"Серая шапка" - читать интересную книгу автора (Рубаев Евгений)Глава 3В славном городе Мурманске радиовестей от Рэда ждали уже давно. Штаб, организованный компанией, которая инвестировала в перелёт Рэда значительное количество денежных средств, после долгих консультаций постановил всё же обосноваться в этом заполярном городе. Самым веским аргументом было, что в Мурманске существуют радиостанции для связи со всеми кораблями, находящимися в акватории Ледовитого океана, а также со всеми метеостанциями и портами: Амдерма, Диксон, Хатанга и любым, где может приземлиться самолёт Рэда. Вся информация об Арктике сначала стекается в Мурманск. Руководителем штаба был PR-менеджер компании, рекламу которой осуществлял самолёт «Як». Сам штаб состоял всего из двух менеджеров. Вернее, менеджера и его помощника. Еще к ним пристала девушка Таня, которая по сценарию «была невестой» Рэда, которая его ждёт» и, вроде как, у них назначена свадьба. Перед стартом, во время церемонии проводов Рэда на перелёт, Таня вошла в роль и впрямь влюбилась в Рэда. Уж очень героическим и романтическим человеком он ей показался. Таня не в шутку пообещала его ждать после перелёта. Однако, после скучаний с застольем в мурманском ресторане «Полярное Утро» при гостинице, в которой они жили, ненастным вечером Таня отдалась телом начальнику штаба. Но этот акт не помешал ей и дальше ждать Рэда, ведь начальник, которого прозаически звали Толик, был женат и, несмотря на молодость, имел двух детей. Таня стенала: — Если бы у тебя был хотя бы один ребёнок, я бы тебя от жены отбила бы. Но два… — В этом месте Таня, не искушённая в юриспруденции, судорожно подсчитывала алименты, которые предстояло бы выплачивать Толику в пользу оставленной им жены, в случае женитьбы на Тане. На эти тезисы Толик резонно отвечал: — Так в армию не берут только с двумя детьми. С одним-то берут! Если бы был у меня лишь один, ты бы меня и не знала! — Не говори глупостей! Я тебя так люблю! — Был бы я солдатом из стройбата, представляю, сильно бы ты меня любила! — Ах, не говори глупостей, ведь ты бы не изменился, если бы тебя забрали в солдаты! — Ну, не скажи! Я никогда не слышал, что бы модель любила — в половом смысле — солдата! — Всегда ты говоришь пошлости! — махала в его сторону рукой Таня. Так за порожними разговорами они коротали время. Большую часть рабочего времени Толя проводил за составлением отчётов по расходованию денег компании. Эти деньги они просиживали в ресторанах, которых в Мурманске было великое множество. Только в которых играла музыка — было штук эдак двадцать пять. Потом Толик сочинял липовые отчёты, якобы по оплате услуг радиосвязи и транспорта. Фармазонил, одним словом. Если брать по степени понтов, то жить им логичнее было бы в гостинице «Арктика». Но, в те годы она была в запустении. Гостиницу же «Полярное Утро» поднял норвег-инвестор. Однако ходить коротать вечера было потешнее именно в «Арктику». Эта гостиница лидировала по нашествию финнов-туристов, которые приезжали на пару дней, чисто попить водки. Забавность шоу состояла в том, что местные путаны, под руководством бригадиров сутенёров, выжимали с пьяных финнов деньги. Происходило это примерно так. Финн, нагрузившись по самую ватерлинию дешёвой, в понимании иностранцев, водкой, устремлялся в номер, чтобы подремать пару часов мёртвым сном алкоголика. Этот момент девицы старались не пропустить. Вслед за засыпавшим на ходу иностранцем к нему в номер впихивалась девочка, чья очередь наступила. Очередь соблюдалась ревниво, как у таксистов. Пробыв в номере пару мгновений, за которые она не должна была дать жертве заснуть, она освобождалась бригадиром, который, ворвавшись в номер, грозно требовал с туриста деньги за секс услуги. Турист жалобно пищал: — Секса ноу! Секса ноу! Но при виде грязных, немытых кулаков сутенёра быстро сдавался и платил сто долларов. Среди туристов бытовало мнение, что бьют здесь больно и без синяков! Таким образом, водка для путешественников выходила не такой уж дешёвой. Зато было что потом рассказать друзьям-лесорубам. После вечера в этом бедламе штаб хорошенечко высыпался. После бритья Толик обзванивал всех подкупленных и подпоенных радистов на большинстве радиостанций