"Рассветный меч" - читать интересную книгу автора (Маккирнан Деннис Лестер)

Глава 33 ВТОРЖЕНИЕ

СЕНТЯБРЬ–ДЕКАБРЬ 5Э1009

(три с половиной месяца тому назад)

На вершине одной из самых высоких гор Джангдинской гряды восседал огненный дракон Эбонскайт. Великий дракон пребывал в состоянии холодного бешенства — вскоре должен поступить приказ действовать, поскольку дорога была наконец проложена и операция вторжения должна была вот–вот возобновиться. Сидя в раздумье на вершине, он снова заметил чернокрылую фаэль, парящую в вышине. На этот раз она облетала колонну, прячась за низко стелящейся над дорогой пылевой завесой и оставаясь невидимой с земли. Но ни туман, ни пыль не представляли собой помехи для глаз дракона, поэтому он не отрываясь следил за ее плавным полетом. И когда она, пролетев над колонной, села на выступ скалы, наблюдая за армией, Эбонскайт следил за ней, не предпринимая ничего, — ведь он был захвачен в рабство презренным человечишкой, обладателем Камня Драконов, а поэтому не считал своей обязанностью докладывать кому бы то ни было о подозрительном пернатом, ведущем разведку с неба.

В один из сентябрьских дней, сразу же после полудня, Риата и Урус стояли в дозоре в Арденской долине и вели наблюдения с вершины отвесной скалы, возвышающейся над бездонной пропастью. К югу и к северу от них и по всему периметру долины стояли другие дозорные; расстояние между ними позволяло время от времени обмениваться сигнальными жестами. Ночью дозорные обменивались другими сигналами — криками птиц, каждый из которых имел определенный, заранее согласованный смысл, что было особенно важно в пасмурные или безлунные ночи. Обитатели Ардена не желали более становиться жертвами внезапных нападений.

Прошло почти восемь месяцев со времени последнего набега, предпринятого темными силами, но никто из жителей долины ни разу не пропустил своей очереди стоять в дозоре. И вот сейчас Урус с Риатой окидывали взглядами долину из конца в конец и возвышающиеся над ней холмы, идя по узкой крутой тропе вместе с Фэрил, Ансиндой и Тиллароном. Фэрил шла впереди, а ее спутники на несколько шагов сзади, неся в руках по корзине.

— Отдохнем здесь,— сказала дамна, поднявшись на вершину. — Посидим и перекусим, перед тем как спускаться вниз.

Они устроили пикник: расстелили на траве скатерть, а поверх нее разложили еду — жареную баранину, черный хлеб, яблоки, добавив к основной еде горсть очищенных орехов и пару засахаренных фруктов. Фэрил извлекла из одной корзины пять кружек и бутылку темного вина из Ванчи.

— Эх, если бы Араван и Бэйр были с нами, — сказала она, вынимая пробку из бутылки и наполняя чаши до краев. — Аравану всегда нравилось ванчанское вино… Он говорил, что лучшего не существует.

— В этом он прав, — изрек Тилларон, принимая кружку. Он стоял на карауле, а его спутники сидели на траве перед скатертью.

Когда все положили себе еды и взяли кружки, Фэрил подняла свою и сказала:

— За Аравана и Бэйра, где бы они сейчас ни были. При этих словах по лицу Риаты разлилась смертельная бледность, но она, преодолев внутреннее смятение, подняла чашу и, поддерживая тост, отпила из нее.

Заметив волнение Риаты, Ансинда Одинокое Дерево склонилась к даре и сказала:

— Не волнуйся, твой сын с Араваном, Риата. Не волнуйся, Бэйр отлично подготовлен ко всему.

Риата вздохнула:

— Слова твои услаждают душу, но не могут успокоить ее. Наверняка Додона ответил на вопрос Аравана, иначе они вернулись бы назад, ведь прошел почти целый год.

Фэрил, сидевшая с опущенной головой, встряхнулась и произнесла:

— Давайте надеяться на то, что все у них хорошо, а иначе что–либо ужасное приключится с ними в пути.

— Фэрил! — резко прервала ее Ансинда.

Лицо дамны скривилось как от физической боли, и дрожащим голосом она сказала:

— О Адон, ведь мы в неведении. Я понимаю, они могут быть где угодно, сражаясь бог знает с кем и подвергая себя бог знает каким опасностям… А может быть, все обстоит и еще хуже. — Она разрыдалась.

Тилларон покачал головой:

— Опасности — это возможно. Но говорить о том, что хуже… Хуже только смерть. Вот уж этого не может быть.

Лицо Риаты было белым как мел, сжатые губы посинели.

