"Флейта для чемпиона" - читать интересную книгу автора (Медведев Валерий Владимирович)

Глава 5. НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ

Поздним вечером из квартиры Сидякиных спустились по лестнице и вышли во двор Лёня Толкалин и Тарас.

— Может, Цветкова и этот… как его… древний Ксенофан, что ли, правы и нам действительно стоит, кроме марафон-прыжков, устроить спартакиаду Ума и Души? — И Лёня прочитал с выражением:

И добавил: — Ты бы мог выставить свои подводные картины?

— А тебе что, понравились мои картины? — спросил Тарас.

— Очень, — ответил Толкалин, — подводный художник — это вообще что-то новое в искусстве!.. А под водой и вправду так красиво, как у тебя на картинах!

— Ещё красивее, — ответил Тарас. — А ты бы мог свои стихи почитать. Мне это нравится:

— Мы с тобой вполне можем организовать общество взаимного восхищения, — отозвался Леонид грустно.

— Нет, правда, — заспорил Тарас, — а Вита могла бы…

— Не надо о ней, — сказал Леонид.

Сидякин и Толкалин скрылись в тёмной глубине двора, куда не достигал свет подъездных лампочек.

И оказалось, что в эту звёздную ночь бодрствовали не только они одни.

Во двор вышли Фокина, Гуляева и Мухина.

— Ну и что? — свистящим шёпотом говорила Елена.

— А и то… Все в машину и уехали куда-то опять!.. — рассказывала Светлана.

— И Витка с ними? — неприязненно спросила Надежда.

— И Витка с ними! — кивнула Светлана.

— А что было там? — полюбопытствовала Надежда.

— Где?

— Ну, куда уехали, — сказала Елена.

Светлана вздохнула:

— Если бы знать?!

Елена остановилась.

— А ещё что?

Светлана затараторила:

— Ларионов уже дней пять Гуся всё по ночам тренирует. Через планку с чемоданом и под милицейский свисток. Ларионов как свистнет, а Гусь как прыгнет!

— С чемоданом?.. И под милицейский свисток? — удивились подруги. — С ума сойти, до чего опустились!

Светлана продолжала выдавать информацию:

— Ларионов, значит, Гуся тренирует, а Гусь ему говорит:

"Ты, говорит, Ларионов, говорит, меня под монастырь подведёшь".

— Значит, не Гусь Ларионова подведёт под монастырь, а Ларионов Гуся? — уточнила Надежда.

— А под какой монастырь, не сказал? — съязвила Елена.

— Нет, под какой — не сказал, — простодушно ответила Светлана.

— Интересно, что бы это значило и с чем бы это было связано? вслух размышляла Лена.

Светлана недоуменно посмотрела на неё.

— С чем? Ясно, что с иконами. Милиционер говорит, что дедушка Гуся на него жаловался, что он у покойной бабушки какие-то бесценные иконы стибрил.

— А Ларионов-то при чём здесь? — заволновалась Надежда.

Светлана и на неё посмотрела с недоумением.

— При чём? У него отец реставратор, у него всё есть для реставрации, а Ларионов может эти материалы у отца стибрить…

— Вот уже дело и до икон дошло! — забеспокоилась Елена.

— Прекрасно! — не унывала Надежда. — Когда Вениамин признает все эти ошибки, он такой мировой рекорд с новыми силами поставит!

— А с Виткой у него что, роман? — спросила Елена.

— Хуже. Она ему всё время тихо так что-то говорит, что-то говорит, потом он ей всё время тихо так что-то говорит, говорит, говорит, потом она каждый раз как заплачет, — вновь затараторила Светлана.

Елена прищёлкнула языком:

— Значит, сразу до слез довёл?

— Сразу, — кивнула Светлана.

— М-да… И ведь я видела, как он в кино с этой Стеллкой ходил, — призадумалась Надежда.

И Елена задумалась…

— Да, Надежда, ты права, тут не двойником чемпиона пахнет, а целым тройником!.. — наконец, сказала она.

— А кто орал, что мы рано всё это придумали?! — осудила её Надежда. — Боюсь, что не поздно ли?..

— Вот вам эти всякие инте… — привычно начала Елена.

— …грации! — привычно подхватила Светлана.

— Интенси…

— …фикации! — приняла "эстафету" Светлана.

— Акселе…

— …рации! — закончила Светлана.

