"Рассветный меч" - читать интересную книгу автора (Маккирнан Деннис Лестер)

Глава 32 СОКОЛ

МАЙ–СЕНТЯБРЬ 5Э1009

(семь и три месяца тому назад)

На расстоянии десяти футов друг от друга, как бы в вершинах равностороннего треугольника, расселись лицами внутрь настоятель, Бэйр и фаэль Ала. В центре треугольника сидел Араван лицом к лицу с настоятелем.

— Я вновь предупреждаю вас, — сказал старик, — то, что вы намереваетесь совершить, крайне опасно. Вы готовы идти до конца?

Араван посмотрел на кристалл, висящий у него на шее, а затем перевел взгляд на настоятеля:

— Да, иначе мироздание рухнет.

— Так сказал Додона?

— Так сказал Додона.

Настоятель вздохнул:

— Что ж, если вы решились, то я думаю, что и мы тоже должны.

Услышав эти слова, Бэйр почувствовал, как сильно бьется его сердце, и чуть не сказал: «Дядя, не надо». Но закусил губу и не произнес ни слова.

Они провели в Храме Неба семь дней, занимаясь в основном поправкой здоровья после выпавших им на долю испытаний. Они познакомились еще с несколькими фаэлями — Воларом, Флеоганом, Сореном, Дифаной, Ави с Сеглой — три последних были представительницами женского пола, их грудные клетки были меньшего размера по сравнению с грудными клетками мужских особей. Араван отличал их друг от друга только по голосу. Бэйр мог различать их по особенностям огня каждого из них. Эти семеро фаэлей не составляли всей стаи, Ала сказал, что его сородичей много больше, но основная часть занята патрулированием на дальних подступах Джангди.

В Храме, видимо, жил только настоятель, хотя фаэлям не возбранялось пребывать в покоях. Но пернатые, казалось, чувствовали себя неуютно среди стен из серого гранита и предпочитали как можно меньше бывать в помещении, более комфортно они чувствовали себя на высоких горных пиках, окружавших Храм.

Аравану и Бэйру выделили отдельные апартаменты — монашеские кельи или что–то сильно их напоминающее, хотя настоятель не мог припомнить времена, когда в Храме обитали монахи. В каждой комнате была кровать, стул и письменный стол, а также небольшой прикроватный комод. Конечно же, сохранив при себе лишь скудные остатки былого снаряжения, основная часть которого была погребена под лавиной, Аравану и Бэйру практически нечего было складывать в ящики комодов.

Дифана, Сорен и Сегла летали в ущелье на поиски пропавшего снаряжения, однако вернулись ни с чем.

Что касается ответов, за которыми путников направил Додона, то настоятель не спешил, он назначил им семь дней для отдыха, прежде чем начать действовать. Он ожидал, пока они восстановят силы и акклиматизируются к условиям высокогорья.

В этот период Бэйр потихоньку следил за ним и однажды обнаружил, что этот «старичок» может принимать любое обличье, какое ему вздумается. В тот день молодой человек вышел из своей кельи, направляясь в центральные покои, и там увидел настоятеля в обществе нескольких фаэлей, однако Бэйр не рассмотрел ничего, кроме серебристого пламени. Затем пламя повернулось, направилось к Бэйру и снова превратилось в старичка, который, улыбнувшись юноше, произнес:

— Тебе кое–что привиделось, мой мальчик.

Когда Бэйр рассказал об увиденном Аравану, эльф, ничуть не удивившись, кивнул и сказал:

— Фэрил рассказывала нам, что, независимо от того, как воспринимает глаз его внешнюю форму, у Додоны в сердце присутствует некий серебряный дух, а поскольку настоятель общей с ним породы… — Араван пожал плечами и махнул рукой, а затем добавил: — Элар, этот мир полон загадок. Ты лишь столкнулся с одной из них.

Но вот наконец они сели в центральном покое Храма — настоятель, Бэйр и Ала в вершинах треугольника, начерченного мелом на полу, — кристалл на платиновой цепочке висел на шее Аравана, сидящего в центре, прозрачный камень покоился рядом с его голубым амулетом.