флотов, кроме военного. К военным радистам «ключа» пока он не нашёл. Радисты рыбных и ледокольных флотов бодро докладывали, что в эфире никаких сведений о самолёте «Як» не проходило, и Толик подводил резюме: — Надо пробивать пропуск в Североморск и наводить там контакты! Его помощник кидал реплику: — Да туда за блок сигарет проехать можно. Дал на КПП солдатам сигарет и катись, хоть боком! — Тебе хорошо рассуждать, иждивенцу! А как поймают, это же если ты прокрался к жене моряка, который в дальнем плавании, тогда особисты твою причину поймут. Но, если тебя поймают с умыслом проникнуть на объект связи со стратегическими подлодками, то считай, тебе пятнадцать лет парикмахером работать обеспечено! — Новобранцев стричь, что ли? — Тайгу под Архангельском! — радостно завопил Толик избитую шутку. Помощник Толика был парень не злобный. Розовощёкий, кучерявый брюнет. На его тонких косточках нарос жирок, но высокий рост как бы скрадывал эти дефекты развития. Черты лица его были привлекательные, и блуждающая улыбка располагала к нему морячек, возраст которых был близок к критическому. Так же их привлекало его имя, Аркадий. Это напоминало им Одессу, Аркадию. Вообще-то, все думали, что он попал на эту бездарную халявную должность «по-родственному», как это принято в России. Но он помалкивал и хранил тайну, что он «сдобрил» возрастную жену зама генерального директора головного предприятия, а та замолвила словечко в надежде самой откомандироваться в Мурманск в одночасье. В один из разгульных вечеров в ресторане «П.З.», как называли во все века и все «Полярное Утро», его на «белый танец» пригласила высокая — ростом и возрастом — особа. Она была в джинсах, парике и без талии. После танца она его увлекла за свой столик, за которым сидели ещё две её подруги, и поведала, что они все из города Североморска. Угнетённый утренними упрёками начальника штаба Толиком, Аркадий быстро заручился пьяными обещаниями, что его познакомят с «самым главным начальником» североморской радиостанции. Проезд Элеонора, как представилась высокая особа, взялась организовать немедленно! Аркадий, увидев обилие на столе коньяка, шампанского и даже чёрной икры, быстро среагировал: — Сейчас, только лишь друзьям за столиком скажу, чтобы не беспокоились! — он подбежал к Толику и сказал. — Шеф, я сейчас уезжаю пробивать тему в Североморск! — Ну, лады!.. А как тебе удалось выйти на «нужников»? — Босс! Ты же знаешь, я всегда там, где трудно! Толик, даже стал невольно уважать своего помощника, про себя подумал: «Ну, парень — ураган!» Он и Таня, оставшись одни, даже как-то заскучали. Таня вдруг вспомнила сон: — Анатолий, — начала она томно, — мне привиделся нынешней ночью сон, будто как я работаю сестрой в госпитале. И к нам поступает срочный больной. Я стала его оформлять, а это оказался Рэд! Представляешь, у него рука была сломана, и он, вроде как, не мог управлять самолётом, поэтому приехал к нам подлечиться! Мы с ним общались, как наяву! — Ты, если бухать будешь каждый вечер, скоро ещё не то увидишь! У нас один в университете чертей гонял, в общаге. Мы его еле за ноги поймали у открытого окна. Он кричит: «Вот же он!» Мы его спрашиваем: «Саня, да кто же он?» «Пузо белое, сам зелёный!» — сам вскакивает и устремляется опять к окну. — «Вот же он!» Я потом, когда он уже отошёл, через два дня спрашиваю: «Саня, что же ты так запил?» Он мне отвечает: «Толян, горе у меня! Письмо плохое из дома получил!» Сам он был из деревни, из большой семьи. Я, чтобы выразить сочувствие, спрашиваю: «Что за горе?» Он отвечает: «Поросёнок умер!» Таня с презрение посмотрела на Толика, который мало, что не хотел на ней жениться, а ещё какие-то двусмысленные намёки предъявлял, выдохнула ему: — У меня жених пропал в Арктике! А ты мне ерунду какую-то городишь! Пошляк! Лучше бы ты мне, наконец-то, имя подходящее придумал бы. Как ты считаешь, если для прессы я назовусь Консуэлла? — Лучше будет, если ты будешь — Консоль! Вроде, как по самолётному! — Дурак! Рассчитывайся, давай! И спать я пойду к себе! А то мне по ночам жених снится, а рядом этот невоспитанный хам лежит! — Ты! Давай полегче! А то я быстро поменяю сценарий! И Рэда будет ждать мать-старушка, а не невеста-потаскуха! — Ах, так?! Я