Урус, обняв жену и Фэрил, прижал их к себе:

— Давайте надеяться на то, что Дэлавар был прав, когда говорил, что Бэйр должен последовать с Араваном, поскольку вдвоем они будут представлять внушительную силу.

Риата прижалась головой к груди Уруса:

— Ты прав, дорогой, но как я хочу знать, где они сейчас, что с ними приключилось и сработала ли наша хитрость. Или же темные силы начали повсеместные поиски Невозможного ребенка?

Золотая Орда Кутсен Йонга катилась по Ксиану, в центре бесчисленного воинства волы тащили передвижной дворец Масулы Йонгза Ванга. Видя толпы вооруженных воинов, над которыми кружил чернокрылый дракон, деревни и города сдавались без боя. Храмы освящались в честь Джиду Шангди, что сопровождалось человеческими жертвоприношениями. Идрал заходился в экстазе во время этих кровавых оргий. И, как обычно, после того как в храме проливалась кровь, символизируя его освящение, Идрал оживлял одного из только что умерщвленных и расспрашивал об эльфе с копьем из кристалла. Временами Идралу сообщали, что его преследователь далеко, а иногда желтоглазого озадачивали ответы мертвецов. В иные дни мертвые вообще не были в состоянии указать место, где находится эльф… А может быть, от Идрала ускользал смысл их ответов, заглушаемых хором шепчущих и причитающих голосов: загубленные души слетались толпами, чтобы передать послания через воскрешенных, каждая душа старалась быть услышанной, поэтому голоса сливались воедино, как будто вылетали из одного рта. Некоторые говорили о птицах, волках, горах, другие рассказывали о кораблях в море, сражениях, любовниках и бесчисленных событиях прошлого, настоящего и будущего. Раздраженный безрезультатностью поисков, Идрал давал себе разрядку, предаваясь обильным кровопусканиям, после чего отправлялся в свой мрачный фургон спать сном существа, сполна удовлетворившего свои кровожадные инстинкты.

В сентябре они вступили в Черные горы, после чего продвижение Орды несколько замедлилось: дорога, по которой в старину проходили торговые караваны, петляла в горах и местами была труднопроходимой, кроме того, когда–то построенные мосты успели давно обрушиться. Задачей идущей впереди армии рабочих было обеспечить беспрепятственное прохождение через подобные преграды передвижного дворца Кутсен Йонга.

В октябре они вторглись в государство Аралан, и здесь путь им преградила армия, готовая защищать свою страну. Кутсен Йонг пришел в ярость — защитников, вставших у него на пути, не испугала ни неисчислимость Орды, ни драконы. Они, казалось, готовы были сражаться до последнего вздоха и без страха шли на встречу с судьбой. И тогда император приказал своей армии в одиночку, без дополнительной поддержки атаковать этих дураков, которые не побоялись бросить ему вызов.

— Но, мой господин, — зашипел Идрал в ухо императора, — зачем губить жизни наших людей, когда множество драконов бороздят небо за нашими спинами?

— Если им так мила смерть, — заорал Кутсен Йонг, — я дарую им ее! Но не мгновенную смерть от драконовского огня, а чуть помедленнее, под саблями моей Золотой Орды!

Армия получила приказ и полную свободу действий; грохот копыт конной лавины разнесся по долине, сотрясая землю на многие мили вокруг. Всадники на скаку стреляли из луков, издавали пронзительный свист, стараясь испугать неприятеля и сковать его волю. При сближении с рядами оборонявшихся они взяли на изготовку пики, каждая заканчивалась ужасающим крюком и ременной петлей. Другие выхватили из ножен тяжелые, остро отточенные и изогнутые сабли. Позади конницы бежала пехота.

«Масула Йонгза Ванг!» — кричали они, ворвавшись в ряды защитников Аралана и проходя сквозь их строй. Лилась кровь, люди падали, смерть кружила над полем боя.

Невзирая на то что магический король–воитель посулил защитникам Аралана долгую и мучительную смерть, битва была скорой и решительной — на одного араланца приходилось не менее десятка воинов Орды, а на некоторых участках один защитник вынужден был сражаться с сотней, а то и с тысячей захватчиков. Но даже в таких условиях они проявили себя намного лучше, чем можно было от них ожидать, и многим воинам Кутсен Йонга не суждено было увидеть послеполуденного солнца.

Взбешенный тем, что нашлись люди, не побоявшиеся встать у него на пути, Кутсен Йонг повелел стирать с лица земли все города Аралана. Стариков, женщин и детей он приказал убивать, трупы жечь, леса вырубать, земли засыпать солью… Но ни разу он не использовал ни Эбонскайта, ни других драконов в своих военных операциях. Кутсен Йонг принял решение применить их только против глупца, возомнившего себя Верховным правителем.