Настоятель повернулся к фаэлю:

— Ты готов?

Ала кивнул, и старик перевел взгляд на Бэйра: — Ты готов?

В глазах Бэйра ясно читалась тревога и почти физическая боль, но он вздохнул и произнес:

— Готов.

Старик повернулся к Аравану, но тот, опередив его вопрос, ответил:

— Готов.

— Что ж, тогда начнем, — сказал настоятель.

Все уже знали роли, которые им предстояло сыграть.

Араван впал в состояние глубокой медитации — эльф вспоминал все, что знал о соколах и их полете. Бэйр и Ала пребывали в состоянии легкости, а старик настоятель, казалось, впал в транс. Наконец:

— Ты, способный менять облик, передай мне на время свою сущность, — шепотом произнес настоятель.

Не зная, должен ли он выполнять то, что потребовал от него старик, Бэйр попытался впасть в желаемое состояние. Он чувствовал, что всей своей сущностью находится на грани смены облика, и пытался задержать себя в этом состоянии, прилагая все усилия к тому, чтобы остаться Бэйром и не стать волком. Но это ему не удалось, и огромный серебряный волк уже воссел на том месте, где только что сидел Бэйр. Ала, которому хоть уже и доводилось наблюдать подобное превращение, все–таки испуганно закричал, не в силах сдержать страх при виде громадного серебристого зверя.

— Бэйр, — прошептал старик.

И снова появился юноша, лицо его было хмурым.

— Это нелегко, настоятель.

— Ничего не поделаешь, попытайся снова.

И Бэйр пытался снова и снова. Иногда облик менялся, иногда нет, но требуемое состояние, однако, не достигалось.

Он все продолжал попытки, пока наконец не удержал себя непосредственно на границе превращения, в том состоянии, когда самая малая капля могла бы перевести его в то или иное обличье.

Настоятель сказал:

— Крылатый, передай мне на время свою сущность.

Крылья Ала расправились, и в этот миг Бэйр утратил равновесие.

Старик вздохнул:

— Начнем сначала.

Араван, сидевший в центре, ни одним движением, ни каким–либо другим способом не выказал заинтересованности в том, что происходило за меловой чертой.

И снова Бэйру пришлось искать пограничное состояние между своими сущностями, и снова он обрел его.

И снова Ала расправил крылья и в мечтах погрузился в состояние полета.

— Араван, передай мне на время свою эльфийскую сущность, чтобы мог я делать с ней то, что мне надо, — прошептал настоятель. Эльф не моргнул, не дрогнул, но старик удовлетворенно ему кивнул.

Бэйр, хотя и пребывал в состоянии медитации, мог видеть огонь, истекающий из него самого и окутывающий Аравана, и огонь, истекающий из Ала… Казалось, огнем управлял настоятель.

— Валке, — прошептал настоятель, произнося имя, выбранное Араваном; на языке твилл оно означало «сокол».

Вдруг все вокруг озарилось мягким платиновым сиянием, которое заполнило весь покой, а когда оно померкло, то в центре треугольника, нарисованного мелом на полу, сидел сокол–самец в оперении цвета воронова крыла. Неукротимый, дикий дух лучился из его сапфирово–голубых глаз. С шеи сокола свисал кристалл на короткой, хорошо подогнанной платиновой цепочке и голубой камешек–амулет на тонком ремешке.

Бэйра и Алу вытряхнуло из состояния медитации. Юноша тяжело дышал, а перепуганный фаэль издавал свистящие звуки. И тот и другой знали, что предстоит увидеть, однако воспринимали это как чудо.

Излучая неистовую силу из голубых глаз, сокол пытался взлететь, однако меловая линия оказалась для него непреодолимой… Скрии! Птица издала злобный крик, негодуя на пленение, не понимая, что именно удерживает ее. Сокол пытался взлететь, но на его пути как будто возникала невидимая стена, и птица, натыкаясь на нее, отлетала назад, растопырив лапы и крылья. Пернатый хищник издавал яростные крики, хлопал крыльями, с неистовым клекотом бился о невидимую стену, ища выхода на волю, но ненаходил.