всё расскажу генеральному директору, как ты заставлял меня в подложных чеках расписываться! — Так расписывалась же! Значит, факт подлога совершала! Так, препираясь, они продвигались к своим номерам гостиницы. Таня — Консуэлла, распалённая ссорой, оказалась в номере Толика — так ей хотелось высказать ему до конца свою позицию в сфере подделки платёжных документов. В конце концов, она попыталась бить Толика рукой по голове, он обхватил её в охапку, и они оказались на кровати. Там их губы слились в поцелуе, и они спешно начали раздевать друг друга. Когда всё кончилось, Таня закурила и глубоко философски промолвила: — Как сразу хорошо стало! Нет, я наверное, без этого дела уже жить не смогу совсем! Но Толик уже её не слышал, он спал, так и не сняв носки. Таня брезгливо посмотрела на бывшие белые, много раз стиранные под умывальником носки, слегка оделась и ушла в свой номер. Она была уверена, что сегодня она опять увидит Рэда во сне. Ей очень хотелось узнать, всё ли у него благополучно, удачно ли прошла операция на руке… А Аркадий мчался с морячками в лихом «Жигуле-копейке», управляемым не менее лихим шабашником. Водитель, за годы походов в море в дальнее плавание в качестве палубного матроса, сумел скопить чеки ВТБ, на которые и купил этот «Жигуль». Для приобретения опыта в вождении автомобиля, он стал подшабашивать на извозе и перепродаже водки. Особенно он преуспел, когда в его «Жигуль» садился пьяный матрос тралфлота. Шабашник-водила требовал рассчитаться сразу. Потом, по мере катания, матрос забывал, что расчёт уже был и второй раз платил за тот же путь. По мере набора опыта, шабашник сделал себе пропуск в Североморск, это уже был как бы дальний рейс, хорошо оплачиваемый. Когда морячки принялись его принуждать заехать куда-либо и купить блок сигарет для солдатиков на КПП, чтобы те пропустили Аркадия без пропуска, шабашник сказал: — Накиньте мне за риск, и я его провезу в багажнике! Всем, включая Аркадия, идея понравилась. Они остановились в районе, называемом Роста, Аркадий залез в тесный жигулёвский багажник, и они миновали КПП. Когда подъехали к дому, Аркадий сорвал с шабашника обещание, что тот заберёт его назад через три дня. В квартире Элеоноры на втором этаже многоквартирного дома, кроме неё самой, оказались ещё две её подруги, мужья которых тоже были в дальнем плавании. Подруги по очереди представились Аркадию: — Эльвира! Элизабета! Но, по наблюдению Аркадия, он приврали — когда они общались за столом в ресторане, то называли друг друга совершенно простыми именами. Причём вульгаризируя их. Как они друг к другу обращались, Аркадий точно не помнил, лишь смутно брезжилось типа «Людка, Надька!» Но здесь, ничего не поделаешь, приходилось играть на чужом поле и принимать предлагаемые правила. Все эти Э… сгоношили на стол сервировочку. Причём было обилие хрусталя и коньяка, а из закуски — только коробка шоколадных конфет. Когда в стену постучал сосед, требуя уменьшить музыку, все порешили, что пора ложиться спать. Кровать от импортного гарнитура была столь широка, что они все уместились на ней. И пошла кутерьма! Распаленные морячки не давали покоя Аркадию до утра. Наутро, когда он проснулся, подружек не было, на столе валялась записка: «Мы на работе. Опохмелиться в холодильнике!» Аркадий открыл могучую дверцу высокого импортного холодильника, названия которого он не смог даже разобрать. Написано было, очевидно, по-фински. В огромном чреве стояла початая бутылка коньяка. Закуски не было никакой! Аркадий с отвращением отодвинул коньяк, хорошо рассмотрел пустоту холодильника, даже заглянул в морозилку. В морозильной камере сиротливо стояли ёмкости для льда и более ничего! Он подумал: «Ладно, сварю кашу или макароны!» Но ничего, из чего можно варить пищу, в доме не существовало! Консервов тоже не было! Попив воды из-под крана, Аркадий стал смотреть по телевизору попеременно два скучных канала. Приличных книг в доме не было. Очевидно, хозяин дома был помполит на судне. Вся литература была какого-то учебно-политического характера. Что самое удивительное, телефон тоже не работал! Он хотел было выбраться на улицу через окно — перспектива, учитывая, что этаж был лишь второй, была. Но, во-первых, он