дрейфить, дивоярец! — засмеялся демон. — Не влезал бы в сказку с чёрного хода. Будем умнее — доверимся выбору сказочного мира — он сам определит нам роли, сам всем оделит, сам укажет путь.

Они ступили с мостика на берег, поросший мелкой травкой.