А в это время в Пелларе принца Риона призвали на заседание военного совета. Когда он вошел в зал, его отец, Верховный правитель Гарон, знаком повелел юноше сесть по правую руку от себя. У стола стоял командующий армией Рори, высокий, тощий ванадьюрин, которому было сильно за шестьдесят: его рыжие волосы и борода были наполовину седыми. Здесь же, склонившись над картами, сидели лорды Штейн, Ривар и Хален — наиболее опытные военные советники Гарона, все они были примерно одного возраста: между сорока и пятьюдесятью. Слева от Гарона стоял еще один военный советник — эльф Фенерин с пышной гривой темно–каштановых волос, спадавших ему на плечи. В кабинете присутствовали также и три мага, среди которых была юная девушка, почти девочка. У стены стоял забрызганный дорожной грязью посыльный, недавно прибывший с донесением.

— Рион, я хочу, чтобы ты услышал все это, — сказал Гарон, а затем, кивнув посыльному, добавил: — Говори, Рендел.

Рендел, молодой человек двадцати с небольшим лет, повернулся к Риону:

— Мой господин, на нас надвигается армия, такая огромная, что трудно себе представить. Она уже вторглась в Аралан из Ксиана. Не только огромная численность внушает ужас, но и то, что с ними заодно действует дракон Эбонскайт…

— Эбонскайт! — выпалил Рион, попеременно впиваясь взглядом то в посыльного, то в отца.

— Да, мой господин. Эбонскайт, огненный дракон,— подтвердил посыльный.

— Но, отец, ведь Эбонскайт — один из драконов, давших обет; он не из тех, кто нарушил бы клятву.

— Да, сын мой, но ты слышал, что было сейчас сказано.

Рион пораженно молчал и неотрывно смотрел на посыльного. Вдруг заговорила молодая волшебница. Она была маленького роста, с каштановыми волосами и такого же цвета глазами. Сжав кулачки, она сказала:

— Мы считаем, что здесь не обошлось без Камня Драконов. Мы также считаем, что это связано с приближением Триады, когда страшные беды, замешенные на огне и крови, обрушатся на долины Валона.

Волшебница смолкла, и Гарон повернулся к сыну:

— Рион, представляю тебе мудрую Ариллу и магов Белгона и Алорна… Из Черных гор. — Троица склонила головы. Белгон, темноволосый, в красной одежде; Алорн, волосы которого отливали рыжиной, а одежда была коричневой. Арилла была в желтом. Рион склонился в ответ.

— А я–то думал, что Дварвен закрыт, — сказал Рион. Арилла улыбнулась юноше и ответила:

— Так оно и было, принц Рион, но потом все изменилось. Хотя сейчас гора покинута и вновь закрыта.

— А что представляет собой этот самый Камень Драконов? — спросил Рион.

— Мы этого не знаем, — ответила Арилла. — Хотя, как утверждают некоторые, он дает власть над драконами.

— Одно время он находился в Черных горах, — добавил Алорн, — но затем был похищен.

— Проклятый Ордран! — в сердцах рявкнул Белгон.

— Ордран? — переспросил принц.

— Когда Камень Драконов впервые очутился у нас, именно он привел всех магов к присяге, но сам не дал обета,— пояснил Белгон.

— А мы поздно спохватились, уже после того как узнали, что Камень Драконов украден. Нам долго не приходило в голову, что тот, кто приводил всех к присяге, а сам не присягал, мог взять Камень, — сказал Алорн. — Все мы, кроме Ордрана, дали клятву. И Арин Огненная Колдунья в конце концов узнала, что именно он похитил Камень Драконов из Дварвена.

— И когда же это случилось? — спросил Рион.

— В самом конце Первой эры, — ответила Арилла. Глаза Риона расширились от удивления.

— В конце… Но ведь вы такая молодая!

— С того времени мы отдыхали, — сказал Алорн, как будто в этой фразе был ответ на все вопросы.

Рион покачал головой:

— По–вашему, выходит, что Камень Драконов сейчас находится где–то в Аралане?

— Да, это так, — подтвердила Арилла, — потому что, когда Арин и другие маги нашли и вернули камень, он был отправлен на остров Рвн. Мы–то были уверены, что там он будет храниться всегда.,. В подвале, который сейчас находится в морских глубинах.

— Проклятый Дарлок! — не унимался Алорн.— Будь они прокляты, эти черные маги!

— Все! Хватит о Камне Драконов, — твердо сказал Белгон. — Сейчас на нас надвигается страшная опасность.

Лорд Хален обхватил голову руками и, погрузив пальцы в шевелюру, сжал ладонями виски:

— Эта Триада, о которой вы упомянули…

— Предстоящее сближение Миров, — пояснил Белгон твердым и не допускающим сомнения тоном, как будто говорил о событии, давно всем известном.