не знал, куда идти в этом закрытом для въезда посторонних городе. Во-вторых, даже если он попытается пересечь КПП на автобусе, его непременно арестуют, так как никакого разрешения на въезд сюда он не имел. Поэтому оставалось только одно: ожидать своих тюремщиц. Он смотрел нудное телевидение, дремал иногда. Время тянулось очень медленно. Но всё когда-то кончается, наконец, в двери раздалось шебуршание, и в квартиру стайкой ввалились шумные и весёлые вчерашние знакомые. Все трое были в комплекте! Не обращая внимание на возгласы приветствия, Аркадий ринулся к их сумкам, выглядевшим подозрительно скромно. В сумках были сигареты, коньяк и какие-то предметы женского туалета. Возгласы подружек были примерно такого рода: — Арно! Мы тебе курить принесли, хороших сигарет! — Я не курю! — простонал пленник. — Разве? — почти хором удивились подруги. — А нам показалось, что ты любишь курить! — Я жрать люблю! — простонал пленник, — Элеонора, давай отправляй меня назад, в Мурманск! — Арник! Мы же договорились о встрече с начальником радиостанции! Проказницы не уточнили, что договор был только лишь между ними и Аркадием. Он же понял, что они договорились с самим начальником, поэтому обречённо промямлил: — Ну, это меняет расклад. А, пожрать могли бы принести, хотя бы! — А вот! Эльвира развернула пропущенный страдальцем пакет, и компания набросилась находившиеся в нём пирожки из общепита. Пирожков оказалось неожиданно мало. Аркадий с голода заглотал большой кусок. У него начала развиваться икота, но пока он бегал на кухню и совершал судорожные глотки, с пирожками было уже покончено. Он выжидающе пошуршал пакетом и разочарованно стал смотреть на хозяйку квартиры. Та не преминула отреагировать и воскликнула: — Что же мы медлим! Давайте выпьем, вы, что, сюда жрать пришли? Пока пили коньяк, несчастный Аркадий пытался выяснить перспективы ужина, но он был резко прервали: — Не будь таким плотоядным! Мы будем сыты любовью! Началась вчерашняя кутерьма. Секс царил прямо по масштабам запрещённых порнофильмов! Лишь изредка участники оргии прерывались на распитие коньяка. Эльвира приободряла: — Пей, Арлекино, коньяк поднимает потенцию! Сон от усталости, наконец, свалил героя-любовника. Он уже не ведал, что там подружки выделывали с ним, пока он спал. Но сны снились ему суперэротические! Когда он проснулся, на столике была новая записка, но с тем же содержанием. Аркаша обречённо выглянул в окно. Там всё было по-старому. Небритая щетина начинала чёсаться. День прошёл точь-в-точь похожий на предыдущий. Голод, вроде бы, стал даже привычным. Он уже не пытался искать съестное в этом доме. Всё время, в отупении, он смотрел с лоджии на открывающийся взору пейзаж. Дом стоял на окраине, хотя, судя по размеру города, здесь всё было окраиной, пейзаж представлял собой лысые сопки Заполярья, то есть был весьма унылым и навевал дикую тоску. Надежды, что шабашник на «Жигуле» вернётся и перевезёт его в багажнике назад, становилось всё меньше. Настроение у пленника было хоть вой! К вечеру замок в двери опять зашебуршал. Истощённый Аркадий плохо реагировал на всякие изменения во внешнем мире. Однако, ворвавшиеся подруги источали радость и веселье. Так ведут себя домашние собаки, когда хозяин возвращается после долгого отсутствия. В сумках подруг был опять коньяк и масляные пирожки. Других яств Аркадий не надеялся увидеть… Так же, как и в предыдущий раз, подружки съели почти все пирожки сами и принялись терзать свою жертву. Аркадий пытался задавать им вопросы о начальнике радиостанции. Взамен ему предлагали посмотреть дефицитный тогда порножурнал. Когда вконец изможденный герой-любовник забылся во сне, подружки продолжали работать над его плотью. Наутро всё повторилось вновь. Эльвир и других Эльз в квартире уже не было, а была опять же новая записка, но с прежними словами. Уже безразличный ко всему Аркаша просто вышел на балкон, даже не вглядываясь в унылый пейзаж, который никогда не менялся. На сопках лишь кое-где торчали клочки кустов и где-то по гребню шли столбы то ли ЛЭП, то ли связи. Вдруг слух Аркадия заострился — с соседнего балкона послышался лязг защёлок. После этого дверь балкона отворилась и на свет вышел свежевыбритый мужчина, весь