Елена вдруг узрела сидевшую на ступенях "судейской" беседки Татьяну. Ещё одна полуночница!

— Кто орал, что рано?! — двинулась к ней Елена. — Что стоит ли?!

Татьяна встала и подняла обе руки вверх.

— Ну что, сдаёшься? — грозно подступила Елена.

— Кто — я? — не опускала рук Татьяна.

— Ты. Руки подняла, значит, сдаёшься!

— Да это я просто зарядкой занимаюсь, утром — утренней, ночью — ночной. — Татьяна стала делать наклоны. — Чтоб таких, как вы, победить, с вашим идиотским здоровьем и вашими идиотскими выдумками, знаешь, надо быть в какой спортивной форме?!

— Да ну тебя, — усмехнулась Елена.

Девочки прошли мимо Татьяны.

Самое удивительное, что в эту знаменательную ночь никто не изумлялся, увидев друг друга так поздно во дворе. Видимо, какие-то незримые чувства, по-иностранному "флюиды", не давали никому спать этой ночью. Всё смешалось в сознании: день и ночь, вчера и сегодня, прошлое и будущее. А будущее, как известно, зарождается в прошлом и куётся в настоящем с тем, чтобы самому когда-нибудь стать настоящим, а затем — и прошлым…

Да и честно говоря, какой тут сон, когда столько волнений, нервов и забот поставлено на карту!

— Ой, девочки! — вспомнила Светлана. — А ещё что случилось! Что случилось!

— А что случилось? — безнадёжно сказала Елена, уже привыкшая к ударам судьбы.

— Ужас! Сплошной ужас! — воскликнула Светлана.

— Подожди. — Елена внимательно всматривалась в окружающую темноту. Даже под скамейку заглянула. — Этот… Этот с кинохроники, я заметила, не только Ларионова снимает, но и нас всех. Говорят, скрытой камерой начал… Я с Сидякиным вчера разговаривала, смотрю, а он с крыши беседки на нас свою кинокамеру навёл.

Надежда опасливо заглянула за "статую" атлета.

— А я выхожу на балкон, смотрю, этот Гиви меня с балкона Цветковой снимает прямо в упор.

— Как бы нам с этим хроникёром в документальную историю не попасть, — сказала Елена. — А что у него с Мосфильмом-то?

— Ой, девочки, — опять воодушевлённо начала Светлана, — режиссёр вчера был, уговаривал лично Ларионова. А Ларионов: "Я ещё должен подумать. Я ещё раз должен прочитать сценарий".

— Господи! Все мечтают сниматься в кино, а он ещё должен подумать! Зазнался! — Елена пнула ногой камешек.

— Это уж точно! — согласилась Надежда. — Если уж отказывается сниматься — это уж развоображался.

— Ну, так какой ещё ужас? — деловито спросила Елена Светлану.

— Витка-то влюбилась в Ларионова по-настоящему! — торопливо сообщила Мухина.

— Ну, уж это уже перевыполнение нашего задания. В конце концов, мы её просили только "как бы влюбиться"! А Ларионов?

— И Ларионов тоже по-настоящему влюбился, — потупилась Мухина.

— Как по-настоящему? Он же друг Толкалина?! — рассердилась Елена.

— Не должен, а влюбился.

Как и Елена, Надежда была тоже явно огорошена.

— Так ведь он с тремя встречается: со Стеллкой, со Степанидой и с Витой.

— Ну, это просто моральное разложение, — простодушно разъясняла Светлана. — Раньше он на девчонок и внимания не обращал, а теперь сразу за тремя ухлёстывает. Вчера идёт пьяный, шатается и поёт: "Парней так много холостых, а я хочу женатым быть!.."

Надежда так и ахнула:

— С ума сойти! Неужели и выпивать начал?

— Своими глазами видела, как Ларионов шёл и шатался.

— А Гуся всё тренирует по ночам? — спросила Елена.

— Тренирует! — ответила Светлана.

— И всё под свисток? — не унималась Елена.

— Под свисток!

— И всё с чемо… — начала Елена.

— …даном! — подхватила Светлана. — С чемоданом. Мало того, что Гуся тренирует прыгать с чемоданом, так ещё и сам с чемоданом прыгает. Мало того, что с чемоданом прыгает, ещё и танцульки завёл! Раньше, бывало, на школьном вечере подойдёшь: "Веня, потанцуем?" А он: "Я не танцую!" А теперь…

— Какие танцульки? — впервые услышала Надежда.