Фенерин улыбнулся и мягко возразил:

— Не все посвящены в то, что известно магам, милорд.

— Пфа! — отрывисто буркнул Белгон, но ничего не сказал.

— И когда наступит эта самая Триада? — спросил Рион.

— В марте будущего года, — ответила Арилла. — Примерно через шесть месяцев.

— Шесть месяцев, — задумчиво повторил Рори. — Не слишком много времени нам отпущено, чтобы подготовить все необходимое и изгнать из наших пределов эту восточную Орду.

— Как бы то ни было, но это должно быть сделано,— сказал Рион, глядя на отца.

Гарон, невысокий, с густыми каштановыми волосами, которые еще не тронула седина, хотя королю было почти шестьдесят, согласно кивнул и добавил:

— Несомненно, все, что требуется, должно быть сделано, иначе мы будем разбиты еще до того, как выступим. — Гарон обвел взглядом всех, кто был в кабинете — советников, главнокомандующего, принца, посыльного, волшебников,— и тяжело вздохнул.— Положим, что мы призовем к оружию наш народ, а что дальше? Я спрашиваю: что дальше?

Главнокомандующий Рори, сосредоточенно нахмурившись, обратился к Арилле:

— Леди Арилла, вы только что сказали, что страшные беды обрушатся на долины Валона.

— Да, — подтвердила волшебница. Рори ткнул пальцем в карту и сказал:

— Тогда, ваше величество, я считаю, что мы должны призвать все силы Валона, сконцентрировать их здесь, у брода на Аргоне, заманить врага сюда, и, переправляясь через реку, он натолкнется на ваше воинство. Если же им удастся форсировать водную преграду, то и в этом случае мы сможем отступить в район высокогорья, в отроги Красных гор, и, перегруппировавшись, ударить по ним отсюда. Если же нам придется отступать с боями, мы сможем дойти до Гюнарского ущелья, а возможно, и перейти через него и занять вот этот перешеек, на котором, ввиду его узости, им будет затруднительно развернуть свою многочисленную армию.

Лорд Штейн, дородный мужчина, покачал головой и ударил кулаком по столу:

— Сдать Пендвир? Ни за что! Вот где мы должны быть, поскольку здесь, на узком мысе, они тоже не смогут развернуть все свои силы в боевой порядок.

— Послушайте, — вступил в разговор лорд Ривар, — ведь вы же загоняете нас в капкан. По–моему, мы должны нанести им удар в узких проходах между Фианскими дюнами и…

— Нет, — возразил Рори. — Если их армия настолько велика, как описывает ее Рендел, они без труда окружат дюны и, сжимая кольцо, раздавят нас.

Рион посмотрел на Рендела, затем на Рори:

— Если ситуация действительно такова, как нам ее описывают, то, господин главнокомандующий, наша тактика должна, очевидно, формулироваться как «нанеси удар и скрывайся». Такой тактике следовал Гален в Зимней войне, когда соотношение его сил к силам противника было сто к десяти тысячам.

— Нанеси удар и скрывайся? — брызгая слюной, запротестовал Штейн. — Это тактика для войска нашего короля? Ну уж нет, никогда! Послушайте, не лучше ли…

Король Гарон жестом велел Штейну замолчать:

— Уважаемые лорды, не забывайте то, что предвидели маги. Не забывайте также и о существовании дракона Эбонскайта, поскольку он в одиночку справится с любым войском, которое нам удастся собрать. — Гарон обратился к магам: — Что вы скажете об этом драконе, уважаемая леди и вы, уважаемые господа?

Арилла глянула на посыльного:

— Участвовал ли огненный дракон в сражении, которое ты наблюдал?

Рендел отрицательно покачал головой:

— Нет, моя госпожа, он не участвовал. Но все равно он, казалось, был среди захватчиков.

Выслушав посыльного, Арилла обратилась к королю:

— Ваше величество, может статься, что Эбонскайт все еще соблюдает обет и не примет участия в сражении. Но даже если он нарушил данную клятву, возможно, мы, маги, общими усилиями сможем нейтрализовать его.

— Общими усилиями? — переспросил Рион. Белгон фыркнул, а Алорн сказал:

— Маги связаны воедино и способны передавать друг другу свой огонь. Сила многократно возрастает и дает возможность вершить великие дела.

— А существует такой волшебник, которому это под силу? — спросил Фенерин.

Алорн утвердительно кивнул:

— В этом случае такой волшебник — я.

— А скольких магов вы можете связать воедино, чтобы в результате получить эти грандиозные общие усилия? — спросил Рион.