вид которого являл высокую харизму. — Здравствуйте… — робко проблеял невольный пленник амурных дел. — Здравствуйте! — с высоким достоинством промолвил гладко выбритый сосед. Аркадий, увидев в лице этого благородного мужчины надежду на своё спасение, заискивающе попытался завязать знакомство: — Прекрасная погода, не правда ли? — Погода, в нашем понятии — это когда ветер крепчает! — загадочно ответил аккуратно одетый в спортивные одежды гладко бритый сосед. Аркаша не стал вдаваться в тайный смысл чужих понятий. Осмысливая дальнейшие ходы, он стал соображать: «Блатной, может? Уж больно повадки у него как у пахана!» — судорожно думал он. Но, похоже, это был единственный шанс вырваться из заточения. Ему, как не имеющему возможности посоветоваться с кем-либо, приходили порой фантастические мысли: «Может, Эльвира с подругами, мстя в его лице кому-нибудь, решили высосать его, как паучихи, а жалкую оболочку похоронить где-то?» Аркаша решил «заблатниться», чем, как ему казалось, он приглянулся бы соседу, как собеседник: — Зусман Колосовский! — выкрикнул он отчаянно первое пришедшее на ум, как ему казалось, блатное выражение. — Вы, что, поляк? — заинтересованно спросил сосед. «Есть контакт!» — ликовал в душе Аркаша, но от блатного сленга стал отгребаться и сообщил, как ему казалось, с налётом интеллигентности: — Да в некотором роде! — Зашло в торговый порт намедни польское судно. Встало под загрузку апатита! Вы, часом, не с него? — сосед явно ориентировался на небритость собеседника. — Почти! — цеплялся за малейшую возможность продолжить знакомство Аркадий, поэтому продолжил бессвязно. — Я имею отношение к пропавшему в Арктике самолёту! Сосед стал поглядывать на небритого Аркадия уже с уважением. Как потом оказалось, гладковыбритый был капитаном атомной подводной лодки и как истинный моряк с уважением относился ко всяким катастрофам, всегда был готов к участию, к помощи терпящим бедствие. Это чувство локтя присуще на генетическом уровне всем истинным морякам. В биографии любого из них обязательно есть факты пребывания в катастрофе, сильном шторме, или загадочных явлениях на море, явно угрожавших жизни и плавучести корабля. Также в памяти моряка всегда живы погибшие товарищи и родственники. Моряк всегда придёт на помощь любому, даже врагу! Поэтому после сообщения Аркадия о пропаже самолёта, разговор пошёл совершенно в другой плоскости. — Так что же вы его не ищете? — вскричал хорошо побритый сосед. — Хозяева квартиры ушли, дверь захлопнулась, а я выйти не могу! — бессвязно молотил Аркаша. — Сейчас мы что-нибудь придумаем! — принял решение сосед. Раз уж он был капитаном, он мог только руководить. Вскоре сквозь не притворённую дверь послышались команды, отдаваемые по телефону: …С концами бегом ко мне!.. Через четверть часа — Североморск город крошечный — на балконе появились ещё два молодых мужчины офицерского вида. В руках у них был кусок фала толщиной со взрослый палец. Один, который был постройнее, вскарабкался на перила и увязал фал за низ прута перил верхнего балкона. Который был поздоровее — страховал его за ноги. Бритый отдавал резкие чёткие команды. Вскоре концы фала были перекинуты Аркаше и он получил распоряжение: — Подтянись на руках и прыгай к нам! Аркаша, утомленный голодом и сексом, незамедлительно сиганул с балкона на балкон. Он больно ударился ногами о перила, но это было ничто на фоне общего спасения! Наконец, все участники операции стали знакомиться, скрепляя сей акт рукопожатиями. Сосед, капитан подводной лодки, оказался Егором Бриттовым. Виртуозный верхолаз представился его первым помощником Сашей. Третий, который был на страховке, назвался Азевым Жорой. Служил он на той же лодке старшим помощником. Когда возбуждение компании после акции спасения стало проходить, благоразумный Жора поинтересовался, что вообще-то делал Аркаша на чужом балконе? В глубине его замполитовской души бродили сомнения, уж не квартирного ли воришку они спасли, став, тем самым, соучастниками преступления? Аркаша долго и витиевато объяснял все свои коллизии, даже назвался родственником неизвестного ему хозяина. Здесь понятливые подводники стали хохотать: — Конечно, после проведённой ночи ты стал Лапину действительно