Испуганные глаза фаэля наполнились слезами, в то время как рот Бэйра широко раскрылся от удивления. Араван исчез, но от пристального взгляда Бэйра не скрылось то, что кристалл был сейчас наполнен его огнем — огнем эльфа, — заключенного внутри мерцающей кристаллической решетки.

— Боги! — произнес Бэйр.— Боги!

Старик, повернув голову в сторону Бэйра и Алы, отрывисто произнес:

— Давайте, давайте. Мы не можем оставить его в этом облике.

Бэйр глубоко вздохнул и снова вошел в состояние медитации. Пернатый хищник продолжал издавать гневные, угрожающие крики.

Обтерев влажные от слез глаза, Ала кивнул и тоже впал в состояние медитации.

— Ты, меняющий облик, передай мне на время свою сущность.

И вновь Бэйр достиг граничного состояния превращения, остановив сознание в точке, когда даже малейшее движение в любую из сторон нарушит равновесие.

— Крылатый, возьми свою сущность, — пробормотал старик.

Ала, как спящий, медленно сложил крылья.

— Араван, — прошептал настоятель, называя эльфа его истинным именем. Но обратное превращение не произошло. Старик снова повернулся к фаэлю. — Забирай.

— Очень трудно не думать о полете, — произнес фаэль, нарушая состояние медитации.

— Тем не менее…

И снова фаэль погрузился в состояние медитации, расправив при этом крылья, а затем вновь сложив их вдоль тела.

— Араван, — прошептал настоятель.

И вновь превращение не состоялось, и черный сокол продолжал настойчиво искать выход из невидимой клетки.

— Ты, меняющий облик, должен успокоить его.

— Но как?

— Этого я сказать не могу. Ты знаешь его лучше меня, попробуй успокоить его.

Бэйр сосредоточенно наморщил лоб, стараясь придумать способ смирить и утихомирить воинственную сущность сокола, и тут раздался голос Алы:

— Я успокою его.

Испустив трель, состоящую из ласкового чириканья и нежных обращений, фаэль заговорил с соколом и… Случилось невероятное! Птица прекратила биться в невидимую стену, воинственный клекот смолк, и только свирепый голубой огонь все еще лучился в глазах разгневанного крылатого создания.

— Теперь ты, меняющий облик, — прошептал старик. Бэйр снова вошел в состояние медитации и мысленно привел свое сознание на грань между своими сущностями.

— Ну, крылатый, забирай.

И снова Ала расправил крылья и погрузился в мечты о полете, а затем мечты о полете сменились представлением того, как он стоит на земле, сложив крылья.

— Араван, — прошептал настоятель.

Снова зал озарился платиновым сиянием… Алор озирался, сверкая дикими голубыми глазами, в которых медленно и постепенно появлялись здравомыслие и спокойствие.


Прошел месяц, за ним второй. Араван каждый день преображался в сокола, овладевая при этом не только навыками по изменению облика, но и усиливая привязанность сокола к волку и к самому Бэйру, поскольку настоятель однажды изрек:

— Только им двоим этот сокол должен быть верен, а иначе все наши усилия напрасны. Лишь волку и молодому человеку дозволено было кормить птицу.

Ала оказался очень полезен: фаэль мог утихомирить дикую птицу и каким–то образом убедить сокола, что ни Бэйр, ни дрэг не представляют для него опасности. И птица Валке, хотя и не сразу, начала доверять юноше и волку.

Постепенно настоятель стал все реже прибегать к использованию огня Бэйра и Алы, и неуклонно снижал степень их участия в процессе, пока, наконец Араван не начал самостоятельно превращаться из эльфа в сокола и обратно без чьей–либо помощи, пользуясь лишь кристаллом, в котором примерно два десятка лет назад запечатлелась сущность сокола.