— Несколько сотен, — ответил Алорн. Глаза Риона удивленно расширились.

— А сколько вас сейчас здесь?

— Все обитатели Дварвена, — сказала Арилла. — Тысяча сто двадцать три.

— И где же все эти волшебники и маги? — спросил лорд Штейн.

Арилла с улыбкой посмотрела на главнокомандующего Рори, а затем перевела взгляд на Штейна:

— Все, кроме нескольких человек, находятся за рекой, в Валоне.

— А кто отсутствует? — полюбопытствовал Белгон.

— Мы трое, поскольку находимся здесь, — ответила Арилла, — и Дэлавар, волк–волшебник. Но где он, нам неизвестно.

— Дэлавар? — отрывисто буркнул Белгон. — Это тот, который меняет облик?

— Вы напрасно недооцениваете Дэлавара, — сказал Фенерин. — Он сражался на стороне Верховного правителя Блейна в битве у Тигеля Хела.

— Пф! В храбрости ему не откажешь, но маг он никудышный, — пробубнил Белгон.

Алорн повернул голову в сторону Белгона:

— Я бы не высказывал в отношении его столь скоропалительных суждений. Я слышал, что он обладает даром создавать иллюзии, а также о том, что в его жилах течет кровь Вадарии.

— Ба–а! — прогудел Белгон. — Против Камня Драконов его способности ничего не стоят. Глаза драконов проникают через все навеянные иллюзии, а на стороне наших врагов не кто иной, как Эбонскайт. Нет, Алорн, наивно полагать, что Дэлавар, волк–волшебник, окажет хоть какое–либо влияние на исход этой войны.

Алор успел лишь открыть рот, чтобы ответить Белгону, но король Гарон поднял руку, прося его помолчать.

— Друзья мои, — обратился он к спорящим, — позвольте напомнить, что собрались мы здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства Дэлавара, а для того, чтобы выработать план действий против надвигающегося вторжения. Я не услышал здесь ничего более разумного, чем стратегический план, предложенный главнокомандующим Рори, и тактические приемы ведения войны, предложенные Рионом. Если у вас есть лучшие идеи, давайте послушаем и обсудим их.

В конце ноября Кутсен Йонг призвал Идрала в свой золотой дворец на колесах.

— Слушаю вас, мой господин.

Кутсен Йонг жестом указал на стоящего на коленях у трона гонца:

— Мои командиры прислали донесение о том, что они захватили небольшую деревушку, расположенную в предгорьях на севере. Я хочу, чтобы ты отправился туда и освятил храм в честь Джиду Шангди.

— Но, мой господин, ведь вы сами сказали, что деревня маленькая, так, может быть, кто–нибудь из жрецов более низкого ранга сможет…

— Ты что, вздумал противоречить мне, Идрал?

— Нет, мой господин. Просто…

— Идрал, успокойся и будь осмотрительнее: я хочу освятить в честь Джиду Шангди бесчисленное количество храмов, помногу в каждом большом и малом городе, а в каждой деревне по крайней мере по одному, а то и больше… Да, да, в каждой, даже самой маленькой, деревушке. Храмы по всему миру, который перейдет под мое законное управление. А когда Ревнивый бог увидит, что я свершил, тогда он возвысит меня до такого положения, что я буду править, сидя рядом с ним. — При этих словах лицо Идрала стало мертвенно–бледным, а кулаки сжались столь сильно, что ногти до крови впились в ладони. Он не проронил ни слова, а Кутсен Йонг продолжал: — А кто, мой главный советник Идрал, освятит эти храмы лучше, чем ты?

— Лучше, конечно, никто, мой господин, — прошептал желтоглазый.

Кутсен Йонг обратился к коленопреклоненному гонцу:

— Слушай меня, посланник, ты поведешь моего советника и его личную охрану в эту деревню… Как ее… — Он щелкнул пальцами.

— Инге, мой господин, — подсказал курьер, не поднимая склоненной головы.— Деревенские жители называют ее Инге.

Глаза Идрала широко раскрылись от удивления, но он не проронил ни слова.

— Да, Инге, — сказал Кутсен Йонг. — Ты ведь, кажется, слышал об этой деревне, Идрал?

Идрал улыбнулся:

— Да, господин мой. Я проходил мимо нее однажды, а может, дважды, но было это в давно прошедшие времена.

По Арденской долине разнесся заливистый звук серебряного горна и раздался громкий цокот копыт. В селение эльфов галопом влетела всадница на взмыленной лошади. Торопливо спешившись, она кинула повод на руки оказавшегося рядом лаэна и, бросив ему на ходу: «Посмотри за лошадью!» — быстрым шагом, почти бегом, влетела в Коронный Зал. Длинные черные волосы, покрывающие спину почти до талии, развевались в такт ее упругой походке. В Коронном Зале сидел алор Инарион и беседовал с дарой Риатой и алором Урусом.