родственником! Знаем мы похождения его шалопутной жены! — Да, — вставил Жора. — Зовут её не Элеонора, а Машка! — Я знаю! — смущённо вставил Аркаша, — Мне бы поесть что-нибудь! — Сейчас организуем! — мгновенно отреагировал Бриттов. — Сашка, беги за коньяком, выпьем, отметим спасение счастливчика, а то у меня только «шило». — Шило лучше теперешнего коньяка! — дружно загомонили моряки-подводники. Напрягшийся при слове «коньяк» организм Аркадия — причём сразу всплыл в памяти запах горелых пирожков — подвергся жестоким конвульсиям… Моряки дружно собирали на стол, воодушевлённые результатом спасения, а сплочения между собой им хватало, даже через край! Друг за друга они готовы были жизнь отдать, не задумываясь! Вскоре на столе стояли открытые консервированные огурцы — универсальная закуска, имеющаяся в ассортименте-минимум каждого северного магазина. Бриттов даже открыл заветную литровую банку печени трески кустарного производства, подаренную товарищем, капитаном рыболовецкого траулера. Жора резал хлеб. Саша колдовал над спиртом — шилом. Особое искусство ваять шило заключается в том, что при растворении в воде спирт нагревается и пить его трудно, а у Саши он оставался холодным! После первого тоста «за спасение» пошли тосты другие, более приближённые к плаванию под водой. Во время непринуждённого застольного разговора Аркадий вдруг был приобщён к военной тайне: друзьям скоро предстоит идти на своей атомной лодке в дальний поход, в глубокий океан. Сам он от спиртного отказался, только жадно уплетал всё, что было съедобного на столе. Внезапно под окнами отчаянно засигналила автомашина. Бриттов воскликнул: — Какой м-мудак бибикает? Застолью мешает! Когда дружно выглянули во двор, Аркадий узнал водителя-бомбилу, того самого, что привёз его сюда и обещал забрать через три дня. Провожать его друзья-подводники вышли всей компанией. Встречать и провожать — профессиональная традиция моряков и относятся они к ней очень трепетно. При расставании капитан Бриттов пообещал слушать эфир на частоте Рэда. Он говорил: — Я дам распоряжение радисту слушать. Сам я его звать не могу — мне сложно объяснить тебе все наши условности, но если мы услышим его позывные — придём ему на помощь! Жигулист-бомбила, увидев небритого, с кругами под глазами Аркадия, воскликнул: — Брат, как они тебя!.. Больше у него комментариев не было! КПП в Росте они миновали без приключений. Вскоре Аркаша предстал перед членами своего штаба. Все приключения рассказывать начальнику Толику он не стал, только поведал, что «звать» Рэда военная радиостанция не имеет права, а слышать — пока ничего не слышали. Но обещали теперь слушать внимательнее! Умело воспользовался Аркаша знаниями, полученными от капитана Бриттова — Толик внимательно посмотрел на плачевный вид Аркаши и спросил: — Ты заболел, что ли? — Нет! — быстро соврал тот. — Дежурил на военной радиостанции, не спал! — Ладно, иди, спи. Немного отоспавшись, побрившийся Аркаша с тревогой прислушался к своему желудку. После североморских приключений у него, одновременно с панической фобией, явно развивалась ещё и булимия. Как ему казалось. Поев, он уже через минуту вновь становился голодным. А фобия в том и заключалась, что имея лишний вес, он постоянно что-то ел! Начальник Толик, который на любой счёт всегда имел своё неопровержимое мнение, выдал тезис: — Надо хорошо выпить водки и эта мания пройдёт! — Так давай же действовать! — вскричал Аркаша, как утопающий хватается за соломинку. — Мы и так превысили все лимиты на представительские расходы. Потом — подозрительно, что мы всё время представляемся в ресторане «Полярное Утро». Вот придумай, что-нибудь оригинальное, кроме пьянки в чёрную в номере, и считай — ты излечен! Аркаша, терзаемый свербящим чувством голода, помчался в холл гостиницы. Там, проявив недюжинную коммуникабельность, он разговорил швейцара. Тот поведал, что его, как он загадочно выразился «сводный» сын, работает официантом в ресторане «Рваные Паруса». И этот сын может состряпать какой угодно оправдательный документ для бухгалтерии. После недолгих разъяснений терзаемый голодом Аркадий уяснил, что «Рваные Паруса» — это не что иное, как ресторан «Якорь», который находится на Морвокзале. Через