И все–таки Валке был диким созданием, он действовал, руководствуясь иными побуждениями и иными потребностями, нежели эльф, в обличье которого ему довелось побывать. Роли Бэйра и Аравана также коренным образом изменились — каждый чувствовал себя несколько странно и необычно, поскольку наставник сделался учеником, а ученик наставником. Теперь именно Бэйр обучал Аравана, именно Бэйр взял в свои руки руководство, а Араван следовал его наставлениям. Он предостерегал Аравана от опасностей, возникающих при смене обличий, вспоминая при этом то, чему его самого когда–то учили; обращал особое внимание на время, выбранное для превращения, а главное, постоянно напоминал о том, что сокол, которым становился Араван, был созданием дикой природы — не эльфом в обличье сокола, а именно соколом, причем наиболее хитрым и коварным из всех соколов. Соколом, у которого временами возникали потребности, желания и мотивы отнюдь не соколиные, а присущие эльфу, точнее, эльфу по имени Араван. К тому же в голове сокола, который побывал в обличье эльфа, прочно удерживались мысли и представления, которые наполняли голову Аравана перед превращением. Это было свойственно и Бэйру, и Урусу, и всем другим, обладающим даром перевоплощения. Опасности, возникающие при смене обличий, подстерегали постоянно, и, хотя Валке теоретически мог снова превратиться в Аравана, гарантировать, что он захочет это сделать, было бы несколько наивно. Валке все–таки был диким соколом. И именно в этом и заключалась опасность, с которой и сокол, и Араван вынуждены были постоянно жить: Араван мог по своему желанию превратиться в Валке, но Валке мог никогда снова не стать Араваном. Эльф Араван сознавал эту опасность, а сокол Валке — нет.


Наступил самый длинный день в году: день летнего солнцестояния. Он был праздником не только для Бэйра и Аравана, но и для фаэлей. Большая стая этих пернатых существ прибыла накануне из отдаленных предгорий, где они несли патрульную службу. В день летнего солнцестояния, в полдень, фаэли дружно поднялись в воздух, оглашая окрестности звонкими трелями. Они парили в небе, разделившись на группы и совершая сложные перестроения во славу Теонора, которому поклонялся и сам настоятель,— по крайней мере так сказал Волар, когда его спросили об этом:

— Теонор — брат Адона, один из богов, такой же смуглый, как и мы. Он покровитель всех летающих существ, по крайней мере мы так считаем. А настоятель — это его представитель на Митгаре.

Бэйр взглянул на Аравана:

— Ведь настоятель и Додона — существа одного вида, а раз так, то и Додона является чьим–то представителем? Кому же он поклоняется?

Араван пожал плечами:

— Вот и спрашивал бы об этом Додону… Может быть, настоятелю это известно. Я лично не имею об этом ни малейшего представления.

Когда Бэйр спросил у настоятеля, кто является покровителем Додоны, тот назвал Эльвидд.


Наступил июль, а с ним и обильное таяние снегов и льдов на вершинах; вода каскадами низвергалась по отвесным склонам, маленькие озерца превратились в глубокие водоемы, граница снегов переместилась выше; глыбы льда, откалываясь от ледников, с грохотом низвергались с гор и, сметая все на своем пути, неслись вниз. Снег сошел, открыв взору унылые горные ландшафты, утыканные каменными глыбами и валунами. В долинах зазеленела трава, и на ней в одночасье, словно кто–то разбрызгал краски, появились купы весенних цветов; мухи, мотыльки, пчелы и жуки, приступившие к сбору цветочной пыльцы, замелькали повсюду. Вернулись перелетные птицы. Из долин поднялись на высокогорные луга киму — пугливые антилопы, — привлеченные обилием сочной травы…

К середине июля весна пришла и в высокогорье.

И в том же июле, после того как настоятель объяснил Аравану все меры предосторожности при смене облика сокола на облик эльфа, несоблюдение которых могло грозить смертельным падением с огромной высоты, — Валке впервые освободили из клетки, ограниченной меловым треугольником.