Увидев поспешно вошедшую гостью, Инарион поднялся ей навстречу и, учтиво поклонившись, сказал:

— Не часто дильваны оказывают нам честь своим визитом. Стройная, невысокого роста, не более четырех футов и шести дюймов, дара грациозно поклонилась присутствующим, и ее голубые глаза остановились на лице правителя лаэнов.

— Алор Инарион, старейшина северных областей Релля?

— К вашим услугам, а вы, позвольте?..

— Дара Вейл из Дарда Эриниан, я здесь для того, чтобы призвать тебя.

— В Дарда Эриниан?

— Нет, мой алор. В Валон. Вместе со всеми силами, имеющимися в твоем распоряжении.

В ночной тьме на вересковой пустоши в далеком Гроне, перед Железной Башней у двери, ведущей в усыпальницу, стояли три варорца. Сооружение из черного камня, наверняка возведенное гномами, словно наваливалось своей тяжестью на стоящих подле него. Варорцы зажгли принесенный с собой фонарь и в его свете смогли рассмотреть три имени, вырезанных на камне; под одним именем виднелась добавленная, по всей видимости впоследствии, фраза: ДАННЕР БРАМБЕЛТОРН, КОРОЛЬ РИЛЬСКОЙ ГОРЫ. На двух варорцах были надеты доспехи — на баккане посеребренные, на дамне позолоченные. Третий баккан был одет в обычную кожаную одежду.

Общими усилиями троица смогла приоткрыть тяжелую дверь настолько, чтобы проникнуть внутрь, однако они не сразу решились сделать шаг в темноту за дверью, переминаясь и поглядывая друг на друга своими сверкающими, как драгоценные камни, глазами.

— Не нравится мне это разграбление могил, — сказал варорец в посеребренных доспехах.

— Однако сделать это необходимо, — ответила дамна в позолоченных доспехах. — Я предполагаю, Аурион Красноокий тоже вызывал темных. — Она содрогнулась от воспоминаний. — И я думаю, что никто из нас не пренебрег им, как и шансом еще одного посещения. К тому же времени у нас мало, а путь до Валона долгий, и нас будут ждать.

Стиснув зубы и сжав в правой руке кинжал, баккан, одетый в кожу, поднял повыше фонарь, который держал в левой руке, и вошел в черноту, лежащую за дверью, его спутники последовали за ним.

Посыльный прибыл с донесением в Каэр Пендвир: кистанские пираты уплыли на своих кораблях в южные порты Авагонского моря, и там же собирались армии Гиреи, Кхема, Шаббы, Тиры и Сарейна.

Эбонскайт наблюдал за полетами фаэлей. Вот сейчас один полетел на восток от Золотой Орды; другой, изредка взмахивая крыльями, взял путь в сторону маленькой деревушки на севере, видимо продолжая вести наблюдение за желтоглазым. Временами, на протяжении нескольких последних недель, другие фаэли появлялись и исчезали, — видимо, это были курьеры. Но сейчас в небе было только двое этих пернатых, и они все летали и летали до тех пор, пока хваленое зрение дракона могло различить их в сумерках угасающего дня. И могучий огненный дракон так ничего и никому не сказал о летающих по поднебесью существах.

В деревне Инге, лежащей у южных предгорий Гримволла, почти на стыке границ Хала и Аралана, на главной площади, в центре только что воздвигнутого храма стоял желтоглазый человек. При бледном свете фонаря в его окровавленной руке был отчетливо виден длинный тонкий нож; засученные до локтей рукава делали желтоглазого еще более устрашающим. Перед ним на алтаре лежало что–то влажное, ярко–малинового цвета. С алтаря струились обильные потоки, стекающие в круглые лужицы. В окружении одетых в чешуйчатые кольчуги воинов, руки которых сжимали тяжелые кривые сабли, стояли согнанные сюда деревенские жители: некоторые плакали, отведя глаза в сторону; другие что–то бормотали про себя, потеряв от страха рассудок и глядя с ужасом на то, что было когда–то их старостой, не имея сил отвести взгляд от останков несчастного и остановить взгляд на чем–либо другом; были и такие, кто не смог сдержать рвотные позывы, и теперь, стоя на коленях, глотали заполнявшую рты желчь. А то, что лежало на алтаре, было еще недавно человеком, человеком, которого пытали, сдирая заживо кожу, а под конец вспороли ему грудную клетку и живот. И сейчас по изувеченному телу прошла последняя судорога, с которой ушла и жизнь. Жители, смотревшие на это, не могли сдержать рыдания.