полчаса весь штаб спасения мчался на лихом шабашнике на Нижнюю дорогу Мурманска, которая и вела в сторону восьмой проходной Рыбного порта. Вся эта территория называлась загадочно «Петухи». Значения последнего названия объяснить не мог никто, даже лихой шабашник. Он тоже был из матросов, но только не «Тралфлота», а «Северпромразведки». Названий рыбных флотов, вместе с живописными названиями рыбных колхозов, было достаточно много, и Толик в них хронически путался. Чётко он знал лишь одно: самое большое предприятие это «Тралфлот», а главное предприятие — «Севрыба». Дальше наступала путаница. Этих флотов было столь много, что их число ассоциировалось с количеством траулеров, стоящих борт к борту, когда первый стоял у причала, а десятки других швартовались к борту рядом стоящего судна. При такой расстановке моряки ходили на своё судно через палубы соседей, стоящих ближе к причалу. При этом они водили собутыльников, девушек лёгкого поведения, и носили спиртное авоськами. Моряки проходных судов при этом сидели в своих кубриках и не роптали, даже когда какая-нибудь девица начинала артачиться в середине пути и бурные уговоры происходили на палубе чужого судна. Бывало, дело доходило до рукоприкладства и девицы падали за борт, в студёные воды нечистого, в санитарном смысле, воды Кольского залива. Свежий ветер надувал подолы плывущих девиц, придавая им крейсерскую скорость. Девицы злобно ругались на своих обидчиков матросов, но случаев утопления не было. Ресторан «Рваные паруса» представлял собою стандартный привокзальный кабак, но минимальная живая музыка в нём всё же играла. Всю партию песен вёл брюнетистый клавишник с манерными подусниками, остальные музыканты подбрякивали на гитарах, а барабанщик лупил в свой «Премьер» палками весьма самозабвенно и, как ему казалось, не хуже самого Чамберса. Единственным недостатком своей игры, как он сам считал, была не очень крутая ударная установка, и сам себе, если глядеть как бы со стороны, он очень нравился. Клавишник с подусниками, заполучив очередной Парнас, объявлял очень громко в микрофон: — А сеча-а-а-а-а-с! — он сильно делал акценты на последние слоги. — Для наших друзей с «Беломорской базы гослова» звучит пес-с-ня «Ах, гостиница»! Барабанщик начинал счёт палочками, к этому таинству он относился очень рачительно, и весь вокально-инструментальный ансамбль начинал грохотать и брякать некое подобие мелодии, под которую можно было спеть почти любую попсовую песню. Клавишник выкрикивал в свой громкий микрофон незатейливые слова песни, и всем было ужасно весело. Через годы из таких вокалистов вырастут и станут «заслуженными» и даже «народными» разные мэтры отечественной эстрады, про них будет писать жёлтая пресса, и потом, уже умудрённые сединами, и они будут писать-рассказывать мемуары, почти все на одну тему: как тяжело жилось при большевиках и как они вот таким образом боролись за демократию! Толик быстро отыскал шустрого официанта, которого, оказалось, тоже зовут Толик. Тот враз въехал в тему, обговорил свои чаевые «за риск» и пообещал вместо водки записать в счёт торт и прочие дорогие продукты. Когда члены штаба спасения угнездились на креслицах, покрытых грязно-вишнёвым дерматином, то увидели, что официант Толя усадил их за общий стол, за которым сидел уже целый банкет. Прямо как в советские времена, когда любого могли поселить в гостиничную комнату, где уже жили постояльцы — народ приближался, таким образом, к коммунизму. Стол в основном занимали разновозрастные женщины. Но два персонажа, по виду тралфлотовцы, были явно не из их компании. Более того, по национальности они были украинцы. Который помоложе, в модных джинсах и валютном джемпере, уговаривал старшего по возрасту: — Нэ розмовляй по нашему! Нехай дивчата думають, шо мы москали! Старший нехотя с ним соглашался. Но вот музыка стихла и который помладше куда-то умчался. Гул в ресторане усилился, и тогда старый тралфлотовец обратился к женщинам, сидящим за общим столом: — А шо, дивчата, давайтэ заспиваемо «Галю»?! Когда младший, джинсовый, примчался, весь стол уже хором пел: — Ой ты, Галю, Галю молоденька!.. Джинсовый, отчаявшись, махнул рукой и умчался вновь куда-то. Когда Толик произвёл лавинный заказ водки