Платиновый свет, окружавший эльфа, померк, а на его месте оказался черный сокол, с шеи которого свешивались кристаллический кулон и голубой камешек на тонком ремешке. Валке смотрел своими дикими сапфировыми глазами на Бэйра, как будто ожидая получить кормежку, однако вместо этого юноша протянул руку в толстой кожаной рукавице и посадил сокола на руку. Валке внимательно огляделся вокруг, как будто высматривал добычу. Сделав глубокий вздох, Бэйр выкрикнул:

— Лети, Валке! — И, взмахнув рукой с сидящей на ней птицей, выпустил сокола на волю.

Сокол неистово захлопал крыльями и рванулся прочь. Он поднялся над краем площадки, на которой стоял Храм, и взмыл в яркое голубое небо. Ала в это время парил в вышине и кричал, стараясь скопировать крик сокола. Бэйр посмотрел на настоятеля, и, когда тот кивнул, темнота сгустилась над юношей и из нее выступил дрэг. Волк отошел к дальнему, южному краю площадки и остановился. Постояв так довольно долго, зверь поднял морду к небу и долгим, печальным воем позвал сокола.

Сложив крылья, птица почти отвесно ринулась с высоты к дрэгу, но в последнее мгновение резко и широко расправила крылья и мягко приземлилась рядом с волком. Из сгустившейся темноты и платинового света появились Бэйр и Араван, смеющиеся и обнимающие друг друга. Ала, приземлившийся неподалеку, также захлебывался от радости. И тут Араван сказал:

— Эх, элар, это ни с чем не сравнимое ощущение — лететь в вышине над миром.

Бэйр улыбнулся и ответил:

— Такое же, какое бывает, когда свободно бежишь по земным равнинам.


Тренировки продолжались. Бэйр спускался с горы, на которой стоял Храм, в долину, а уже там волк мчался по траве, в то время как летящий в вышине сокол Валке учился бегло, но подробно и тщательно осматривать местность по ходу волка и вести его сверху. Дрэг в свою очередь обучался следовать указаниям и сигналам птицы. Ала также принимал участие в тренировках, посылая устные сообщения на языке сильва, когда надо было обратиться к волку, или соколиным клекотом разговаривая с птицей.


К исходу третьей недели августа тренировки закончились. Серебряный волк и черный сокол обучились взаимодействовать друг с другом. Валке высматривал дичь, определял удобные пути, отыскивал водоемы; дрэг справлялся с крупной добычей. В дополнение к этому Араван соорудил специальную перевязь для Кристаллопюра, и теперь Бэйр носил его за спиной, поскольку это оружие не было подвержено трансформации, так же как кристаллический кулон, голубой камень–амулет и кольцо Бэйра. В тот самый день, когда Араван впервые укреплял перевязь на теле юноши, стоящего перед ним в походном снаряжении и в скалолазной обвязке, в покое появился настоятель. Он некоторое время стоял молча, не спуская глаз с кристаллического наконечника копья, затем вздохнул, покачал головой, резко повернулся на каблуках и вышел. Араван посмотрел ему вслед, и на лице его появилось выражение озабоченности; эльф взял в руки копье и стал рассматривать его, стараясь понять, что необычного увидел настоятель и что так озаботило его. Ведь это было всего лишь оружие, с которым он не расставался тысячи лет, — лезвие из заточенного кристалла, насаженное на древко, которое когда–то служило посохом чародею, а затем на западном континенте его украсил резьбой застенчивый невидимка по имени Дрикс. Много раз это оружие спасало ему жизнь, отнимая при этом жизни других. Но что именно так взволновало настоятеля? Этого Араван не знал. Пожав в недоумении плечами, он отложил копье в сторону и снова повернулся к Бэйру, который терпеливо стоял, прижимая рукой свисающую со спины ременную петлю.

Араван отрегулировал перевязь по фигуре юноши. Покончив с этим, он произнес:

— Готово.

Поведя плечами, перетянутыми ремнями и лямками, Бэйр попробовал, как сидит на нем эта амуниция, и сказал:

— Будем надеяться, что все это останется целым, когда я поменяю облик, и будет соответствовать моему облику, так же как сумки, одежда и снаряжение.