— Вот так, потренирует Гуся, потренирует, а потом танцевать начинает то со Стеллкой, то с Витой Левской! А Гусь говорит, и зачем, говорит, полярная ночь шесть месяцев в Арктике, а не здесь, в Москве. И Цветков с ними тренируется.

— Кошмар! Видно, целую шайку сколачивают! — подытожила Надежда.

— Вот и выпивать начал. Ужас какой!.. — сокрушалась Елена.

— И жениться хочет! — вставила Надежда.

— Ты всё это в историю болезни записала? — сказала Елена Светлане.

— Конечно, записала. Я же олимпийская медсестра!

— Ещё что нового?

Светлана знала всё.

— Гусь-то жить уже переехал к Ларионову!

— Да не может быть! — опешила Надежда.

— Вот тебе и раз! — только и смогла вымолвить Елена.

А Светлана продолжала:

— Видно, и отца Ларионова хотят втянуть в свои дела.

Надежда насторожилась.

— В какие дела?

Светлана словоохотливо пояснила:

— А в такие, какими уже милиция заинтересовалась: у покойной бабушки Гуся уникальная коллекция икон была, а Гусь теперь с ними какие-то шахеры-махеры делает. А отец Ларионова, наверно, перед этим их реставрирует.

Елена даже головой повертела:

— С ума сойти! И Толкалин ещё воспевает его в своих стихах! Так!.. Кто говорил, "рано зазнавать Ларионова"? Рано!.. Поздно!.. Ещё раньше надо было зазнавать, раньше! Гораздо раньше!.. А теперь я уж и не знаю, не опоздали ли мы?

— Да… — протянула Надежда, — здесь уже не двойничком чемпиона попахивает, а… может быть, и семерничком или даже восьмерничком!..

— Всё это хорошо, — отмахнулась Елена, — но… почему он не выступает хуже, чем обычно? Больше того, он даже значительно улучшил свои результаты.

— Сама удивляюсь! — удивилась Надежда.

Девочки вновь повернули к беседке.

Татьяна сидела на ступеньках уже не одна. Рядом с ней пристроился Леонид Толкалин с гитарой. Он взял несколько аккордов и откашлялся.

— А-а-а, нахально-инструментальный ансамбль? — сказала ему Елена. — Что нового?

— Три-четыре! — по-дирижёрски взмахнула Татьяна руками. И Лёня тихонечко запел:

— Души нет! — засмеялась Светлана.

— Правильно, нет! — саркастически заметила Татьяна. — У кого души нет, у того её нет, а у кого она есть, у того она есть! Пошли, чего с ними разговаривать!..

К ним, запыхавшись, подбежали Тарас Сидякин и Вадим Масюков.

— Ну, всё, девчонки, всё! — возбуждённо жестикулировал Тарас. — Ларионов согласился выступать за чужую команду и под чужой фамилией. Сейчас он мне сам об этом сказал!..

— Раз, говорит, надо, значит, надо! — поддакнул Вадим.

— Слышала? — торжествующе повернулась к Татьяне Лена. — Ну, что твой ДОТ Ларионов?.. За чужую команду согласился выступать!..

Но Татьяну не так-то легко было убедить:

— Ну и что, что согласился? А в последнюю минуту, может, передумает!..

— Строишь из себя какой-то страшный суд, — неприязненно сказала ей Елена.

И тут мимо беседки прошла новая компания полуночников: сам Ларионов — в чёрном костюме, Стеллка — в бальном платье, Гусь — с тяжёлым чемоданом и транзистором.

— Как говорится, миру — мир, а пиру — пир?! — сказал на прощание ошеломлённым "олимпийцам" Гусь.

Вся компания скрылась в воротах… Затем послышался шум отъезжающей машины.

Надежда беспомощно опустилась на скамейку:

— Мне худо…

— Кажется, наша затея кончится тем, что этим Ларионовым "Интерпол" заинтересуется, — со значением сказал Вадим.

— Какой ещё "Интерпол"? — слабо отозвалась Надежда.

— Интернациональная полиция. Вот вам ваш херувимчик-любимчик! Вот вам ваш Ларионов, ваш атлет-аскет-оглы сызмала-рекорд-бей. По-моему, он побьёт все существующие на свете рекорды безнравственности.

— Чем-чем, а уж вашими авантюрами Интерполу… или там угрозыску давно пора заинтересоваться! — сказала Татьяна.