и закуски с целью излечения Аркадия от начинавшейся булимии, заболевший оглядел зал и удивился! Столик неподалёку занимали его новые североморские знакомые, но в значительно расширенном составе, а рядом с ними за столом восседали ещё человек восемь. Умилённый встречей, Аркадий подошел к ним поздороваться. Капитан Бриттов стал знакомить его с другими участниками застолья. Все имена Аркадий не запомнил, он лишь уяснил, что это почти весь старший комсостав атомной лодки Бриттова. Они по пьяному настойчиво усадили его за свой стол и с русским радушием стали потчевать водкой. Отнекиваться было бесполезно, Аркадий выпив первую рюмку залпом, чем притупил бдительность ревниво наблюдающих за процессом возлияния, но остальные рюмки стал лишь пригубливать. Тем временем, первого помощника Сашу совсем развезло, и он стал, горячо дыша водочным духом, поведывать на ухо Аркадию очередные страшные государственные тайны. Оказывается, застолье было «за отход». Лодка Бриттова должна была заменить на боевом дежурстве аварийную лодку, которая сейчас снялась с боевого дежурства в Южной Атлантике. Саша после очередной рюмки назвал даже точное время отхода. Но самой страшной тайной было: дежурившая лодка попала в аварию! При упоминании об этом Саша подносил палец к вытянутым губам, говорил: «Ш-ш-ш!» — и добавлял: «Ты меня понял?» Все тосты, в основном, были обращены к Бриттову, обращались к нему: «Капитан!», хотя все собравшиеся за столом были капитаны, с той лишь разницей, что Бриттов был капитаном первого ранга, а остальные, (кроме Аркадия) — второго и третьего. Но — капитанами!.. Вскоре музыкант с подусниками стал объявлять об окончании вечера. Он громко и раздельно вещал в фонящий микрофон: — На! Этом! Дорогие! Друзья!.. Наш! Ансамбль! Прощается! С вами!.. — это явно был сигнал, что в оркестр надо нести деньги, чтобы они продолжили свою какофонию. Но деньги нести никто не торопился, так как в это время тралфлотовцы уже затеяли лёгкую драку. Кто-то кого-то держал, а удерживаемый, не сильно вырываясь, выкрикивал: — Урод! Я тебя урою! Сидевший в дальнем углу азербайджанец, которому надоели крики — они мешали ему уговаривать морячку провести с ним романтический остаток вечера, — кинул пустую бутылку в сторону орущих, наугад — лишь бы они заткнулись!. Среди удерживающих тралфлотовца был армянин, с которым азербайджанец всего полчаса назад случайно познакомился, при этом они обнимались, говоря друг другу: «Кавказ есть Кавказ! Неважно, кто ты есть! На чужбине весь Кавказ — братья!» И прилетевшая бутылка угодила этому армянину прямо в угол лба и рассекла кожу, со лба обильно хлынула кровь. Теперь удерживали уже армянина, тот вспомнил Нагорный Карабах и кричал: — Между нами кроф-ф-ф! Но подводникам было не до этих мелких эксцессов — они всей толпой удерживали Сашу, который упорно нёс деньги оркестру, чтобы музыка продолжалась. Остановила его только внезапно начавшаяся бурная дискуссия — кто-то из капитанов выдвинул тезис: — Они, — он имел в виду оркестрантов, — когда-нибудь станут великими музыкантами! Половина стола возразила: — Великие музыканты рубли не сшибают! Дискутирующих вполне объединило утверждение, высказанное Бриттовым: — Вот мы — русские офицеры! А гаишники — тоже офицеры? Рубли сшибают, бывает, что даже у женщин-водителей. Разве русский офицер станет у женщины деньги клянчить?! Все единодушно решили, что гаишники — не офицеры. Водки им больше не дали, буфет уже был закрыт. Аркадий при расставании напомнил друзьям про позывные самолёта «Як». И вовремя. К толпе прощающихся подтянулся Толик, а Жора, старший помощник Бриттова, тоже стал выдавать военные тайны: — Мы сейчас с перешвартовки. Лодка стоит в Гаджиево, завтра отход! — Что такое Гаджиево? — дилетантски спросил Толик. — Ну-у-у, брат! Если ты и этого не знаешь… Это же база, возле Полярного! Где город Полярный, Толя, к сожалению, тоже не знал, поэтому от прощания быстро перешёл к расставанию, он, Таня и Аркадий направились в сторону «Полярных Зорей», а подводники быстро поймали сразу два такси и помчались в своё Гаджиево. На крыльце ресторана армянин, перевязанный как вышедший из катакомб партизан, продолжал синкопически вопить: — Между нами кроф-ф-ф!!! |
|
|