Перед алтарем в луже крови, перемешанной с желчью, фекальными массами и мочой, лежало обезображенное тело девушки.

И хотя с обеих сторон в помещении были открыты двери, сквозняк не мог справиться с тошнотворным резким запахом, который, казалось, пропитал все внутри.

Забрызганный кровью человек с блестящими желтыми глазами, задыхаясь от переполнявшей его радости, смотрел вниз на дело рук своих.

Дрожа в экстазе, желтоглазый поднял вверх лицо, развел в стороны свои искусные в душегубстве руки и голосом, похожим на шипение гадюки, обратился на общем языке к жителям деревни:

— Кровью этих приверженцев лживого Адона этой самой радостной декабрьской ночью я освящаю этот храм во имя Джиду Шангди, бога, которому все вы отныне обязаны служить.

Желтоглазый подал знак одному из воинов, который возгласил:

— Всем приветствовать Джиду Шангди, потому что он и есть Ревнивый бог!

В мертвенной тишине несколько человек с трудом смогли выдавить из себя: «Дж–джиду Ш–шангди»… После чего голоса их отказались им повиноваться.

— Да, видимо, вам хочется совершить еще… жертвоприношение, — сказал, улыбаясь, желтоглазый, обнажив длинные заостренные зубы, какие можно видеть у рюкков или демонов, и показывая рукой на кровоточащие останки на алтаре.

И снова воин возгласил:

— Всем приветствовать Джиду Шангди, потому что он есть Ревнивый бог!

И, охваченные ужасом, деревенские жители нестройно пронзительными голосами подхватили:

— Джиду Шангди, он есть Ревнивый бог!

Дрожащие от ужаса голоса смолкли, и в наступившей тишине слышались лишь сдавленные рыдания.

Сделав разрешающий жест, желтоглазый подал знак покинуть новоосвященный храм, и, так же как сгоняли их сюда, воины и сейчас начали охаживать новых прихожан длинными гибкими прутами по спинам и головам, выгоняя их на снег под сверкающие на небе звезды, низко висящую на востоке серебряную луну, не проливающую на несчастных даже малой частицы тепла.

Когда Идрал, окруженный своими телохранителями, стоял один над трупами, он развел руки в стороны и напряг свою волю. Затем, сосредоточившись и сведя брови к переносице, он прошипел:

— Акоузе ме! — приказывая мертвому слушать.

Он макнул свои длинные пальцы в кровь, а потом засунул их в рот, пробуя кровь на вкус, наслаждаясь ее медно–железистым вкусом, после чего выкрикнул:

— Пейсоу мой! — приказывая мертвому повиноваться.

Некромант растопырил окровавленные пальцы, и несколько капель крови упало на выколотые глаза старосты… Дрожа всем телом, желтоглазый прошипел:

— Идой тоус опталмоис тоис некрой! — приказывая мертвому рассмотреть то, что дано увидеть только мертвым: образы вне времени и пространства.

Идрал направил жизненную энергию, взятую им из тел старосты и лежащей внизу девочки, обратно в трупы и дал им еще один приказ:

— Идой тоис полемиоус тус эмоус тусме диоконтус! — повелевающий мертвецам осмотреть пространство в поисках врага, который может сейчас идти по его следу.

По мере того как взятый у мертвых жизненный огонь вытекал из него, он шептал:

— Хеуре аутоус! — повелевая им найти этого самого врага.

Он сжал зубы до скрипа, поскольку вернул мертвецам большую часть взятой у них энергии. Сквозь зубы он выкрикнул новое повеление:

— Тон патон аутон хеуре! — повелевая мертвым узнать путь, по которому идет его враг.

Затем новый приказ:

— Эйпе мои хо хораэй! — повелевающий мертвым говорить. Теперь, когда Идрал отдавал остатки отобранного огня, его трясло от внутреннего волнения. Хриплым, дрожащим речитативом отдал он приказ:

— Ана кай лексе! — повелевая мертвецам восстать из мертвых и говорить.

Помещение наполнил гул бесчисленного количества далеких голосов — то были стенания агонизирующих людей, страдальческий шепот, стоны. Трупы зашевелились. Телохранители в ужасе отпрянули назад, быстро попятились к выходам из храма, больше всего желая убежать, но страшась последствий такого шага. Идрал, желтые глаза которого полыхали наводящим ужас огнем, воззвал снова:

— Ана кай лексе; упщ гор хо Идралов келеуо се!