— Если это не подойдет, тогда мы соорудим портупею специально для волка,— ответил Араван.— Давай попробуем.

Сгусток тьмы скрыл юношу, и из него выступил серебряный волк; копье и ремни, удерживающие его, буквально слились воедино с телом дрэга. Араван усмехнулся и сказал:

— Бэйр. — А когда перед ним снова оказался юноша, продолжил: — Как мы и полагали, элар, все пришлось впору.

Сняв с себя экипировку, Бэйр внимательно посмотрел на копье:

— Все дело, дядя, в смешении огня, да, именно в смешении огня…

Эльф вздохнул и, покачав головой, ответил:

— Хотелось бы и мне иметь твой взор, Бэйр. Да, если бы я имел такой взор. — Араван замолчал, затем взял в руки копье и, нахмурясь, стал сосредоточенно его рассматривать, после чего перевел озабоченный взгляд на дверь, за которой скрылся настоятель.


Как раз в это время одна из фаэлей по имени Пенна, летавших на разведку, сообщила Але о том, что огромное войско медленно продвигается на запад через Джангдинский хребет, прокладывая широкую дорогу через всю горную область.

— Кажется, они с востока, — сказала Пенна, — хотя я к ним не приближалась.

Ала нахмурился и сказал:

— Аравана с Бэйром это, возможно, заинтересует. Пойдем, расскажешь им о том, что видела.

Узнав о продвижении великого войска на запад, Араван погрузился в раздумья, а Бэйр сразу же спросил:

— А что им здесь надо?

— Не знаю, элар, — ответил Араван. — На западе расположен Ксиан, страна Черных гор.

— Я спросил: что им надо? Араван недоуменно пожал плечами:

— Когда–то, в давние времена, говорили, что обитатели Ксиана происходят из Джинга. Лица у этих народов похожи. Может быть, император Джинга желает предъявить свои права и на эту страну, и на ее жителей.

— А я всегда думал, что в Ксиане обитают маги.

— Да, но не только, а Дварвен был закрыт для всех со времен Элин и Торка. И даже эти двое, если верить преданиям, смогли проникнуть лишь в несколько помещений.

— А ты знаешь, о чем я подумал, дядя, — произнес Бэйр. — Что, если это войско и есть то великое бедствие с Востока, о котором говорил Додона? О котором Запад ничего не знает?

Араван помрачнел:

— А это войско, Пенна, оно очень большое?

— Огромное, — ответила фаэль. — Но я могла бы их пересчитать.

Араван посмотрел на Алу, а тот, обратившись к Пенне, сказал:

— Я хочу, чтобы ты пролетела над этой армией и увидела все, что сможешь. Проверь, действительно ли они из Джинга, и если нет, то что это за народ. Сосчитай, сколько их. Внимательно следи за ними, потому что, если они повернут к югу, в наши владения, настоятелю надо будет что–то предпринять. — Затем Ала, переведя взгляд на Аравана и Бэйра, спросил: — Вы ничего не хотите добавить?

— Нет… А–а–а, постой! Есть кое–что. — Эльф посмотрел на Пенну. — Если ты заметишь там желтоглазого человека, сразу же извести нас об этом.


Еще две недели они скитались по окрестностям. Волк бежал по долинам и меж холмов, Валке летел по небу над ним, Кристаллопюр покоился в перевязи на волчьей спине.

Однажды они охотились на киму, антилопу, которую приметил с высоты сокол, а по земле ее преследовал волк. Маленькое животное, спасая свою жизнь, взобралось на утес, куда волк не мог подняться. Валке кружил над ними, издавая яростные крики и бросаясь вниз на дичь и снова взмывая вверх, однако все было напрасно. Но тут Ала и Пенна опустились на землю рядом с волком. Увидев фаэлей, Бэйр, выйдя из темного облачка, предстал перед пернатой парой.

— Зови Валке,— сказал Ала.— У Пенны важная новость. Она видела человека с желтыми глазами, желтоглазого дьявола во плоти.