Влажная, лоснящаяся от запекшейся крови рука потянулась, словно стараясь ухватить воздух в пригоршню; сукровица и лимфа сочились сквозь открытые мышечные ткани. Медленно труп перевалился на левый бок. Кожа свалилась с изуродованного тела, как платье с отрезанными пуговицами, которое вдруг стало широко. Перебитыми костями и оголенными фалангами пальцев несчастный оперся о края алтаря, и труп приподнялся… И снова помещение храма наполнилось стонами, как будто неисчислимый хор умирающих в муках исторг эти жуткие звуки. Труп повернул скальпированную голову и лицо, с которого содрали кожу, в сторону Идрала, вперив пустые глазницы в того, кто отдавал приказания. Гул голосов заполнил помещение, телохранители повизгивали от ужаса в углу пустого храма, ища место, куда спрятаться, и одновременно страшась сделать хотя бы шаг из помещения.

«Зачем… зачем… зачем… ты призвал меня?.. призвал меня… призвал меня… призвал…» — эхом звучал ужасный хор бормочущих, шепчущих, всхлипывающих мужских, женских и детских голосов. Звук становился то громче, то тише, то сильнее, то слабее, то выше, то ниже, но все голоса спрашивали… спрашивали… спрашивали.

Идрал отвечал на родном языке жителей деревни, поскольку для тех, кто втянулся в запрещенное действо, называемое псаихомантеа — некромантия [22],— должен знать много языков, временами такое знание приносит… пользу.

— Не вздумай морочить меня, мертвец! Лучше делай то, что я приказываю! Где находится тот враг, что меня все время преследует? Тот эльф с копьем, наконечник которого — заточенный кристалл?

Пустые глазницы смотрели на Идрала, чьи желтые глаза были непреклонны. Наконец, сглотнув кровь, заливавшую горло, труп повернул голову, ища отдающего приказы.

— Собираются волшебники… двое присоединились… многие на подходе… чернокрылые пернатые… король призывает… храм… демон…

Идрал внимательно прислушивался, стараясь в хаосе мучительного и отчаянного бредового шепота выделить голос того, чьи слова являются правдивым ответом на его вопрос. И с вялых, окровавленных губ мертвеца срывались звуки, отчетливо слышимые в пустом храме, — урчание, шипение, хриплые вздохи со свистом.

— Копье носит с собой… зеленое одеяние… джордианцы… гномы заняли место… троица гномов… серебряный волк… прикован к стене… сдирает кожу… пробегает под… мост падает… сокол в ночном небе… черные доспехи спасли… корабль… они подходят…

Глаза Идрала широко раскрылись: «Копье носит с собой и серебристый волк? Неужто Дэлавар, волк–волшебник, пожаловал?»

Непрерывно испуская стоны из изуродованного рта, труп завертел головой, кровоточащие мышцы скользили одна по другой, хрустели хрящи, кости терлись о кости. Тело, сотрясаемое ознобом, покидали последние остатки крови и жизненных соков; выколотые глаза, казалось, искали что–то вдали, стараясь проникнуть сквозь темень зимней ночи. А когда наводящий ужас взгляд пустых глазниц остановился на телохранителях, они завопили в ужасе. Некоторые спрятались за колоннами, другие, пятясь, сошли по ступеням храма наружу и замерли на снегу, обуреваемые желанием бежать как можно дальше, дабы не видеть происходящего внутри.

Наконец среди смешения звуков снова раздался тот самый отчетливо слышимый голос, который вещал о волке–волшебнике в Валоне и шестерке серебряных волков, но никто из них не нес с собой копья.

Идрал озадаченно нахмурился, поскольку ему было известно только о дрэгах, которые ходили вместе с Дэлаваром. Идрал обратился к трупу:

— Как далеко отсюда этот, с копьем, и волки?

Рыдающие стоны вырвались из мертвого рта, но ответа на свой вопрос желтоглазый не услышал.

Хор скорбящих голосов стал медленно затихать. Труп всматривался невидящими глазами, словно стараясь найти что–то или кого–то. Но рот его сомкнулся, и что–то похожее на улыбку расползлось по изуродованному лицу. В это мгновение раздался звук рога, долетевший с передовых линий дозора, сразу же за ним прозвучали подряд еще несколько сигналов горна. С той стороны, откуда донеслись сигналы, небо осветилось яркой вспышкой, и сразу же в деревне раздались гам и крики.

С шипением выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, Идрал посмотрел на деревню, впиваясь глазами во мрак, разорванный кое–где редкими фонарями, а затем, отвернувшись от алтаря, быстро вышел из храма. Он побежал, и на бегу облик его менялся — и вот уже существо, покрытое черной шкурой, с кожистыми перепончатыми крыльями, летело на север по ночному зимнему небу.

А на алтаре в опустевшем храме остывал изуродованный труп, лежащий в широкой луже крови.

Мертвец стал снова мертвецом.